Вашингтон
Ванесса знала, что теряет вес. Она стояла с Брайаном в просторном холле здания сената, ожидая, когда можно будет войти в зал, где состоится слушанье, и чувствовала, как юбка от ее зеленого костюма держалась только на бедрах. Она умудрилась съесть половину печеной картофелины за обедом вчера, но это было все, что она проглотила со времени ее встречи со Старлой вчерашним утром.
В холле толпилось много людей, так много, что она быстро бросила попытки отделить ее товарищей, дающих показания, от репортеров и любопытствующей публики.
Сразу после восьми охранник открыл широкие двери, и толпа из холла полилась в зал.
Старла стояла в дверях. Она коснулась плеча Ванессы и сказала, где ей сесть.
Брайану позволили сидеть с ней, но в ряду, состоящем из многочисленных стульев. Полная темноволосая женщина, сидящая от Ванессы слева, улыбнулась ей.
– Вы тоже даете показания? – спросила она. Ванесса решила, что ей чуть больше тридцати лет.
– Да, – ответила она.
– Я тоже. – Женщина протянула руку Ванессе. – Мегги Роуэн, – представилась она.
– Ванесса Грэй. – Ванесса пожала руку Мегги Роуэн, влажную от пота. Она представила, что и ее собственная рука такая же на ощупь.
Старла и еще одна женщина сидели в первом ряду перед Ванессой и Брайаном. Ванесса обернулась, чтобы посмотреть, что происходит сзади нее. Зал быстро заполнялся людьми. Она заметила блеск телекамеры в дальнем углу зала, глубоко вздохнула и потянулась к руке Брайана.
Перед публикой стоял длинный стол, и полдюжины стульев за ним были обращены к залу. Второй стол, несколько короче, обращенный к первому, венчал только единственный стул. Она будет сидеть на этом одиноком стуле и смотреть на длинный стол, за которым будут сидеть мужчины – да, Старла сказала ей, что комиссия была целиком из мужчин, – и рассказывать свою историю. Она еще могла отказаться. Притвориться больной. Нет. Она должна сделать это для себя и для Брайана, если не для подростковой программы. Она легко коснулась рукой своего плоского живота. Она должна сделать это для будущего. Она закрыла глаза и склонила cвою голову к плечу Брайана.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
Она кивнула, не поднимая головы, и когда наконец все-таки открыла глаза опять, члены комиссии входили в зал. Она смотрела, как они занимали места. Некоторые – старые, другие – молодые. Рахитичные или раздутые, или вертлявые. У большинства на лицах серьезное, почти скорбное выражение. Они выглядели очень несчастными людьми.
Он сидел ближе к середине длинного стола, касаясь пальцами молоточка. Сенатор Уолтер Паттерсон. Он порылся в куче бумаг на столе перед ним, потер подбородок рукой и повернулся что-то сказать толстомордому господину слева. Он был довольно худой, худобой человека, который, вероятно, каждое утро бегает, правильно питается и вообще ценит свое тело и усердно старается сохранить его. Волосы светлые, с проседью, жидкие, но тщательно подстриженные. Со своего места Ванесса могла поймать блеск его голубых глаз, когда он кидал взгляды на толпу. Она принудила себя рассматривать его. Она хотела ожесточить себя, прежде чем настанет ее очередь. Ее очередь – четвертая, Ванесса молила Бога, чтобы это произошло до обеда. Она не хотела пропускать еще один прием пищи.
Зэд Паттерсон поднял свой молоточек и с силой опустил его на стол. Он принялся рассказывать собравшимся о целях сегодняшнего слушанья – представить комиссии наглядные доказательства необходимости помощи законопроекту о помощи взрослым, подвергнувшимся физическому насилию в детстве. Он рассказывал о законопроекте несколько минут, его псевдопростонародный стиль речи довел Ванессу до мурашек на коже, а потом пострадавшие стали давать свои показания.
