Клинок предателя

ГОРОД СОЛАТ

К падению из окна второго этажа гостиницы я оказался не готов. Кест нечеловечески ловок: он, наверное, смог бы рухнуть со шпиля самой высокой башни и при этом ничего себе не повредить. Брасти невероятно удачлив, поэтому он приземлился точнехонько на широкий навес над задним входом, а потом просто съехал по нему на мощенный камнем дворик. Я не был ни достаточно гибким, ни везучим, поэтому просто рухнул вниз. Как мешок картошки.

Пока я поднимался, перед нами как из-под земли выросли восемь человек, вооруженных пиками. Ненавижу пики почти так же сильно, как магию. Мощные двенадцатифутовые древки с укрепленными острыми наконечниками из железа. Пикой можно остановить даже рыцаря в доспехах, скачущего на боевой лошади. В то же самое время это простое оружие подходит даже для новичков. И чем больше у вас пикинеров, тем проще будет расправиться с целым отрядом фехтовальщиков, независимо от уровня их мастерства.

Но меня это не слишком беспокоило. Беспокоило то, что я не слышу колокольного звона. Обычно в Солате констебли патрулируют улицы парами: это сделано для того, чтобы в случае опасности констебль мог побежать к одному из множества колоколов, установленных в разных частях города, и позвать подмогу. Существует код, и каждому кварталу соответствует определенное число колокольных ударов, так что подкрепление точно знает, куда нужно бежать. Но я до сих пор не услышал колокольного звона и начал подозревать, что констебли целенаправленно пришли за нами.

– Восемь с пиками здесь, еще двое с арбалетами наверху, – сказал Кест, доставая шпагу из ножен. – Кажется, это ловушка.

– Постарайся хоть немного скрыть свою радость, Кест, – отозвался Брасти, с тоской глядя в другой конец двора, где находился его лук, притороченный к седлу лошади.

– Вы отсюда не выберетесь. – Стоявший напротив него констебль улыбнулся так широко, что у него даже шлем немного сполз.

Брасти оскалился и нехотя вытащил шпагу.

Сверху раздался голос:

– Пики или арбалеты? Что вам больше нравится, шкурники?

Я взглянул наверх на человека, который высунулся из окна спальни Тремонди. На вороте его кожаного доспеха сиял золотой кружок. Старший констебль.

– Если опустите шпаги, я обещаю вам относительно легкую смерть, – сказал он. – Отнесусь к вам с большим уважением, чем вы отнеслись к лорду Тремонди.

– Неужели вы верите в то, что это мы убили Тремонди? – крикнул я в ответ.

– Конечно. Тут же собственной кровью лорда-предводителя на стене написано – «плащеносцы».

– Святой Фельсан, Взвесивший мир! – выругался я. – Какого черта нам убивать своего хозяина?

Старший констебль пожал плечами.

– Кто вас разберет? Разве вы, шкурники, не ищете повода отомстить за смерть корола Пэлиса? Может, Тремонди поддержал герцогов, когда они свергли вашего короля? А может, еще проще: он застал вас за воровством денег, и вы убили лорда, чтобы никто не узнал, что так называемые плащеносцы превратились в разбойников и грабителей.

– Только его деньги до сих пор лежат рядом с телом, – крикнул Брасти, нехорошо взглянув на меня.

– Гм-м… Понятия не имею, о чем ты говоришь, шкурник, – сказал старший констебль. – Тут никаких денег нет, совсем никаких.

Стоявшие напротив загоготали. Очевидно, воровство считалось в Солате преступлением лишь в тех случаях, когда этим занимались не констебли, а кто-то другой.

– Опять ты за свое, Фалькио, – тихо сказал Кест.

– Ты о чем?

– Говоришь вместо того, чтобы драться.

Я обнажил рапиру и поднял воротник плаща, надеясь, что костяные пластинки, подшитые снизу, защитят шею. Кест прав: больше говорить не о чем, ничто не поможет.

– Какие у нас шансы? – спросил я его.

– Мы победим, – ответил Кест. – Но меня, наверное, ранят в спину. В тебя попадет арбалетный болт, и ты, скорее всего, умрешь. Брасти добьет один из пикинеров, после того как они прорвут его слабую оборону.

– Как же приятно драться с тобой бок о бок, Кест, – съязвил Брасти, крепче сжимая эфес. – Тебе уже об этом говорили?

Кест лишь повел плечами, готовясь к атаке.

