Глава 8

При жизни Санта-Клаус ни разу не был во Френдшипе. Да и самого Френдшипа тогда, по правде говоря, еще и не существовало.

Санта-Клаус (а люди чаще называли его Помешанным Клаусом) жил в те времена, когда шуба из куницы ценилась дороже, человеческой жизни, а чума ходила по городам так же запросто, как сегодня – грипп; когда драконы были столь повсеместным явлением, что на их отстрел даже не требовалось охотничьей лицензии; когда бродячие проповедники были куда популярнее современных поп-музыкантов; когда все ведьмы, что ныне страшны и бородавчаты (на каждой из бородавок – три седые волосины) были еще юны и красивы; когда молодые люди собирались в крестовые походы на палестинцев с тем же воодушевлением, с каким сегодняшние честолюбивцы собираются покорять Уолл-стрит и Голливуд.

Это время сейчас называют средними веками, хотя те, кто жил тогда, называли его совсем по-другому. Исключительно непечатными словами.

Жить было нелегко. Но праздники были веселыми, гораздо веселее, чем сейчас. Не из-за того, что диск-жокеи были лучше, а детям разрешалось смотреть телевизор подольше... Нет. Просто люди умели ценить тепло очага и сытость в желудке – вот и все. Им, лишенным центрального отопления и службы социальной помощи, было нужно совсем немного. Стоило только появиться малейшему поводу для веселья, как спуску они уже не давали. Веселились дико и необузданно. Сказать, что Санта-Клаус отличался от своих современников – значило бы совсем ничего не сказать. Он был психом. Сумасшедшим, помешанным, дурачком, блаженным... Он не был сыном своего времени. Хотя с помешательствами в те времена напряга не ощущалось – даже напротив. Но помешательство чаще всего было бизнесом. Средством для обретения популярности и получения дивидендов.

А Санта-Клаус бизнесменом не был. Потому и звали его Помешанным (с большой буквы).

Настоящее его имя никому не известно. Он родился в богатой и знатной семье, но вскоре после достижения им совершеннолетия вся его родня умерла во время какой-то очередной эпидемии. Клаус оказался владельцем огромного состояния. Он женился на самой красивой в мире девушке, а та нарожала ему девять самых красивых в мире сыновей. Но снова в город пришла смерть, и забрала всех с собой. Вот тогда-то, как утверждает молва, Клаус и сдвинулся.

Он решил, что если сумеет подарить каждому ребенку на свете по подарку, то его жену и девятерых сыновей отпустят обратно (видимо, Клаус решил, что смерть работает на фирму, которая имеет процент от продажи игрушек). И потому спустил все свое состояние на кукол и деревянных лошадок.

Вообще-то в ту пору, когда население земного шара было чуть ли не вшестеро меньше, чем сейчас, справиться с этой задачей было сравнительно нетрудно. Однако тогда не существовало службы международных перевозок, и Помешанному Клаусу пришлось двадцать пять лет колесить по земному шару, чтобы побывать во всех обитаемых человеком уголках. За время путешествий у него отросла длинная борода, совершенно седая, потому что Клаус все время помнил о своих умерших сыновьях и жене.

Если бы не издержки на дорогу – Клаус сделал бы то, что задумал. Ему не хватило совсем немного. В последней деревне, куда он прибыл с последними игрушками, рождаемость оказалась выше среднего уровня и девять ребятишек, стоявших в очереди последними, оказались без подарков.

Помешанный Клаус обшарил всю повозку, на которой приехал сюда, а затем – все свои карманы. Там ничего не оказалось. Ни денег, ни подарков. Он уехал в город, чтобы одолжить денег у ростовщика, но смерть встретила его на дороге и сказала, что уже пора. Клаус умолял дать ему хотя бы полдня, но его не хотели и слушать... Единственное, что позволила ему смерть – это взять с собой разноцветный мешок, в котором Клаус разносил подарки, а еще – не брить бороду (там всем бреют бороды и стригут налысо, чтобы сэкономить на шампуне и средстве против вшей).

Еще при жизни его помешательство и странный обет стали предметом множества разговоров и толков. А стоило ему только умереть, как он тут же стал героем бесконечных сказок с продолжением – своеобразных средневековых сериалов. Именно тогда Помешанного Клауса нарекли святым – Санта-Клаусом.

