Проблема ритма была предметом пристального внимания мыслителей и исследователей всех эпох. Она рассматривалась в концепциях и доктринах ученых со времен античности до настоящих дней.
Ритм всегда считался одним из универсальных принципов структурирования явления или объекта в различных формах движения материи. Необходимо отметить, что в исследованиях ученых разных эпох и направлений, посвященных изучению форм проявления ритмических закономерностей, наблюдаются разноречивые толкования природы ритма. На данном этапе состояния проблемы нам представляется своевременной дальнейшая разработка более обобщенного понятия о ритме на базе методологических основ марксистско-ленинской философии и знаний, накопленных в разных областях науки о ритме. Для достижения этой цели необходимо установление более тесных связей между теориями отдельных наук о ритме и соотнесение этих теорий с законами марксистской диалектики.
Существующие в окружающей действительности последовательные и повторяющиеся явления уже заставляли мыслителей древности воспринимать их как упорядоченные во времени и пространстве процессы (3, 8, 14, 33). В силу повторяемости и цикличности явлений в человеческом мышлении постепенно зарождались некоторые первоначальные представления о ритме, которые стали проявляться в синкретических действиях человека: триединство музыки, пения и пластических движений повседневно сопровождали человека в быту и служили отражением его жизненно важной производственно-практической деятельности (война, охота, рыбная ловля или повторение тех же действий в игровой форме – игры-танцы) (43, 44, 45). Упорядоченные чередования пластических движений в сопровождении пения уже выражали смутное представление о ритме, заложенное в человеке, как о закономерном процессе повторяющейся периодичности.
Представления о ритме формировались и развивались в древнеиндийской, древнекитайской и древнегреческой философиях. Религиозные корни, заложенные в объяснении всех явлений у древнеиндийских и древнекитайских философов, исключили возможность поставить теорию о ритме на научную основу (18, 37, 42). Учение о цикличности процессов во Вселенной у древних греков содержало гораздо более рациональное зерно (3, 9, 14, 18). Во-первых, основоположниками самого понятия ритма являются древние греки. Великий древнегреческий философ Демокрит, который считается наиболее ярким представителем античного материализма, в своих прогрессивных и революционных, неприемлемых для науки той эпохи взглядах на сущность природы, уже рассматривал вопрос о характере ритма на материалистической основе. Во-вторых, великие умы Древней Греции, как сторонники материализма (Демокрит, Гераклит, в некоторых вопросах Аристотель и др.) (8, 14, 18, 24), так и его противники (пифагорейцы, Платон и др.) (18, 31, 33, 34) непосредственно связывали понятие о ритме с диалектикой: чередование определенных элементов, образующих гармонию бытия, связывалось в античной философии с мировым ритмом.
В исследованиях средневековых ученых ритм рассматривался как структурная основа, объединяющая объект во времени и пространстве.
Проблема ритма интересовала и представителей классической немецкой философии. Немецкие идеалисты конца XVIII – начала XIX столетия, отмечая, что основой ритмического развития является внутренняя противоречивость самого изучаемого явления, не сумели применить его для изучения природы или истории развития человеческого общества.
Гегель в своей философии выдвигает положение о том, что сущность диалектического метода зиждется на ритме. Но диалектика Гегеля является составной частью его идеалистической системы, что и не позволило применить развитое им понимание ритма к явлениям природы и общества (13).
Вопрос о ритме нашел свое отражение и в произведениях классиков марксизма-ленинизма. К. Маркс в «Капитале», как и в других своих более ранних работах, поставив социологию на научную основу, открыл закон ритмического развития истории (1).
Ф. Энгельс в «Диалектике природы» (2), рассмотрев вопрос о развитии материи как процессе, осуществляющемся по восходящей линии, обратил внимание на ритмический характер структуры объекта.
Признание, с одной стороны, ритмического характера развития материи, а с другой – развития материи во времени и пространстве побудило некоторых современных представителей марксистско-ленинской философии рассматривать ритм исключительно как процесс во времени и пространстве. Я.Ф. Аскин, например, рассматривает ритм «как специфический тип временнóй структуры» (10, с. 70), который может выступать и в пространственном аспекте «как выражение определенной повторяемости одновременно существующих элементов» (10, с. 158). Как и всякая структура, ритм выражает единство изменения и постоянства, однако, возможно, в большей степени, чем любая другая структура. В силу того что ритмичность характеризует определенный порядок во временнóй последовательности, Я.Ф. Аскин рассматривает ее как «частный и важный случай временнóй последовательности» (10). Кроме последовательности, ритм характеризуется также длительностью, будучи связан с чередованием фаз различной продолжительности существования. Периодический характер материальных процессов обобщается понятием «ритм». В то время как необратимость процесса развития обусловлена необратимостью течения времени, ритм указывает на повторяемость в развитии. По утверждению Я.Ф. Аскина, основой временнóй ритмичности является однонаправленность течения времени.
