Камелия

Глава одиннадцатая

Как только Денис открыла дверь своей квартиры на Ладброук-сквер, Камелия поняла, что та не очень рада ее появлению.

Камелия поняла это не только по отчужденному выражению лица. Денис выглядела совсем по-другому. Казалось, она решила изменить свой образ блондинки-барменши. Вместо пышной прически, которую Денис всегда носила, она выпрямила волосы и завязала их сзади вельветовой резинкой. На ней было кремовое шелковое платье с едва заметными складками.

— Мне не надо было к тебе обращаться, — вымолвила Камелия, стараясь не расплакаться. — Но у меня больше никого нет.

— Входи, — сказала Денис, беря из рук Камелии маленький чемодан. — Давай не будем ничего обсуждать в дверях. Я все еще в состоянии шока, поэтому тебе надо меня потерпеть.

Денис стала подниматься на второй этаж. Когда она глянула на Камелию, которая прихрамывала, опираясь на палку, выражение ее лица смягчилось.

— Это колено тебя все еще мучит, — проговорила она. — Тебе надо тренироваться.

Когда они зашли в квартиру, Денис помогла Камелии сесть на диван и подставила маленькую табуретку под ногу.

— Садись, — произнесла она, поднимая ногу Камелии и снимая с нее туфлю. — Я приготовлю чай, и мы поговорим.

Денис пошла на кухню, а Камелия сидела в гостиной и разглядывала элегантный кофейно-кремовый интерьер. Она всегда думала, что эта квартира с толстыми коврами, мягким светом и старинной мебелью была вершиной роскоши. Сейчас, судя по сдержанному приему и изменившейся внешности Денис, Камелия поняла, что барменша напугана.

Камелия взяла с журнального столика фотографию Филиппа, сына Денис, и стала ее рассматривать. Филипп был обычным тринадцатилетним мальчиком с большими ушами и приглаженными волосами. Камелия спала в его комнате, когда оставалась здесь на ночь, но с ним она не встречалась. Он всегда был в школе. Возможно, Денис волновалась, что эта история может каким-то образом отразиться на ее сыне?

Камелия подняла голову и посмотрела на Денис, которая входила в комнату с двумя чашками чая.

— Тебя не будут в это впутывать, — сказала Мэл. — Би уже давно не работала в «Дон Жуане», а полиция просто попросит подтвердить, что я провела у тебя последние две ночи.

— Иногда ты ведешь себя так наивно, — ответила Денис, садясь напротив Камелии и нервно одергивая платье на коленях. Она тяжело посмотрела на Камелию своими зелеными глазами. — Когда происходят подобные вещи, полиция переворачивает каждый камень, заглядывает в каждый угол. Если этого не сделают полицейские, за дело возьмутся журналисты. Если бы ты позвонила не так неожиданно, то я сказала бы, что тебе лучше ехать прямо в приют или куда-нибудь в подобное место. Но так уж и быть, ты можешь остаться сегодня у меня. Я позвоню в клуб и скажу, что не выйду, а завтра подыщу тебе другое место. Ну а теперь расскажи, что случилось. И по порядку.

Денис не придвинулась ближе, чтобы успокоить Камелию, когда та рассказывала всю историю. Лицо барменши оставалось безучастным. Но она внимательно слушала, словно сверяя все доказательства.

— Я знаю, что кажусь тебе жестокой, — наконец сказала она. — Мне до боли жаль Би, пожалуйста, не думай по-другому. Я также очень волнуюсь о тебе. Поверь, я знаю, какой шок ты пережила. Но я могу разрешить тебе остаться здесь только на одну ночь.

Губы Камелии задрожали — раньше Денис была такой доброй.

Денис глубоко вздохнула. Она хотела пододвинуться к Камелии и успокоить ее, но знала, что если ее инстинкт одержит верх, то она завязнет в этом деле по самое горло.

Слушая в последнее время рассказы Камелии, Денис знала, что должна сообщить о Джейке в полицию, пока Мэл не было в квартире.

Но она ничего не сделала. Камелия смотрела на нее и думала, что она умная и сильная. Но она не знала, что так было не всегда. Денис сменила имя и закрыла дверь в прошлое, но ей никогда не стереть ни своих воспоминаний, ни записей полиции.

В восемнадцать лет Франсис Дакворс приехала в Лондон из Бакстона. Она мечтала быть секретарем. Через год она стала Франки и втянулась в атмосферу клубов Сохо в поисках легких денег. Она работала так же, как Камелия и Би. Но в отличие от Камелии Франки надо было работать над собой, чтобы ее заметили. У нее были бесцветные волосы, а в лифчик она подкладывала носовые платки и делала все, что говорили ей старшие девушки в клубе.

