Клуб любителей фантастики, 2018

В шаговой доступности
Андрей АНИСИМОВ

техника — молодежи || № 12 (1028) 2018　

Толмачев ударил в последний раз по обшивке кувалдой и со вздохом облегчения опустил тяжеленный инструмент наземь. От махания этой штуковиной у него ныли руки, а в ушах звенело, но своего он все же добился: теперь этот участок кормы выглядел куда более сносно, хотя его и испещряли бесчисленные следы правки. Оставалось только заварить швы и трещины, и на обшивке можно было поставить точку.

— Нс корабль, а мятая пивная банка, — заметил Толмачев, критически рассматривая плоды своих трудов. — Однако ладно. Лишь бы держалось… Он отставил кувалду в сторону, отер со лба пот и уселся прямо на каменистую почву, устало опершись спиной о корабельный корпус, оказавшись, таким образом, лицом к лицу с целой дюжиной артаонов, сидящих полукругом и молча взирающих на его потуги.

— Если б не сработала «подушка», от кормы вообще остались бы одни лохмотья, — заявил он своим молчаливым зрителям. — Целостность обшивки — первостепенная вещь на корабле. Даже там, где, казалось бы, от этого ничего не зависит. Не люблю, знаете ли, когда по кораблю гуляют сквозняки. Я от этого плохо сплю. Хе-хе.

— Хороший способ отпугивать демонов расщелин, — заметил один из аборигенов по имени Фелаг. — Готов поспорить, что от этого грохота они забились на самое дно своих нор.

— Духи этого валуна получили хорошую взбучку, — проговорил, в свою очередь, Борх. — Теперь они будут послушными.

Толмачев покачал головой.

— Борх, я тысячу раз говорил тебе, что внутри нет никаких духов и демонов. Там только механизмы, которые приводят его в движение. Вот подлатаю его, тогда увидите.

— Вот как? А я думал, это произойдет сейчас. Ты так его лупил, что те… механизмы, которые в нем живут, просто обязаны были сдвинуть его с места.

— Там никто не живет. Он неживой. Железо…

— Тогда я не понимаю. — искренне признался Борх. — Как неживая вещь способна двигаться?

Толмачев спокойно поглядел на аборигена и неопределенно дернул плечами. Рассказывать и доказывать что-либо было совершенно бесполезно; он уже делал это десятки раз, так ничего и не добившись. Местные, не глупый, в общем-то, народ, никак не могли взять в толк, что двигаться способны не только существа из плоти и крови. Слово «механика» им было совершенно незнакомо. Как, впрочем, и слово «корабль». Они упорно именовали его валуном, тем более что никто из них не видел его приземления. Толмачев шлепнулся ночью, а по ночам местные поголовно прятались в своих китлу от демонов темноты. Увидев поутру разбитый разведывательный рейдер, они решили, что его вытолкнули из-под земли тамошние обитатели, хотя вид человека, вышедшего изнутри, артаонов почему-то нисколько не удивил.

Отдохнув, Толмачев снова взялся за дело. На смену кувалде появился портативный сварочный аппарат. Цепляя на пояс батарею. Толмачев предупредил:

— Сейчас будет очень яркий огонь. Так что лучше отвернитесь или закройте глаза.

— Ты собираешься жечь его огнем? — поинтересовался Борх и в изумлении вздыбил затылочные пластины. — О-о! Огонь заставит его быть сговорчивее.

— Не смотрите в мою сторону, — еще раз предостерег Толмачев, проигнорировав последнюю фразу, и надвинул на лицо защитную маску.

С трещинами и разошедшимися швами пришлось повозиться, но в целом справился с этой задачей он достаточно легко, израсходовав всего-то несколько электродов и энную часть заряда батареи. Выключив аппарат, он снял с лица маску, осмотрел получившиеся швы, поцокал языком и только после этого обернулся.

Понятное дело, никто из местных и не подумал отворачиваться, чтобы не пропустить такое зрелище, и все теперь сидели, растирая огромущими кулаками слезящиеся глаза.

— Прямо как солнце. — заметил Танак, самый старший из собравшихся. — Слепит.

