Карусель памяти

15

Вена

Амелия сидела в постели, опираясь на подушки и читая роман, когда Клэр принесла поднос с томатным супом, половиной сандвича с сыром и тарелкой яблочного пюре. Яркое полуденное солнце играло на розовом стеганом одеяле и белых фланелевых простынях. Амелия выглядела гораздо лучше, чем прошлым вечером, когда она боролась с гриппом. Клэр приехала, чтобы поухаживать за больной, когда у нее был жар, и ее поразила бледность и слабость подруги.

– Не хочешь ли еще воды? – Клэр взяла пустой стакан с ночного столика Амелии.

– Пожалуйста. – Седые темно-серые волосы Амелии были зачесаны назад, открывая лицо, и она уже успела наложить косметику после душа. Она улыбнулась Клэр. – Господи, я и в самом деле могу привыкнуть к тому, что за мной ухаживают.

Клэр отнесла стакан в ванную комнату и начала наполнять его над раковиной. Она поймала свое отражение в зеркале аптечки – усталый взгляд, покрасневшие глаза. Сбоку аптечки висело небольшое круглое увеличивающее зеркало, и она повернула его, чтобы взглянуть на себя поближе, – все, что она увидела, зеленый цвет, заполнявший зеркало целиком.

Она вскрикнула, роняя стакан, и он разбился на тысячу осколков, ударившись о край раковины.

– С тобой все в порядке? – крикнула Амелия из спальни.

Клэр не могла сразу ответить. Она присела на край ванны и закрыла глаза.

– Просто разбила стакан, – крикнула она в ответ. – Извини. Я все уберу. – Но не сделала ни одного движения, ни одной попытки, чтобы встать. Вместо этого она соскользнула с ванны, пока не достала до стены, и облокотилась о прохладный кафель, ожидая, когда пройдет паника.

Что же с ней? Зеркала были везде. И они наполнены чем-то зеленым, а в некоторых случаях – цвета были смазаны и вертелись в зеркале, пока она не отводила глаз, а делала она это почти тотчас же. Видение неизменно сопровождалось сильным, неожиданным и лишающим ее возможности что-либо предпринять Чувством тошноты, подобной той, какая захватила ее как раз сейчас в ванной комнате Амелии.

Прошло несколько минут, прежде чем она почувствовала, что сможет оторваться от ванны. Она завесила маленькое зеркальце банным полотенцем и тщательно собрала крупные осколки стакана, прежде чем уйти.

– Веник в кладовке? – спросила она Амелию, проходя через ее спальню.

– Угу. – Амелия оторвалась от супа. – Мне жаль, что тебе приходится этим заниматься.

– Ничего, в следующий раз буду осторожнее. – Она взяла веник из кладовки и начала заметать стеклянные осколки.

Была суббота, и Джон поехал на уик-энд в Балтимор, чтобы присутствовать на конференции по адаптации инвалидов. Она не поехала, потому что одному из них нужно встретиться с Джилом Клейтоном, чтобы переговорить о семинаре, который он должен проводить на итоговой конференции. Она чувствовала себя странно без Джона, и странно было представить, что он один ведет конференцию. Наблюдая вчера, как он уезжал на джипе, она чувствовала незнакомую ей прежде опустошенность. Однако она не позволит себе предаваться дурному настроению. Она проведет уикэнд спокойно, говорила она сама себе, ведь встреча с Джилом – единственное, что она должна сделать. Но тогда позвонила Амелия, больная и вся в лихорадке. Обычно этого было недостаточно, чтобы довести Амелию до слез, но именно вчера – дата их серебряной свадьбы с Джейком. Будь Джейк жив… Все это, да еще ее болезнь, привело ее в уныние.

Поэтому Клэр пришлось провести с ней ночь. Она выслушала печальные воспоминания Амелии о смерти Джейка. Прошло уже три года, но боль Амелии все еще была жива, и Клэр был непереносим вид ее страданий. Она попыталась уговорить подругу посмотреть старинный фильм со Стивом Мартином, но Амелия настолько погрузилась в прошлое, что не смогла сосредоточиться ни на чем, кроме собственной печали. Клэр позволила ей говорить, пока она не заснула, потом постелила себе постель в комнате для гостей и заснула сама.

