Как «шаттл» Москву «бомбил»

14. Как и когда принимались решения в советских верхах

Как мы видим из хронологии разработки программы «Энергия»-«Буран», изложенной в предыдущей главе, отчет Ю.Г.Сихарулидзе о возможном использовании американского космического корабля многократного использования «Спейс шаттл» в виде орбитального бомбардировщика для нанесения по Москве внезапного обезоруживающего «ныркового» ядерного удара, «всплывает» только однажды – осенью 1978 года при подготовке краткой справки для Леонида Ильича Брежнева.

Но, скорее всего, таких «всплытий», сыгравших определенную роль в истории советской программы «Энергия»-«Буран», было минимум три:

- весной-летом 1976 года;

- осенью 1978 года;

- в период примерно с марта 1983 по июль 1985 года.

Прежде чем рассказать об этих «всплытиях» «ныркового» отчета сотрудников ИПМ АН СССР, посмотрим, как вообще функционировала сама система принятия решений «по космическим вопросам» в Советском Союзе. Предоставим слово Дмитрию Пайсону:

«Говоря о взаимоотношениях государственного руководства и промышленных предприятий, создающих ракетно-космическую технику, следует иметь в виду следующие особенности. Во времена Советского Союза разделение функций между заказчиками и подрядчиками по ракетно-космическим программам носило достаточно условный характер - и те и другие представляли единое государство, управлялись в рамках общей системы плановой экономики и выполняли одни и те же постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В силу этого, во-первых, любая межфирменная конкуренция носила достаточно «выморочный» характер и часто сводилась к подковерной борьбе. Во-вторых, между организациями заказчика, будь то Военнопромышленная комиссия (ВПК), ЦНИИмаш, 50-й ЦНИИ или заказывающие управления Минобороны, и промышленными предприятиями, проектирующими и изготавливающими ракетно-космическую технику, сложились отношения, отличные от отношений, например, НАСА и его подрядчиков. В СССР НИОКР по конкретным программам сосредоточивались на головных предприятиях, а не у заказчиков. В результате не подрядчики - КБ и заводы - получали ТЗ заказчиков на проектирование и изготовление конкретных элементов техники и агрегатов в соответствии с общей концепцией, проработанной заказчиком, а заказчик принимал, одобрял и оформлял постановлением правительства один из предложенных предприятиями альтернативных вариантов, и в этих условиях подготовка ТЗ становилась прерогативой исполнителей»[27].

Дополнительные штрихи к общей картине добавляет книга «Военные аспекты советской космонавтики» Максима Тарасенко:

«В отличие от США, где в 1958 году космическая программа была разделена на военную, осуществляемую Министерством обороны, и гражданскую, реализуемую специально созданным Национальным управлением по аэронавтике и космосу (НАСА), в СССР вся космическая деятельность шла в едином русле и осуществлялась по такой же схеме, что и разработка и эксплуатация ракетного вооружения.

Научно-исследовательские и опытноконструкторские работы (НИОКР) и производство велись предприятиями оборонно-промышленного комплекса, объединенными в 9 министерств, подведомственных Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР (ВПК), тогда как приемка и эксплуатация произведенной техники относились к ведению

Министерства обороны. Деятельность ВПК и Министерства обороны контролировалась оборонным отделом ЦК КПСС и секретариатом ЦК, в котором была предусмотрена должность секретаря ЦК КПСС по оборонно-промышленным вопросам.

На этапе разработки систем военного назначения Министерство обороны выступало в качестве заказчика, оформляющего техническое задание на создаваемую систему. Однако финансированием НИОКР или серийного производства Министерство обороны не распоряжалось. Решения о разработке систем или запуске их в производство принимались совместными постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров (или ВПК), а средства задействованным предприятиям выделялись не через бюджет Министерства обороны, а по линии соответствующих промышленных министерств непосредственно из государственного бюджета.

Такая система имела целью скрыть истинные масштабы военных расходов, но она же приводила к тому, что фактическим заказчиком военных систем выступали сами производящие министерства, а верховные полномочия по распределению средств принадлежали Политбюро и аппарату ЦК КПСС.

Тем самым создавались объективные предпосылки для осуществления не наиболее эффективных, а наиболее экстенсивных и дорогостоящих программ. В отсутствие финансовых рычагов взаимоотношения заказчиков и производителей могли строиться только на личных взаимоотношениях, а все кадровые вопросы на сколько-нибудь существенном уровне контролировались общим отделом ЦК КПСС.

Сказанное относится к советским военно-техническим разработкам вообще и, в частности, справедливо для космических систем»[34].

Как видим, обе характеристики достаточно исчерпывающие, но был еще целый ряд факторов, которые серьезнейшим образом влияли на судьбы космических проектов в СССР в 70-е-80-е годы минувшего столетия.

Одним из таких факторов являлось отношение к космонавтике Министерства обороны СССР.

Казалось бы, Министерство обороны – это структура «второго плана», подчиненная и ЦК КПСС, и Совету Министров СССР, а в общем плане – даже Верховному Совету СССР. Но на практике голос советских военных никогда не был слаб при «кремлевском дворе».

