Категории и законы марксистско-ленинской диалектики и язык

Агеева Р.А. Категория пространства и способы ее выражения в языке

Пространство и тесно связанное с ним время являются одной из основных категорий материалистической диалектики. Согласно марксистско-ленинскому учению, пространство и время – формы существования материи:

Ф. Энгельс подчеркивал, что

Пространственными характеристиками являются: положения относительно других тел (координаты тел), расстояния между ними, углы между различными пространственными направлениями (отдельные объекты характеризуются протяженностью и формой, которые определяются расстояниями между частями объекта и их ориентацией). Отношения между этими пространственными величинами называются «метрическими». Существуют и «топологические» характеристики пространства – «соприкосновение» различных объектов, число направлений (54, с. 117 – 120).

В XX в. представления о пространстве и времени значительно изменились по сравнению с идеями классической физики Ньютона и философии Лейбница, Канта и других ученых. В физическую картину мира вошла концепция поля как формы материальной связи между частицами вещества. Новая физическая теория пространства и времени – теория относительности A. Эйнштейна – привела к тому, что пространственные и временные отношения – длина тел (и вообще расстояние между всякими двумя материальными точками) и длительность (а также ритм) происходящих в них процессов – стали рассматриваться не как абсолютные величины (как утверждала механика Ньютона), а как относительные величины (54, с. 119). Относительность пространственно-временных характеристик тел полностью подтверждена опытом; представления об абсолютном пространстве и времени оказались несостоятельными. Пространство и время являются именно общими формами координации материальных явлений, а не самостоятельно существующими (независимо от материи) началами бытия. Исследуются и топологические свойства пространства и времени, что связано с вопросом о конечной или бесконечной делимости пространства и времени, их дискретности или непрерывности.

Философская проблема языкознания – выражение средствами языка категории пространства – связана с гносеологической проблемой отражения действительности. Принцип отражения объективного мира сознанием человека является краеугольным камнем материалистической теории познания, в которую значительный вклад внесли, в частности, труды B.И. Ленина.

Современная марксистская философия развивает это положение. Например, М.Д. Ахундов отмечает, что

И далее, рассматривая процессы чувственного и абстрактного познания, автор указывает, что последний вид познания, характерный лишь для человека, связан с его уникальной способностью:

Между естественными науками и общественно-историческими науками существует значительное различие в отношении понимания объективной действительности. Ю.В. Рождественский пишет о категориях пространства и времени в естественных науках:

Между тем для общественных наук, которые различаются в зависимости от форм культуры и способов исследования этих форм, значимы лишь историческое время и пространство.

В.З. Панфилов трактует проблему отражения действительности в языке следующим образом:

Язык обладает спецификой отражения объективного физического пространства. Можно считать, что реальное физическое пространство не соотносится прямо ни с одной языковой категорией; языковая картина не может быть полностью адекватна действительности, так как результаты познавательной деятельности человека не только фиксируются языковыми средствами, но и функционируют в речевых произведениях.

Рассматривая становление категорий движения, пространства и времени по данным языка (на материале русского языка), Б.П. Ардентов отмечает, что в языке нашла свое отражение возможность выражения одной формы существования материи через другую. Чаще пространство выражается через время и движение, реже – время выражается в терминах пространства и еще реже – скорость движения через термины времени и пространства (4, с. 72). Само слово «место» в русском языке имеет пространственное значение, но оно может употребляться и во временнóм значении (покамест, покуда). Данные языка свидетельствуют о том, что понятия движения и пространства появились у человека раньше времени (4, с. 73 – 74).

Пространственные представления в языке могут быть рассмотрены в трех аспектах:

1) в языке как таковом,

2) косвенно – через влияние географического фактора на язык (существование языка в пространстве),

3) в метаязыке лингвистического описания.

В настоящем обзоре мы лишь кратко упомянем второй и третий аспекты и подробнее рассмотрим первый.

Наличие экстралингвистического географического фактора в существовании языка (через его носителей) приводит к образованию территориальных диалектов, языковых союзов и другим видам территориального распространения форм языка, например к заимствованиям. Этими вопросами занимаются диалектология и лингвистическая география, которые, в частности, прибегают к методу картирования, т.е. пространственного изображения языковых явлений. Можно говорить также (42, с. 73) о пространственном движении письменных текстов.

В метаязыке лингвистического описания пространственные представления играют существенную роль. Сами понятия системы и структуры языка, в основном связанные с категорией отношения, включают элемент пространственных представлений. Оси языка (синтагматика и парадигматика), протяженность и размерность языка, уровни языка, позиции, словообразовательные и лексические гнезда, ассиметричная омонимия, семантические и лексические поля, центральные и периферийные значения, различные понятия континуума, непрерывное и дискретное структурирование, ареалы, изоглоссы, стратификация, пространственные модели, графы и т.д. – далеко не полный перечень лингвистических терминов, который включает значительный компонент пространственно-изобразительных представлений.

Современная лингвистика изобилует также различными другими понятиями, относящимися к описанию пространственных характеристик разных уровней языка: фонологическое пространство, пространство слога, семантическое пространство, поэтическое пространство, ономастическое пространство и т.д., – все это термины, в употреблении которых часто нет единства, но явственно ощущается многими лингвистами потребность в опоре на эти понятия, облегчающие освещение многих сложных лингвистических проблем. Вполне очевидно, что некоторые из пространственных понятий современной физики были перенесены в область лингвистики.

Понятие о выражении пространственной ориентации с помощью языковых средств давно существует в языкознании и в логике. Аристотель в «Категориях» выделяет совокупность предикатов, которые можно высказать о бытии, и стремится определить логический статус каждого из них, хотя на самом деле речь идет о языковых категориях. Так, выделяется класс пространственных обозначений (греч. που «где?»), в который входят наречия места или падежные обороты с локативом (5, с. 6. См. также комментарии к этому положению Аристотеля у Э. Бенвениста – 11, с. 106 – 107).

