Извращенная принцесса

41

ГЛЕБ

Я стою под холодной водой в душе целых десять минут, прижав руки к стене и уставившись в пол. Но ледяная прохлада ничуть не облегчает узлы в моем животе. Или тяжесть моей совести. Потому что, несмотря на себя, когда я обернулся в коридоре и обнаружил Мэл в нескольких дюймах от себя — она была зажата между мной и дверью, которую закрыла, чтобы не беспокоить Габби, — я сразу же возбудился.

Ее сладкий лимонно-ванильный аромат — словно укол адреналина прямо в сердце, спусковой крючок, пробуждающий самые примитивные желания. Я хочу Мэл так сильно, что не доверяю себе, что смогу держаться от нее подальше. Даже если я знаю, что она предпочла бы именно это.

Удерживать моральный компас, над созданием которого я так упорно трудился, очень трудно. И самое страшное в этом то, что мое влечение к ней затуманивает мои суждения. Из-за этого я возвращаюсь к ней спустя долгое время после того, как мне следовало бы отпустить ее. Не помогает и то, что я больше не знаю, как доверять ее словам. Каждый раз, когда мне кажется, что я начинаю понимать Мэл, она говорит что-то, что ставит меня в тупик.

Ее действия говорят одно, а слова — другое.

Я не знаю, делает ли она это просто по привычке или это ее стратегия выживания. И все же я начинаю думать, что она говорит только то, что, по ее мнению, я хочу услышать или, по крайней мере, то, что, по ее мнению, хочет услышать человек, которого она пытается убедить в данный момент.

Правда для нее не имеет значения. Важно лишь то, что она может манипулировать ими, заставляя делать то, что ей нужно. Полезная тактика, когда речь идет о жизни и смерти с таким сумасшедшим, как Винни.

Но я не знаю, как это истолковать. Я заблудился.

Правда — это то, что меня поддерживает. Это то, что меня учили искать и выявлять любой ценой, а с Мэл грань между правдой и ложью размывается так легко, что я совершенно перестаю ее понимать.

Вздохнув от разочарования, когда вода покрывает мою плоть мурашками, но ничего не делает, чтобы прояснить мои беспорядочные мысли, я выключаю душ. Выйдя из душа, я быстро вытираюсь полотенцем и оборачиваю махровую ткань вокруг талии, прежде чем почистить зубы. Затем, зачесав пальцами мокрые волосы назад, я направляюсь в спальню, чтобы найти пару джоггеров.

Тихий стук в дверь застает меня врасплох, и я напрягаюсь, наполовину засунув руки в ящик. Бросив взгляд на полотенце, я думаю о том, насколько разумно было бы открыть вот так. Но, возможно, Мэл действительно что-то нужно или что-то для Габби.

Подойдя к двери, я открываю ее и вижу Мэл с поднятым кулаком, готовой снова постучать. Она опускает глаза на мою обнаженную грудь, а затем на полотенце, обернутое вокруг моей талии.

— Прости, я не знала… — Ее уверенность исчезает, сменяясь нерешительностью.

— Все в порядке, — грубо говорю я, стараясь не обращать внимания на то, как от одного только ее взгляда по моей обнаженной коже пробегает теплое электричество. — Что случилось?

— Я… — Мэл судорожно сжимает пальцы, оглядываясь в сторону своей комнаты.

Она все еще одета в свое красивое кружевное платье нежно-белого цвета, которое подчеркивает ее естественный загар. А ее рубиновые губы притягивают мой взгляд, когда она не смотрит на меня.

— Все в порядке? — Спрашиваю я, делая шаг вперед, чтобы заглянуть вместе с ней в коридор.

Большая ошибка. Потому что она не отступает, как я ожидал. И я снова оказываюсь в ее личном пространстве. Ее глаза поднимаются к моим, ее подбородок приподнимается, а горло сжимается в спазме, когда она сглатывает. И когда она облизывает губы, мой член начинает набухать под полотенцем.

— Да, все в порядке, — заверяет она меня, ее голос внезапно становится придыхательным и слишком соблазнительным.