Начиная практически от самих истоков советской космонавтики, «военная косточка» относилась к космическим устремлениям С.П.Королева и его соратников весьма прагматично. Все, что касалось военных программ – спутники-разведчики, истребители спутников и т.п. – однозначно и практически безоговорочно поддерживалось, все что касалось «мирного космоса» - воспринималось в лучшем случае со скептическими и ироническими улыбками и одобрялось под большим скрипом и фактически под давлением высшего советского и партийного руководства. Правда, среди военных было и свое «космическое лобби» - круг военных организаций и институтов, так или иначе непосредственно связанных с темой космоса.

Скептическое и отчасти негативное отношение руководства Министерства обороны СССР ко многим космическим программам хорошо прослеживается при анализе дневников генерал-полковника Николая Петровича Каманина «Скрытый космос»:

«5 мая (1961 года – С.Ч.).

Члены Военного Совета ВВС и Р. Я. Малиновский (министр обороны СССР в то время – С.Ч.) с женой и дочерью с 18:00 до 24:00 были в ЦПК (Центре подготовки космонавтов – С.Ч.) на встрече с космонавтами и их женами. Встреча прошла хорошо, но наши попытки «раскачать» министра не дали заметных результатов. Он дважды и довольно длинно выступал, но когда

космонавты пытались ставить перед ним конкретные вопросы по военному освоению космоса, он отделывался шутками и туманными рассуждениями. Пока что Малиновский не понимает военного значения космоса и не хочет что-либо предпринять для наращивания успехов в этом деле.

6 февраля (1962 года – С.Ч.).

Министром обороны создана комиссия под руководством генерала армии Лучинского с целью рассмотреть, что еще можно «отрезать» от ВВС в пользу ракетных войск. Вредная директива министра о распределении функций в освоении космоса уже начинает портить дело. Если и дальше так пойдет, и в правительстве не будет создан специальный орган по руководству космонавтикой, то в 1962-1963 годах Америка нас обгонит. Надо признать, что сейчас мы лидируем только формально, а по сути - уже отстаем: 120 запусков спутников в Америке и 20 - у нас. США непрерывно готовят и испытывают все новую и новую технику, непрерывно получают мощный поток информации из космоса, а мы пока лишь «пульсируем»; слишком велики перерывы между полетами. В том, что мы отстаем от США в космосе, мир сможет убедиться в 1963 году, но убедить в этом наших руководителей почти невозможно.

23 августа (1962 года – С.Ч.).

Королев, Смирнов и Келдыш согласились с точкой зрения ВВС о необходимости построить еще несколько кораблей «Восток». Главный наш противник в этом деле -министр обороны маршал Малиновский. Переубедить его - дело трудное. Перед вылетом из Москвы я узнал, что маршал Гречко (первый заместитель министра обороны СССР с 1960 года – С.Ч.) вернул наш заказ на строительство десяти «Востоков» с резолюцией «Отложить». Оба маршала тормозят развитие космонавтики, они уверены в своей правоте. Их высокие воинские звания и военная бюрократия мешают близкому общению с ними и лишают нас возможности воздействовать на них. Руднев, Смирнов, Келдыш и Королев лучше понимают военное значение космоса, чем наши самые высокие военные руководители. Обидно за них.

22 марта (1964 года – С.Ч.)

Вот глупейшая «позиция» руководства Министерства обороны. «Пехота» даже в атомный и космический век остается пехотой и дальше поля боя свое «рыло» поднять просто неспособна. Я зол не на наших замечательных пехотинцев, а на их ограниченных руководителей, которым, к сожалению, подчинена авиация и космонавтика. Уже более двух лет мы пытаемся убедить министра в необходимости снять путы с космонавтики, но все наши усилия разбиваются о тупое равнодушие Малиновского. В одном мы нашли поддержку министра - он в «телячьем» восторге от космических игрушек (модели ракет с объемными портретами космонавтов). Малиновский специально звонил Вершинину и просил заказать как можно больше таких игрушек и рекомендовал наладить массовый их выпуск. Вывод: министр обороны категорически против заказа космических кораблей «Восток» и всей душой поддерживает массовое производство космических игрушек.

18 февраля (1967 года – С.Ч.).

Руденко рассказал мне сегодня о его встрече с маршалом Гречко по вопросу создания службы поиска лунных кораблей и спасения космонавтов. Гречко остался за Малиновского и продолжает его линию в космосе, то есть отказывается не только от инициативного решения проблем космических исследований, но и не выполняет постановления партии и правительства. Узнав, что на создание службы поиска требуется 9000 человек и 25-30 миллионов рублей, Гречко заявил: «Ни численности, ни денег не дам -делайте, что хотите, но в правительство я обращаться не буду... Я против полетов на Луну...» Это заявляет Маршал Советского Союза, министр обороны (тогда еще заместитель министра обороны СССР – С.Ч.). Дальше собственного узкопехотного носа Малиновский, Гречко и Захаров не хотят ничего видеть. Вот при таком отношении их к космосу нам и приходится пробивать препятствия и находить решения самых интересных проблем современности. Маршалу Гречко, наверное, и в голову не приходит, что космонавтика - это в первую очередь бурное развитие техники и науки, которое положительно скажется на всех аспектах существования человечества и кроме того может резко поднять обороноспособность страны.

