Карусель памяти

19

Сиэтл

Ее замучили телефонные звонки.

Ванесса пришла в свой кабинет после обхода и нашла на своем письменном столе три записки и разрывающийся от звонков телефон. Она не стала поднимать трубку. Секретарша ответит и напишет еще одну записку, которую она попробует не замечать по возможности как можно дольше.

Когда она собирала свою сеть несколько лет назад, она выбрала самых основательных, динамичных и ответственных людей, которых она знала в мире подростковой медицины. Она даже не могла предположить такой уровень энергии и энтузиазма в такой географически разбросанной группе. Как только был дан намек, что можно получить помощь от сенатора Зэда Паттерсона, члены сети, отчаянно старавшиеся поддерживать жизнеспособность программы, бросились действовать.

И казалось, они все решили начать с телефонного звонка к ней. Она понимала, что они считают ее руководителем в этой борьбе, а она пыталась упорно свалить все на Терри Руз или на кого-нибудь другого. Ей просто необходимо было вырваться из этой неразберихи как можно быстрее ради собственного здоровья, как умственного, так и физического. В дневное время с ней было все в порядке, головные боли уменьшились, и на работе она держала себя в руках. Однако во сне этот контроль ускользал из ее рук. Настоящая Ванесса Грэй – Ванесса Харти – возникала по ночам. Перепуганная и беспомощная маленькая девочка на карусели.

Ее собственная подростковая программа получит только выгоду от любых позитивных изменений, независимо от того, будет ли она активна в борьбе или нет. Ей нужно покончить с этим, найдя подходящую логичную отговорку, хотя в настоящий момент она еще не могла придумать как. Она только знала, что никому не может сказать правду своего отказа иметь дело с Паттерсоном.

Она отодвинула записки на одну сторону стола и открыла карту, которую принесла с обхода. Шелли Кольер. Пациентка с анорексией, пройдя четырехнедельный курс лечения по программе исправления трудностей с аппетитом, готовилась теперь к выписке. Она поизучала результаты самых последних анализов девочки с хмурым выражением лица. Данные были не очень хорошими. Пит Олдрич отчитывался, что, несмотря на то, что они отобрали все ее слабительные и принуждали есть насильно и не позволяли никаких физических упражнений или водных процедур после приема пищи, Шелли продолжала терять вес.

Ванесса перелистала карту. Не было ли какой-нибудь тут другой болезни? Или же они упустили что-нибудь совсем очевидное?

Неожиданно ей что-то интуитивно пришло в голову. Она уже сталкивалась с подобным случаем раньше. Поднявшись из-за стола, она сунула под мышку карту и вышла из кабинета.

Сестра-хозяйка опустошала поднос в одной из личных комнат, когда Ванесса нашла ее.

– Не могу ли я поговорить с вами минутку? – Она повела женщину в коридор.

Сестра-хозяйка сняла одну из пластиковых перчаток, чтобы убрать выбившуюся прядь темных волос со лба, а потом пошла за Ванессой. Она стала рядом со своей раздаточной тележкой с выжидательным видом.

– Возможно, мой вопрос покажется вам несколько странным, – сказала Ванесса. – Но не могли бы вы сказать, как часто вы наполняете мыльницу в комнате шестьсот один?

Сестра-хозяйка с интересом взглянула на нее:

– Смешно, что вы об этом спрашиваете, – сказала она. – Я заметила, что там мне приходится наполнять мыльницу в три-четыре раза чаще, чем в спальнях других детей.

Ванесса вынуждена была улыбнуться. Ее подозрения оправдались.

– Спасибо, – сказала она и уже собиралась повернуться и уйти, когда решила, что должна дать объяснения сестре-хозяйке. – Пациентка из этой палаты пьет мыло, – просто сказала она. – Делает себе что-то вроде слабительного коктейля.

Сестра-хозяйка поморщилась и покачала головой.

– Ох, уж эти дети. – Она повернулась, чтобы достать другую перчатку из коробки на своей тележке, бормоча про себя: – С каждым годом все сильнее сходят с ума.

У поста медсестер Ванесса поделилась тем, что узнала, с медсестрой Шелли, добавив, что за девочкой нужно присматривать в ванной и после того, как она поест. Они смогут помочь Шелли Кольер даже против ее воли.

Она забежала еще к нескольким пациентам, включая Джордана Уилли, которому ночью сменили трубку еще раз. Прошла уже неделя с тех пор, как ему ввели первую трубку, которая не произвела должного эффекта, и, когда Ванесса осматривала грубый надрез сбоку, Джорди боролся со слезами и болью, а вероятнее всего, и со страхом. Даже со второй трубкой его легкое не прослушивалось так, как надо. Она посмотрела на его лицо, когда прикладывала стетоскоп к груди. Глаза были крепко закрыты. Голубые вены светились на висках под бледной кожей.

