Категории и законы марксистско-ленинской диалектики и язык

Клименко О.К. Категории количества и качества в языке

Мыслительные категории количества и качества суть отражения общих свойств самого бытия. Логические категории, будучи отражением основных закономерностей объективной деятельности, обнаруживают тесную взаимосвязь друг с другом, что является свидетельством взаимосвязи всех явлений объективной действительности. В частности, говоря об отношениях между собой категорий качества и количества, Ф. Энгельс писал:

Между категориями мышления, с одной стороны, и категориями качества и количества – с другой, в частности, существует определенная зависимость как с точки зрения последовательности их становления и развитая, так и с точки зрения последовательности их применения в процессе познания современного человека. В.И. Ленин писал:

На то, что категория качества, предшествуя категории количества по началу своего формирования в процессе исторического развития мышления человека, вместе с тем выступает и как начальный этап познавательной деятельности человека, направленной на какой-либо предмет или явление объективной действительности, обращают внимание многие ученые, в том числе В.З. Панфилов (24; 27), А.Г. Спиркин (32), В.И. Ефимов (15), Л.И. Гриднева (9). Так, В.З. Панфилов, которому принадлежат многочисленные труды, посвященные соотношению категорий языка и мышления (23; 24; 25; 27), пишет, что познание может быть направлено на количественную определенность каких-либо объектов только после того, как они выделены из окружающей действительности как качественно определенные.

Далее В.З. Панфилов отмечает, что обычно в определении качества фиксируются две существенные черты качественной определенности:

1) будучи качественно определенным, один предмет отличается от других предметов, благодаря чему предметы отграничиваются друг от друга и между ними существует отношение различия;

2) будучи качественно определенным, тот или иной предмет сохраняет тождество с самим собой и при некоторых претерпеваемых им изменениях; различие предмета на различных этапах его развития фиксируется в познании только благодаря тому, что на каждом из них он является качественно определенным (24, с. 202).

Некоторыми авторами, например И.С. Тимофеевым, учитывается только первая из двух приведенных черт (33).

Дискуссионным в специальной литературе продолжает оставаться вопрос о соотношении категорий «качество» и «свойство». Эти категории входят в различные «гнезда» категорий; если категория качества объединяется с категориями количества и меры, то категория свойства – с категориями «вещь» и «отношение». Однако между категориями качества и свойства также существует тесная взаимосвязь. Определение категории свойства через категорию качества и наоборот получило широкое распространение в работах по марксистско-ленинской философии. Так, например, по мнению С.Г. Шляхтенко,

Нередко качество понимается как единство свойств (или существенных свойств) вещей. И.С. Тимофеев отмечает, что при таком понимании категории свойства она включается в подсистему категорий «качество – количество – мера», а это нарушает тот принцип классификации категорий, согласно которому категория свойства относится к подсистеме «вещь – свойство – отношение» (33). Выход из этих трудностей некоторые авторы видят в том, чтобы рассматривать качество предмета как основу существования его свойств, но не как совокупность этих свойств.

Особое место в специальной литературе занимает вопрос о генезисе категории качества и роли в этом процессе мыслительной операции сравнения. В.З. Панфилов пишет, что выделение того или иного качественного признака одного предмета возможно лишь при его сравнении с другим предметом.

В.И. Бартон указывает, что главной функцией сравнения, благодаря которой оно играет важную роль в познании, является установление количественного различия качественно тождественных предметов (5). Посредством сравнения получает относительное выражение интенсивность свойства одного из сравниваемых объектов. В сравнении прежде всего происходит установление тождества объектов по какому-либо качеству или их качественное отождествление. Подобные сравнения характерны для целой отрасли человеческой деятельности – литературно-художественного творчества. Например, в сравнении «глаза, как небо голубые» произведено отождествление глаз и неба по цвету («голубизна»). Так как и тот, и другой объекты обладают свойством голубизны, то это обстоятельство дает право отождествить их. В акте сравнения при качественном отождествлении устанавливаются количественные различия. Процесс сравнения, доведенный до конца, завершается количественным выражением качества. Такое сравнение характерно для науки.