— Я предупреждал. — отозвался Толмачев.

— Даже не шевельнулся. — разочарованно проговорил кто-то. — Упрямый дух…

Собрав весь оставшийся снаружи инструмент, Толмачев отнес его в корабль и вскоре вернулся, вытирая о комбинезон руки.

— Ну вот, с обшивкой закончено. — И взглянув в предзакатное небо, добавил: — На сегодня, думаю, достаточно. Это послужило своеобразным сигналом. Аборигены разом поднялись с каменистой земли и потянулись к невидимому за холмом поселку. Ростом они были под два с половиной метра, так что Толмачев чувствовал себя среди них пигмеем, попавшим в команду баскетболистов. Стараясь не отставать, он двинулся вслед за остальными, пристроившись к замыкающему шествие Борху.

— Так как насчет завтрашнего дня?

— Как условились. Завтра я иду за листьями, а ты идешь со мной. — ответил Борх.

— Это далеко?

Борх непонимающе посмотрел на землянина.

— Как обычно. — ответил он, махнув рукой куда-то на запал. — Там.

— Странно, — проговорил Толмачев, решив не спрашивать, сколько это «как обычно» в шагах или часах пути, — я был в той стороне неделю назад и не нашел ни одного дерева или куста, на котором могли бы расти такие листья. Только песок да каменная крошка…

— Значит, ты попал не в то место, — сказал на это Борх. — Они там есть. Вот увидишь.

В поселке уже готовились к ночи, туша наружные очаги, и внося драгоценный огонь внутрь своих китлу — больших округлых жилищах вроде монгольских юрт или чукотских яранг, — чтобы огонь не украли демоны мрака и не навредили им поселянам. У входа в китлу, которое отвели Толмачеву, тоже был очаг, и, судя по остаткам дымящихся головешек, чья-то заботливая рука совсем недавно погасила его, перенеся огонь внутрь, на фитиль объемистого алебастрового светильника. Кроме этого, внутри обнаружились сосуд со свежей водой и плошка с мясом юку — небольшой крылатой ящерицы. Все как обычно. Задернув полог, Толмачев отнес еду поближе к толстенной циновке, заменяющей постель, вылил немного воды себе на руки, потом уселся на циновку и принялся за еду, поглядывая на стены своего китлу. освещенные дрожащим слабым светом каменной лампы.

Ничего неординарного в этом, в общем-то примитивном, сооружении не было, однако для мира, где, кроме карликовой чахлой растительности. медного зверья и камней, ничего не было, выглядело оно не совсем обычно.

Каркас китлу составляли огромные дугообразные, как слоновьи бивни, кости каких-то огромных животных, которых за месяц жизни на этой планете Толмачев не видел ни разу и про которые даже сами аборигены не могли сказать ничего определенного. Это мы берем там, отвечали они на все расспросы, указывая куда-то то на юг, то на юго-восток. И это была не единственная странность. Каркас был покрыт не менее огромными листьями красноватого оттенка и, судя по их размерам, растение, которое имело такие листья, должно было быть поистине исполинским. Ничего похожего тут Толмачев также не встречал. Брали их где-то в другом месте, также не уточняя где именно. Остальное добро, которое они использовали в обиходе, было под стать жилищам, вплоть до дров. Для приготовления пищи и прочих нужд их требовалось куда больше, чем могли дать низкорослые кустарники, что росли по склонам окружающих поселок холмов. Тем не менее с топливом у местных никаких проблем не было. Каждое утро они откуда-то приносили целые охапки хвороста, распределяя его потом между китлу. Где его набирали, также оставалось загадкой. Занятый по большей степени ремонтом своей покореженной посудины и преодолением языкового барьера. Толмачев не спешил выяснять эти странности, ограничиваясь вопросами, однако настал момент, когда он решил восполнить этот пробел и выяснить, откуда берется это необъяснимое изобилие всякого добра на столь скудной планете.