Ритмичность выступает также как характеристика, которая раскрывает значение времени в процессах развития. Временнóй ритм есть «тип связи событий (закон) в процессе развития» (10, с. 72), который определяет также меру времени.
Соглашаясь с тем положением, что временнóй аспект движения материи сравнительно с пространственным более глубоко выражает существенные черты развития материальных систем, В.Е. Комаров (23) считает структуру пространственного аспекта необязательно стабильной, консервативной. Она меняется в соответствии с определенными периодами развития структурных связей элементов данной системы.
«Пространственные ритмы могут иметь как статическую, так и динамическую природу в зависимости от соответствующего характера изучаемых систем» (22).
Существенной особенностью динамических свойств пространственных ритмов автор считает такой характер повторяемости элементов структуры, который меняется с течением времени (22).
Анализируя специфический характер проявления пространственных и временных ритмов, В.Е. Комаров подчеркивает их связь и взаимообусловленность. Временные ритмы действуют в порядке чередующейся последовательности, отражая структуру последовательности изменений. Пространственные ритмы как важная форма сосуществования материальных систем характеризуются устойчивой периодичностью в организации элементов этих систем.
Понятие ритмичности часто отождествляется с равномерным чередованием определенных элементов. Равномерностью характеризуется ритм при условии неизменности закона, лежащего в основе данного явления. В этом смысле ритмичность выступает как характеристика относительной стабильности и устойчивости процессов развития.
Уже в период своего возникновения идея ритма содержала мысль о его организующей роли: ритм объединяет отдельные элементы процесса развития в единое целое (23).
В рамках закона (22, с. 72) можно рассматривать не только тип связи событий временнóго ритма в формах движения материи. В.Е. Комаров, например, разрабатывает вопрос о соотношении ритма вообще с основными законами и категориями диалектики (22, 23). Тот факт, что ритм представляет собой устойчивое, закономерное повторение тех или иных связей и отношений в пространственно-временнóй организации движущейся материи, автор уже считает основанием для признания определенной связи и соответствия ритма с законом. Отмечая противоречивый характер ритма, В.Е. Комаров рассматривает ритм как единство и борьбу двух противоположных тенденций. Первая тенденция, которая выражается в повторяемости периодов ритма, характеризуется сохранением свойств объекта, повторяющихся через определенные интервалы времени с той или иной степенью идентичности. Вторая тенденция в проявлении ритма заключается в направленности ритмически организованного процесса, выражающегося в приобретении каждым периодом ритма новых качественных связей в своей структуре, которые в совокупности создают необратимые изменения в процессе развития систем.
«Единство и борьба вышеуказанных тенденций и составляют относительно самостоятельную форму существования ритма, являясь в то же время источником его эволюции» (23, с. 8).
Акты взаимного воздействия противоположных тенденций, циклы их прямой и обратной связи
«проявляются в законе отрицания отрицания (спиральность развития), указывающем на относительный характер идентичности в содержании периодов ритма (его циклов), и в законе перехода количественных изменений в качественные»,
– утверждает автор (23, с. 11).
В.И. Смирнов (38) исследует ритм как объективную закономерность развития. Обобщая опыт истории философии и выявляя состояние проблемы в современной науке, он предпринимает попытку решить некоторые вопросы проявления ритма на философском уровне. Автор анализирует некоторые процессы, имеющие фундаментальное значение для современной науки. В частности, рассматривает явления колебания и волны, круговороты и циклы как наиболее распространенные формы проявления ритмичности в природе. Отмечая, что ритм характеризует процессы со стороны пространства и времени, автор предлагает в качестве пространственно-временнóй единицы ритма «хронотоп» – комплекс, выражающий изменения в пространстве в течение законченного промежутка времени, который называется периодом (38, с. 17). В качестве наиболее характерных особенностей ритма анализируются понятия повторяемости, периодичности, преемственности, спиралевидности и др. Повторяемость автор считает одной из важнейших характеристик законосообразности. Ритмичность развития осуществляется как развертывание противоречия, которое включает в себя ряд стадий. Смена стадий обусловлена единством основных законов диалектики. В силу того что ритм проявляется как смена этапов в развитии, он характеризуется повторяемостью (38).