Из современных теорий в этой связи отметим представления Ю.С. Степанова о трех типах абстракции, характеризующих грамматику, а через нее и язык в целом: номинация, предикация и локация, причем под номинацией понимается абстракция предметов, признаков и действий, под предикацией, соответственно, – абстракция связей между предметами, а под локацией – абстракция отношений человека к месту и времени речи (50, с. 122). Как видно, все эти три типа грамматической абстракции в различной степени связаны с пространственными представлениями. Взгляды Ю.С. Степанова близки к Пражской лингвистической школе. В семиотическом смысле номинация представляется как ядро семантики, предикация – как ядро синтактики, локация – как ядро прагматики (57, с. 353).

Пространственные представления находят свое выражение на всех уровнях языка, кроме, вероятно, фонологического уровня. Правда, В.З. Панфилов, говоря об определенных отношениях между значениями языковых единиц и материальной стороной этих языковых единиц, указывает, что в некоторых языках большая степень удаленности какого-либо объекта выражается посредством удлинения гласного соответствующего указательного местоимения (38, с. 53).

Рассматривая пространственные значения лексики языка, прежде всего следует обратиться к старой философской, логической и лингвистической проблеме «слова и вещи», к проблеме языковой номинации в широком смысле слова. Г. Шухардт, в особенности разрабатывавший проблему «слов и вещей», считал, что

Однако развитие теории ономасиологии и семасиологии показало, что в прошлом, особенно на ранних этапах становления языка, на формирование языка оказывала влияние естественная классификация всего вещного мира, окружающего человека, и проявлений его внутреннего мира.

Так, легшие в основу формирующихся частей речи общие категории были близки самой «физике мира» и совпадали с категориями натуральной логики познания мира (30, с. 26).

Номинация включает в себя элемент пространственных представлений. Лексика и семантика отражают вещи реального мира, связи вещей между собой (здесь категория пространства тесно смыкается с категорией отношения), соположение вещей в пространстве.

Например, в языке отражается такая важная количественная пространственная характеристика, как соразмерность материальных объектов по их протяженности. С.П. Островская на материале немецкого художественного текста показывает различные модели обозначения длины языковыми средствами (37). Протяженность также выражается понятиями высоты, глубины, ширины, толщины, площади, объема, для которых в языке существует разветвленная сеть обозначений. Л.И. Иванова, рассматривая особенности употребления прилагательных пространственного значения во фразеосочетаниях (25), анализирует три антонимические пары прилагательных пространственного измерения: глубокий – мелкий, высокий – низкий, широкий – узкий. Они делятся на две группы: непредельные (глубокий, широкий, высокий) и предельные (мелкий, узкий, низкий). Это разграничение обусловлено тем фактом, что высоту, ширину, глубину объекта можно увеличивать безгранично, в то время как безгранично их уменьшать нельзя: соответствующие свойства исчезают. Для пространственных прилагательных характерно большое количество производно-номинативных значений, образующихся в результате либо метонимического, либо метафорического переноса. При метонимическом переносе пространственные прилагательные дают характеристику действия по его результату или по месту, где оно совершается. Чаще всего такие прилагательные встречаются в сочетании с отглагольными существительными (широкий шаг, походка, жест), реже в сочетании с конкретными и абстрактными существительными (высокий – низкий потолок, звезда, облако, небо). Метафорический перенос прилагательных наблюдается в сочетании с конкретными существительными, также допускающими измерение в пространстве (высокий – низкий стол, лоб, талия) (25, с. 102 – 103).

Тропы вообще играют существенную роль при актуализации отношений «слово – вещь». Употребление слова в переносном значении соотносит последнее с прямым значением на основе сходства или контраста сопоставляемых явлений (метафора), на их смежности (метонимия) или на соотношении части и целого (синекдоха). Г. Пауль указывает пример метафоры: нем. Kamm «гребень» и Kamm для обозначения петушиного гребешка, черенка виноградной кисти (39, с. 115). Метафорический перенос названий может происходить на основе пространственных, временных и причинных связей.

Л. Блумфилд приводит пример метонимии (ассоциация по смежности в пространстве): др.-англ. ceace «челюсть» – англ. cheek «щека», ст.-франц. joue «щека» – англ. jaw «челюсть» (13, с. 467). Метонимические отношения в языке осуществляются благодаря наличию концептуальных связей, фиксирующих, в свою очередь, связи и отношения между реальными предметами действительности. Этот вопрос является предметом рассмотрения в работе Э.В. Васильевой (15), которая исследует модель «емкость – то, что ее заполняет» на материале русских говоров Сибири.

Пример синекдохи (значение соотносится как целое и часть): итал. porta «створки» вместо porta «отверстие в стене и приспособление для его закрытия» (41, с. 148). Или прагерм.*ʼtu:naz «изгородь» (как и до сих пор нем. Zaun), англ. town «город» (13, с. 467). Эти и другие семантические изменения типа иррадиации, сцепления и т.д. хорошо известны этимологам. Г. Пауль придавал большое значение пространственным отношениям в области семантических изменений. Он отмечал, например, что

На метафорических переносах основаны и многие термины ориентации в ряде языков мира, что убедительно показывают Г.М. Василевич (14) и Л.И. Сем (44) на примере алтайских языков. Уже ранее (С.М. Широкогоровым) была высказана мысль о том, что слова amar «зад», «задний», «назад» и ӡulǝ «перед», «передний», «вперед» в тунгусо-маньчжурских языках включали идею соотношения в пространстве во время передвижения в период расселения (14, с. 223). Термины ориентации в пространстве отражают привычное направление миграций, обычно совпадающее с направлением рек, поэтому части света именовались по течению рек. Так, в чумиканском (удском) диалекте эвенкийского языка (южная часть побережья Охотского моря) слово солокū – «вверх по течению» значит также «юг» (носители диалекта пришли сюда по правым притокам Уда, текущим с юга). А в говоре эвенков, пришедших сюда с Алдана по притокам Маи, истоки которой уходят на запад, то же слово солокū означает «запад».

