Клятва Люка Болдуина

– Сверьте часы. Через 5 минут 30 секунд наступит время «Ч», – сказал Тэд, глядя на свои швейцарские часы.

На них, кроме циферблата и обычных стрелок, был ещё секундомер и два маленьких диска. Эти часы привёз из

Германии и подарил Тэду в день рождения его братлётчик.

Разведка донесла, что в час «Ч» отряд Топпи при поддержке танка появится на улице Эбби Лейн. Наша задача заключалась в том, чтобы отбить танковую атаку и преградить путь Топпи и его армии на школьный двор. Тэд тщательно разработал план операции. По обеим сторонам дороги устроили засаду: одну фальшивую, другую настоящую.

– Топпи наверняка думает, – сказал Тэд, – что мы устроим ему засаду в Месте происшествия. Мы так и сделаем.

Восемь человек спрячутся в развалинах и, как только я дам сигнал, откроют огонь по танку. Их задача будет заключаться в том, чтобы отвлечь внимание экипажа танка и сопровождающей группы от главной атаки. Джордж, ты возьмёшь троих ребят и…

– Главная атака, а всего три человека – так не бывает, –

перебил его Ник.

Ник часто говорил невпопад. С того дня как в Оттербери упала бомба, Ник вроде бы немного рехнулся. При бомбёжке погибли его родители, а самого Ника насилу откопали из-под обломков. Так что никто не удивлялся, если он вдруг задавал нелепые вопросы. Мы любили Ника. В

конце концов, не у всякого хватило бы духу играть на том месте, где погибли его родители. Поэтому Тэд принялся терпеливо объяснять Нику весь план:

– Цель этой атаки – уничтожить танк, поэтому я считаю её главной. Мы произведём обманный манёвр силой, чтобы отвлечь внимание противника.

– Манёвр силой, персидская кобыла, земляничное мыло, – передразнил Тэда Чарли Мазуэлл.

– Рядовой Мазуэлл, молчать! – приказал Тэд.

Тэд не такой силач, как Топпи, но если он говорит «молчать», никто ему не перечит.

– Джордж, – продолжал Тэд, обращаясь ко мне (я его первый заместитель), – возьми троих ребят, захватите липучие гранаты и спрячьтесь во дворе у Скиннера.

Я похолодел от ужаса. Двор Скиннера расположен как раз напротив Места происшествия, на другой стороне дороги, по которой должен пройти вражеский танк. За тяжё-

лыми двустворчатыми воротами у Скиннера не то склад,

не то мастерская. Лучшего места для засады не придумаешь. Там мы были бы в полной безопасности и сквозь щель в заборе могли бы наблюдать за всем происходящим на улице. Единственное, что нас останавливало – это сам

Скиннер. Один вид его внушал нам ужас. Это настоящий громила с небритым лицом и маленькими злобными глазками. Однажды двое мальчишек заключили пари, что заберутся в его мастерскую. Услышав шорох, Скиннер схватил верёвку и кинулся на ребят. Он прогнал их со двора и гнался за ними по улице, стегая изо всех сил. Они еле ноги унесли. Вот каков этот Скиннер.

– Послушай… – хотел я было возразить Тэду.

Но он перебил меня:

– Не беспокойся. Наша разведка донесла, что утром

Скиннер сел в грузовик и уехал. А перед отъездом сказал какому-то парню, что не вернётся до вечера. Ворота мастерской не заперты, а только закрыты на засов. Можно перелезть через забор и отодвинуть засов.

Да, ничего не скажешь. У Тэда котелок варит. Он отдал ещё кое-какие указания, а потом предложил сверить часы. Для этого большинству из нас пришлось обернуться и посмотреть на маячащую над крышами городка церковную колокольню – своих часов почти ни у кого не было.

Тут мы заметили Джонни Шарпа и Бородавку. Они околачивались поблизости, обмениваясь насмешливыми замечаниями в наш адрес.

Сейчас опишу этих типов.

Между прочим, хочу заметить, что я лично всегда пропускаю те места в романах, где говорится: «Лицо у него было суровое и в то же время нежное, нос – с красиво изогнутыми ноздрями». Или: «Её сияющие глаза были, как большее влажные озёра, губы алые, как гранат»… Для меня такие слова – пустой звук. Ведь прочитав это, вы так ничего и не узнаете про героев. И всё же я должен дать точный портрет Джонни Шарпа и Бородавки. Это очень важно, как вы сами потом увидите.

На макушке у Джонни Шарпа серая фетровая шляпа с загнутыми вниз полями. У Шарпа лисье лицо – узкие глазки, длинный нос и большой рот с тонкими губами; он часто ухмылялся, обнажая гнилые зубы и золотую коронку в верхней челюсти. Ходил он в ярком клетчатом пальто с ватными плечами и повязывал безобразные галстуки с крикливым рисунком, как на занавесках в гостиных. На правой руке блестели два кольца, и когда он говорил, то обычно размахивал этой рукой перед вашим носом. Он худой и какой-то вертлявый, как угорь или змея. Шарп всегда вёл себя нахально.

Бородавка, наоборот, парень застенчивый. У него круглое одутловатое лицо, и когда он разговаривал, не смотрел вам в глаза. Бородавка никогда не напяливал шляпы. Волосы его блестели от бриолина, но на макушке всегда торчал вихор. Носил Бородавка спортивный голубой пиджак с двумя разрезами позади и грязные зеленовато-серые фланелевые брюки, которые свисали на стоптанные башмаки.

Вид у Бородавки был всегда неряшливый. Вообще-то его имя было Джордж Сидз, но все звали его Бородавкой, потому что на правой щеке у него была огромная бородавка, и из неё росли волосы. Шарп и Бородавка всегда появлялись вместе. Бородавка жил в Оттербери всю жизнь, а

Джонни Шарп приехал в город только в конце войны. Оба уклонились от военной службы, то ли из-за больного сердца, то ли ещё по какой причине.

Очевидно, они нигде не работали, вечно шатались по улицам и лезли не в свои дела.

Вот и в это утра они появились в Месте происшествия, где мы все собрались.

– А, ребятки, всё играете, героев из себя корчите, – обратился к нам Джонни Шарп.

Тэд покраснел. Чарли Мазуэлл сказал:

– А вы, пижоны несчастные, всё по улицам шляетесь! – и тут же юркнул за кучу мусора.

Но Шарп и Бородавка не побежали за ним. Бородавка, конечно, разозлился, но Шарп только ухмыльнулся, обнажив дёсны, и, заломив шляпу набекрень, пошёл прочь. Он как будто гордился тем, что его обозвали пижоном. Бородавка потащился за ним.

Пройдя ярдов сто по улице, они остановились, прислонившись к стене полуразрушенного дома.

Их присутствие могло нам помешать. Ведь они могут не пустить нас во двор Скиннера. Но Тэд послал одного из ребят отвлечь их внимание, и пока гонец разговаривал с этими типами о всякой всячине, я со своим звеном перелез через ворота. Со мной пошли Чарли, Ник и маленький

Уэкли. Я захватил гранаты, сложенные в плотный бумажный пакет. Питер Батс, заместитель командира, сам изготовил их в школьном химическом кабинете. Гранаты эти совсем не опасные, они не взрываются и не загораются.

Но у них есть одно хорошее свойство: они здорово липнут. Их следовало бы назвать липучками. По правилам игры, чтобы вывести танк из строя, надо прилепить к его борту по меньшей мере две такие гранаты. Но бросать их нельзя. Это было бы слишком легко. Их полагается прилепить к вражескому танку руками. Часто мы отчаянно спорили, действительно ли граната была пришлёпнута к танку или её бросили с очень близкого расстояния. В таких случаях судья нам был просто необходим. Во время споров мы горячились, теряли терпение, и ко времени, о котором я пишу, отношения наших отрядов очень обострились.

До начала боя оставалось три минуты. Тэд скомандовал:

– Все по местам. Маскируйтесь!

Через минуту я выглянул на улицу. Сначала мне показалось, что Тэд и остальные ребята куда-то исчезли. Внимательно присмотревшись, я разглядел, что все они расположились за кучами мусора вокруг воронки. Из-за ворот торчали две головы и ствол деревянного ружья. Один мальчик спрятался за кустиком курослепа, проросшим над кучей обломков, другой забрался в бетонную трубу. Поверьте мне, ребята были превосходно замаскированы. Тэд зачем-то притащил мусорные ящики и поставил их посреди улицы.

В ожидании боя мы решили перекусить. Ребята достали завтраки, принесённые из дома.

– Эх, не было бы сейчас войны, ну и наелся бы я! –

размечтался маленький Уэкли, уписывая чёрствый хлеб. –

Начал бы с бутерброда с сардинами, потом слопал бы целую тарелку эклеров, а потом… потом запеканку с мясом и ещё закусил бы жареной картошкой с бобами… – А тебе чего хочется, Ник?

– Не знаю, – сказал Ник, – наверное, того же, что и тебе. – Он сидел на футбольном мяче, и вид у него был понурый. Ему не очень-то хорошо жилось у дяди с тёткой, которые взяли его к себе после смерти родителей. Ходили слухи, что Ника, даже не кормили досыта. Но, может, это просто сплетни.

– Ник, хочешь липучки? – предложил я.

– Нет уж, большое спасибо. Лучше я возьму футбольный мяч, привяжу его к верёвке и буду колотить их по голове мячом.

Я раздал гранаты остальным ребятам. До начала боя оставалось лишь полминуты. Сердце у меня бешено колотилось. На подумайте, что я трусил, нет, просто… я волновался. Ведь вся ответственность за успех боя лежала на мне. Я вспомнил, как Тэд предупреждал нас: «Не торопитесь выходить из засады. Выждите, пока не завяжется бой.

Не поступайте необдуманно. Иначе всё полетит к чёрту».

В этот момент я услышал, скрип колёс и подумал, что это танк проехал по Эбби Лейн мимо нас, вправо. Должно быть, скрипели приделанные к танку старые велосипедные ободы без шин. Танк, был совсем как настоящий, мы сделали его в школьной мастерской… Башня была из дерева, а бока выкрашены в маскировочный цвет. На башне был натянут кусок всамделишной маскировочной сетки, которую Тэд выклянчил у брата. Впереди вместо ствола орудия торчала половая щётка. В танке свободно умещались три человека: водитель, стрелок и командир.

Я снял автомат с предохранителя и выглянул на улицу.

Но вместо танка я увидел двух вражеских велосипедистов.

Очевидно, Топпи послал их, чтобы разведать, нет ли ловушек.

«Чёрт возьми, – подумал я. – Они сдвинут мусорные ящики и очистят танку путь».

Изо всех сил нажимая на педали, пригнувшись, велосипедисты промчались мимо нас, направляясь прямо к ящикам, словно собираясь их протаранить.

Из засады Тэд и ребята открыли ураганный огонь, но велосипедисты смело ехали под обстрелом. Казалось, они были заколдованы, и пули их не брали. Я уже решил, что всё потеряно, но вдруг распахнулись крышки ящиков, и оттуда, как ваньки-встаньки, появились две головы. Две длинные трости преградили велосипедистам путь. Ага, –

значит, Тэд посадил в ящик ребят. Ловко придумано! Велосипедисты, боясь, что трости попадут в спицы колёс или проткнут им животы, свернули в сторону. У одного из них, вероятно, были испорчены тормоза. Он стремительно пронёсся мимо ящиков – и не мог остановиться, пока не отъехал от них на расстояние не меньше 50 ярдов. Другой повернул направо, резко затормозил и, петляя, скачками стал двигаться к Месту происшествия. Наконец он свалился на кучу мусора, и на него прыгнул один из наших ребят. Итак, первая вылазка противника была отбита, но мы знали, что Топпи на этом не успокоится.

Вскоре появился танк в сопровождении трёх человек.

Они шли гуськом, нагнувшись, прижимаясь к его левому борту. Танк укрывал их от огня из засады Теда, но с нашей стороны они были открыты для обстрела.

Проехав ярдов десять, танк остановился. Стрелок открыл лихорадочный огонь по засаде Тэда. В этот момент я увидел, что Топпи и ещё трое крадутся к воронке от бомбы, окружая отряд Тэда с тыла, а Тэд с ребятами так увлёкся боем, что не замечает опасности. Положение с каждой минутой становилось всё тревожнее. Если Топпи удастся напасть с тыла, то Тэд окажется запертым в клещах между отрядом, охранявшим танк, и вражеской пехотой. А

я не мог даже крикнуть, чтобы предупредить Тэда, – этим я бы выдал себя и сорвал план внезапного нападения.

Мне предстояло принять очень важнее решение: напасть ли на танк тут же, немедля, или подождать, пока вражеские солдаты, залёгшие между танком и моей засадой, выйдут из укрытия.

Мы вполне справились бы с троими и завладели бы танком, но шестерых нам не одолеть, поэтому я решил пока не обнаруживать себя. Это было чертовски трудно: Чарли тяжело дышал мне в затылок, а маленький Уэкли всё время порывался проскользнуть у меня между ног, чтобы посмотреть, что происходит.

Когда наконец я решился выйти, случилось непредвиденное. Прун запустил куском кирпича в Тэда, хотя по правилам игры категорически запрещалось швырять камни друг в друга. Их можно было бросать только в танк.

Конечно же, только Прун мог нарушить приёмы цивилизованного ведения войны. Прун неприятный тип, поверьте мне. Он был в команде Топпи, и я сам видел, как он схватил обломок кирпича и швырнул его. Кирпич угодил Тэду в плечо. Вообще Тэд – спокойный парень. Но иногда он становится просто бешеным, как это было на школьных соревнованиях по боксу. Его противником был Топпи, Тэд проигрывал, и в последнем раунде он буквально озверел.

Вот и на сей раз с ним случилось то же самое. Он отдал приказание, чтобы двое ребят вместе с ним атаковали группу Топпи. Потом дал три коротких свистка – это был сигнал атаки, и помчался к Пруну со скоростью пожарной машины.

Я понял, что настал мой черёд выходить из засады. Когда охрана танка бросилась наперерез Тэду, мы проскользнули через скиннеровские ворота и ринулись вперёд, не встречая на своём пути никакого сопротивления, если не считать вражеского велосипедиста, того самого, у которого отказали тормоза. Он был совсем ещё сопляк и наблюдал за тем, что происходит, издалека. От волнения он пританцовывал на месте, как это делают дети. Однако, увидав, что я и мои ребята устремились к танку, он сел на велосипед и что есть духу помчался наперерез нам.

Должен признаться, это был отважный поступок, но безрассудный. Мы увернулись от него, а я ещё и подтолкнул его сзади. Он так и ехал быстро, а тут со свистом пронёсся по улице, свернул за угол и исчез за поворотом. В

это время Чарли и маленький Уэкли прилепили гранаты к обоим бортам танка, по две на каждый борт, а Уэкли даже ухитрился влезть в танк и прилепить одну гранату в кабине. Пять гранат – это рекорд. Потом мы с Ником взобрались на башню и следили за сражением с этого великолепного наблюдательного пункта!

В Месте происшествия завязался яростный бой. Дрались врукопашную. Оружие побросали все ребята, кроме двоих, скрестивших шпаги на куче мусора. Воздух оглашали крики раненых и умирающих. Я увидел, как Тэд нокаутировал Пруна, и тот, споткнувшись о ржавую канализационную трубу, упал на спину.

Тут Топпи дал свисток, и его войска, оставив раненых, побежали к танку. В пылу сражения враг не заметил, что танк захвачен, и когда Топпи и его солдаты примчались к танку, Ник наклонился и стал колотить их по головам футбольным мячом, выкрикивая: «Убиты, убиты, убиты!»

Так ему удалось уничтожить четверых, а пятым оказался сам Топпи.

– Эй, вы! Это не по правилам! – завопил Топпи.

– Лежать! – приказал я. – Ты ведь убит.

– Танк уничтожен, – объявил Чарли. – Мы прилепили к нему пять гранат, честное слово!

– Вот как? – удивился Топпи, осмотрев борта и дно танка. – Здорово! От пяти гранат танк должен взорваться и разлететься вдребезги, а вместе с ним и вы, дураки несчастные! Поэтому Ник никого не мог убить. Значит, я не убит.

Представляете, какой тут поднялся спор! Обе армии, столпившись вокруг танка, кричали друг на друга до хрипоты. Теперь, выступая в роли беспристрастного историка, я должен признать, что Топпи был прав, но тогда, конечно, я ему возражал.