Автор отмечает, что в качественных характеристиках интенсивности свойств очень часто выражены такие оттенки мысли, которые числа выразить не в состоянии. Например, выражения «слишком маленький», «чересчур большой», не просто обозначают интенсивность свойства, но интенсивность, связанную с непригодностью для какой-либо цели. Любое число будет бессильным для непосредственного выражения этого смысла. Однако всеобщая форма сравнения дает все же неопределенное, аморфное выражение количественной стороны выражаемого ею свойства. В понятиях «больше», «меньше», «тверже», «мягче», «длиннее», «короче» и т.п., хотя и выражается количество, а именно, относительная величина интенсивности свойств предметов, но это количество является определенным лишь относительно и не находит числового выражения. В практической деятельности людей возникает необходимость точного определения интенсивности того или иного свойства предметов, а это влечет за собой необходимость выделения единиц измерения интенсивности свойств. Определенная величина интенсивности свойства предмета, выполняющего роль общей меры, превращается в единицу измерения определенного свойства. В.И. Баргон подчеркивает, что не всякий акт сравнения завершается выделением эталона. Но только выделение меры в процессе познания качественно тождественных объектов означает завершенность знания о них в том или ином отношении (4).

Качественная характеристика предмета, или действия, или состояния в той или иной форме получает выражение во всех языках. Во многих языках качественные признаки предметов выражаются посредством значительного слоя лексики, составляющего особый грамматический разряд слов – часть речи прилагательное, а качественные признаки действия или состояния – посредством особого лексико-грамматического разряда другой части речи – наречий, а именно – качественных наречий.

Однако реальное соотношение между классами явлений объективной действительности и классами слов во всем его многообразии далеко не прямолинейно (на это обращают внимание многие авторы, в том числе В.З. Панфилов (24), В.И. Дегтярев (11), С.А. Васильев (8)), и категории мысли не являются «транспозицией категорий языка», как это пытается доказать Э. Бенвенист (6) на материале древнегреческого языка. На самом деле, разным категориям мысли Э. Бенвенист ставит в соответствие языковые явления разного порядка.

Языковым аналогом категории субстанции выступает у него такая часть речи, как существительное. Но категории качества соответствуют уже не весь класс прилагательных, а лишь один особый тип их; другой тип, который в русском языке выделяется в самостоятельную часть речи – числительное, – ставится в соответствие категории количества. Но и этот принцип сопоставления, спорный сам по себе, не выдерживается в дальнейшем. В качестве аналогов категорий «делать» и «испытывать действие» указываются уже не части речи, а две граммемы грамматической категории залога – активный залог и пассивный залог. Опровержением тезиса Э. Бенвениста может служить и пример, приведенный Г.Г. Почепцовым:

При общности законов объективного мира и общности законов человеческого мышления различные языки дают разные «картины мира». Различные способы выражения категории качества в различных языках детально исследуются В.З. Панфиловым (24; 27).