Проблему категории повторяемости в материалистической диалектике исследует М.П. Полесовой (35). Это одна из важнейших проблем не только современной марксистской философии, но и всего естественнонаучного познания. Повторяемость в природе и обществе позволяет познать диалектическую взаимосвязанность явлений действительности, раскрыть формы проявления объективных законов в определенных исторических условиях. Под повторяемостью автор понимает воспроизведение, проявление в какой-либо вещи или процессе того, что уже было, а затем возникло вновь в трансформированном виде. Повторяемость является широко действующей закономерностью при всех изменениях форм материального мира. Она выражает признаки, общие для всех видов явлений материального мира. Автор подчеркивает, что с точки зрения философии именно повторяемость всегда выступает как существенный признак закона, так как любой закон выражает именно то, что повторяется постоянно. Диалектический материализм исходит из признания объективного характера повторяемости и ее познаваемости в самой материальной сущности. Повторяемость всегда выступает как процесс, в основе которого лежит тождество или сходство противоположностей. Повторяемость и движение неотделимы друг от друга. Органическая связь повторяемости с движением как способом существования материи с точки зрения диалектического материализма является абсолютной. Во всем остальном повторяемость проявляется в измененном виде на качественно иной основе. Это марксистское понимание повторяемости и отличается от всех метафизических представлений о «цикличности», «круговоротах» и т.п., в которых повторяемость понимается как абсолютное повторение. Автор приходит к выводу, что
«категория повторяемости, будучи диалектически связана со своей противоположностью – неповторяемостью, представляет собой парные категории и относится к числу основных законов диалектики» (35, с. 10).
Анализируя явление ритма, необходимо отметить как сходство, так и различие между понятиями «ритм» и «повторяемость». Б.М. Кедров (19) подчеркивает, что с точки зрения актов взаимодействия и связи элементов систем повторяемость представляет собой более формальное и общее явление. При сопоставлении ритмичности и повторяемости выявляется, что не всякая повторяемость образует ритм; но всякий ритм, как правило, характеризуется свойством повторяемости. Ритмичность проявляется лишь при условии устойчивого, закономерно организованного повторения.
В настоящее время проблема ритма и связанная с ней – времени и пространства – считаются фундаментальными проблемами не только в области философии, но также для многих других наук.
Изучение ритмических явлений позволяет раскрыть ряд важных проблем в современной биологии и медицине. Исследуются ритмические процессы в социально-коммуникативных, производственных, психофизиологической и других областях. С давних пор ритм стал предметом изучения так называемых «временных» (музыка, танец, песня) и «пространственных» (архитектура) искусств. Много внимания уделяется вопросу ритма в поэтике и вообще в литературоведении (15, 27).
Затрагивая проблему ритма и взаимосвязанные с ней проблемы времени и пространства в художественном творчестве, Б.С. Мейлах (26) отмечает, что для их комплексного изучения на материале различных видов искусства весьма существенно философское обоснование данных проблем. Кроме того, немаловажен для исследования анализ механизмов восприятия времени и пространства, включая их психофизиологическую и естественнонаучную основу.
С момента выделения искусства в особую форму общественного сознания проблема ритма в данной области не утрачивает интереса для исследователей из разных областей науки. Философским анализом ритма в художественном творчество занимался П.Ф. Смирнов (39). Одним из факторов, вызвавших к жизни такие виды искусства, как поэзия, песня, музыка, отмечает автор, является трудовой ритм человека.
«Ритм любого вида искусства сможет полностью „выполнять“ свою изобразительно-выразительную функцию, если будет соответствовать ритмам психофизиологических процессов субъекта, воспринимающего произведение любого вида искусства» (39, с. 11).
Аналогичное мнение высказывает Е.В. Волкова, затрагивая методологические проблемы, связанные с проявлением ритма как объекта эстетического анализа. Автор отмечает, что ритм в искусстве ориентируется на ритмические закономерности, существующие в объективном мире, и вместе с тем соотносится с психофизиологической природой нашего восприятия. Автор утверждает:
«В искусстве отражаются ритмы, наиболее привычные для человеческого организма, наиболее адекватные ему; одновременно художественные ритмы имеют специфическую структуру и ориентируются под влиянием самого искусства и факторов общественной жизни» (12, с. 85).