Через два года она проворачивала трюки, как профессионалка.

Денис было что скрывать: грязный секс, срок в тюрьме Холловей, брак по расчету. Ее затянуло в такое болото, из которого очень немногим удавалось вылезти. Только одним она гордилась в своей жизни — своим сыном.

И сейчас она беспокоилась о Филиппе. Когда репортеры захаживали в «Дон Жуан» после нападения на Камелию, Денис испугалась, что они раскопают ее прошлое. Но сейчас умерла девушка, которая работала в том же клубе. Сколько времени пройдет, пока какой-нибудь любопытный репортер не узнает, что партнер клуба миссис Денис Трахерн на самом деле Франки Дакворс — девушка по вызову, шантажистка и воровка?

— Камелия, — проговорила Денис, желая рассказать хотя бы часть правды. — Я выгоняю тебя не потому, что мне безразлична твоя судьба. А потому, что я тоже отчасти виновата в том, что произошло.

Камелия нахмурилась.

— Ты? Что ты такого сделала?

— Я из того же теста, что и вы с Би, — спокойно ответила Денис. — Все, что у меня есть, — эту квартиру, мебель, драгоценности я получила от мужчин, которых использовала. Лучше, если ты будешь уважать красивых и успешных топ-моделей, а не таких уродливых потаскух, как я. Если ты останешься у меня, то репортеры тебя выследят, а мне этого не надо. И как много времени пройдет, пока ты сможешь вернуться в клубы.

— Я никогда не вернусь туда, — твердо ответила Камелия.

Денис покачала головой, при этом длинные сережки у нее в ушах зазвенели.

— Ты говоришь это сейчас. И на самом деле думаешь, что так и будет. Но через несколько недель ты заговоришь по-другому. Я знаю это, потому что сама была в такой ситуации.

Камелию поразила суровость ее голоса.

— Значит, ты не всегда жила вот так?

Денис вяло улыбнулась, но в ее глазах появились слезы.

— Я жила в таких местах, которые тебе и в страшном сне не приснятся, — произнесла она мягко. — Я встречала таких мужчин, по сравнению с которыми Хенк Беквис просто котенок. Самое дорогое, что у меня есть, — это мой сын. Он для меня дороже всего на свете. Пожалуйста, не суди меня строго. Я только пытаюсь его защитить.

На следующее утро Денис нашла комнату и отвезла туда Камелию на такси. Это была маленькая простая комната на втором этаже студенческого общежития в районе Еарлс-корт, на Неверн-плейс.

— Здесь ты залижешь свои раны, — сказала Денис, помогая распаковывать корзину с необходимыми вещами, которые она привезла для Камелии. Ее замучило чувство вины — теперь она боялась не только за себя, но и за психическое состояние Камелии. Она слышала, как девушка плакала ночью, а утром Камелия была близка к нервному срыву.

— Поживи здесь, пока все не утихнет. Ты легко сможешь найти работу — почти в каждом ресторане нужны официантки. Звони, когда захочешь поговорить, я сразу приду.

Напускное спокойствие Денис исчезло, как только она стала прощаться. Она всунула десять фунтов в руку Камелии и крепко ее обняла.

— Как бы мне хотелось тебе помочь, — пробормотала она, дыша в шею Камелии и стараясь не расплакаться. — Поверь, я знаю, каково тебе.

Позже Камелия узнала, что Денис внесла плату за комнату на месяц вперед. Это неожиданное проявление доброты немного ей помогло. Но сейчас Камелия лежала на узкой кровати и плакала, слыша смех и разговоры. Девушки, живущие в общежитии, то и дело подбегали к телефону, который звонил не переставая.

Когда Камелия потеряла мать, это было ужасно, но тогда возмущение и гнев притупили ее горе. Но после Би остались яркие, невероятные воспоминания, которые никогда не сотрутся: ссоры по утрам, праздные вечера, смех. Девушки делились друг с другом всем — едой, одеждой, деньгами и мечтами.

А сейчас Камелия была словно сиамский близнец, оторванный от сестры. Она была жива, но не могла справиться с агонией разлуки.

Надо было уладить несколько формальностей: похороны, расследование и уборка на Окли-стрит. Но прежде чем Камелия приступила к этим делам, появились газетные статьи.

Камелия читала и поражалась той лжи, которую печатали в газетах. Беатрис Джаррет была названа королевой английской порнографии, а квартира на Окли-стрит — гнездом порока и наркоты. В одной статье опубликовали фотографию, на которой были Камелия и Би. Заголовок гласил: «Дешевки, секс и наркотики». Снова появились статьи о нападении Хенка Беквиса.