Прилагательные и качественные наречия выделяются не только в индоевропейской группе языков, но также и в других генетических группировках языков – в тюркских, тунгусо-манчжурских, финно-угорских, некоторых палеоазиатских и др. Однако по своему составу, по своим грамматическим свойствам и тому месту, которое они занимают в системе частей речи, эти грамматические разряды слов не представляют собой чего-то однородного. Так, например, в тюркских языках оказываются более развиты, чем в русском языке, те формы качественных прилагательных, которые указывают на количественную характеристику интенсивности выражаемых ими признаков. Если в русском языке различаются формы трех степеней сравнения – положительная, сравнительная и превосходная, то в тюркских языках наряду с ними существуют формы интенсива, которые выражают наличие усиленного свойства или качества в том или ином предмете, без сравнения данного предмета с другим, имеющим то же самое качество и свойство. В индоевропейских, тюркских и других языках прилагательные обнаруживают близость к существительному и другим именным частям речи, а не к глаголу. Во многих других языках (языках Юго-Восточной Азии, нивхском и др.) слова со значением качества по своим грамматическим свойствам тяготеют не к именам, а к глаголам. В.З. Панфилов находит объяснение этому, прослеживая процесс формирования качественных обозначений в языках различных типов. Он полагает что после расщепления первоначально синкретичного слова на две отличающиеся друг от друга грамматические группировки слов – имя и глагол – дальнейшее развитие шло различными путями: в одних языках первоначально синкретичное имя, обозначающее и предмет, и качественный признак, послужило источником возникновения существительных и прилагательных как двух самостоятельных именных частей речи, в других языках слова-наименования качественных признаков генетически оказались связанными не с синкретичным именем, а со вторым членом этой первоначальной оппозиции – синкретичным глаголом. Эта первоначальная синкретичность глагола сохраняется в нивхском языке, в котором немалое число глаголов именуют и качественные признаки, и собственно действие. Автор приводит большое количество примеров. Близость слов-наименований качественных признаков к глаголам в языках Юго-Восточной Азии также, с точки зрения В.З. Панфилова, связана с первоначальным синкретизмом глаголов в этих языках. Наличие второй линии развития слов-наименований качественных признаков дает автору основание предположить, что она обусловлена пониманием качественного признака не как статичного, а как процессуального признака. Момент процессуальности в понимании качественных признаков в той или иной мере присущ также и носителям тех языков, в которых они обозначаются прилагательными как особой частью речи – это обнаруживается в наличии степеней сравнения прилагательных, а также соотносительных прилагательных и глаголов типа «красный – краснеть». Наибольшей абстрактности развитие категории качества достигает на той ступени, когда выделенные на предшествующих этапах ее развития качественные признаки начинают мыслиться в отрыве от своих носителей, как своего рода самостоятельные сущности, т.е. предметно. Это находит свое выражение в языках в том, что от слов с качественным значением, будь то прилагательные, качественные глаголы или предикативы, образуются существительные, общеграмматическим значением которых как части речи является предметность. К такого рода существительным относятся абстрактные существительные типа русских «краснота», «белизна», «глубина», «ширина» и т.п. Применительно к тем языкам, которые пережили этап первоначального синкретизма имени, когда одно и то же слово обозначало и предмет, и наиболее характерный для него качественный признак, а затем период формирования прилагательных как особой части речи, возникновение такого рода абстрактных существительных представляет собою, с точки зрения В.З. Панфилова, своего рода отрицание отрицания, т.е. здесь наглядно демонстрируется один из законов диалектики.

Мыслительная категория количества, отражающая количественную определенность бытия, способы ее выражения в различных языках, их генезис и эволюция обстоятельно исследуются в работах В.З. Панфилова (24; 25; 27). Он указывает, что количественная определенность в объективной действительности предстает, с одной стороны, как дискретное, прерывное количество, а с другой – недискретное, непрерывное количество. Первое из них определяется посредством счета, а второе – посредством измерения. Соответственно этому в мыслительной категории количества выделяются два основных момента – число и величина, и, следовательно, содержание этой категории представляет собой единство этих двух моментов. Эта точка зрения в истории философии развивалась уже Аристотелем, затем Декартом, Кантом и Гегелем. Нашла она поддержку и в современных работах по философии, посвященных категориям мышления (16, 33).

Число является результатом определения мощности множества как дискретной совокупности объектов того или иного рода. В отличие от этого величина есть результат измерения интенсивности непрерывного количества (например, каких-либо непрерывных признаков), и она наряду с другими средствами также может получить выражение в числе. В.З. Панфилов (24), а вслед за ним и С.А. Васильев (8) выделяют разнообразные грамматические и лексические средства выражения категории количества в различных языках (о способах выражения категории количества в русском, украинском и английском языках см. работу С.А. Швачко (41)). При этом С.А. Васильев отмечает, что пропорции грамматических и лексических значений в языках различных типов различны. Так, в изолирующих языках (китайском, японском) части речи представлены очень слабо, поэтому почти отсутствуют грамматические категории, а, следовательно, значения не грамматикализуются и основная нагрузка по выражению мыслительных категорий падает на лексику (подробнее об этом см. работу А.А. Холодовича (34)).

В.З. Панфилов приходит к выводу, что во всех языках существуют лексические обозначения определенных количеств, т.е. чисел. При этом, если в некоторых языках этот разряд слов ограничивается несколькими или даже одним названием чисел в пределах первого десятка, то в большинстве языков он получил значительное развитие, выделившись в самостоятельную часть речи – числительные (24). Многообразны в различных языках и системы числительных.

