«Знаєш, мій день
ніколи не розпочинався без думок про тебе.
Знаєш, мій день…
Бо відчуття — вітрила,
Чекай на мене, мила»
(Знаешь, мой день
ни разу не начинался без мыслей о тебе.
Знаешь, мой день…
Чувства — паруса,
Жди меня, милая)
Настоящее
— Ты выглядишь слишком задумчивым, парень. Я бы даже сказал, грустным или разочарованным, но не уверен, — Михалыч внимательно всматривался в него, словно искал какие-то знаки. — Опустошен, — одно слово прозвучало вердиктом.
Умный он, как ни крути. Умный, опытный, стрелянный. Жизнь научила? Наверное. Вот и Дана учит, то и дело сбрасывая с вершин каких-то убеждений и уверенностей. Больно, противно, отвратно. Но, видно, иного пути нет. И как кто ни призывал постигать мир по чужим ошибкам, не работает так. Пока свои колени в кровь не собьешь от этих падений, пока раз надцать не выбьет тебе зубы сука-жизнь, не достичь той спокойной и отрешенной, удовлетворенной мудрости с долей пофигизма, позволяющей своим существованием наслаждаться.
Дан такой ступени еще не достиг. Он все еще сплевывал кровь от очередного удара-предательства. И хоть сам начал подозревать и догадываться, потому как иного объяснения найти не мог, а принять и отпустить такой удар в спину от человека, которого другом считал едва не всю жизнь, пока не мог.
— Я с Ге…ной говорил сегодня, — прозвучало так, будто имя лучшего друга забыл, пытался вспомнить. Или поперхнулся звуками.
Отвернулся от окна, в котором пялился на ночной город, как-то остро ощутив тоску по Юльке. Ее дом отсюда видно было, Михалыч к ней ближе всех жил, потому и Дан у него нередко ночевать оставался. Сейчас хотелось быть около нее, сонной и теплой, родной до дрожи… И такой далекой из-за его собственных гребанных ошибок!
Михалыч все уловил, и заминку, и настроение, глянул как-то по-иному, сквозь задумчивый прищур, растер бедро. Поднялся из протертого, вдавленного кресла, которое никак не соглашался на новое поменять, и подошел ближе к Дану.
— По бизнесу что-то? — спросил спокойно, а смотрит же, блин, так, словно мысли его читает! И прекрасно уловил, что никакого отношения к фирме этот разговор не имел!
— Нет… — помедлил, заставляя буквально себя говорить. — Про Юлю…
… - Рассказывай, — едва не с порога велел Дан, глядя на друга.
Он не появлялся на фирме всю эту неделю, не до того было, пока с делами разобрался, потом Юле помогал после коррекции, да и компанию отца надо было курировать все это время едва не в одиночку. Забавно, учитывая, как долго отец его от этого пытался отстранить…
А сегодня, после их с малой непривычно тихого и спокойного кофепития утром, понял, что откладывать дальше — уже просто преступление по отношению и к Юле, и к самому Богдану.
Гена соврал ему тогда, три года назад, он уже принял и осознал этот факт. Обманул, оболгав Юлю. Предал, обвиняя в предательстве верную. Дан это сейчас хорошо видел, разъедая себя изнутри самобичеванием и упреками. Но на определенный отрезок времени сосредоточился на ином: ему надо было хотя бы начать доказывать и показывать любимой, что он осознал и охрененно раскаивается во всем, что случилось за эти годы! Ему нужно было позаботиться о Юле, поддержать, подставить плечо за эте годы, когда далеко не всегда оказывался рядом в нужный момент. Сделать хоть какие-то шаги в верном направлении, чтобы еще не прощение заслужить, нет, чтобы просто Юля хотя бы услышала и увидела его готовность искупать свою вину… Потому что он капец, как налажал, и признавал это. Вытрясти же подробности из Генки казалось не настолько первостепенным.
Однако теперь пора было и прояснить кое-какие моменты. Жестко и радикально.
