Папа и его помощник стояли возле дома. И с неподдельным удивлением смотрели на три лежащих ногами к распахнутой двери трупа. Ногами, потому что пули ударили их со стороны дома.
— Как же это так? — ошарашенно спросил Шустрый.
— Я то же самое хотел спросить, — угрюмо сказал Папа, в упор глядя то на трупы, то в бегающие во все стороны глазки своего подручного.
— Тут еще двое, — крикнул от стоящей на стоянке машины один из телохранителей, — Горец и Стреляный.
— Мертвые? — спросил Папа.
— Мертвее не бывает. У них дырки в башках.
— Кто же это? Их так? — глупо спросил Шустрый, поворачивая носком ботинка и рассматривая разбитые пулями лица.
Один из трупов неожиданно застонал.
— Гля! Этот жив! — радостно заорал Шустрый.
— Помогите ему, — распорядился Папа и молча шагнул через порог дома.
Помощник, суетясь, побежал за ним. В доме картина была еще более ужасающая. В комнате на каждом шагу валялись трупы. Трупы братанов.
— Ё! Они же три часа назад...
— Где он был? — не обращая внимания на причитания подручного, резко спросил Папа.
— Кто?
— Иванов где был? Когда ты ушел.
— Здесь, — подбежав, показал Шустрый. Возле места, где стоял Шустрый, очень близко Друг от друга валялись три мертвеца. Папа наклонился над ними.
— Их положили не из пушек. И не перьями. Их убили руками.
— Как руками? — не понял Шустрый.
— Так, руками! — рявкнул Папа. — И еще ногами.
— Кто же мог руками?..
— Это тебя надо спросить! И с тебя спросить!
— А я-то здесь при чем? — заскулил Шустрый. От первых трех трупов Папа прошел к следующему.
— Этого шмальнули из «макара» или «ТТ», — дал заключение он. — У твоих были «Макаровы» и «ТТ»? Впрочем, нет, только «ТТ».
Папа нашел и вертел в пальцах пустую гильзу.
— Были. Три «ТТ» были.
— Скажи, чтобы собрали все оружие и проверили, какого нет. Если я прав, то не будет хватать одного или двух «ТТ».
По комнате быстро забегали, собирая стволы и перья, «шестерки». Оружие складывали на стол. Шустрый пересчитывал и опознавал его.
— Это «кольт» Бурого. Это «смит» Рябого. Он всегда любил редкие шпалеры. Это... Всего... Папа, нет двух «тэтэшников»!
— Ну, значит, получается, что это... Получается, что это он? Так, что ли?..
Папа еще раз осмотрел поле боя.
— Десять здесь. И пятеро на улице. Неужели пятнадцать?!
— А может, это не он? Не мог же один... Ну не мог! — протестующе замотал головой Шустрый. — Он же почти дохлый был, когда я уезжал!
— Ты же сам говорил, что он мент. Что спец.
— Даже если мент! Ну не может такого быть, чтобы один...
— По идее, не может...
«Шестерки», рассортировывавшие оружие, притихшие, стояли возле столов, косясь на покойников, которые недавно были их друзьями и любили жрать, пить водку, играть в карты и трахать баб. Совсем недавно любили. Еще вчера... А теперь уже ничего не любят...
— Как там раненый? — вдруг вспомнил Папа.
— Вроде очухался.
Папа вышел из дома и подошел к открывшему глаза и громко постанывающему раненому.
— Ты слышишь меня? — спросил он.
Раненый перестал стонать и преданно посмотрел в лицо Папе. Папа был страшнее пули в плече. И страшнее боли.
— Ты видел их? — спросил Папа.
— Видел, — согласно кивнул раненый «бык».
— Это были менты? Отрицательный ответ.
— Сколько их было?
— Один, — едва слышно прошептал раненый.
— Ты меня не понял. Сколько их было всего?
— Один, — повторил поверженный «бык».
— Кто?
— Тот, — показал «бык» глазами на дом.
— Кто «тот»? Говори яснее!
— Фраер.
— Тот фраер, которого вы привезли сюда?
— Да.
— Тот?! — взъярился Папа и ухватил и приподнял раненого за грудки так, что тот от боли заорал в полный голос. — Говори!
— Тот, Папа! — вопил раненый. — Тот!
— Откуда ты знаешь?!
— Я видел его. Он сидел там. Это он стрелял в нас! Один! Это он убил всех!
— Я же говорил тебе, Папа. Он крутой! Он самый крутой, — тихо бормотал себе под нос Шустрый. — Он там наших братанов. И теперь здесь. Он один — всех. Вот и этот его видел...
Но Папа бормотании своего помощника не слышал. Он резко отбросил раненого и вернулся к двери.
— Здесь должны быть стреляные гильзы. Найдите их.
«Шестерки» встали на колени.
— Есть, Папа. Есть три гильзы. От «ТТ».
— Три выстрела — три трупа, — задумчиво сказал Папа и, резко повернувшись и не оборачиваясь, пошел к машине.
Итого выходит — пять трупов на Агрономической, потом еще один, еще четверо, еще пять и вот теперь здесь — десять в доме и еще на улице...
Мать моя!..