Мегги Роуэн вышла первой. Ее случай – инцест с дядей, и ее рассказ был безобразный и печальный, но ничем не отличался от дюжин – сотен – рассказов, которые доводилось слушать Ванессе неоднократно. Однако для членов комиссии это было внове. Они хмурились и качали головами и кривили губы от презрения, когда Мегги дословно читала запись своих показаний, ее глаза как будто приклеились к бумажке, лежащей перед ней. Паттерсон следил за записью, пока она читала, время от времени поднимая свои острые синие глаза на саму свидетельницу, внимательно слушая и кивая головой с симпатией.
Ванесса почти не слушала следующих двух свидетельниц. Она смотрела на часы на дальней стене, как их стрелки перевалили за девять, потом за десять, и постепенно ее покинуло чувство реальности. Тоненький голосок в ее голове не переставая повторял: «Ты с ума сошла?», но часы тикали, и скоро ей ничего не оставалось сделать, как занять место перед комиссией.
Брайан погладил ее руку, когда она вставала со своего места, и Старла встала, чтобы коснуться ее плеча.
– С вами будет все отлично, – сказала адвокат. Кто-то положил запись с ее показаниями на стол перед ней. Ожидая, она смотрела прямо на Зэда Паттерсона, ища признаков того, что он ее узнал, но он мельком взглянул на нее, когда говорил что-то сенатору слева, который захихикал в ответ, его толстые щеки и двойной подбородок затряслись.
Ей велели начинать. Она облизала губы, набрала полную грудь воздуха и начала зачитывать запись своих показаний.
– Я подверглась физическому насилию в возрасте восьми лет, – читала она. – В отличие от предыдущих потерпевших, меня подвергли насилию только один раз. Тем не менее это оказало ужасные последствия на всю мою жизнь, с некоторыми мне до сих пор приходится бороться.
Она посмотрела вниз на свои руки, которые были сложены на столе, потом подняла глаза на комиссию.
– Летом в детстве я жила на ферме моих дедушки и бабушки в небольшом городишке в Пенсильвании под названием Джереми.
Запись гласила только «в небольшом городишке в Пенсильвании». Зэд Паттерсон, который рисовал что-то на листке бумаги, лежащем перед ним, неожиданно резко поднял голову. Казалось, его взгляд был сфокусирован на ней в первый раз, и она почувствовала быстрое биение своего сердца у себя в горле.
– Мой дедушка вырезал карусельных лошадок для собственного удовольствия, – продолжала она, больше не читая записи. – Он действительно построил карусель в амбаре за собственный счет.
Зэд Паттерсон откинулся на спинку стула, а толстощекий сенатор помахал копией ее показаний в воздухе.
– Вы не точно следуете своим показаниям, записанным здесь, мисс – ммм. – Он поискал в бумагах ее имя.
– Грэй, – сказала она.
– Да, мисс Грэй.
– Эта информация достоверна? – спросил один из сенаторов. Его толстые брови слились в одну линию.
Ванесса украдкой посмотрела на Старлу, чей рот был открыт, как будто она хотела что-то сказать, но не была уверена, стоит ли это делать.
– Да, – сказала Ванесса. – Чрезвычайно достоверна. Пожалуйста, отнеситесь ко мне с терпением.
– Продолжайте. – Сенатор разъединил брови и положил руки на стол.
– Тем летом, когда мне исполнилось восемь лет, мой дедушка нанял молодого человека, чтобы делать кой-какую работу на карусели, – продолжала она. – Однажды мужчина попросил мою сестру, которой было десять лет, помочь ему в амбаре. Она не хотела идти и послала меня вместо себя. Я вошла в амбар, и мужчина дал мне пирожное, покрытое шоколадом. Он был разочарован моим приходом. Он сказал, что предпочитает темноволосых девочек – волосы моей сестры были темные, – но что и я подойду.
В резком свете, льющемся сверху, лицо Зэда Паттерсона было похоже на скелет. Цвет сбежал с его кожи, которая плотно облегала высокие мертвенно-бледные скулы. Его губы белели тонкой полоской.
– И он стал говорить, какая я хорошенькая, какая смышленая, – продолжала Ванесса. – Он спросил меня, какая моя самая любимая лошадка на карусели, и потом поднял меня на нее, касаясь руками между ног, но я помню, что подумала: «Он – взрослый. Я могу доверять взрослым». Меня воспитали на мысли, что все взрослые – честные и защищали детей. – Она заколебалась. – Конечно, я была неправа, но именно так я думала в то время. Мне даже в голову не приходило, что он может как-то обидеть меня.