— О чем, Дан? — казалось, Гена не понял, удивился. Усмехнулся в пол лица. — Ничего не поменялось с позавчера, когда созванивались. Проблем нет, работаем по рассчитанному плану. Хорошая прибыль будет. Да ты и сам в курсе, чего повторять? Все шикарно, мужик! — Генка поднялся из своего кресла, двинулся к нему.
— Я не о наших прибылях, тут знаю все не хуже тебя, — не повелся Дан, сохранив и тон, и холодность. Четко дал понять, что они сейчас по разные стороны черты, будто пролегшей между ними на полу офиса, который привыкли делить на двоих. — Рассказывай, зачем Юлю очернил тогда? Что тебе за выгода была, Гена? То, что ты все мои болевые точки знал и куда бить, видел, даже не вспоминаю. Слишком давно и долго я тебя другом считал, полностью доверяя. Вопрос в другом: для чего ты это сделал?
Странно, но Геннадий оторопел. Выходит, действительно не ждал или надеялся, что уже не всплывет и не аукнется? Дан же тоже его неплохо знал: манеры, ужимки, напряжение и нервозность в мелких движениях, слабые места.
В кабинете, будто мигом холоднее и темнее стало, хотя никто освещение не трогал. Зато взгляд Геннадия просто моментом почернел, став злым и раздраженным, мышцы лица напряглись, заставляя кожу собираться угрюмыми складками.
— Ты, бл*, достал, Дан, тем, как у тебя все хорошо и прекрасно вечно складывается! Фартовый пацан, что в бизнесе везет, как черту, что по жизни во всем! Не выгребал, как я, от родаков, не пахал с пятнадцати, ища подработки, чтоб обеспечить себе то, чего хотелось! Тебя семья поддерживала, даже когда вы ругались! Не скитался по общежитиям с универа! Все имел! — вдруг почти выплюнул Генка…
Что ж, вообще не друг, оказывается.
Дан опешил, хоть и на мгновение. Уже понимал, что скорее врага пригрел на груди, чем имел плечо друга рядом, но чтоб вот так долго и яростно… Не ожидал.
Стоят друг напротив друга, как два противника на ристалище, ей-богу, и это противостояние на физический уровень выплескивается уже. Нервы у обоих натянулись, словно в драку вот-вот выплеснется. Да только не собирался до такого доводить. Генка же кулаки сжал, слегка начав раскачивать, словно вот-вот кинуться готов. Вспыльчив?.. А ведь казалось всегда, что именно Генка из них двоих себя умеет контролировать лучше.
— У нас у каждого свои проблемы были, Гена, — твердо отрезал Дан, хоть и удивили его эти упреки бывшего друга. — И я хлебнул достаточно, ты сам знаешь, — тот скривился так, словно Дан нес чушь. Ирония: не было похоже, что Гена умеет реальность адекватно оценивать, а он и не замечал ранее. Промах и ошибка самого Дана. — Но если тебя это так бесило, зачем Юлю втянул? И почему тогда? Почему не раньше?
— Ты меня тогда назад отодвинул! — с настоящей уже яростью вдруг рявкнул Генка, побагровев. — Забрал себе все рычаги в фирме!
Сначала не понял, около минуты понадобилось. А потом Богдан вспомнил.
Бл***! То, чему он даже значения не придал.
Именно тогда они переоформляли фирму, регистрировали товарный знак, «распределяли» должности и пакеты акционеров. Вроде на бумаге, потому что надо было так сделать по закону, чтоб не придрался никто, и оговорили… А, выходит, Генка за душой булыжник затаил за это? Так сам же не оспаривал и не выступал против, когда прописывали все с юристами, чего теперь орать?
— Как ты те файлы сделал? Ролик, фото…
— Ой, да, ****, сейчас фотошопом что угодно сделать можно, — переходя на уже конкретный мат, скривился Генка. — Мне Маринка помогла, в таком-то деле! У нее к тебе свои счеты остались. А около Юльки крутился какой-то пацык, ты сам говорил тогда, злясь…
— Марина? — Дану казалось, что он попал в какую-то параллельную реальность!
