Каспер и рождество

Глава 11

Если быть совсем точным, то Санта-Клаус не только выкатил из ангара свои санки, но уже успел залить антифриз, чтобы двигатель не заглох где-нибудь на полпути. Потом он быстро загрузил контейнеры с игрушками (мешок-то давно стал маловат) из самого северного в мире оптового магазина на Аксель-Хейберге, и с легким сердцем отправился в путь.

Городок Френдшип стоял в его списке на 2 769-м месте. Не потому что он так мал и незначителен – ведь Нью-Йорк, к примеру, вообще значится 3 114-м на очереди! Просто маршрут Санта-Клауса был выверен с точностью до десятой доли секунды и разработан с таким расчетом, чтобы не пришлось делать ни одной петли или крюка. Иначе кто-то из ребятишек может так и не дождаться своего подарка.

У Санта-Клауса было прекрасное настроение. Он не помнил точно, какой это по счету его рождественский вылет, но почему-то упорно казалось, что – юбилейный. Погода стояла прекрасная. Рождаемость на планете подскочила еще на 0,6 процента. Большинство детишек – умницы, а те, кто не дотягивает до этого уровня, в Новом году обещают непременно дотянуть. К сожалению, многие из родителей опять поупивались по случаю праздника, но так было всегда. Тут Санта-Клаус был бессилен что-либо изменить. И, как индивидуум, сполна наделенный мудростью, он умел не расстраиваться из-за того, из-за чего расстраиваться не имело смысла.

Маршрут представлял собой спираль, которая раскручивалась вслед за часовыми поясами – с востока на запад. Потому к Френдшипу Санта-Клаус подлетал со стороны залива Мэн. Упругий океанский ветер подгонял его волшебные санки. Контейнеры уже наполовину опустели и погромыхивали на виражах.

– Тихая ночь, святая ночь... – мурлыкал себе под нос Седобородый Безумец.

Он включил габаритные огни и пошел на снижение. Обычно при этом маневре снизу ему подмигивали разноцветные елки, указывая границы посадочной полосы. Но на этот раз Клаус не увидел под собой ничего, кроме разинутой пасти ночи. Лишь какая-то звездочка – неяркая, словно при- хворавшая – светилась в самом центре городского парка.

Седобородый Безумец позвонил в колокольчик, который висел справа от приборной панели.

Над Френдшипом разнесся пронзительный серебристый звон. Но в ответ не донеслось ни звука – город спал без задних ног, потому что восемь часов уже давно минуло.

Санта-Клаус почувствовал, как внутри его злокачественной опухолью разрастается тревога. Он зашел на дополнительный вираж и, свесившись из санок, внимательно всмотрелся в окна.

Святой Патрик!.. Ни на одном окошке не оказалось даже засохшей веточки омелы (ведь, как вы помните, по распоряжению мистера Кефирсона все запасы омелы и разноцветных ленточек в преддверии нашествия были вывезены на городскую свалку)!

Это было уже слишком. Волшебные санки Седобородого Безумца тут же стали заваливаться набок, словно подбитый аэроплан. Санта-Клаус еще раз лихорадочно пробежал глазами по спискам – никакой ошибки нет!.. Городок Френдшип, а в нем – шестьсот девяносто пять ребятишек – вот они все здесь, в тетради!

Только почему их не видно на улицах?

И Санта-Клаусу стало до того грустно, что он отпустил штурвал, позволив санкам лететь куда угодно, хоть на седьмое небо. Даже автопилот отключил – вот до чего расстроился. Однако хоть санки были и волшебные, ввысь они не взмыли, а по всем законам аэродинамики стали вворачиваться в крутой штопор.

В ушах Седобородого Безумца шумел ветер. В грузовом отсеке громыхали контейнеры, а навстречу неслась покрытая снегом земля, кое-где утыканная голыми пирамидальными тополями и закрытыми по случаю близящейся войны с призраками увеселительными аттракционами. Внизу был городской парк, в центре которого застыл в удивленной позе Отмороженный с китайским фонариком вместо носа (мистер Харви подарил его на следующий день после сражения с бойцами снежного легиона). Желтый свет фонаря и показался сверху Санта-Клаусу прихворавшей звездочкой.

Он крутнул штурвал, чтобы санки не врезались при падении в снеговика, и продолжал думать свою грустную думу. Нет, Санта-Клаус не рисковал разбиться при падении – ведь он все-таки не был человеком в полном смысле этого слова. Профессор Хичкок назвал бы его фантомоидом (а Клаусу было плевать на термины). И потому он спокойно поднялся бы и пошел пешком до ближайшей кассы, где продают билеты на седьмое небо. А санки на следующее утро нашли бы френдшипские дворники. И страшно поразились бы этой находке, потому что волшебные санки очень уж непохожи на любой из известных человечеству летательный аппарат.

