Извращенная принцесса

7

ГЛЕБ

Я заезжаю во двор усадьбы Петра, ставлю машину на стоянку. В зеркале заднего вида я вижу, как позади меня паркуются Лев и Дэн. Поскольку мы не были уверены, сколько там будет девушек, нам нужно было столько места, сколько мы могли бы осилить в одиночку, поэтому каждый из нас поехал отдельно на край усадьбы Михаила.

Добраться оказалось проще, чем я думал. Но, судя по тому, что рассказала мне Мэл по дороге домой, Живодер был несколько самоуверен, что Велес больше не будет для него проблемой. И правильно сделал. Чего бы я только не отдал, чтобы совершить сегодня второй заход и доказать Михаилу, что он еще больше ошибается, перерезав ему горло во сне. Но девочки — мой приоритет. После похода через лес босиком по снегу, в слишком скудной одежде, после нескольких дней недоедания и издевательств они нуждаются в заботе и внимании. Так что месть подождет.

Мы проводили девочек внутрь, и их изумленные глаза отражают взгляд, которым дом Петра на севере штата одаривают все, кто видит его впервые. Массивный и роскошный, он каким-то образом умудряется ощущаться теплым и гостеприимным, несмотря на свои огромные размеры. Думаю, в этом есть заслуга нынешней госпожи Велес, ведь не всегда он был таким… гостеприимным.

— Каждая из этих комнат была приготовлена для вас, девочки, так что вы можете выбрать ту, в которой захотите переночевать, — объясняю я, ведя их в крыло дома, где находятся гостевые комнаты. — Завтра мы полетим в Нью-Йорк. Оттуда мы сможем доставить вас пятерых обратно в ваши дома если, конечно, вам есть куда возвращаться. — Я смотрю в глаза каждой из пяти новых девушек, которых мы нашли закованными в цепи рядом с теми пятью, которых я приехал спасать.

Хотя они все еще осторожны, как и имеют на то полное право, а Мэл и остальные четыре явно рады нашему присутствию и тому, что мы их освободили, новые девушки, похоже, с самого начала готовы доверять нам гораздо больше, чем последняя группа, которую мы спасли от Михаила.

— А пока у каждой из вас есть ванная комната. Чистая одежда в ящиках. Не стесняйтесь брать все, что подходит. Дежурный врач скоро будет здесь, чтобы убедиться, что ваши травмы устранены.

— Спасибо, Глеб, — пробормотала Энни, в ее глазах заблестели слезы.

Рядом с ней Мэл по-матерински обхватывает плечи младшей девочки. И вид ее, непоколебимой и готовой передать другим свое мужество, несмотря на все, что ей пришлось пережить, вызывает в моем сердце благоговейный трепет. Она бесстрашная, огненная сила природы. Она была такой с того момента, как я впервые увидел ее. Я не сомневаюсь, что прошлое Мэл сформировало в ней ту железную волю, которой она обладает. И хотя порой это выводит из себя, именно в такие моменты я понимаю, насколько бесценна Мэл.

Я отрывисто киваю Энни, а затем прочищаю горло, чувствуя себя неловко из-за множества заплаканных лиц. Я не умею владеть эмоциями. Мой отец вбил мне в голову необходимость этого в раннем возрасте, поэтому я не знаю, как справляться с тем, что девушки плачут. Но я стараюсь.

Я уважаю Петра, и он и его жена Сильвия доказали, насколько важным может быть сочувствие. Это то, что отделяет нас от монстров вроде Михаила, и, несмотря на то, каким меня воспитал отец, я хочу стать кем-то большим.

— Приведите себя в порядок. Как только доктор осмотрит вас, и вы успеете освоиться, мы вас оставим. Если что-то понадобится, Лев, Дэн и я будем в коридоре. — Я жестом показываю в сторону наших комнат. — Но мы не будем вас беспокоить, если вам нужно место.

— У вас есть… еда? — Неуверенно спрашивает девочка на руках у Мэл, и ее подбородок дрожит.