Люди, про которых он и думать забыл, вдруг оказались вовлечены в самые важные моменты его жизни. Друг всю жизнь злобой пульсировал и завистью…
— А что, думаешь, только тебе лучшие бабы доставаться могут? — ехидно хмыкнул Геннадий, словно и правда считал, что Дан к Марине сохранил какие-то эмоции, и сейчас его задело именно этим.
— Да ты же сам мне подтверждал, что она в той аварии участвовала! — уже утратив понимание его логики, с сарказмом заметил Богдан.
Генка хохотнул со злобой, как злодей в театре, вот уж точно.
— Тем проще мне было ее уломать на все, пригрозив, что ход делу дадим и на нее заявление напишем, — даже с каким-то самодовольством вскинул голову бывший друг. — Доступная баба в любой момент, еще и умелая, и покорная… Да и тебе насолить всегда с радостью готова. Парик, грим, немного понаблюдала за Юлькой твоей, погуляла там в универе, потом на камеру сыграла с пацаном, а мы фотошопом обработали так, будто на телефон снято тайком и эффектов наложили, чтоб сгладить шероховатости… А ты поверил! Значит, думал, что Юлька гулять может и предаст при первом удобном случае! Какие к нам вопросы, если ты сам ей не доверял? — хмыкнул Геннадий с насмешкой.
Впрочем, это Дана не задело. После всего услышанного, другое на первый план вышло. И куча мыслей, просто ураган, который надо было сквозь себя пропустить и осмыслить, разложив все по полочкам. Не пацан уже, чтобы с горяча рубить. Но один момент, который сейчас осознал кристально четко, надо было прояснить.
— Я выставляю свою часть компании на продажу. Хочешь, можешь купить и остаться единоличным собственником, но цена будет рыночная. А у нас бизнес прибыльный, рентабельность хорошая. Нет — окей, мне все равно, продам тому, кто заплати цену, а такие найдутся быстро. Так что думай, Гена. Но не затягивай, через три дня выставляю свой пакет акций, — ровным и холодным тоном, которым и начал этот разговор, подвел Дан итог.
Больше вопросов не было, детали тоже мало интересовали, основное понял. Прочее… ничего не изменит. А у него имеются другие дела и обязательства. Да и его не пугал уход из бизнеса, даже если с отцовским не срастется, новое начнет, капитал будет для старта, а идеи — дело наживное, да и парочка вариантов для инвестирования на примете была… Но вот с этим человеком точно больше ничего не желал иметь. А как сам Генка выкручиваться станет, привыкнув все риски перекладывать на Дана, это уже не его беда.
Развернулся и ушел, пока ошарашенный Геннадий искал слова, выпучив глаза от такой постановки вопроса и по-серьезному растерявшись.
Что ж, один-один. Они оба друг друга сегодня… удивили.
… - Хреново, — Михалыч уперся кулаком в стекло окна, тоже глядя на ночной город. — Но лучше предателя раскрыть, хоть и раненным, чем когда он землю в твою могилу будет кидать с крокодильими слезами на глазах.
— Лучше, кто ж спорит, — хрипло согласился Дан. Грудь почему-то давило весь вечер. — Только как подумаю, в чем еще он меня обманывал и предавал, что за моей спиной проворачивал, пользуясь доверием… Хоть бери да нанимай аудит независимый, мля! И Юлька… Бл*! — сжал руками голову, ероша волосы.
Череп подрывало от осознания, сколько ошибок сделал! От какого-то страха даже, как теперь те исправлять?! Чем искупить и убедить ему опять поверить? Как самому больше в жизни не лохануться так, избавившись от собственных демонов, что с детства на какой-то подкорке сидят в голове и вылезают, лишая Дана логики и разума?