Тэд, подойдя вплотную к Топпи, так, что носы их почти соприкасались, произнёс:

– Ты ведь не будешь отрицать, что мы уничтожили танк, а это главное. Поэтому мы победили.

Но тут прозвенел звонок. Я уселся в танк и, нажимая на педали, покатил по улице, несколько ребят толкали танк сзади. Остальные убежали вперёд, передавая друг другу мяч Ника. Танк с грохотом въехал в школьные ворота, и в тот же миг раздался звон разбитого стекла. Кто-то поддал мяч ногой и угодил в окно класса, расположенного рядом с кабинетом директора.

II. РАЗБИТОЕ ОКНО

На какое-то мгновение все застыли от ужаса, потом бросились в разные стороны и попрятались кто куда, словно по сигналу воздушной тревога. И когда через десять секунд на крыльце появился директор, во дворе уже никого не было. Ник, Тэд, я и ещё несколько ребят укрылись в сарае. Директор подошёл к разбитому окну, потом повернулся и сказал, обращаясь к пустому двору:

– Тот, кто разбил стекло, должен немедленно выйти.

Мёртвая тишина. Я и сам не знал, кто это сделал. Как ни стыдно в этом сознаться, но про себя я порадовался, что окно разбил не я.

Директор повторил приказание. Ник медленно направился к двери, но Тэд схватил его за руку и оттащил назад.

– Если тот, кто разбил окно, не признается, я отменю каникулы, – сказал директор твёрдо, не повышая голоса.

Ник опять приподнялся, и на этот раз Тэд не удержал его. Опустив голову, он медленно шёл по двору, как уходит с поля вратарь, пропустивший решающий гол. Ребята вышли из укрытий и столпились за спиной у Ника.

– Так это ты разбил окно?

– Да, сэр, – сказал Ник.

Директор хотел было напустить на себя грозный вид и произнести назидательную речь, но, посмотрев на Ника повнимательнее, очевидно, раздумал.

– Как это случилось?

– Я ударил по мячу и случайно попал в окно, сэр.

– Гм… Охотно верю, что ты это сделал не нарочно.

Однако за последнее время школа сильно пострадала от драк и поломок. – Директор сурово посмотрел на нас. –

Что же, Уэйтс, тебе придётся заплатить за новое стекло.

Бедный Ник совсем скис, и вид у него был как у подбитого щенка.

– Но, сэр, у меня нет денег, – сказал он.

– Поэтому стоило хорошенько подумать, прежде чем бить стёкла, – ответил директор. – Даю тебе неделю срока.

Пусть твои родители, вернее, опекуны внесут эту сумму из денег, которые дают тебе на мелкие расходы. А теперь –

все на занятия.

По странному совпадению следующий урок был как раз в том классе, где Ник разбил окно. Это был урок арифметики. Учителя звали мистер Робертсон.

– Ну и ну, как же всё это произошло? – спросил он, входя в класс.

– Уэйтс разбил окно футбольным мячом, – выскочил

Прун. – И директор приказал ему возместить убытки. Это влетит в копеечку, не правда ли, сэр?

– Что же, Прун, если ты так сочувствуешь Уэйтсу, возьми-ка веник и совок и собери осколки, – сказал мистер

Робертсон.

Здорово он осадил этого противного Пруна. Будет знать, как радоваться чужому горю!

– А ты, Мазуэлл, – продолжал учитель, – вооружись линейкой и сними мерку с окна. Постарайся не порезаться.

А то, чего доброго, истечёшь кровью здесь, в классе, дело может дойти до парламента, и мне придётся отвечать на массу неприятных вопросов. Итак, что у тебя получилось?

– Шесть футов1 на три с половиной, сэр.

– Прекрасно. А теперь откройте тетради и решите такую задачу. Если квадратный фут стекла стоит четыре шиллинга шесть пенсов, сколько придётся заплатить за стекло для оконной рамы размером шесть на три с половиной фута?

Задача была совсем лёгкая. Мы её сразу решили и подняли руки, все, кроме Ника, который сидел неподвижно, как каменное изваяние, уставившись в одну точку.

– Какой у тебя ответ? – спросил меня мистер Робертсон.

– Четыре фунта четырнадцать шиллингов шесть пенсов.

– Правильно. Прун, я просил тебя собрать осколки, а не крошить их своими неуклюжими ножищами.

– Сэр, может быть, вы одолжите Уэйтсу денег, ведь у него в кармане дырка, – сказал Чарли Мазуэлл, имея в виду финансовые затруднения Ника.

– Надеюсь всё же, что не такая большая, как в окне, –

отшутился мистер Робертсон.

Мы засмеялись из вежливости, но, по правде сказать, нам было совсем не смешно.

Следующий урок был английский. Его преподавал

Рикки. Английский – мой любимый предмет, и этот урок был просто отдыхом для меня. По этому предмету я в числе лучших, вместе с Тэдом и Топпи. Кстати, я заметил, что весь урок Тэд и Топпи зловеще переглядывались, и я подумал, что после занятий бой придётся продолжить. Рикки

1 Фут – английская мера длины, равная примерно 30 см.

читал нам отрывок из «Трёх мушкетёров». Книга не плохая, только немного старомодная. С особым выражением

Рикки прочитал девиз мушкетёров: «Все за одного, один за всех!» Когда Рикки читает, заслушаешься! Непонятно, почему его до сих пор не пригласили на радио вместо дикторов, у которых рот точно ватой набит!

Мне пришло в голову, что девиз мушкетёров вполне подошёл бы нашему классу, и я словно в воду глядел: через 24 часа отряды Тэда и Топпи подписали мирный договор и… но я забегаю вперёд.

После уроков мы с Тэдом пошли домой вместе. Я живу с родителями на Эбби Клоуз, а Тэд у старшей сестры – на

Вест-стрит – главной торговой улице Оттербери, рядом с

Эбби Клоуз. У его сестры книжный магазин. Чтобы попасть домой из школы, мы должны пройти мимо Места происшествия. Ну так вот, когда мы подошли к Месту происшествия, я увидел, что ворота скиннеровского двора распахнулись. Мы с Тэдом прижались к стене, думая, что сейчас появится Скиннер. Вдруг он узнал, что мы устроили у него во дворе засаду. В это время кто-то высунулся из ворот, украдкой осмотрел улицу и только потом вышел.

Это был Джонни Шарп. Заметив нас, Шарп оскалил гнилые зубы, пытаясь изобразить улыбку.

– Как поживает твоя сестричка Роза? – спросил он Тэда.

– Хорошо, – ответил Тэд. – А разве ты с ней знаком?

– Конечно, – ответил Джонни Шарп, лихо сдвинув шляпу на затылок. – Конечно. С вашего разрешения, я умею читать и иногда захожу в магазин купить книгу. Разве нельзя? А твоя сестра очень мила, ничего не скажешь!

Тэд покраснел и собрался было идти дальше, но Шарп протянул руку и взял Тэда за верхнюю пуговицу куртки.

– Послушай! – сказал он. – Куда тебе торопиться? Домашнее задание от тебя не сбежит!

Стоит Шарпу открыть рот – сразу становится ясно, что он не из Оттербери. И дело не только в американском акценте. Все в Оттербери знают, что в нашей школе говорят не «домашнее задание», а «уроки».

– Сестра у тебя – первый сорт! Слишком хороша для школьного учителя. Что ты на это скажешь?

– Она не учительница.

– Брось прикидываться. – Джонни Шарп махнул рукой. – Я говорю о вашем мистере Ричардсе, он вроде бы к ней сватается.

– Не твоё дело, – отрезал Тэд.

– Правильно, не моё. Это – твоё дело! Ты как единственный мужчина в доме должен вмешаться. Тебе ведь будет не очень приятно, если этот мистер Ричардс поселится у вас, будет стоять у тебя над душой, проверять, как ты выполнил домашнее задание, давать тебе двойную нагрузку. Тэд был сбит с толку. Наверно, раньше такие мысли никогда ему в голову не приходили. Но он сказал решительно:

– Рикки, то есть мистер Ричардс, – приличный человек.

Джонни Шарп опять махнул рукой:

– Да ты не горячись. Разве я сказал что-нибудь плохое о нём? Мне просто кажется, что хлебнёшь ты горя, если в вашем доме всё время будет торчать учитель с учебниками и розгами. Кроме того, у него нет ни пенни за душой. У

учителей никогда не бывает денег. Гроши, которые им платят, – это не деньги в моём представлении.

Он щёлкнул пальцами, как фокусник, и извлёк из кармана огромную пачку денег. Ударив ею Тэда по носу, спросил:

– Знаешь, что это такое?

– Банкноты.

– Нет, ошибаешься. Это меховые шубы и обеды в ресторане, удобные места в кино и даже небольшой спортивный автомобиль. Мистер Ричардс не сможет дать всего этого твоей сестре. Чтобы купить ей букетик цветов, он должен год деньги копить. Словом, он ей не пара. Или хочешь, чтобы она всю жизнь книгами торговала? – И добавил, кривляясь: – Подумать только, твоя сестра торгует в магазине! Бедняжка! Нет, это занятие не для неё. Это –

чёрная работа.

– Заткнись ты! Пошли, Джордж, – сказал Тэд.

Мы уже собирались идти дальше, когда распахнулись ворота и появился Скиннер. Голос его был подобен грохоту вулкана.

– Послушайте, негодяи, – проворчал он. – Это вы залезли ко мне во двор сегодня утром?

К вам во двор, мистер Скиннер? – переспросил я.

– А то к кому же!

– Нет, не мы, – ответил Тэд.

– Так, значит, не вы!

Нам показалось, что его обрюзгшее, жирное лицо ещё больше раздулось. Он прятал что-то за спиной.

– Когда я вернулся домой, ворота были открыты. Я

нашёл во дворе вот эту фуражку со значком школы. Кстати, уж не за ней ли вы пожаловали теперь сюда? – закричал на всю улицу Скиннер.

– На подкладке должно быть имя, – подсказал я.

– Не торопись, приятель, – продолжал он тем же голосом. – Осмелюсь спросить, где твоя фуражка?

Я достал фуражку из ранца.

– А твоя? – обратился он к Тэду.

Я понял, что мы погибли. Утром я попросил у Тэда его фуражку, потому что свою оставил в школе. Ведь я командовал главной атакой, а командир без фуражки – это пустое место! Ну, а Чарли случайно сбил её у меня с головы, когда мы выбежали со скиннеровского двора. В пылу битвы я совсем забыл о ней.

Тэд слегка побледнел, когда этот великан Скиннер уставился на него. Любой из нас на месте Тэда испугался бы.

Вдруг Джонни Шарп сказал:

– Я сейчас всё объясню.

– А ты кто такой, чёрт тебя побери! – завопил Скиннер.

– Фамилия моя Шарп. Сегодня утром, проходя мимо этого места, я видел, как один из этих малышей стащил с другого фуражку и подбросил её вверх. Она отлетела в сторону и упала за забор. Достать её малыши не могли, потому что ворота были заперты. Вот и всё. И нечего шуметь, мистер.

Конечно, Скиннеру пришлось возвратить Тэду фуражку, хотя в его свиных глазках сквозило недоверие.

Мы пошли по Эбби Лейн, и Джонни Шарп сказал:

– Услуга за услугу, мой милый. Идёт? Ну пока!

Некоторое время мы шли молча. Наконец Тэд сказал:

– Одного не могу понять – почему они притворялись, что не знакомы?

– Ты имеешь в виду, зачем Скиннер спросил Шарпа, кто он такой, если Джонни Шарп только что вышел из его ворот?

– Вот именно!

– Может быть, они действительно не знают друг друга?

– Чепуха!

– А быть может, Джонни Шарп забрался в скиннеровский двор с какой-нибудь гнусной целью. Он, наверное, неспроста утром здесь слонялся. Грабители часто обследуют помещения, прежде чем совершить кражу. Помнишь, как он украдкой выглядывал из ворот, прежде чем выскользнуть на улицу?

– А ты не такой дурак, как это может показаться на первый взгляд, – заметил Тэд, обдумав мои слова.

– Жаль, что о тебе этого нельзя сказать!

Тэд хлопнул меня на прощание ранцем, и мы разбежались по домам.

Так закончился день 10 июня, вторник.

III. КАК БЫЛ ПОДПИСАН ОТТЕРБЕРИЙСКИЙ МИР

На следующий день, на перемене, я увидел, как Тэд подошёл к Нику и заговорил с ним о чём-то. Заметив меня, Тэд условным жестом почесал подбородок. Это означало, что я должен следовать за ними на некотором расстоянии.

Мы вошли в пустой класс. У Ника был такой вид, словно он угодил в капкан. Впрочем, так оно и было на самом деле.

– Дядя Ника ещё ничего не знает, – сказал мне Тэд.

Накануне, придя домой из школы, Ник начал рассказывать дяде, как ребята играли в футбол и разбили окно в школе, но сказать всю правду у него не хвалило духу. Дядя заявил, что если бы окно разбил Ник, он бы его как следует взгрел и целый год не давал денег на кино и мороженое. Дядя весь кипел от негодования и с пеной у рта ругал ребят. В таких случаях с родителями просто невозможно разговаривать. Легко сказать: «Признайся во всём.

Ведь ты мужчина». Иногда совсем уж решишься выложить всё начистоту, но вместо этого начинаешь плесни чёрт знает что и не можешь остановиться. Так было и с

Ником, тем более что на днях дядя выпорол его. Скажем прямо, я не сторонник физических наказаний. Хотел – бы я увидеть мальчишку, которому нравилась бы порка! – Но, впрочем, я отклонился от темы.

– Мы должны помочь Нику. Ты что-нибудь придумал? – спросил меня Тэд.

Я призадумался.

– А что, если мы направим делегацию к дяде и постараемся всё объяснить?..

– Бесполезно, – перебил меня Ник. – Он и слушать не станет.

– Что же ты будешь делать?

– Убегу из дома, – выпалил Ник и тут же расплакался.

– Чепуха! – воскликнул Тэд. – Если убежишь, тебя рано или поздно поймают. И без денег ты далеко не уйдёшь.

– Тогда я покончу с собой.

– Ерунда, всё обойдётся, – сказал Тэд, дружески потрепав Ника по плечу. – Мы тебе обязательно поможем.

Что-нибудь придумаем. Я соберу военный совет.

Джордж, – обратился Тэд ко мне, – оповести всех – соберёмся завтра на Месте происшествия.

Ник почувствовал себя как утопающий, которому бросили спасательный круг. На Тэда можно положиться, он не оставит товарища в беде!

На следующий день после занятий я начал насвистывать мотив песни «Лиллибуллеро». Это был условный сигнал сбора. Тот, кто слышал мотив, подхватывал его.

Только Мазуэлл на свистел. Он не умеет свистеть, зато поёт в церковном хоре. Поэтому он напевал мотив. Песенка означала: «Все на Место происшествия!»

Когда все собрались, была устроена перекличка. Потом Тэд взобрался на кучу мусора и произнёс речь, совсем как капитан в фильме «Там, где мы служили». Тэд рассказал ребятам всё, что произошло с Ником. Он сказал, что наш девиз: «Все за одного – один за всех» – и что каждому следует подумать, как помочь Нику уплатить деньги за стекло.

Вдруг на дороге послышались шаги. Это был Топпи и его армия. Они остановились напротив нас.

Топпи и его заместитель несли белые флажки парламентёров. Они пришли, чтобы вызвать нас на бой-реванш.

– Сейчас мы не можем принять вызов, – сказал Тэд. –

У нас очень важное дело.

Ребята из отряда Топпи стали смеяться и говорить, что мы струсили. Тэд покраснел, но продолжал настаивать на своём. Тогда-то и пришла ему в голову идея, которой суждено было вписать новую славную главу в историю города

Оттербери.

– Слушайте-ка! – воскликнул Тэд. – Вы можете помочь нам, если захотите. Мы решили собрать деньги на стекло, которое разбил Ник. У него дома неприятности.

– Вот ещё! – крикнул Топпи (Топпи – высокий худой парень с чёлкой, постоянно спадающей на глаза). – Мы-то здесь при чём? Ведь окно разбили не мы!

– В общем, конечно, нет. Но…

– Это дело Ника, а нас не впутывай…

– Когда порют кого-нибудь из нас, Ник, небось не подставляет свою спину, – монотонно протянул Питер Батс.