Ну и как вы думаете – мог ли он, оставив девятерых ребятишек без подарков, уйти в мир иной? Конечно же, нет. Клаус порвал на мелкие кусочки въездную визу в рай и остался на земле. Но, сами понимаете, лишь в виде бесплотного духа.

И с тех пор каждый год на Рождество он отправляется в путь, прихватив Свой разноцветный мешок, доверху набитый сладостями и игрушками. Санта-Клаус раздобыл себе волшебные санки с серебряными полозьями, чтобы успевать повсюду (причем в нескольких местах одновременно). Он оставляет подарки под подушками, и иногда даже не имеет времени, чтобы подождать и посмотреть, как мальчик или девочка обрадуются, обнаружив его послание.

Но как бы Санта-Клаус ни торопился, сколь бы тщательно не продумывал свой маршрут – до сих пор его обет остается невыполненным. Ведь вскоре наступила эпоха Великих географических открытий, когда Колумб и вся его компания начали открывать страну за страной, континент за континентом, и везде обнаруживалась целая прорва детей, которых не было в прошлогодних списках. Да и без того с каждым годом ребятишек на свете становится все больше и больше. Санта-Клаус постоянно бывает недоволен собой из-за своей нерасторопности, но с другой – очень радуется за детей.

«Да, – говорит он (причем без особой печали в голосе), – их ужасно много! Видно, навечно оседлал я свои волшебные санки с серебряными полозьями...»

Некоторые компетентные источники утверждают, что Санта-Клаус хитрит: он-де прекрасно справляется со своими обязанностями, и каждый ребенок на планете, даже если у него нет подушки, получает свой законный рождественский подарок...

А громкие сетования седобородого безумца – лишь работа на публику. Он ищет повод остаться на земле и быть обреченным до скончания веков прилетать к детям.


* * *

Вряд ли Санта-Клаус как-то выделял для себя Френдшип из огромного числа прочих городов и городишек. Впервые он прилетал сюда в далекий тысяча восемьсот какой-то год, когда в бревенчатом домишке у подножья Кладбищенского холма (откуда и начался город) запищал розовый младенец – первый ребенок во Френдшипе, а на подслеповатом окошке появился кувшин с веткой омелы, украшенной розовой и синей ленточками – своего рода пароль для Клауса: заходи, мол, здесь свои. Санта-Клаус положил в кровать к младенцу пушистого белого крольчонка, потрепал мальчика по щеке, и улетел дальше.

С тех пор он заявлялся в город каждый год. И каждый год Френдшип встречал его ветками омелы и ели, разноцветными ленточками, флажками и песнями. Все это было для людей настолько естественным, что никто даже не задумывался, есть ли в веселом Рождестве еще какой-то смысл, кроме самого веселья?

Один только Хичкок знал, что к чему. Знал, но никому об этом не говорил.

Ему было хорошо известно о могуществе Санта-Клауса. Хичкок недаром угробил тринадцать лет на изучение черной магии в закрытой цюрихской школе Каббалы, а затем еще четыре года – на прохождение производственной практики у колдунов вуду в Басанкусу, в самом сердце черной Африки... Он догадывался, насколько опасно связываться с тем, на чей зов грозные снеговые тучи сбегаются, словно кроткие овечки (а Санта-Клаус занимался выпасом три месяца в году, с декабря по февраль). Нельзя сказать, чтобы дорожки Хичкока и Санта- Клауса пересекались особо часто, но Седобородый Безумец мешал профессору изрядно. И прежде всего потому, что Хичкоку не нравилась его вечно улыбающаяся обветренная физиономия. Она просто выводила его из себя и мешала спокойно работать над всякими черными проектами.

Тысяча чертей!.. Профессору как-то пришлось на целый месяц закрыться в каббалистической библиотеке Цюриха, но все-таки он узнал, как ухватить Санта-Клауса за соответствующее место. Оказывается, Седобородый развоплотится только в том случае, если дети вдруг не захотят его видеть, если в каком-нибудь (хотя бы одном!) даже самом занюханном городишке на окнах не окажется веточек омелы, перевязанных разноцветными лентами. Тогда Санта-Клаус подумает, что ему больше нечего делать на земле и, расстроившись, сразу купит билет на седьмое небо, где и останется горевать до скончания времен.