И вдруг Санта-Клаус услышал детский крик.

– Отпусти-и-и!! доносилось откуда- то неподалеку.

«Стоп, – подумал он. – Пожалуй, я рановато расслабился, а? Ведь одно дело, когда деткам надоел старый зануда Санта- Клаус. Но если деток мучают и не дают им встретить Рождество как полагается – это дело совсем другое!..»

Штурвал уже крутился сам по себе, как бешеный. Но Клаус схватил его, словно быка за рога, и моментально укротил. Он направил санки в ту сторону, откуда доносился крик, и через пару секунд увидел мрачный силуэт замка Уипстофф. Окна в замке не горели, и лишь крохотное подвальное окошко над самой землей излучало неверный свет.

Именно там, судя по душераздирающим звукам, и мучали кого-то из шестиста девяносто пяти френдшипских деток.

– Отстань, мерзкий урод!.. Помогите-е-е!

У Санта-Клауса сразу стало страшное лицо. Он просто свирепел, когда видел (или слышал), что мерзкие уроды не дают детям проходу.

Мистер Харви со всего размаха двинул ногой по железной двери. Та отозвалась коротким насмешливым дребезжанием.

– Фараоны! Мусора позорные! – вопил психиатр.

Эти словечки он только что прочитал на стене камеры. Там были и другие выражения, значительно покрепче. И Харви внутренне согласился со многими из них, но вслух произнести не мог.

Он отошел к дальней стене и сел на пол.

В камере появился как-то подозрительный запах. Словно где-то рядом поставили мусорное ведро, полное протухших окурков. Доктор недоуменно пошевелил носом и поспешил достать из кармана платок, надушенный одеколоном, который выбирала сама Кэт. Харви прикрылся им, но табачные миазмы как-то умудрялись обходить эту преграду.

Под дверью стал просачиваться желтовато-сизый дым. Он затекал в камеру ровным неторопливым потоком. В. голове мистера Харви мелькнула страшная догадка.

– Пожа-ар! – сначала неуверенно, а потом все громче и громче завопил он. – Пожа-а-ар! На помощь!

– Закрой пасть, – внезапно раздалось у него за спиной.

Харви икнул от неожиданности и осторожно повернул голову.

В углу камеры парило жуткое существо, напоминающее какой-то отрицательный персонаж из «Погонщиков динозавров». Оно не касалось ногами пола (да и ног как таковых у него не имелось), а тело его было прозрачным, аморфным, словно у медузы, наполненным внутри клубами дыма. Но особенно поразил доктора страшный топор с широким лезвием, который чудовище сжимало в руках.

– Пожалуй, даже представляться не имеет смысла, – произнес Табачный Дух (потому что это был, без сомнения, именно он). – У тебя ровно три секунды, приятель. Можешь покурить. Или выкричаться перед смертью. Все равно никто не услышит, а облегчение какое-никакое будет...

И он взмахнул топором. Это был тот самый знаменитый топор, который может висеть в воздухе, когда концентрация табачного дыма достигает критической отметки (другие топоры вешать не рекомендуется). Топором этим били исключительно в грудь, погружая лезвие по самую рукоятку, и тогда человек умирал на месте, даже если до этого момента у него были исключительно здоровые легкие.

Доктор Харви ни на секунду не поверил, что страшилище выполнит свою угрозу – ведь его никто ни разу еще не убивал топором. Уж такой он был человек, этот доктор Харви.

Только это неверие и спасло его. Если бы доктор хоть на секунду допустил, что сейчас умрет, у него задрожали бы руки. А если бы у него задрожали руки, то он не смог бы так ловко зажать нос Табачного Духа своим платком, надушенным одеколоном, который выбирала сама Кэт. Кэт – молодчина. Уж если она что и выбирала, то только самого лучшего качества. И одеколон оказался столь хорош, что Табачный Дух, вздохнув, чуть не потерял сознание.

– Потерпи, дорогой, – произнес Харви, не отрывая платка от его носа.

Чудовище молотило своим страшным топором куда попало, но не причиняло доктору никакого вреда, потому что бить нужно было, как мы уже знаем, только в грудь. И только по самую рукоятку. Табачный Дух вертел своей рожей из стороны в сторону, но выпустить топор из рук не додумался (вот как вредно бывает отдаваться во власть отрицательных эмоций). А хватка Харви оказалась столь крепка, что прошло всего три секунды, как у Духа уже начались конвульсии. Где-то в области его пупка развязалась черная неприметная ниточка, оттуда попер вонючий дым. Дым расползался по камере, а потом, подхваченный легким сквозняком, уносился в зарешеченное окошко. Прозрачная оболочка стала съеживаться и обугливаться. Значительно похудевшее тело чудовища вдруг охватило пламя.