Различные системы числительных и счета специально рассматриваются в работах В.З. Панфилова (24; 27), Д.И. Эдельман (43).

В.З.Панфилов прослеживает также, что во всех языках существуют лексические обозначения неопределенных количеств, в которых фиксируется степень мощности множеств или различие в величине, когда речь идет о непрерывном количестве (24). Так, например, в английском языке словами many «много» и few «мало» фиксируется различие в степени мощности множеств, а словами much «много», little «мало» – различие в величине, и они в отличие от первых сочетаются с названиями веществ, а не предметов. Количественные понятия передаются и такими обычно местоименными словами, как русские «все», «некоторые», «всякий», «каждый» и т.п. В этом плане представляют интерес работы Л.Д. Чесноковой (36, 37), которая, рассматривая систему форм для передачи значения неопределенного множества, обращает внимание на то, что выражение неопределенного множества может сопровождаться идеей оценки названного количества, помимо указания на неопределенное количество содержать оценочную квалификацию называемого количества. Так как в словосочетаниях типа «много звезд», «мало книг» в отличие от словоформ («звезды», «книги») идея количества и идея считаемых предметов представлены раздельно, расчлененно, оказывается возможным в идею неопределенного количества включить момент его оценки. Автором выделяется также значение приблизительности количества, особенностью которого является выражение неопределенного множества с указанием количественных границ этого множества. Выделяются четыре вида количественных границ приблизительности, которые различаются семантическими формами мысли, «выражающими различный характер охвата отражаемого содержания» (35):

1) указание на начальный предел («с 9 час.»),

2) указание на конечный предел («до 7 лет»),

3) указание на количественный промежуток («лет 60 – 65»),

4) указание на середину отсчета («около 110 сантиметров»).

В.З. Панфилов обращает внимание на существование во многих языках специальных словообразовательных средств, с помощью которых выражаются идеи уменьшительности и увеличительности того объекта, название которого дается исходным существительным. Таковы, например, в русском языке суффиксы -ок / -ик / -чик с уменьшительным значением и суффиксы -ин(а), -ищ- с увеличительным значением (ср. «домик», «домок» и «домина», «домище»). В эвенкийском языке эти различия передаются более дифференцированно: посредством суффикса -кан выражается уменьшительность по размеру (олло-кон «маленькая рыба»), а посредством суффикса -ткан – уменьшительность по возрасту (оллоткон «рыбка»); кроме того, в этом языке суффиксами -мия, -кун выражается увеличительность (дю-мия «домище»), а суффиксом -какун выражается значение усиления качеств, присущих данному предмету (аси-какун «настоящая женщина»). Такого рода словообразовательными средствами выражается, следовательно, различие в величине, а не числе.

С.А. Васильев зафиксировал, что подобные словообразовательные морфемы характерны не только для существительных, но также для глаголов и прилагательных. Так, в смысловой цепочке глаголов финского языка väsy-väsähta – второй является смысловым дериватом первого, потому что помимо значения «устать», присущего первому глаголу, он содержит еще дополнительное значение «немного» (ср. русские прилагательные «красный» – «красноватый») (7).

В большинстве языков существует грамматическая категория числа, которая обычно включает единственное и множественное число, а в некоторых языках наряду с ними также двойственное и даже тройственное число. Способы выражения категории числа в языках различных типов, в особенности синтетическо-агглютинативных и синтетическо-флективных (исследуются В.З. Панфиловым (24, 27)). Как справедливо отмечает В.И. Дегтярев, проведший исследование формирования и развития категории числа в славянских языках (11), корреляция форм единственного и множественного числа имен существительных обычно выражает противоположение единичности и множественности. Однако, как подчеркивает А.А. Холодович (34),