Но среди всех ужасов, которые пришлось пережить Камелии, мучительней всего ей было встретиться на похоронах с родителями Би.

Би так много рассказывала о них, что для Камелии они были как карикатуры. Мистера Джаррета она представляла себе пожилым королем, с благородными усами и бакенбардами, при разговоре он отпускал «хорошие словечки». Что касается миссис Джаррет, то воображение Камелии рисовало ее томной красавицей, такой ветреной женщиной.

На самом деле это были обычные люди среднего возраста. Их практически нельзя было заметить среди других людей, находившихся в крематории. У мистера Джаррета было худощавое лицо и лысеющая голова. Только ровная спина и отутюженные складки на брюках говорили о том, что он когда-то был военным. Его жена была коренастой женщиной. Кожа на ее лице сморщилась, словно изюм.

Камелия подошла к ним, потому что миссис Джаррет выглядела очень подавленной. Камелия надеялась, что Би растопила лед в их сердцах, что они ждали хоть какую-то весточку от дочери. Но подруга не преувеличивала. Мистер Джаррет высокомерно посмотрел на Камелию, когда та произнесла слова соболезнования, и отвернулся, когда Камелия пыталась объяснить им, как долго она прожила вместе с Би.

— Она всегда была сложным ребенком, — сказала миссис Джаррет с ненавистью в голосе, вытирая глаза кружевным платком. — Она так часто позорила нас, а теперь еще и это!

Камелия поняла, что миссис Джаррет плачет от жалости к себе, а не к дочери, которую без сожаления выгнала.

Би вовсе не была похожа на этих людей. Разве могла такая маленькая напыщенная женщина с искривленным ртом и сморщенным лицом родить на свет такую любящую нежную дочь?

Во время короткой церемонии на лице мистера Джаррета не дрогнул ни один мускул. Он держался бесстрастно. Мистер Джаррет держал жену за руку, но ни разу на нее не взглянул. Он с гордостью носил военный знак на кармане куртки, но не проявил ни капли любви к своей плоти и крови. Этот человек брался за палку, когда дочь приносила плохие отметки из школы, закрывал ее в комнате и морил голодом, когда увидел, как она целует парня. Этот человек не мог простить своей дочери ее неблагоразумие.

Увидев, как гроб медленно исчезает из виду, Камелия вспомнила похороны своей матери. Именно в этот момент церемонии она осознала, что все закончилось и теперь она стала взрослой. Тогда она расплакалась, горюя о матери, забыв все несчастья в охватившем ее горе. Миссис Роландз обняла ее своими пухлыми руками и старалась успокоить, а Берт Саймондз положил руку ей на плечо.

Мысли о Бонни и Би слились воедино, когда гроб наконец-то исчез, и вдруг Камелия заметила сходство между ними, которого раньше не понимала. Они обе были веселыми, любили мужчин и секс, обе вели разгульную жизнь и жили сегодняшним днем. Впервые Камелия поняла, что смотрит на Бонни совсем другими глазами. Теперь она понимала ее так же, как понимала Би. Слезы потекли по щекам Камелии: она подумала о том, что они обе были мертвы.

Камелия снова попыталась заговорить с Джарретами, когда они рассматривали букеты и читали соболезнования. Она хотела, чтобы они ее поняли. Возможно, они были шокированы, так же как и она.

— Это от мистера и миссис Сирил Поттер, — произнесла Камелия, показывая на самый большой букет из красных роз. — Это владельцы кафе, в котором работала Би и в котором мы с ней познакомились. Возьмите открытку, они написали прекрасные слова, А этот букет с дельфиниумами и маргаритками от старого доброго друга, Айдена.

Мистер Джаррет с силой взял Камелию за руку. Это выглядело довольно угрожающе.

— Здесь нечем гордиться, — прошипел он, — я просто поражаюсь, как у тебя хватает наглости болтать такое!

— Простите, — проговорила Камелия, глядя в его холодные глаза, — понимаете, я любила Би и думала, что вы тоже ее любили.

Камелия забрала открытки и выбежала из крематория, пробираясь сквозь толпу назойливых журналистов. Когда она обернулась, чтобы убедиться, что за ней никто не идет, то увидела, как мистер и миссис Джаррет позируют фотографам. Она догадалась, что через день-два в газетах появится еще больше пошлых статей, повествующих о том, как Би намеренно опозорила своих родителей.