Покончив с мясом, Толмачев выпил воды, потом стянул с себя ботинки. Спал он одетым, в комбинезоне и уже успел привыкнуть к такому полупоходному образу жизни. Конечно, он мог бы ночевать и в корабле, однако не стоило пренебрегать жестом дружелюбия, когда ему предложили отдельное жилище в поселке. Бог с ними, с неудобствами, зато у него наладились хорошие отношения с поселянами, которые оказались удивительно добрым народцем. Если не считать самой аварии, ему здорово повезло, что он попал сюда.

Вытянувшись на мягкой циновке, он долго смотрел на мигающий огонек светильника, заправленный маслом, выжатым из неведомых плодов, которые невесть на чем росли, и не заметил, как уснул.

Утро следующего дня выдалось серенькое, но Борх, поджидавший Толмачева у входа в свое китлу, заявил, что день прекрасный. По здешним меркам ясная погода считалась мерзкой, пасмурная — замечательной, а если начинался дождь, он вызывал всеобщее ликование. Толмачев вполне разделял вкусы местных: под палящим солнцем, среди каменной пустыни, было, мягко говоря, неуютно, а после осадков она полностью преображалась, покрываясь свежей растительностью и редкими крошечными цветами. Да и в воздухе становилось поменьше пыли.

К удивлению Толмачева, выходя из поселка, Борх повернул не на запад, куда указывал вчера, а в другую сторону.

— Конечно, — невозмутимо ответил на это абориген. — То место было там вчера вечером, а сегодня утром надо идти в другую сторону.

Толмачев недоуменно поглядел на своего провожатого.

— Что-то я не понимаю, оно что, блуждает, что ли?

— Каждый раз надо заходить с другой стороны, — неопределенно проговорил Борх.

— В разное время суток, ты имеешь в виду?

— Да.

— Чудно. В первый раз иду за чем-то куда-то, что ведет себя таким странным… — говоря это. Толмачев повернулся к своему спутнику и тут неожиданно обнаружил, что идет совершенно один. Борх, еще секунду назад шагавший рядом, куда-то пропал. Остановившись, Толмачев завертел головой, однако спрятаться здесь было совершенно некуда: кругом расстилались бескрайние каменные россыпи, а до ближайших китлу было не меньше полусотни метров. Совершенно сбитый с толку, Толмачев поглядел вверх, но там увидел не больше, чем до этого: лишь серое небо, с крошечными точками парящих юку.

— Что за…

— Так ты идешь или будешь смотреть на эту мелюзгу? — раздалось рядом.

Толмачев вздрогнул от неожиданности, обалдело уставившись на столь же внезапно возникшего рядом Борха.

— Откуда ты взялся?

— Ты разве не видел лаз? — вопросом на вопрос ответил Борх.

— Не видел чего?

— Аарх! — выдохнул Борх и сграбастал ладонь Толмачева своей огромной шестипалой лапой. Потом шагнул вперед и потянул его за собой. Толмачев невольно шагнул следом и едва не уткнулся лицом в куст. Отстранившись от колючих красноватых веток, он скользнул вокруг себя взглядом, недоумевая, откуда тут вдруг взялся этот куст, и обомлел.

Секунду назад вокруг были только камни да редкая, выгоревшая на солнце трава, но сделав всего один шаг, он внезапно очутился среди пышного луга, того же красноватого оттенка, над которым пылали багряные небеса и в которых плыло совсем уж невероятное, овальное, как дыня, солнце. Поодаль виднелось гороподобное растение, увешанное знакомыми уже листьями-парусами.

— Что… Где… — заикаясь пролепетал Толмачев, очумело вертя головой.

— Это называется Место Где Мы Берем Листья, — терпеливо объяснил Борх.

— Но это же другая планета!

— Другое место, да. — Слово «планета» Борху, также ни о чем не говорило, как многие другие, принесенные сюда человеком.

— Невероятно! — Толмачев провел рукой по веткам и снова огляделся. — Как это получилось?

— Я выбрал лаз и прошел через него. Просто.

— Что б меня… — выдохнул Толмачев. — Ничего себе — просто! Вы ходите с планеты на планету, как из комнаты в комнату! Борх, ты не представляешь, какие между этими местами расстояния! Световые годы, миллиарды миллиардов километров!