– Болеутоляющие не действуют на тебя, не так ли, Джордан? – спросила она.

– Нет, – прошептал он, не открывая глаза. – Но если мне дадут их больше, я буду все время спать, а я этого не хочу.

Инстинктивно она погладила рукой по его вьющимся темным волосам. Редкий жест для нее. Что же в этом ребенке так разрывает ее сердце?

– Будем надеяться, что эта вторая трубка очень скоро поможет тебе чувствовать себя лучше, – сказала она.

Он кивнул головой, все еще не открывая глаз, его очерченные синевой губы были крепко сжаты, и она понимала, что он не верит ни ее оптимистичным словам утешения, ни тому, что она делает.

К пяти часам на ее письменном столе было уже восемь записок, и она уселась за стол с бутылкой яблочного сока, твердо решив начать отвечать на звонки.

Она попытается отправить всех своих абонентов к Терри.

– Терри – именно тот человек, который разговаривал с Паттерсоном, – говорила она. – Она вам расскажет лучше, чем я, что нужно делать дальше.

Но от ее коллег по сети отделаться было не так легко. Они упорно пытались вовлечь ее в разговор, и все они с энтузиазмом рассказывали ей всякие истории о Зэде Паттерсоне.

– С его помощью единогласно были сохранены права на аборт в Пенсильвании, – настойчиво объяснял один.

– Он помог одной моей старой коллеге по работе развернуть программу помощи жертвам насилия, – говорил другой. – Она ездила к нему в офис и рассказала ему о людях, которым она хотела помочь, и он на самом деле прослезился.

Этот человек быстро приобретал репутацию прямо-таки легендарную, и, когда Ванесса слушала своих восторженных коллег, в углу ее поля зрения стали вспыхивать молнии.

Она сделала шесть звонков, когда непреодолимое желание уехать стало настолько сильным, что она больше не могла с ним бороться. Ей нужна была пробежка. Это единственно правильное решение, чтобы снять напряжение.

Она переоделась в свой теплый прогулочный костюм и туфли для бега и спустилась по лестнице к кабинету Дарси, несмотря на то, что она сильно сомневалась, что Дарси захочет присоединиться к ней. Дарси была на двенадцатой неделе беременности, и ее утренняя тошнота теперь длилась почти всю ночь. На их последней пробежке Дарси останавливалась два раза, и ее рвало.

Дарси застонала, когда увидела, что Ванесса стоит в дверях ее кабинета.

– Забудь об этом, – сказала Дарси. – Ни в коем разе.

Ванесса улыбнулась ей сочувственно. Дарси и в самом деле выглядела не слишком цветущей. Не стоило изводить ее.

– Может, на следующей неделе, – сказала она.

– Не слишком-то надейся. – Дарси повернулась на стуле, чтобы посмотреть на свою подругу. – Я понимаю, что ты не можешь понять, как чувствуют себя в таком положении, но я провожу семьдесят пять процентов времени, желая, чтобы меня пристрелили и избавили от страданий.

Ванесса улыбнулась вымученной улыбкой.

– Прости, Дарси, – сказала она, выходя из кабинета. – Побереги себя, ладно?

Она прошла по коридору, открыла дверь черного выхода из больницы и побежала.

Вечер был замечательно теплым для середины февраля. Ванесса попыталась бежать равномерно, направляясь в сторону парка. Как будто острые колючки ползали под ее кожей, и она тяжело наступала на асфальтовую дорожку, чтобы отделаться от них. Без Дарси она могла бежать быстрее, чтобы выпустить из себя пар до того, как она пойдет домой к Брайану, который не заслуживал ее плохого настроения.

В эти дни Дарси безостановочно говорила о своей беременности. Ванесса смиренно выслушивала ее, на самом же деле готовая наброситься на Дарси с кулаками, если та хоть еще один раз скажет ей: «Я понимаю, что ты не можешь понять, как я себя чувствую». Но каждый раз она прикусывала себе язык. Совершенно не стоило говорить Дарси, что она ошибается. Не стоило говорить об Анне. Не нужно бередить старые раны.

На дорожке впереди лежал камень, она сильно поддела его ногой, послав через близлежащую лужайку. Повернув за угол, она удивилась, когда увидела, что к ней бежал какой-то мужчина. На какое-то мгновение ее сердце забилось чаще, но тут же поняла, что он в спортивном костюме. Такой же бегун, как и она, подумала Ванесса, человек, совершающий пробежку прекрасным зимним вечером.

Она перешла на другую сторону, ближе к улице, чтобы пропустить его, но он сделал то же самое, и она почти засмеялась над тем, что они должны были неизбежно столкнуться, как вдруг она увидела, что он быстрым движением вытянул руки к ней, и тут же почувствовала его пальцы у себя на горле.

