Карусель памяти

8

Вена

В четверг, почти полторы недели спустя после ужасного происшествия на мосту, Клэр позвонила в ресторан «Дары моря» в Арлингтоне и попросила Рэнди Сент-Пьера. Женщина, которая подошла к телефону, ответила не сразу.

– Вы, должно быть, имеете в виду Рэнди Донована? – сказала она.

– Он владелец?

– Да.

– Тогда, пожалуйста. Мне бы хотелось поговорить с ним.

На некоторое время женщина замолчала, и Клэр от нечего делать стала листать свой ежедневник, лежавший открытым на ее постели.

Она услышала, как передали трубку на другом конце линии, и мужской голос сказал:

– Рэнди Донован слушает.

Первое, что поразило ее в брате Марго, это его голос. Глубокий, низкий, звучный.

– Извините за беспокойство, – начала она. – Мое имя – Клэр Харти-Матиас. Мне хотелось бы поговорить с вами, потому что я видела вашу сестру перед тем, как она… – Клэр хотела бы, чтобы нашелся какой-нибудь способ сказать об этом в переносном смысле, – …прежде, чем она лишила себя жизни. Я разговаривала с ней на мосту.

Линия молчала. Может быть, она не слишком ясно выразилась. Она уже было собралась попытаться объясниться снова, когда он заговорил:

– Да, – сказал он. – Мне рассказывали о вас. Клэр подошла к окну спальни и посмотрела на темнеющие деревья.

– Ну, оказалось, что мне трудно забыть о ней. Мне хотелось бы узнать, не смогли бы мы встретиться и поговорить? Мне бы хотелось понять ее лучше.

Рэнди Донован откашлялся.

– Боюсь, что вы ошиблись адресом. Мне никогда не удавалось понять свою сестру.

– Пожалуйста. Кроме того, у меня есть кое-что для вас, что раньше принадлежало ей. – Клэр посмотрела через комнату на постель, где рядом с ее ежедневником лежала фотография в рамке.

Он мгновение поколебался.

– Ну что ж, я мог бы встретиться с вами на несколько минут.

– Прекрасно. – Она снова подошла к постели и присела на нее, переворачивая страницы ежедневника. – Вы не могли бы сказать, где и когда?

– Как насчет завтрашнего вечера? – предложил он. – Только это будет довольно поздно. Я репетирую в пьесе театра «Чейн-Бридж» в Маклине. Вы не могли бы встретиться со мной после? Скажем, около девяти?

Этот голос. Она попыталась представить себе мужчину, которому он принадлежал, но у нее ничего не получилось.

Она согласилась насчет времени и места, и он объяснил ей, как найти театр.

– И, мистер Донован… – сказала она.

– Да?

– Я очень сожалею, что все так получилось с Марго.

Миниатюрный театр «Чейн-Бридж» был когда-то небольшим собором. Выстроенный из камней, собранных в поле, он стоял одиноко на углу улицы, его белый шпиль вглядывался в вечернее небо. Клэр припарковала свою машину рядом с несколькими другими на небольшой стоянке, покрытой гравием, и обошла здание, подойдя к широким входным дверям. Открыв одну половинку, она вошла внутрь и оказалась в фойе, прохладном и темном. Из-за закрытой дубовой двери, ведущей в глубину театра, эхом отдавались голоса. Складная афиша, едва заметная в сумеречном свете, стояла в углу фойе:

Клэр пробирала дрожь от холода в фойе, и она рывком открыла тяжелую дубовую дверь. Войдя внутрь, постояла, давая глазам привыкнуть к темноте. Сцена была ярко освещена: светлый прямоугольник в темном своде собора. Мужчина и две женщины стояли почти в центре сцены, громко о чем-то споря.

Клэр расстегнула плащ, пока медленно шла по центральному проходу между рядами. Скамьи собора со спинками теперь служили зрительскими местами, и все они были пусты, за исключением переднего ряда, где сидели мужчина и женщина, лицом к сцене. Клэр выбрала место в центре, в самой середине зала, положила плащ на сиденье скамейки и сосредоточила свое внимание на действии, которое разворачивалось на сцене перед ней.