Л.И. Сем учитывает два вида ориентации в пространстве:

1) ориентацию по горизонтами и вертикали,

2) пространственные представления, связанные с объемным предметом и ориентацией вокруг него по плоскостям и сфере (44, с. 231).

Второй вид ориентации находит выражение в послеложных словах, отмеченных во всех алтайских языках. Если центром ориентации был человек (позднее, чем природные объекты), то некоторые слова ориентации обозначали части тела человека или животных, ср. др.-тюрк. orun «место», письм. монг. oroj «макушка», эвенк. хорон «вершина, верхушка», сол. оро «перевал» и т.д. (44, с. 234).

Типология обозначения направления движения в разных языках рассматривалась А.И. Смирницким в отношении:

1) предмета или места, относительно которого совершается и отмечается движение,

2) специфического пространственного отношения между этим последним предметом или местом и самим двигающимся предметом (48, с. 11).

Каждый язык в целом характеризуется специфической системой обозначения направления движения (хотя есть и одинаковые, и подобные приемы, но их распределение по языкам различно).

Дальнейший обзор проблемы выражения категории пространства в языке удобно проводить по лексико-грамматическим разрядам слов: субстантивные (имя существительное), предикативные (т.е. глагол) и дейктические слова (местоимения, наречия места, предлоги и т.п.). О дейктических словах см., например, коллективную монографию «Языковая номинация. Виды наименований» (56, с. 47 – 51) и работу А.А. Уфимцевой (52).

Прежде всего философскую категорию пространства в языке представляет грамматическая предметность. Область предметных значений существительных широка и разнообразна. Она охватывает предметы в широком смысле слова, в том числе и признаки, действия, состояния, мыслимые как предмет. Слова с предметным значением указывают на отграничение предметов в пространстве, а также указывают на место и время (30, с. 127). По Э. Сепиру, пространственное отношение номинализуется, т.е. выражение с предлогом ориентации может быть заменено именем существительным. Например, вместо предложения «Он подошел к дому» можно сказать «Он достиг дома» (с глагольно-пространственным значением) или «Он достиг месторасположения дома», – способ выражения, естественный для некоторых языков (45, с. 92). В ряде языков, например в дагестанских, в банту, отмечаются именные классы существительных, указывающие на предметы и соотношение предметов в пространстве.

В так называемых nomina loci значение места, локальности является основным. Ср., например, наименования мест с суффиксом -ище в русском языке, исследованные М.Н. Горбачевой. В семантическом отношении эти наименования (ср. езúще, буевúще, вместúлище, пáстбище и др.) подразделяются на группы со значением: настоящего или бывшего местонахождения (иногда эти значения совмещаются) предмета, указанного производящим существительным; места совершения действия или проявления процесса, указанного производящим существительным или глаголом; меры пути или расстояния и др. (20, с. 7).

Специальную функцию обозначать место, местность несут топонимы – географические названия языка. Причем в отличие от нарицательных имен, основными функциями собственного имени являются функции идентификации и индивидуализации объекта. Примером передачи в топонимах определенного пространственного положения называемого объекта по отношению к другим объектам могут служить приводимые А.Ш. Скворцовой (46) географические имена типа Приказанье, Заволжье и другие топонимы русского и татарского языков.

В первую очередь с именем существительным связана грамматическая категория падежа. Эта категория в целом в значительной мере отражает пространственные представления, о чем говорят уже сами названия дифференциальных признаков объемности, периферийности и направленности, с помощью которых Р. Якобсон представил систему падежа русского имени существительного как систему привативных оппозиций (59).

Эти отношения по-разному представлены в падежных системах различных языков. Например, в арчинском языке пять серий локативов (выделяются по конкретным пространственным ориентирам со значением «внутри», «между», «под», «над», «рядом с…») и шесть падежей пространственной локализации, в которых по-разному, в зависимости от конкретных лексико-семантических групп существительных, представлены указанные семы (27, с. 157 – 167).

Местное значение могут выражать не только собственно локативы, но и другие падежи, ср. известный пример с лат. Romae «в Риме», форма родительного падежа; также в латинском языке, помимо аблатива, различные обстоятельственные функции имеет аккузатив – с предлогами или без предлогов (22, с. 110).

По Дж. Лайонзу, термин «локальные функции категории падежа» следует понимать в том смысле, что они охватывают пространственные и временные ограничения, выражаемые в языке.

Примеры выражения временных и пространственных отношений с помощью категории падежа можно извлечь из материала многих языков мира. Т.Г. Перфильева (40) отмечает, что в ненецком языке все падежи, кроме основного, могут выражать пространственные отношения. При этом наблюдаются два основных ряда значений:

1) места,

2) пространственного направления.

Например, местно-творительный падеж, в отличие от других падежей, передающих динамику движения, отражает статику и употребляется в сочетании со статическими глаголами и глаголами действия. При этом он указывает на безграничное пространство («на небесном своде сияет»), пространство, имеющее условные границы («мы живем в лесу»), предмет, имеющий объем («они живут в чуме»), предмет, рядом с которым или на горизонтальной поверхности которого совершается действие («на листьях копошатся»). Значение пространственного направления выражается дательно-направительным, отложительным, продольным падежами.