И пофигу даже, что так друг предал… Хотя нет, не пофигу, болело и тянуло внутри. И то, что, оказывается, не видел и не понимал Генка, чего стоили самому Дану успехи, которыми не брезговал пользоваться, играя в дружбу. Сосредоточившись на своем самокопании и обидах, не замечал, обесценивал проблемы других. Но окей, ладно, есть то, что есть. Тут уже Дану ничего не изменить в голове взрослого мужика. А вот то, что он с Юлей сделал из-за собственных страхов и отсутствия веры в нее и в их отношения…
— И тут хреново, парень, врать не стану, — Михалыч хлопнул его по плечу с поддержкой. — Но вы оба живы. И оба друг друга любите. А значит, шанс изменить все есть. Надо только больше усилий приложить. Но разве она и ваши чувства этого не стоят?
Дан повернулся, встретившись взглядом с другом и наставником. К отцу с таким бы не пошел, а к нему… И да, прав Михалыч, на своей жизни убедившись, что пока живы, все исправить можно. И ему, Дану, грех жаловаться, в отличие от того же Михалыча. Надо просто выложиться на полную и немного больше еще. А он ведь готов всю жизнь Юльке доказывать, что понял и извлек урок.
Забавно, но это, похоже, работало — ей не хотелось курить, совершенно.
Юля смотрела на небольшую таблетку на своей ладони даже с некоторым удивлением. Данный факт почему-то оказался для нее неожиданным, хотя она же видела, как этот препарат помог Дану, да и сама именно с этой целью принимала таблетки. Но факт оставался фактом: выдавив сегодня очередную пилюлю из блистера, Юля вдруг подумала, что ей и в голову не приходило закурить последние три дня.
Или сыграло свою роль и то, что она на глаза переключилась, сосредоточившись на иных проблемах? Тоже возможно. Но все равно здорово! Ведь понимала, что не добавляет, а крадет у себя здоровье этой привычкой, да все никак покончить не выходило. Теперь же все сложилось само собой.
Глотнув таблетки, Юля задумчиво глянула в окно, вспоминая о том, как, вообще, к сигаретам пристрастилась. Это не случилось в один момент. Больше того, в первый раз ей не то что не понравилось, а едва не стошнило от противного горького дыма. Дана это повеселило тогда. Нет, он не издевался и не прикалывался, просто посоветовал больше не пробовать… Будто бы она хоть когда-то к умным советам прислушивалась! Тем более Юля, в тот момент все жестче конфликтовала с матерью, испытывала раздражение от начавшейся учебы в университете, в который не особо и хотела поступать; была загружена математикой, политологией и основами бизнеса, которые скорее бесили, нежели увлекали. Сигареты казались вызовом и неким проявлением внутренней свободы, которую у нее не в силах будут отнять родители. И частью Дана…
— Это паскудная привычка, малая, — крепко обнимая ее и отпаивая чаем с лимоном после того, как тошнота отступила, тем не менее, заметил любимый. — Поначалу кажется, что это добавляет тебе веса и важности, что сам решаешь, как и что делать, а потом… Уже не можешь с другого день начать. На фига тебе это, мой феникс? — поцеловав ее в висок, подмигнул Богдан. — Я бы сейчас уже и бросил, да все нервов не хватает, уже без затяжки не могу мозги в кучу собрать. А мне теперь концентрация нужна позарез.
Разумеется, она его доводы мимо ушей пропустила. Вышло все точно, как с татуировками: никакая логика не действовала, Юля видела в Дане пример для подражания и путь к желаемой цели своей независимости от родных, а потому упорно повторяла все, что делал он, даже если сам Дан отговаривал.
Не замечала при этом, что вместо свободы становится зависимой от других моментов.
И прав оказался Богдан: в какой-то момент поймала себя на мысли, что уже не может сосредоточиться без сигареты. Да что там! Наступил период, когда никотин стал ей жизненно необходим…
И вот теперь было очень непривычно чувствовать свою свободу от затяжки… С другой стороны, стало кристально ясно, что некоторые моменты — не зависимость, а действительно запредельно для нее важны. Только вот будет ли она счастлива с этим?..
— Ты уверена, что сама доедешь?
