Камерная музыка

Мы познакомились летом 2002 года, на отработках перед началом учебы в университете. К тому времени я успел прочесть большинство книг из домашней библиотеки, не очень много, но хватало, чтобы поддерживать беседу с другими абитуриентами и студентами-филологами. На отработке нам придумали простую, но бессмысленную работу: каждый день выдергивали траву вокруг детской площадки, расположенной между седьмым корпусом и общежитием сотрудников Кемеровского государственного университета. Сидели на бордюре, вяло дергали травку и трепались о книгах, компьютерных играх и музыке. В чем-то расходились, но оба мы безоговорочно любили Tricky и, опять-таки, «Рабов лампы».

Мне папа давал двадцать рублей в день, Косте мама давала десять. Вместо того, чтобы купить себе пирожок и чай, мы покупали полтора литра пива «Жигулевское» и пачку сигарет «Балканская звезда». Конечно, очень скоро мы решили создать группу, подобных которой еще не было в природе.

Как раз примерно тогда один мой приятель перед уходом в армию продал мне компьютер за 1300 рублей (спонсировал папа). Я переписал у Кости немного музыки, сколько позволял объем памяти — у меня был винчестер всего на 300 Мб, неправдоподобно мало — и все многочисленные тексты, оставшиеся от его нереализовавшейся группы Japanese Puzzles. Я перечитывал эти тексты и выковыривал из них цитаты, как ловил жемчужины в потоке блевотины. «Я гомофоб с детства, как Гайдар, как Чук и Гек» и «Моя ручная горилла нассыт на вас, бегите в первый класс, читайте, как Элли покинула Канзас». Он писал очень необычно, используя поток сознания и сортирные мотивы, иногда скомканно, иногда воспаряя, писал ярко. Кое-что пиздил у западных команд, так как, в отличие от меня, понимал английский. При всем этом у него были явные проблемы с фабулой. В общем, чтобы понять, какими приблизительно были его тексты, достаточно послушать композицию Music Sucks, на беду записанный нами feat. с двумя друзьями Кости (только собственный куплет писал я, остальные три — дело Костиной головы).

Пытаясь переписывать его рэп, придать форму, как будто делая беллетристику из высокого искусства, я воображал себя Стивеном Кингом, переписывающим Марсельчика Пруста. Но все это происходило небыстро, только через полгода начали появляться тексты, казавшиеся нам достойными записи, и придумалось название «макулатура», именно со строчной буквы. Предлагая Косте это название, я вкладывал в него три смысла, прикреплял к нашему творчеству три отсылки:

— Старые газеты и книги, прочитанные и почти забытые.

— Тоска по непостроенному коммунизму.

— Последний роман Чарльза Буковски.

Можно в любой другой последовательности. Еще мне очень нравилось, что если перевести слово «макулатура» на английский и обратно, из слова pulp можно было извлечь много разных и странных смыслов. Например, «плоть» или «мягкая масса».

С зимы по осень 2003 года было написано мной и переработано из Костиных десять или, может, даже пятнадцать текстов. Но, к счастью, мы успели записать только семь. Записывались у Антона, друга Кости, который читает первый куплет в Music Sucks, используя самый дешевый микрофон-палочку Genius и запивая куплеты самогонкой. Самогонка спасла нас: возможно, если бы ее не было, мы бы успели записать и десять или больше песен, прежде чем вернулась домой мама Антона.

Сколько вышло, столько вышло, решили мы: это — наш первый альбом, а из того, что не успели записать, скоро слепим второй. Костя придумал название «у слонопотама на этот счет могут быть совсем другие соображения». Спустя время только одна композиция «карусель» будет казаться мне достойной жизни.

Потом в течение года мы еще много сочиняли, но записать не успели, потому что в конце 2004 — начале 2005 я уехал жить в Москву, а Костя остался в Кемерове.

Проект впал в кому.

Слушайте меня внимательно. Если что-нибудь случится, и я не напишу мою книгу, может быть, вам удастся ее написать. Идея ее проста, настолько проста, что, если вы не отнесетесь к ней вдумчиво, вы ее забудете. Она вот в чем: каждый на свете — Христос, и каждого распинают.

