Клинок предателя

УБИТЬ КОРОЛЯ

Я не могу рассказать, что именно случилось после того, как я нашел Алину в трактире. Помню лишь какие-то фрагменты, словно кусочки яичной скорлупы, которую пытаюсь сложить в своей памяти, но они все время принимают разную форму. Помню, что я долго стоял там. Кажется, даже похоронил ее на заднем дворе, но не уверен в этом.

Там еще был трактирщик – не помню, чтобы я говорил с ним, но запомнил его слова, и это странно. Он сказал, что пытался остановить их; причин не верить ему не было, кроме одной: он все еще оставался жив. Сказал, что его дочь тоже убили, когда она начала слишком громко кричать. Но тела его дочери в таверне не было. Я не уверен, убил ли трактирщика или нет. Трудно сказать. В конце концов, я собирался многих тогда убить. Кажется, я спросил его, где находится Араморский замок. Он сказал, что в четырех днях пути, если ехать верхом на юг. Лошади у меня не было, поэтому попасть туда оказалось непросто. Но я не думал ни о лошадях, ни о дороге. Я вообще ни о чем не думал, кроме того, что мне нужно попасть в замок и убить короля. А еще герцога, всех его людей и обязательно Фоста, того парня с топором. Но в первую очередь короля, а об остальных я точно не забуду.

Помню, из трактира я ушел ночью. У меня не было ни денег, ни лошади, и я просто зашагал на юг. Шел, наверное, не очень быстро, просто двигался. Шел и шел, а когда больше не мог идти, падал в придорожную канаву и засыпал. А потом снова шагал. Наверное, что-то ел, потому что четыре дня пути верхом – это двадцать дней пешком, но этого я тоже не помню. Кажется, раз или два на меня напали; я не мог терять время попусту, поэтому убил нападавших и продолжил путь. Я шел, должно быть, двадцать дней, но запомнились почему-то только ночи.

Иногда я видел Алину. Она говорила, что надо отдохнуть. Говорила, что герцог и его люди оставят нас в покое, если она раздвинет для них ноги еще раз, и тогда мы состаримся вместе и будем смеяться над всем, что случилось. История доказала, что она ошибалась, но я все равно посмеялся ее словам, чтобы вспомнить, каково это. Иногда Алина говорила мне, что если я убью кого-нибудь, то это все равно не вернет ее к жизни, а я спрашивал, будет ли она спать с герцогом на том свете. Не стоило такого произносить, но в тот момент мысли мои мешались, да и вообще все это происходило лишь в моем больном воображении.

Так я и шел. Наверное, я все-таки где-то повстречался с герцогом, потому что однажды обнаружил, что несу мешок, в котором лежит его голова. Я удивился, как мне удалось не столкнуться с его слугами: видимо, я нашел его в каком-то трактире и убил во сне. В те дни я стал невероятно хитрым.

Как-то раз одна старушка дала мне поесть. Я не знал, чем ей отплатить, и предложил голову герцога; она сказала, чтобы я положил ее обратно в мешок. Мы вышли в сад и вместе похоронили ее там. Старушка дала мне еще поесть и собрала провизии в дорогу.

Иногда я думаю: а было ли все это на самом деле? Вряд ли я мог встретиться с герцогом на Южной дороге, и уж тем более мне не удалось бы отрезать ему голову так, чтобы этого никто не заметил. Вообще-то я не очень часто убиваю людей, даже когда прихожу в ярость. А Алина… с тех пор она со мной не разговаривала, так что либо я все это придумал, либо сказал ей какую-то гадость, и она до сих пор на меня сердится.

Какое-то время я продолжал идти на юг в замок Арамор, где жил король. Иногда шел дождь, иногда нет. Особой разницы я не чувствовал. Я почти не разговаривал с теми, кто мне встречался, только с той старушкой – хотя в основном это она все время говорила. Полагаю, именно потому я так и не узнал, что к тому моменту, как я дошел до Араморского замка и начал медленно подниматься по тоннелю, куда сбрасывались останки животных и нечистоты, старый король уже умер. А если бы и узнал, то ничего бы не изменилось: не старый, так новый, какая разница, какого короля убивать.