Актер на сцене был невысокий и приземистый. Она не могла вообразить, что Рэнди Донован мог быть толстым: мальчик на фотографии был худощавым. Однако если он стал владельцем ресторана, могло случиться так, что еда и на самом деле стала смыслом его жизни. По ходу действия на сцене разгорелась ссора между мужчиной и двумя актрисами, и высокий гнусавый голос не имел ничего общего с тем, который говорил с ней по телефону.

На сцену вышел еще один мужчина. Высокий, крепко скроенный, со светло-каштановыми волосами, бородой и усами, которые были так тщательно уложены и подстрижены, что на расстоянии казались просто нарисованными на лице. Его манера держаться – и весь решительный вид – соответствовали голосу по телефону. В нем было достоинство уверенного в себе человека, и, когда он заговорил, его голос разнесся по залу театра и смолк в темных углах. Клэр уселась попрямее. Если и был в этой пьесе волшебник, то это, определенно, Рэнди Донован.

Толстяк и женщины слушали его слова с восхищением, и Клэр поняла, что сцена близка к завершению. Через мгновенье все остальные герои ускользнули за кулисы, и Рэнди Донован остался на сцене один, предлагая маленькой аудитории монолог – что-то о магии и общности людей, и о преданности. Клэр не обращала внимания на сами слова, потому что она чувствовала себя потерянной в его присутствии.

Когда Рэнди Донован закончил речь, мужчина и женщина в первом ряду стали аплодировать. Рэнди сошел по лестнице сбоку сцены и что-то коротко им сказал, прежде чем посмотреть в направлении Клэр. Подняв плащ и холщовую сумку, которые лежали на краю сцены, он двинулся к ней, проскользнул на ее скамью и протянул руку.

– Вы, наверное, Клэр?

Она привстала, чтобы пожать ему руку. Что-то знакомое было в его облике, в ясных синих глазах. Его окутывал запах трубочного табака, приятный и довольно сильный. Она чувствовала себя с ним так, как будто знала его раньше.

– Да, Клэр – это я, – сказала она. – Вы были великолепны.

– Благодарю.

Он жестом попросил ее снова сесть, а потом и сам уселся. Положив свой плащ на спинку скамьи перед собой, он смахнул с темной шерсти невидимую пылинку, прежде чем открыть холщовую сумку на коленях.

– Мне необходим кофе, – сказал он, вытягивая зеленый термос и две пластиковые чашки из сумки. – У меня есть лишняя чашка. Из нее никто не пил. Не хотите присоединиться?

– Да, – сказала она.

Он налил им по чашке очень сильно разбавленного сливками кофе.

– Простите, – сказал он, протягивая одну чашку ей. – Тут почти половина сливок. Мне так больше нравится.

Она охватила чашку обеими руками, согревая о нее свои ладони, и глотнула слабый кофе с чувством большого облегчения, которое было неожиданно для нее и очень приятно.

Она подумала, что ей следовало бы начать с небольшого, ничего не значащего разговора, а не сразу начинать задавать ему вопросы о том, что ей хотелось бы знать.

– И давно это стало театром? – спросила она.

– Лет десять. – Он посмотрел на арочный потолок, белизну которого пересекали темные балки. – Само здание было построено в начале девятнадцатого века. – Он сместил свой взгляд с потолка и начал разглядывать ее. – Ну,– сказал он, – вы выглядите совершенно нормальной.

Она рассмеялась.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что Марго – моя родная сестра, но я не думаю, что у меня хватило бы выдержки висеть на краю моста в снегопад, пытаясь спасти ее. Я представлял вас эдакой суперженщиной со стальными мускулами или человеком, у которого не все дома.

– Ну, мне только хотелось остановить ее.

– Вы были обречены на неудачу, – сказал он со вздохом. – Давным-давно мне пришлось признать одно: Марго спасти уже нельзя. К сожалению, она достаточно хорошо понимала, какое пустое существование влачит. Жизнь, должно быть, стала для нее невыносима. Я на самом деле не виню ее за то, что она захотела положить всему этому конец.