Ванесса еще раз украдкой посмотрела на Старлу, которая была почти такая же бледная, как и Зэд Паттерсон, под гривой своих растрепанных светлых волос.
Должно быть, Старла удивляется, что произошло с освещенным солнцем сеном на полу амбара. Что случилось с ее отличной, заслуживающей доверия свидетельницей, чьи свидетельские показания не были подвергнуты проверке?
– Он завел карусель и стоял рядом со мной, когда она начала вертеться. Он касался меня, и я начала чувствовать испуг, но не знала, что делать. – Ванесса почувствовала первый прилив слез. Она не позволит им пролиться. Она только крепче сжала свои ладони на коленях. – Когда мы крутились, он поднял меня с лошадки, взял за руку и повел к экипажу. Он усадил меня там и сказал мне, какая я красивая и как я его возбуждаю. Я ясно запомнила, что он употребил именно это слово «возбуждаю», потому что оно показалось мне тогда очень странным. Я не знала, что оно означает. Он сказал, что собирается сделать кое-что со мной – с моим телом – и что я не должна говорить об этом никому и никогда. Он улыбался и был спокоен. Он сказал, что от этого может быть немножко больно, но он постарается быть поаккуратнее. Тогда я начала плакать, и он обнимал меня и говорил, что я – храбрая девочка и что он очень постарается не делать мне больно, не больнее, чем должно быть. – На мгновение Ванесса не могла говорить. Она прижала кончики пальцев ко лбу, опустив вниз глаза, и почувствовала, как сначала одна, а потом и другая слеза скатилась по ее щеке.
Смахнув слезы пальцами, она снова посмотрела вверх.
– Я была смущена, – сказала она. – Он казался таким хорошим, и, казалось, это было чем-то, что непременно должно произойти. Как визит к доктору, где делают укол. Взрослый, у которого не было выбора, как только сделать мне больно.
Зал затих и примолк. Хотя она не могла видеть перед собой толпу, она представляла, что все глаза были устремлены в ее направлении. Ей хотелось украдкой посмотреть на Брайана. Она не осмелилась.
– Он уложил меня на сиденье в экипаже, снял мои штанишки, трогал меня там, а потом попытался вставить в меня свой пенис. Что, конечно, было трудно, и тогда он забыл о нежности и заботе обо мне. Казалось, ему было все равно, больно мне или нет, и я начала отбиваться и кричать. Он закрыл мне рот рукой и продолжал насиловать меня. Я не понимала, что он со мной делает. Все, что я могла понять, это то, что у меня было такое чувство, как будто меня разрывали на части, с головы до ног.
Ванесса опять посмотрела на Старлу, пытаясь изобразить извинение в своем взгляде.
– Я сказала Старле Гарвей, адвокату, ответственному за проверку свидетелей, которые сегодня тут дают показания, что я не знаю личности моего насильника, ничего, кроме факта, что он работал на моего деда. Потому что я знала, что, если бы сказала ей, меня бы не допустили до дачи показаний. Но я знаю, кем он был. Я всегда об этом знала. Он был заместителем шерифа в Джереми, штат Пенсильвания в то время, а теперь он – сенатор Уолтер Паттерсон.
В зале воцарилась мертвая тишина, в течение нескольких секунд, пока Паттерсон не разразился взрывом смеха.
– Прошу прощения. – Он наклонился к ней, улыбаясь. – Опять хотите свалить все на меня?
– Нет. – Она набрала воздуха в грудь, и, когда выдыхала его, ее наполнило долгожданное чувство облегчения и силы. – Свалить все на вас достаточно трудно; Я всю жизнь ждала, чтобы сделать это. Я не думала, что у меня будет такой шанс. Срок давности истек давно. – Она наклонилась к нему через стол, встретившись с ним взглядом. – Все, что я могу сделать, это сказать, ты – негодяй.
Глаза Паттерсона расширились. Он поднял молоточек со стола и застучал им изо всех сил.
– Перерыв! – объявил он. Но никто не двинулся с места. Толпа за ее спиной начала гудеть.