— Дан, это даже не смешно уже! — тем не менее, вопреки своим же словам, Юля рассмеялась в трубку, проверяя, все ли захватила с собой. — Я каждый день езжу на работу и не успела за пару дней забыть дорогу. Со зрением у меня все прекрасно. И, если помнишь, я не потерялась ни вчера, ни позавчера.
— Я и вчера предлагал тебя отвезти, — напомнил Дан, вроде она могла забыть об этом.
— И я ответила тебе точно то же, — отозвалась Юля, прихватив с крючка ключи.
— Ты избегаешь меня?.. — вопрос, прозвучавший слишком серьезно и глубоко, каким-то новым тоном в свете их прошлого разговора, заставил ее замереть, будто врезавшись всем телом в стену.
Юля зажмурилась и постаралась тихо выдохнуть.
— Мы работаем в одном офисе, Дан, что за чушь? Как я могу тебя избегать, — принужденно рассмеялась, хотя из-за спазма в горле этот звук больше на дребезжание металла смахивал.
Он уловил. Да и, похоже, на это и намекал, когда говорил.
— В том и дело, что ты только в офисе со мной и разговариваешь, когда рядом еще куча людей, — заметил он дипломатично. — Юля, ты обещала, что в понедельник поговорим. Сегодня среда и у меня стойкая уверенность, что ты специально избегаешь и меня, и разговора, — однако Дан решил не отступать, видимо, напролом шел.
Плохо. А ей казалось, что удается это все незаметно провернуть, скрыв то улыбкой без смысла, то сверхважными делами и очередным совещанием полное нежелание вновь на свет божий все вытягивать, облекая в слова. Тем более не хотелось этого сегодня, когда впереди уже маячила, обеспечивая перезагрузку мозгам и телу, вечеринка с девчонками…
Юля была не готова говорить.
При одной мысли об этом ее горло сжимало удушающим спазмом, а грудь начинала физически болеть, словно сверху бетонное перекрытие давило. Она вдохнуть не могла, причем вполне реально. Все тело моментально становилось каким-то бессильным и вялым, едва способным стоять вертикально, колени подламывались и тряслись, а в голове и душе такая буря страха, гнева, обиды… еще той, трехлетней давности, непростой и не пережитой, все, что за эти годы сверху наслоилось! Как в таком состоянии говорить?!
Да и, если откровенной уже до конца быть, она ведь и тогда с ним не разговаривала. Стоило Дану… злому, взъерошенному, пылающему ревностью и гневом на нее, прийти к Юле с обвинениями и упреками, с заявлением, что «он все знает и видел», что ему «показали и рассказали»… Юлю таким бешенством и обидой накрыло! Самой страшно стало. Наверное, в таком состоянии и совершаются непреднамеренные убийства, — в состоянии аффекта. И поверить не могла, что он ей это говорит, что обвиняет… Тут совершенно не до разговоров было! Преданной и растоптанной себя ощутила, как измазанной грязью… Орала, да. Что-то бессмысленное и бессвязное, навряд ли относящееся к конструктивной беседе. Кидалась в Дана всем, что под руку попадалось, обзывая самыми ужасными словами, которые только знала. А после просто выбежала за двери, крикнув на прощание, что бросает его! Обвинила во всех грехах смертных, если честно, заявила, что ни видеть, ни слышать о нем больше не хочет… Это все соседи услышали тогда, кстати, так орала.
Короче, ни фига приятного. Так и не вернулись больше к обсуждению. Каждый раз в дикую ссору любые попытки превращались.
Однажды она даже в небольшую аварию попала, хорошо, несерьезную… Въехала в столб, когда, вновь убежав из его квартиры после очередной «невыносимо-неодолимо нужной» встречи, в голове такая каша была, что вообще реальности не видела вокруг, руки тряслись, всю Юлю колотило в приступе гнева и обиды, потому что Дан предложил ей вернуться, сказал, что «простит и забудет»… Простит, аргх! Идиот! Ведь продолжал верить в ее измену!