— Персонал сейчас готовит ее. Скоро вам принесут. — Могу только представить, как они голодны. При беглом осмотре коттеджа я подумал, что они уже несколько дней не ели ничего существенного. Еще одна причина, по которой я могу сломать все кости в теле Михаила Сидорова.

Мэл нежно гладит самую младшую девочку подростка по волосам.

— Давай приведем тебя в порядок, — предлагает она.

— Самолет будет завтра в семь утра. Но выделите время, которое вам нужно, — говорит Петр.

На линии воцаряется долгое молчание, пока я вышагиваю по открытому пространству отведенной мне комнаты. Я позвонил ему, чтобы сообщить последние новости, когда девочки устроились на ночлег, и он был более чем рад услышать, что мне удалось найти всех пятерых живыми. Но я все еще на взводе, потому что мой пахан вернулся в Нью-Йорк с предателем, а я нахожусь за много миль от него и ничего не могу с этим поделать.

Я все время оказываюсь в таком положении, разрываясь между тем, где я есть, и тем, где я должен быть. И хотя Петр поручил Вэлу прикрывать его спину, после смерти Ефрема мы потеряли не только ценного солдата, готового на все ради защиты Петра, но и моего единственного подозреваемого в том, кто может быть нашей крысой. Мне нужно время, чтобы все переосмыслить. Но я не могу сделать это, находясь здесь, наверху.

— С девочками все в порядке? — Спрашивает Петр, наконец нарушая молчание.

— Доктор подтвердил, что все заживет хорошо. У Тиф сотрясение мозга и рана на лице. В остальном это просто множество шишек, синяков и, к сожалению, небольшие обморожения, потому что у них не было обуви для побега. Как сообщили девушки, никто не был изнасилован, хотя все они очень травмированы.

Я почти слышу, как Петр с отвращением кивает.

— Ты разгадал план Михаила в отношении них?

— Судя по тому, что рассказали девушки, их собирались продать. Они приехали в грузовике с кучей других девушек, но большинство из них там не выгрузили, только избранную группу. Остальных, вероятно, вывезли из страны. По-моему, это говорит о том, что Михаил перенес свои VIP-аукционы на север штата. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти решение после того, как мы взорвали "Эбони и Айвори".

В джентльменском клубе, на который мы нацелились не так давно, проводились дорогие аукционы Михаила — те, где его особые клиенты с особыми вкусами были готовы платить за то, что им нужно. В свою очередь, Михаил сделал бизнес на поиске девушек, которые могли бы соответствовать этим наклонностям. Как правило, это молодые девушки, девственницы и женщины необыкновенной красоты.

Когда мы уничтожили "Эбони и Айвори", его бизнесу был нанесен ощутимый удар. Некоторое время Михаилу пришлось довольствоваться своим отвратительным ночным клубом "Калейдоскоп", который, я уверен, оскорбил немало его самых богатых клиентов. Но, думаю, теперь с этим покончено.

— Блядь, — рычит Петр. — Мы еще раз соберемся и все обсудим, когда ты вернешься домой, но я хочу, чтобы этот мудак заплатил. За все, что он сделал.

— Согласен.

Тихий стук привлекает мое внимание к двери, как только я заканчиваю разговор с паханом, и я хмурюсь. Уже поздно. Девочки уже должны быть в постели, а Лев и Дэн ушли по комнатам одновременно со мной, так что я не ожидал, что ко мне придут гости.

Я еще не успел привести себя в порядок, и от меня пахнет костром после того, как мы развели огонь на кухне у Михаила, но это подождет. Подойдя к двери, я открываю ее и вижу, что на меня смотрят глубокие ониксовые глаза в форме слез.

— Мэл. — Ее имя срывается с языка, а мой пульс учащается. Почему эта девушка из всех женщин на земле так сильно на меня влияет, я не могу сказать. Но это ощутимое, всепоглощающее преображение, которое происходит всякий раз, когда она входит в комнату. — Что ты…? — Я прочищаю горло. — Чем я могу тебе помочь?