Шервуд Андерсон

Впервые выступали в Санкт-Петербурге 11 ноября 2009 года. «Макулатура» существовала к тому времени почти семь лет, но по-настоящему — всего год, ведь я все-таки первым настоящим альбомом считаю записанный в 2009 году «детский психиатр».

Костя жил там, в Петербурге.

К этому времени у него давно закончился условный срок, он окончил университет, уехал из Кемерова, полтора года проучился в аспирантуре СПбГУ, недолго работал журналистом в газете «Мой район», но сейчас временно сидел без дела и денег. Я всю вторую половину 2008 года на выходных тоже жил в Петербурге, в двадцати минутах езды от метро «Автово» и пятнадцати от метро «Проспект Ветеранов», в одной с Костей квартире, а в будни работал недалеко от города — на Финском заливе — строителем и жил в коттедже.

Тогда мы и сочиняли альбом, решив возродить группу. Костя придумал название «детский психиатр» задолго до моей первой строки, но это был образ — и все слова были нанизаны на него. Мои заметки в блокноте, наброски, сделанные в пригородной электричке, превращались в тексты — маленькие уродливые двойники нашего дивного мира, и уже тогда было понятно, что через время я буду очень скучать по этим моментам жизни. Моментам появления альбома. Я вложил туда многое: свои попытки стать взрослым и идиотские работы, которыми приходилось заниматься; очень болезненный для меня разрыв трехлетнего романа и последовавший за ним период без алкоголя и сигарет; переход на вегетарианство и впечатления от прослушивания пост-хардкора, хождения по магазинам модной одежды и чтения романов Уэльбека. Впечатления от процедур массажа простаты и желание иронически потыкать кучу дерьма — собственные комплексы. Наконец, я начал прощупывать для себя принцип написания песен, научился чувствовать его. Этот принцип прост и сложен, как разделенный на три колонки блокнот Уильяма Берроуза.

Теперь мы работали по системе true-рэперов: я показывал Косте первые куплеты и рефрены, он дописывал вторые куплеты. Иногда как щипцами приходилось из него вытаскивать, иногда у него получалось сразу. Мы оба были параноики и шизофреники, но я — в большей степени параноик, а Костя — в большей степени шизофреник, и поэтому мы хорошо дополняли друг друга. В марте 2009 года альбом был записан, кое-как сведен (я лишь выравнивал по громкости в Sound Forge и наложил на голоса минимум эффектов) и выложен в сети.

Как бы то ни было, очередной период в жизни закончился, и я случайно опять уехал жить в Москву из-за актерской халтурки (мне предложили сняться в двух короткометражках и даже платили небольшой гонорар), потом полтора месяца работал продавцом в магазине Topshop/Topman и осенью пересвел альбом со звукорежиссером. В мире как будто ничего и не случилось, хотя мне казалось, он должен был рухнуть перед великолепием «детского психиатра».

Но вот предложили сделать концерт в «Танцах», арт-директор этого заведения написал мне через «вКонтакте». Костя принял это предложение с поддельным или неподдельным энтузиазмом. Я хотел, но немного ссал.

Организатор мне оплатил билет Москва — Петербург — Москва в плацкарте. Гонорара не предполагалось. Теперь несуществующий, клуб «Танцы» находился недалеко от Сенной площади. Я приехал за день, репетировали, потом гулял, ночевал в гостях, опять гулял по мокрым улицам города, в котором Владимир Путин провел большую часть жизни. Оказался на месте раньше времени, сидел в своих мокрых рваных кедах, разглядывая афиши и брошюры, нервничал. Скоро подошел Костя.

Арт-директор сказал, чтоб просили у бармена, чего пожелаем, все за счет заведения. Я пожелал выпить пятьдесят граммов водки, чтобы согреться, Костя — кофе. Взяли микрофоны и начали настраивать звук со звукорежиссером. Когда Костя пробовал читать, я спрыгивал со сцены, слушал его партии, пытался представить, что сейчас может испытать посторонний человек, и не мог понять. Дома ты можешь считать, что нашел точные формулы, уместил жизнь в трехминутные песни, дотянулся до сути, что ты создал атомную бомбу, что угодно.