Я киваю, повторяя ее нервный жест, и тяжело сглатываю. Затем я заставляю себя сделать шаг назад, чтобы дать себе достаточно места для дыхания, чтобы ясно мыслить. Я знаю, что технически это наша «брачная ночь». Ее платье напоминает мне об этом, как пощечина. Но наш брак — не более чем попытка уберечь Мэл от рук бостонской мафии, от Келли, которые могут убить ее, как только получат то, что хотят.

Поэтому, как бы ни было велико искушение начать с ней что-то, я не могу, напоминаю я себе. Я оставил ее возле гостевой комнаты раньше, пока не сделал ничего, о чем мог бы пожалеть. Но сейчас, столкнувшись с ней во второй раз, я чувствую испытание силы воли, которое я, возможно, не выдержу.

— Тогда что ты делаешь возле моей комнаты? — Мне требуется немало усилий, чтобы сохранить ровный голос и спокойное выражение лица.

Мэл делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами и мучительно напоминая мне о той ночи, когда она пришла ко мне, первой ночи, которую мы провели вместе.

— Мне кажется, я должна отблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня и Габби, — пробормотала она.

— Ты уже поблагодарила меня, — ровно замечаю я, пульс стучит в ушах.

Но вместо ответа Мэл встает на цыпочки, ее мягкие ладони находят мою обнаженную грудь и медленно скользят вверх, чтобы зачесать волосы назад.

Ее ониксовые глаза ищут меня. Они ищут что-то глубоко в моей душе. И ее взгляд опускается к моим губам.

— Я знаю, но я не до конца поблагодарила тебя, — вздыхает она.

Она наклоняется ко мне, закрывая последние несколько сантиметров между нами, и дарит мне медленный, искрометный поцелуй. Ее полные губы опасно мягкие и манящие, а язык — освежающая мята, охлаждающая шов на моих губах, когда он выныривает, чтобы провести по ним.

Огонь пробегает по моим венам, и я обхватываю ладонями ее затылок, так как мое тело инстинктивно реагирует на это, а потребность в ней уничтожает все мои самоограничения. Мой язык проникает глубоко в ее рот, удовлетворяя ее нетерпение своим собственным голодом.

На вкус она как рай, а пахнет как богиня. Но ощущения от нее лучше, чем от самого лучшего наркотика, это пьянящее удовольствие, которое опьяняет меня при малейшем прикосновении.

Я жажду Мэл с отчаянием, которое иначе как греховным не назовешь. Именно это заставляет меня прижать ладонь к ее ключице, чтобы мягко оттолкнуть ее назад.

Наши губы расходятся, и внезапная утрата словно пронзает мою душу. Но я не отпускаю руку, удерживая ее на достаточном расстоянии, чтобы я мог встретиться с ней глазами и сказать то, что должен сказать. Потому что, как бы сильно я ни хотел Мэл, как бы страстно ни жаждал ее, я не хочу ее такой.

— Я не считаю тебя шлюхой, — хрипло произношу я, и мой голос звучит резче, чем я намеревался, с трудом сдерживая желание. — Я не хочу, чтобы ты использовала свое тело, пытаясь отплатить мне. Иди в постель, Мэл. Пока мы не сделали то, о чем ты потом будешь жалеть.

Я уже жалею об этом. Теперь, когда я поцеловал ее губы, я чувствую боль отмены.

Это будет тяжелая ночь.

Черт, как же больно видеть ее большие, красивые глаза, смотрящие на меня так, будто это я ее не хочу.

— Пожалуйста, Глеб, я… — В ее взгляде блестят непролитые слезы. — Я не хочу, чтобы ты меня больше ненавидел.

— Ненавидел тебя? — У меня голова идет кругом от такого предположения. — Почему ты думаешь, что я тебя ненавижу?

— Из-за того, что я сказала в Бостоне. Я хотела пойти с тобой в тот вечер. Хотела. Ты ведь знаешь это, не так ли? Я бы ушла с тобой. Но потом пришли Винни и Харпер с людьми Харпера, и я просто… Я не могла позволить им убить тебя. Поэтому я сказала то, что должна была сказать, чтобы они остановились.

