Давным-давно жили старик со старухой. Детей у них не было, и жилось им на свете без радости, без счастья.
Вот сказала как-то старуха:
— Принёс бы ты, старик, из лесу хотя бы ольховую чурку. Я бы её вместо ребёнка в люльке качала, нянчила, и то веселей!
Пошёл старик в лес и принёс оттуда ольховую чурку. Старуха её спеленала, словно ребёнка, в колыбель положила и ну качать!
Три года качала старуха ольховую чурку. А на четвёртый ожила чурка и превратилась в мальчика.
Однажды, когда старик на пашне был, а старуха коров доила, поднялся мальчик из колыбели и давай по избе ходить. Вернулись старики домой — глазам не верят: мальчонка ловкий, крепкий, на ножки быстрый!.. Обрадовались старые и назвали сына — Ольховая Чурка.
Прошло сколько-то лет. Вырос Ольховая Чурка, настоящим молодцом стал, таким сильным, пригожим, что ни в песне спеть, ни в сказке сказать.
И вот приключилась беда. Однажды проснулись старик со старухой, смотрят — нет на небе ни солнца, ни месяца, ни зари утренней. Пропали они, а куда — никто не знает.
Зажгли старик со старухой лучину, стали глядеть, да куда там — нет ни солнца, ни месяца, ни зари утренней. Тьма одна кругом, да и только.
Три года длилась тёмная ночь. Измучились люди, невмоготу стало. И начали между собой разговоры вести, как найти солнце, месяц и зарю утреннюю, потому что без них жить невозможно.
Тогда-то вот и царь спохватился.
— Пора, — говорит, — их, родимых, искать!
Собрал со всего царства людей разных — старых и малых, богатых и бедных — всех, кто умом и силой отличался, и устроил пир, чтобы на том пиру узнать, кто из людей способен вернуть людям солнце, месяц и зарю утреннюю.
Неспроста созвал царь народ, неспроста велел столы накрывать, царскими кушаньями угощать, вином поить.
Был у того царя напиток волшебный, крепкий-прекрепкий. И знал царь: кто три чаши того напитка сможет выпить, освободит утреннюю зарю. А кто шесть чаш выпить сможет, освободит месяц, а кто все девять чаш напитка огненного этого одолеет, тому под силу и солнце освободить!
Ну, стали среди народа смельчаков искать. Искали, искали — нашли одного: выпил три чаши. Искали, искали — нашли другого: выпил шесть чаш! А вот такого, кто бы все девять чаш выпил, найти не смогли.
Тут гости царю в один голос сказали:
— Во всей земле только один богатырь есть — Ольховая Чурка! Ему под силу девять чаш колдовского зелья выпить, ему под силу солнце из неволи освободить.
Приказал царь Ольховую Чурку привести. Привели его. И он как ни в чём не бывало все девять чаш осушил.
— Ну, — говорит царь, — что вам молодцам-смельчакам надобно, чтобы освободить солнце, месяц и зарю утреннюю, вернуть людям свет и счастье?
Пошептались между собой молодцы, и Ольховая Чурка говорит:
— Надобно нам немногое: мечи у нас свои есть. А вот у тебя, у царя, попросим то, чего мы, люди бедные, не имеем: дай ты нам, царь-государь, каждому по коню и одну свору собак, да не из дворца — они у тебя больно злые, без разбору и нас покусать могут, — а дай собак простых, дворовых, что на лиходеев и разбойников бросаются.
Собрали смельчаков в дорогу, на коней усадили, собак в свору связали, и отправились молодцы в путь-дорогу. Ехали они, ехали, долго ли, коротко ли, кругом темно — кто его знает, сколько ехать им пришлось. Только вдруг смотрят — светать стало.
Ещё малость проехали, ещё светлей стало: и чудно даже, будто месяц на небе промелькнул и исчез.
А там, глядишь, посветлело — будто заре утренней навстречу они спешат!