Когда она проверяла домашний автоответчик этим утром, там был звонок от Рэнди. Они разговаривали по телефону несколько раз со времени спектакля. Однажды он пригласил ее на ленч, но она отказалась. Не теперь. Пусть сначала Джон свыкнется с мыслью об этой дружбе по телефону. Ее удивили ревность Джона, его чувство ненадежности, прежде она в нем этого не замечала. Она ставила его в известность обо всех телефонных звонках почти дословно, надеясь, что чем откровеннее она будет с ним о Рэнди, тем скорее убедит, что тут не о чем беспокоиться.

Джон вежливо выслушивал, потом постепенно менял тему разговора на работу и на фонд, на предметы, которые со времени происшествия на мосту больше не могли привлечь ее внимания настолько, насколько захватывали раньше.

Она ждала звонков Рэнди. Он говорил о Кэри, своем десятилетнем сыне, а она болтала о Сьюзен. Рэнди оказался очень преданным отцом, хотя с горячностью отверг этот комплимент.

– Я не был для него самым лучшим отцом, – сказал он. – Хотя и пытался им стать. По натуре я – трудоголик. Сосредоточил практически всю свою энергию на моем ресторане и недостаточно обращал внимания на свою семью.

С каждым звонком, с каждым разговором Клэр чувствовала, как становится глубже близость между ней и Рэнди. Она могла часами слушать этот глубокий теплый голос по телефону. Влечение не было физическим. Во всяком случае, совершенно не связанным с сексом. Тем не менее она хотела, чтобы он был к ней поближе. Ей хотелось, чтобы он вошел в ее жизнь, и она даже раздумывала, не познакомить ли его с Амелией. Но после прошлой ночи, однако, она поняла, что требуется некоторое время, прежде чем Амелия будет готова впустить другого мужчину на место Джейка в свое сердце.

– Спектакли закончились, – сказал Рэнди этим утром по автоответчику, – а Кэри сильно простудился в эти выходные, и Льюэн не хочет отпускать его повидаться со мной. Поэтому, кажется, у меня есть время для себя, и я проснулся с сильным желанием увидеть лошадок для карусели работы Сипаро. Интересно, не хотите ли вы – и конечно же Джон – присоединиться ко мне на прогулку до Смитсониана сегодня днем.

Она позвонила ему, сообщила, что Джона нет в городе и что она не сможет поехать, потому что ей нужно ухаживать за Амелией. Но теперь Амелия выглядела гораздо лучше.

– Поезжай домой, – сказала Амелия, после того как Клэр собрала все, что осталось от стакана. – Мне теперь хорошо.

Клэр села на постель и скрестила ноги.

– Ты уверена? – Она уже представляла Музей американской истории и выставку карусельных лошадок.

– Температура нормальная. Я – в порядке, – Амелия рассмеялась. – Я была несколько не в себе прошлой ночью, правда?

Клэр потянулась, чтобы погладить Амелию по руке.

– Для тебя эта ночь была нелегкой.

– Ну, я думаю, просплю весь день, поэтому тебе вовсе незачем тут оставаться.

Клэр предложила сходить в бакалейный магазин или сдать белье в стирку, но Амелия и слушать об этом не хотела. Клэр могла бы и настоять, если бы не чувствовала соблазна провести день с Рэнди и с табуном деревянных лошадок. Она позвонила ему снова из кухни Амелии, и спустя несколько часов уже ехала в его машине по дороге в Смитсониан.

Странно ходить по музею рядом с мужчиной, с мужчиной, чья рука случайно касалась ее, чьи глаза были почти на уровне ее собственных глаз. Странно не вести переговоров об узких дверных проходах и расположении лифта. Это было освобождение, и она почувствовала укол совести за то, что заметила эту разницу.

Вдоль стен располагалось несколько образцов карусельных лошадок, и Клэр не пришлось даже обмолвиться о самой привлекательной, самой красивой из них. Он сразу же направился к каурому скакуну, даже не успев прочитать табличку, которая идентифицировала его как творение великолепного Сипаро.

– Изумительно. – Рэнди пренебрег предостережением не трогать руками и положил руку на резное седло. Он восхищался золотой гривой, развевающейся на ветру на гордо поднятой голове коня.

– Это листовое золото?

– Да. – Она провела рукой по морде лошади, вспоминая, как приятно было наблюдать, как ее дедушка старательно прилаживал тоненькие листочки золота на липкую от лака поверхность гривы.

