Карельские народные сказки

КРАСАВИЦА НАСТО

Жил парень когда-то. Встретил девушку, полюбилась она ему, и он ей приглянулся. Они и поженились. Хорошо жили, счастливо. Только молодая жена не здешняя была, из дальних мест. Вот прошло времени ни много и ни мало, загрустила она, а муж удивляется:

— Любить ты меня любишь, и я тебя вон как сильно люблю, так что ж ты грустишь, жена моя ненаглядная?

Она ему и отвечает:

— Тоска меня гложет! Край родной вспоминаю — плачу-заливаюсь.

А муж никак понять не может.

— Какая такая тоска? — говорит. — Разве тебе плохо тут?

— Да нет, — говорит жена, — мне с тобой любо и счастливо жить, а вот дом родимый, места родные забыть не могу.

— Чудно́ ты говоришь! — отвечает ей муж. — Никак я в толк не возьму, что это за тоска такая? Я её знать не знаю!

Он-то не знает, а жена грустная ходит и всё нет-нет вздохнёт тяжело, и глаза невесёлые. Только что не плачет.

Задумался муж:

«А что, если в самом деле есть на свете тоска по родной земле?»

Подумал так и сказал жене:

— Вот что решил я: уйду-ка далеко-далеко, в чужие края, наймусь там в работники, поживу, может, тогда и узнаю, есть ли тоска и какая она на самом деле.

И ушёл он в чужие края, в чужедальние, нашёл там купца, нанялся к нему в работники.

А купец-то не простой был человек, ох, не простой, хитрый, себе на уме. А может, и колдовать мог.

Кто его знает, что он мог, а чего не мог. Никто не знал. Только посмотрел купец на молодого мужа, подал ему сапоги хорошие, новые и сказал:

— Взять-то тебя возьму в работники, но с условием: пока сапоги не износятся, срок твой не кончится. А износишь — можешь домой в тот же час возвращаться!

Эко дело — сапоги износить! Согласился молодой муж и давай на купца работать.

Работал, работал, и стало ему грустно. То жену вспомнит, то дом родной. Вспомнит и на сапоги глядит: не износились ли? Не пора ли? Не пора ли ему домой возвращаться?

Куда там! Сапоги-то его как новые! Блестят, поскрипывают! Просто беда!

Однажды шёл молодой муж полем, соху тяжёлую на плечах тащил. Вдруг навстречу человек. Ба-а! Земляк! Ну вот, хочешь верь, хочешь нет, а земляк!

Стали они друг против дружки и давай говорить. И про дом, и про землю, и про то, и про сё.

Обо всём переговорили. Солнце зашло, только тогда они распрощались, разошлись. Тут молодой муж спохватился:

— Что ж это я соху с плеча не снял? Тяжесть какая! А я и не заметил, не почувствовал, пока стояли!

Вздохнул, домой с поля вернулся, опять на сапоги уставился и заплакал.

Заплакал он горько и, на сапоги глядя, сказал самому себе:

— А ведь жена-то тогда правду говорила! Довелось мне узнать, что такое тоска по родному дому!

Так и прожил он у купца много лет.

А сапогам всё износу нет.

Шёл он однажды лесом, смотрит — избушка. Постучался, дверь открыл, видит — сидит в избе старушка вдова. И спросил он у старушки:

— Не знаешь ли, бабушка, что это за сапоги на мне? Из какой кожи, проклятые, сшиты? Восемнадцать лет ношу их, а они всё не износятся!

Говорит ему старушка вдова:

— Ох ты, горе моё! Сапоги твои не простые, а заколдованные! Но ты не печалься. Я тебе вот что скажу. Как придёшь домой, к купцу своему, так сними сапоги и брось их незаметно в печку. А утром достань. Они сгореть не сгорят, да зато быстро износятся. Тогда и службе твоей у купца конец.

Так и сделал муж. Сапоги в печку бросил, утром достал, обулся, они враз и изодрались. Сносились.

Пришёл он к хозяину и сказал:

— Что ж, хозяин, сапоги мои истрепались, пообносились. Видать, срок работе моей пришёл, кончился!

Делать нечего, дал ему купец расчёт и домой отпустил.

Пошёл муж домой. Идёт, ног под собой от радости не чует. Душа у него от счастья горит. В голове только одно: домой, домой, домой иду!

А день был жаркий, и начала его жажда мучить. Вдруг увидел он ручей. Заспешил к нему, нагнулся, чтобы попить, а водяной вцепился ему в бороду и не пускает.

Взмолился муж:

— Батюшка водяной, отпусти ты меня! Я дома восемнадцать лет не был! Тоска одолела!

А водяной его за бороду держит и говорит:

— Не отпущу, покуда не обещаешь мне то, чего дома у себя не знаешь!