– Если бы только у меня хватило смелости выступить, когда разбиралось твое дело о сексуальном домогательстве к маленькой девочке в прошлом месяце. – Ванессе пришлось кричать, чтобы перекрыть шум. – Может быть, тогда люди поняли бы, что она говорила правду, и теперь ты уже был бы в тюрьме под замком. – Она проигрывала. Она чувствовала, как самообладание и гордость покидали ее. Паттерсон с силой обрушил молоток на стол опять.
Ванесса встала.
– Я боюсь за каждого ребенка, к которому у вас есть доступ, – сказала она. – Я боюсь за ваших собственных детей. – Ее микрофон неожиданно замолк, и ее слова утонули в шуме. Охранник кинулся к ней, когда Старла последовала за членами комиссии, которые быстро стали покидать зал, несколько из них бросали беспокойные взгляды в направлении Ванессы.
Брайан пытался пройти мимо охранника в форме, который держал Ванессу за руку и, казалось, не знал, как с ней поступить. Отбросив руку охранника, она бросилась к своему мужу и с облегчением увидела, что Брайан широко улыбался. Он заключил ее в объятья.
– Славно проделано, женщина, – сказал он ей на ухо, и она засмеялась.
Вокруг них начала собираться толпа, и охранник теперь больше не знал, была ли Ванесса угрозой для других, или же ее нужно было защищать.
– Мы можем выбраться отсюда? – спросила она Брайана.
Он кивнул.
– Пойдем. – Обнимая ее рукой, он быстро повел ее через толпу. Люди шли за ними в холл, и она с Брайаном обратились в бегство. Они свернули в коридор, где Брайан пинком распахнул какую-то дверь и втянул ее вовнутрь.
Они были в чем-то похожем на кладовку для ведер и швабр. Свет был выключен, но небольшое окно освещало полки с принадлежностями для наведения чистоты. Стоял сильный запах хлорки. Брайан старался сдерживаться от смеха, когда приложил палец к ее губам, чтобы заставить замолчать. Через несколько секунд они услыхали шум шагов в коридоре за дверью кладовки.
Брайан прислонился к стене и обвил ее руками.
– Это самый храбрый поступок, который мне доводилось когда-либо видеть, – сказал он. – Это был порыв, или ты спланировала все заранее?
– Немного и того, и другого. – Она сделала безразличное лицо. – Прости, что не рассказала тебе, что собираюсь сделать. Я боялась, что ты…
– Ты правильно поступила. Конечно, я бы… Не стоит извиняться.
Он наклонился ниже, чтобы поцеловать ее, и она подумала о том, чего еще не сказала ему. Она могла бы сказать ему сейчас, но пока еще в запасе было время. Надо немного подождать. Она крепко его поцеловала.
– Мне так хорошо, – сказала она. – Я чувствую себя счастливой.
Он коснулся ее щеки.
– Господи, наконец-то ты решилась. Ну, это было нечто.
– Ты видел его лицо, когда я сказала, что ферма была в Джереми?
Брайан засмеялся.
– Это было зрелище, но когда ты произнесла, что он был тем самым парнем, с ним чуть было удар не случился. Как будто он сам хотел, чтобы его паралич разбил.
Она начала смеяться сама, почти истерически.
– Я достала его, – сказала она. – Я прищучила этого негодяя. А теперь я – голодна.
Шаги в коридоре почти умолкли, и Брайан кивнул в направлении двери.
– Пошли, – сказал он.
Они тихонько прошли по коридору, не столкнувшись ни с кем, кто бы мог узнать ее.
– Знаешь, чего у меня не вышло? – сказала Ванесса, когда они подошли к выходу.
– Чего?
– Мне бы нужно было спланировать все получше, – сказала она. – Лучше выбрать время для разоблачения. Мне так и не удалось рассказать, как это отразилось на мне, когда я стала подростком. Почему нам нужна программа для подростков.
Она распахнула двери, и, когда они вышли на солнечный свет, поджидавшие репортеры двинулись на нее беспорядочной толпой. Брайан бережно обнял ее за плечи, указывая другой рукой на алчущую толпу.
– Я думаю, у тебя будет возможность рассказать обо всем, что хочешь, – сказал он.