24 декабря (1970 года – С.Ч.).

Надо сказать, что Гречко удивительно непоследователен. В середине этого года он подписал письмо Устинову, обосновывающее целесообразность создания орбитального самолета, с просьбой обязать МАП, МОМ, МОП и другие министерства ускорить согласование проекта решения ЦК. А через три месяца, когда проект был завизирован промышленными министерствами, Гречко наложил на него вето, написав такое заключение: «Фантазия. Нам деньги нужны на более конкретные цели»[35].

Со своей точки зрения ситуацию, сложившуюся вокруг создания крылатых космических кораблей, прокомментировал и Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Константин Петрович Феоктистов в книге «Траектория жизни»:

«…Ракета это полет, а полет - это ВВС, а следовательно, ВВС должны стать заказчиком и ракет для космических кораблей и станций, и эти ракеты должны быть крылатыми, как и самолеты.

Поэтому появление сообщений о разработке «Шаттла» в Соединенных Штатах было манной небесной для ВВС. Они ринулись к тогдашнему министру обороны А.А.Гречко: враги делают «Шаттл», надо и нам. Как правило, заказы ВВС осуществлялись по такому принципу, поэтому наша авиация и плелась в хвосте американской: авиационные генералы не в состоянии были выдавать новые идеи, а подглядывать за потенциальным противником, красться за ним - это вполне в духе наших вояк. Но Гречко был человек трезвомыслящий и послал их по всем осям.

Через некоторое время ребята оправились от испуга и пошли к Д.Ф.Устинову, тогда секретарю ЦК по оборонным вопросам. И он, естественно, послал их в том же направлении. Тогда они проникли к Брежневу. Убеждали его, что «Шаттл» это на самом деле не транспортная система, а оружие. Дескать, выводят американцы «Шаттл» на орбиту с наклонением плоскости орбиты к экватору 28 градусов. Такое наклонение определяется тем, что запуски его осуществляются с космодрома во Флориде, и это означает, что трасса полета «Шаттла» не поднимется выше широты 28 градусов и, следовательно, никогда не проходит над нашей территорией, она проходит южнее Москвы примерно на 2500 км. Мы к этому привыкаем и никаких мер не принимаем. Но… «Шаттл», возвращаясь в атмосферу, может сделать боковой маневр до 2500 километров. И когда они решат, «Шаттл» может сделать маневр и сбросить водородную бомбу на Москву: Политбюро нет, Кремля нет!.. Вот какой коварный замысел у наших врагов - одним ударом покончить с СССР и выиграть третью мировую войну. А ваши недальновидные подчиненные - Устинов и Афанасьев -этого не понимают (на свое начальство, на Гречко, жаловаться побоялись!). И «дальновидный» генсек вызвал к себе Устинова и Афанасьева, отечески пожурил и дал указания. Так началось «Буранное дело».

Более бредового обоснования придумать трудно. Одной бомбой выиграть мировую войну? Как бы ни оценивать американских генералов и политиков, они до такого маразматического плана додуматься не могли. И наше начальство тоже это понимало, все понимали бессмысленность повторения шаттловской ошибки. Но приняли к исполнению - деньги-то пошли. Более того, сражались насмерть за возможность участия в этом позорном деле, особенно за то, чтобы возглавить его: им впереди светила карьера, возможность выбиться на «самый верх»! [36]

Константин Петрович во многом прав в своих оценках – хотя бы в том, что позиция по вопросам перспектив советской космонавтики «космической фракции» в ВВС очень сильно, – если вообще не диаметрально противоположно, – отличалась от общей позиции Министерства обороны СССР в том же вопросе. Но относительно мнения Д.Ф.Устинова и С.А.Афанасьева он ошибается – если поначалу они действительно занимали некую выжидательную и наблюдательную позицию в вопросе о необходимости создания «советского шаттла», то с началом 70-х, – то есть еще до публикации отчета Ю.Г.Сихарулидзе, – горой стали за то, чтобы свой космический самолет все же делать, хотя в целом замысел американцев был еще не ясен до конца, но «лучше перебдеть, чем недобдеть». Поэтому и «отеческий вклад» Леонида Ильича Константином Петровичем сильно преувеличен.

Ну, а теперь самое время поговорить о «трех всплытиях» отчета Ю.Г.Сихарулидзе и их реальном влиянии на судьбы советской космонавтики.

«Первое всплытие» произошло, разумеется, весной 1976 года после рассылки отчета Ю.Г.Сихарулидзе по инициативе Президента АН СССР М.В.Келдыша по многим советским инстанциям. Оказал ли влияние этот документ на программу «Энергия»-«Буран»? На старт самих разработок явно нет, поскольку отслеживание заокеанских «эволюций» программы «Спейс шаттл» различные советские государственные организации вели еще задолго до официального объявления ее президентом Ричардом Никсоном 5 января 1972 года. А примерно с 1972 года постепенно сдвинулись с места и разработки уже собственно «советского шаттла» - постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 февраля 1976 года лишь расставило все точки над «і».

Получается, что сотрудники ИПМ АН СССР в буквальном смысле со своим отчетом ломились в открытые двери? Это, мягко говоря, не совсем так. И вот почему.