– Я‑то тут при чем? Это они собираются тебя убить.

Брасти резанул меня взглядом, и я понял, что констеблей он винить не намерен.

– Полагаю, что лучшего плана, чем умереть, у тебя нет? – спросил он и встал в защитную стойку, почти прижимая к себе гарду.

– Конечно, есть, – ответил я. – Мы их научим первому правилу клинка.

Охранник, стоявший ближе всего к Кесту, судорожно сжал пику, готовясь к атаке, и с ухмылкой спросил:

– И что это за правило, драная шкура? Ляг и сдохни, как делают предатели?

Он был крупным парнем, мускулистым и широкоплечим, как и положено пикинеру.

– Нет, – отозвался Кест. – Первое правило клинка – это…

Он не успел договорить, потому что охранник ткнул в него пикой со скоростью пули, вылетающей из дула пистоля.

– …втыкай острый конец в другого парня, – закончил Кест.

Никто из нас не успел ни двинуться, ни слова вымолвить. Все произошло так быстро, что мы успели заметить лишь результат схватки. Левой рукой Кест оттолкнул древко пики, отвел от себя удар, и наконечник оказался далеко за его спиной. Он бросил тело вперед в изящном выпаде, и шпага вошла в живот констебля не меньше чем на шесть дюймов. С нежностью, почти неприличной для подобного случая, Кест извлек клинок из тела стражника, и оно мешком рухнуло на землю.

Констебли, стоявшие перед нами, выглядели настолько потрясенными, что на миг, очень краткий миг, я даже подумал, что они сейчас сбегут. А затем услышал резкий металлический звук выпущенного арбалетного болта и почувствовал удар в спину. По телу поползла боль, и я возблагодарил святого Загева, Вызывающего слезы песней, за костяные пластинки, которые не дали пронзить тело. Но боль была адская.

– Проклятые плащи, – раздалось из окна на втором этаже.

– Под навес! – крикнул я, и мы трое приняли защитную стойку под широким тканым навесом, который прикрывал вход в трактир с заднего двора.

– Он не остановит арбалетные болты, – заметил Брасти.

– Знаю, но целиться будет сложнее.

Два констебля рядом со мной принялись тыкать пиками. Тот, что стоял слева, походил на мелкого злого хорька. Крупный парень справа напоминал медведя. Я отбил удар пики Хорька, свободной рукой схватился за древко и через секунду махнул клинком, чтобы блокировать удар Медведя. Хорек рванул пику на себя, но я крепко стоял на ногах, да и весил больше, поэтому у него ничего не вышло. Я бы получил гораздо больше удовольствия от гримасы разочарования на его лице, если бы рядом с моим ухом не пролетел арбалетный болт и не вонзился в землю прямо между нами. Воспользовавшись их недолговременным замешательством, я нажал на древко пики Медведя эфесом рапиры, а затем наступил на него, пригвоздив наконечник к земле. Хорек попытался еще раз вырвать свою пику – я подскочил к ним обоим, его рывок помог мне направить рапиру в горло Медведя. Крупный парень рухнул на землю, сползая с моего клинка, я ткнул острием в плечо Хорька, и он с громким воплем тоже упал.

Очередной болт заставил меня ретироваться под сомнительную защиту навеса, и я смог оглядеться и понять, что меня ждет. К счастью, ближайшие охранники теперь побаивались подходить, и я воспользовался их замешательством, чтобы посмотреть, как идут дела у Брасти. За Кеста я даже не беспокоился: наблюдая за тем, как он дерется, я чувствую себя неуклюжим подростком во время первого поцелуя.

Брасти пытался отделаться от констеблей, но ему не хватало места для маневра – однако выскальзывать из-под навеса и превращаться в легкую добычу арбалетчиков он тоже не собирался.

– Проклятие, Фалькио! Это твоя вина, – рыкнул он.

– Если ты умрешь прямо сейчас, Брасти, то я прикажу Кесту рассказывать всем и каждому, что ты умер нищим, что тебя все ненавидели и что любовник ты был никудышный.

– Ты же знаешь, что я не могу драться с пиками этой штуковиной, – крикнул в ответ Брасти, неловко размахивая перед собой шпагой. Он был неплохим фехтовальщиком, учитывая, что почти никогда не упражнялся, но драться с двумя-тремя пикинерами одновременно совсем не просто. Конечно, будь у него лук, дело пошло бы совсем по-другому.