Обрадовался муж: эка задача, да он дома у себя, поди, всё знает! И сказал водяному, не задумываясь:

— Чего спорить? Как ты говоришь, так и станется: обещаю, чего дома не знаю!

Водяной его отпустил, он и пошёл домой.

Пошёл он домой и не знал, не ведал, что, пока у купца служил, жена его дочку родила — красавицу На́сто.

Выросла Насто за годы, что он на чужбине провёл, невестой стала. Да такой красивой, что ни в сказке сказать, ни пером описать: ни в верхнем, ни в нижнем мире, ни на земле, ни в подводном царстве такой не сыщешь:

Обрадовались жена и дочь, от счастья не знают, куда мужа, куда отца посадить, чем угостить.

А он сидит невесел: ведь это он дочь свою единственную, ненаглядную, красавицу водяному обещал.

Как остались муж с женой вдвоём, жена его и спрашивает:

— Что это ты, муженёк, невесел вернулся? Тебе бы, что жив-здоров пришёл, радостным быть надо, а ты печален!

А он ей сказал:

— Беда пришла нежданно, негаданно. Оттого я и печален. Как нагнулся я в дороге дальней к ручью воды напиться, так водяной меня за бороду схватил. Вцепился, никак не отпускает. «Обещай, говорит, что отдашь мне из дому то, чего и сам не знаешь!» А откуда мне знать, что у нас такое счастье — дочка родилась? Я и обещал.

Заплакала жена и сказала:

— Чему быть, того не миновать. Только своими глазами видеть, как водяной нашу дочь любимую со двора уведёт, не могу, не хочу. Давай, муженёк, уйдём пораньше из дому, а Насто оставим здесь. Без нас беде быть, всё легче жить.

Ушли отец с матерью ночью из дому. А красавица Насто одна осталась.

Утром встала — дома нет никого. Вышла Насто во двор, а там одна коза старая бродит. Обняла девушка козу и заплакала.

Коза ей и говорит:

— Не плачь, не горюй. Пока не поздно, лучше запряги меня, в санки соломы положи, а сама в ней схоронись, заройся.

Как коза сказала, так Насто и сделала. И пошла коза, санки повезла куда глаза глядят.

Едут, едут санки, коза их везёт, Насто в соломе сидит, спряталась. Вдруг навстречу водяные идут. Спрашивают у козы:

— Красавица Насто ждёт ли нас?

— Ждёт, ждёт! — отвечает коза. — Столы накрыты, светильники горят.

Пошли водяные дальше, своей дорогой побежали к дому, где Насто жила, а коза тем временем с Насто в чужие края отправилась, в чужедальние.

Как заехали туда, так вылезла Насто из соломы. Обомлели люди, глаз оторвать от Насто не могут: видеть не видели, слышать не слышали о такой красоте. Ведь у неё

Прослышал о ней царский сын, сам в ту деревню прискакал.

Понравилась ему девушка, полюбилась. И решил он на ней жениться.

А Насто сказала ему:

— Ты мне люб, царевич, и согласна я за тебя замуж пойти, но обещай только, что никогда ты меня с козой моей не разлучишь. Где я буду, там и она быть должна. Где я стану есть, пить, там и старая коза эта чтобы пила и ела.

Царевич сказал:

— Пусть по-твоему будет. Для тебя что хочешь сделать готов!

Увёз царевич красавицу Насто во дворец и козу с ней вместе взял. Стали они жить-поживать.

Вот прошло времени столько-то, а может, ещё больше, родила Насто сына красоты необыкновенной, под стать ей самой.

Прослышала о том колдунья Сювятар, старухой обернулась, пришла во дворец в няньки наниматься.

А царевич-то не знал о том, не ведал. Думал, старуха хорошая, добрая, ласковая. Вот как притворилась ловко! Взял её царевич в няньки. Повела нянька красавицу Насто в баню ребёнка купать. А баня-то на берегу озера стояла. Подвела к воде и крикнула:

— Эй, дружки водяные! Вот она, Насто, возьмите её!

Только вымолвить успела, поднялись из воды руки, схватили красавицу Насто и утянули под воду.

А Сювятар вместо неё свою дочь колдовскую во дворец привела. Увидел царевич Сювятарову дочку безобразную, подумал:

«Была моя жена красавицей, а как сына родила, видно, некрасивой стала!»

А ребёнок день и ночь без матери родной плачет. Да что ребёнок — сады цвести перестали, цветы завяли, птицы умолкли.

Невзлюбила дочь Сювятар старую козу красавицы Насто. Сказала царевичу:

— Уберите её прочь с глаз моих! А ещё лучше — зарежьте!

Диву даётся царевич: что с женой его стало? То в козе своей души не чаяла, только что за стол не сажала, а тут зарезать просит.

Сказала коза слугам царским:

— Вы не режьте меня, слуги добрые! Сперва пустите в поле широкое, на зелёный лужок попастись, а уж потом убивайте.