У нее не было времени на раздумья. Она опустила подбородок на грудь и изо всех сил потянула своей левой рукой его руку, так, чтобы он приблизился к ней еще ближе. Его темные глаза расширились от удивления. Ребром правой ладони она, собрав всю силу, ударила его по подбородку вверх и назад, и он издал какое-то мычание. Она сжала руку в кулак и изо всех сил ударила его по ключице, послышался безошибочный треск.

– Грязный негодяй. – Коленом она ударила ему между ног, и когда он согнулся вдвое, то еще и ногой в лицо. При бледном свете она увидела, как на ее теплые брюки полилась кровь.

Он встал на четвереньки на дорожке, но Ванесса еще не закончила. Адреналин, бушующий в ее теле, заставил ее чувствовать себя натянутой пружиной, и, когда мужчина, потеряв сознание, упал на землю, она пинала его в лицо, в спину, в бок. Она кричала и наносила ему удары до тех пор, пока кто-то ее не оттащил, но даже тогда она все еще пинала воздух. Завыла сирена вдали, и только тогда она поняла, что незнакомый человек держит ее за руки, а она плачет и ругается и рвет воротник его пальто пальцами.

Тот, кто на нее напал, попал в хирургическое отделение. Полицейские рассказали ей, когда она сидела вместе с Брайаном в приемной полицейского участка, что мужчина будет жить, но долгое время ему придется несладко. Весьма вероятно, что это тот самый негодяй, который изнасиловал двух женщин за последние три месяца, одеваясь бегуном и затаскивая их в кусты. Теперь у него сломаны нос, ключица, вывихнуто колено и повреждены почки. Она же сломала в драке мизинец, но пока никто об этом не знал. Она позаботится об этом позднее.

Ванесса подумала, что в долгу у Зэда Паттерсона. Она в долгу у своих доверчивых коллег по сети и у близоруких больничных сиделок. Она была в долгу у всех, кто вызвал в ней такую ярость, потому что этот возможный насильник получил ее всю. Ярость, которая предназначалась многим, вылилась вся на него.

Слухи о неудавшемся нападении распространялись чрезвычайно быстро. К тому времени, когда она и Брайан покинули полицейский участок, телевизионные и газетные репортеры наводнили автомобильную стоянку. Ванесса со стоном прислонилась к Брайану. Он сделал отрицательный жест репортерам, когда они пересекали стоянку, направляясь к автомобилю. Она подумала, что надо сказать несколько слов в эти микрофоны о том, чтобы женщины учились самообороне. «Мой рост пять футов пять дюймов, а вес сто десять фунтов. – Она представила, как говорит. – Если я смогла сделать это, то сможете и вы. Тренируйте себя». Однако она была слишком обессиленной, чтобы говорить с кем-либо, и все слова вылетели у нее из головы, когда она уселась в машину Брайана.

Она откинула голову на спинку сиденья, когда они выезжали со стоянки.

– Прямо домой? – спросил Брайан. Она покачала головой.

– В больницу. – Она вытянула трясущуюся руку. Палец распух и стал бордовым. – Кабинет неотложной помощи.

Он остановил машину посередине улицы и включил свет, чтобы осмотреть ее руку.

– Ванесса. – Он нахмурился. – Тебя же спрашивали, нет ли у тебя повреждений. Почему ты ничего не сказала?

– Я хотела поскорее отделаться от них и их вопросов. – Она начала плакать нежданными слезами раздражения, и Брайан повернулся, чтобы взять ее за руку, не обращая внимания на гудящие машины впереди.

– Ты испугалась? – спросил он через некоторое время.

– Нет. – Она не испугалась. Только вначале, когда неожиданное появление мужчины заставило ее вздрогнуть. После этого, даже когда она почувствовала его длинные пальцы на горле, она не ощутила страха. Только ярость. – Я подумала, что вижу Зэда Паттерсона, – сказала она. – Если бы меня не оттащили, я бы убила его. Я не могла остановиться. – Она съежилась при воспоминании о последних ударах, которые она ему нанесла, когда под ее ногой его тело было как у тряпичной куклы.

Их обогнала машина, за ней – другая.

– Плохо, что тебя остановили. – Брайан снова поставил свою машину в ряд, и, когда они начали взбираться вверх по улице, Ванесса взяла его за руку и плотно прижала к своему колену. Брайан улыбнулся. Он посмотрел на нее. – Сколько времени прошло с тех пор, как ты прошла курс самообороны?

– Сто лет, – сказала она.

Во всяком случае, больше двадцати. Двадцать два года.