– Кест! – крикнул я. – Прикрой-ка Брасти.

Кест посмотрел искоса, одновременно парируя бешеную атаку констебля: он меня понял.

– Арбалеты, Фалькио, – напомнил он, уйдя от лобового нападения и встав бок о бок с Брасти.

«Черт побери, – подумал я, – он прав». Если Брасти бросится к лошадям, то арбалетчики со второго этажа тут же начнут целиться в него. Значит, нужно найти для них более привлекательную цель.

– Отлично. Действуй! Сейчас!

Я вытащил из рукава спрятанный там кинжал, вышел из-под навеса и метнул его в старшего констебля, наблюдающего за боем со второго этажа. Клинок вошел в подоконник, не долетев шести дюймов до его лица, и я выругался, проклиная святого, который не помог мне лучше прицелиться.

Старший констебль был закаленным в боях воином: не обращая внимания на кинжал, он навел на меня арбалет. Я прыгнул влево как раз вовремя: болт вонзился в землю прямо между ног. Без всяких колебаний старший отложил свой арбалет и взял заряженный у другого охранника, но тут же поменял прицел. Наверное, кто-то другой привлек его внимание. Брасти!

Я метнул в констебля еще один кинжал, пытаясь дать понять, что представляю более серьезную угрозу. И в этот раз у меня получилось лучше, чем в первый: кинжал угодил в плечо. К моему несчастью, констебль покачнулся, но выстрелил. Пришлось расстегнуть плащ и достать дополнительные кинжалы. Наверное, удача, отмеренная мне богами и святыми, закончилась, потому что шальной болт угодил мне прямо в незащищенное бедро.

– Ага, я попал в тебя, драный ублюдок! – взревел старший констебль и рухнул на руки своих товарищей в спальне Тремонди.

За спиной раздался вопль – шипя от боли, простреливающей всю ногу, я оглянулся и увидел, что один из оставшихся еще в живых констеблей направил пику прямо мне в грудь и собирается убить меня. Я махнул клинком, зная, что не успею отразить удар, но тут его шею пронзила стрела. Он упал на землю прямо у моих ног – я оглянулся, не атакует ли кто меня, но нападавших больше не было. Рядом с Хорьком и Медведем, которых я убил, лежали двое, пронзенные стрелами. Остальные трое пали мертвыми или раненными от шпаги Кеста.

– Арбалетчики прекратили стрелять, – сказал он, выходя из-под навеса.

– Значит, бегут сюда. Пора уходить.

– Фалькио, отличная была мысль прикрыть Брасти, чтобы он смог достать свой лук. Я об этом даже не подумал.

Я оперся рукой о его плечо, пытаясь как можно меньше ступать на раненую ногу.

– Кест, ты действительно считаешь, что самый лучший исход боя – это когда все, кроме тебя, погибают? В следующий раз, пожалуйста, постарайся придумать что-нибудь получше.

Мы встретились с Брасти в конце двора, и я возблагодарил святого Шьюлла, Купающегося со зверями, за то, что наших лошадей не задели во время боя. Пока Брасти собирал стрелы, я размышлял над тем, кто нас подставил.

– Боги, Кест, с каких это пор нас стало так легко подозревать в самом худшем?

– Времена изменились, Фалькио, – ответил он и показал на что-то за моей спиной.

Я оглянулся и увидел Брасти, держащего стрелы одной рукой и обыскивающего тела павших другой.

– Брасти, прекрати грабить констеблей! – крикнул я.

Он взглянул угрюмо, но тут же прекратил свое занятие и подбежал к лошади.

– Да я и не собирался ничего брать у этих милых людей, которые просто добросовестно выполняли свою работу и собирались убить нас, – проворчал он, вскакивая на свою гнедую кобылу. – Потому что это было бы не просто бесчестно, это было бы, о боги и святые, невежливо!

– Интересно, – сказал Кест, взяв повод и пытаясь развернуть лошадь.

– Что? – спросил Брасти.

Кест кивнул в мою сторону.

– Я только что заметил, что он слишком много говорит перед дракой, а ты – после. Интересно почему?

Он дал лошади шенкелей и припустил вниз по улице, Брасти последовал за ним. Я оглянулся на лежащих на земле и подумал, сколько еще продержатся плащеносцы, пока окончательно не превратятся в тех, кем люди нас давным-давно считают, – в шкурников.