Э.Г. Беккер исследует выражение пространственных и временных отношений в селькупском языке и указывает падежи пространственной ориентации: дательно-направительный, местно-временнóй, местно-личный, исходный, продольный, предельный. Кроме того, указанные отношения выражаются послеложными конструкциями, наречиями. Для падежей отмечается связь падежных значений, их функциональной направленности с семантикой глагола. Тем не менее идея распространения действия от чего-либо, кого-либо, к кому-либо, вдоль чего-либо и т.п. заложена не только в семантике глагола, но и в самой природе падежного аффикса; часто аффиксы направительных падежей наряду с послелогами конкретной семантики и наречиями сами по себе служат грамматическим выражением пространственных отношений (8, с. 51). В селькупском языке есть явления, реализующие в определенных масштабах пространственно-временные отношения: одни отражают генетическую общность понятий пространства и времени, другие – былую морфологическую недифференцированность пространственных восприятий. Генетическая общность понятий пространства и времени находит свое выражение в ряде наречий и послелогов, в структуре падежных форм (все падежи пространственно-временнóй ориентации, независимо от того, пространственные или временные отношения выражаются, оформляются одними падежными показателями) (9, с. 131).

В кетском и югском языках, по данным Э.И. Белимова (10), существуют два локативных падежа: местно-временнóй и местно-личный. Форму местно-временнóго падежа образуют нейтральные в грамматическом отношении морфемы кет. -га, -ка, югск. -гей, -кей. Они не указывают грамматического рода имени, не уточняют его отнесенности к классу живых или неживых предметов. Автор предполагает, что по этой причине аффикс местно-временнóго падежа присоединяется только к названиям неживых предметов: югск. бу хушкей хок кет дисеста «он в чуме один сидит». Более употребительны формы местно-личного падежа. Названия неодушевленных предметов с аффиксами этого падежа обозначают место действия (на чем-то, внутри чего-то, рядом с чем-то), а названия людей указывают место их обитания или субъект обладания: кет. бунг кыуолʼсесʼ лингта:нʼ ди:нбесʼ «они к реке Тунгуске подошли».

Богатый материал о падежах пространственной ориентации и других средствах выражения категории пространства содержится в ряде статей сборника «Склонение в палеоазиатских и самодийских языках» (47). В частности, Г.А. Меновщиков анализирует пространственно-временные отношения в эскимосских и алеутских языках в эпоху гипотетической эскимосско-алеутской языковой общности. Они выражались посредством особых серий слов пространственной ориентации. После отделения алеутского массива от эскимосского развитие грамматических способов для обозначения пространственно-временных и других отношений и связей в этих языках пошло разными путями: эскимосский язык развил стройную падежную систему, сохранив в то же время и значительную серию послелогов, тогда как алеутский язык для выражения тех же отношений использовал большое число слов – послелогов, образовавшихся, как и в эскимосском, из имен пространственно-временнóй ориентации (35, с. 32).

В корякском языке пространственные отношения передаются падежными формами, когда предмет является лишь ориентиром направления движения, мыслится как нечто целое в соотношении двух предметов. Естественная ориентация самого предмета в пространстве, дифференциация «верха» и «низа», некоего внутреннего пространства (для предметов, имеющих объем), края и стороны выражаются в корякском языке с необязательным наличием особых падежных форм):

1) специальными суффиксами, размещающимися непосредственно перед падежными окончаниями;

2) послелогами (словами послеложного значения) (23, с. 159).

Таким образом, каждый из трех способов выражения пространственных отношений (падежные формы, суффиксы пространственной ориентации, послелоги) передает определенный круг значений, четко разграниченных и в то же время системно связанных. Падежные формы, являясь обязательным элементом оформления существительного, сочетаются с двумя дополнительными способами выражения пространственных отношений (23, с. 162). Аналогичная специализация языковых средств отмечена в энецком языке (49, с. 174).

Типология падежных парадигм приводит А.П. Володина к выводу о том, что нюансировка отношений, передаваемых падежными формами, может быть чрезвычайно детальной, но предела этой детализации, вероятно, не достигает ни один язык.

Отдельные вопросы истории локативов и выражения различных пространственных значений в палеоазиатских и самодийских языках рассмотрены в других статьях указанного сборника (47): в работах П.Я. Скорика, А.П. Володина, Г.А. Меновщикова, Н.М. Емельяновой, И.П. Сорокиной и др.

Предикативные категории также имеют пространственно-временные параметры (этим отличаются, например, категория вида, предельности).

Понятия дискретности / недискретности пространства в связи с движением находят свое выражение в семантической системе языка. Как указывает О.Г. Овчинникова (36), в лингвистике сложилось представление, что предметное значение, выражаемое именами существительными, связано прежде всего с пространственными характеристиками объективной реальности, тогда как отражение отношений между ними, прежде всего репрезентируемое глаголами, связано с временными отношениями. Для аспектологии важны понятия предельности / непредельности, дискретности / недискретности, ограниченности / неограниченности. По мнению автора, недостаточно определять предел только как временнýю границу действия (36, с. 51). Дискретный акт действия, например, англ. take «брать», предполагает лицо-агенс, находящееся в определенной точке пространства, предмет-объект, который этим лицом передвигается в иной точке пространства. При этом агенс перемещает объект к себе или в каком-либо ином направлении, к какой-то третьей точке пространства. Само действие взятия, захватывания предполагает, таким образом, идею не только временных, но и пространственных границ (в отличие от sleep «спать», которое выражает состояние, процесс).

Признак дискретности / недискретности в семантике английского глагола несет идею границ, выделимости, отдельности, существенную для процесса познания. Эта идея важна не только для наименования действия, но и для наименования предмета (36, с. 53). В языке признак дискретности / недискретности отражается в классе имен существительных и субстантивных местоимений, ср. также грамматическую категорию ограниченности / неограниченности предмета для имени существительного – нулевой и материальный артикли. Объединяющий фоновый признак для всех указанных категорий – возможность или невозможность очертить границы называемого существительным предмета.