Понятно, почему была негативной реакция на отчет Глеба Евгеньевича Лозино-Лозинского: к профессионалу, который уже едва ли не два десятка лет занимается «крылатым космосом», пришли «математики-теоретики» и несут какую-то околесицу о «ныряющих» над Москвой шаттлах с ядерной бомбой на борту.

Но вот почему так обрадовался отчету первый заместитель министра общего машиностроения СССР генерал-лейтенант-инженер Георгий Александрович Тюлин, что даже совершил свой знаменитый переход Миусской площади в Москве (из здания Министерства общего машиностроения СССР в корпус Института прикладной математики АН СССР)? Почему буквально с руками оторвал у него экземпляр этого отчета начальник Главного управления космических средств генерал-полковник Андрей Григорьевич Карась?

Потому что за базисным постановлением ЦК партии и Совмина должны были последовать другие постановления и решения. В том числе и по военным нагрузкам будущего корабля «Буран». А как обосновать дополнительные ассигнования на них? Конечно, внешними угрозами со стороны вероятного противника. Поскребли по сусекам. Негусто получается: программа военной пилотируемой лаборатории МОЛ закрыта американцами несколько лет назад, якобы гражданский «Скайлэб» на «глубокой заморозке» после 1974 года, спутники-разведчики привычно летают… «Жидко» как-то…

И тут такой подарок! Шаттл «проклятых супостатов» ныряет над Кремлем с ядерной бомбой под дельтовидным крылом! Да под этот «салатик», товарищи дорогие, можно такой шикарный «обед» у ЦК партии и Совмина заказать, что ешь да ешь! Нет, мы заставлять наш будущий «Буран» нырять над Вашингтоном не будем – проблем с конструкцией такого орбитального «бомбера» не оберешься, а как их решать – не ясно. А вот ответить несимметрично и нестандартно – это наше! К примеру, выводим на орбиту орбитальный блок типа будущего «Мира» с шестью узлами, а к ним стыкуем минимум четыре больших модуля размером с «бурановский» корпус. А в грузовых отсеках - много маленьких крылатых космических самолетиков «БОР» с ядерными зарядами. И если американцы «вдруг», то мы ими по Америке и трах, и шарах! Это вам, товарищи, не единичный шаттл с ядерной хлопушкой, это скрытая до поры до времени возможность осуществления массированной ядерной атаки!

Что-что, а стимулировать «военный аспект» программы «Энергия»-«Буран» отчет Юрия Григорьевича Сихарулидзе вполне мог.

Но возникает вопрос: а почему сразу нельзя было «накачать» соответствующим финансированием базисное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 февраля 1976 года?

А потому, что в верхах кое-кто недопонимал значения будущей военно-космической программы. Прежде всего, член Политбюро, министр обороны СССР А.А.Гречко, за которым было все в полном составе оборонное министерство с многочисленным сонмом маршалов и генералов за исключением, пожалуй, только «космической фракции» в ВВС. Представьте себе ситуацию. Только-только разобрались с закрытием пилотируемой лунной программы Н-1-Л-3, которая свыше десяти лет активно «кушала» из государственного бюджета. И вот новая напасть – крылатый космический корабль! А для чего? Мотивация: раз есть такая штуковина у «вероятного противника» - должна и у нас быть! Логично, вроде бы, звучит, но все-таки не слишком убедительно. А у нас же есть еще сухопутные войска, которым нужны танки и пушки, есть морской флот, которому нужны новые линкоры и субмарины, есть авиация, которая жить не сможет без современных бомбардировщиков, истребителей и штурмовиков. Поэтому разработки космического самолета – это хорошо, но «золотого дождя» над ним не будет. «Экономика, товарищи, должна быть экономной!» - этот тезис войдет в официальный политический оборот позже, но на практике использовали его и до оглашения с высоты партийного съезда.

С другой стороны, сторонников усиленного финансирования проекта советского крылатого космического корабля и ракеты для него, - тоже рать немалая. И впереди воеводой – сам Дмитрий Федорович Устинов, секретарь ЦК КПСС, в том числе и по оборонной тематике, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, соратник Л.И.Брежнева по смещению Н.С.Хрущева в октябре 1964 года. Весомо, конечно, но… Но «войско» оппонентов ведет сам министр обороны СССР, и член Политбюро ЦК КПСС, Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко – по официальному статусу «на полноса», но круче, чем у товарища Устинова.

Что касается Леонида Ильича Брежнева, то он практически всегда старался учитывать мнение военных и иметь с ними близкие и товарищеские отношения. Не скупился он и на поощрения для советского генералитета. Историк и писатель Леонид Млечин в книге «Брежнев» приводит цитату из рабочих записей Генсека ЦК КПСС:

«О наградах. Дать Гречко орден Ленина, Ворошилову и Буденному – героев. Епишеву – Ленина, Тимошенко, Еременко, Баграмяну и Москаленко – ордена Октябрьской революции. Всем маршалам дать по служебной «чайке».