Прошло еще несколько лет, прежде чем Хичкок почувствовал, что фортуна разворачивается-таки к нему фасадом. Сначала он услышал о Национальном парке привидений во Френдшипе, затем узнал, что там же находится лаборатория Мак-Файдена вместе с богатой библиотекой и личными тетрадями изобретателя.

И тогда в голове Хичкока созрел коварнейший (его несколько позже даже занесут в книгу Гиннесса) план. Он решил убить сразу нескольких зайцев: завладеть лабораторией, прибрать к рукам привидения (Хичкок любил ставить на них всякие опыты, потому что в душе был вивисектором), а заодно угробить Санта-Клауса, когда тот появится во Френдшипе на эти рождественские праздники.

Но профессору было необходимо встретить противника во всеоружии, и потому он должен был немедленно получить в свое распоряжение лабораторию Мак-Файдена.

О-о, Хичкок был уверен, что еще никогда его мощь не была столь сокрушительно велика, как сейчас!.. Сказать по правде, он был не так уж и далек от истины.

А Санта-Клаус, ничего не подозревая, летел на своих волшебных санках над Будапештом, Веной, Римом, Берлином, Лондоном... Он внимательно смотрел вниз в подзорную трубу и в десятый раз проверял списки детей. Похоже, все дети были на месте. Санта-Клаус ставил галочки напротив фамилий, удовлетворенно ухмыляясь в бороду.

Наконец его санки просвистели над Бостоном и Конкордом, устремляясь дальше на север. Когда Санта-Клаус увидел под собой улицы Френдшипа, он слегка удивился.

– Любопытный феномен, – пробормотал Седобородый Безумец.

По его мнению, Френдшип выглядел несколько странно. Однако дети из городка никуда не подевались, и потому Санта-Клаус успокоился и направил санки в сторону острова Аксель-Хейберг, где находился самый северный в мире оптовый магазин игрушек. В этом магазине он каждый год закупал рождественские подарки для детей.


* * *

А Френдшип, похоже, вовсе и не собирается встречать Рождество. До праздника оставалось четыре дня, а разноцветных флажков и рождественской ярмарки не было и в помине. Тетеньки и дяденьки из Армии спасения, изображавшие на перекрестках Санта-Клаусов, разбежались, потому что даже им стало скучно и тоскливо во Френдшипе.

Город готовился к другому мероприятию – к нападению орды привидений, вампиров, инкубов и оборотней. По приказу мэра Кефирсона в школах и учреждениях были организованы ежедневные полуторачасовые учения по самообороне от нежити. Главным инструктором, конечно же, был профессор Хичкок.

Еще одно распоряжение городского главы гласило, что каждый френдшипец не позже восьми вечера должен находиться в постели – именно в это время (по крайней мере так убеждал Кефирсона профессор), нежить имеет обыкновение вползать в мир... Строжайше запрещалось устанавливать на подоконниках ветки ели и омелы – как языческие символы, они-де привлекают внимание нечистых созданий.

Неподалеку от городского парка было установлено огромное зеркало, с помощью которого каждый из френдшипцев мог удостовериться в том, что никто из прохожих не является духом или призраком. Но город стал таким унылым и скучным, что даже безмозглому зеркалу надоело отражать его, и оно в конце концов разбилось...

Френдшип ощерился какими-то непонятными сооружениями, похожими на уродливые радиолокаторы. Профессор Хичкок называл их фантомоуловителями (это была одна из самых неудачных его выдумок). Они устанавливались на месте телевизионных антенн, так что никаких праздничных телепередач горожане смотреть уже не могли, а на экранах мелькал лишь густой белый снег. Многим начинало казаться, что среди этой метели уже мелькают чьи-то хищные силуэты. Было страшно. От страха становилось холодно. От холода в организмах людей начали просыпаться к жизни всякие вредные вирусы и бактерии. И были это не обычные вирусы и бактерии, от которых болит горло и поднимается температура, а грозные коварные паразиты, которые питаются ВНУТРЕННИМ холодом, и выделяют через специальные железы серые сгустки страха. Так что круг замыкался. Страх-холод-болезнь-страх. И казалось, что выхода нет.

Загрузка...