Локативные глаголы состояния хорошо описаны У. Чейфом (53, с. 183 – 188). В особенности для глаголов интересен словообразовательный аспект. Здесь можно сослаться на работы Э. Сепира, Е.С. Кубряковой и др. Так, Е.С. Кубрякова указывает, что

Префиксальные морфемы пространственного значения в основном употребляются при глаголах с семантикой движения (бежать – перемещаться в пространстве). В ряде языков существуют сложные системы приглагольных показателей ориентации движения. Так, в хиналугском языке направление движения определяется не абсолютно, а по отношению к некоторому предмету, являющемуся ориентиром движения. Показатели ориентации можно разложить на элементарные пространственные и направительные значения. Пространственные значения характеризуют расположение субъекта движения относительно ориентира движения по вертикали:

1) субъект ниже ориентира,

2) субъект выше ориентира,

3) субъект на одном уровне с ориентиром,

4) расположение субъекта по вертикали относительно ориентира неопределенно.

Направительные значения указывают на:

1) приближение субъекта к ориентиру или

2) удаление субъекта от ориентира.

Направительные значения сочетаются почти со всеми пространственными (28, с. 226).

Суффиксы других частей речи включают в себя также аффиксы с пространственным значением.

По поводу собственно дейктических слов, в первую очередь местоимений, можно сослаться на исчерпывающую работу К.Е. Майтинской (34). Здесь существенно отметить, что дейктические системы характерны для конкретного мышления (первоначальное восприятия «я» – «не я») (34, с. 28). Система указательных частиц и местоимений имеет аналогии с языком жестов. Указательные местоимения противопоставляются по субъективной ориентации: по расстоянию и по разноплановости пространственных направлений.

Предлоги и послелоги, наречия места и т.д. подробно описаны в работе Ч. Лайонза (32). Их значение аналогично значению других дейктических элементов.

Э. Троготт отмечает (60, с. 272 – 274), что в современных индоевропейских языках предлоги и падежи являются отчетливыми маркерами поверхностной структуры. Релятивные предлоги английского языка могут быть симметричными (with, by, over, under, in front of, behind) и несимметричными (at, on, in), если учитывать конфигурацию одного предмета в отношении к другому.

Г.С. Двинянинова и Ю.А. Левицкий (21) в отличие от обычной классификации пространственно-временных предлогов на три группы (предлоги места, направления и времени) делят их на две группы:

1) предлоги с «общим» значением и

2) со «специальным» значением.

Первые могут изменять свое значение в зависимости от окружения (место – направление, место – время). Вторые употребляются всегда только в одном значении; в зависимости от того, каково это значение (направление движения или время события), предлоги этой группы можно разделить на две подгруппы:

Авторы отмечают, что различия между системами пространственно-временных предлогов в разных языках касаются лишь числа элементов систем и распределения значения между этими элементами. В целом же эти системы однородны, следовательно, выявленные отношения можно считать универсальными (21, с. 52 – 53).

А.А. Закарян характеризует пространственные и временные предлоги современного английского языка как языковые единицы объективно-субъективного дейксиса (24, с. 3). Отмечаются три группы компонентов значений, выделяемые на основании их различной роли в определении координации объектов: интегральные, дифференциальные и индивидуализирующие. Интегральные компоненты определяют самую общую ориентацию объектов, осуществляя указание на изменяемость / неизменяемость их пространственнóй или временнóй координации (статическая или динамическая локализация объектов). Дифференциальные компоненты конкретизируют локализацию объектов относительно ориентира, определяют взаиморасположение объектов при их статической локализации или при передвижении относительно друг друга. Индивидуализирующие компоненты значения показывают наличие / отсутствие контакта, различную степень близости объекта к ориентиру, количество ориентиров и др. (24, с. 8).

Пространственное поле предлогов делится на семантические области местонахождения и передвижения. Внутри каждой семантической области возможно выделение определенных семантических участков. Например, семантическая область местонахождения распадается на следующие участки, характеризующие положение объекта: совпадающее с локализацией ориентира – дифференциальный компонент at, на поверхности ориентира – on, внутри – in и т.д. В семантической области передвижения участки выделяются в зависимости от определения:

а) исходного пункта движения,

б) конечного пункта движения,

в) траектории движения (24, с. 10).

Исходность пространственных значений по сравнению с временными соотносится также с направлением развития логических категорий, которое является отражением основных закономерностей объективной действительности – генезисом пространственных и временных понятий. Несмотря на единство формирования представлений о пространстве и времени, первичность пространственных отношений определяется их наглядностью, доступностью непосредственному чувственному восприятию, в отличие от более абстрактных, непосредственно не ощущаемых и не воспринимаемых временных отношений (24, с. 15 – 16).

Автор определяет дейксис как указание на точку отсчета, относительно которой характеризуется пространственная и временнáя локализация объектов, действий, событий, процессов и т.д. (24, с. 18).

Исследованию выражения категории пространства в синтаксисе посвящено немало работ. Например, изучение пространственных представлений синтаксической семантикой проводилось с позиций «грамматики падежей» Ч. Филлмора с ее ролевыми типами, в числе которых есть локация. Филлмор, в частности, считает, что

Филлмор считает необходимым для анализа изучение дейксиса в высказывании: person deixis (ссылки на говорящего и адресата), place deixis (ссылки на locations, местоположение говорящего и адресата) и т.д.

И.В. Альтман (3) характеризует семантические особенности лексики, способной замещать одну из констант модели Филлмора, т.е. покатив, обычно определяемый как «предмет, локализованный в пространстве или во времени».