Первое, что мне бросилось в глаза, – король совсем не такой крупный, каким я его запомнил. На самом деле он оказался довольно худосочным. И волосы у него выглядели совершенно по-другому. Волосы короля Греггора были седыми и очень короткими. А у этого парня из-под налезающей на уши короны во все стороны торчали пегие жиденькие волосишки. И пахло от него плохо. Учитывая, что большую часть дня я провел в узком каменном тоннеле, по которому отбросы и нечистоты из Араморского замка сливались в канаву, часть недостроенного рва, это что-то да значило.

Нет, парень весь был какой-то неправильный. Он стоял передо мной на коленях, меч мой лежал уже у него на шее, и спустя миг голове его предстояло отлететь и с мягким шлепком удариться о стену. Как же я хотел услышать этот приятный звук. Промокший до костей, полумертвый, я прошел много миль, мечтая об этом шлепке. Парень собирался что-то сказать, но закашлялся – я из вежливости решил немного подождать, потому что выглядел он хилым и сильно простуженным. Кроме того, я хотел, чтобы его голова отлетела в полной тишине.

Спустя пару минут он перестал кашлять.

– Не сочтешь ли неуместным, если я задам пару вопросов, прежде чем ты меня убьешь? – спросил он тоненьким сиплым голоском. Мне он показался спокойным и немного безумным, хотя судить об этом я не мог, потому что и сам в тот момент не слишком дружил с рассудком.

– Хочешь узнать, почему я собираюсь тебя убить? – спросил я.

– Нет, я и так это знаю, – сказал он. – Просто интересно, зачем меня привели сюда.

Вопрос поставил меня в тупик, да и времени было мало: очень скоро кто-нибудь мог обнаружить грязные следы, ведущие в королевские покои, и прийти за мной. Поэтому я решил просто отрубить ему голову и взять ее с собой, оставив обсуждение на потом.

– То есть я хотел сказать, – продолжил он, нарушив ход моих мыслей, – если отец собирался меня убить для того, чтобы королем стал Дергот, то зачем было приводить меня сюда?

– Ты болван, – ответил я. – Я собирался убить короля Греггора. Ты сидишь в его покоях с короной на голове. А у меня с собой клинок и мешок, в который старуха положила мне провизии в дорогу. Еду я уже съел, нужно же чем-то его наполнить, вот и…

– У тебя есть причины ненавидеть короля Греггора?

– Еще бы, – ответил я.

Я произнес речь, которую заготовил для короля, потому что придумывал ее много дней, пока шел сюда, и теперь мне казалось, что нельзя просто взять и промолчать. Рассказал о том, что король сотворил с Алиной и мной и что герцог, хоть он и заслуживал смерти, скорее всего, оставил бы нас в покое, если бы король не вмешался. Рассказал, что собираюсь теперь убить этого парня и никакой бог ему не поможет и не защитит; и что я позабочусь о том, чтобы его правление запомнилось лишь тем, что однажды ночью какой-то грязный крестьянин пробрался в покои короля и отрубил ему голову.

Я много раз повторял эту речь в дороге, короткую, как мне казалось, и неплохо продуманную, но на этом не остановился. Я рассказал этому странному парню о том, как шел сюда: и про дождь, и про то, что меня пытались убить, и про голову герцога, закопанную в саду старухи. Рассказал о том, каково это – перестать быть человеком, и о том, как я шел по тоннелю по колено в дерьме, чтобы убить мерзавца, который заслуживал смерти больше, чем любой на этой земле, но узнал, что его заменили хлюпиком, несущим полную чушь.

Пока я все это говорил, он стоял на коленях и внимательно слушал. А когда я закончил, он спросил:

– Ты все еще собираешься убить меня?

Я немного подумал и честно ответил:

– Ни о чем другом я сейчас думать не могу.

– Можно я сначала расскажу тебе, кто я такой? – спросил он.

– Если я выслушаю тебя, ты пообещаешь мне замолчать, чтобы я услышал, как твоя голова шмякнется об стенку?

Немного подумав, хлюпик сказал:

– Договорились.

– Так как тебя зовут? – спросил я.