По дороге домой, в Еарлс-корт, Камелия зашла в цветочный магазин и купила желтые хризантемы в память о Би. Она поставила цветы на подоконник и стала перечитывать открытки.

«Прощай, — написал Сирил, владелец кафе. — Мы всегда будем помнить тот солнечный свет, который ты принесла в кафе «Блэк энд Вайт». Покойся с миром. Сирил и Роза».

Открытка от Айдена была написана чужой рукой, но того, что он прислал цветы, где бы он ни был, было достаточно.

«Сладостные воспоминания никогда не увянут. Твой старый друг Айден».

Простой букет полевых цветов Камелия отправила вместе с гробом. Она чувствовала, что ее сердце ушло вместе с ним.

Единственное, что могла Камелия сделать сейчас, это убрать в квартире и уничтожить все, что могло еще больше опозорить Би. Она отделила грязные снимки от более невинных. Выбросила вызывающее белье, рассортировала одежду, вульгарные вещи сдала на «блошиный» рынок в Челси, а приличные аккуратно сложила в ящики.

Она нашла незаконченное слезное письмо, в котором Би в очередной раз надеялась, что родители ее простят. Камелия положила его в адресную книгу, чтобы мистер и миссис Джаррет нашли его. Камелия вспомнила, как Би читала его вслух: глаза подруги были полны слез, но все же она отложила его в сторону, понимая, что никогда его не отошлет. Это письмо, возможно, смягчит их каменные сердца. Они не узнают, что оно было написано и забыто несколько месяцев назад.

Упаковывая свои вещи, Камелия наткнулась на папку своей матери, которая лежала вместе со старыми свитерами.

— О мама, — прошептала она, прижимая толстую папку к сердцу, как будто это могло принести утешение. — Мне так жаль, что я тебя осуждала. Ты, я и Би, мы все оступились, но никто из нас не был плохим человеком. Этому ты хотела меня научить?

На суде не было никаких сюрпризов: установили смерть от несчастного случая. Камелия как будто вернулась на пять лет назад, когда такой же вердикт вынесли для ее матери. Был такой же суд коронера, на котором было много зевак и журналистов, ожидавших сенсации. Но на этот раз Камелии пришлось вынести все — она больше не была под защитой невинности.

Мистер и миссис Джаррет сидели рядом, но не касались друг друга. Они явно не поняли, что за смертельный коктейль выпила их своенравная дочь. Слова «амфетамин», «кокаин» и «барбитурат» пролетели мимо их ушей. Выражение их лиц изменилось только тогда, когда они услышали слово «алкоголь».

После показаний соседа о том, что Джейк уходил в двенадцатом часу, было вынесено решение о том, что Джейк не несет ответственности за смерть Би, так как не находился рядом с жертвой в момент смерти. Но для Камелии Джейк все равно был убийцей, как будто он взял нож и перерезал Би горло.

Камелия не заметила, что закончилось лето и приближалась зима. Она полностью отдалась работе, желая облегчить боль, горящую внутри.

Она старалась быть незаметной. В простой потертой одежде, завязав волосы на затылке, она начинала рабочий день, убирая комнаты, днем работала в ресторане, а вечером в магазине, торгуя рыбой и картошкой. Она ела на работе, копила деньги и ни с кем не разговаривала.

Джейка поймали в сентябре. Таможенники остановили его в Дувре, когда он пытался провезти коноплю. Пока он ожидал суда, полиция наконец раскрыла его порнографический бизнес. У него была маленькая студия в Кентис-Таун и большая в Амстердаме. Кроме того, была широкая сеть заказчиков, как в Англии, так и в Голландии.

Камелию несколько раз допрашивали, но потом либо вмешался Майк, либо полиции больше не требовались свидетели, потому что главный инспектор по расследованию четко дал понять: больше ее беспокоить не будут.

В сентябре Джими Хендрикс умер от передозировки наркотиков, а через несколько недель не стало и Дженис Джоплин. В ноябре ураган убил сто тысяч людей в Бангладеш. Камелия оплакивала их всех. В декабре, на двадцать первый день рождения Камелии, не было никакого праздника, пришла только одинокая открытка от Денис. На Рождество Камелии пришлось накраситься, улыбаться и приветливо разговаривать с клиентами, но в ее душе ничего не изменилось. Все это время она ни с кем не общалась. В свободное от работы время она лежала на кровати, иногда читала, но в основном думала.