В.И. Дегтярев указывает, что в грамматической системе языка значения форм числа представляют не только реальные количественные отношения действительности. Сложившись на основе отражения действительной количественности, категория числа, принадлежащая системе языка, получила иные, собственно конструкционные функции (этой же точки зрения придерживается С.Б. Крымский (19)). Так, в языках флективного строя каждое имя существительное имеет форму числа, проявляющуюся в словоизменении и сочетаемости форм (парадигматические отношения и синтагматические связи). Однако согласовательная функция категории числа не релевантна для многих других типов языков – тюркских, нивхского (24), абхазо-адыгских (20). В грамматической категории числа в первую очередь находит свое выражение категория дискретного количества. Для выражения этой категории существительное должно быть способным принимать соотносительные формы числа. Однако в языках, обладающих морфологической категорией числа, встречаются слова со «связанной формой числа», т.е. такой, рядом с которой невозможна другая, соотносительная форма числа. Сюда относятся singularia tantum и pluralia tantum. Исследуя в своих работах (11, 12) pluralia tantum, В.И. Дегтярев отмечает, что логико-семантическую основу плюрализации конкретно-предметных имен существительных, ведущей к образованию предметных, вещественных и собирательных имен pluralia tantum, составляет идея собирательности множества однородных одноименных предметов. Образование pluralia tantum – это, с его точки зрения, номинативный процесс, опирающийся на грамматические формы множественного числа, главным источником которого является лексикализания; той же точки зрения придерживаются В.З. Панфилов (24), С.Д. Кацнельсон (17).

Несчитаемые имена (или, как их называет В.И. Дегтярев, «анумеральные») соотносительных форм числа либо вовсе не имеют, либо,если имеют, то используют их не в целях квантитативной актуализации (термин С.Д. Кацнельсона), а в других целях – выражения обилия массы вещества («снегá»), множества разновидностей вещества («маслá», «вúна»). Как правильно отмечает В.З. Панфилов, денотаты вещественно собирательных существительных подлежат измерению, а не счету. Формами числа выделяются в этих случаях обозначения мер (например, «две тонны железа»). (О словах-измерителях на примере английского языка см. работу С.А. Швачко (39)).

Формы числа могут получать в синтетическо-флективных языках функцию выделения родовых понятий. В этой функции могут выступать формы как единственного, так и множественного числа, различие между которыми в таком употреблении нейтрализуется, например, «Что волки жадны, всякий знает, волк евши никогда костей не разбирает». (Об этом см. работу Д.И. Арбатского (3)). Категория грамматического числа рассматривается также В.Г. Гузевым и Д.М. Насиловым (в тюркских языках) (10), И.А. Смирновой (в иранских языках) (31).

Помимо значения дискретного множества, которое, как указывалось выше, выражается в основном числительными и грамматической категорией числа, выделяется значение собирательного множества, которое также имеет различное выражение в разных языках. Так, в русском языке, – языке синтетическо-флективного типа – это значение собирательности имеет особые грамматические способы своего выражения, противопоставленные единичности и множественности (ср.: «студент – студенты – студенчество», «тряпка – тряпки – тряпье» и т.п.), или же это значение выражается лексическим способом, когда само лексическое значение слова включает это значение как один из своих компонентов (например, рус. «толпа», «стадо» и т.п.) Выражение собирательности в истории славянских языков исследуется в работах В.И. Дегтярева (11; 13), в албанском языке – А.В. Десницкой (14).

В ряде языков значение собирательности выражается словообразовательными суффиксами. Так, Г.А. Меновщиков (21) выделяет ряд суффиксов с собирательным значением в эскимосском языке, А.Н. Кононов (18) – в тюркских языках, Б.А. Серебренников – в тюркских и финно-угорских языках (29), В.З. Панфилов – ряд омертвелых суффиксов собирательности в нивхском языке (26).

В системе глагола количественные представления также получают самое разнообразное выражение. Значения однократности / многократности, мгновенности / длительности и им подобные во многих языках выражаются или видовыми формами глагола, или словообразовательными средствами, указывающими на способ действия. Личными окончаниями глаголов в одних языках, специальными грамматическими показателями числа в других языках, субъективно-объектными показателями – в-третьих, классными показателями – в-четвертых, и некоторыми другими средствами количественные представления также получают свое выражение в глаголе (данные по нивхскому языку и обобщение данных по другим языкам см. у В.З. Панфилова (24)).