Ритм в искусстве является составным элементом формы, а в форме всегда заключено определенное содержание. Искусство начинается не с выразительности какого-либо элемента формы, а с определенной организации изобразительно-выразительных средств в систему образа. Законченный художественный образ
«предполагает закономерное сочетание мелодии и ритма в музыке; красочную игру света и тени – в живописи; гармонию форм и пропорций – в скульптуре» (39, с. 14).
В силу того, что музыкальные ритмы среди всех остальных видов искусства считаются наиболее близкими к языковым ритмам (музыка – звуковое искусство), мы позволим себе рассмотреть их более подробно.
Вопрос о формообразующей роли ритма в музыке ставится с давних пор, наиболее разработан, считается традиционным и вряд ли вызывает какие-либо сомнения. По мнению П.Ф. Смирнова, ритм сам по себе не создает музыкального произведения, но выразительность мелодии находится в тесной диалектической связи с ритмическими соотношениями звуков, которые ее составляют. Некоторые музыковеды склонны считать, что музыкальный ритм – это специфическое явление, он выражается через смену аккордов, мелодических вершин, тембров, усилений и ослаблений громкости и т.п. Градация ритмических акцентов зависит не только от большей или меньшей громкости, но и от величины интервального шага в мелодии, а также многих других внутренних музыкальных явлений. По утверждению музыковеда В.Н. Холоповой,
«музыкальный ритм – это временнáя и акцентная сторона мелодии, гармонии, тембра и всех других элементов музыки» (40, с. 230).
Взаимосвязь ритма с другими средствами музыки автор объясняет тем, что ритм является компонентом целого.
В соответствии с общей традицией рассматривать ритм в тесной взаимосвязи с понятием времени исследуется ритм и в музыке. Например, музыковед В.И. Мартынов отмечает, что ощущение течения времени обеспечивается музыкальными средствами путем непрерывного изменения музыкальной ткани. Человек получает ощущение течения объективного времени, измерительной единицей которого является длина музыкальной фразы.
«По-разному изменяя фразу при повторении, мы будем получать различные ощущения течения времени. Таким образом, изменение – мера времени в музыке» (25, с. 239).
Ритм теснейшим образом связан не только с компонентом времени, но и с другими компонентами музыки. Различные типы ритмики соответствуют различным типам высотной, фактурной и всякой другой организации музыки (40). Ритму принадлежит также важнейшая роль в определении национального характера музыки (39).
Как отмечалось выше, музыкальный ритм наиболее родствен речевым ритмам. Их родство естественно и логично в силу того, что музыка – звуковое искусство, а речь – материализуется в звуках. И те, и другие ритмы воспринимаются слушающим посредством колебаний воздушной (звуковой) волны и при восприятии, кроме тех или иных мыслительных реакций, вызывают также эмоциональные ощущении. Родство музыкальных и речевых ритмов подтверждает еще и то обстоятельство, что они имеют общую точку пересечения – вокальную музыку[24].
Речевые ритмы представляют собой предмет многочисленных исследований в современной отечественной лингвистике. Ряд интересных и полезных фундаментальных трудов (6, 16, 17, 41 и др.) в данной области служит незаменимым руководством в изучении вопроса речевых ритмов. В настоящее время, однако, данная проблема относится к числу тех, дальнейшая разработка и совершенствование которых определяется необходимостью достижения уровня, соответствующего современному состоянию научно-технического прогресса[25].
Высказывая свои взгляды на сущность речевого ритма и характер его проявления, многие лингвисты приходят к более или менее согласованному мнению по данному вопросу.
Проявление ритма речи О.А. Норк объясняет физиологическими закономерностями (29). Наряду с общепринятыми понятиями «фонетическая» и «артикуляционная база» О.А. Норк и Н.Ф. Адамова в своем последнем совместном труде (30) вводят понятие «ритмическая база языка» (30, с. 23). К особенностям ритмической базы языка авторы относят
«характер выдоха, накопления и разрядки энергии при образовании фонетических единиц, больших, чем отдельный звук, т.е. при образовании слога, акцентной группы, речевого такта и целой фразы» (30, с. 26).
Как выдох, так и разрядка мускульной энергии, накапливаемой в момент выдержки артикуляционной установки, могут быть плавными или резкими. Характер нарастания и спада дыхательной и артикуляционной энергии в речевом потоке различен для разных языков (30).