О.Б. Воронкова, исследуя средства выражения категории места в современном немецком языке, рассматривает не лексические значения, воплощенные в назывных словах, а то, как понятие «место» формируется на более высоком уровне абстракции: при порождении адресантом и раскодировании адресатом речи синтаксических структур, отражающих пространственные отношения объективной реальности (17, с. 4). Автор анализирует грамматические средства выражения всей совокупности частных значений локальной синтаксической функции с точки зрения их отношений в структуре локального функционального семантического поля. Делается вывод, что все рассмотренные формы неравномерно распределяются по полям и микрополям локальности (17, с. 19). Центр макрополя локальности образуют предложные сочетания. Эти формы наиболее высокочастотны. Они способны также наиболее точно означать локальное отношение – называть ориентир и тип пространственной соотнесенности предметов. Предложные сочетания выступают во всех локальных функциях и являются конституентами всех микрополей. Наречия занимают в макрополе локальности периферийное место. Они низкочастотны и недостаточно информативны – передают лишь в обобщенном виде статическую и динамическую пространственную соотнесенность предметов.

М.В. Бадхен (7) анализирует поле пространственной локализации в современном китайском языке, которое состоит из следующих конституентов: конструкции, в состав которых входят предложно-субстантивные сочетания и наречия пространственной семантики (He is in the room «Он находится в комнате», the boy downstairs «мальчик, находящийся внизу»), прямообъектные конструкции с глаголами пространственного значения (he entered the room «он вошел в комнату», the box contained some candies «в коробке было несколько конфет»), конструкция с глаголом to have «иметь» (Australia has many large rivers «В Австралии есть много больших рек»), реконструкции со значением социативности (I shall stay with the baby «Я останусь с ребенком»), конструкции со значением тождества и классификации (the lawn was a good place for our barbecue «Лужайка была хорошим местом для нашего пикника»; Ascot was where Danielʼs aunt lived «Эскот – это было место, в котором жила тетя Дэниэла»), определительные конструкции с прилагательными и существительными пространственной семантики (Cuban towns «кубинские города», London bus «лондонский автобус») и определительные конструкции с предлогом (the best rooms of the hotel «лучшие номера гостиницы»). Все конституенты поля тем или иным способом отражают смысловую структуру этого понятия и выделяют два основных элемента пространственных отношений – ориентируемое и ориентир. Макрополе понятия пространственной локализации делится на два поля: поле статических и поле динамических отношений, а поле динамических отношений состоит их микрополя отношений к конечной точке движения и микрополя отношений к пути следования (7, с. 20).

Целью В.Л. Селяниной (43) было выявить тенденцию употребления пространственных и временных обстоятельств при глаголах определенной семантики. Автор исходит из следующих основных положений:

1) интранзитивные глаголы с пространственными и временными распространителями являются глаголами отношения; в первом случае фиксируется отношение предметов в пространстве или уточняется пространство, на которое каким-то образом ориентировано движение субъекта действия;

2) все исследуемые глаголы предетерминируют появление в предложении обстоятельств определенной семантики;

3) структурный статус обстоятельств места и времени (их обязательность / необязательность) зависит от валентных свойств глаголов, которые позволяют произвести определенную рубрикацию обстоятельств локальной и темпоральной семантики (43, с. 4).

Л.Н. Иноземцев (26) отмечает структурообразующую роль локального компонента в модели немецкого предложения. Эта функция обнаруживается при тех глаголах, в семантике которых содержится значение пространственной ориентации (liegen «лежать», stehen «стоять», sitzen «сидеть»). Локальный компонент выявляет в них оттенки значения: при нем данные глаголы имеют значение местоположения, без него – значение покоя: Er saß im Kasino «Он сидел в казино» – Alle saßen «Все сидели». Структурообразующая функция локального компонента зиждется на особенности глагольной семантики, состоящей в пространственной ориентации. При наличии пространственной семы в значении глагола локальный компонент выступает как более или менее необходимый элемент структуры предложения, при отсутствии – как коммуникативный элемент высказывания (26, с. 63).

Я.Г. Биренбаум (12) исследует коннекторы и локальные отношения в предложении, отмечая противоречивое положение локатива в синтаксической структуре вообще (факультативная позиция; в то же время он может занимать обязательную позицию). Сходную проблему разрабатывает Н.Г. Кирвалидзе (29) отмечая, что локативная абсолютная конструкция в структуре предложения английского языка является локальным детерминантом одного или более аргументов предикативного ядра предложения.

Подробно анализируются способы выражения пространственных отношений в современном русском языке в монографии М.В. Всеволодовой и Е.Ю. Владимирского (18). Рассматриваются именные группы (лексико-синтаксическая категория места), описывается система локативных значений, в том числе употребляются параметры: сопространственность / несопространственность, заполненность / незаполненность, статичность / динамичность, а также учитываются трасса и пункт движения, «старт» и «финиш».

Особую проблему представляет собой выражение категории пространства в речевых произведениях. Этому вопросу посвящены многие работы по лингвистике текста, анализ которых не входит в задачу настоящего обзора, тем более, что в большинстве работ не делается четкого разграничения между выражением категории пространства в тексте и пространственными характеристиками самого текста.

Отметим лишь некоторые работы, например монографию И.Р. Гальперина (19), в которой, в частности, рассматривается категория пространства в тексте со следующими характеристиками пространства: протяженность, трехмерность, бесконечность и др. (19, с. 13 – 15), понятие континуума (19, с. 51, 87 и др.); пространственные параметры сообщения (наречия, предлоги, союзы) как средства когезии (19, с. 78); дейксис (19, с. 109).