Различие в степени интенсивности признака предмета или действия во многих языках выражается особыми формами соответствующих разрядов слов (формами степеней сравнения прилагательных и наречий, как, например, в русском, формами выражения количественной модификации качественных глаголов, как, например, в нивхском языке, и т.п.). Этими формами, как заключает В.З. Панфилов, фиксируются различия в области недискретного количества, т.е. в величине.

В.З. Панфилов (24) выделяет ряд этапов в развитии категории количества как категории абстрактного, обобщенного мышления, получивших отражение прежде всего в этапах развития числительных и грамматического числа. Автор отмечает, что чувственно-наглядный способ отражения количественной характеристики конкретных множеств предметов, общий у человека с животным, является исторической предпосылкой возникновения категории количества, но не ее первым этапом развития, и этот способ не получает какого-либо выражения в числительных и категории грамматического числа. На начальном этапе развития категории количества устанавливалась лишь равномощность конкретных множеств предметов, когда предметы, составляющие эти множества, приводились во взаимно-однозначное соответствие, что предполагает способность абстрагироваться от качественных различий предметов, составляющих эти множества. На этом этапе еще не производится установление количества как числа предметов тех множеств, которые приводились во взаимно-однозначное соответствие. На втором этапе развития этой категории происходит выделение некоторых множеств конкретных предметов в качестве эталона, или эквивалента, которыми являлись окружающие человека предметы, а также части его тела, по отношению к которым устанавливалась равномощность всех других конкретных множеств, что приводит к возникновению понятий об определенных количествах, т.е. числе. В.З. Панфилов приводит пример с числительным «пять», которое в большинстве языков происходит от слов со значением «рука», в нивхском языке числительное «девять», буквально означающее «один находится», при ручном счете означало «один палец не загнут». (О происхождении числительного «один» в разных семьях языков см. работу Э. Эрнитса (44)). Хотя на втором этапе развития указанной категории и возникли понятия об определенных количествах, они еще не мыслились в отрыве от понятий о конкретных предметах, составляющих это количество, и поэтому при счете числовые обозначения всегда сопровождались названием предметов счета. Наличие во многих языках (многие индейские языки, язык науру, нивхский и др.) числительных, которые включают в свой состав не только собственно количественные обозначения, но и компоненты, возводимые к названиям предметов счета, а также суффиксов – классификаторов (китайский, японский, дунганский и др.), обусловлено, с точки зрения В.З. Панфилова, этим этапом развития категории количества. На третьем этапе развития категории количества происходит полное абстрагирование от качественных особенностей предметов счета, что находит свое выражение в возникновении числительных, употребляющихся при абстрактном счете, в унификации их грамматических свойств в процессе их становления в качестве особой части речи и, наконец, в переходе от различных типов собирательной множественности, учитывающих качественные особенности их составляющих объектов, к абстрактной дистрибутивной множественности в сфере грамматической категории числа и к таким формам выражения собирательной множественности, между которыми в большинстве случаев уже трудно установить какое-либо различие, связанное с качественными особенностями объектов, входящих в состав соответствующих собирательных множеств. (Генезис грамматической категории числа в славянских языках прослеживается В.И. Дегтяревым (11)). В.З. Панфилов справедливо возражает против точки зрения, в частности высказанной И.С. Тимофеевым (33), согласно которой, возникновение грамматической категории числа есть результат непосредственно-чувственного восприятия количественной характеристики конкретных множеств предметов. Грамматическое значение, имеющее по самой свой природе абстрактный и обобщенный характер, не могло возникнуть при отсутствии на этом этапе понятий об определенных количествах и соответствующих числовых обозначений лексического характера. Подтверждением этому служат примеры, приводимые С.Б. Крымским из хеттского языка (19), Б.А. Серебрянниковым из истории уральских языков (30).