– Да, но мы все гоняли мяч, и на месте Ника мог оказаться любой, – ответил Тэд.

– Ты нам проповедей не читай, ведь мы же не в воскресной школе, – заявил Питер.

– А ну заткнись, Батс, – не вытерпел я. – Не то я тебя так вздую!

– Струсили, струсили, желторотые сосунки! – закричал

Прун.

И уже казалось, не миновать новому сражению, когда вдруг Топпи прикрикнул на свою армию:

– Эй, вы, заткнитесь! – Потом он повернулся к Тэду: –

Ну и что с того, что мы все гоняли мяч?

– А то, что, когда мы вбежали гурьбой на школьный двор, кто-то закричал: «Бей!» Мяч в это время был как раз около Ника, и он по нему ударил. На его месте мог оказаться и ты, и я – любой из нас.

– Что ж, значит, ему не повезло, – сказал Питер.

– Но послушай, гол забивает кто-нибудь один, а очко засчитывается всей команде. То же самое и здесь…

– Тебе ли говорить о футболе? Сам с трёх метров мажешь мимо ворот, – перебил Прун.

Это была такая вопиющая ложь, что даже у наших противников заговорила совесть. Ведь все знают, что Тэд

– центр нападения в школьной команде и занимает это место не зря.

– Не дерзи, Прун, – одёрнул его Топпи. Вид у него был рассеянный, словно он крепко задумался над чем-то.

Странный парень этот Топпи. Иногда он первый задира, а временами такой тихоня!

– А пожалуй, верно. Сражения уже всем надоели. Детские забавы, больше ничего. Вот удивится старый брюзга, мистер Варнер, наш почтенный директор, если мы явимся во вторник и принесём ему деньги. – И Топпи заговорил, подражая директору: «Мы все от самых маленьких до самых старших, включая и меня, должны добиваться, чтобы у нас в школе воцарился… кхм, кхм, дух единства. Мы все должны быть членами большой дружной семьи. Мазуэлл, ты почему не слушаешь? Останешься на два часа без обеда». – Топпи откинул со лба волосы и продолжал: – Так давайте покажем ему, что такое дух единства. Создадим

Великий союз наших отрядов и постараемся раздобыть деньги!

Ребятам эта мысль очень понравилась, один Питер

Батс хотел что-то возразить, но не решился. И лишь Прун повернулся и пошёл прочь, желая показать, что ему до всего этого нет никакого дела. Я предложил заключить перемирие, прежде чем подписывать «Великий союз».

Мне поручили составить текст договора. Я написал его на листке, который вырвал из своего дневника. Потом мы аккуратно переписали текст большими буквами на куске ватмана, который утащили из кабинета живописи, и скрепили его настоящими восковыми печатями с лентой. Этот договор, на мой взгляд, настоящий исторический документ, хотя, пожалуй, мне самому и нескромно говорить об этом.

«Волею здесь присутствующих мы, Эдвард

Маршалл и Уильям Топпингем, провозглашаем

перемирие и заключаем союз между нашими ар-

миями, которые были известны до сего времени

как отряды Тэда и Топпи. Этот пакт будет на-

зываться пактом мира и должен соблюдаться

всеми под страхом исключения из игры. На-

стоящий пакт имеет силу, пока договариваю-

щиеся стороны не сочтут нужным объявить о

его аннулировании.

Уильям Топпингем

Эдвард Маршалл».

Пока я корпел над текстом, ребята развернули лихорадочную деятельность. И когда я принёс договор Тэду и

Топпи, они поставили свои подписи, даже не прочитав его. Мне не понравилась их поспешность. Провозглашение мира – дело серьёзное!

Они сидели за столом из досок, положенных на мусорные ящики, а ребята обоих отрядов по очереди подходили к столу и выворачивали содержимое своих карманов. И

вот на столе выросли две горки: одна из денег, другая из мелких предметов, которые накапливаются в карманах, –

перочинных ножей, шариков, леденцов, карандашей. Я

лично пожертвовал монету в шесть пенсов и старый водяной пистолет. После того как каждый сделал взнос, у нас набралась целая куча всякой всячины да ещё четыре шиллинга и восемь с половиной пенсов наличными.

Трудно было даже представить, что на этом самом месте ровно двадцать четыре часа назад между нами шла отчаянная битва. А теперь, казалось, нас водой не разоль-

ёшь, и мы на всё готовы ради общего дела. Маленький

Уэкли даже предложил свою белую мышку, и это настоящая жертва с его стороны, ведь Уэкли и мышка неразлучны. Тэд и Топпи сидели рядом и мирно разговаривали, а ещё недавно они строили дерзкие планы взаимного истребления. Тэда избрали казначеем. Топпи и Чарли Мазуэлл сложили в сумку все сокровища и понесли их к старь-

ёвщику. Я уже говорил, что у нас набралось много всякой всячины. Мы считали, что вырученных за неё денег и наличных четырёх шиллингов и восьми с половиной пенсов будет вполне достаточно, чтобы уплатить за стекло.

Но всё вышло иначе. Вскоре Топпи и Чарли вернулись.

Вид у них был довольно – мрачный. Топпи – выложил на стол полкроны.

– Вот и вся выручка, – сказал он.

Мы прямо ахнули, а Питер Батс воскликнул:

– Вас надули!

– Сначала нам предложили всего два шиллинга, – сказал Чарли. – Топпи торговался как чёрт. Но уговорил старьёвщика только на полкроны. Топпи даже притворился, что собирается уйти. Тогда старьёвщик накинул ещё шесть пенсов, и ни гроша больше.

Настроение у бедного Ника упало, как стрелка барометра перед бурей. Но держался он молодцом. Он сказал,

что очень благодарен нам за всё, что мы для него сделали и что не стоит больше беспокоиться. Но Топпи решил не отступать, и глаза его засверкали дьявольским огнем.

– Рано вешать нос. Ведь если взяться за дело как следует, деньги можно достать. Если двадцать три здоровых парня не могут собрать каких-то четырёх фунтов – грош нам цена!

Деньги нужно достать! В нашем распоряжении суббота и воскресенье, на понедельник уроков не задают. Да если взяться за дело по-настоящему, то весь Оттербери будет нам выплачивать дань! Взобравшись на кучу мусора, Тэд обратился к ребятам с речью:

– Стране не хватает рабочих рук. Мы обеспечим Оттербери рабочей силой. Мы будем выполнять любую работу: мыть окна, пропалывать огороды и т. д. и т. п.

Кое-кто при этом вздохнул, а кто-то сказал:

– У нас нет ни лестницы, ни тряпок, а без этого окон не вымоешь.

– Всё достанем, осёл!

– А я не умею полоть грядки, сорняка от цветка не отличу, – пожаловался Чарли Мазуэлл.

– Ты просто трутень, – напустился на него Питер

Батс. – Это тебе не песенки в хоре распевать.

И тут Тэд прищёлкнул пальцами:

– Придумал! Чарли будет петь рождественские гимны.

– Петь на улице? Ни за что!

– Ты будешь не один. Кто ещё поёт в хоре? Поднимите руки.

Трое ребят подняли руки.

– Хорошо. Вот вы и будете петь. Позовите кого-нибудь ещё из хора. Порепетируйте, а в субботу выходите на улицу и пойте.

– Но какой же рождественский хор в середине июня?

– Ну так пойте не гимны, а шуточные песенки!

– Всё идёт как надо, – сказал Топпи радостно. – Каждый должен делать, что умеет. Например, Дик Козенс –

специалист по морскому жаргону. У него брат во флоте.

Пусть учит желающих всяким словечкам и берёт два пенса за урок.

Ребята пришли в восторг. Говорили все сразу, перебивая друг друга, предлагали то и это. Вообще я заметил, что стоит одному начать что-то, как остальные делают то же самое с такой радостью, словно всю жизнь только об этом и мечтали.

Один мальчик сказал, что можно взять из дома щётки и сапожную мазь и чистить прохожим ботинки на перекрёстке у светофора. Но другой заметил, что стоит превосходная погода, а люди чистят ботинки только в слякоть. Мы было совсем отказались от этой прекрасной идеи, когда Тэд внезапно выпалил:

– Мы им испачкаем ботинки!

Тут все стали предлагать способы, как испачкать прохожим ботинки. Мы тщательно разработали план действий. Так корпит учёный над своим изобретением, проверяя его снова и снова. Питер Батс довёл идею Тэда до совершенства. А о том, что это была за идея и как мы её решили осуществить, я не скажу, чтобы не испортить впечатление от следующей главы. Наберитесь терпения и всё узнаете.

Ребятам затея нравилась всё больше и больше. Даже

Пруну и тому захотелось узнать, чем мы собираемся заниматься. Он потоптался вокруг нас, напустив на себя безразличный вид. Но никто не обращал на него внимания, и он скоро убрался.

Однако об одной вещи мы никак не могли договориться. Нам очень нужна была помощь девчонок. Некоторые ребята предложили принять в игру их сестёр, а другие и слышать об этом не хотели. Питер Батс заявил, что девчонки сразу начнут командовать. Ни Тэд, ни Топпи раньше никогда не принимали девчонок в свои армии. Но тут

Тэд напомнил, что отряды распущены и создана единая команда, во всяком случае на время проведения операции

«Стекольщик». (Это название предложил я, и ребятам оно пришлось по вкусу.)

– Раз мы больше не воюем, – сказал Тэд, – вполне можно принять девчонок.

Устроили голосование. Семнадцатью голосами против шести решили принять нескольких девчонок. Мы поручили особому комитету отобрать самых достойных. В комитет вошли Тэд, Топпи, Питер Батс и я.

Затем стали решать, рассказывать ли родителям об операции к единодушно решили этого не делать. Взрослые в любом, самом безобидном ребячьем деле видят подвох –

это, во-первых. Во-вторых, когда половина города узнает об операции, она ни для кого не будет сюрпризом. В-

третьих, нам очень хотелось всё сделать самим. Договорились, что в случае крайней необходимости комитет обратится за советом к мистеру Ричардсу.

И вот наконец приготовления закончены, план тщательно продуман.

Идея так увлекла нас, что мы забыли поесть, и наши завтраки остались нетронутыми.

Комитет уже возвращался в школу, как вдруг, откуда ни возьмись, появился Прун. Под мышкой у него была деревянная коробка. Коробка была новая, размером один фут на полтора, с замком и ключиком. Прун сказал, что мы можем хранить в ней деньги. Он добавил, что передумал и тоже хочет помогать Нику. Мне это показалось немного странным. Но копилка была нам нужна, и мы приняли его предложение. Копилку отдали на хранение Тэду, ведь он был нашим казначеем. Если бы только Тэд обладал даром предвидения, он бы наполнил эту коробку камнями и бросил в реку Бидл в самом глубоком месте.

Но, увы, Тэд не гадалка и не пророк. Он сунул коробку под мышку, и мы отправились в школу.

IV. ОПЕРАЦИЯ «СТЕКОЛЬЩИК»

В субботу, 14 июня, утро выдалось ясным и тёплым.

Не подумайте, что я говорю это для красного словца. У

меня точные научные сведения. Я видел всё своими глазами – проснулся чуть свет, потому что волновался и мне не спалось.

Птицы подняли страшный тарарам, который в книгах называется «нежным пением на рассвете». Я встал и выглянул в окно. Всходило солнце. Городок Оттербери мирно спал и ничего не ведал о событиях, которые уже скоро нарушат его средневековый покой. Горизонт был слегка подёрнут дымкой, и это предвещало хороший день. В

дымке вырисовывался шпиль церкви, похожий на корабельную мачту.

Операция «Стекольщик» была назначена на десять часов. В это время хозяйки отправляются из дома за покупками.

Приступая к этой главе, я воспользуюсь правами историка. Историку не обязательно принимать участие в событиях, которые он описывает. Он собирает документы, показания очевидцев и составляет на их основе рассказ. У

меня одно преимущество перед историком: мне не нужно держать в голове даты. Это так нудно и, главное, бесполезно. Итак, я расскажу обо всех событиях подробно, словно сам присутствовал повсюду.

Ровно в десять часов с Эбби Лейн на Вест-стрит выехала повозка. В ней нелегко было узнать наш танк, который совсем недавно под ураганным огнём катился к Мессу происшествия. К башне была привязана лестница, из жерла орудия торчала швабра с длинной рукояткой, по бортам танка висели плакаты, на которых большими буквами было написано: «Фирма “Шик-Блеск”. Лучшие мойщики окон в городе. Вымойте окна, чтобы увидеть, как прекрасен мир! Всего шесть пенсов за окно. Положитесь на нас, и вы не пожалеете».

Повозка медленно двигалась вдоль улицы Вест-стрит, весело грохотали вёдра. Двое мальчишек подталкивали её сзади, а сестра Чарли Мазуэлла сидела в кабине водителя.

Проехав по центру города, повозка направились в другой район. Ребята подъезжали к домам с грязными окнами и звонили в двери. Иногда им здорово влетало. Иногда из дома вылезала какая-нибудь старая карга и начинала распускать нюни: «Ах, милые детки! Какую чудесную игру вы придумали!» Ребята, конечно, очень злились, но не теряли надежду и настойчиво предлагали свои услуги. В

конце концов им удалось получить несколько заказов у хозяек, которые, успев сделать покупки, уже возвращались домой.

Ровно в десять часов на улицах зазвучала музыка – то был хор Чарли Мазуэлла. Чарли собрал великолепный ансамбль, который состоял из пяти мальчишек и трёх девчонок. Они выстроились около вокзала в расчёте на пассажиров, спешивших на лондонский десятичасовой.

Специально для них хор исполнил песенку «Кейси

Джоунз» о знаменитой железнодорожной катастрофе в

Америке. Ребята очень волновались, и это понятно: одно дело – петь в церковном хоре, там тебя не освищут, но далеко не каждый отважится выступать на улице. Однако долгие репетиции по вечерам не прошли даром. Одна девочка изумительно играла на банджо, а мальчик отбивал такт на барабане, чтобы певцы не сбивались с ритма, и, хотя я не очень разбираюсь в музыке, мне понравилось их исполнение. Хор побывал в разных концах города. Ребята не задерживались в одном месте – исполняли не больше одной песенки, чтобы не привлечь внимания полиции. Как только они начинали петь, собиралась толпа любопытных.

И если бы хор долго оставался в одном месте, толпа запрудила бы улицу и помешала движению транспорта.

Но не всё шло гладко у ребят. Нашлись дурачки, которые волочились за ними и кричали вдогонку: «Эй, вы, на кого батрачите?» – и ещё кое-что в этом роде. Конечно, Чарли Мазуэлл и другие ребята могли их поколотить, но если затеять драку, примчится полиция. Помощь пришла,

откуда её меньше всего ждали. Драчунов прогнали Джонни Шарп и Бородавка. Ребята недоумевали. Вот уж верно говорят: чужая душа – потёмки!

В одиннадцать часов местом действия стал пыльный городской парк с аттракционами, расположенный между вокзалом и церковью. В парке не было ничего, кроме ржавых качелей и ящиков с песком, кишащих блохами. Но в субботу утром сюда приходило много взрослых с детьми.

И вот в парке появилась группа акробатов под управлением Питера Батса. Питер был известен как хороший гимнаст и поэтому руководил группой. Ребята кувыркались, строили пирамиды, провели соревнования борцов и боксёров.

Тут же, в парке, поставили стол с двумя стульями и повесили объявление: «Неужели ваше лицо не стоит одного шиллинга? Мисс Топпингем, член Королевской академии художеств, сделает с вас мгновенный портрет. Для детей до двенадцати лет шесть пенсов скидки».

Хотя, по правде сказать, сестра Топпи ещё не член Королевской академии художеств, рисует она очень хорошо.

Это очень благородно с её стороны, что она взялась помочь нам. Ведь ей уже почти семнадцать, и не очень-то ей интересно возиться с нами.

Вскоре в парк пришёл Чарли Мазуэлл с хором. Пока акробаты отдыхали, они спели несколько песенок. А потом Питер и Чарли пустили шапку по кругу.

Мы предвидели, что многих будет интересовать, зачем нам понадобились деньги. Если сознаться, что собираем на стекло, то вряд ли кто раскошелится. Топпи предложил отвечать, что мы преследуем благотворительные цели.