Табачный Дух зарычал, как тяжелый бомбардировщик на взлете. Топор выпал из его рук и, ковырнув цементный пол, грохнулся под ноги мистеру Харви.

Доктор, что-то соображая, глянул на топор, потом – на дверь. Потом снова на топор. Он наклонился, поднял его и, примериваясь, встал напротив двери.

Когда лезвие с лязгом врезалось между замком и косяком, доктор почувствовал спиной нестерпимый жар... Аморфная плоть чудовища успела перемешаться с огнем в однородную массу. Минуты Табачного Духа были сочтены. И ему ужасно захотелось вцепиться в доктора хотя бы кончиками своих щупалец, чтобы путешествие в небытие было не таким скучным.

– Вы испортите мой джемпер, – сдержанно сказал Харви, вышибая дверь плечом.

Он вышел из камеры. В коридоре было тихо и пустынно.

Через пять минут Харви, свободный, как птица, бежал по ночным обезлюдевшим улицам в сторону Уипстоффа. Когда тротуар кончился, его ноги стали проваливаться в глубокий снег. Но так как доктор был без очков, то не замечал этого.

К тому же он очень торопился.

Добежав до перекрестка, за которым небольшой асфальтовый аппендикс уходил к замку, Харви заметил пульсирующий свет, выбивающийся из-за деревьев. Неужели кто- то все-таки решил устроить праздничную иллюминацию по случаю Рождества?

И только потом доктор понял, что Уипстофф охвачен пожаром.

Отступать от инструкций иногда бывает очень даже полезно. Хотя и опасно. И Хичкок, как всякий сколько-нибудь одаренный человек, время от времени это проделывал. Если бы он не был представителем биологического вида мерзких уродов, то мог бы стать неплохим главным инженером. Или даже начальником производства (но даже и в этом случае у него хоть раз в год что-нибудь бы да взрывалось).

Он намеренно включил мощный воздушный электронасос, когда дверца регенерационного аппарата была настежь открыта. Упаси вас Боже, дети, включать воздушный электронасос при открытой дверце регенерационного аппарата!.. Вы еще спрашиваете – почему? Да потому что головы может поотрывать, ёлы-палы. Ясно? И если вы не будущий великий начальник производства или выдающийся изобретатель, то лучше всегда строго придерживайтесь инструкции. Так-то...

В общем, машина заработала. Заработала не так, как ей было положено (ведь самой- то регенерационной жидкости в распоряжении у Хичкока пока не имелось), а так, как того хотелось профессору. Как только насос издал первый свистящий звук, Киднеппер Бонча тут же отпустил волосы Кэт. «Всего два раза дернул, – подумал он. – Это что, называется – помучил? Да я таких девчонок целыми связками таскал за косички!..» Однако от греха подальше бандюга забился в самый дальний угол лаборатории.

...Когда Санта-Клаус, привлеченный криками Кэт, подлетел на бреющем к замку, его санки вдруг словно взбесились. Штурвал вырвался из рук, но летательный аппарат почему-то шел ровнехонько на ощерившееся осколками окошко лаборатории.

Все дело было, конечно, в электронасосе, который мог затянуть в регенерационный аппарат что угодно – не только привидение, но даже целый гостиный гарнитур. Папа Мак-Файден специально придумал это устройство, чтобы внутри аппарата все время поддерживалось низкое давление (зачем оно нужно, Мак-Файден так никому и не объяснял).

И волшебные санки на всей скорости врезались в стену. Седобородый Безумец вылетел из сиденья. Мощный электровоз душный вихрь сцапал его и швырнул дальше – в окно лаборатории. А там уже Санта-Клауса подхватил другой поток, гораздо мощнее предыдущего, и впихнул точнехонько в раскрытую дверцу регенерационного аппарата, словно бильярдный шар в лузу.

– Есть!! – в полном восторге вскричал Хичкок.

Он тут же вскочил с сиденья и эффектным движением своей кривой ноги (специально тренировался перед зеркалом) захлопнул дверцу.

– Из нас двоих на этой планете останется только один!..

Профессор заглянул в окошко аппарата. Оттуда выглядывало совершенно свирепое и в то же время совершенно несчастное лицо Санта-Клауса. Он кричал какие-то тринадцатиэтажные проклятия, но звуки не долетали наружу – дверца закрывалась герметически.

– А?.. Вас плохо слышно, перезвоните, пожалуйста.

Хичкок принял боксерскую стойку и попрыгал перед окошком, делая резкие выпады. Потом громко расхохотался...