– Пэлис. Пэлис Ничтожный, двадцати двух лет от роду, сын и самое большое разочарование короля Греггора и королевы Йесы. Признан слабым телом и духом, поэтому по королевскому указу мне было отказано в праве первородства, а наследником престола стал мой трехлетний брат Дергот, который, как выяснилось, вчера остался без присмотра и случайно выпал из окна спустя два часа после смерти короля.

Хлюпик снова начал кашлять, и я подумал, будет ли кашлять его голова, уже отделенная от тела. Чуть погодя он отдышался и продолжил:

– Три года с того дня, как отцу удалось вытащить из утробы моей мачехи нового сына, он держал меня запертым в башне, без тепла и практически без еды, пил я лишь ту воду, что стекала по стенам сквозь прохудившуюся крышу. Он ждал, пока я сам околею, потому что ему не понравились мои слова. Но отец боялся, что святые проклянут его, если он посмеет пролить королевскую кровь.

Ты не первый человек, чью жизнь разрушил король Греггор. Говоришь, что горе твое больше моего, и я принимаю это. Хочешь, чтобы его правление забыли? Отвечаю тебе: я с тобой. Я провел каждый день своей жизни, мечтая – нет, не просто мечтая, а планируя – избавить мир от невежественной руки моего отца. Хочешь разрушить его королевство? Тогда еще раз повторю, я с тобой!

«Я с тобой». Впервые в жизни кто-то хотел последовать за мной, и это сказал король. Я размышлял о его словах и о том, что же мне делать дальше; что-то даже ответил ему, но не помню, что именно, потому что в этот миг мне в спину вонзилась стрела.

Я очнулся от непривычного звука и сперва подумал, что это шьет моя матушка. Обычно она штопала крепкой большой иглой и суровой ниткой: игла мягко протыкала ткань, и тут же следом шелестела нить. Меня захватили воспоминания, но даже сквозь туман в голове я понял, что матушка моя несколько лет как умерла. А сейчас мне двадцать один, и я попытался убить короля.

– Можешь открыть глаза, – послышался женский голос. Я послушался и увидел пожилую женщину, сидевшую у моей постели; она вышивала золотом по синему.

– Я вас уже и раньше видел, – сказал я.

Она кивнула, не отрываясь от работы.

– В домике у Южной дороги. Мы… закопали голову в вашем саду…

Она хмыкнула.

– Лучше не вспоминать об этом.

Я огляделся. Комната походила на ту, в которой я пытался убить короля. Вернее, это была именно та самая комната.

– Я в его комнате, – удивленно сообщил я старухе.

– Слуги сказали, что он не позволил переносить тебя. Боялся, что ты не выживешь с такими ранами.

– Арбалетный болт. Попал мне в спину, – глупо сказал я.

– Болт? Святые угодники, сынок, когда тебя нашли, в тебе была по крайней мере дюжина кровоточащих загнивших ран. Думаю, ты выжил лишь для того, чтобы все узнали, с каким богом ты заключил сделку.

Со Смертью. Любовь покинула меня, поэтому я заключил сделку со Смертью.

– Ты портниха? – спросил я.

Она наморщила нос.

– Портнихами называют тех, кто делает платье, сынок. Я – Швея. Последняя настоящая Швея.

Я подумал, что невежливо будет, если я скажу, что в каждом городе мира есть как минимум дюжина швей.

– Пусть будет швея. А что ты здесь делаешь? – спросил я.

Она даже не взглянула на меня.

– Хорошая Швея знает, куда ведет нить. После того как ты ушел, я долго думала и решила, что мое искусство может понадобиться здесь.

– Неужели у короля нет своих швей?

Она поглядела на меня как на идиота. Что весьма справедливо, как я полагаю.

– Я же сказала тебе, сынок: кроме меня, Швей не осталось. К тому же никто больше не знает, как сделать то, над чем я тружусь.

– И что это?

Кто-то постучал в дверь; я подумал, что старуха ответит, но она продолжила работу. Спустя миг стук повторился.

– Это твоя опочивальня, – крикнула старуха. – Какого еще разрешения ты, черт возьми, ждешь?