Наконец решили говорить, что собираем деньги в ФПН, то есть в Фонд помощи Нику. Если кому-нибудь захочется узнать, что означает это сокращение, можно сказать, что

ФПН – Федерация поклонников нравственности. Это блестящая выдумка красноречиво свидетельствует о способности британской нации находить компромиссные решения. Главное – это благородная цель наших поступков.

Топпи был прекрасным оратором и быстро всех убедил.

Как беспристрастный историк, я должен высказать и свою точку зрения. По моему глубокому убеждению, это был как раз тот случай, когда говорят: цель оправдывает средства.

А что же делали Тэд и Топпи, пока одни кувыркались, другие пели, а третьи мыли окна? Пойдёмте к светофору на Вест-стрит. На мостовой стоит табуретка, на ней лежат щётки и банка с ваксой. Вывеска: «Чистка ботинок – три пенса». Тэд и я по очереди усаживаемся за ящик и чистим прохожим башмаки. Повсюду мы расставили своих часовых на тот случай, если появится полицейский. Ведь без разрешения полиции нельзя заниматься таким ремеслом.

Если бы появился полицейский, мы быстро схватили бы табуретку, ваксу и щётки и спрятались бы в книжном магазине, принадлежащем сестре Тэда и расположенном совсем рядом.

Но в Оттербери редко появляются полицейские, и в то утро всё у нас сошло благополучно. Но вам, наверное, интересно узнать, как мы умудрились раздобыть клиентов в такое сухое, тёплое утро. Представьте себе: по улице идёт мистер Ричардс, ботинки сверкают на солнце, на них ни пылинки. Он так начистился, потому что идёт навестить сестру Тэда Розу. Он останавливается перед витриной книжного магазина и делает вид, что рассматривает книги, но ручаюсь, что сейчас они его не интересуют – он изучает своё отражение в стекле витрины. Вот он подходит в дверям магазина, но вдруг взгляд его падает на башмаки.

О, ужас, они все в грязи. Мистер Ричардс оглядывается, недоумевает, где он мог так испачкаться. Вокруг ни одной лужи. Что за чудеса! Теперь он замечает чистильщиков ботинок.

– Здравствуйте, мальчики, что вы здесь делаете?

– Не желаете ли почистить башмаки, сэр? Всего три пенса, сэр.

– Пожалуй! Они как раз скучают по ваксе. Но что это всё значит? Вы делаете это на пари?

– Поклянитесь, сэр, что никому не расскажете, если мы откроем вам секрет, – не сразу ответил Тэд.

– Ну конечно, если тут нет преступления.

– Мы собираем деньги, чтобы заплатить за стекло, которое разбил Уэйтс. Мы чистим ботинки, другие моют окна, мы организовали хор и группу акробатов…

– Ну и чертовщина! – воскликнул Рикки.

Я понял, что он и впрямь здорово удивился. Обычно

Рикки не употребляет столь сильных выражений в присутствии учеников.

– Хм, это, пожалуй, достойная затея. Желаю вам удачи.

Э, а вот и директор! Интересно, не нуждаются ли его башмаки в ваксе? Я вам советую нагнуться и не поднимать головы, пока он не пройдёт мимо. Ему может не понравиться, что ученики Королевской школы чистят башмаки прохожим.

Рикки заплатил три пенса и пошёл навстречу директору. Взяв старого Брюзгу за локоть, он подвёл его к витрине книжного магазина. Мы услышали, как он сказал директору:

– Вы ещё не видели новинок «Серии натуралиста».

Нам следует приобрести их для школьной библиотеки…

Боже праведный, вы, должно быть, ступили в лужу, сэр!

Взгляните на ваши башмаки!

– Ну и ну! Я могу поклясться, они были начищены до блеска, когда я надевал их сегодня утром, – сказал директор.

– На ваше счастье, сэр, вон на углу чистильщики.

– Да-да, верно. Очень вам признателен, Ричардс. И, пожалуйста, закажите эти книги для нашей библиотеки. –

С этими словами Брюзга подошёл ко мне и поставил башмак на скамеечку. Я схватил щётки и низко-низко наклонил голову, так, чтобы директор не смог меня узнать.

Похоже, что Рикки подмигнул нам, когда направил директора к «чистильщику». Рикки – голова, его не проведёшь. Я уверен, что он сообразил, как попала грязь на его башмаки и специально подвёл директора к витрине. Дело в том, что в здании книжного магазина был подвал с зарешеченным окном. Окно выходило на улицу как раз на уровне ног прохожих. Топпи с помощником стояли на столе в подвале. Они притащили с собой ведро с грязной водой и заряжали ею водяное ружьё. Как только ктонибудь останавливался у витрины, мальчики давали залп по башмакам. Гениальная выдумка и притом совершенно безопасная! Шум машин на перекрёстке заглушал выстрелы. Да и вообще-то люди, глазеющие на витрины книжных магазинов, так рассеянны, что не заметят, если даже рядом кто-нибудь упадёт замертво.

В полдень двое ребят сменили нас за ящиком чистильщика. Тэд, Топпи и я решили совершить обход и посмотреть, как идут дела. Сестрёнка Топпи (не та, что художница, а другая) увязалась с нами. Сначала она нам только мешала, но потом вдруг обнаружилось, что это не девочка, а просто клад. Мы как раз шли к рынку. Базарный день в Оттербери бывает по четвергам, но несколько мелочных лавок открыты и в остальные дни. И вот мы увидели одного торговца, который вовсю старался всучить прохожим те самые щипцы, которыми девчонки завивают кудри. Его компаньон, по-видимому, отлучился, чтобы где-нибудь пропустить стаканчик. В том, что у него был компаньон, я не сомневался. Сам-то он был совсем никудышным торговцем: заикался, словно автомобильный мотор, в котором неисправны три цилиндра.

– Пок-пок-покуп-покупайте щип-щип-щип-щипцы для зав-зав-завивки, – мычал он. – Бес-бес-бес-сроч-ная гаргар-гар-гарантия.

Понятно, так много не наторгуешь. Внезапно Топпи юркнул к лавке, волоча за руку сестрёнку, и очутился за прилавком. Торговец был настолько изумлён его появлением, что поперхнулся и вообще уже не мог издать ни звука. Топпи поставил сестрёнку на прилавок (должен сказать, что у этой девочки на голове роскошные золотые кудряшки и она умеет трясти ими ну прямо как взрослая женщина). Потом Топпи схватил пару щипцов, сам прыгнул на прилавок, встал рядом с сестричкой, и тут началось невообразимое.

– Леди и джентльмены! – обратился к прохожим Топпи. – Вот перед вами чудо века: щипцы для моментальной завивки марки «Кулли», с гарантией, что вас не надули!

Продаём со скидкой. Спешите, спешите! Всего полкроны за штуку! Женщины Лондона и Парижа в восторге от щипцов «Кулли». Леди, попробуйте завиться нашими щипцами, и вы сами себя не узнаете! Посмотрите на эту юную леди! Она завивается только щипцами нашей марки! Не так ли, мадам? – При этих словах Топпи легонько ущипнул свою маленькую сестрёнку. – Не так ли, мадам?

– Да, это правда, – выпалила девчурка, тряхнула кудряшками и захихикала.

– Вот лучшая реклама моментальных щипцов «Кулли», леди и джентльмены! Как говорится, комментарии излишни! – Тут Топпи пребольно дёрнул сестру за кудряшки, чтобы все видели, что это настоящие завитки, а не, упаси боже, парик! – Итак, кто из вас первый воспользуется нашим, щедрым предложением? Может быть, вы, сэр? –

Топпи ткнул пальцем в сторону стоявшего в первом ряду неуклюжего верзилы, который, видать, приехал из деревни. – Подарите вашей девушке моментальные щипцы

«Кулли», и завтра же она согласится выйти за вас замуж.

Ну же, сэр, не стесняйтесь! Риск – благородное дело! Всего полкроны – и девушка ваша!

И вот так чудо – этот фермер краснеет, как свёкла, и лезет в карман за деньгами! Топпи зашептал что-то на ухо заике. Наверняка договаривался о своей доле в выручке. В

ответ торговец только согласно закивал головой, и Топпи снова понесло. Толпа вокруг прилавка росла на глазах, и настроение у людей было превосходное. Топпи ещё больше разошёлся, и, казалось, его уж никто не остановит. Мы с Тэдом могли спокойно продолжать обход – Топпи в нашей помощи не нуждался.

Мы направились к парку с аттракционами. По пути нам попался маленький Уэкли. Он только что кончил полоть чей-то огород и был перепачкан, мне кажется, даже сильнее, чем в обычные дни, если это только возможно.

На углу, где мы встретились, стоял слепой нищий. По улице шла какая-то старушка, и мы посторонились, чтобы дать ей дорогу. Тэд и Уэкли прижались к стене и случайно очутились по обе стороны от нищего.

Старушка остановилась, обернулась, посмотрела на них близорукими глазками и обратилась к нищему:

– Скажите, мой милый, эти бедняжки – ваши дети? Какие очаровательные мальчуганы! Какой позор – им приходится попрошайничать! Ай-я-я-яй!

К счастью, на Тэде и маленьком Уэкли были надеты самые старые штаны и рубашки, лицо и руки Тэда были перепачканы сапожной ваксой, а Уэкли выглядел так, словно пахал землю носом. Так что старушка свободно могла принять их за попрошаек. Слепой нищий оказался парнем находчивым, нужно отдать ему должное. Готов поклясться, что он был такой же слепой, как мы с вами!

Опустив руку на плечо Уэкли, он жалобно затянул:

– Это сущая правда, мадам! Вот мой меньшой – Эстазий. А этого пострела, – схватил он за ухо Тэда, – зовут

Сирил. Деточки мои – моя единственная отрада, мадам.

Всё, что у меня осталось, когда померла моя старуха. Бедные сиротки. Ничего не ели со вчерашнего дня! Не пожалейте шести пенсов для голодных малюток, мадам!.

«Бедные сиротки» покраснели до ушей. Но как они ни корчились, им не удалось вырваться из цепких рук нищего. Старушка вытащила из кошелька целый шиллинг и протянула его нищему.

Когда она ушла, нищий обнажил зубы в зловещей улыбке и хриплым голосом промолвил:

– Если вы, сосунки, побудете здесь со мной полчасика, я вам дам шесть пенсов.

– По шесть пенсов каждому, – твёрдо ответил Тэд.

– Побойтесь бога, юные джентльмены: я ведь бедняк…

– По шесть пенсов каждому!

– Ну, в общем, девять пенсов и по рукам, парень!

– По шесть пенсов каждому! – отвечал Тэд. – Мы и так, чёрт возьми, уже заработали для вас шиллинг.

Нищий закатил глаза, застонал и, наконец, сдался. На этом я их оставил и пошёл дальше.

Как раз по дороге в парк стоял киоск мистера Сайдботтема. Мистер Сайдботтем торгует книгами и газетами. Некоторые ребята покупают здесь приключенческие журналы. Внезапно меня осенило – можно предложить Сайдботтему разнести сегодня вечерние газеты! Я поспешил к киоску.

Мистер Сайдботтем один из самых странных граждан

Оттербери. Пожалуй, у него пары винтиков в голове не хватает. Но он никому не причиняет зла. С виду он высокий, с с помятым лицом и громадной лысиной. И всё время разговаривает сам с собой. Не знаю, то ли из-за того, что он прочёл всю эту кучу страшных комиксов, которые у него продаются, или по другой причине, но только

Сайдботтем втемяшил себе в голову, что он Шерлок

Холмс2. Мой отец – большой друг инспектора Брука. А

Брук, как известно, начальник полиции в Оттербери. И вот отец рассказывает, что мистер Сайдботтем надоедает полиции, предлагая свои услуги для раскрытия самых таинственных убийств, не тех, что случаются в Оттербери, – в нашем городке ничего такого не было уже много лет, – он твердит, что может раскрыть убийства, о которых пишут столичные газеты. Когда я подошёл к киоску, то увидел, что на ладони у мистера Сайдботтема лежит пуговица и он изучает её при помощи увеличительного стекла.

– Очень важная улика, – сказал он, заметив меня. –

Взгляни-ка на эту пуговицу. Не правда ли, весьма странно? Я ответил, что не вижу ничего странного.

– Опытному глазу тотчас видно, что пуговицу оторвали с мясом, – стал объяснять он, перейдя на шёпот, от которого кровь стыла в жилах. Обрати внимание на неровный обрыв ниток. Ну, что же это означает? Я скажу тебе: совершено насилие, быть может, убийство!

– А где вы её нашли, мистер Сайдботтем?

Мистер постучал по широкому носу похожим на сосиску пальцем:

– Ага, уместный вопрос. Пуговица – назовём её вещественным доказательством А – была найдена мною вчера в восемнадцать часов девять минут тридцать секунд на огороженном участке земли, когда я доставлял газеты.

Я думаю, что слово «газеты» подействовало, как вне-

2 Шерлок Холмс – знаменитый сыщик, герой рассказов известного английского писателя А. Конан-Дойла (1859–1930).

запный удар колокола, и вернуло его к действительности.

Он снова превратился из Шерлока Холмса в мистера

Сайдботтема. Словно какой-то выключатель в нём повернули: глаза потухли, голос изменился. Он опустил руки на прилавок и спросил:

– Чем могу служить, молодой человек?

Я предложил помочь ему разнести вечерние газеты. Он был слегка удивлён, но я объяснил ему, что мы собираем деньги с благотворительной целью, и тогда он сказал:

«О’кей», и пообещал мне шесть пенсов за работу. Конечно, шесть пенсов не бог весть сколько, но у меня нет коммерческой жилки, как у Топпи и Тэда, поэтому я согласился. Мистер Сайдботтем рассказал мне, на какие улицы мне нужно будет доставить газеты. Когда я уходил, он вооружился увеличительным стеклом и вновь склонился над пуговицей.

Невозможно рассказать всего, что было сделано в тот день. Все группы усердно трудились до самого вечера. К

шести часам мы уговорились встретиться в Месте происшествия. Я немного опоздал: доставка газет заняла больше времени, чем я рассчитывал. Когда я пришёл, все уже были в сборе, и Дик Козенс рассказывал содержание нового фильма. Мы условились, что те из нас, кому родители дадут деньги на кино, пожертвуют их в «Фонд помощи Нику». А на случай, если кому-нибудь из родителей придёт в голову расспрашивать о фильме, было решено, что Дик

Козенс посмотрит картину и потом расскажет нам её содержание.

Ну, кончил он рассказывать, и мы приступили к основному вопросу повестки дня. На двух мусорных ящиках укрепили доску, и за этим столом расположился комитет.

Настал великий час! Сначала члены комитета передали казначею деньги, которые удалось собрать. Тэд громко называл цифру и опускал деньги в деревянную копилку, а я записывал сумму в бухгалтерскую книгу. Затем к столу подошли по очереди все члены «Великого союза», передавая свои взносы. Сестра Топпи, та, что художница, особенно отличилась. Это показывает, что мы поступили правильно, когда приняли в нашу операцию «Стекольщик»

девочек. Денег становилось всё больше, постепенно голоса стихли, и наконец ребята перешли на изумлённый шё-

пот. Столько денег нам и во сне не снилось.

Потом все сгрудились вокруг стола, взволнованно дыша мне в затылок и заглядывая в бухгалтерскую книгу.

Тут я услышал, как Топпи сказал:

– Ну, а ты, Прун?

Я поднял голову и увидел, как Прун пытается улизнуть и затеряться в толпе, но ребята вытолкали его вперёд, и он предстал перед членами комитета. Нужно сказать, что хотя в конце концов Прун согласился принять участие в операции «Стекольщик», ребята ни за что не хотели принимать его ни в одну из групп. Однако он мог бы сделать взнос из своих карманных денег.

– Вы и так собрали уже достаточно, – пробормотал

Прун.

– Ну и что же, – ответил Тэд. – Ведь мы условились, что каждый должен внести свой вклад.

– Ну, а я передумал, – огрызнулся Прун.

Со всех сторон раздались возгласы негодования, и ребята стали наступать на Пруна:

– Ну и жадина!

– Давай, Прун, раскошеливайся!

– Жалкий мот! – закричал Чарли Мазуэлл. – Он, наверное, спустил все деньги на шипучку.

Тэд прикрикнул на ребят, и они замолчали.

– Ну что же, если он не хочет быть вместе с нами, мы не будем его заставлять. Но пусть убирается. Ступай прочь, Прун, – с презрением произнёс Тэд.