И еще один штришок к картине взаимоотношений в тогдашних советских верхах. Маршал Гречко стал первым министром обороны СССР, которого ввели в состав Политбюро ЦК КПСС – уже один этот факт говорит о многом. Как пишет Леонид Млечин, Андрей Антонович Гречко был единственным из членов высшего руководства Советского Союза, который общался с Леонидом Ильичем Брежневым на «ты» и по имени.

Ну, и кроме того, - если оставить в стороне расстановку политических фигур при «кремлевском дворе», - финансирование под «богатырский замах» по созданию будущей системы «Энергия»-«Буран» на основе Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР нужно было еще детально и точно просчитать.

Поэтому сразу, до принятия Постановления ЦК партии и Совмина СССР 17 февраля 1976 года с полновесным финансовым обеспечением будущей космической программы определиться не удалось, временно аппетиты чуток пришлось поумерить. Возникла «финансовая пауза».

В некоторых работах по истории космонавтики встречается предположение, что не отчет Ю.Г.Сихарулидзе мог стимулировать начало работ по «советскому шаттлу», а все случилось с точностью до наоборот. Зададим себе простенький вопрос: почему отчет появился именно в марте 1976 года, а не раньше или позже? Просто потому, что именно в это время над ним закончил работу Ю.Г.Сихарулидзе или была иная причина? А не было ли решение о публикации отчета о военных целях проекта «Спейс шаттл» инициировано кем-то из советских верхов? Воображение рисует совсем уж фантастическую картину событий…

Где-то в конце февраля в рабочем кабинете академика Келдыша зазвонил телефон.

- Добрый день, Мстислав Всеволодович! – произнес энергичный голос в трубке. – Это Устинов.

- Здравствуйте, Дмитрий Федорович!

- Мстислав Всеволодович, помнишь постановление ЦК партии и Совмина по нашей многоразовой космической системе, которое мы приняли дней десять назад?

- Конечно, помню!

- Есть мнение, что необходимо его документально немного подкрепить. Нужны веские доказательства, что у американского шаттла есть опасная для нас военная составляющая. Я дал команду по подчиненным мне структурам, люди уже готовят соответствующие материалы. Может, и Академия наук внесет свою лепту?

- Гм, постараемся, Дмитрий Федорович! Поскребем по сусекам…

Поговорив с Устиновым, Келдыш позвонил начальнику отдела № 5 Охоцимскому:

- Дмитрий Евгеньевич, кажется, твои ребята с год назад начали собирать материалы по американскому «Спейс шаттлу»?

- Было дело, собирали. Юра Сихарулидзе и Рая Казакова даже книгу небольшую на эту тему подготовили…

- Вот-вот, хорошо! Вот и попроси ребят подготовить на основе этой книги небольшой отчет о военных целях американского челнока. Так, чтобы серьезно смотрелось, - как очень большая угроза нашей стране…

Конечно, могло быть и так, но, скорее всего, это русло истории так и осталось сухим. И вот почему. Во-первых, вспомним, что, по утверждению Ю.Г.Сихарулидзе, М.В.Келдыш поначалу не очень горел желанием выслушать доклад сотрудников отдела № 5 ИПМ. Если бы отчет Сихарулидзе инициировали «сверху», по описанному выше сценарию, глава Академии наук, напротив, принял бы своих сотрудников как можно скорее. Во-вторых, после доклада академик Келдыш распорядился обеспечить рассылку «новоиспеченного документа» по двум десяткам различных адресов. Если бы у отчета действительно был только один заказчик из самых «верхов», то такая бы рассылка была не нужна, - документ вообще можно было отдать в одном экземпляре.

Расклады в «верхах» - раскладами, но расстановка политических фигур в советском руководстве весной того же 1976 года стала резко меняться – буквально по дням и часам.

5 марта 1976 года Дмитрий Федорович Устинов избирается полновесным членом Политбюро ЦК КПСС. Ничья по статусу с Гречко?

Но не тут-то было!

26 апреля 1976 года средства массовой информации Советского Союза сообщают гражданам страны печальную весть – после продолжительной болезни ушел из жизни верный сын ленинской партии и советского народа Андрей Антонович Гречко…

Кто станет новым министром обороны? Аналитики и «советологи» за рубежом теряются в догадках.

Интрига длится недолго: уже 29 апреля в кресло министра садится Дмитрий Федорович Устинов!

И вот тут «манной небесной» как раз подоспел отчет Ю.Г.Сихарулидзе! Ядерный «нырок» шаттла над Москвой – это же ого-го! Короче говоря, соответствующие решения в «верхах» теперь прошли, как по маслу, деньжат подкинули и существенно. Историк Леонид Млечин писал в книге «Брежнев»:

«Министр (обороны СССР Дмитрий Устинов – С.Ч.) словно взялся доказать, что штатский человек способен сделать для Вооруженных сил больше, чем военный. Пока он был секретарем ЦК, он иногда спорил с армией. А заняв пост министра, вывел армию и военную промышленность из-под контроля политбюро. Все это теперь подчинялось ему одному.

Под его руководством было создано огромное количество новой военной техники. Он, по существу, всю страну заставил работать на армию. Люди этого типа -очень ценные, но в определенном смысле опасные для государства. Они способны разорить страну.

При всем дружеском отношении к Брежневу, Дмитрий Федорович буквально выкручивал ему руки, чтобы получить деньги для военно-промышленного комплекса, пожиравшего все большую долю национального дохода.