– Крылья бабочки, – сказала она.

– Что?

– Мой дедушка говорил, что золото было толщиной с крылышко бабочки.

– О! – Рэнди улыбнулся. – А где же все остальные лошадки, которых вырезал ваш прадедушка?

– Некоторые – в музеях, некоторые – на каруселях по всему миру. Ближайшая карусель – в Нью-Джерси. Некоторые принадлежат коллекционерам. – Это была неприятная для нее тема. Ее семейство оказалось недальновидным и не владело ни одним из этих сокровищ. Ни одной лошадки работы Джозефа Сипаро не сохранилось в семье.

– А карусель, та самая, что дедушка построил в амбаре? Что с ней произошло?

Клэр подошла к другим лошадкам – изукрашенным позолотой и самоцветами. Красивые сами по себе, но далеко не Сипаро.

– Когда мой дедушка умер, мать продала ферму и подарила карусель Парку аттракционов в Винчестер Виллидж, штат Пенсильвания. Я не видела ее с двенадцати лет.

– Правда? Не хотелось бы посмотреть?

– Да, и я всегда собиралась. Каждый год, пока Сьюзен была маленькой, мы обычно строили планы поехать туда, но всегда что-нибудь мешало.

Рэнди легко провел рукой по гладкому седлу аппалузского жеребца из Иллинойса. Он улыбался.

– О чем вы думаете? – спросила она.

– О! – Он, казалось, был удивлен ее вопросом. – О Кэри. Я как раз вспоминал, когда последний раз возил его в Королевский доминион. Мы с ним прокатились на всех аттракционах. К концу меня уже почти тошнило, но он бы мог выдержать еще несколько часов, я полагаю.

– Вы скучаете без него, – сказала она.

Рэнди кивнул, сняв руку и сунув ее в боковой карман.

– Я привык проводить с ним выходные. Мне просто хочется наверстать те дни, когда я был с ним рядом ежедневно. Когда близкие все время рядом с нами, мы этого не ценим.

Она кивнула.

Рэнди медленно направился к другим лошадкам.

– И я с содроганием вспоминаю те дни накануне развода, в последний наш с Льюэн год, – сказал он. – Его мать была несчастна, а отец с утра до вечера на работе. А когда собирались все трое, мальчику приходилось выслушивать, как его отец и мать ругаются.

Клэр пошла к дальней стене, где были выставлены черно-белые фотографии лошадок и их резчиков, и без всякой причины кровь застучала у нее в мозгу. Образ был гораздо яснее, чем она видела раньше. Белая, похожая на фарфоровую, поверхность не была плоской, а мягко очерченной, резной. Само пятно, почти прямоугольник по форме, темное на одном конце, совершенно размазанное на другом. Клэр прислонилась к стене, и помимо ее воли у нее вырвался стон. Ее почти что начало рвать, здесь, посреди экспозиции.

– Клэр? – Рэнди взял ее под руку.

– Мы можем отсюда выйти? – спросила она, освобождаясь от него. Если она выйдет на свежий воздух, ей станет лучше. Она прошла, ничего не видя, через зал, пытаясь выбросить образ из головы.

– Клэр, подождите минутку. – Рэнди поймал ее за локоть, но не смог задержать. Она почти бежала, как будто знала точно, куда идет и что случится, если она не покинет сейчас же зал. Повернув за угол, она уперлась в тупик длинного коридора с единственной дверью с пометкой «Только для служащих», и неожиданно почувствовала, как будто из воздуха исчез весь кислород.

Задыхаясь, она сделала полуоборот, готовая бежать в противоположном направлении, но оказалась в объятиях Рэнди. Она повисла на нем.

– Пожалуйста, – сказала она. – Мне нужно срочно выйти.

– Минуточку.

– Немедленно, – сказала она, но ее голос потерял силу, и она почувствовала покой в его сильных руках и тепло его груди. Сцепив свои руки вокруг него, она уткнулась в его плечо. Ее щека прижималась к темно-синему хлопковому свитеру, и она не шевелилась. Ведь если сделать какое-нибудь движение, придется что-то говорить. Как она объяснит свое нелепое поведение? Как она может объяснить кому-то смысл того, что и сама считала совершенным бредом?