— Юль? — голос Дана прозвучал напряженно и тяжело, словно бы мужчина прекрасно понял, о чем она думает и почему уже несколько минут просто молчит в трубку.
Вот как тут говорить? Она уже разозлилась и завелась, в груди боль, а в голове обида, и мозгов нет! Ну какое обсуждение или доводы? Вновь накричат друг на друга.
— Малая моя, я с Геной пообщался на выходных… — так и не дождавшись ответа, опять начал Дан.
Она просто отключила связь.
Да. Вот так взяла и нажала на экране мигающую красную кнопку прерывания разговора, ничего не отвечая и не объясняя. Шумно выдохнула, вроде со стороны слыша, как срываются тихие всхлипы. Еще не плакала, нет. Просто истерика подкатывала к горлу. Вдохнула.
Дан не перезванивал. Ее это немного удивило, обычно принимался доставать и трезвонить, дожимая, улавливая, когда она в таком состоянии. Но сейчас нет, молчок. Смартфон не включается.
И прекрасно! Может, Дан поумнел и понял, что ее надо сейчас оставить в покое! И Юля сумеет взять себя в руки, не скатившись в очередной раз в упреки и истерику!..
Еще вдох-выдох. Перекатилась весом с пятки на носок и обратно, спрятала телефон в сумку, сунула ноги в кроссовки, прихватила из шкафа легкую джинсовую куртку. На улице стремительно теплело, словно весна решила за пару дней место у зимы отвоевать. Хлопнула по выключателю, гася свет, и резковато рванула ручку, открывая дверь в подъезд.
С ходу уперлась в широкую и мощную мужскую грудь, на которой, вот точно знала, под синей рубашкой набиты клетка и компас…
— Какого хрена, Дан?! — зло и с претензией возмутилась, вскинув голову и моментом приходя в «боевую готовность». — Что ты тут делаешь?!
А ведь казалось, что за последние пару недель попустило и они вышли на какой-то новый этап развития общения. Ан нет! Ей сейчас стукнуть его хотелось! И на ногу наступить больнее! И запустить увесистым рюкзаком… Как он умудрялся ее доводить одним видом?! И как она продолжала его любить, несмотря на все это?! Любой психоаналитик по ним мог диссертацию защищать! Чертовы мазохисты… или садисты оба, фиг разберешься!
— Нам надо обсудить все, наконец, малая, — ровно, словно не заметив ее настроения, отозвался Дан, обхватив ее руками за плечи. Будто старался пригасить все, что в ней бушевало, а он не мог не ощутить. — Все проговорить и закрыть…
— Закрыть?! Закрыть?! — блин, все было плохо. Ее накрывало истерикой, начало трясти в его руках. — Я и не открывала ничего!
Вывернулась, поднырнув под бок Дану, отошла в другой конец коридора, он не удерживал. Соседи не выглядывали, и на том спасибо. Привыкли, что у них иногда случались разборки? Возможно, потому как, и правда, не раз доходило.
Шумно дышала, из-за гулкого эха подъезда это было слишком явно слышно.
— Я знаю, феникс. Это я начал и виноват во всем, — Дан не отступил, подошел к ней, замерев в шаге. — Я с Геной говорил, заставил расколоться и признаться, зачем и как он тогда и меня обманул, и тебя так подставил…
— Поговорил?! — черт! Все, у нее контроль сорвало. Обида плеснулась с дикой силой, аж в глазах потемнело. Резко развернулась, заехав рюкзаком ему по боку. Не то чтобы очень специально, по инерции вышло… или на подсознании, но Дан даже не скривился. — Выяснил?! И что, я до потолка прыгать должна?! — уже задыхалась.