Закрыв глаза, я тяжело сглатываю. Я знаю, что ее слова спасли мне жизнь. И может быть, она говорит правду, может быть, она согласилась выйти замуж за Винни только для того, чтобы защитить меня. Но действительно ли она хотела вернуться со мной в Нью-Йорк? Или она просто говорит это сейчас, потому что думает, что я хочу это услышать?

Черт!

— Пожалуйста, Глеб, — шепчет Мэл, ее рука снова находит мою грудь. Ее ладонь ложится прямо на мое бьющееся сердце, которое я так старательно пытаюсь контролировать. — Пожалуйста, не отгораживайся от меня.

Я открываю глаза, чтобы понять смысл ее слов, и слезы, блестевшие на ее ресницах, становятся моей погибелью.

— Я не ненавижу тебя, Мэл. Я никогда не смогу тебя ненавидеть, — заверяю я ее.

И, словно зародив собственную жизнь, моя рука поднимается от ее ключицы и касается мягкой щеки.

— Тогда скажи, что прощаешь меня, — настаивает она. — За то, что я сказала там в клубе.

Почему мне кажется, что нож все глубже вонзается в меня? Вонзается в мое нутро?

— Не за что прощать. Ты поступила так, как считала нужным, — уверяю я ее. — Ты спасла мне жизнь. Я знаю это.

Но значит ли это, что она действительно хочет меня, как следовало бы из ее поцелуя? Или она просто делает это сейчас, чтобы исправить то, что не входит в ее обязанности? Что правда, а что ложь? Я больше не могу сказать.

Напутственные слова Мэл, сказанные ею во время каждой из наших прошлых ссор, торопливо возвращаются ко мне, заполняя мой разум, как будто мозг только и ждал, чтобы я задал этот вопрос:

Мне нужно пространство. Мне нужна свобода. И я думаю, мы оба знаем, что ты не можешь мне этого дать.

Мне нужно найти свой собственный путь, свою собственную жизнь, и я должна сделать это без тебя.

Если я не выберусь, я никогда не буду счастлива. Я никогда не стану по-настоящему свободной.

Тебе нравится притворяться, что ты так отличаешься от всех остальных мудаков, которые хотят обладать мной. Но на самом деле ты просто хочешь владеть мной, как и все остальные мужчины, которых я когда-либо знала.

Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Глеб. Просто… вернись в Нью-Йорк и оставь меня в покое.

И тут на меня обрушивается тонна кирпичей. Эти слова ничем не отличаются от того, что она сказала Винни: Ты окажешь мне услугу, если прогонишь его… Он ничего для меня не значит.

Да, она сказала эти слова, чтобы спасти мне жизнь. Но это не делает их менее правдивыми. И теперь она пытается исправить мое сердце, мою гордость, потому что я слишком зависим, чтобы держать себя в руках. Я не хотел видеть правду такой, какая она есть.

— Ты говоришь, что прощать нечего, но тогда почему ты почти не смотришь на меня с тех пор, как согласился жениться на мне сегодня днем? — Давит она. — Почему ты не хочешь со мной разговаривать?

Я качаю головой, мое горло сжимается от эмоций, которые грозят поглотить меня. Потому что в этот раз я не могу сказать ей правду. Я не могу заставить себя сказать, что это потому, что сегодняшний день был одним из самых счастливых за все мое поганое существование. Мне кажется, что я каким-то образом выиграл золотой билет.

И все это за ее счет.

— Пожалуйста, Глеб. Разве мы не можем провести одну ночь, когда отложим в сторону все наше дерьмо? Я не хочу, чтобы наша брачная ночь была пустой и бессмысленной. Я не хочу быть одна.

Мэл снова делает шаг вперед, и на этот раз я не могу заставить себя остановить ее. Я не могу сопротивляться.

Я знаю, что потом буду ненавидеть себя за это.

Но что-то в том, как Мэл умоляет, заставляет меня сходить с ума.