Ещё проехали, глядь — солнышко!
Вот тут-то и приехали они к неведомому замку.
А возле замка в своей избушке жила старая вдова.
Зашли они в избушку, поздоровались, сказали:
— Вот диво дивное — у вас здесь солнце светит! А у нас пропало оно совсем.
— Ох, ох, сыночки мои! — говорит вдова. — И у нас золотое солнце не всегда светит! Какой-то злодей, недобрый человек, проклял солнышко, что жгло оно сильно, а тем девятиглавый змей воспользовался и похитил солнце. Как приходит пора змею в море спуститься, так уносит он солнце с собой, и тогда у нас темным-темно. Как поднимается змей, чтобы над землёй летать, так выпустит солнце, и у нас светло. Другой злодей месяц проклял: мешал, видишь, ему воровать, дела тёмные творить. И шестиглавый змей унёс месяц к себе. Как уходит он в море, так и месяц исчезает, а как выходит на землю, так и месяц нам светит. А третий злой человек зарю утреннюю проклял. Лентяй был: проклял зарю, что она рано вставала, ему спать мешала. Вот и унёс зарю трёхглавый змей. Когда змей на земле, у нас день настаёт, а когда уходит он в море, под воду, и день кончается…
Выслушали смельчаки, что́ старая вдова сказала, и отправились на замок здешнего царя поглядеть. Пришли и удивляются. Видят они: все дома в округе чёрными сукнами завешены, и стены их, и двери, и окна, а люди плачут, слезами заливаются.
Удивились путники, стали спрашивать, что случилось в царстве этом, что всюду горе, печаль и слёзы. И сказали им жители:
— Потому мы все плачем, убиваемся, что сегодня вечером выйдет из моря трёхглавый змей и царь должен отдать ему старшую дочь на съедение. Если же не отдаст, проглотит змей полцарства и не подавится!.. А нашёлся бы храбрец, убил бы того змея, так не только бы царевну спас — освободил бы он зарю утреннюю из плена змеиного и стала бы она по-прежнему светить всем людям.
А тем временем зашили царские слуги царёву дочь в кожаный мешок и унесли к большому камню на берег, куда змей из моря выйти должен был.
Настал вечер, и час настал погибели: вот-вот выйдет змей на берег и сожрёт дочь царя.
В ту пору молодец, что три чаши напитка крепкого-прекрепкого осушил, оседлал своего коня, взял в руки меч и сказал своим товарищам:
— Еду я насмерть со змеем биться. Если кину вам свой сапог, пошлите мне собак на помощь!
Сказал и поехал.
А на берегу в мешке царевна от страха чуть жива лежит. Подъехал к ней молодец, кожаный мешок мечом рассек, освободил её и сказал:
— Вставай и жди, когда змей из моря выходить будет. А я тем временем посплю. Когда время придёт, разбуди меня.
Положил он голову царевне на колени и заснул крепким сном.
Вот прошло времени ни много и ни мало, потемнело небо, всколыхнулось море. Испугалась царевна, стала своего спасителя будить. А он не просыпается. Тогда встряхнула она его что было силы. Он вскочил на ноги и сказал:
— Ты скорее за камнем спрячься и жди. А я со змеем биться буду!
Только царевна за камень схоронилась, как поднялся из моря трёхглавый змей, вылез на берег, прохаживается.
— Ху-ху! — говорит. — Человечий дух чую!
А молодец уже на коне, меч поднял и на змея кинулся.
Начали они биться. Бились, бились, осталась у змея одна голова: отрубил ему молодой богатырь две головы, а вот с третьей никак не управится.
Снял он тогда сапог с ноги и бросил товарищам. А они собак с цепей спустили, и те собаки на берег прибежали и на змея набросились. Тут и третьей голове его конец пришёл. Отрубил её молодец мечом своим острым.