Камелия вспоминала Би и собственные ошибки и несчастья, но чаще всего она думала о Бонни. Камелия уже не размышляла над ошибками матери. После всего, что случилось, Камелия решила, что больше не имеет права судить других. Вместо этого она со сладостной ностальгией вспоминала только счастливые моменты. Она стала замечать, что происшествия, которые когда-то вгоняли ее в краску и шокировали, сейчас лишь вызывали улыбку. Бонни всегда была такой непосредственной.

Предаваясь воспоминаниям и анализируя прошлое, Камелия поняла, что очень мало знала о жизни Бонни до замужества. Мать никогда не рассказывала о прошлом, она жила одним днем, так же, как Камелия до недавнего времени.

Именно это заставило Камелию снова взять старые письма в руки. Она часто читала их, когда только приехала в Лондон, но за последние четыре года притронулась к ним только один раз — чтобы показать Би.

Сейчас Камелия с удивлением поняла, что воспринимает содержание писем совсем по-другому. Может, это произошло потому, что она стала лучше разбираться в людях, или потому, что больше не страдала так сильно от боли и предательства. Похоже, она идеализировала брак своих родителей. Возможно, они никогда не были счастливы вместе, как она думала в детстве.

Камелия рассортировала письма от троих мужчин. Письма от Джека Истона были очень измяты. К сожалению, ни на одном из них не была проставлена дата. Сначала Камелия изучила его письма.

Самое потертое письмо было написано на листе, вырванном из дешевой записной книжки. Там стоял адрес: Толгейт Гараж, Амберли, Сассекс. Камелия знала, что в эту деревню эвакуировали Бонни. Там она жила у учительницы танцев, которую называла «тетя Лидия». У Камелии остались смутные воспоминания о том, как ее возили к ней в гости — как до смерти отца, так и после. Это была милая деревушка с большим количеством домов, крытых соломой. Тетя Лидия была похожа на бабушку, хотя была намного тоньше и выше Дорис. Камелия задумалась: почему Бонни потеряла связь с Лидией? И было ли это как-то связано с Джеком?

«Дорогая Бонни, я не сожалею о том, что случилось прошлой ночью. Это был неправильный, но слишком прекрасный поступок, чтобы за него извиняться. Я просто хочу, чтобы ты знала: в следующую субботу я буду думать о тебе. Искренне надеюсь, что у тебя все получится и ты будешь счастлива. У нас ведь были и хорошие времена. Ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце. С любовью, Джек».

Камелия ломала голову над тем, что же случилось в ту субботу, о которой упоминалось в письме. Прослушивание для шоу? Переезд в другой город? Из письма она поняла, что это был прощальный день. Как бы ей хотелось, чтобы Джек поставил дату.

Следующее письмо было написано на хорошей бумаге, оно пришло с того же адреса в Амберли. Это было официальное письмо, в котором Джек поздравлял Бонни с рождением Камелии. Он также упомянул о собственной дочери и сообщил, что Лидия с нетерпением ждет встречи с новорожденной. Стояла подпись: «Искренне твой, Джек». Камелия отметила дату — 1950 год.

Очередное письмо пришло через несколько лет. Оно было написано на плотном листе бумаги, на этот раз из гаража в Литлгемптоне. Дела у Джека, похоже, шли удачно. Но тон письма был сдержанным и скрытным.

«Дорогая Бонни, конечно же, я был рад получить от тебя письмо, хотя оно меня и удивило. Нет, я не могу с тобой встретиться. Это было бы неправильно. Мы оба женаты, у меня есть дети и обязанности. Мне очень жаль, что у тебя неприятности, я мог бы как друг выслушать тебя, но мы оба знаем, что ничего не получится. С наилучшими пожеланиями, Джек».

В следующем письме Бонни, наверное, умоляла Джека, потому что в четвертом письме он написал практически то же самое, только на этот раз четко выразился: «Нет!»

Предпоследнее письмо больше всего заинтриговало Камелию.

«Дорогая Бонни, я думал, что больше не услышу твоей лжи, но твое последнее заявление — самое невероятное из всего, что я слышал. Я не понимаю, чего ты добиваешься. Я видел у Лидии фотографии твоего ребенка. Твоя девочка совсем не похожа на меня. К тому же цвет моих волос передается по наследству.

У тебя есть все, о чем только может мечтать женщина: уютный дом, красивый ребенок и муж, который, несмотря ни на что, обожает тебя. Зачем все портить, Бонни? Что за интриги плетутся в твоей маленькой головке? У тебя был шанс остаться со мной, но ты им не воспользовалась. Даже если бы мы были свободны, тебе не нужен был бы простой парень с грязью под ногтями. Я рассмеялся, когда ты сказала, что любишь меня. Прекрати это!