Пожалели слуги царские старую козу, отпустили в поле широкое, на зелёный лужок. А коза на берег озера пришла и крикнула:

— Водяной, водяной, отпусти красавицу Насто! Позволь мне на прощание ей хоть одно слово сказать!

Привязал водяной к ноге Насто золотую цепь, отпустил красавицу на берег. Обняла Насто свою старую верную козу, и заплакали они обе. А потом сказала коза:

— Пришла я с тобой, Насто, прощаться. Зарежут меня скоро!

Поплакали бы они ещё, да в то время водяной потянул за цепь, и скрылась Насто под водой.

Пришла старая коза домой вся в слезах, в горе великом.

А Сювятарова дочка уродливая опять говорит:

— И чего её держат, козу шелудивую, шкодливую! Зарежьте её!

Повели слуги козу резать, а она им и говорит:

— Слуги, слуги, погодите меня резать! Отпустите меня, старую, перед смертью в поле широкое, на зелёный лужок попастись!

Пожалели её слуги, отпустили в широкое поле, на зелёный лужок погулять, попастись.

А царевич-то всё удивляется, никак в толк не возьмёт: вчера жена в козе души не чаяла, а сегодня резать просит. Почуял он что-то недоброе, тайком за слугами пошёл, а как они козу отпустили, за ней прокрался, посмотреть хотел, куда коза ходит, для чего отпустить просится.

Пошёл за козой царевич, увидел, что на берег озера она пришла. Спрятался за камнем и стал ждать.

Подошла коза к воде и крикнула:

— Водяной, водяной! Отпусти красавицу Насто на бережок! Позволь мне ей три слова сказать!

Вышла красавица Насто на берег, золотой цепью звенит. Обняла старую козу, и обе — и Насто и коза — заплакали. А потом коза сказала:

— Прощай, моя ненаглядная Насто! Зарежет меня сегодня Сювятарова дочка!

Только сказала, потянул водяной золотую цепь и утащил красавицу Насто в озеро. А коза на берегу осталась плакать.

Подошёл к ней царевич и сказал:

— Не плачь, коза верная, коза мудрая! Иди спокойно домой, а я за тобой следом приду.

Идёт царевич вслед за козой, думает, как ему жену свою красавицу, что в озере у водяного живёт, спасти, а Сювятарову дочку проклятую вместе с колдуньей-матерью победить.

Пошёл в кузницу, отковал молот себе по руке — большой, тяжёлый.

Наутро козе сказал:

— Иди, коза, в широкое поле, на зелёный лужок!

А сам следом пошёл.

Пришла коза на берег, к воде подошла, крикнула:

— Водяной, водяной! Отпусти красавицу Насто в последний раз со мной повидаться, перед смертью моей попрощаться! Я на любушку Насто только гляну — ни одного слова не скажу!

Вышла красавица Насто на берег, золотой цепью звенит. Выскочил тут из-за камня царевич, молотом так хватил, что разлетелась цепь золотая на мелкие куски.

Сказал красавице Насто:

— Жена моя любимая! Я тут, твой муж!

А Насто к нему кинулась, заплакала:

— Не будет нам жизни, не видать нам счастья! Ты меня освободил, а злая Сювятар всё равно погубит!

А царевич сказал ей:

— Ещё посмотрим, добро победит или зло!

Пошли они вместе домой. Вернулись, царевич жену свою красавицу и козу её верную в амбаре спрятал. Сам пошёл, приказал слугам верным баню затопить, а перед порогом её котёл с кипящей смолой в землю врыть да тропку от дома до самой бани красным сукном устлать.

Когда всё готово было, зашёл во дворец и сказал Сювятар:

— Суббота сегодня, пора в баню идти. Пожалуйте по красному сукну к жаркому полку!

Пошла Сювятар в баню. Идёт по красному сукну, вышагивает, головой во все стороны вертит, хихикает, смеётся:

— Хе-хе! Ха-ха! Мне одной такая честь — по красному сукну да к банному полку!

Только в баню шагнула, как провалилась и упала в котёл с кипящей смолой.

Взвился к небу чёрный дым — и развеялся: ничего от злодейки Сювятар не осталось. Дочка же её сама быстрёхонько прочь убралась.

А царевич с красавицей Насто зажили счастливо. Тут бы и сказке конец, да что-то загрустила Насто, затосковала. И повёз её царевич в далёкие края, туда, где её родители жили — отец с матушкой. Только подъехали, а родители их у дороги встречают.

Насто и говорит:

— Или вы ждали меня, или не ждали?

А отец ей отвечает:

— Как не ждать, доченька, коли знал я, что нет силы сильнее, чем тоска по дому родному. Для доброго человека и пироги не сладки, и золото не в радость, и солнце не ярко, и жизнь в тягость, коли он с домом разлучён, домой вернуться не может.

Обнялись они и на радостях заплакали.

Тут и сказке конец.