— Эй… — Мэл прикусывает нижнюю губу, как будто внезапно застеснялась, и ее подбородок опускается, пока она не смотрит на меня сквозь густые темные ресницы. — Я просто… хотела зайти и поблагодарить тебя как следует за то… я имею в виду, что ты снова спас нас.

От ее явной нервозности у меня по позвоночнику пробегают мурашки, мое тело реагирует инстинктивно, всегда готовое нейтрализовать какую-то скрытую угрозу. Но я понял, что моя повышенная чувствительность к Мэл не всегда означает опасность. И сейчас я не могу сказать, нервничает ли она, подходя ко мне после нашей последней встречи в ее доме, или это остаточный эффект от ее недавнего похищения.

— Все хорошо, — заверяю я ее, сохраняя спокойный тон. Я стараюсь держать себя в руках, когда нахожусь рядом с Мэл, потому что ее присутствие, как правило, затуманивает мои мысли.

Она красива, умна, забавна, смела, — слишком много привлекательных качеств, которые я нахожу глубоко притягательными, поэтому я стараюсь держать ее на расстоянии. Мне стоит немалых усилий напоминать себе, что ей всего восемнадцать, и она уже через многое прошла, только что став совершеннолетней на законных основаниях.

Я отказываюсь пользоваться этим, хотя связь между нами ощутима. Она доверилась мне, потому что я спас ее от самой страшной участи. Я не хочу пользоваться этим доверием. Я хочу быть таким человеком, каким она меня видит, даже если это далеко от реальности. Тем не менее, воздух между нами потрескивает, когда Мэл продолжает удерживать мой взгляд. Ее глаза опускаются к моим губам, и, когда ее розовый язычок выныривает, чтобы смочить губы, в глубине моего живота зарождается тоска.

— Глеб, я…

Влага заставляет ее глаза блестеть, и Мэл быстро смывает ее, приближаясь ко мне. В нос ударяет свежий запах розового шампуня, не похожий на ее привычный аромат ванили и лимона, но все равно притягательный.

— Я очень хочу поцеловать тебя, — вздыхает она, и ее голос нехарактерно дрожит.

Это разрушает мою решимость. Мое желание прикоснуться к ней было почти агонистическим. Но я не мог представить, что она захочет этого после того, что ей пришлось пережить. А когда я случайно прикоснулся к ней, она просто содрогнулась от отвращения. Поэтому услышать, что она хочет того, чего я отчаянно жаждал и отказывался признать, все равно что ударить кувалдой по треснувшему стеклу. Потому что среди всей суматохи, напряжения и насилия последних нескольких дней я не переставал думать о поцелуе, который мы разделили на ее кухне, и о том, как она запаниковала сразу после этого.

Я не хочу, чтобы это повторилось.

— Не думаю, что это хорошая идея, — прохрипел я, мой голос внезапно стал хриплым от усилий сохранить контроль над своими порывами. Я тяжело сглатываю, слова горчат на языке. Потому что я не хочу ничего, кроме как завладеть ее губами прямо сейчас.

Она кивает, опустив глаза на свои руки, которые нервно шарят в районе живота.

— Потому что я испорченный товар?

Черт возьми, она, должно быть, шутит. Не знаю, откуда у нее взялась такая идея, но она приводит меня в ярость, вызывая к жизни тот незнакомый накал эмоций, которым я все еще учусь управлять. И прежде, чем я успеваю обдумать разумность своих действий, я хватаю ее за подбородок и наклоняю его вверх, заставляя посмотреть на меня.

— Почему ты так говоришь?

Ее глаза расширяются, губы раздвигаются в тихом вздохе, а то, как трепещет ее пульс на венах в горле, говорит о том, что я ее напугал. Блядь. Вот почему я не должен прикасаться к ней. Она заслуживает лучшего, чем я. Кого-то нежного, цивилизованного, кого-то, кто знает, как с ней обращаться. Благими намерениями тут не обойдешься, а я нахожусь далеко за пределами своей зоны комфорта.