Если шантаж — это просто игра, то в ней плохие правила. Запомни: тебе есть что терять, и я этого не стою. Попробуй только сказать слово Джинни, и тогда, клянусь, ты об этом пожалеешь!

Джек».

В последнем письме высказывались соболезнования по поводу смерти Джона, о предыдущем письме не упоминалось ни слова. Как и первое письмо, это послание было нежным и милым, Джек сочувствовал Бонни и надеялся на то, что в будущем ей станет легче. Джек был либо милосердным человеком, либо он писал это письмо в присутствии жены.

На одной из старых фотографий была изображена группа детей. Камелия сразу узнала Бонни. Она сидела в центре, волосы были заплетены в две косички на макушке, из-за чего она походила на кролика. Худой неопрятный мальчик рядом с ней, скорее всего, и был Джек. Лицо его было усыпано веснушками. Он широко улыбался и обнимал Бонни. Был ли это тот мальчик, которого она называла «первой любовью»?

Следующее письмо было от мужчины, который подписался «Маелз». На этом письме стояла дата — сентябрь 1954 года. До смерти отца оставалось два года. Письмо было написано на бумаге высшего качества. Это был пергамент кремового цвета с узорчатыми краями и выбитым адресом — Лондон, Холланд-парк. Письмо было написано очень красивым почерком, совсем не похожим на каракули Джека.

«Дорогая Бонни, — начала читать Камелия. — Прочитав ваше письмо, я был шокирован нелепостью ваших обвинений. Моим первым желанием было поехать к вам и заставить вас отказаться от своих злостных утверждений. Но так как я очень уважаю вашего мужа и ценю чувства Мэри к вам, то решил забыть о ваших словах, объяснив их помутнением вашего рассудка, наступившим вследствие ревности или злоупотребления алкоголем.

В момент охватившей вас злобы вы не подумали о том, что шантажист нередко заканчивает хуже, чем жертва, как только станет известно, кто он. У вас есть любящий муж и маленькая дочь, которая нуждается в вашей заботе. К тому же я слишком стар, чтобы смешивать мое имя с грязью.

В следующий раз подумайте, прежде чем плевать в колодец, из которого еще придется напиться воды.

Искренне ваш, Маелз».

От третьего мужчины, Магнуса Осборна, было очень много посланий. Он писал их с разных адресов и на протяжении многих лет. В письмах была целая история о том, как солидный женатый мужчина влюбился в молоденькую танцовщицу.

Когда Камелия читала эти письма в Рае, она еще ничего не знала о любви и страсти. Но сейчас, перечитывая их, она увидела их скрытый смысл. Любовь к Бонни принесла страдания Магнусу Осборну так же, как и его жене. Камелия догадывалась, что этот многоуважаемый образованный умный человек не мог вырваться из опутавших его сетей.

Камелия поняла, что Магнус познакомился с Бонни, когда та танцевала в театре в Оксфорде. В первом письме упоминалось представление, отель и проект, который Магнус собирался разработать. Он писал о безумии «среднего возраста» и в этом же предложении говорил, что между ними все кончено. Но он просил Бонни писать ему о том, сопутствует ли успех ее шоу в Бригтоне.

В следующем письме Магнус с грустью вспоминал о доме на Темзе в Стейнс, Мидлсекс, где он катал ее на лодке. Он называл Бонни маленькой ведьмой, которая околдовала его, и тут же снова просил прекратить все это, пока не поздно.

Но, похоже, было уже поздно. Письма продолжали приходить. Девять или десять из них пришли в период с 1946 по 1947 год. Эти послания позабавили Камелию, потому что, в отличие от привычного ей свободного стиля, предложения были чересчур невинны и сдержанны.

Ей хотелось знать, куда приходили эти письма. Казалось, Бонни путешествовала и жила в берлогах. Магнус иногда сочувствовал Бонни из-за того, что ей приходится пользоваться грязными уличными туалетами и жить в доме без ванной. Он писал о пирсе в Бригтоне, о благотворительном собрании в Лондоне, которое могло бы помочь ее карьере. Но после упоминания об ипподроме в Катфорде, в южной части Лондона, где Магнус надеялся встретить Бонни, письма прекратились.

Камелия предположила, что примерно в это время мать познакомилась с Джоном Нортоном и, вероятно, разорвала отношения с Магнусом.

Он не писал до августа 1954 года. Это письмо пришло из Бата. Оно было странным. Камелия не могла определить, вращались ли Нортоны и Осборны в определенных кругах или Бонни воспользовалась случайной встречей. Ключевым моментом была дата. Месяц назад она получила точно такое же письмо от Маелза.