– Делайте ставки, господа! – профессор обернулся к Кэт и Киднепперу Бонче. – Чет- нечет, черное-белое... Где ваши жетончики? Поторапливайтесь, господа – я запускаю рулетку!

Его руки легли на панель управления, нашаривая рычаги и кнопки. Итак... Сначала – кнопка электронасоса. Ага, уже нажали. Хорошо. И – два рычага одновременно...

Хичкок не мог точно знать, что произойдет с Санта-Клаусом, когда он запустит регенерационную машину. И никто другой знать не мог. Даже сам Мак-Файден Старший – ведь он не предполагал даже, что кому-то придет в голову использовать его аппарат без регенерационной жидкости... Но у профессора Хичкока было тонкое чутье на всякие штучки из области вивисекции. И чутье это подсказывало ему, что результат превзойдет все ожидания. Возможно, Седобородый Безумец превратится в плесень, которой будет облеплена изнутри, вся камера. А возможно – в набор картинок для выжигания. Да чего только может не быть!.. Все-таки интересно, когда действуешь против всех инструкций, правда?

«Правда, правда,» – пробормотал профессор. себе под нос. Он снова осторожно тронул рычаги. На этот раз – те самые два рычага, которые следовало потянуть одновременно.

Ха!.. Многовековая традиция рождественских праздников, рождественских пирогов и рождественских каникул (пасть Хичкока сама собой растянулась в отталкивающей, как зияющая фистула, усмешке) – вся эта мура через минуту канет к собачьим чертям!.. Не будет ни праздников, ни пирогов, ни каникул! Неслабо, да?

Но это будет только начало.

Седобородый Безумец широко раскрывал рот за толстым стеклом. Кэт тоже что-то вопила, сидя на своем стуле. Злорадный смех профессора Хичкока вырвался наружу и застучал по полу лаборатории пинг-понговыми шариками. И чего ты убиваешься, дуреха?..

Сейчас... Сейчас... Хичкок сунул в рот трубку. Когда он прикуривал, руки дрожали от возбуждения. Первая затяжка. Замечательно. А следующая – уже когда Санта- Клаус откинет копыта.

Его пальцы обхватили рычаги и тихонько потянули на себя.

Сейчас...

Сей...

Перед самым носом Хичкока вспыхнуло пламя. Точнее, это было даже не пламя, а какой-то монстр в огненном трико. Вспышка обожгла брови и ресницы профессора, и он, закрыв лицо руками, беззвучно свалился со стула. Ошеломление было столь велико, что Хичкок даже забыл погасить свою дурацкую улыбочку.

Огненное чудовище возникло ниоткуда. По крайней мере в первые секунды профессору казалось именно так. Оно пронеслось по лаборатории в бешеном танце (примерно так же, как балетные танцовщики делают проходы по сцене, но только в двести раз быстрее), повсюду оставляя густые пряди огня. Пряди тут же разрастались буйной всепожирающей порослью.

– Это... что еще... такое? – прошептал Хичкок, становясь на четыре точки. – Кто посмел?..

И тут взгляд его упал на трубку, валяющуюся под стулом – оплавленную, обожженную, словно раструб ракетного двигателя. Губы профессора мгновенно стянулись в маленькую буковку «о».

– О-о-о!!. – громко выдохнул он. – Табачный Дух, черт бы тебя!..

Ну а как же!.. Конечно, это был Табачный Дух, верный слуга своего хозяина. Едва Хичкок разжег трубку и сделал первую затяжку, как пылающее, словно факел, чудовище тут же поспешило на зов, позабыв даже, что у него у самого имеются кое-какие проблемы...

Огонь быстро сожрал все, что еще оставалось от Духа, и фигура в огненном трико рассыпалась на отдельные язычки пламени. Лаборатория к тому времени уже гудела, словно раскаленная печь. Стена огня отгородила Киднеппера Бончу от спасительного окошка. Бандюга, стушевавшись, уменьшился до своих родных шести футов четырех дюймов и мучительно соображал, что может случиться с привидением, попавшим в огненное кольцо... Кэт из Последних сил пыталась разорвать стягивающие ее ремни, но сумела только откатиться дальше к коридору, куда огонь еще не добрался.

Хичкок медленно поднимался с пола. На лбу выступил обильный пот, что в таком возрасте обычно предшествует острому сердечному приступу... Однако старик и в эту минуту желал действия. Он протянул дрожащую руку к одному из рычагов, пытаясь использовать его в качестве опоры.

И когда ноги Хичкока вдруг подогнулись, рука так и не отпустила рычаг...

Санта-Клаус расширенными от ужаса глазами наблюдал в окошко регенерационной машины, как рычаг медленно-медленно опускается вниз.