В.З. Панфилов также устанавливает последовательность возникновения частных значений в пределах грамматической категории числа. Отмечая, что первоначальным этапом в процессе абстрактного познания дискретного количества является образование понятий «один» и «больше чем один» ≈ «много», автор заключает, что и возникающая грамматическая категория числа конституируется на основе оппозиции не форм со значением единичности и двоичности, а форм со значением единичности и множественности. И лишь затем во многих языках возникают также формы двойственного или даже тройственного числа, причем доказано, что во всяком случае в ряде языков для выражения двойственного числа используется грамматическая форма, ранее выражавшая множественное число (в связи с этой проблемой см. также работы В.И. Дегтярева (11), С.А. Швачко (40)). Иной точки зрения придерживаются И.С. Тимофеев (33) и Б.А. Серебренников, который, в частности, полагает, что

Указанные выше этапы в эволюции познания количества вслед за В.З. Панфиловым выделяет и С.А. Швачко (38), прослеживая их на примере числительных и количественных слов счетного и измерительного порядка в английском языке. По существу, те же этапы выделяются также Л.И. Гридневой (9).

В заключение необходимо отметить, что проблема категории количества и качества в языке исследуется в лингвистической литературе не только в плане выражения мыслительных категорий качества и количества средствами языка, но также в плане качественной и количественной характеристики языка как объекта исследования – см., например, работы В.Н. Ярцевой (45), Л.И. Гридневой (9), Н.В. Омельяновича (22), – что может стать предметом особого рассмотрения.

1. Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 343 – 625.

2. Ленин В.И. Философские тетради. – Полн. собр. соч., т. 29, с. 1 – 782.

3. Арбатский Д.И. Множественное число со значением разнородности (неоднородности) предметов. – Учен. зап. Казан. пед. ин-та, 1971, вып. 96, с. 152 – 158.

4. Бартон В.И. Развитие сравнения в процессе познания. – В кн.: Философские исследования. Минск, 1970, с. 22 – 30.

5. Бартон В.И. Элементарное сравнение как единство качественного отождествления и количественного различия. – В кн.: Философские исследования. Минск, 1970, с. 31 – 38.

6. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – 447 с. – (Языковеды мира).

7. Васильев С.А. Диалектический материализм и лингвистические исследования. – В кн.: Система и структура языка в свете марксистско-ленинской методологии. Киев, 1981, с. 3 – 24.

8. Васильев С.А. Категория мышления в языке и тексте. – В кн.: Логико-гносеологические исследования категориальной структуры мышления. Киев, 1980, с. 66 – 115.

9. Гриднева Л.И. Соотношение категорий качества и количества в языке и языкознании. – В кн.: Система и структура языка в свете марксистско-ленинской методологии. Киев, 1981, с. 157 – 171.

10. Гузев В.Г., Насилов Д.М. К интерпретации категории числа имен существительных в тюркских языках. – Вопр. языкознания, М., 1975, № 3, с. 102 – 110.

11. Дегтярев В.И. Категория числа в славянских языках: (Ист.-семант. исслед.). / Отв. ред. Ф.П. Филин. Рост. гос. ун-т им. М.А. Суслова. – Ростов-н/Д., 1982. – 320 с.

12. Дегтярев В.И. Происхождение имен pluralia tantum в славянских языках: (К определению семант. механизмов лексикализации форм мн.ч.). – Вопр. языкознания. М., 1982. № 1, с. 65 – 77.

13. Дегтярев В.И. Собирательность и категория числа в истории славянских языков. – Вопр. языкознания. М., 1982, № 4, с. 92 – 101.

14. Десницкая А.В. Категория собирательности и категория массы в истории грамматического строя албанского языка. – В кн.: Грамматический строй балканских языков: Исслед. по семантике граммат. форм. Л., 1976, с. 32 – 44.

15. Ефимов В.И. Определение качества и количества как система дефиниций / Новочерк. политехн. ин-т им. С. Орджоникидзе. – Ростов н/д: Изд-во Рост. ун-та, 1973. – 96 с. – Библиогр.: с. 91 – 95.

16. Ильин В.В. Онтологические и гносеологические функции категорий качества и количества: Материал по теме курса марксистско-ленинской философии для студентов филос. фак. и отд-ний. – М.: Высш. шк., 1972. – 96 с.

17. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. / АН СССР. Ин-т языкознания. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1972. – 216 с.