Я отпускаю ее с шипением разочарования и отступаю назад, чтобы освободить пространство между нами. Но, к моему изумлению, она следует за мной, переступая порог моей комнаты.

— Почему я так говорю? — Требует она, мгновенно разозлившись. — Потому что это правда. Ведь все мужчины хотят именно этого, не так ли? Кого-то нетронутого, кого они могут назвать своей. И как только это происходит, мы просто ничего не стоим. Поврежденные. — Огонь, разгоревшийся в ее глазах, сжигает ее робость. Это та Мэл, которую я знаю, — яростная гордая женщина, которая не желает, чтобы ее считали чьей-то собственностью или товаром.

Но как бы я ни был благодарен ее возвращению, слова Мэл меня глубоко тревожат. Значит ли это, что она ставит меня в одну категорию с мужчинами, которые ценят ее девственность превыше всего? Тогда возникает еще более серьезный вопрос: неужели она пытается сказать мне, что ее изнасиловали, пока я ее искал?

Доктору она сказала, что нет. Но, насколько я понимаю, когда мы только привезли их домой, Сильвия установила, что все женщины, которых мы украли у Михаила, включая Мэл, были девственницами, предназначенными для продажи за большие деньги на черном рынке. Так если она "испорченный товар", значит ли это, что кто-то над ней надругался?

Стиснув зубы, я напрягаю челюсть, изучая яростное выражение лица Мэл. Под ее гневом я чувствую боль, которая разрывает мне сердце. Едва заметное дрожание ее подбородка предупреждает меня о том, что она на грани слез, и я хочу исправить то, что причиняет ей боль.

— Ты не испорчена, — категорично заявляю я, стараясь выразить свои эмоции так, чтобы не усугубить ситуацию.

— Но ты не хочешь меня поцеловать, — говорит она тоном, полным обвинения.

Я не могу так поступить. Я не могу быть разумным сейчас. Не тогда, когда она смотрит на меня так, будто я только что сказал ей, что она нежелательна. При этом мне требуется все мое самообладание, чтобы не прикоснуться к ней.

— Я никогда этого не говорил, — огрызаюсь я, и мои слова выходят более горячими, чем я предполагал.

— Ты сказал, что это плохая идея, и тебе явно не понравилось, когда я поцеловала тебя в первый раз…

— Черт, Мэл! — Я вскидываю руки вверх, возмущенный тем, что мне каким-то образом удалось стать плохим парнем. — Ты думаешь, я не хочу тебя? Думаешь, я не думал об этом сотни раз с тех пор, как ты меня поцеловала? Я хочу тебя так чертовски сильно, что не могу доверять себе рядом с тобой. Но я не могу прикоснуться к тебе, не заставив тебя вздрогнуть, и я почти уверен, что ты только что сказала мне, что тебя изнасиловали за последние несколько дней. Так что нет, я не думаю, что это хорошая идея!

Мэл замолкает, выражение ее лица шокированное, возможно потому, что это самая длинная речь, которую я произнес в ее присутствии. Это определенно самая сильная эмоция, которую я выразил. Затем она делает еще один шаг вперед, закрывая пространство между нами.

— Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, Глеб, — рвано дышит она, ее ладони находят мою грудь и усиливают сердцебиение. — Только ты.

Фуууух. Если она серьезно, несмотря на все, через что ей пришлось пройти, то у меня не хватит сил отказать ей. Стараясь, чтобы мои движения были медленными и нежными, я обхватываю ее одной рукой за талию. Пальцами другой руки я зачесываю ее густые черные локоны, глажу по затылку и притягиваю к своей груди.

Наши губы сближаются с той же силой притяжения, которая зажгла мое тело, когда она поцеловала меня в первый раз. Мел задыхается, ее губы расходятся, и я углубляю поцелуй. Проводя языком по ее рту, я ощущаю нотку корицы.

Руки Мэл обвиваются вокруг моей шеи, притягивая меня ближе. И, не разрывая поцелуя, я отпускаю ее талию, чтобы потянуться за ней и захлопнуть дверь.