«А, по-моему, ты говно!», — скажет слушатель/зритель сто раз и сто раз будет прав.

Попросил еще пятьдесят грамм. Мы ждали. Люди не торопились. Прежде сам я никогда не бывал на концертах и не знал, что они всегда начинаются минимум на полчаса, а обычно на час, позже заявленного времени.

Вход сделали свободным, это была моя инициатива, иначе, мне казалось, никто не придет. День недели — среда — в клубе было около шестидесяти человек. Мне было очень неловко, эти люди сидели здесь, проводили время, пили свои напитки и разговаривали. Нужно было обратить на себя внимание. Скорее всего, половина из них не знала, что сейчас тут будет нечто, что мы назвали «социально-бытийный рэп». Остальная половина, наверное, слушала нас в интернете, возможно, даже были те, кому это нравилось. Но легко быть уверенным в себе, сидя дома, сейчас же было сложно, неловко. Но нужно было начинать, выходить на сцену. Мне очень хотелось, чтобы все скорее закончилось, и это предощущение изменится только через пять или шесть выступлений.

Перед тем как начать, я сказал в микрофон:

— Добрый вечер. Простите, пожалуйста. Мы группа «макулатура». Сейчас презентуем альбом «детский психиатр», это займет сорок минут. Потом вы сможете продолжить общение.

Странно было читать в клубе о собственной паранойе и иронизировать над премьер-министром. Особенно было неясно, что делать в проигрыше. Когда мы заканчивали куплет, а музыка еще играла, я чувствовал себя голым (позже я иногда буду закрывать глаза или отворачиваться, чтобы спрятаться). Каждая секунда была мучительна, поэтому я подходил к CD-проигрывателю, который мне протянули на сцену, и переключал на следующую композицию.

Но на четвертом треке, когда я читал рефрен:

машина ест человека ест человека

ищу место в мясорубке распадаюсь на молекулы

путешествуя в мультфильмах под закрытыми веками

внезапно понимаю просыпаться некуда

машина ест человека нет человека

лучше бы помер тогда в гостиничном номере

исчез в трубке голос ломаный вектор

заблудился в коридоре так и не найдя ответа

— почувствовал обмен энергией. Люди получали удовольствие и проживали печальную и нелепую жизнь вместе с нашими героями. Кто-то даже знал тексты наизусть, и они произносили слова вместе со мной. И этот коллаж, слепленный быстро, но удачно: писк помех, сэмплированный из песни группы Drive Like Jehu, гитара и бас mewithoutYou под бит Aphex Twin — казался мне очень достойным фоном. Я поверил, что все это стоило сочинять, делать, резать, начитывать. И вот мой рефрен закончился, и в паузе звучит только писк помех, мы слышим, как гудит электричество в оголенном нерве. Сердце замирает, нас режет эта пауза, пока мы ждем вступления Кости, захватывает дух, как перед взлетом или падением.

Со временем у меня даже появятся актерские приемы, чтоб догонять себя до нужной кондиции. Например, искренне поверить, что, как только закончишь читать и зайдешь в гримерку, из стены, с потолка или из-под стола вдруг выскочит кто-то или что-то вроде агента Смита, возьмет тебя за руку и поведет куда-то, и ты не сможешь вырваться и, как во сне, не сможешь произнести ни слова. И поэтому те слова, которые сейчас говоришь со сцены, — последние и самые важные. Похоже, я рисковал своим психическим здоровьем, намеренно путая жизнь и вымысел. Как герой романа «Вечер у Клэр», история жизни которого стала историей любви, я шагал по крутящемуся шару через меняющиеся картонные декорации, тоже держа в голове образ, но этот образ был — не женщина, а дно пропасти, душная камера, в которой я неизбежно и жалко подохну.