Этого уже Прун не мог перенести. Он подошёл к столу, глядя прямо в глаза Тэду, запустил руку в карман и со звоном положил на стол полкроны.

– Да я вас дурачил, – сказал он.

Некоторые ребята даже зааплодировали. Им стало стыдно, что они только что так ругали Пруна. Ведь полкроны – это целых два шиллинга шесть пенсов!

– Спасибо, Прун, – сказал Тэд и видно было, что он здорово смутился.

– Где ты стянул монету? – спросил Питер Батс.

– Она, наверное, фальшивая! – Топпи повертел монету, подбросил её и даже на зуб попробовал. А потом опустил в копилку.

– Ну, Топпи, это уж слишком, – сказала его сестра. –

Прун такой щедрый. Он просто дурачил вас, притворяясь, что не сделает взноса.

– Да, здорово я их провёл, а? – злорадно ухмыльнулся

Прун. И сразу испортил хорошее впечатление, которое ему удалось произвести на ребят.

Но сейчас им было не до Пруна. Я приступил к окончательному подсчёту в моей бухгалтерской книге. Вот что получилось:

ФУНТЫ ШИЛЛИНГИ ПЕНСЫ

Хор 137,5

Выступление акробатов 125

Мытьё окон 80

Чистка обуви 76

Мгновенные портреты мисс Топпингем 120

Выручка от продажи щипцов «Кулли» 50

Уроки морского жаргона 16

Прополка огородов 10

Комиссионные от слепого нищего 10

Доставка газет 6

Деньги на кино 150

Частные пожертвования и продажа вещей старьёвщику 1011,5

ИТОГО: 5 фунтов 8 шиллингов 6 пенсов.

Я объявил итог, и ребята радостно зашумели. Мы добились своего!

Просто не верилось, что так всё здорово получилось.

Нам некогда было решать, как поступить с деньгами, которые останутся после того, как мы заплатим 4 фунта 14 шиллингов и 6 пенсов за стекло, разбитое Ником. Мы договорились, что комитет соберётся на следующее утро в доме Тэда и обсудит этот вопрос. Тэд закрыл копилку, сунул ключ в карман, а копилку под мышку и пошёл домой.

Стали расходиться и остальные ребята. Питер Батс должен был зайти к Нику и предупредить его о назначенном на десять часов утра заседании комитета.

V. ЧЁРНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

В воскресенье, в десять часов утра я уже был в проулке позади дома Тэда. Оттербери – старинный городок, и в нём много таких заросших аллеек, ведущих с улицы к заднему крыльцу домов. Тэд живёт со своей сестрой в маленькой квартире как раз над книжным магазином, который, конечно, закрыт по воскресеньям.

Вскоре примчались Топпи и Питер Батс. Мы расположились в гостиной и стали решать, что же делать с остатком денег. Истратить их нужно так, чтобы все мальчики и девочки, участвовавшие в операции, остались довольны.

Питер Батс предложил устроить загородный пикник.

На следующий день как раз праздник, значит, целых два дня не надо ходить в школу. Но вот беда – многие ребята уже уговорились ехать с родителями, или у них были ещё другие планы. Да и на четырнадцать шиллингов далеко не уедешь. Я давно мечтал основать школьный журнал, поэтому предложил истратить деньги на покупку подержанного стеклографа, а всех ребят сделать сотрудниками редакции. Но почему-то никто не поддержал моё предложение. Топпи уже изрядно надоела эта затянувшаяся игра, он сказал, что можно поровну поделить остаток между ребятами, да и всё тут.

Тэд, который до сих пор помалкивал, думая о чём-то, предложил:

– Мне кажется, не следует брать эти деньги себе. Мы собирали их в благотворительных целях, и если мы теперь разделим их на всех, значит, мы надували жителей, выманивая деньги под фальшивым пре-пре…

– Предлогом! – подсказал я.

– Да, предлогом!

– Чепуха, – возразил Питер, – мы эти деньги заработали!

– Да, но не для того же мы работали, чтобы положить деньги себе в карман.

– В таком случае, может быть, нам вернуть деньги их прежним владельцам? – ехидно предложил Топпи. – Это будет так порядочно!

– Тэд явно не в себе! – поддакнул Питер.

– Я этого не предлагаю. Только, по-моему, остаток нужно употребить с благотворительными целями. Может, стоит посоветоваться с Рикки?

– Ну уж нет. Он-то здесь при чём?

Мне казалось, что Тэд проявляет излишнюю щепетильность, но я чувствовал, что должен его поддержать.

– У нас могут быть неприятности, если мы так просто прикарманим денежки, – вступился я за Тэда. – Сотни жителей Оттербери знают о нашей операции. Она произвела сенсацию в городе. Мама мне сказала, что в городе только и разговоров что о нас. Многие считают, что мы молодцы, но некоторым наша затея не по вкусу – особенно тем, кто узнал, что на самом деле означает сокращение «ФПН». И

вот эти люди могут поднять большой шум, если часть денег мы потратим на себя. Если же поступить, как предлагает Тэд, то к нам нельзя будет придраться.

– Э, да ты просто струсил! – закричал Питер. – Никто нам ничего не может сделать.

– Если ты считаешь, что я валял дурака перед целым городом, торгуя щипцами для завивки, только для того,

чтобы отдать выручку на холщовые распашонки для бедных сироток, то жестоко ошибаешься! – выпалил Топпи.

Дело зашло в тупик, страсти разгорелись вовсю. В

дверь постучали, и вошёл Ник. Он опоздал из-за того, что помогал по хозяйству тёте. Тэд сказал ему, что денег с лихвой хватит на стекло. Нужно было видеть Ника, когда он услышал это. Такое лицо, наверное, бывает у человека, приговорённого к смерти, когда в последнюю минуту ему объявляют о помиловании. Все наши хлопоты и труды не были напрасны. Тэд позвал сестру. Она вошла в комнату, вынула из письменного стола ключ, открыла большой ящик комода и поставила на стол деревянную шкатулку.

Тэд своим ключом отпер замок на копилке и поднял крышку.

Мы все сидели вокруг стола. Сестра Тэда взялась уже за ручку двери, собираясь выйти из комнаты. Она женщина чуткая и никогда не вмешивается в наши дела до тех пор, пока мы сами её об этом не попросим.

– Ну, скорее! Вываливай всё на стол, – сказал Топпи.

Но Тэд застыл как изваяние и с ужасом таращил глаза на копилку, словно увидел в ней копошащихся тарантулов или голову Медузы Горгоны. Он побледнел как полотно, потом сделался красным как рак. В комнате стало тихотихо. В распахнутое окно влетел первый удар звонящих к утренней обедне церковных колоколов.

– В чём дело, Тэд? – спросила Роза Маршалл.

– Деньги исчезли, – еле слышно прошептал Тэд.

Эти слова вывели нас из оцепенения. Мы бросились к копилке и перевернули её – на стол высыпались камни, погнутые гвозди, болты, ржавые дверные петли.

Денег не было. Пять фунтов восемь шиллингов шесть пенсов словно испарились.

– Ты, наверное, решил подшутить над нами, Тэд, –

прошептал я. – Правда? – Но я уже понял, что это не шутка.

– Роза, это не та копилка. Где коробка, которую я отдал тебе на хранение вчера вечером? – спросил Тэд.

– Это и есть та самая копилка. Я же при тебе заперла её в ящик комода, – ответила сестра.

– Но это невозможно. Ведь в копилке было полно монет! Воцарилась неловкая тишина. Потом Топпи сказал:

– Ну, по крайней мере, теперь не надо ломать голову, как поступить с оставшимися четырнадцатью шиллингами. Тэд обратился к Нику:

– Ты прости нас, Ник. У нас были для тебя деньги, но они исчезли. Я ума не приложу, куда они подевались.

– Ничего, – ответил Ник. Молодец Ник, он вёл себя как настоящий мужчина! – Не волнуйся, Тэд, ничего не поделаешь.

Снова наступила тишина.

– Только одна вещь могла произойти с деньгами, –

сказал Топпи, ни к кому не обращаясь, – их украли.

– Но это невозможно! – воскликнула Роза. – Я сама спрятала копилку в комод вчера вечером и положила ключ в письменный стол.

– Но как же весь этот хлам попал в копилку?

– Наваждение какое-то!

Ни у кого не было ни малейшего представления о том,

что же произошло на самом деле. Впрочем, нет, это не совсем так. Когда Топпи сказал, что деньги украли, у многих возникли кое-какие подозрения. Многие подумали про себя, хотя и не осмелились сказать вслух, что никто, кроме

Тэда или его сестры, не мог сделать этого.

Роза отправилась звонить мистеру Ричардсу. Когда она вышла из комнаты, Топпи сказал:

– Нужно созвать общее собрание. И как можно скорее.

Дело серьёзное. Пошли, Питер.

– В котором часу? – спросил поникшим голосом Тэд.

– Мы тебе сообщим.

Топпи направился к двери, но потом остановился и добавил:

– Тебе будет позволено произнести речь в свою защиту. Тут Ник сорвался с места и двинулся к Топпи.

– Я буду драться с тобой, если ты скажешь, что деньги украл Тэд.

– Ну и осёл же ты! Кулаками за стекло не заплатишь.

– А мне всё равно. Я сознаюсь дяде. Но ты не имеешь права обвинять Тэда.

Ник Уэйтс рассвирепел. Недаром говорят – в тихом омуте черти водятся!

– Мы пока что никого не обвиняем. Пошли, Батс.

Слышно было, как они спускались по лестнице. Тэд принялся ворошить кучу барахла на столе, словно надеясь, что произойдёт чудо и камни превратятся в шиллинги и пенсы. Вернулась Роза вместе с Рикки. Вид у них был довольно озабоченный.

– Ну вот что, чудес не бывает, – начал Рикки. – Расскажи по порядку, Тэд, всё, что было с тех пор, как ты отправился вчера вечером домой.

Тэд ответил, что пошёл прямо домой и отдал копилку сестре. Он ни разу не открывал копилку. Всю ночь ключ от неё пролежал в кармане его штанов. Если же ночью в дом забрались грабители, то они бы оставили хоть какиенибудь следы.

– Встретил ли ты кого-нибудь по дороге домой? Говорил ли кому, что у тебя в копилке?

– Нет… А, вспомнил! Да, да, сэр, как же я об этом забыл? Знаете, сэр, этого парня – Джонни Шарпа? И второго типа, Бородавку, эта пара неразлучна. Так вот, они шатались в проулке, ведущем к нашему дому. Шарп спросил у меня, собрали ли мы деньги для Ника Уэйтса.

– А что было потом?

– Потом ничего. Я ответил им, а Джонни Шарп взял копилку…

– Вот как, а дальше что?

– Да, взял копилку, но я не думаю, что это он украл деньги. Он просто потряс её в руках, послушал, как гремят монеты, потом передал её Бородавке, тот тоже потряс её и вернул мне. Вот и всё.

– Ты уверен, что они вернули тебе твою копилку? Ты не спускал с неё глаз?

– Сэр, пожалуй, я не всё время смотрел на копилку, пока эти парни трясли её. Бородавка стоял за спиной у

Джонни Шарпа, когда он держал копилку. Но длилось это всего какой-то миг. Кроме того, – Тэд повернул копилку вверх дном и указал на выцарапанный на ней крест, – видите эту отметину? Я обнаружил её, ещё когда Прун принёс копилку. Так что, несомненно, это та же самая копилка. Снова тупик. Мы ещё несколько раз принимались обсуждать всё по порядку, но расследование не продвинулось ни на дюйм. Я подумал, что мне лучше всего уйти.

Ник отправился со мной. Мы дошли до угла, когда я вспомнил, что оставил кепку в гостиной. Я попросил Ника обождать и помчался назад к дому Тэда. Чёрный ход не был закрыт, и я решил быстро подняться по лестнице, никого не тревожить, взять кепку и выскочить наружу. Но когда я мчался по лестнице, из гостиной донёсся сердитый голос Розы. Я невольно подслушал часть разговора.

– С тем же успехом можете меня подозревать, – говорила Роза.

– Но, дорогая, кто же, кроме Тэда? – Это был голос

Рикки, терпеливый, добрый, мягкий и разумный. Таким голосом он объясняет в классе трудные грамматические правила отстающим ученикам. – Вы сами сказали, что никто не мог влезть в квартиру. А для мальчишки это громадный соблазн – завладеть сразу пятью фунтами. Вы должны понять.

– Если не верите Тэду, я не желаю вас видеть! – закричала Роза. – Говорю вам – не мог он этого сделать. – Голос её стал холодным и резким. – Может быть, вы вызовете полицию и устроите в доме обыск?

Я думал, что не стоит мне слушать дальше. Громыхая по ступеням, я взбежал наверх, постучал в дверь, вошёл и отыскал свою кепку. Роза и Рикки были в комнате одни.

Заметно было, что оба сильно рассержены. Я не стал дожидаться, пока меня выставят, и быстренько ушёл сам.

На улице я пересказал Нику то, что услышал в доме.

Тут Ник как-то странно взглянул на меня.

– Ты тоже считаешь, что Тэд украл деньги? – спросил он напрямик.

– Ну, видишь ли, всё это выглядит довольно подозрительно. Кто ещё мог это сделать?

– У меня нет улик. Одно я знаю – это не Тэд. Но даже, если он украл, всё равно, я за него в огонь и в воду… –

Глаза Ника лихорадочно горели. – А ты? Ты на чьей стороне?

– Понятно, что ты за Тэда. Ведь это он первый предложил помочь тебе.

– Плевать мне на деньги! Я решил всё рассказать дяде.

Будь что будет! Я спрашиваю тебя: ты за Тэда или нет?

Ника словно подменили. Прямо не верилось, что это он. Говорят, в решающую минуту в человеке просыпаются необыкновенные силы. Видимо, это и случилось с Ником

Уэйтсом.

– За Тэда, – ответил я, чувствуя себя пристыжённым. –

Но что же мы можем для него сделать?

– Доказать, что он невиновен.

– Ты да я? Но как?

– Ты да я и любой другой, кто присоединится к нам.

Ведь сегодня будет собрание. Мы узнаем, кто захочет быть с нами.

– Топпи и его ребята наверняка станут нападать на Тэда.

– Ну и пусть. Мы и без них обойдёмся. Но если и наши ребята предадут Тэда, я их всех отлуплю.

– Очень это поможет Тэду! Погоди, Ник. У меня идея.

Ты же знаешь Топпи – он обожает всякие затеи.

– Ну и что?

– Превратим расследование в игру, что-нибудь вроде

«Ищи вора». Если удастся привлечь Топпи, то и другие ребята пойдут за ним.

– Ты, пожалуй, прав.

– Он не станет заниматься этим только из-за Тэда. Но бьюсь об заклад – Топпи готов на всё ради спортивного интереса. Постараемся превратить это в игру, хотя бы на первых порах, иначе Топпи не заманишь. А нам каждый человек пригодится.

Тем временем мы дошли до дома Ника. Ник побледнел, решительно глотнул воздух, кивнул мне и твёрдым шагом направился к калитке.

Во второй половине дня я отправился к Месту происшествия. Мысль, осенившая меня ещё до обеда, неотступно меня преследовала. Если Тэд и в самом деле прикарманил общественные деньги, то он не стал бы выгораживать

Джонни Шарпа и Бородавку. Ведь для виновного естественно попытаться свалить вину на другого. Тэд мог бы сказать, что они выхватили у него копилку и убежали прочь. Других свидетелей не было, и Тэду поверили бы скорее, чем этим прохвостам. Только дурачок мог украсть деньги, набить копилку всяким хламом и ждать, когда все обнаружат подлог.

На собрание пришло человек пятнадцать. После того как Тэд рассказал о случившемся, выступил я и изложил свои соображения. Топпи устроил из собрания настоящий суд присяжных. Я подумал, что с его стороны это слишком жестоко. Он сам себя назначил судьёй, а Питера Батса

– прокурором. Я сказал, что всё это глупая игра и что дело слишком серьёзное, чтобы превращать его в фарс. Но

Топпи ответил, что он подходит к случившемуся со всей серьёзностью, и тогда я вызвался представлять защиту.