Большинство лингвистов, рассматривая явление речевого ритма неразрывно от интонации или просодии речи, понимают его как закономерное чередование сильных (ударных) и слабых (безударных) слогов. Например, Л.В. Злагоустова отмечает:
«Ритмические структуры организуются стержневым элементом, обязательно связанным со словесным ударением» (17, с. 7).
Данные структуры компонуются из последовательности слогов, объединенных одним словесным ударением. Ритмическая структура как единица плана реализации может включать в себя одну, две или несколько словарных единиц (обычно объединяются служебное слово со знаменательным; в отдельных случаях могут объединяться и знаменательные слова).
Для обозначения единицы речевого ритма Л.В. Злагоусгова использует термин «ритмическая структура». По утверждению автора,
«ритмическая структура – объективно существующая в речи единица ритма; типы структур существуют в памяти человека в некоей обобщенной форме» (17, с. 82).
В определении границ ритмических структур принципиально важное значение имеют место ударения, состав предударных и заударных слогов с учетом разной степени их редукции. В конкретной речевой реализации ритмическая структура имеет план содержания: лексико-семантическое значение словоформ или их последовательности. Данный подход позволяет описать содержание и просодическую организацию текста в их единстве (там же).
Н.В. Черемисина, внесшая существенный вклад в разработку проблемы ритмоинтонации русской речи (41), отмечает, что ритм русской речи, обусловленный физиологически и коррелируемый интеллектуально, наиболее четко соотносится с синтагменным ритмом, ибо объем речевого отрезка в одно – три слова, произносимого на одном выдохе, совпадает с естественным объемом русской синтагмы. В силу того, что синтагма представляет собой также и основную интонационную единицу, основная ритмическая единица оказывается одновременно и основной интонационной единицей. Автор утверждает, что
«естественный речевой ритм, основанный на дыхательном ритме и организуемый (корректируемый) смыслом речи, интеллектуально связан с интонацией разговорной речи» (41, с. 30).
Явление ритма Н.В. Черемисина также рассматривает в тесной взаимосвязи со словесным ударением в пределах синтагмы и фразы. В силу того что в процессе порождения речи ритм управляет интонацией и организует ее, интонационные единицы (как коммуникативно значимые) по объему совпадают с ритмическими единицами, и, таким образом, фонетическое слово, синтагма и предложение представляют собой ритмоинтонационные единицы. Однако многоаспектная (физиологическая, акустическая, синтаксическая и смысловая) значимость позволяет автору заключить, что
«именно синтагменный ритм является во всех стилях русской речи основным. И потому синтагма оказывается основной ритмоинтонационной единицей, важнейшим строительным материалом ритмоинтонации предложения и даже текста» (41, с. 195).
А.М. Антипова, посвятившая ряд исследований проблеме речевого ритма на материале английского языка, существенное значение придает связи между биологическими и речевыми ритмами (7). Отмечая, что традиционное понимание речевого ритма как периодичности ударных слогов не позволяет увидеть системность речевого ритма, автор подходит к изучению данного явления как периодичности сходных и соизмеримых речевых явлений и рассматривает изучаемый объект как общеязыковую систему, организующую язык в целом. Системный подход к исследуемому явлению предполагает не только наличие определенных единиц в системе, но также их функциональное единство. А.М. Антипова отмечает, что ритм следует рассматривать не только как временнóе, но также как просодическое явление (7). Ритмическая система носит общеязыковый характер и формируется всеми языковыми средствами – синтаксическими, лексическими и просодическими, просодический аспект ритма в данном исследовании рассматривается как один из функциональных слоев просоди, который предлагается называть ритмообразующим.
«Просодический аспект ритма, – по утверждению автора, – это часть просодии и часть ритмической системы» (7, с. 9).
Ритмической единицей А.М. Антипова считает ритмическую группу, которая может быть мелкой, средней и крупной. К мелким единицам автор относит сегментные звуки и слоги. Средней ритмической группой является ритмическая группа, совпадающая со словом или словосочетанием. Крупные ритмические единицы – синтагма, фраза, сверхфразовое единство, строка, строфа, абзац – помимо организующей функции выполняют в тексте смыслообразующую роль. Кроме того, ритмические группы могут быть простыми, состоящими из одного ударного слога и примыкающих к нему безударных слогов, и сложными, состоящими из двух или более ударных слогов и примыкающих к ним безударных слогов (6). Ритм, основанный на чередовании простых ритмических групп, определяется как простой, а ритм, в основе которого лежит чередование сложных групп, как сложный. Оба типа ритмов могут встречаться как в «чистом» виде, так и в различных комбинациях. Варьирование простого и сложного ритмов образует структуру сложного ритма (6). Гибкость и подвижность речевого ритма обеспечиваются разнообразием ритмических единиц. Особенность речевого ритма, которая отличает его от других видов ритмов, заключается в его вариативности. Данная вариативность характеризуется многомерностью: первый тип вариативности обусловлен разновеликостью единиц ритма; второй – заложен внутри каждой единицы и создается лексико-семантическим и просодическим варьированием; третий тип вариативности заключается в способности ритмических единиц образовывать основной и второстепенный ритм, т.е. более регулярный (7).