По словам начальника Генерального штаба маршала Николая Васильевича Огаркова, Устинов и на посту министра обороны остался представителем военно-промышленного комплекса. Он заставлял промышленность создавать все новые виды вооружений, добился больших результатов в милитаризации экономики и загнал страну в бесконечную гонку вооружений».

Есть еще один существенный момент в истории программы «советского шаттла». Вспомним из рассмотренной выше хронологии проекта «Энергия»-«Буран» тот факт, что 25 мая 1976 г. вышло решение № 133 Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, которое поставило жирную точку в биографиях всех так или иначе конкурировавших с «Бураном» проектов крылатых многоразовых космических кораблей. Были закрыты работы по космическому самолету Артема Ивановича Микояна «Спираль», космическому самолету ЛКС Владимира Николаевича Челомея и воздушно-космическому самолету МГ-19 Олега Викторовича Гурко и Владимира Михайловича Мясищева.

А что сам «Буран»? Времени на раскачку не было, решение нужно было принять как можно более скоро – лихорадочный темп работ задавало февральское постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР. На «финишной прямой» шли проекты «305-1» и «305-2» крылатого космического корабля. По варианту «305-1» был уже выпущен аванпроект и даже изготовлен полноразмерный деревянный макет будущего корабля. Проект «305-1» имел очевидные преимущества в компоновке - оптимальное сочетание высокого аэродинамического качества и внутреннего объема орбитальной ступени. Проект «305-2» создавался с учетом «американского опыта» - проще говоря, почти копировал шаттл, поскольку это позволяло существенно сэкономить время и средства на этапе проектно-конструкторских разработок.

«Генеральное сражение» двух проектов состоялось 11 июня 1976 года. В этот день Совет главных конструкторов с участием головных институтов Министерства общего машиностроения и Министерства авиационной промышленности окончательно утвердил схему будущего советского орбитального корабля, нашего ответа американскому «Спейс шаттлу». Был выбран проект «305-2» в виде моноплана со свободнонесущим низкорасположенным крылом двойной стреловидности и горизонтальной посадкой на посадочную полосу. Советские конструкторы решили не рисковать: над многими еще довлел горький опыт разработки и запусков Н-1, «лунной ракеты», которую делали без оглядки на аналогичные зарубежные проекты.

Много позже главный конструктор «Бурана» Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский прокомментировал этот вердикт Совета главных конструкторов: «Было принято решение выполнять «Буран» по схеме, подобной шаттлу. Копирование, безусловно, было совершенно сознательным и обоснованным в процессе наших конструкторских разработок, в ходе которых было внесено (по сравнению с шаттлом) много изменений и в конфигурацию, и в конструкцию. Основным политическим требованием было обеспечение габаритов отсека полезного груза, одинакового с отсеком полезного груза шаттла»[28].

Вполне возможно, что дополнительным аргументом в пользу «шаттловской схемы» будущего советского космического корабля стал отчет Юрия Георгиевича Сихарулидзе – к маю-июню 1976 года он уже по рассылке был доставлен во многие конструкторские бюро, министерства и ведомства.

С учетом сказанного выше, можно с большой степенью вероятности считать, что уже «первое всплытие» отчета Ю.Г.Сихарулидзе было весьма продуктивным для советской «космической оборонки». Впрочем, «золотым дождем» оказалось оно и для ведомства академика Мстислава Всеволодовича Келдыша. Читаем статью Ю.Г.Сихарулидзе «Слово об академике Д.Е.Охоцимском»:

«Руководство Оборонного отдела ЦК КПСС и Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР просило нас принять активное участие в реализации проекта «Энергия» - «Буран»

Д.Е. (Охоцимский – С.Ч.) прекрасно понимал важность происходящих событий и принимал необходимые действия. Он сказал мне: «Я думаю, что Вас следует назначить ведущим от ИПМ по этой теме. Вы должны полностью сосредоточиться на проекте, принимать участие во всех совещаниях и обсуждениях, быть в курсе всех дел. Надо подумать, как развернуть работы у нас, кого привлечь еще дополнительно. Возможно, придется подключить и другие отделы. Составьте план первоочередных работ и покажите мне. Безусловно, новое направление работ является весьма перспективным и самым главным в настоящее время».

По проекту «Энергия»-«Буран» была организована большая межведомственная комиссия под председательством директора ЦНИИМаш Ю.А.Мозжорина. От Академии наук СССР по предложению М.В.Келдыша в нее вошли директор ИКИ академик Р.З.Сагдеев, Д.Е.Охоцимский и я. Комиссия регулярно собиралась для обсуждения текущих узловых вопросов, возникающих проблем и т.п.

На ИПМ, помимо традиционных работ как Баллистического центра АН СССР по сопровождению проекта и участию в летных испытаниях, было возложено несколько важных задач, в их числе - участок спуска в атмосфере и посадки орбитального корабля, разработка общего математического обеспечения для БЦВМ, разработка языков программирования и математического обеспечения для наземного комплекса подготовки пуска, исследование условий запуска двигателей в невесомости, создание алгоритмов контроля за работой маршевого двигателя и др.