Моя речь произвела впечатление на некоторых присяжных. Я ещё добавил, что в соответствии с английскими законами, обвиняемый считается невиновным до тех пор, пока вина его полностью не доказана и что доказательством вины должен заниматься прокурор. Я уже кончал свою речь, когда пришёл Ник Уэйтс. Он тяжело ступал и был очень бледен. «Его били, но не сломили», – сказал бы я, если бы был настоящим писателем. Дядя устроил ему крепкую взбучку. Но больше всего Ник расстроился потому, что дядя пригрозил продать любимого щенка Ника, чтобы уплатить за разбитое стекло.

Как и прежде, Ник держался молодцом. Он окинул взором собравшихся и объявил, что будет драться с каждым, кто скажет, что деньги взял Тэд. Злорадный Прун закричал, что Ник подлизывается к Тэду.

– Где же деньги, если Тэд не брал их? – спросил он у

Ника.

Тут пришлось судебным констеблям схватить Ника за руки, в противном случае Пруну бы не сносить головы.

Судебное разбирательство превратилось в какой-то базар.

Я встал и потребовал, чтобы судья отложил слушание дела до тех пор, пока не будут предъявлены новые улики против Тэда.

– У меня и Ника, – добавил я, – есть основания подозревать в случившемся кое-каких лиц, и мы призываем провести дополнительное расследование…

– Но ведь нельзя возбуждать дело против неизвестного лица, – прервал меня Питер Батс.

Я ответил, что это обычная полицейская формула, известная всем, кроме такого болвана, как Батс. Я объяснил, что мы с Ником в качестве частных сыщиков собираемся приняться за розыски и разоблачить настоящих преступников. Долг каждого гражданина помочь нам. В глазах у

Топпи зажёгся огонёк, когда я произнёс слово «сыщик». Я

был прав: Топпи попался на крючок.

Топпи, вернее судья, поднялся с места. Он объявил, что удовлетворяет требование защиты и откладывает слушание дела. Потом добавил, что следствие могут вести две заинтересованные стороны. Судя по всему, заявил он, преступление совершил Тэд, но поскольку защита потребовала дополнительных доказательств, то и он, Топпи, займётся официальным следствием. Если же доморощенные

Шерлоки Холмсы (тут он кивнул в нашу с Ником сторону) намерены валять дурака и разыскивать неизвестных лиц, то это их дело.

Вот какую штуку придумал Топпи. Можно сказать, что мы с Ником подорвались на собственной мине. Старая вражда Топпи и Тэда снова выплыла наружу. Звезда Топпи теперь восходила. Я видел, что почти все мальчишки на его стороне.

Никогда не забуду, как в конце собрания ребята расступились и по проходу поплёлся Тэд, словно его прогоняли сквозь строй. Только вместо прутьев и мокрых полотенец его хлестали мёртвой тишиной и обидным подозрением. Ребята отворачивались от него, словно он был болен заразной болезнью. Никогда не забуду лица Тэда в ту минуту… Мне пришла в голову строчка: «Он продал нас за пригоршню монет». Это из стихотворения «Свергнутый вождь».

И ещё никогда не забуду, как Ник бросился вслед за

Тэдом, обнял его, и они ушли вместе.

VI. СЫЩИКИ ЗА РАБОТОЙ

Под впечатлением поступка Ника кое в ком заговорила совесть. Ещё два человека из бывшего отряда Тэда Чарли

Мазуэлл и маленький Уэкли отделились от толпы и последовали примеру Ника. Мы отправились домой к Тэду и стали держать военный совет. Хуже всего то, что времени у нас было в обрез. Осталась лишь вторая половина воскресенья да понедельник, а потом снова в школу. Тэд сказал, что он обязан внести деньги. Мы знали: заплатить придётся сестре Тэда, а она и так еле-еле сводит концы с концами. Но всё равно, даже если Тэд внесёт деньги, это не снимет с него подозрений. С чего же начать розыски настоящего преступника? Пять фунтов восемь шиллингов и шесть пенсов серебром и медью словно в воздухе растворились, вместо них в копилке целая куча камней и железного хлама. Нам предстояло объяснить это чудо. Мы сидели за большим столом, и настроение у нас было отвратительное.

Я решил взять себя в руки и постарался вспомнить, как действовали в подобном положении великие сыщики.

«Не пропускайте ни одной детали, даже если она кажется вам совсем пустяковой», – обычно наставляют они свидетелей. Поэтому я попросил Тэда снова припомнить всё, что произошло с ним вчера с того момента, как он отправился с копилкой домой, и до тех пор, пока он не отдал её сестре. Когда Тэд дошёл до встречи с Джонни Шарпом и Бородавкой, я остановил его.

– Опиши внешность этих типов, – попросил я.

– Ну к чему это! Ты не хуже меня знаешь, как они выглядят, – отказался Тэд, и в его голосе прозвучали нотки бывшего Тэда-вожака.

– Всё равно. Опиши их внешность.

И Тэд сначала нехотя, а потом всё бойчее и бойчее стал припоминать, как эти типы выглядели и в чём были одеты в тот вечер. Слушая Тэда, я сделал несколько заметок. Эти заметки приведены на четвёртой странице, где впервые рассказывается о Джонни Шарпе. Покончив с

Джонни, Тэд принялся за Бородавку.

– Ну, этот, круглолицый, похож на ситник с двумя изюминками. Бледное, как известь, лицо. Он никогда не смотрит людям в глаза, словно нашкодивший пёс при виде хозяина, – медленно подбирал слова Тэд. – Он был без шляпы, в старом заляпанном дождевике и коричневых фланелевых штанах. Ботинки в грязи, со стоптанными каблуками и потрескавшимся верхом.

Маленький Уэкли хотел было прервать Тэда, но я остановил его. Когда Тэд кончил, я попросил ребят воспроизвести встречу в проулке. Чарли играл роль Джонни

Шарпа. Он показывал зубы, ухмылялся и противно подмигивал Тэду, совсем как Джонни. Ник был Бородавкой.

– Тэд, а ты возьмёшь копилку, – она всё ещё лежала на столе в гостиной, – выйдешь из комнаты, а потом войдёшь. О’кэй? Покажи точно, где стояли эти типы, – командовал я.

Тэд показал, как они стояли, прислонившись к стене.

– Что произошло потом?

– Джонни Шарп остановил меня и спросил: «Ну, как успехи?»

– Он знал, что в копилке деньги?

– Да, конечно.

– Он, наверное, сразу догадался, – вставил Чарли Мазуэлл и рассказал, как Шарп заступился в парке за певцов из хора, когда к ним приставали мальчишки.

Мы повторили эту сцену, всё как было: как Джонни

Шарп взял из рук Тэда копилку, потряс её, передал Бородавке, который тоже её потряс, а потом вернул Тэду. Мы убедились, что в тот момент, когда копилка была в руках у

Бородавки, между ним и Тэдом находился Джонни Шарп.

Но не мог же Бородавка в какие-то доли секунды высыпать из копилки деньги, наполнить её хламом и закрыть замок. Снова – в который раз! – мы зашли в тупик.

Тут я заметил, что крошке Уэкли прямо не сидится, и я ехидно спросил, уж не нужно ли ему по-маленькому.

– Н-нет, – встрепенулся он, – я просто хочу узнать, зачем это Бородавка надел дождевик.

– Ну, а что в этом особенного? – недоуменно спросил

Чарли.

– А то, что он никогда не носит плаща. А ведь вчера была сухая ясная погода, не так ли?

Правильно говорится – устами младенца глаголет истина! Сначала мы даже онемели от неожиданности, а потом стали хлопать Уэкли по плечу и жать ему руку.

– Чёрт возьми! Подумайте, а что, если у него под плащом была точно такая же копилка и он незаметно обменял её на нашу! – воскликнул я.

Мы снова воспроизвели эпизод в проулке, используя вместо копилок две толстые книжки, и опыт удался. В то время как «Джонни Шарп» отвлекал Тэда разговорами,

«Бородавка» у него за спиной успевал спрятать нашу копилку под мышку и вместо неё протянуть «Джонни»

фальшивую. Тэд вспомнил, что дождевик на Бородавке был расстёгнут, и эта подробность подтверждала наше предположение. Но через секунду наша радость улетучилась, потому что Тэд сказал:

– Всё это хорошо. Но где они могли раздобыть точно такую же копилку, как наша, даже с крестиком на дне?

Мы только почесали в затылке.

– Они видели нашу копилку раньше – это единственное объяснение, – сказал Ник после долгой паузы.

– В том-то и дело, что они не видели её, – ответил Тэд.

И верно, ведь после того как Прун принёс нам копилку, Тэд держал её вплоть до вчерашнего дня в запертом ящике комода. Ни Джонни Шарп, ни Бородавка не заходили к Маршаллам, Тэд спрашивал об этом у Розы.

– И всё же они очень подозрительны. Ну, скажи, чего это вдруг Джонни Шарп прогнал тех крикунов, которые мешали нам давать концерт? Совсем он не такой добряк.

Никто и не ждал от него помощи. Он мог это сделать с одной целью – дать нам заработать побольше. Он-то знал, что денежки ему достанутся.

Мы все согласились, что это похоже на правду.

Вдруг Ник закричал:

– Я догадался! Они тайком проникли в дом, нашли копилку, осмотрели её и сняли с неё мерку.

– Но от кого они узнали про копилку? Ведь я им ничего не говорил, – возразил Тэд.

– Прун мог им рассказать. Или ещё кто-нибудь из ребят. Готов держать пари, что кто-то протрепался и об операции «Стекольщик», и о том, что у нас есть копилка. В

Оттербери всё всем друг про друга известно!

– Первым делом надо допросить Пруна, – сказал

Ник. – Нужно узнать, говорил ли он этим типам про копилку.

– Так он и сознается! – ухмыльнулся Чарли. – И всё же попытка не пытка.

– Взгреем его, заговорит! – предложил Ник.

– Нет, – возразил я, – это не подойдёт. Нужно проявить такт. Прун теперь снова в отряде Топпи, так что у него найдутся заступники. Следует, однако, изучить и другую версию. Тэд, не заметил ли ты следов взломщиков у себя в квартире?

– Нет, ничего не заметил.

– Давайте сходим и ещё раз посмотрим.

Мы пошли наверх в спальню. Она на втором этаже.

Если преступники не проникли в дом через чёрный ход или книжный магазин, то остаётся последний путь – через окно спальни. На подоконнике свежих царапин обнаружить не удалось, хотя, впрочем, времени уже прошло много. Мы спустились вниз, чтобы поговорить с сестрой Тэда.

Она была уверена, что ни Шарп, ни Бородавка на прошлой неделе и близко не подходили к заднему крыльцу. Но, призналась она, заметно смутившись, во вторник Джонни

Шарп заходил в магазин, он недолго поболтал с ней и ушёл, а наверх не поднимался.

– А не мог ли Бородавка, то есть Джозеф Сидз, прошмыгнуть в дом, пока вы разговаривали с Шарпом? –

спросил я.

Роза ответила, что теоретически это возможно. Но она готова поклясться, что этого не случилось. Должен заметить, что Роза держала себя прекрасно. Она разрешила нам обыскать весь дом. Всё же было видно, что она чем-то расстроена. Я подумал, что это из-за размолвки с Рикки.

Про себя я поклялся, что помирю их, как только мы откроем тайну украденных денег. Такой уж я мягкий человек, должен признаться: не могу видеть, как женщина грустит!

Затем мы отправились на задний дворик. И тут нас ожидала первая удача. Расскажу всё по порядку. Проулок, где Тэд повстречался с Шарпом и Бородавкой, отходит от улицы под прямым углом. Он упирается в асфальтовую дорожку, проложенную за домами параллельно улице.

Между домами и этой дорожкой ютятся маленькие дворики, у каждого дома свой. Они отгорожены деревянными заборами высотой примерно в пять футов. С дорожки во дворики ведут калитки. Дворик Маршаллов шириной всего в десять футов, но Роза ухитрилась разбить в нём клумбу. По нашей просьбе Роза одолжила у соседей лестницу.

Мы её подняли, но никак не могли установить, потому что лестница скользила по земле. Тогда мы решили поставить её в разрыхлённую землю, прямо в клумбу.

Ребята стали перетаскивать лестницу, как вдруг я закричал:

– Стойте, стойте!

Ребята подумали, что я спятил. Но я им показал две глубокие вмятины на клумбе, как раз соответствующие ножкам лестницы. Отметины были глубокие и свежие, и по ним было видно, что лестницу прислоняли к забору, прежде чем вынуть из земли. Как говорится, быть ненастью, да дождь помешал…

Не успели мы прийти в себя, как раздался крик Тэда.

Он ползал по клумбе и среди цветов, рядом с вмятинами от лестницы, наткнулся на след ноги. Его не могли оставить ни Тэд, ни Роза. Это был очень большой отпечаток, несомненно, мужской ноги. Ребята прямо запрыгали от радости. Когда мы немного поостыли, я послал Тэда за тазом и пустым решетом. Мы накрыли ими след и вмятины на клумбе, чтобы сохранить эти важные улики.

Что же делать дальше? Ника Уэйтса словно подменили

– он стоял за крутые меры… Он предложил взять в плен

Джонни Шарпа и Бородавку, притащить их сюда на задний дворик и сравнить их башмаки с отпечатками на клумбе. Возобладали, однако, более умеренные идеи. Я

считал, что прежде всего следует снять гипсовый слепок со следа злоумышленника – так всегда делают в Скотланд-

Ярде3, а потом поискать на подоконнике отпечатки пальцев. Меня лишь смущало то обстоятельство, что у нас не было специальных приспособлений. Тэд же предлагал обратиться в полицию, но нам это пришлось не по душе. Если мы сообщим в полицию, то весь город узнает о пропаже денег. Кроме того, полиция может решить, что Тэд не так уж невиновен, как нам кажется. Тут я вспомнил о Э.

Сайдботтеме. Он хоть и чуть-чуть не в себе, но у него наверняка имеется всё необходимое для снятия отпечатков пальцев и гипсовых слепков.

Решено было, что мы с Ником отправимся к Э. Сайдботтему, а Чарли – единственный из нас, кто ещё не рассорился с Топпи, – попробует узнать, не говорил ли кто-

3 Скотланд-Ярд – штаб городской полиции Лондона.

нибудь из его ребят, и прежде всего Прун, Джонни Шарпу и Бородавке о нашей копилке. Тэда мы оставили стеречь следы на клумбе.

Крошке Уэкли пора было бежать домой. Он молодчина

– первый спросил, почему это Бородавка надел дождевик в сухой и солнечный день.

Мы с Ником позвонили у дверей мистера Сайдботтема.

Он открыл нам и провёл наверх. Мы рассказали ему лишь то, что сочли необходимым: из комнаты Тэда Маршалла украдена крупная сумма, мы обнаружили некоторые улики и хотели бы посоветоваться с ним. Когда я кончил рассказ, Э. Сайдботтем постучал пальцем по носу, на цыпочках подошёл к двери и внезапно распахнул её, словно надеясь застать за ней подслушивающего шпиона. Потом, тщательно притворив дверь, он подошёл ко мне и спросил:

– Вы считаете, что дело не чисто?

Я кивнул. Открыть рот мы с Ником не решались – боялись расхохотаться, смех прямо распирал нас.

– Всё ясно. Ждите здесь, – пробормотал Э. Сайдботтем и вышел на цыпочках из комнаты.

Через пять минут дверь открылась. Ник громко фыркнул, но притворился, что чихнул, якобы у него простуда.

Я, наверно, даже почернел от натуги, сдерживая хохот. В

дверях стояло живое чучело. Мистер Сайдботтем был в длинном пальто, на голове красовалась огромная клетчатая кепка, такая же, как у Шерлока Холмса. Он был в тёмных очках и с приклеенной бородкой, похожей на метёлку. Увидев, с каким изумлением мы смотрим на него, он сказал:

– Маскировка необходима в моей работе. Вы бы в жизни не узнали вашего старого приятеля Эрни Сайдботтема, верно, мальчики?

Мы лишь кивнули в ответ. Великий сыщик не только изменил внешность, он и говорить начал не своим голосом

– тоненьким, пронзительным фальцетом, который так не похож на его обычный густой бас. Неужели придётся среди бела дня идти с этим чучелом через весь город? Но мистер Сайдботтем успокоил меня:

– Нас не должны видеть вместе. Отправляйтесь вперёд.

Он появился на заднем дворике ровно через пять минут. Мы показали ему след и вмятины на клумбе. Из сумки, перекинутой через плечо, мистер Сайдботтем вынул лупу, опустился на колени и осторожно подполз к следу, словно охотясь за бабочкой. Он долго изучал следы, бормоча чтото себе под нос.