Т.П. Задоенко, исследовавшая ритмическую организацию китайской речи (16), не отрицая определенной связи ритма с физиологией речеобразования, высказывает мнение, что
«из трактовки ритма должен быть полностью исключен психологический элемент, мешающий правильно понять лингвистическую сущность данного явления» (16).
Для обозначения элементарной ритмической единицы автор вводит термин «ритмическое слово». Данный термин, отражая сущность и функциональное значение соответствующей единицы в исследуемой области, дает возможность противопоставить два понятия – лексическое слово, соответствующее изолированно произнесенному слову, и ритмическое слово – слово в потоке речи. Взаимодействие ритма и интонации в китайском языке представляется более тесным в силу специфики данного языка. В выделении ритмических единиц в потоке речи существенную роль играет сама просодическая структура этих единиц, выражающаяся определенным сочетанием акустических характеристик (ЧОТ, интенсивности, длительности).
Под речевым ритмом Н.Д. Климов (20) понимает членение речи на элементы (слоги, фонетические слова, синтагмы, фразы) во времени. Речевой ритм автор относит к сложным типам звуковых ритмов, где происходит не только членение на элементы, но и их градация по силе выдоха, высоте тона, длительности и тембру. Важнейшим свойством речевого ритма является его нерегулярный характер. Речевой ритм обладает метрическими и неметрическими признаками. Количество и порядок следования ударных и безударных слогов в речевом отрезке говорит о характере метра в нем.
«Повторение одного и того же метра в речи придает ей свойство регулярного ритма» (там же, с. 26).
К неметрическим признакам ритма относятся:
1) слоговая динамика,
2) способ выделения ударного слога,
3) характер примыкания безударных слогов к ударному.
Объем данного обзора не позволяет остановиться на отдельных работах отечественных исследователей (4, 5, 21, 28, 36 и др.), в которых изучаются частные случаи проявления данного явления на материале различных языков. Лингвисты при исследовании понятия ритма связывают его с понятием времени, когда исследуют длительность слога, фонетического слова, синтагмы или другой, более крупной интонационной единицы, либо когда членят речевой континуум на ритмические единицы. В данном случае понятие времени определяются в естественнонаучном смысле.
Как отмечает Я.Ф. Аскин (11), указание на определенные свойства времени и на способы их измерения, на связь времени с периодическими процессами –
«это также есть известный способ определить его в естественнонаучном смысле. Раскрытие же сущности времени как всеобщей формы бытия – дело философского исследования» (11, с. 15).
Пространственно-временные отношения являются предметом изучения ряда частных наук. Однако, как нам представляется, и в данном случае возможно поставить изучаемый объект на философскую основу, если процессы во времени и пространстве, согласно мнению Я.Ф. Аскина, рассматривать в связи с характеристикой общих способов бытия вещей. Отношения между вещами в процессе их существования могут быть отношениями между сосуществующими вещами (пространственные отношения) и между вещами, сменяющими друг друга в процессе существования (временные отношения) (11).
Исходя из сказанного выше, нам представляется возможным отметить следующее: разрабатывая понятие пространственно-временных отношений применительно к проблеме речевого ритма, рассматривая при этом ритм в связи с диалектическим повторением, т.е. принимая во внимание периодический характер материальных процессов, о временных отношениях в данном объекте можно говорить, когда дело касается смены устойчивости и изменчивости в системе или (как это принято традиционно) периодичности соизмеримых (не идентичных) единиц речи. Выражением пространственных отношений речевого ритма можно, на наш взгляд, считать чередование ритмических единиц на супрасегментном уровне, т.е. чередование и одновременное сосуществование ритмических единиц в потоке речи; но так как периодичность не может существовать вне времени, можно сказать, что речевой ритм является специфическим, характерным выражением целостности пространственно-временных отношений чередующихся в речевом потоке ритмических единиц.