Она чувствовала поддержку его рук и через минуту оттолкнулась в совершенном замешательстве. Образ исчез. Откинув пальцами с лица волосы, она уставилась в пол.

– Вы, должно быть, подумали, что я тронулась, – сказала она.

– Опять головокружение?

Она покачала головой.

– Нет. Кое-что еще. – Она прижала ладонь к виску и слабо улыбнулась ему. – Похоже, я совершенно разваливаюсь.

Он обнял ее за талию и пошел с ней по коридору к скамейке. Она села без всякого протеста.

– Расскажите, что вас так расстроило.

– У меня галлюцинации или что-то в этом роде. – Она засмеялась и почувствовала, как краска приливает к ее щекам. – Мне все время видится что-то, похожее на кусок фарфора, забрызганного кровью. По крайней мере, я догадываюсь, что это – кровь. В последнее время это случается все чаще и чаше. И кроме того, еще зеркала. – Она пожала плечами. Ей не хотелось думать об этом. Повернувшись, она схватила его за руку. – У вас есть время для кино? – спросила она. – Идет ли что-нибудь по-настоящему смешное? Я хочу выбросить эти странные картины из головы. Я хочу провести пару часов, смеясь.

Мимо них прошли мужчина и женщина. Женщина уставилась на нее, и Клэр подумала, что ее отчаяние, вероятно, написано у нее на лице.

– Откуда берутся эти видения? – спросил Рэнди. – Я имею в виду кровь. Может быть, вы что-то читали? Или видели что-то подобное?

– Может быть, не знаю. Мне все равно. Я просто хочу отделаться от них. – Она посмотрела вниз и с ужасом заметила, что прижимает его руку к своему колену, впившись в нее пальцами. Она быстро отдернула руку. – В первый раз я увидела это в маленьком театрике, – добавила она. – Когда мы впервые встретились там.

– Правда? – Он выглядел расстроенным, как будто в какой-то мере был в ответе за ее неприятности.

Клэр попыталась подняться, но он поймал ее за руку и принудил сесть снова. Что ему нужно? Она закончила разговор, и, если подумает об этом еще немножко, образ может возникнуть опять и снова сведет ее благоразумие на нет.

– А что вы говорили о зеркалах? – спросил Рэнди.

– Я не хочу больше об этом, Рэнди, пожалуйста. Не могли бы мы уйти?

– Не сейчас, – сказал он. – Сначала я хочу рассказать вам кое-что. – Он подвинулся на тяжелой скамейке и подождал, пока маленькая стайка детей не прошла мимо, а потом заговорил снова. – Долгое время, у меня тоже… были картины в мозгу, – сказал он. – Иногда проходил месяц без них, а в другое время я видел до дюжины на неделе. Это началось, когда я был подростком, и длилось до последних лет, и иногда они возникают у меня и сейчас.

– И что же это? – спросила она. – Тоже кровь, или еще что-то ужасное?

– Нечто странное. По крайней мере, мне это казалось странным тогда. Я видел что-то похожее на серые неясные очертания в нижней части моего поля зрения с какими-то пятнами и с чем-то серебряным, выступающим оттуда.

Клэр недоуменно взглянула на него, но промолчала. Она не имела права критиковать фрагменты чьего-то воображения.

– Видение всегда сопровождалось чувством тошноты. Ужасным чувством неизбежности.

– Да. – Клэр смотрела на него изучающе, совсем растревоженная.

– Однажды, несколько лет назад, я сопровождал Кэри в пешем походе в Харперс Ферри. – Он издал грустный смешок. – Льюэн всегда помогала в школе, поэтому я пообещал быть сопровождающим в следующем походе. Я уже хотел отказаться, когда понял, куда они собираются. Столько пережив когда-то в Харперс Ферри, я больше не намеревался туда и шага ступить. Но отказаться не было возможности, не разочаровав Кэри. Поэтому мы ехали в автобусе по тому самому мосту, а дело было зимой, и я сидел на правой стороне автобуса, и так получилось, что выглянул в окно и посмотрел в направлении города… и что же я увидел?

Клэр сидела на краешке скамейки, и ее глаза расширились.

– Что?