Особенности отражения пространственно-временных отношений в мифологии, художественной литературе освещаются в ряде работ по семиотике. Например, Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский понимают мифологическое пространство не в виде признакового континуума, а как совокупность отдельных объектов, носящих собственные имена. Следовательно, в промежутках между ними пространство как бы прерывается, не имея такого, с нашей точки зрения, основополагающего признака, как непрерывность. Частым следствием этого является «лоскутный» характер мифологического пространства (33, с. 288). Авторы отмечают, что заполненность мифологического пространства собственными именами придает его внутренним объектам конечный, считаемый характер, а ему самому – признаки отграниченности. В этом смысле мифологическое пространство всегда невелико и замкнуто, хотя в самом мифе речь может идти при этом о масштабах космических.

Пространство как один из важнейших элементов мифопоэтической архаичной модели мира исследуется в большой работе В.Н. Топорова «Пространство и текст» (51).

Рассмотренная литература наглядно свидетельствует о взаимосвязи категорий материалистической диалектики между собой, что находит свое выражение и в языке. Категория пространства органически связана в первую очередь, с категорией времени, а также с категориями движения, отношения, меры, количества, целого и части и т.д.

Таким образом, краткий обзор литературы по выражению в языке философской категории пространства показывает важность изучения этой темы для языкознания и ее глобальный характер. В настоящем обзоре были затронуты лишь некоторые аспекты данной темы и, за недостатком места, привлечена лишь часть опубликованной, преимущественно в последние годы, литературы.

1. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 5 – 338.

2. Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 343 – 676.

3. Альтман И.В. Локализаторы в структуре предложения. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики, 1978. М., 1981, с. 91 – 98.

4. Ардентов Б.П. К становлению категорий движения, пространства и времени: (По материалам рус. яз.) – В кн.: Некоторые вопросы философии. Кишинев, 1963, № 3, с. 71 – 80.

5. Аристотель. Категории / Пер. Кубицкого А.В.; АН СССР. Ин-т философии, Моск. ин-т истории, философии и лит. – М.: Соцэкгиз, 1939. – XXXVI, 84 с.

6. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы / АН СССР. Ин-т философии. – М.: Наука, 1982. – 222 с.

7. Бадхен М.В. Поле пространственной локализованности в современном английском языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук / АН СССР. Ленингр. отд-ние Ин-та языкознания. – Л., 1981. – 21 с.

8. Беккер Э.Г. Категория падежа в селькупском языке. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. – 207 с.

9. Беккер Э.Г. О падежах пространственно-временнóй ориентации в селькупском языке. – Сов. финно-угроведение, Таллин, 1981, № 2, с. 131 – 136.

10. Белимов Э.И. Способы выражения пространственных и временных характеристик действия в кетском и югском языках. – В кн.: Теоретические вопросы фонетики и грамматики языков народов СССР. Новосибирск, 1979, вып. 1, с. 57 – 64.

11. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – 447 с. – (Языковеды мира).

12. Биренбаум Я.Г. Придаточные предложения места. – В кн.: Вопросы германской филологии. Новосибирск, 1982, с. 11 – 22.

13. Блумфилд Л. Язык / Пер. с англ. Кубряковой Е.С. и Мурат В.П. – М.: Прогресс, 1968. – 607 с.

14. Василевич Г.М. Некоторые термины ориентации в пространстве в тунгусо-маньчжурских и других алтайских языках. – В кн.: Проблема общности алтайских языков. Л., 1971, с. 223 – 229.

15. Васильева Э.В. Из опыта семантической интерпретации пространственных отношений. – В кн.: Русские говоры Сибири. Томск, 1981, с. 25 – 29.

16. Володин А.П. Падеж: Форма и значение или значение и форма? – В кн.: Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л., 1974, с. 261 – 291.

17. Воронкова О.Б. Средства выражения категории места в современном немецком языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук / АН СССР. Ленингр. отд-ние Ин-та языкознания. – Л., 1981. – 20 с.

18. Всеволодова М.В., Владимирский Е.Ю. Способы выражения пространственных отношений в современном русском языке. – М.: Рус. яз., 1982. – 262 с. – Библиогр.: с. 250 – 254.

19. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1980. – 139 с. – Библиогр.: с. 136 – 138.

20. Горбачева М.Н. История развития наименований мест на -ище в русском языке: Автореф. дис. …канд. филол. наук / АН СССР. НИИ преподавания рус. яз. в нац. шк. – М., 1982. – 18 с.

21. Двинянинова Г.С., Левицкий Ю.А. Система пространственно-временных предлогов / Перм. гос. ун-т им. А.М. Горького. – Пермь: Перм. гос. ун-т, 1980. – 73 с. – Библиогр.: с. 70 – 72.

22. Дегтярев В.И. Основы общей грамматики / Рост. гос. ун-т – Ростов н/Д, 1973. – 255 с. – Библиогр.: с. 253 – 254.

23. Жукова А.Н. Выражение пространственных отношений в системе склонения существительных корякского языка. – В кн.: Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л., 1974, с. 158 – 162.

24. Закарян А.А. Семантика пространственных и временных предлогов в современном английском языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза. – М., 1982. – 25 с.

25. Иванова Л.И. Особенности употребления прилагательных пространственного значения во фразеосочетаниях. – В кн.: Образование и функционирование фразеологических единиц. Ростов н/Д., 1981, с. 101 – 106.

26. Иноземцев Л.Н. Немецкое предложение с семантикой локализованного бытия. – В кн.: Лингвистические исследования, 1981. М., 1981, с. 61 – 73.

27. Кибрик А.Е. Опыт структурного описания арчинского языка. – М., 1977. – (Публикации Отд-ния структур. и прикл. лингвистики. Сер. монографий / МГУ им. М.В. Ломоносова) (Материалы полевых исслед.; Вып. 12). – Т. 2. Таксономическая грамматика. 346 с.

28. Кибрик А.Е., Кодзасов С.В., Оловянникова И.П. Фрагменты грамматики хиналугского языка. – М., 1972. – 379 с. – (Публ. Отд-ние структур. и прикл. лингвистики. Сер. монографий / МГУ им. М.В. Ломоносова. Филол. фак.) (Материалы полевых исслед.; Вып. 9).