– Вы не собираетесь снять гипсовые слепки? – спросил

Ник.

– У меня такое чувство, что я уже видел где-то этот след. Кому он может принадлежать?

– Вы сказали, что знаете этот след? – взволнованно переспросил я.

– Вы попали прямо в точку, Уотсон4, прямо в точку! –

ответил он леденящим кровь фальцетом.

– Мистер Сайдботтем, – сказал я, – помните ту пуговицу, которую вы рассматривали вчера, когда я зашёл к вам в лавку? Вы сказали, что нашли её на огороженном участке земли. Уж не здесь ли?

4 Уотсон – герой рассказов А. Конан-Дойла, друг и помощник Шерлока Холмса.

Он попятился на всех четырёх и удивлённо взглянул на меня через тёмные очки.

– Уотсон, вы подаёте проблески надежды. Я отвечу на ваш вопрос односложно. Да! Здесь. За клумбой.

Он порылся в сумке, отыскал пуговицу и положил её на то место, где нашёл её. Я попросил дать мне эту пуговицу на время. Хотел сличить её с пуговицами на пиджаках Джонни Шарпа и Бородавки. Если пуговицы совпадут, мы получим ещё одну важную улику против этих типов.

Мистер Сайдботтем разрешил мне взять пуговицу, Потом он достал ножницы и кусок картона и ловко вырезал из него подошву, точно совпадавшую со следом на клумбе. Плохо, конечно, что на картонном слепке не видно узора подошвы. Гипс бы это передал. Но это всё же лучше, чем ничего. И картонная подошва навела Тэда на блестящую мысль. Пока мистер Сайдботтем устанавливал лестницу, намереваясь осмотреть подоконник спальни, Тэд сказал:

– Мы можем легко узнать, след ли это Джонни Шарпа или Бородавки. Знаете как? Завтра утром снова примемся чистить ботинки прохожим!

Тэд предложил приделать картонную подошву к ящичку и сравнить с ней обувь обоих типов.

Только как их убедить почистить обувь? Бородавка, например, никогда в жизни не держал в руках сапожной щётки! В это время ударили колокола, и Чарли Мазуэлл побежал к вечерне – он ведь поёт в церковном хоре. Едва он ушёл, как кто-то окликнул меня через ограду:

– Джордж, что вы ещё надумали?

Это был Топпи с Питером Батсом. Положение, прямо скажем, щекотливое. Мне не хотелось выкладывать наши улики «официальной полиции», но, с другой стороны, всё, что доказывало невиновность Тэда, должно быть известно обеим сторонам.

– Маршалл позволит нам осмотреть его дворик? –

спросил Топпи бесстрастным голосом.

– А у вас есть ордер на обыск? – важно произнёс я.

– Нет, у нас нет ордера, – ответил Топпи, – и вообще, если Маршалл возражает, мы сделаем определённые выводы.

Пожалуй, Топпи перебарщивал, говоря о стоявшем тут же Тэде в третьем лице.

– Можете обыскивать весь дом, пока не посинеете.

Мне бояться нечего, – выпалил Тэд. Он снова загрустил.

Я видел, что Ник еле сдерживает себя. Нужно было срочно разрядить обстановку.

– Мистер Сайдботтем, – позвал я, – явилась полиция.

Сыщик инспектор Топпингем и сыщик сержант Батс.

Сайдботтем поспешил спуститься с лестницы.

– А, Скотланд-Ярд! – воскликнул он. – Полиция озадачена, не так ли? Вам пора бы уже изучить мой метод, инспектор. Примените его. Клумба весьма любопытна…

– О чём это он? – грубо перебил Питер.

Я поделился нашими подозрениями, показал им следы на рыхлой земле. Топпи откинул со лба прядь волос. Он взглянул на лестницу, с которой только что спустился мистер Э. Сайдботтем, потом повернулся к Тэду:

– В какое время ты ложишься спать?

– Около девяти. А что?

– На прошлой неделе ты ни разу не ложился позже?

– Я… нет, кажется, нет.

– Ты крепко спишь?

– Да вроде, а что?

– Так крепко, что не проснулся бы, если кто-нибудь влез в окно?

– Нет, наверное, проснулся б…

Тэд сказал это раньше, чем я успел его остановить. Это признание ему сильно повредит. Теперь я понял, куда клонит Топпи.

А Топпи бесстрастно продолжал:

– Стало быть, ты полагаешь, что кто-то проник во дворик среди бела дня, вот с такой длинной лестницей, взобрался по ней, залез в окно, и никто из соседей ничего не видел?

– Возможно, злоумышленник делал вид, что он маляр или мойщик окон, – заметил Ник. – Воры часто прибегают к такой уловке.

– Каждый житель Оттербери знает Джонни Шарпа и

Бородавку в лицо. Всем известно, какие это бездельники.

Если бы они вдруг принялись мыть окна, весь город только бы и говорил об этом. Да и твоя сестра увидела бы их.

– Из магазина она бы не смогла их увидеть, – возразил

Тэд.

– Кроме того, Джонни Шарп заходил в магазин в четверг пополудни и долго болтал с Розой, – подхватил я, заволновавшись. – Бородавка мог успеть притащить лестницу и забраться в спальню, пока его сообщник отвлекал хозяйку.

– Ты так считаешь? Что же, поставим опыт. Бородавка тщедушный и хилый, а мистер Сайдботтем, прошу прощения, сэр, мистер Шерлок Холмс человек высокий и крепкий. Не будете ли вы столь любезны опустить лестницу, а потом снова приставить её к окну.

И тогда стряслось непоправимое. Э. Сайдботтем опустил лестницу с заметным усилием. А потом, сколько он ни бился, поставить её ему не удавалось. Тут сноровка нужна, осмелюсь я заметить. Было очень смешно смотреть, как это чучело в клоунской шляпе и с фальшивой бородкой пыхтит и багровеет от натуги, но никто даже не улыбнулся. Именно в эту минуту я понял, что дело принимает весьма серьёзный оборот.

– А как ты объяснишь, откуда взялись вмятины на клумбе? – спросил я у Топпи.

– Чего это я стану объяснять! Может быть, их сам

Маршалл оставил, чтобы запутать следствие.

Этого Тэд не мог перенести. Он ринулся на Топпи, но по дороге налетел на Э. Сайдботтема, бьющегося с лестницей. Бедняга потерял равновесие, лестница с грохотом упала на землю, мистер Сайдботтем споткнулся об неё и навзничь рухнул рядом с клумбой. Но и тут никто не рассмеялся. Тэд и я помогли бедняге подняться. Когда мы поднимали его, Сайдботтем произнёс престранную фразу:

«Это случается со мной уже второй раз».

Он диковато посмотрел на нас, потом пощупал рукой своё лицо, наткнулся на фальшивую бородку, оторвал её, засунул в карман и поплёлся прочь.

– Пошли, Батс, – сказал Топпи, – только время зря теряем. Всё ясно, посторонних в доме не было!

VII. МЕЧЕНЫЕ ПОЛКРОНЫ

На следующее утро Тэд и я снова вышли с ящичком и табуреткой на угол Вест-стрит. Чарли Мазуэлл и Ник, прихватив водяное ружьё, спрятались в подвале магазина

Розы Маршалл. Только в субботу у нас было совсем другое настроение. Тогда мы не сомневались, что всё будет хорошо. Теперь даже небо было другим: тяжёлые серые тучи прихлопнули землю, словно крышка кастрюлю.

Помню, как мне было грустно в это утро: мне казалось, что наша затея – пустая выдумка, глупая игра и нет смысла продолжать её. Тэд всё время молчал. Даже клиенты его не интересовали. Кто-то подошёл и поставил ботинок на ящичек, Тэд взялся наводить на него блеск, но щётки в его руках еле двигались, а потом и вовсе остановились.

Тэд уставился вдаль невидящими глазами. Мне пришлось подменить его и самому закончить работу.

Время ползло медленно. Джонни Шарпа и Бородавки нигде не было видно. Наконец я предложил Тэду сходить и поискать их.

– А что я скажу, что им пора почистить ботинки? – вяло спросил Тэд. – Так они меня и послушались!

– Не хнычь, Тэд. Попробуй заманить их сюда. Скажи

Джонни Шарпу, что его ждёт Роза.

– Но она же видеть его не может.

– Он такой зазнайка, что не замечает этого. Ну, отправляйся. Хватит сидеть сложа руки.

– Я даже не знаю, где они живут.

Это и впрямь была большая заковыка. Ведь настоящая полиция всегда знает, где околачивается преступник, и в любой момент может схватить его. А мы даже не знали адресов этих типов. Но я не стал распускать нюни и посоветовал Тэду начать поиски с мастерской Скиннера, потому что Джонни Шарп и Бородавка частенько бывают там.

Он побрёл к мастерской с таким видом, будто на шее у него тяжёлый камень. Что стало с таким весёлым и находчивым парнем! Я ненавидел мерзавцев, которые украли деньги и подставили Тэда под удар.

Только Тэд ушёл, как прибежали Топпи и Питер Батс.

Топпи толкал деревянную тележку, на которой Э. Сайдботтем обычно развозит газеты.

– Мы проводим опыт! – крикнул Топпи, ехидно ухмыляясь.

Они свернули в проулок. Когда они показались снова, из них так и пёрло самодовольство.

– Бедный старый Шерлок Холмс, – пропел Питер Батс.

– Сыщик натыкается на собственный след! – с выражением произнёс Топпи, и они оба громко прыснули.

Я спросил, что стряслось. Но они так хохотали, что на глазах у них заблестели слёзы. Топпи насторожился, когда

Э. Сайдботтем сказал: «Это случается со мной уже второй раз». Разумно было предположить, что бедняга уже и раньше падал на заднем дворике у Маршаллов. Наверное, это случилось, когда Сайдботтем развозил газеты. На заднем дворике у Маршаллов других дел у него быть не могло. Топпи смекнул, что может опровергнуть мою гипотезу. Рано утром он примчался к Э. Сайдботтему и попросил одолжить тележку. И вот теперь он убедился, что отметины на клумбе, якобы оставленные ножками лестницы, точно соответствуют оглоблям тележки. Топпи прихватил и ботинок Э. Сайдботтема, и оказалось, что таинственный след принадлежит ему.

Видать, Сайдботтем споткнулся и упал во дворике у

Маршаллов. При падении он наступил на клумбу и, пытаясь удержаться на ногах, воткнул в неё оглобли тележки.

И та пуговица, что он обнаружил «на огороженной территории», отлетела от его собственного пиджака! Ведь у

Сайдботтема то и дело случается раздвоение личности.

При падении словно выключатель в нём повернулся –

клак! – и Сайдботтем стал Шерлоком Холмсом. И наоборот, вчера вечером он упал и – клак! – вместо Холмса –

старый Сайдботтем. Когда он превращается в Шерлока, то начисто забывает о Сайдботтеме. Вот почему вчера он шёл по собственному следу.

Топпи и Питер всё это мне тщательно растолковали.

Если это так, то по крайней мере следы оставил не Тэд, как утверждал вчера Топпи.

– Мы снова оказались у исходного пункта, и единственный человек, на кого падает подозрение, – это Тэд

Маршалл, – подытожил Топпи.

– Ври-ври, да не завирайся!

Топпи показал пальцем в конец улицы, и я увидел Тэда в сопровождении Джонни Шарпа и Бородавки. Когда они подошли, Джонни помахал нам рукой и осклабился. Тэд устроил так, что оба типа задержались на несколько мгновений около решётки подвала. Тэд притворялся, что хочет показать им какую-то книгу в витрине. А я уже по привычке закричал: «Чистим ботинки, всего за три пенса».

Джонни Шарп, разглядывая своё отражение в витрине, поправил шляпу, потом посмотрел на свои башмаки. И

как-то противно ухмыльнулся.

– Черти, что выдумали! – воскликнул он. – Быть вам большими бизнесменами, вроде меня, не иначе. О’кей.

Придётся раскошеливаться! – И он поставил ногу на ящичек. Я опустился на колени и принялся драить его башмаки.

Тэд стоял у меня за спиной и с волнением сравнивал картонную подошву с башмаком Джонни. Ведь я не успел ему рассказать про открытие Топпи. Но нога Джонни была явно меньше картонной подошвы, да и фасон ботинок у него был другой, с уродливыми длинными носами.

Когда я закончил, Джонни окликнул Бородавку:

– Эй, Джоз, потрать и ты три пенса. Будь похож на джентльмена, коли следуешь за мной повсюду. У тебя как будто завелись деньжата. Так и быть, разрешаю тебе заплатить за меня.

Тут Джонни, вихляя ватными плечами и пританцовывая, направился в магазин, а Бородавка подошёл ко мне.

Таких грязных ботинок, как у него, я никогда не видел.

Бедный Тэд смотрел на них горящими глазами, всё ещё надеясь, что башмак Бородавки совпадёт с картонной подошвой. Топпи и Питер Батс скалили зубы, как чеширские коты, наблюдая за Тэдом. А Тэд словно на иголках стоял.

Вот-вот появится Джонни Шарп и спросит у Тэда, какого чёрта тот дурачит его – ведь Роза и не думала посылать за

Джонни.

Бородавка бросил в миску полкроны, за Джонни и за себя. У нас не было сдачи, и я пошёл к Розе за мелочью.

Не взглянув на Джонни, я попросил Розу разменять полкроны.

Ребята в школе ещё давно прозвали меня «профессором», потому что я очень рассеянный. Но тут моя рассеянность нам здорово помогла. Оказалось, что я позабыл полкроны в миске на улице. Роза дала мне мелочь. Я выскочил из дома и отдал два шиллинга Бородавке. Он вразвалку подошёл к фонарному столбу, прислонился и стал дожидаться Джонни Шарпа. Бородавке всегда нужно к чему-нибудь прислониться, иначе он, наверное, не удержится на ногах. Топпи тем временем взял полкроны и стал подбрасывать монету вверх.

– Орёл или решка?

– Перестань, Топпи, я должен отдать эти деньги Розе.

Топпи поймал на лету монету в левую ладонь и прихлопнул её правой. Видно было, что в него какой-то чёрт вселился. На него иногда находит. По горькому опыту я знал, что мне несдобровать, если я попробую отнять у него монету. Вот я стоял и ждал, пока ему не надоест. Из магазина вышел Джонни Шарп, окликнул Бородавку, и они ушли. Тэд выскочил из проулка, где он прятался от Джонни, и сказал:

– Послушай, отдай монету. Это деньги моей сестры.

– Вот как, а я думал, что они из «Фонда помощи Нику», – противным голосом запел Питер и вдруг, взглянув на Топпи, закричал: – Что случилось, Топпи?

Топпи как зачарованный глядел на ладонь, словно на ней болячка вскочила. Я ничего не понимал. Прошло ещё секунды две, и Топпи направился к Тэду, протянул ему руку и сказал:

– Прости, я был неправ, когда думал, что ты украл деньги. Теперь я уверен, что ты невиновен.

– Но что случилось?

Топпи был неплохим актёром, а тут зрители буквально пожирали его глазами.

– Вот улика, которая поможет распутать клубок: обыкновенная монета королевского казначейства, в просторечии именуемая кругляшкой или лепёшкой. Менее искусный и дотошный сыщик никогда бы не… – Но Топпи не выдержал торжественного тона и заорал: – Смотрите, ребята, отметины от зубов, моих зубов!

Мы сгрудились вокруг него, всё ещё ничего не понимая. Он продолжал, вращая зрачками:

– Разве не помните? Полкроны, которые пожертвовал

Прун! Я их на зуб попробовал, не фальшивые ли. Это та же самая монета. Как сейчас помню: зубы отпечатались прямо на короне.

– А Бородавка только что опустил эту монету в миску! – воскликнул я. – Значит, деньги украл он!

– Вы подаёте надежды, Уотсон.

– Вовсе это не значит, что их украл Бородавка, – упрямо возразил Питер Батс. – Ведь Тэд мог истратить эти деньги в какой-нибудь лавке, а Бородавка покупал в ней что-нибудь, и ему дали сдачу этой монетой.

Пришёл и мой черёд посмеяться над ним:

– Какой умница! Ты забыл, что когда Тэд ушёл с копилкой домой в субботу, магазины были уже закрыты, в воскресенье они вообще не работают, а всё сегодняшнее утро я провёл с Тэдом. Только такому дурачку, как ты, ещё не ясно, что Тэд здесь ни при чём.