– Серые неясные очертания с какими-то пятнами и чем-то серебряным, выступающим оттуда. Деревья. Лиственные деревья. Неясная масса серого в это время года. И церковный шпиль, выступающий над деревьями. Это был тот же самый вид, как и в день, когда Чарльз упал с моста. – Рэнди снова засмеялся. – Я не мог оторваться. Мне хотелось кричать, смеяться и плакать. Все эти годы образ был заперт в моем мозгу, и я почувствовал, что неожиданно освободился.

– Но вы ведь сказали, что он все еще возникает…

– Да, но теперь я знаю, что это, и могу справиться. Теперь он надо мной не властен. – Он прислонился к стене.

– Итак, вы думаете, что то, что я вижу, может быть некоторого рода… воспоминаниями, связанными с далеким прошлым? – спросила она.

– Это ведь началось сразу после той ночи, когда вы были с Марго на мосту?

– Да.

Он нахмурился.

– Может быть, тогда это каким-то образом связано с той ночью. Но ведь вы не видели… никакой крови в ту ночь, не так ли?

– Нет. – Она неожиданно вспомнила об ужасной катастрофе, которая произошла с Сьюзен, когда она ехала на велосипеде. Десятилетняя Сьюзен съезжала с холма на Центральной улице, когда автомобиль выскочил на тротуар, прямо на нее. Сьюзен перелетела через руль велосипеда и упала на капот автомобиля. Клэр прибыла на место происшествия, когда «скорая помощь» загружала ее терпеливую дочь, всю в крови, в машину. Она вспомнила всю сцену живо, но это, казалось, было совершенно законченной частью прошлого. Ничего не исчезло из памяти, и ничто не преследовало ее.

– Возможно, это что-то очень давнее, – предположил Рэнди. – Из вашего детства.

– Нет. – Клэр покачала головой. – В моем детстве не было ничего ужасного.

– О, да, я забыл, – сказал Рэнди. – Одна долгая поездка на карусели.

Она не обратила внимания на его насмешливый тон, твердо решив уйти, не важно – пойдет он с ней или нет. Она хочет покончить со всем этим.

– Итак, – сказала она, – как же насчет кино?

– Давайте проследим за этим, Клэр. – Рэнди, казалось, вовсе не был заинтересован в том, чтобы уйти. – Подумайте об образе, или о воспоминании, попытайтесь представить…

– Нет. – Она встала. – Я только что избавилась от этого проклятого чувства. Я не собираюсь испытывать все это снова.

– Но ведь оно вернется. Вы же сами говорите, что с каждым разом это становится все хуже и хуже.

– Тогда я пойду в кино одна, – резко сказала она. Рэнди сложил руки на груди.

– Я вас так недолго знаю, – сказал он. – Но одно я узнал, без всякого сомнения – вы любите притворяться, что все прекрасно, даже когда на самом деле это не так. Вы осознаете это?

Она скривила губы.

– У меня просто оптимистический взгляд на вещи, вы это имели в виду?

– Как счастливое детство, когда родители разводятся, – продолжал Рэнди, как будто она ничего и не говорила. – А ведь ваш отец увез вашу сестру, и вы больше о ней ничего не слышали. Согласитесь, это ведь совсем ненормально. Просто из ряда вон.

Клэр почувствовала, что нежданные слезы жгут ей глаза, а Рэнди протянул руку, чтобы легонько сжать ее кисть.

– Вы плачете о том, что ваш отец увез Ванессу? – спросил он. – Ваша мама плакала?

Она хотела поругаться с ним, повернуться и уйти, но вопросы задели ее. Плакала ли она? Она совершенно ничего не помнит об этом дне. Плакала ли Мелли? Она могла представить Мелли только смеющейся. Любящей. Она не могла припомнить, чтобы ее родители ссорились, не могла представить никакой другой картины, кроме той, как они стояли, обнявшись, в кухне сельского фермерского дома, а ее отец говорил Мелли, что она самая прекрасная женщина в мире. Эта картина согрела ее. Рэнди неправ. Она благодарна ему за то, что он выслушал ее, за то, что не дал ей почувствовать себя из ряда вон выходящей, но тем не менее он неправ.

– Мне бы хотелось уйти, – произнесла она опять. Что-то в ее голосе, должно быть, сказало ему, что расспросы нужно прекратить, больше она их не выдержит. Он просто пожал плечами, встал и, легко приобняв ее, двинулся с ней через холл к выходу.