29. Кирвалидзе Н.Г. Локативные абсолютные конструкции в структуре предложения английского языка. – Сб. науч. тр. / Моск. гос. пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза, 1980, № 161, с. 99 – 117.

30. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений: Семантика производ. слова / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1981. – 200 с.

31. Кубрякова Е.С. Части речи в ономасиологическом освещении / АН СССР. Науч. совет по теории сов. языкознания. – М.: Наука, 1978. – 115 с.

32. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику: Пер. с англ. яз. / Под. ред. и с предисл. Звегинцева В.А. – М.: Просвещение, 1978. – 543 с. – Библиогр.: с. 520 – 539.

33. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф – имя – культура. – Учен. зап. Тарт. ун-та, 1973, вып. 308, Тр. по знаковым системам, № 6, с. 282 – 303.

34. Майтинская К.Е. Местоимения в языках разных систем. – М.: Наука, 1969. – 308 с. – Библиогр.: с. 289 – 295.

35. Меновщиков Г.А. Падежи и склонения в эскимосско-алеутских языках. – В кн.: Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л., 1974, с. 25 – 32.

36. Овчинникова О.Г. Языковое значение дискретности – недискретности в семантической системе современного английского языка. – Науч. тр. / Ташк. ун-т, 1981, вып. 653, с. 49 – 55.

37. Островская С.П. Средства выражения протяженности в современном немецком языке. – В кн.: Сравнительная типология родного и германских языков. Калинин, 1982, с. 91 – 99.

38. Панфилов В.З. Философские проблемы языкознания / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1977. – 287 с.

39. Пауль Г. Принципы истории языка / Пер. с нем. Холодовича А.А. – М.: Изд-во иностр. лит., 1960. – 500 с.

40. Перфильева Т.Г. Выражение временных и пространственных отношений средствами ненецкого языка: Автореф. дис. … канд. филол. наук / АН СССР. Сиб. отд-ние, Объед. учен. совет по ист.-филол. и филос. наукам. – Новосибирск, 1974. – 24 с.

41. Пизани В. Этимология: История – проблемы – метод / Пер. с итал. Розенталя Д.Э. – М.: Изд-во иностр. лит., 1956. – 188 с.

42. Рождественский Ю.В. Введение в общую филологию. – М.: Высш. шк., 1979. – 224 с. – Библиогр.: с. 220 – 223.

43. Селянина В.Л. Семантико-структурная характеристика глаголов с локальной и темпоральной валентностью: (На материале соврем. нем. яз.): Автореф. дис. … канд. филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В.И. Ленина. – М., 1982. – 16 с.

44. Сем Л.И. К вопросу о пространственных представлениях и способах их выражения в алтайских языках. – В кн.: Проблема общности алтайских языков. Л., 1971, с. 230 – 235.

45. Сепир Э. Язык. Введение в изучение речи / Пер. с англ. Сухотина А.М. – М.; Л.: Соцэкгиз, 1934. – XX, 223 с.

46. Скворцова А.Ш. О происхождении некоторых татарских и русских географических названий, имеющих пространственное значение. – Учен. зап. Казан. пед. ин-та, 1980, вып. 201, с. 132 – 140.

47. Склонение в палеоазиатских и самодийских языках / Отв. ред. Скорик П.Я.; АН СССР. Ин-т языкознания. – Л.: Наука, 1974. – 298 с.

48. Смирницкий А.И. Об особенностях обозначения направления движения в отдельных языках. – Иностр. яз. в шк., М., 1953, № 2, с. 3 – 12.

49. Сорокина И.П. Функции послеложных конструкций в выражении пространственных отношений: (На материале энец. яз.). – В кн.: Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л., 1974, с. 174 – 178.

50. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. – 2-е изд. перераб. – М.: Просвещение, 1975. – 271 с. – Библиогр. в конце разд.

51. Топоров В.Н. Пространство и текст. – В кн.: Текст: семантика и структура. М., 1983, с. 227 – 284.

52. Уфимцева А.А. Типы словесных знаков / АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1974. – 206 с. – Рез. на англ. яз.

53. Чейф У.Л. Значение и структура языка / Пер. с англ. Шура Г.С. – М.: Прогресс, 1975. – 432 с. – (Языковеды мира). – Библиогр.: с. 404 – 406.

54. Штейнман Р.Я. Пространство и время. – В кн.: БСЭ. 3 изд., 1975, т. 21, с. 117 – 120.

55. Шухардт Г. Избранные статьи по языкознанию / Пер. с нем. Бобовича А.С. – М.: Изд-во иностр. лит., 1950. – 292 с.

56. Языковая номинация: (Виды наименований) / Отв. ред. Серебренников Б.А. и Уфимцева А.А.; АН СССР. Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1977. – 358 с.

57. Языковая номинания: (Общие вопр.) / Отв. ред. Серебренников Б.А. и Уфимцева А.А.; АН СССР. – Ин-т языкознания. – М.: Наука, 1977. – 359 с.

58. Fillmore Ch.J. Subjects, speakers and roles. – In: Semantics of natural language. Dordrecht, 1972, p. 1 – 24.

59. Jakobson R. Beitrag zur allegemeinen Kasuslehre. – In: Jakobson R. Selected writings. The Hague etc., 1971, vol. 2, p. 23 – 71.

60. Traugott E.C. Explorations in linguistic elaboration: Lang. change, lang. acquisition a. the genesis of spatio-temporal terms. – In: Historical linguistics: Proc. of the 1^st Intern. conf. on hist. ling., Edinburgh 2 – 7. Sept. 1973. Amsterdam etc., 1974, vol. 1, p. 263 – 314.