Д.Е. очень активно взялся за организацию работ по «Бурану» в нашем отделе №5. С его подачи был организован сектор «Динамики движения в атмосфере» под моим руководством. …На сектор были возложены работы по научному обеспечению бездвигательного спуска в атмосфере и посадки. Эти работы проводились в тесной кооперации со многими организациями промышленности. Так, с НПО АП (фирма Н.А.Пилюгина) мы разрабатывали алгоритмы управления траекторией спуска и углового движения орбитального корабля «Буран» от входа в атмосферу на высоте 100 км до высоты 20 км. По участку предпосадочного маневрирования и посадки (от 20 км до 0) мы работали совместно с МОКБ «Марс». С НПО «Молния» - головным предприятием по планеру орбитального корабля, которое было ответственным за полет «Бурана» в атмосфере, мы работали по банкам аэродинамических характеристик, подготовке первого полета и его реализации. В НПО «Энергия» - головной организации по всему проекту - мы вместе с Р.Ф.Аппазовым, В.А.Высокановым, Л.С.Григорьевым и др. решали сложные вопросы, связанные с выходом из возможных аварийных ситуаций (маневр возврата, посадка на попутный аэродром и т.п.)»[14].

Вот, кстати, и тематика отчета оказалась востребованной теперь уже для советского космического корабля многократного использования «Буран» - маневр возврата, посадка на попутный аэродром и прочее. Но, заметим, что советского челнока маневры на первых витках с «нырками» над Вашингтоном в ИПМ АН СССР почему-то уже не разрабатываются. Почему? Может быть, потому, что погрузившись в реалии создания крылатых космических кораблей, и сам Ю.Г.Сихарулидзе и его соратники по научным разработкам уже поняли: такие маневры – это чистой воды фантастика.

О «втором всплытии» отчета Юрия Григорьевича мы уже писали выше. В сентябре 1978 года ответственный работник Оборонного отдела ЦК КПСС В.А.Попов попросил Ю.Г.Сихарулидзе приехать на Старую площадь в партийный Центральный комитет для подготовки по «шаттловскому» отчету срочной краткой справки на полторы страницы для «нашего Ильича».

Но, скорее всего, инициатором справки для Генсека стал не ответственный работник Попов, а наоборот Попов получил задание сверху подготовить материал для Брежнева. Наиболее вероятно, что такое задание могло исходить от одного из секретарей ЦК КПСС или от помощника самого высшего руководителя КПСС -в то время им был Георгий Эммануилович Цуканов. В свою очередь получить такую информацию мог изъявить желание лишь сам Леонид Ильич. Но почему этот интерес проявился только после двух с половиной лет после написания отчета и начала его рассылки из ИПМ АН СССР в высшие советские и партийные институции? Позволим себе высказать на этот счет некоторые предположения.

Решение о начале программы «Энергия»-«Буран» состоялось в феврале 1976 года. В том же году было принято и решение о военных полезных нагрузках для будущей космической системы. Затем появились и другие постановления советского руководства, детализирующие и уточняющие одобренные ранее решения. К осени 1978 года раскручивающая спираль финансовых расходов на новую космическую программу стала серьезно беспокоить Совет Министров СССР. Вполне возможно, что Председатель Совмина Алексей Николаевич Косыгин в разговоре пожаловался Леониду Ильичу на растущие аппетиты советского военнопромышленного комплекса в сфере «космической оборонки». Леонид Ильич обратился за разъяснениями к тогдашнему министру обороны СССР и члену Политбюро ЦК КПСС Дмитрию Федоровичу Устинову: куда уходят народные деньги? Устинов, разумеется, ответил достаточно подробно, да еще от себя добавил, что есть данные «от Келдыша», что американский шаттл вообще может внезапно разбомбить Москву ядерными боезарядами. Брежнев заинтересовался и попросил подготовить ему справку.

Как свидетельствовал историк Леонид Млечин в книге «Брежнев»:

«…Когда Устинов (при Брежневе) стал секретарем ЦК по военным делам, он полностью замкнул на себя оборонную промышленность. На оборону работали и гражданские министерства, тут интересы Косыгина и Устинова постоянно сталкивались, и глава правительства вынужден был уступать».

Так это было или нет, - мы, может быть, никогда не узнаем. Но такая версия появления справки на столе у «дорого Ильича» представляется вполне возможной с учетом тогдашних политических реалий.

Ну, и «третье всплытие» … Вероятно, оно имело место в период с марта 1983 года по июнь 1985 года. В марте президент США Рональд Рейган выступил со своей «Стратегической оборонной инициативой», которую в СССР вполне справедливо восприняли как попытку «стратегов из Белого дома и Пентагона» перейти к ускоренной милитаризации космического пространства. Советский ответ, как мы знаем, уже успешно готовился с 1976 года. Но страсти все равно начинали кипеть, страхи росли. Много позже Юрий Кнуров писал в статье «Советско-американское противоборство на космических орбитах»:

«…В США продолжались работы по расширению боевых возможностей шаттлов. С 12 по 18 января 1986 года состоялся полет орбитального корабля Columbia STS-61-C. Трасса «челнока» располагалась южнее Москвы почти на 2500 км. Во время полета изучалось поведение теплозащитного слоя орбитального корабля в плотных слоях атмосферы. Об этом свидетельствует и эмблема миссии STS-61-С, на которой шаттл изображен в момент вхождения в атмосферу Земли.