Его слова звучали холодновато. Определенная отрешенность, которая, возможно, возникла из-за многих лет вины и неспособности помочь сестре.

Три женщины шли по проходу между скамьями по направлению к выходу. Рэнди помахал им на прощанье, когда они проходили мимо, и сказал, что запрет дверь. Клэр слышала, как тяжелые створки двери закрылись за женщинами, оставляя ее наедине с Рэнди в театре.

Он взглянул на часы, держа их в свете, падающем со сцены, и Клэр быстро снова начала говорить.

– Я думаю о ней все время, – призналась она. – Я пыталась выбросить это из головы, но воспоминания о той ночи как будто живут своей собственной жизнью. Вот почему мне хотелось встретиться с вами. Если бы мне удалось понять, почему она это сделала, может быть, мне удалось бы от нее избавиться.

– Я не думаю, что кому-нибудь удалось бы понять Марго, – сказал Рэнди. – Дюжина докторов пожертвовала бы неумеренным количеством своих клеточек мозга, лишь бы понять, что заставляло биться ее сердце.

Клэр открыла свою сумочку и вынула фотографию в рамке.

– Я привезла это для вас, взяв в ее комнате, – сказала она, вручая ее ему.

– Это та фотография, которую я ей подарил? – Он повернул ее к свету и засмеялся. – Разве это не похоже на свихнувшееся семейство?

– Скорее – на прекрасную семью, – сказала она, хотя еще не успела дать хоть какую-нибудь оценку.

– Какой объект выпадает из общей картины? – спросил он, как будто держал в руках головоломку.

Она наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть фотографию, и оставалась в этом положении несколько дольше, чем это было необходимо, вдыхая запах его табака.

– Что вы имеете в виду? – спросила она.

– Я имею в виду себя. Двое прекрасных светлых детишек, эта милая мать-блондинка, этот светловолосый мужчина. И этот долговязый, темноволосый большезубый мальчуган.

Она изучающе смотрела на фотографию, прекрасно понимая, что он прав. Он не вписывался в общую картину. И стоял-то несколько в стороне от остальных членов семейства. Часть передней двери была видна между ним и остальными, и она почувствовала жалость к этому темноволосому мальчику. Его улыбка на фотографии выглядела неестественной.

– Вы тут в самом ужасном возрасте, – предположила она.

Он перевернул фотографию тыльной стороной, положил на скамью рядом и еще раз вздохнул.

– Чем я могу помочь вам, Клэр Харти-Матиас?

– Расскажите мне о ней. Расскажите мне, почему это все произошло, так, чтобы я смогла сделать для себя выводы и оставить все в прошлом.

Он отвел от нее глаза, назад к своему темному плащу, и она не удивилась, когда он снова смахнул невидимую пылинку.

– Может быть, вы бы предпочли пойти куда-нибудь еще? – Клэр было ясно, что ему непросто говорить о Марго и этом семействе, членом которого он себя не чувствовал. – Мы могли бы пойти куда-нибудь в ресторан или…

– На самом деле, – перебил он, – если я собираюсь говорить о Марго, то я бы предпочел темноту.

Предполагал ли он, что может заплакать? Она уже могла видеть, что улыбка исчезла с его лица. Кончики губ опустились вниз.

– Хорошо, – сказала она.

– Но я не хочу знать и подробности того, что происходило между вами двумя на мосту. – Он поднял руки перед собой, как будто защищаясь от удара. – Не говорите мне ее последних слов и прочей подобной чепухи. Пожалуйста.

Она облизала губы.

– Простите, что я втянула вас во все это, – сказала она. Какое у нее было право просить его рассказывать все тайны его личной жизни? Она уже подумывала отказаться от своей просьбы совсем, когда он начал говорить.