«Моя дорогая Бонни, сначала я решил проигнорировать твои слова. Ты много выпила и, вероятно, захотела немного приукрасить события. Возможно, тебе доставило садистское удовольствие повергнуть меня в шок, когда Джон и Рут находятся так близко. Каковы бы ни были твои мотивы, я постоянно об этом думаю. Ты должна сказать мне правду. Джон искренне любит тебя и Камелию. Насколько я понимаю, вы счастливо живете вместе. Хочу попросить тебя подумать о счастье своих близких, прежде чем делать поспешные выводы.

Твой Магнус».

И снова был большой перерыв. В следующем письме выражались соболезнования по поводу смерти Джона, но было очевидно, что они встречались в этот период времени. Похоже, Бонни смогла убедить Магнуса в том, что он настоящий отец Камелии.

«Моя дорогая Бонни, я так сожалею о смерти Джона. Невероятно жестоко то, что такой молодой человек умер от сердечного приступа. Мне всегда очень тяжело произносить соболезнования в письмах, но на данный момент мне еще сложнее, учитывая наши прошлые отношения. Мне нравился Джон, я уважал его, и ты это знаешь. Я надеялся, что после нашего последнего разговора ты полностью сосредоточишься на своем браке и будешь хорошей женой, какую он и заслуживал.

Но сейчас, когда Джон умер, я очень взволнован. Это так печально, когда ребенок теряет такого любящего отца. Я оказался в безвыходной ситуации, зная о том, что Камелия на самом деле моя дочь. Я не могу ее признать не только потому, что это причинит боль моей жене и детям. Камелия тоже будет страдать. Как бы то ни было, Джон был ей хорошим отцом.

Я прошу тебя подумать о ней. Джон оставил вам хорошее состояние. Позволь своей дочери с гордостью думать о своем отце и уважать его. Не открывай ей старые секреты, по крайней мере, пока она не повзрослеет и не сможет понять.

Я, конечно, буду помогать тебе материально, если понадобится. Только прошу тебя присылать письма не в «Окландз», а моим адвокатам, сделав предварительно пометку на конверте, что это для меня. Я верю, что ты будешь вести себя в этом деле осмотрительно, не ради меня, а ради Камелии.

Твой Магнус».

Похоже, что Бонни просила о помощи в период между 1956 и 1962 годами, потому что он отвечал коротко, по-деловому. Скорее всего, к письмам прилагался чек. Камелия поняла, «Окландз» — это название отеля, так как в каком-то из писем упоминалось о приезжих. Ей было интересно, почему письма перестали приходить после 1962 года. Может, из-за того, что Магнус отказался помогать? Или потому, что Бонни снова начала с ним встречаться? Был ли он тем человеком, к которому она незадолго до смерти поехала на встречу в Лондон?

Среди писем было единственное письмо от женщины. Оно было написано на голубой бумаге, с адреса: Бейсвотер-роуд, Лондон. Дата не была проставлена, стояла лишь подпись — «X».

«Дорогая Бонни, как ваши дела? Я потихоньку отхожу. Мои волосы как проволока, а голос из-за отсутствия практики похож на вой сирены. Я стала такой вялой, что записалась на занятия. Вчера видела «М». Я с трудом могла смотреть ему в глаза, но, кажется, наш план сработал. Со временем я найду работу официантки и буду работать, чтобы не думать.

Да, конечно, мое сердце сейчас с тобой и Камелией, ты об этом знаешь, не так ли? Скажи мне, что мы поступили правильно! Иногда, по ночам, меня охватывает паника, но я полагаю, что это объяснимо. Ты же знаешь, что мне надо — мельчайшие детали. Напиши мне поскорее и расскажи обо всем. Поцелуй от меня Камелию и передай привет Джону. Ты всегда в моих мыслях — и ночью, и днем.

С любовью, «X».

Камелия несколько раз перечитывала это письмо. Она догадалась, что эта женщина тоже была танцовщицей, и хотя о прошлом не было написано ни слова, стиль письма говорил о том, что они с Бонни очень давно дружили. Кто она? Кто этот «М», о котором она писала, Маелз или Магнус? И почему она не могла смотреть ему в глаза? «Скажи мне, что мы поступили правильно!» Натворили ли они что-то вдвоем? Знала ли эта «X», что Бонни шантажировала этих трех мужчин?

В конверте лежала старая черно-белая фотография Бонни и другой девушки. На них были костюмы с перьями, между ними стоял мужчина в смокинге. Была ли вторая девушка этой «X»?

Но если они с Бонни были такими близкими подругами, почему Камелия никогда ничего о ней не слышала?