Уставилась на него со всей этой злостью, обидой, что почти до ненависти, несмотря на всю любовь к этому невыносимому идиоту! Или из-за нее как раз…
— Тебе три года понадобилось, чтобы дошло, что не я вру, а твой «друг»?! — с издевкой повела пальцами в воздухе, кавычки «рисуя». — И теперь я простить тебя должна сразу? Или счастье безмерное испытать, а, Дан?! Как ты себе, вообще, наш разговор об этом представляешь?! — не удержалась, слишком много в ней всего бурлило, таки бросила в него ключи с размаху…
Те стукнули Дана в грудь и со звоном упали на кафельный пол между ними. Дан даже не подумал отступить. Стоял напротив, принимая этот ее крик, злобу и упреки, наверное, позволил бы сейчас и избить его, исцарапав всего. Только смотрел так, что душу Юле вырывал этим глубоким и темным взглядом, полным бездны вины и отчаяния!
— Ты хоть представляешь, сколько и чего я вынесла за эти годы, из-за твоих слов, обвинений, поступков?! Это ты меня предал, Дан! И тогда, и потом еще сколько раз, когда даже мысли не допускал в свою дурную, баранью голову, что сам — идиот!!! — заорала так, что голос под конец сломался.
Ближайшая дверь таки открылась. Вышел сосед, явно на работу собирался. Орут тут, мешают людям… Мужчина посмотрел на них так, что сразу мысли эти в его голове стали понятны. Но отстраненно замечает, а саму телепает уже так, что зубы стучат.
— Полицию вызвать? — холодным голосом уточнил сосед, как-то мигом осадив это безумие бушующих эмоций в Юле.
— Нет. Извините, мы прекратили уже. Все. Спокойно разберемся. Да и на работу пора, — видимо, уловив, что она не в состоянии, отозвался Дан максимально дружелюбно, хоть и у него голос хрипел, словно орал все это время.
Сосед все же дождался кивка Юли и только после этого вернулся в квартиру.
Она выдохнула, с удивлением поняв, что успела рюкзак в Дана кинуть, и тот сейчас валялся в ногах любимого. Когда? Прижала ладонь к пульсирующему лбу. Совсем не помнила. Вот это накрыло…
Подняла взгляд, посмотрев на Дана. Он тоже смотрел на нее, кажется, не собираясь обвинять в покушении.
— Ты в офис так собиралась? — увидев, что она смотрит на него, тихо уточнил любимый.
Наверняка обратил внимание на ее одежду… Джинсы, кроссовки, худи и джинсовая же куртка. Волосы скручены узлом кое-как, без косметики. Как будто жизнь назад повернула и вновь на тренировку бежит.
Да, так Юля еще в офис не ездила. Никогда. Ну и по фигу!
— С девчонками хотим вечером встретиться, выдохнуть немного, — уставилась на свои трясущиеся руки, почему-то смутившись и чувствуя какую-то вину за этот взрыв.
— Пошли, Юль. Я тебя отвезу на работу, кофе сварю, — Дан поднял ключи и рюкзак, не возвращаясь к этой вспышке. Подошел впритык.
— Я сама доеду, Богдан, — покачала она головой.
— Ни фига! Этот урок я усвоил и больше тебя в таком состоянии за руль не пущу, — вдруг яростно, хоть и негромко отрезал он. — У тебя даже руки дрожат, малая! Какое авто?! — видно, тоже ту аварию, около года назад, вспомнил.
— Тогда на такси… — не спорила в этом, но и на его план не повелась. — Мне нужна пауза сейчас, Дан. Я… Я не могу, я себя не контролирую! — и не закричала, и не заплакала, а вышло как-то жалостно и гневно одновременно.
— Бл… ин! Ладно! — психанул все-таки Дан. — Вызывай такси, я следом поеду, — велел, забрав себе ее рюкзак. И, обхватив Юлю за плечи, повел к лифту, пока она приложение в телефоне открывала, вызывая машину. — Я люблю тебя, малая. Как безумный люблю. И все сделаю, чтобы искупить эти годы. Хоть и права ты в каждом слове, — уткнувшись в ее макушку, когда в лифт вошли, пробормотал любимый, крепко обнимая.
А она промолчала… Те же чувства грудь разрывали, но и выхода не видела. Сейчас, так точно.