Устал молодец, вернулся в город и спать лёг. А наутро смотрят люди — заря засияла!
И говорят:
— Слава тому, кто утреннюю зарю из змеиного плена освободил!
А царь, ничего о том не зная, не ведая, всю ночь проплакал, прогоревал. Как встал утром, велел слугам на берег сходить.
— Пойдите, — говорит, — принесите косточки моей бедной дочери!
Пошли слуги к морю царский приказ выполнять, пришли, а там царская дочь, жива, весела и собой хороша, им навстречу идёт!
Привели её слуги во дворец. Царь от радости себя не помнит, слова вымолвить не может. Приказал всё же слугам рассказать, как всё было.
А слуги говорят:
— Мы ничего не знаем. Пришли на берег, а дочь твоя живая, здоровая нам навстречу идёт. Возле камня змей мёртвый лежит, а поодаль его три головы валяются. Такие они тяжёлые были, что мы втроём одну голову и ту с места сдвинуть не могли!
На другой день опять пошёл Ольховая Чурка с товарищами по замку, по городищу гулять. Снова видят — все кругом в трауре, люди плачут, слезами заливаются. Пошёл тот молодец, что шесть чаш осушил, к старушке вдове и спросил:
— Почему, скажи, в замке и в городище люди плачут? Змей трёхглавый убит, царёва дочь жива, весела, а они плачут.
Отвечает старуха вдова:
— Ой, сынок! Потому народ наш плачет, что царь должен отдать свою среднюю дочь на съедение змею шестиглавому! А не отдаст, так проглотит он, проклятый, полцарства и не подавится! Вот нашёлся бы храбрый человек, кому змея под силу убить, и царевну бы спас, и месяц ясный из змеева плена освободил!
Пока вдова говорила это, зашили царские слуги среднюю дочь царя в кожаный мешок, отвезли на берег моря и там, возле камня горючего, оставили.
А Ольховой Чурки второй товарищ на коня вскочил, меч в руки взял и сказал:
— Еду я со змеем насмерть биться! Коли надо будет, сапог вам брошу, вы тогда собак спустите!
Прискакал на берег, мешок кожаный мечом рассек, царевну освободил и сказал:
— Глаз своих с моря не спускай, карауль, когда змей из воды выходить будет. Тогда и разбуди меня. А до того я посплю.
Положил голову на колени царевне и заснул крепким сном. Прошло времени ни много и ни мало, потемнело небо, всколыхнулось море раз, другой, третий. Стала царская дочь будить своего спасителя, а он не просыпается. Уже в четвёртый раз всколыхнулось море, в пятый, а он всё спит. Испугалась царевна, схватила булавку и уколола ею руку молодца, что меч держала. В тот же миг молодец на ногах был. Сел на коня, а царевне велел за камнем спрятаться, схорониться.
Всколыхнулось море в шестой раз, и вышел из воды шестиглавый змей. Вышел и говорит:
— Ху-ху! Человеком пахнет. Сам он ко мне на ужин пришёл!
— Ох, недобрый для тебя тот ужин будет! — вскричал молодец и пошёл на змея шестиглавого.
И вступил с ним в бой. Не на жизнь, а на смерть.
Бились они, бились, уже три головы молодец у змея отсек.
Бились они, бились. Уже четвёртая голова у змея с плеч долой и пятая на песок скатилась. А вот шестую никак не одолеть.
Снял тогда юноша сапог и бросил товарищам. Сорвались собаки с привязи, налетели на змея, тут и шестой его голове конец пришёл. Отрубил её меч: крепкая была рука, не дрогнула!
И в пору эту месяц серебристый в небе появился, улыбается, и люди веселятся, приговаривают:
— Пусть век будет счастлив тот, кто месяц из плена змеева избавил, на землю вернул!
А царю невдомёк. Сидит он всю ночь в слезах, в горе. Дождался утра и посылает своих слуг:
— Идите на берег, принесите оттуда косточки моей дочери несчастной!