Орбитальный корабль Columbia был оснащен системой терморегулирования с капиллярной подачей теплоносителя. На его борту находилась лаборатория материаловедения. Особую конструкцию имело хвостовое оперение. В вертикальном стабилизаторе в специальной гондоле располагалась инфракрасная камера, которая предназначалась для съемки верхней части фюзеляжа и крыльев на атмосферном участке спуска, что обеспечивало более детальное изучение состояния корабля в условиях нагрева. Сделанные доработки позволили «челноку» Columbia STS-61-С провести одно экспериментальное снижение до мезосферы с последующим подъемом на орбиту.

ЦРУ организовало для советской разведки утечку информации о способности шаттлов совершать «нырки» в атмосферу Земли. На основе разведданных у ряда отечественных специалистов родилась версия: «челнок» может неожиданно снизиться до 80 км и подобно гиперзвуковому самолету совершить боковой маневр на 2500 км. Подлетев к Москве, он одним ударом с помощью ядерной бомбы уничтожит Кремль, решив исход войны. Причем шансов предотвратить подобное нападение у отечественных систем ПКО, ПРО или ЗРВ не будет никаких...

Увы, дезинформация ЦРУ нашла благодатную почву.

Почти за полгода до полета шаттла Columbia STS-61-C состоялся полет орбитального корабля Challenger STS-51-B, который 1 мая 1985 года проследовал над территорией СССР, но «нырков» в атмосферу Земли не совершал. Однако именно миссии Challenger STS-51-B в аппарате ЦК КПСС приписали имитацию сброса атомной бомбы на Москву да еще в День солидарности трудящихся и 25-летия уничтожения под Свердловском самолета-шпиона U-2.

Здравые доводы некоторых ученых об отсутствии у шаттлов технических и энергетических возможностей снизиться до 80 км, сбросить атомную бомбу, а затем вновь выйти в космос никто в советском руководстве слушать не пожелал. Не приняли тогда во внимание и информацию Войск ПВО (от систем СПРН, ККП и ПРО), которые не подтверждали факта «нырка» над Москвой.

Миф американской разведки о почти фантастических боевых возможностях шаттлов получил поддержку в Политбюро ЦК КПСС. Работы по созданию ракетно-космической системы «Энергия-Буран» значительно ускорились. Одновременно велось строительство сразу пяти многоразовых космических кораблей, способных решать, в том числе, и задачи ПКО (противокосмической обороны – С.Ч.). Каждый из них должен был уметь совершать «нырки» на высоту до 80 км и нести до 15 беспилотных орбитальных ракетопланов (БОР - беспилотные планирующие ядерные бомбы, предназначенные для поражения космических, наземных и морских целей)»[20].

Читая о «ныряющей» в атмосферу с БОРами в качестве полезной нагрузки пятерке «Буранов», можно только улыбнуться, – автор статьи, мягко говоря, кое-что перепутал. А в остальном – вполне могло быть. Понятно, что в общем контексте «военно-космических» страхов и истерии мог всплыть и почти десятилетней давности отчет Юрия Григорьевича Сихарулидзе, якобы подтверждающий беспристрастными математическими расчетами коварные замыслы «американских супостатов»…

Строго говоря, уже в наши дни, в ноябре-декабре 2019 года, мы наблюдали «четвертое всплытие» в информационном пространстве отчета Ю.Г.Сихарулидзе – после публикации материалов, связанных с этим отчетом, историком космонавтики Павлом Шубиным. Об этом четвертом «явлении народу» ядерно-нырковой программы бомбардировки Москвы с борта орбитальной ступени, мы поговорим позднее – в главе о роли пропагандистских материалов в истории космических программ, поскольку к истории давно уже закрытой программы «Энергия»-«Буран» этот «четвертый вброс» уже никакого отношения не имеет.

Резюмируя наши рассуждения, можно утверждать, что отчет Ю.Г.Сихарулидзе трижды сработал как некая «устрашающая информация» для советского руководства, которая, не являясь истиной, побудила предпринять определенные управленческие и организационные решения. Такая получилась в итоге специфическая «страшилка для Политбюро».

Как такие «страшилки» работают можно хорошо пояснить графически. Раскройте свою правую ладонь и расположите ее так, чтобы ребро ладони было перпендикулярно полу, а справа от нее была какая-нибудь гладкая вертикальная поверхность - например, стена. Чуть-чуть отведите вверх большой палец, градусов на двадцать от горизонтальной линии. Согните и прижмите к ладони указательный палец. Средний и безымянный пальцы пусть остаются вытянутыми вдоль ладони. Мизинец отведите вниз примерно на тридцать градусов. Теперь возьмите в левую руку электрический фонарик и посветите на правую ладонь так, чтобы лучи света падали перпендикулярно поверхности правой ладони. Тогда на стене справа от ладони появится изображение оскалившейся волчьей или собачьей морды. Если этот опыт вы проводите в затемненной комнате, ваш маленький сын или внук может даже испугаться!