Ее избили один раз в жизни, когда ей было шестнадцать лет, за год до рождения Анны. Это случилось почти сразу же после того, как она перестала ходить в школу – она не «бросила» ее официально. Тогда она еще жила с отцом. По крайней мере, у нее была комната в его доме, где она держала свою одежду. Он редко бывал дома. Тогда он делал деньги и перенял пышный стиль жизни сливок общества «всегда в дороге». Он практически не интересовался ею.

Она шла к другу, когда это случилось. Вдруг буквально ниоткуда появился мужчина, и не успела она и звука издать, как лежала в побоях и синяках от ударов в живот. Она доползла до дома своего друга. Имени мальчика она не могла припомнить – она не помнила больше ничьих имен. Он отговорил ее обратиться в полицию, сказав, что у него был привод, и они могут подумать, что он сделал это. Кроме того, они, возможно, заставят ее вернуться в школу и втянут в это дело ее отца. Итак, она проспала два дня в постели своего друга с грелкой и холодными компрессами. Когда стала чувствовать себя лучше, мальчишка всю ночь учил ее, как защитить себя, обучал ее приемам, которым, как он говорил, его научили в тюрьме. Затем он отвел ее в класс самозащиты, где работал его старый друг. Инструктор сказал, что возраст и пол не важны. Она должна уметь убить, если в этом будет необходимость. Она думала, что забыла все, чему она там научилась, но сегодня ночью на улице все это вернулось к ней.

Брайан припарковал машину перед больницей. Ванесса протянула руку к ручке дверцы, но Брайан остановил ее, положив ладонь ей на плечо.

– Выходи за меня замуж, – сказал он.

Она натянуто засмеялась.

– Почему ты поднял этот вопрос сейчас? – спросила она. – Я – полная развалина. Я только что чуть не убила кого-то. Я каждую ночь просыпаюсь от кошмаров. Тебе бы следовало бежать от меня со всех ног, а не делать предложение.

– Я прошу тебя об этом сейчас, потому что хочу, чтобы ты знала, что даже в самые твои злые, печальные и самые изменчивые и сумасшедшие моменты я все равно тебя люблю. – Он снова откинулся головой на сиденье, но взгляда от ее лица не отвел. – Я люблю тебя, потому что ты – самая сообразительная из всех женщин, которых я когда-либо знал. И потому, что, когда ты говоришь о своих пациентах, в твоих глазах есть чувство, и твое беспокойство о них неподдельное, и ты так волнуешься об их болезнях и так ищешь способ им помочь. И когда мы занимаемся любовью, ты каждый раз приносишь мне неизведанные доселе ощущения. И я люблю тебя, потому что даже несмотря на то, что ты чертовски занята, ты умудряешься найти время, чтобы приготовить мне цыпленка по-киевски, и ты засовываешь мне в чемодан сентиментальные открытки, когда мне нужно уезжать.

Она почувствовала, что ее подбородок задрожал, когда она попыталась удержаться от слез. Адамово яблоко заходило у Брайана в горле. Он слегка провел пальцами по ее распухшей руке.

– И когда тебе больно, Ванесса, я тоже это чувствую, – сказал он. – Если ты решишь никогда не выходить за меня замуж, я все равно останусь с тобой. Но ты никогда не убедишь меня, что именно этого ты хочешь.

Она бы хотела поверить ему, его словам. Она действительно верила ему.

– Я не знаю, насколько все плохо обернется, – сказала она, – вся эта ерунда с Паттерсоном и…

– Ван?

Она промолчала, ожидая, что он скажет.

– Если завтра мне поставят диагноз смертельной болезни и мне останется жить всего три года, и определенно это будут жуткие годы, в течение которых я не смогу ничего делать, только лежать в постели и слабеть, что бы ты сделала?

Этот сценарий было невозможно представить, и все же она чувствовала себя ужасно при мысли о том, что он так впустую может провести свою жизнь.

– Я бы стала ухаживать за тобой, – сказала она. – Я бы попыталась окружить тебя заботой и каждый вечер готовила бы тебе цыпленка по-киевски и…

– А если моя бывшая жена неожиданно возбудит против меня судебное дело, Бог знает насчет чего, и станет угрожать мне смертью, и мне придется потратить все мои деньги – до последней монеты – на судей, что бы ты сделала?

– Я бы помогла тебе, как смогла. Я бы выслушала все твои высказывания и проклятия в ее адрес. – Это заставило ее улыбнуться – она бы несколько лет посвятила бы этому. – Я бы дала тебе денег, чтобы помочь уплатить судебные издержки.

– Итак, почему ты думаешь, что я отвернусь от тебя, если у тебя возникнут проблемы? Ты полагаешь, что я менее благороден, чем ты?

Она снова улыбнулась.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Следовательно, ты выйдешь за меня?

Она посмотрела на колени, где ее рука приняла форму гнезда вокруг синего и распухшего пальца.

– Да, – сказала она с бьющимся сердцем. – Выйду.