Пришли слуги на берег, а царёва дочь сама им навстречу идёт — жива, весела, хороша, как прежде.
Привели они её к царю и докладывают:
— Там на берегу змей мёртвый лежит, и возле него шесть голов по сторонам разбросаны, раскиданы. Да такие тяжёлые, что мы вшестером одну голову и ту с места сдвинуть не могли!
Настал вечер, и Ольховая Чурка с товарищами опять по замку, по городищу гулять пошли. И снова видят — люди плачут, слезами заливаются и всюду чёрные сукна висят.
Теперь уж сам Ольховая Чурка к старушке вдове пошёл и спрашивает:
— Почему, вдова почтенная, все люди плачут, убиваются?
— Потому, сынок, — отвечает старушка, — что царь должен в эту ночь свести свою самую любимую младшую дочь на берег моря, девятиглавому змею на съедение. А не отведёт — проглотит тот змей проклятый полцарства, а то и всё целиком и не подавится. Коли нашёлся бы бесстрашный человек и убил того змея, спас бы он и царевну младшую, и солнышко бы из плена змеева освободил.
А тем временем зашили слуги царскую дочь в кожаный мешок и понесли к морю.
Вскочил Ольховая Чурка на коня и крикнул товарищам:
— Если плохо будет, брошу я вам свой сапог, вы собак с привязи спустите, на помощь! А коли змея не убью я, живым не вернусь!
И ускакал.
Вот и берег и кожаный мешок у камня. Рассек он мешок мечом, освободил царевну.
— Не спи, — говорит, — карауль змея, когда он из воды выходить начнёт. Тогда и разбуди меня. А я до той поры посплю.
Положил голову на колени царевне и заснул крепким сном.
Прошло времени ни много и ни мало, всколыхнулось море раз, другой, третий… Стала будить царевна Ольховую Чурку, а он не просыпается. Тормошит, трясёт его царевна, он всё спит, а море в четвёртый, пятый раз колыхнулось. Уж она кричала, стонала, а Ольховая Чурка всё спит. А море, море-то уже в седьмой и восьмой раз всколыхнулось. Вот взбугрилось оно в последний, в девятый раз, и заплакала царевна от страха, и упала горячая слеза на щёку Ольховой Чурки. Он в один миг проснулся, вскочил на коня, крикнул царевне, чтобы она спряталась. А тут из воды сам морской девятиглавый змей выходит. Вышел змей из воды и на Ольховую Чурку в бой пошёл.
— Ху-ху! — говорит. — Сам Ольховая Чурка пришёл ко мне на съедение! Царевной я позавтракаю, а тобой пообедаю!
— Пришёл! — говорит Ольховая Чурка. — Только гляди не подавись обедом таким!
Стали они насмерть биться.
Бились, бились — уже три головы у змея слетело. Бились они, бились — уже четвёртую, пятую и шестую головы Ольховая Чурка ему отрубил, а вот последние три одолеть, отрубить не может!
— Посмотри, солнышко встаёт! — крикнул он змею. — Твоя шея такая же красная, как утренняя заря!
Оглянулся змей — тут ему Ольховая Чурка отрубил седьмую голову.
Остались у змея две головы.
— Смотри, змей, твой дом горит! — закричал Ольховая Чурка.
Но змей настороже был, не поверил, не оглянулся на этот раз.
Ещё малость времени прошло, и Ольховая Чурка снова крикнул:
— Смотри, змей, жена твоя над тобой смеётся, что ты стольких голов лишился!
Тут змей не стерпел, оглянулся — и полетела восьмая голова его на песок.
Одна голова теперь осталась у змея, но её никак не срубить Ольховой Чурке.
Тут уж снял он сапог и бросил своим товарищам: мол, выручайте.
Спустили они собак с привязи. Прибежали собаки, вцепились в змея, и полетела голова девятая, последняя, и свалился змей замертво.