– Женщина на фотографии – моя мать, – сказал он, – но мужчина – отчим. Мой отец был ужасным негодяем, по крайней мере – по словам моей матери. Я его не помню совсем. Они развелись, когда мне исполнилось три года. Она рассказывала, что он был заядлым картежником, волочился за женщинами, врал и пил, и что я как две капли воды похож на него…

– О, – сказала Клэр, – теперь ясно, откуда взялась фамилия Донован.

– Конечно. Я был постоянным напоминанием о том, кто разрушил ее жизнь. Итак, затем она встретила Гая Сент-Пьера, который был в ее глазах сущим ангелом. Он исполнял классическую музыку на фортепьяно, совершил несколько турне с различными оркестрами, пока не заработал артрит и был вынужден оставить работу. Они поженились и заимели близнецов, Марго и Чарльза, которые, по правде говоря, были чрезвычайно одаренными детьми. – Он постучал по фотографии, которая лежала рядом. – Все их ласкали. Однако они были несколько странными. Мои родители никогда не обращались с ними как с детьми. Их рано стали обучать музыке и учить читать. Они превратились в маленьких роботов. О них писали статьи. В журнале «Лайф» о них есть целый рассказ. И, несомненно, они были очень одаренными в музыке.

– Извините, – прервала его Клэр, – я не понимаю, почему такие талантливые дети, способные принимать участие в международных конкурсах исполнителей, жили в Харперс Ферри?

Рэнди кивнул, показывая, что понял, куда она клонит.

– Гай вернулся в Харперс Ферри, потому что там жили его родители и сестра. Он встретил мою мать и как будто прирос к этому месту. Хотя мы и строили планы переезда в Нью-Йорк. И когда произошел этот несчастный случай, дом уже был выставлен на продажу.

– Понимаю.

– Итак, как я уже говорил, близнецы не были обычными детьми. – Рэнди скривил губы. – А я, с другой стороны, был совершенно обыкновенным ребенком. – Он издал короткий смешок. – Единственным талантом, которым обладал я, был талант лезть, куда не просят, и наживать неприятности. В статьях обо мне упоминали отдельно: «И у близнецов есть старший брат, Рэнди».

Последовала продолжительная пауза, прежде чем он снова заговорил.

– Тем не менее, я их любил, – сказал он. – Они были моими младшими сестрой и братом. Их частенько обижали, потому что они были тихими, и я заступался за них. – Он покачал головой. – Одному мальчишке я однажды перебил нос за то, что он поставил Чарльзу подножку.

И снова тишина наполнила театральный зал, а атмосфера становилась все холоднее с каждой минутой. Должно быть, кто-то выключил термостат, уходя домой. Клэр подумала было накинуть на плечи плащ, но ей не хотелось, чтобы он решил, что она собирается уйти.

Она посмотрела на пустую стену, раздумывая, в какие слова облечь тот вопрос, которого она не может не задать. Наконец она сказала:

– Не расскажете ли мне, что произошло на этом мосту двадцать лет назад?

Рэнди еще раз провел рукой по шерстяному плащу.

– Я вам скажу, – ответил он, – но на этом и закончим, хорошо? Я расскажу об этом еще один раз, но я не хочу, чтобы потом это все время вертелось в моей голове.

– Да, отлично.

– В то время мне исполнилось пятнадцать лет. Близнецам было десять. Моя мать попросила меня зайти за ними в дом их учителя музыки – они там заночевали, потому что начался страшный снегопад, когда они были на уроке. Это за милю от нашего дома, за мостом. Итак, я зашел за ними в дом их учителя, и мы пошли домой. – Он посмотрел на потолочные балки. – Мост был покрыт снегом, – сказал он. – Так красиво.

– Да, – сказала она.

– Мы начали бросать друг в друга снежки. Иной раз они играли совсем как обычные дети. Чарльз донимал Марго снежками и бегал вокруг, как примерный ребенок. Но потом он забрался за перила моста. Я не имею представления, почему он это сделал. Я думаю, что он хотел съехать на платформу, держась за поручни.

У Клэр перехватило дыхание, когда она снова вспомнила головокружение, которое почувствовала на мосту.