В мире есть два самых отвратительных ощущения. Второе – это когда вдруг понимаешь, что сейчас придется драться за свою жизнь. Мыщцы сразу же деревенеют, начинаешь потеть и дурно пахнуть (к счастью, в такой момент этого никто не замечает), а желудок скручивается узлом и падает куда-то вниз.

А первое из самых отвратительных ощущений – это то, когда ты осознаёшь, что драка уже закончилась. Мыщцы расслабляются, голова раскалывается, ты продолжаешь потеть, ну и дурно пахнуть, куда ж без этого. А напоследок ты вдруг замечаешь, что из бедра у тебя торчит арбалетный болт. Именно из-за него нам пришлось остановиться.

– Нужно его вытащить, – глубокомысленно сказал Брасти, глядя сверху вниз с крыши, где он отслеживал, не идут ли за нами констебли.

Я мог бы убить его, но для этого моему телу пришлось бы проделать весь цикл заново, а от меня, честно говоря, и так уже пахло хуже некуда. Мы остановились у развилки в переулке и решили немного передохнуть. Лошадям не слишком нравилось на полной скорости огибать углы домов по брусчатке, да и с раной на ноге нужно было разобраться.

Кест посмотрел на меня.

– Как обычно, удар-рывок-затрещина?

Я вздохнул.

– Полагаю, у нас нет времени, чтобы найти лекаря?

Брасти слез с крыши ближайшего дома.

– Они пошли по дворам. Похоже, парни не слишком стремятся нас найти, но их главный, старший констебль, тот, что тебя подстрелил, гоняет их в три шеи. В общем, через несколько минут они сюда доберутся.

Проклятье.

– Значит, удар-рывок-затрещина, – согласился я, заранее содрогаясь от того, что меня ждет. – Только в этот раз бей сильнее, Брасти.

Кест полил водой рану, заставив меня зашипеть от боли.

– Ты только в этот раз не кричи, – предупредил Брасти. – Мы же не хотим, чтобы нас поймали.

Пока я молился святому Загеву, Вызывающему слезы песней, чтобы он спустился хотя бы разок и познакомился с моим добрым другом Брасти, Кест крепко ухватился за древко и кивнул напарнику.

Прием «удар-рывок-затрещина» изобрели мы втроем какое-то время тому назад. Получив множество ранений, ты начинаешь понимать, что тело не может чувствовать боль в разных местах одновременно. Например, если у тебя болит зуб и вдруг кто-то бьет тебя в живот, то ты сразу же забываешь о зубной боли.

В общем, работает это так: Брасти бьет меня кулаком в лицо, Кест в это время вытаскивает стрелу из ноги, и потом Брасти дает мне еще одну затрещину, такую, чтобы мозг не успел отреагировать на боль в ноге и я не заорал благим матом.

Я все-таки заорал.

– Тс-с-с! Тише, Фалькио, – прошептал Брасти, маша пятерней перед моим лицом. – Они нас могут услышать. Крепись!

– Я же просил бить сильнее! – возмутился я; перед глазами все еще плавали звездочки.

– Сильнее с этого угла не смог: Кест мне помешал.

– Ты бьешь как девчонка.

Кест перестал бинтовать мне ногу и сказал:

– Почти треть плащеносцев короля Пэлиса были женщинами. Многих из них ты сам обучил. По-твоему, они плохо дрались?

Всё так и есть, но в тот момент мне было не до семантики.

– Они дрались как разъяренные чертовы святые. А Брасти дерется как девчонка, – проворчал я, придерживая край бинта, пока Кест накладывал на рану еще один кусок ткани.

– Ну что, полагаю, теперь отправимся в Бэрн? – спросил Брасти.

Я поднялся. После перевязки нога болела гораздо меньше: теперь боль была не жгучей, а дергающей.

– Либо так, либо останемся здесь и поучим тебя, чтобы ты больше не дрался как девчонка.

– Фалькио, если ты еще раз это повторишь, я тебя сам ударю, – пообещал Кест.

– Это просто фраза такая. «Дерешься как девчонка». Все так говорят. Смешно же.

Он передал мне рапиру и сказал:

– Не смешно. Это звучит абсурдно.

– Смешно именно потому, что абсурдно, – упорствовал я.

Брасти хлопнул меня по плечу.

– Не обращай на него внимания, Фалькио. Он утратил чувство юмора в тот день, когда научился махать клинком.

Странно, но Брасти оказался абсолютно прав, хоть и сам не догадывался об этом.