Из содержания изложенного выше материала очевидно, что исследователи склонны относить речевой ритм к компонентам интонации, хотя по данному вопросу существуют и другие точки зрения[26].
Для выявления приемлемости названной концепции мы считаем возможным рассмотреть проблему в плане ее исторического развития. Необходимо выяснить, хотя бы путем логических рассуждений, во-первых, какой из данных объектов изучения – речевой ритм или речевая интонация – является первичным по отношению к другому и, во-вторых, может ли в речи ритм реализоваться вне интонации, или интонация без ритма.
В человеческой речи в качестве носителей информации выступают как словесные, так и просодические средства (в том числе и интонация). Генетически наиболее древними из них «…несомненно, являются последние…», – отмечает В.З. Панфилов (32, c. 101). Таким образом, в глубокой древности, когда акты коммуникации между индивидами или группами индивидов совершались не с помощью слов, а с помощью отдельных выкриков – звуков и слогов, несомненно, ритм этих выкриков был основан на физиологическом ритме дыхания. В свою очередь, раз эти знаки общения (отдельные звуки, слоги), т.е. исконные ритмические единицы, имели звуковую реализацию, то они обладали и супрасегментными характеристиками. Итак, если рассматривать интонацию как совокупность всех супрасегментных средств, то приходим к выводу, что исконная ритмическая единица через просодические средства уже реализовалась как компонент интонации. Вычленив же теоретически речевой ритм из числа компонентов интонации, его можно рассматривать как способ звуковой реализации, как материлизатор (термин наш. – Авт.) человеческой мысли.
1. Маркс К. Капитал – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 25, с. 1 – 545.
2. Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 20, с. 343 – 625.
3. Аветисьян А.А. Античные философы / Сост., предисл. и общая ред. Аветисьяна А.А. – Киев: Изд-во Киев. ун-та, 1955. – 314 с.
4. Андреева Д.И. Слог и ритмическая группа как единица ритма английской речи. – Сб. науч. тр. / Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза, 1982, № 196, с. 148 – 161.
5. Андреева Д.И. Фонетические признаки ритмической группы в английском языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза. – М., 1979. – 23 с.
6. Антипова А.М. Ритмическая организация английской речи: (Эксперим.-теорет. исслед. ритмообразующей функции просодии): Автореф. дис. … д-ра филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза. – М., 1980. – 35 с.
7. Антипова А.М. Система английской речевой интонации. – М.: Высш. шк., 1979. – 131 с. – (Б-ка преподавателя). – Библиогр.: с.129 – 130.
8. Аристотель. Категории / Пер. Кубицкого А.В.; АН СССР. Ин-т философии, Моск. ин-т истории, философии и лит. – М.: Соцэкгиз, 1939. – XXXVI, 84 с.
9. Аристотель. Метафизика / Пер. и примеч. Кубицкого А.В.; Ин-т философии Ком. акад. – М.; Л.: Соцэкгиз, 1934. – 348 с. – (Классики философии).
10. Аскин Я.Ф. О соотношении философских категорий и понятий частных наук. – В кн.: Ленинская теория познания и современная наука. Саратов, 1970, с. 3 – 10.
11. Аскин Я.Ф. Направление времени и временнáя структура процессов. – В кн.: Пространство, время, движение. М., 1971, с. 56 – 79.
12. Волкова Е.В. Ритм как объект эстетического анализа: (Методол. пробл.). – В кн.: Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974, с. 73 – 85.
13. Гегель Г.В.Ф. Сочинения в 13 т. / Под ред. и с вступ. ст. Максимова А.А.; Ин-т философии Ком. акад. при ЦИК СССР. – М.; Л.: Соцэкгиз, 1934. – Т. 2. Философия природы. – 686 с.
14. Джохадзе Д.В. Диалектика Аристотеля / АН СССР. Ин-т философии. – М.: Наука, 1971. – 264 с.
15. Жирмунский В.М. Теория стиха. – Л.: Сов. писатель, 1975. – 664 с. – Библиогр.: с. 589 – 595, 639 – 640.
16. Задоенко Т.П. Ритмическая организация потока китайской речи / АН СССР, Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1980. – 268 с.
17. Златоустова Л.В. Фонетические единицы русской речи / МГУ им. М.В. Ломоносова. Филол. фак. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. – 105 с. – Библиогр.: с. 86 – 104 с.
18. История философии: В 4-х т. / Под ред. Дынника М.А.; АН СССР. Ин-т философии. – М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1957. – T. 1. 718 с.