Вернулся Ольховая Чурка с собаками к товарищам и лёг спать.
Прошла ночь, утро настало. Смотрят люди — радость-то какая! — на небе солнышко сверкает. Сказали:
— Пусть будет вечно счастлив тот, кто солнышко освободил!
А царь ничего о том не знает, не ведает, в своей опочивальне в слезах лежит, слуг своих посылает:
— Сходите на берег и принесите мне косточки дочери моей любимой!
Пошли слуги на берег, смотрят — юная царевна им навстречу идёт: жива, весела, ещё прекраснее прежнего стала.
Рассказали слуги, что на берегу видели:
— Мёртвый змей у камня лежал, а кругом все его девять голов разбросаны, раскиданы. И такие эти головы тяжёлые, что мы вдевятером одну голову не то чтобы поднять, с места сдвинуть не могли!
Устроил царь в своём замке пир. И при всём народе сказал:
— Кто проклятых змеев убил и дочерей моих спас, пусть соберёт змеевы головы и придёт ко мне за наградой.
Пошли три молодца на берег, взяли головы, принесли царю. Он и говорит им:
— Пусть каждый из вас возьмёт в жёны ту дочь мою, которую спас. А ещё поделю я меж вами полцарства моего, богатства мои.
Поклонились царю Ольховая Чурка и его товарищи и сказали:
— Не надо нам ни твоих дочерей, ни твоего царства, ни богатства. Не за то мы бились, не для того змею каждый из нас головы рубил. Дай ты нам, царь, немного припасов, чтобы домой доехать. А на добром слове тебе спасибо!
Царь на радостях так загулял, развеселился, что лишнюю чарку хватил и заснул. Да так крепко, что и не заметил, как Ольховая Чурка с товарищами своими в путь-дорогу собрался.
Царь всё спит, спит, а уж молодцы вон куда уехали. Не видать их совсем.
Ехали они, ехали, вдруг видят — возле дороги избёнка плохонькая стоит и из неё громкий разговор слышен.
Ольховая Чурка и говорит своим товарищам:
— Вы тут постойте, а я пойду послушаю, о чём там разговор идёт. Вы не глядите, что избёнка худая, невидная: в ней сама Сю́вятар живёт, мать тех змеев проклятых, что мы убили!
Сказал так Ольховая Чурка, с коня слез и обернулся горностаем. Вскарабкался на поленницу дров, что под окном избушки была, и стал слушать.
Говорит Сювятар:
— Едут убийцы моих сыновей, моих деточек ненаглядных! Думают скоро дома быть. Но не бывать тому: не уйти им от меня, не уйти!
— А что ты им сделаешь? Как помешаешь? — спрашивают её неведомые голоса.
— Напущу я на них такой голод, что они с места сдвинуться не смогут. И, на их беду, у самой дороги накрою столы со всякой едой. Но только сядут они к тем столам поесть, тут их смерть придёт. И не догадаться им, что, если б ударить трижды мечами богатырскими по столам, тогда столы отравленные исчезли бы вместе с голодом!
— А если догадаются богатыри? — сказали голоса.
Тут захихикала страшная колдунья Сювятар.
— Нет, не уйти им от меня! — сказала она. — Коли в первый раз спасутся они, всё равно не оставлю я их в покое: напущу на них такую жажду, что они от слабости с коней падать будут! А возле самой дороги их я наколдую озеро, да мало того — берестяные ковшики на берегу их ждать будут. Станут молодцы пить — тут им и погибель. А догадайся кто из них по воде мечом три раза ударить, исчезло бы озеро и жажды их как не бывало!.. Но если и тут они спасутся, то есть у меня третье средство: напущу на них такой сон, что они сами с коней попадают. А возле дороги три постели поставлю. Как улягутся в них богатыри, так и не проснутся никогда: вечным сном заснут. Но, если бы успели они три раза мечом по тем постелям ударить, освободились бы от чар и сон бы с них слетел. Но всего того они не ведают, а кто мои слова повторит, тот в камень придорожный превратится!