— Один шаг — просто ответил на это Борх. — Надо дойти до ближайшего нужного лаза и сделать шаг. Не так уж и далеко.

— Да. — каким-то упавшим голосом повторил Толмачев. — Всего один шаг. Он посмотрел на огромное дерево, и, словно разговаривая сам с собой, сказал:

— Так вот, значит, откуда у вас все…

— Здесь только листья. — ответил Борх. — Основу для китлу мы берем в другом месте, там много воды, среди которой клочки земли. Пластины для стрел, в месте, где холодно, а солнце большое, и очень красное. А там, где растет длинное растение для циновок и корзин, наоборот — солнце совсем крошечное, но нестерпимо горячее, и еще там дурной воздух, им почти нельзя дышать…

— Невероятно, — повторил Толмачев. — Сколько же миров, то есть, мест, ты видел?

— Очень много. Не хватит пальцев на руках и ногах всех наших, чтобы сосчитать.

— И в каждое ведет свой лаз?

— Иногда и не по одному. — Борх посмотрел сверху вниз на растерянного Толмачева. — Разве ты и твой народ не ходите через лазы?

Толмачев отрицательно помотал головой.

— Нет. Мы даже и не знали, что они существуют. То есть, подозревали о их существовании, но никто никогда гак и не нашел ни одного. Гиперпространственный переход… Один шаг — и ты в другом мире… Господи, а мы-то ползаем по галактике в своих стальных пузырях и считаем себя покорителями Вселенной. А вы давно уже покорили ее. — Толмачев снова помотал головой. — Если б я мог так делать, разве я стал бы возиться со своей битой посудиной…

— Я понял — вдруг рассмеялся Борх. — Так значит этот дух, который заключен в твоем валуне, выходит, это он носит тебя с места на место?

— Да. — ответил Толмачев. — По-другому мы не умеем.

— Поэтому ты и истязал его, заставляя повиноваться! Аарх! — Продолжая смеяться Борх «выдернул» Толмачева с красной планеты обратно, в серый каменный мир артаонов, а затем повернул человека к восходящему солнцу и. упершись в его спину всей своей пятерней, толкнул его в эту сторону.

Толчок едва не свалил его с ног. Пытаясь сохранить равновесие, Толмачев прыгнул вперед, во второй раз за последние четверть часа испытав потрясение.

Он снова стоял в густой граве, но теперь трава была привычно зеленой, кроме того, вокруг росли еще и деревья. Нс узнать их было невозможно. как и серое ровное пространство, видневшееся вдали, заставленное серебристыми корпусами кораблей. Посадочная площадка.

Там что-то двигалось, и. присмотревшись. Толмачев разглядел крошечные человеческие фигурки, переходящие от корабля к кораблю.

Толмачев оглянулся, однако за спиной был тот же обычный земной пейзаж, освещенный родным земным солнцем. Борх и его мир исчезли. Проглотив ком в горле, Толмачев сделал осторожный шажок, точно шел не но твердой почве, а по топкому болоту, за ним второй, третий… Все еще терзаясь сомнениями, он опустил в траву руки, вырвал пучок травы и тут же бросил его. Трава была настоящая, солнце грело, а налетевший порыв ветра принес с собой аромат полыни и бесконечно далекий рокот мотора. Эго и впрямь была Земля, вне всякого сомнения.

Так они знали про Землю, догадался Толмачев, и эта мысль потрясла его не меньше, чем все остальное. И они уже видели людей. Потому и не удивились ему…

А возможно и люди уже видели их, подумалось ему следом. Боги и чудища древних религий, персонажи сказок и мифов, йети, энлонавты и прочая живая аномальщина… Не исключено, что именно за них и принимали артаонов, не подозревая, что это просто космические пешеходы. Дикари-собиратели и охотники, наделенные особой способностью находить короткие пути сквозь бездны космоса и ходить по этим, проложенным кем-то вне пространства и времени тропам. Интересно, а что они брали здесь, на Земле?

Пугаясь в высокой траве, он пошел к площадке, совершенно оглушенный бешено колотящимся сердцем, все убыстряя и убыстряя шаг.

Через минуту он уже бежал. ^ТМ