18. Кононов А.Н. Показатели собирательности – множественности в тюркских языках: Сравн.-ист. этюд / АН СССР. Ин-т востоковедения. – Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1969. – 32 с.

19. Крымский С.Б. Логико-гносеологический анализ универсальных категорий. – В кн.: Логико-гносеологические исследования категориальной структуры мышления. Киев, 1980, с. 5 – 46.

20. Кумахов М.А. Число и грамматика. – Вопр. языкознания, М., 1969, № 4, с. 28 – 35.

21. Меновщиков Г.А. Способы выражения единичности и множественности в языках различного типа. – Вопр. языкознания, М., 1970, № 1, с. 80 – 89.

22. Омельянович Н.В. К вопросу об универсальных количественных отношениях в системе языка. – В кн.: Языковые универсалии и лингвистическая типология. М., 1969, с. 135 – 141.

23. Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1971. – 232 с.

24. Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. – М.: Наука, 1982. – 357 с. – (Пробл. марксистско-ленинского языкознания).

25. Панфилов В.З. Категория мышления и языка: Становление и развитие категории количества в языке. – В кн.: Энгельс и языкознание. М., 1972, с. 5 – 47.

26. Панфилов В.З. Нивхско-алтайские языковые связи. – Вопр. языкознания, М., 1973, № 5, с. 4 – 12.

27. Панфилов В.З. Философские проблемы языкознания: Гносеол. аспекты / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1977. – 287 с.

28. Почепцов Г.Г. Язык и познавательная деятельность человека. – В кн.: Подготовка учителя иностранного языка в педагогическом вузе: (Вопр. методол.). Киев. 1981, с. 60 – 72.

29. Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1974. – 352 с.

30. Серебренников Б.А. Развитие человеческого мышления и структура языка. – В кн.: Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. М., 1970, с. 320 – 348.

31. Смирнова И.А. Формы числа имени в иранских языках: (Значение и функционирование). – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1974. – 223 с.

32. Спиркин А.Г. Происхождение сознания. / АН СССР. Ин-т философии. – М.: Госполитиздат, 1960. – 471 с.

33. Тимофеев И.С. Методологическое значение категорий «качество» и «количество» / АН СССР. Каф. философии. – М.: Наука, 1972. – 216 с.

34. Холодович А.А. Категория множества в японском в свете общей теории множества в языке. – В кн.: Проблемы грамматической теории. Л., 1979, с. 169 – 185.

35. Чесноков П.В. Семантические формы мышления и грамматики. – В кн.: Значение и смысл речевых образований. Калинин, 1979, с. 123 – 135.

36. Чеснокова Л.Д. Категория количества и синтаксические структуры. – Вопр. языкознания, М., 1981, № 2, с. 44 – 52.

37. Чеснокова Л.Д. Категория неопределенности множества и семантические формы мысли. – В кн.: Семантика грамматических форм. Ростов-н/Д, 1982, с. 21 – 31.

38. Швачко С.А. Логическая и языковая категория количества. – В кн.: Подготовка учителя иностранного языка в педагогическом вузе: (Вопр. методол.). Киев, 1981, с. 96 – 102.

39. Швачко С.А. Семантические закономерности слов-измерителей. – В кн.: Семантические проблемы языков науки, терминологии и информатики. М., 1971, с. 59 – 68.

40. Швачко С.А. Средства выражения понятия двойственности в системе английского языка. – В кн.: Лингвистические исследования. Киев, 1974, c. 99 – 104.

41. Швачко С.А. Языковые средства выражения количества в современных английском, русском и украинском языках. – Киев: Вища шк., 1981. – 143 с. – Библиогр.: с. 136 – 141.

42. Шляхтенко С.Г. Категории качества и количества / ЛГУ им. А.А. Жданова. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1968. – 144.

43. Эдельман Д.И. К генезису вигезимальной системы числительных. – Вопр. языкознания, М., 1975, № 5, с. 34 – 35.

44. Эрнитс Э. К происхождению числительного «один» в разных семьях языков. – Сов. финно-угроведение, Таллин, 1973, № 3, с. 14 – 18.

45. Ярцева В.Н. Количественные и качественные изменения в языке. – В кн.: Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. М., 1970, с. 5 – 42.