– Мы кричали ему, чтобы он лез назад, но он нас не слушал. Потом неожиданно упал. Он просто исчез из виду. Это произошло так неожиданно, за одну секунду. Я подумал, что он просто решил подшутить над нами. Мы подбежали к краю моста и услышали его крик, хотя видеть его уже не могли. Расстояние слишком большое. – Он на минуту заколебался. – Я всегда был рад этому. Тому, что не мог его видеть.

Клэр кивнула, хотя Рэнди совсем на нее не смотрел.

– Марго побежала тоже, – продолжал он. – Она подумала, что сможет как-то до него добраться. Она добежала до того места, где мост возвышался над набережной, и попыталась слезть вниз, но упала и поранила голову. От удара она потеряла сознание и пролетела несколько ярдов вниз, на скалы.

– Какой ужас.

– У меня было такое чувство, что в течение нескольких секунд я потерял и брата, и сестру сразу. А мне полагалось проводить их домой, охраняя от возможных неприятностей. Трудная же задача была у меня, а? – Он бросил на нее взгляд, но не стал дожидаться ответа. – Кое-как я взобрался на набережную и добрался до Марго. Она все еще дышала, но голова вся в крови, и она была без сознания. Я полутащил, полунес ее домой.

Рэнди неожиданно издал стон, откинул голову на спинку скамейки и, прищурившись, посмотрел на потолок.

– Этот чертов мост, – сказал он. – Я до сих пор не могу по нему проехать на машине. Я его ненавижу.

В первый раз Клэр увидела его боль. Он решил сократить свой рассказ, приближаясь к концу. У нее не было желания подталкивать его, но ей необходимо услышать все остальное.

– Марго находилась в коме некоторое время? – спросила она.

Он выпрямился и, казалось, снова обрел спокойствие.

– Она оставалась без сознания пару дней, – сказал он, – и, когда пришла в себя, то стала совершенно другой. Не могла справиться с потерей Чарльза. Он был ее «alter ego». Она пребывала в жуткой депрессии и боялась отойти от матери. В прямом смысле этого слова. Мать даже не могла принять ванну без того, чтобы Марго не сидела за дверью, ожидая, когда она оттуда выйдет.

– Она могла ходить в школу?

– Нет, но, во-первых, она и раньше не ходила в школу. Мои родители обучали ее дома. Марго совершенно разрушила брак моей матери с Гаем. Когда они пытались выставить ее из своей спальни, она незаметно пробиралась назад, сворачивалась клубочком и проводила ночь на полу. Моя мать умерла от рака три года назад, Марго до тех пор жила с ней. Когда мама умерла, стало очевидно, что Марго не в состоянии заботиться о себе. Она могла оставаться в постели, не вставая, днями, ничего не ела, даже не выходила, чтобы воспользоваться туалетом. – Рэнди снова вздохнул. – В это время Гай жил в Колумбии, и я связался с ним, чтобы вместе решить, как поступить. Он женился еще раз, и у него образовалась новая семья. И, конечно, для нее там места не было. Я чувствовал себя виноватым, когда отправил ее в это заведение, но я не мог взять ее к себе: ей нужен был уход весь день. Итак, нам пришлось расстаться. Я до сих пор не уверен, правильно ли поступил, особенно теперь, зная, что она все-таки смогла сбежать и убить себя. – Он опустил свои большие ладони вниз на колени. – Возможно, я мог бы сделать для нее больше, – сказал он. – Не знаю. Она была моей сестрой, но иногда я притворялся перед собой, что ее вообще не существует. Так было легче.

Он замолчал, но Клэр так погрузилась в собственные мысли, что даже не заметила этого. То, что он рассказал, задело ее за живое.

– У меня тоже есть сестра. – Ее голос был тихим, как шепот, в холодном, темном воздухе старого собора.

Рэнди подождал.

– Она на два года моложе меня, и я не видела ее с детских лет.

– Почему?

Клэр пожала плечами.