19. Кедров Б.М. О повторяемости в процессе развития / АН СССР. Ин-т философии. – М.: Госполитиздат, 1961. – 147 с.
20. Климов Н.Д. Вводно-фонетическии курс немецкого языка. – М.: Высш. шк., 1978. – 133 с.
21. Князева Н.И., Хомченко С.А. К проблеме сопоставительного изучения ритма английского и белорусского языков. – В кн.: Проблемы внутренней динамики речевых норм. Минск, 1982, с. 145 – 222.
22. Комаров В.Е. Категория ритма и ее роль в научном исследовании. – В кн.: Ленинская теория познания и современная наука. Саратов, 1970, с. 100 – 111.
23. Комаров В.Е. Ритм как выражение особенностей процессов развития: Автореф. дис. … канд. филол. наук / Сарат. гос. ун-т. – Саратов, 1971. – 18 с.
24. Лурье С.Я. Демокрит: Тексты, переводы, исследования / АН СССР. Ин-т истории СССР. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1970. – 664 с.
25. Мартынов В.И. Время и пространство как формы музыкального формообразования. – В кн.: Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974, с. 238 – 248.
26. Мейлах Б.С. Проблемы ритма, пространства и времени в комплексном изучении творчества. – В кн.: Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974, с. 3 – 10.
27. Надеждин Н.И. Версификация. – В кн.: Энциклопедический лексиконъ. СПб., 1837, т. 3, с. 25 – 61.
28. Немченко Н.Ф. К проблеме ритмических единиц текста: (На материале англ. яз.) – Сб. науч. тр. / Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза, 1982, № 196, с. 101 – 134.
29. Норк О.А. Интонация – В кн.: Крушельницкая К.Г. Очерки по сопоставительной грамматике немецкого и русского языка. М., 1961, с. 75 – 101.
30. Норк О.А., Адамова Н.Ф. Фонетика современного немецкого языка. – М.: Высш. шк., 1976. – 212 с.
31. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / АН СССР. Ин-т философии. – М.; Л.: Мысль, 1979. – 620 с.
32. Панфилов В.З. Философские проблемы языкознания / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1977. – 288 с.
33. Платон. Законы и послесловия к законам. – В кн.: Платон. Полн. собр. соч. СПб.; М., 1923, т. 14, с. 99 – 285.
34. Платон. Избранные диалоги: Пер. с древнегреч. / Сост., вступ. ст. и коммент. Асмуса В. – М.: Худож. лит., 1965. – 442 с.
35. Полесовой М.П. Категория повторяемости в материалистической диалектике: Автореф. дис. … канд. филос. наук / Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К. Крупской. – М., 1971. – 29 с.
36. Примак П.И. К вопросу об акцентно-ритмической организации торжественной речи: (На материале фр. яз.). В кн.: Проблемы внутренней динамики речевых норм. Минск, 1982, с. 35 – 50.
37. Рагозина З.И. Древнѣйшая исторiя Востока. – СПб.: Марксъ, 1905. – Т. 4, История Индии времен Ригведы. 423 с.
38. Смирнов В.И. Ритм как объективная закономерность развития: Автореф. дис. … канд. филос. наук / ЛГУ им. А.А. Жданова. Филос. фак. – Л., 1978. – 19 с.
39. Смирнов П.Ф. Философский анализ ритма в жизни и художественном творчестве: Автореф. дис. … канд. филос. наук / Киев гос. ун-т им. Т.Г. Шевченко. – Киев, 1968. – 22 с.
40. Хлопова В.Н. Формообразующая роль ритма в музыкальном произведении. – В кн.: Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974, с. 229 – 238.
41. Черемисина Н.В. Русская интонация: Поэзия, проза, разговорная речь. – М.: Рус. яз., 1982. – 207 с.
42. Шербатский Ф.И. Теория познания и логика по учению позднейших буддистов. – СПб., 1903 – 1909. – Ч. 1 – 2.
43. Brandt K. Ur-Anfänge der Kunst. – Herford: Die Arche, 1947. – 63 S.
44. Bücher K. Arbeit u. Rhythmus. – 6., erweit. Aufl. – Leipzig: Reinicke, 1924. – XII, 497, XIV S.
45. Hirn Y. Der Ursprung der Kunst: Eine Unters. ihrer physischen u. soz. Ursachen. – Leipzig: Barth, 1904. – VII, 338 S. – Bibliogr. S. 305 – 327.