Дверь открылась, и в комнату вошел тот самый хлюпик – король, как я понял.

– Ах, если бы все мои подданные проявляли ко мне такое же почтение, – весело сказал он. – Большинство их тех, кого я встречал, мечтают меня убить.

Он умылся и принял ванну и теперь казался больше похожим на короля. Похоже, его даже слегка откормили. От этой мысли я окончательно проснулся.

– Сколько я пролежал без сознания? – спросил я.

– Ты находился между жизнью и смертью двенадцать дней, – ответил король.

– Двенадцать дней? Как же так?

Он кашлянул, подошел и сел на край постели: я был поражен его неучтивостью, но вовремя вспомнил, что вообще-то это его постель.

– Ты находился в объятиях Смерти, помнишь? Только святые знают, сколько дней ты провел без сна и еды.

Разговор начал меня раздражать, и я понял, что с головой у меня еще до сих пор не всё в порядке.

– Почему же я не умер от голода, если был без сознания целых двенадцать дней?

– Лучше не спрашивай, – предупредила Швея. – Отвратительное зрелище. Палки и трубки из ткани.

Король пропустил ее слова мимо ушей.

– Не беспокойся, мой странный друг. О тебе заботились как нельзя лучше.

Швея хмыкнула, но король продолжил:

– Я сам ухаживал за тобой с помощью королевских лекарей. Трудно в такое поверить.

– Ты ухаживал за мной? Мыл раны и менял простыни?

– И подтирал задницу, – веско добавила Швея.

– Что ж, – сказал король. – Это лишь справедливо. В конце концов, мой человек выстрелил тебе в спину, так что все по-честному. Знаешь ли, в мире должна царить справедливость.

В мире должна царить справедливость. Я расхохотался, думая обо всем, что произошло, всё смеялся и смеялся, а затем вдруг смех превратился во что-то другое: я принялся всхлипывать, из глаз хлынули слезы – клянусь, я бы мог утонуть в них, потому что никак не мог остановиться.

Король шепнул что-то на ухо Швее, она встала и вышла из комнаты, а он сделал нечто очень странное. Наклонился и взял меня обеими руками за голову, как поступала Алина, когда хотела, чтобы я ее выслушал, – как она сделала в тот день.

Король произнес:

– Мудрец сказал бы тебе, что ее уже нет, друг мой, что ты должен ее отпустить, потому что ее уже не вернуть. Но я не мудрец – по крайней мере, еще им не стал. Поэтому обещаю, что верну ее; клянусь тебе, мой друг, что однажды король найдет способ повлиять на богов и святых и вернет ее тебе. Говорят, что люди умирают в одиночку, но я нарушу этот закон, если потребуется. – Он отпустил мою голову и уронил руки. Закашлялся, утерся. – Но это случится не сегодня. Сегодня мне нужна твоя помощь. Я должен изменить мир, потому что в таком виде он долго не просуществует. Я смогу это сделать, глубоко в сердце убежден, что смогу, только мне нужны такие люди, как ты. Мне нужны те, кто сможет пройти двадцать дней и ночей через любой ад, чтобы драться за справедливость, как ты. Не только ради себя, но ради других. – Его слова повисли в тишине, а потом он добавил: – Однажды я приведу тебя к твоей жене, но сегодня должен принести своему народу справедливость.

Он откинулся назад, сгорбленный, слабый, тощий человек, которого я чуть не убил. Я больше не плакал, хотя знал, что слезы еще не иссякли. Этот мелкий король безумен, так же как и я, но ничего другого нам не осталось. Я знал, что он говорит правду. Даже богам, какими бы никчемными и слабыми они ни были, скоро надоест терпеть мир, которым правят король Греггор и герцог Йеред.

– Я не готов, – сказал я.

– Тебе придется. Пора начинать.

Я едва не захлебнулся собственной слюной. Как ответить, когда у тебя отобрали последнее?

– И как это начнется? – спросил я.

На лице короля появилась слабая, едва заметная улыбка. И лишь намного позже я понял, что это была самая характерная его черта.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Фалькио. Фалькио валь Монд.

– Фалькио, когда ты был маленьким, тебе рассказывали о плащеносцах?