Мужчина на фотографии был красив, несмотря на то что на вид ему было примерно сорок лет. У него были крупные выразительные черты лица, густые волосы и широкая, открытая улыбка. Камелия была уверена, что это Магнус. Маелз не походил на человека, который мог бы так улыбаться!

Камелия решила, что эта загадочная история еще не закончена. Ее мать всегда была такой несобранной. Когда они переезжали из дома на Мермайд-стрит, она выбросила сотни писем, даже не глянув на них. Тогда почему она оставила эту папку и хранила ее так бережно?

Когда Камелия нашла письма, то решила, что Бонни специально оставила их там, чтобы полиция их нашла и у каждого из троих мужчин были неприятности. Но сейчас она думала по-другому: письма были слишком старыми. Бонни понадобилось бы что-то новое, чтобы кого-то подставить.

Было похоже на то, что Бонни положила папку под матрас для сохранности, а потом забыла о ней. Но, скорее всего, Бонни продолжала общаться с кем-то из этих мужчин. Возможно, она даже продумывала новый коварный план.

Камелии не хотелось об этом думать. Она спрятала письма обратно в папку и отложила ее. Когда-нибудь она этим займется. Но не сейчас, еще не время.

Только в феврале 1971 года, через шесть месяцев после смерти Би, Камелия узнала, что Джейка посадили в тюрьму. Ночью выпал снег, а когда Камелия пришла в ресторан на обеденную смену, двери были закрыты. Ее работодатель, грек по имени Коста, пришел в ярость из-за отключения электроэнергии, которые случались все чаще. К тому же началась демонетизация. Никто не разбирался в новых деньгах, и особенно Коста. Все спрашивали: «А как это будет по-старому?» Коста, похоже, решил, что снег — это уже слишком, и остался дома.

Камелия редко покупала газеты и почти не ходила в бары. Она села у окна в «Вимпи Бар» на Еарлс-корт-роуд и ждала, пока появится Коста.

Если бы у Камелии не было столько свободного времени, она никогда не узнала бы о том, что Джейка посадили в тюрьму. Первая страница газеты «Дейли экспресс» посвящалась курьезным ситуациям, в которые попадали люди в результате демонетизации. На второй и третьей странице рассказывали о жертвах аварии, которая произошла в январе на Иброкс-парк. Тогда погибло шестьдесят шесть человек из-за того, что сломались барьеры. О суде над Джейком была небольшая статья на четвертой странице, и, если бы там не напечатали его фотографию, Камелия пропустила бы ее. Его настоящее имя было Тимоти Ридинг, о нем писали как о заурядном банковском служащем, а не как о извращенном животном, каким он был на самом деле.

Год назад Камелия сказала бы, что шесть лет тюрьмы за перевоз конопли и распространение порнографических фотографий — это очень строгое наказание. Если бы обвинялись Айден Мерфи или Джон Эвертон, Камелия утверждала бы, что они не заслуживают ничего, кроме штрафа. Но для Джейка шесть лет было слишком мало. Она знала, что это он убил Би.

Косты все не было, некому было открывать ресторан, и Камелия пошла гулять. Только дойдя до Кенингстон-гарден, она поняла, где оказалась. Несколько месяцев она жила так, будто у нее завязаны глаза и заткнуты уши. Может быть, подействовала красота снега, лежащего под ногами, гнущиеся от тяжести белые ветви деревьев, но вдруг Камелии захотелось бежать и даже улыбаться розовощеким детям, одетым в теплые пальтишки, яркие шерстяные шапочки и рукавицы.

Камелия остановилась и стала наблюдать, как мужчина с детьми лепили снежную бабу. Порывшись в кармане, Камелия нашла две черные пуговицы и предложила их вместо глаз. Пуговицы оторвались еще несколько недель назад, и все это время она обходилась без них.

В парке царила праздничная атмосфера. Дети прогуливали школу, бизнесмены облачились в обычные курточки. Собаки резвились, матери катали детей на санках. Компания студентов играла в снежки, и на какой-то миг исчез шум проезжающих мимо машин.

В душе Камелии начала таять ледяная глыба. Ей захотелось сделать снежок и бросить его в собаку. Громко смеясь, она побежала за собакой, а потом изумленно остановилась, потеряв ее из виду.

Камелия поняла, что настало время идти дальше. В Лондоне не осталось ничего, кроме неприятных воспоминаний. Она отправится путешествовать, увидит мир и попытается полюбить себя. Возможно, тогда она станет намного сильнее, сможет разыскать тех трех мужчин и наконец узнает, чья она дочь.