Выслушал это Ольховая Чурка, обернулся снова человеком и пошёл к своим товарищам печальный, задумчивый. Стали они его расспрашивать, что в доме Сювятар он узнал, услышал. А он сказать не может.
— Да ни о чём там не говорили, — сказал. — Какие-то женщины болтали, а что, поди, сами не ведали.
Пустились они снова в путь. Совсем немного проехали, и напал на них такой голод, просто сил нет. Еле в седле держатся. И вдруг, откуда ни возьмись, появились столы возле дороги, а на них еды всякой, снеди — видимо-невидимо! Только молодцы собрались было по куску схватить, успел всё-таки Ольховая Чурка, ударил мечом три раза по столам, и они тут же пропали.
Рассердились на Ольховую Чурку его товарищи:
— Не дал нам поесть! А еда такая хорошая была! Почему ты нам мешал пировать, отдыхать?
Что мог Ольховая Чурка в ответ им сказать? Открой он правду, превратился бы в придорожный камень, а немного спустя и они бы умерли, заколдованные жаждой.
И он сказал:
— На что нам чужая еда? Домой приедем, там и поедим. Пусть небогато, зато своё.
Сказал так, и голод у них пропал.
Поехали они дальше. Ехали, ехали и вдруг напала на них жажда, да такая, что хоть ложись и помирай. И возле дороги — надо же! — вдруг озеро появилось и берестяные ковшики на бережку заботливо положены.
Не успели молодцы за ковшики схватиться, как Ольховая Чурка трижды мечом по воде ударил, и озеро исчезло, и ковшики пропали, и жажда у путников прошла.
Едут они, едут, от усталости сон их стал одолевать. Да такой, что уже нет сил с ним бороться. Ещё шаг — и упадут они с коней. А тут вдруг появились возле дороги кровати широкие, с перинами, с подушками пуховыми.
Соскочили молодцы с коней — хотел Ольховая Чурка их опередить: ударил трижды мечом по одной кровати — она-то исчезла, да успели его два товарища в другие кровати лечь и заснуть.
Горе, горе! Откуда ни возьмись, появилась Сювятар и в один миг съела тех двоих спящих.
Что делать Ольховой Чурке? Бросился он бежать, даже коня не успел взять. Остался конь у Сювятар. Вот какая была страшная колдунья.
Заперла она коней в своей конюшне, железными цепями к стойлу привязала.
Бредёт Ольховая Чурка по лесу печальный: что делать, не знает, путь до дому далёкий, без коня не добраться. Устал он, присел отдохнуть возле пня. Вдруг видит — лежит на пне человеческий глаз. Удивился Ольховая Чурка. Взял глаз, вдруг слышит голоса. Спрятался Ольховая Чурка и стал ждать.
Пришли к пеньку девять девушек. И все слепые. Не слушались они, по глупости, своих родителей. Прокляли родители сгоряча своих дочерей. И завладела ими Сювятар. Вырвала у них глаза, у бедняжек, и стали они слепые. Но всё же дала им Сювятар на всех на девятерых один глаз, в лес сходить, да и тот единственный глаз теперь прохожий взял.
Стали девушки просить, а кого — сами не знают:
— Тот, кто глаз наш единственный нашёл, просим тебя! Кто бы ни был ты, отдай нам находку! Если в отцы годишься — отцом будь. Если в братья годишься — братом будь. Если в сёстры годишься — будь нам сестрой! Если в матери годишься — будь нам родной матерью! Только верни нам глаз наш!
Тогда Ольховая Чурка вышел из-за деревьев, за которыми прятался, и сказал:
— Вот ваш глаз! Мне он ни к чему, а вы в нём и вправду нуждаетесь!