– Наши родители развелись, и она уехала жить с отцом в штат Вашингтон.

Поскольку их разделял целый штат, было совсем не трудно притвориться, что у нее совсем не было сестры. Рэнди прав. Так легче.

Неожиданно перед ее глазами возник образ: гладкая белая поверхность – возможно, фарфоровая? – забрызганная кровью. Дыхание захлебнулось у Клэр в горле. Образ исчез так же быстро, как и появился, но она резко встала, поддавшись панике. Рэнди посмотрел на нее в удивлении.

– Я не думала, что уже так поздно, – сказала Клэр, хотя понятия не имела, сколько времени. Ее желудок сжался, угрожая рвотой, когда он протянул руку, чтобы поддержать ее, положив руку ей на плечо.

– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы побледнели.

Она кивнула, пропуская его вперед и чувствуя на себе его пристальный взгляд.

– Да, все отлично, – сказала она, натягивая плащ на плечи. Ее ноги дрожали и подкашивались, когда она выходила из-за скамьи, но когда добралась до прохода между рядами, головокружение прекратилось, ей стало настолько хорошо, что она почувствовала некоторое замешательство.

– Простите, – сказала она, когда они вышли из фойе. – Думаю, что я слишком резко встала.

– Никаких проблем. – Он придержал тяжелую дверь, и она вышла из фойе. Афиша с объявлением о премьере пьесы смотрела на них из угла.

Она сильнее запахнула плащ.

– Вы играете волшебника? – Она кивнула в направлении афиши.

– Угу. – Он надел свой длинный черный плащ и сразу приобрел тот величественный, уверенный вид, который был у него на сцене.

– И что же делает волшебник?

– В основном ничего. – Рэнди рывком распахнул дверь наружу, прохладный и долгожданный порыв воздуха ударил Клэр в лицо, когда они ступили на порог. – Он вовсе и не волшебник, видите ли, но все думают, что он – волшебник, и в этом-то все и дело. Ему только остается отступить и наблюдать, как происходят чудеса.

– О! – Она подняла воротник плаща к подбородку, когда Рэнди повернулся, чтобы запереть дверь. – Понимаю, догадываюсь. – Она посмотрела в направлении своей машины, которая осталась одна на стоянке. – Вас не нужно подвезти?

Рэнди вытащил из кармана кисет. Из кисета он вынул трубку и сунул ее в рот. Клэр завороженно смотрела, как он сложил лодочкой руки, и над его головой образовалось душистое облачко дыма.

– Я предпочитаю ходить пешком. – Рэнди вынул трубку изо рта. – Живу недалеко. – Он указал в северном направлении от места, где они стояли. Свет уличного фонаря попал в его синие глаза, и у Клэр снова возникло чувство, как будто она знала его давным-давно.

– Послушайте, Клэр, – сказал Рэнди. – Я на самом деле очень благодарен вам за то, что вы пытались сделать. Это вдохнуло в меня веру в человечество. Я не встречал таких людей, как вы. Тем не менее забудьте Марго. Сразу ясно, что вы обвиняете себя за что-то, за что вы не несете никакой ответственности. Или вины. Ее нельзя было спасти.

– Спасибо. – Ей захотелось обнять его и спрятать голову в мягкой шерсти его плаща, в то время как он повторял бы эти слова снова и снова.

Рэнди улыбнулся и взял ее руку в свои ладони. Отпустив ее, он повернулся и пошел прочь по тротуару. Уличный фонарь высветил треугольником фрагмент его спины в плаще, и она смотрела, не отрываясь, на этот серебряный свет, наблюдая, как он переходит улицу. Он шел быстро, и вскоре все, что она могла видеть, была освещенная полоска у него на щеке, которая двигалась в темноте. А потом – ничего. Она стояла неподвижно под уличным фонарем, ее глаза все еще всматривались в далекую точку, туда, где он исчез и оставил необъяснимое чувство потери и тоски, как будто он давал ей возможность понять что-то, что ей отчаянно хотелось понять, что-то, что понять без него у нее не было никакой надежды.