И отдал глаз девушкам.
Обрадовались девушки, не знают, как Ольховую Чурку благодарить. Стали его спрашивать, он им и рассказал о своём горе, о том, как Сювятар его товарищей погубила и коней увела, и что теперь не попасть ему домой.
Девушки выслушали его и сказали:
— Твой конь и кони товарищей твоих во дворе Сювятар в бубенцах стоят, на железной цепи. Что ни час, она нас посылает узнать, не украл ли кто лошадей. Если сумеешь ты мечом ту цепь перерубить и увести коня, мы Сювятар ничего не скажем.
Сказали девушки так и пошли к дому. Одна из них глаз на ладони держала, чтобы всем им видно было, куда идти. Ольховая Чурка за ними следом пошёл и тайком во двор к Сювятар пробрался.
Увидал он там своего коня, ударил мечом по цепи. Загремела цепь, зазвенели бубенцы. Сювятар услышала это и говорит девушкам:
— Идите скорее, поглядите, не Ольховая ли Чурка за конём пришёл?
И дала им всем по глазу, чтобы они лучше видели. Пришли девушки во двор, но никого там не увидели — Ольховая Чурка под яслями спрятался.
Вернулись девушки в избу и сказали Сювятар:
— Никого там нет. Одни кони стоят.
Подождал Ольховая Чурка, подождал, а потом опять по цепи мечом ударил. Загремела цепь, зазвенели бубенцы.
Опять Сювятар послала девушек посмотреть, не свёл ли кто коней со двора. Послала и дала девушкам по второму глазу, чтобы лучше видели.
Вернулись девушки и опять говорят, что, мол, никого там нет, одни кони стоят.
А в это время Ольховая Чурка вылез из-под яслей и в третий раз ударил мечом по цепи.
На этот раз перерубил цепь. Но загремела она пуще прежнего.
Бросилась Сювятар сама на конюшню, увидала Ольховую Чурку и закричала:
— Попался теперь! Ну, держись, съем я тебя и вас всех, девчонок, съем, не подавлюсь!
Но тут Ольховая Чурка не испугался, выхватил свой меч и сказал:
— Пусть мой меч отомстит тебе за моих товарищей и за этих девушек несчастных!
Схватились Ольховая Чурка и Сювятар, но где было одолеть колдунье храброго юношу! Он ведь девять чаш выпил, девять голов у змея отрубил, колдовство Сювятар разгадал, солнце из неволи высвободил и всё не для себя, а для других старался. У него каждый раз силы и прибавлялись. И теперь он за друзей своих мстил и за девять девушек слепых бился!
Как ударил он Сювятар мечом, так и пришёл её конец. Только дым к небу взвился: чёрный, смрадный. На земле ничего не осталось. А девушки благодарили своего спасителя. Сел Ольховая Чурка на своего коня и поехал к дому, к отцу-матери.
А там его старики ждут. Обнял он родителей, и от счастья они на его глазах помолодели.
А царь узнал, что вернулся Ольховая Чурка, призвал его к себе и давай спрашивать, куда его товарищи подевались.
Всё рассказал Ольховая Чурка, как они со змеем о трёх, шести и девяти головах боролись, как домой возвращались, а вот о Сювятар говорить не стал. И как скажешь, коли проговоришься и превратишься в придорожный камень!
А царь не верит, не оставляет его в покое:
— Говори и говори! А не то и сказать страшно: уж не ты ли убил товарищей своих? Куда они подевались?
Не стерпел Ольховая Чурка обиды царя. Стал рассказывать. Всё рассказал: как горностаем обернулся, как слова колдовские Сювятар услышал, как дважды спас друзей своих, а вот в третий раз спасти не успел… Рассказал всё и… превратился в придорожный камень.
Так и лежит он в лесной глуши, у дороги. А солнце, которому Ольховая Чурка свободу вернул, до сих пор на земле светит.