Пришлось Питеру Батсу признать, что невиновность

Тэда полностью доказана.

Мы позвали Ника и Чарли из подвала, рассказали обо всём Розе, а потом заперлись в комнате у Тэда на военный совет.

Тэд хотел отнести надкушенные полкроны в полицию.

Но Питер возразил, что таким образом денег Нику не вернуть.

– Преступники и так давно потратили их, – сказал Чарли Мазуэлл.

– В этом всё дело, – вставил я. – Полиция не может заставить их вернуть украденное добро. Но мы попробуем выудить у них деньги, пригрозив, что в противном случае заявим на них в полицию.

– Эти типы посмеются над нами и скажут, что улик против них нет, – возразил Топпи.

Ник при этих словах встрепенулся:

– Нет улик? Ты хочешь сказать, что всё ещё подозреваешь Тэда?

– Будь так добр, заткнись, пожалуйста, – добродушно ответил Топпи. – Я знаю, что Тэд невиновен. Но и против

Джонни Шарпа и Бородавки у нас нет достаточных доказательств.

– И не будет, пока мы не узнаем, как им удалось подменить копилки, – сказал Чарли.

Мы сидели, глазея друг на друга и уплетая конфеты, те которыми нас щедро угощал Тэд. Неужто «орешек» нам не по зубам?

– Попробуем начать с другого конца, – предложил наконец я. – Поставим себя на место преступников. Топпи, скажем, ты Джонни Шарп…

– Спасибо большое.

– …и тебе нужно раздобыть копилку, чтобы снять с неё копию.

– Ну, уж я бы не стал влезать среди бела дня по лестнице в спальню.

– Что из этого следует?

– Спроси что-нибудь полегче.

И вдруг Ник как закричит! Я даже испугался, не подавился ли он конфетой.

– Ясно, ясно! – орал Ник, щёлкая пальцами. – Он заранее знал о копилке!

– Что с тобой, Уэйтс! Объясни, в чём дело, – сказал

Топпи тоном классного наставника.

– Если Джонни Шарп не видел копилки после того, как

Прун вручил её Тэду, значит, он видел её до этого. Простая логика.

– Бред какой-то, – возразил Питер Батс. – Где он её видел? Но Топпи взволнованно закричал:

– Ты прав, Ник! Джонни мог дать копилку Пруну и приказать, чтобы тот подсунул её нам.

Как просто! Теперь всё встало на свои места. Ведь

Прун ушёл с того собрания, на котором мы решили помочь Нику, и отказался участвовать в операции «Стекольщик». А потом вернулся с копилкой. Сказал, что передумал. А где он раздобыл копилку? По нашей теории, Прун, должно быть, повстречавшись с Джонни Шарпом и

Бородавкой, рассказал им о наших планах. Два мошенника сообразили, что могут поживиться, и приказали Пруну дать нам копилку, но не говорить, где он её достал. Джонни Шарп припас заранее вторую такую же копилку. Они, наверное, подкупили его. Иначе, откуда же у Пруна нашлась монета в полкроны, которую он потом пожертвовал в ФПН.

– Но как всё это доказать? – спросил Тэд.

– Очень просто. Мы допросим Пруна, – ответил Топпи, и в голове его зазвучал металл.

– Вот это разговор! – радостно подхватил Ник.

– Шкуру с него снимем и повесим просушиться! – завопил Чарли Мазуэлл.

Мы скатились с лестницы и наперегонки бросились к дому Пруна. Там его не оказалось, но его отец сказал, что

Прун пошёл удить на реку.

Биддл – ничего себе речка, вполне приличная река.

Ширина её у моста на окраине Оттербери достигает семидесяти ярдов. К западу по реке есть лодочная станция, а рядом с ней купальня. Мы взбежали на мост и стали осматривать реку. Вниз по течению, напротив сараев и огородов, что тянутся вдоль южного берега, мы заметили ярко-жёлтый предмет. Это была армейская резиновая надувная лодка. Лодочник берёт за их прокат совсем дёшево. В

лодке мы разглядели неподвижную фигурку с удочкой.

– Это он! – закричал Ник, бросился с моста и побежал по прибрежной тропинке.

Топпи нагнал его и преградил ему путь.

– Подожди. Он смекнёт, что дело неладно, когда увидит целую армию. Дайте мне с ним поговорить.

Решено было, что Топпи и Питер не спеша побредут по тропинке, а остальные ребята пойдут в обход и подкрадутся из-за сараев.

Через пять минут, когда мы ползли огородами, послышался голос Топпи. Он звал обречённого Пруна. Мы спрятались за сараем, примерно в тридцати ярдах от берега, и я вытащил блокнот, чтобы записывать показания Пруна.

Выглядывая по очереди из-за угла сарая, мы видели, как

Прун не спеша выбрал леску, положил удочку в лодку и стал грести к берегу. Тэд замер как изваяние. Ник дрожал от нетерпения, как терьер на охоте. Я тоже весь напрягся.

У нас оставалось всего двенадцать часов на раскрытие тайны. Ведь не прогуливать же завтра школу! А впереди настоящая гонка с препятствиями, и Прун – это только первый барьер.

Что-то Топпи и Питер чересчур долго копошатся. Лодчонка, переваливаясь с боку на бок, медленно плыла к берегу. Раза два Прун останавливался и спрашивал Топпи, какого чёрта он явился. Не дают человеку поудить спокойно!

Наконец лодка зарылась носом в песок. Топпи сидел на берегу и качал ногой, словно ничего особенного не случилось.

– Привет тебе от твоего дружка, – сказал он Пруну.

– От какого дружка?

– От Джонни Шарпа.

Я видел, как Прун вздрогнул. Он обернулся, будто собирался вновь прыгнуть в лодку. Но Питер Батс предусмотрительно отпихнул её ногой от берега.

– Джонни Шарп? Я его не знаю. Чего вам нужно?

– Джонни Шарп просил, чтобы ты рассказал нам про копилку, ту самую копилку, которую ты отдал Тэду.

Имя Тэда было условным сигналом, по нему мы вышли из укрытия. Прун затрясся, увидев нас, но путь к бегству был отрезан. С одной стороны река, а с другой мы окружили его плотным кольцом.

– Не знаю, о чём вы говорите.

– Советую тебе не врать, выкладывай всё начистоту.

Мы знаем, откуда у тебя копилка…

– Ну так и быть. Да, мне её дал Джонни Шарп, ну и что из этого?

– Ага, сознался! Расскажи, как всё было, и мы тебя не тронем.

– А если не расскажу?

– Окунём тебя в реку и будем держать под водой, пока не заговоришь, так и знай!

– Как же я заговорю под водой?

– Ещё шутишь! Сейчас тебе будет не до шуток! Даём тебе пять секунд… Раз, два, три, четыре, пять – в воду его! – Топпи бросился на Пруна, сшиб его с ног, сел на него верхом.

– Тэд, заткни ему рот платком. Теперь берите его за ноги и за руки.

– Для начала продержим тебя под водой только двадцать секунд, – Топпи посмотрел на часы, – во второй приём – тридцать, потом…

Но Прун жестами дал понять, что сдаётся. Мы вынули у него изо рта платок, словно бутылку откупорили, и все его секреты выплеснулись наружу.

VIII. УДАРЫ СУДЬБЫ

Наши предположения подтвердились. Действительно, в тот день, когда Прун ушёл с собрания, он повстречался с

Джонни Шарпом и Бородавкой и рассказал им об операции «Стекольщик». По словам Пруна, Джонни очень заинтересовался нашей затеей. Он отвёл Бородавку в сторону и что-то зашептал ему на ухо. Прун разобрал всего два слова: «Мастерская Скиннера». Бородавка побежал к мастерской – мы как раз в то время сидели в Месте происшествия, но, очевидно, так увлеклись обсуждением операции, что не заметили, как Бородавка прошмыгнул в ворота – и вскоре вернулся с деревянной копилкой, которую Джонни вручил Пруну для передачи Тэду. Джонни дал Пруну пять шиллингов, чтобы тот помалкивал, откуда взялась копилка. Прун божился, будто и не подозревал, что Джонни чтото замышляет против нас. Но я готов поставить пять порций мороженого против чёрствой булки, что Прун всё прекрасно понимал. Не исключено, что он с самого начала вошёл в сговор с этими прохвостами. С тех пор как однажды Тэд отколотил Пруна, последний только искал случая ему отомстить.

Топпи пообещал Пруну его прирезать, если он скажет хоть слово Шарпу и Бородавке, дал ему хорошего пинка, и

Прун испарился.

А мы спрятались в сарае и устроили совещание. В воздухе вместе с запахом навоза носились гениальные идеи.

Не стану пересказывать их все, остановлюсь лишь на тех, которые собрание одобрило:

– Назначить общий сбор всех ребят, оставшихся в городе и не уехавших с родителями. Встреча на Месте происшествия в 14.15.

– Неотступно следить за преступниками и попытаться, образно говоря, вколотить между ними клин.

Бородавка был их слабым звеном, можно бы запугать его, если удастся разъединить их с Шарпом.

– Самое главное – проникнуть в мастерскую Скиннера!

Из сбивчивых показаний Пруна явствовало, что копилка взята из мастерской. Поскольку, рассуждали мы, фальшивая копилка хранилась в мастерской, возможно, что преступники, опустошив настоящую копилку, отнесли её туда же. Вряд ли Джонни Шарп и Бородавка спрятали такую важную улику у себя дома. Ведь они понимали, что если Тэд донесёт куда следует о встрече в проулке, полиция может нагрянуть к ним с обыском. А в мастерской они чувствовали себя в безопасности. Ведь Джонни делал вид, что даже незнаком со Скиннером.

Необходимо было разыскать нашу копилку. Она могла служить главной уликой против Джонни Шарпа и Бородавки. Но проникнуть в мастерскую Скиннера – дело трудное и опасное. Конечно, каждый из нас вызвался добровольно участвовать в этой операции. Должен сознаться, у меня от сердца отлегло, когда Топпи и Тэд сказали, что пойдут в мастерскую сами и никого с собой не возьмут.

Видите ли, я скорее историк, нежели человек действия.

Топпи и Тэд должны были отлично сработаться. Такого смелого парня, как Топпи, я ещё не видел. Он мог бы из пасти крокодила выбраться невредимым. Тэд медлительнее, но зато он более упрям и настойчив. Если Топпи непревзойдён в тактике внезапного боя, Тэд – прирождённый стратег. Это видно на примере его затеи с засадой, и это снова подтвердилось теперь. Тэд тщательно разработал план слежки за преступниками и придумал, как разъединить их. Он изобрёл способ проникнуть в мастерскую

Скиннера. Обо всём он подумал, даже о куске мела и телефонном звонке, но читайте и всё узнаете сами.

Вернёмся к делу. Сыщику надо доказать, что у подозреваемого были: а) технические средства; б) благоприятствующие обстоятельства; в) мотивы для преступления.

У наших подозреваемых, безусловно, были благоприятствующие обстоятельства. Если мы найдём копилку, то докажем, что и технические средства у них были, хотя и так меченая монета, и то, что копилку дал Пруну Джонни

Шарп, убедили бы многих присяжных в вине последнего.

Но задержка за мотивами. В самом деле, зачем Джонни

Шарпу, который буквально сорит деньгами, понадобились несчастные пять фунтов? Питер Батс, парень циничный, сказал, что если кто от природы мошенник, то и родную бабушку за шесть пенсов зарежет. Копейка к копейке!

Но я не согласился с ним. По дороге в город я попытался припомнить всё, что читал или слышал о психологии преступников. Конечно, мои знания взяты в основном из книг, хотя наш директор мистер Робертсон недавно сказал, что таких прохвостов и мошенников, как в нашем четвёртом классе второй ступени, ни в одной тюрьме не сыщешь.

Говорят, что тщеславие – главная черта преступника.

Несомненно, Джонни Шарп тщеславен. Он так глуп, что надеется убедить Розу Маршалл выйти за него замуж. Он всё время обхаживает её. Может быть, в его дурную голову забралась мысль, что если ему удастся поставить Тэда в трудное положение, а потом спасти его, признавшись, например, что деньги взял он и что это была просто шутка, тогда сестра Тэда из чувства благодарности отнесётся к его ухаживаниям благосклонно. Эта теория выглядит довольно наивной, но преступники – я читал об этом в одной книге – часто ведут себя наивно.

Мы предупредили человек двенадцать о сборе, назначенном на 14.15, а тем, кого не застали, передали записки.

Тэд дал указания о слежке за преступниками, и всем его план очень понравился.

Собрание было в самом разгаре, когда распахнулись ворота мастерской и сам Скиннер выехал на грузовике.

Лучшего времени для того, чтобы проникнуть в мастерскую, и желать нельзя. Но Тэд и Топпи решили не отступать от первоначального плана, по которому налёт на мастерскую назначен на более позднее время. Как потом выяснилось, измени Тэд и Топпи план, им бы не пришлось испытать страшных минут, но зато они не сделали бы открытия, которое, как удар грома, потрясло весь Оттербери.

Вскоре прибежал Чарли Мазуэлл. Он с Ником наблюдал за кабачком «Прохвост» на привокзальной площади.

Джонни Шарп и Бородавка часто захаживали туда в обеденное время. Чарли доложил, что противник застигнут в кабачке за выпивкой и что Ник глаз с него не сводит. С

радостным криком мы сорвались с места. Нам повезло, что мы так быстро обнаружили этих типов. Но когда мы прибежали к «Прохвосту», он был уже закрыт, и вокруг ни души.

– Где же Ник? Неужели они похитили его? – спросил кто-то.

– Не говори чепухи, – ответил Тэд. – Лучше поищи белые стрелки.

Вот когда мы оценили проницательность Тэда. Ведь он заранее раздал каждому по куску мела, на тот случай, если авангард оторвётся от войска. Теперь нужно отыскать нарисованные Ником стрелки. Тут снова отличился крошка

Уэкли. Он нашёл две стрелы на почтовом ящике, указывающие в сторону вокзала. Тэд поплевал на носовой платок и тщательно стёр стрелки. Если противник снова вернётся на это место, прежде чем мы нагоним его, стрелки могут сбить нас с толку. Кстати, две стрелки означали, что

Джонни Шарп и Бородавка ушли из кабачка вместе.

Мы поспешили на вокзал и увидели ещё две стрелки на стене, а потом ещё одну на тротуаре. Она указывала в сторону переезда. Здесь нам пришлось остановиться.

Шлагбаум был закрыт, и по путям со скоростью восемьдесят миль в час мчался девонбелльский экспресс. Из окон на нас смотрели скучающие пассажиры, похожие на рыбок в аквариуме. Наконец мы пересекли рельсы и бросились врассыпную к забору грузового склада. Но отыскать здесь стрелки было не легче, чем иголку в сене, ведь борта товарных вагонов испещрены всякими надписями и пометками, тоже сделанными мелом.

Наконец мне посчастливилось найти стрелку, оставленную Ником на стене сарая. Стрелка указывала на мостик, ведущий в центр города. Мы помчались обратно.

Стрелки попадались теперь всё чаще, и наконец, мы достигли лавки Э. Сайдботтема. На деревянном щите для объявлений мы снова увидели стрелку, нарисованную Ником. Только одну стрелку с пометкой «Б» на конце. Значит, здесь преступники расстались. Стрелка указывала, куда пошёл Бородавка. Ну что же, и это не плохо. Но вскоре мы снова потеряли след. Пробежав ярдов сто по улице, мы не нашли больше ни одной путеводной стрелки.

– Ник играет с нами в прятки, – сказал Питер Батс.

– Наверное, кончился мел. Последняя стрелка была совсем тоненькая.

Потом мы узнали, что так оно и было. Что же делать?

Куда бежать? Но Ник действовал находчиво. Топпи догадался зайти к мистеру Сайдботтему и узнать, не просил ли

Ник передать нам чего-либо.

– Он сказал, чтобы вы смотрели на окна.

– Смотрели на окна, и это всё?

– Да, юные джентльмены. Это всё, что он просил передать. А потом взял у меня кусок липучей ленты и исчез.

Топпи издал радостный клич. Мы выскочили на улицу и уже через пятьдесят ярдов в левом нижнем углу окна одного дома увидели кусочек липучки. На нём карандашом была нарисована стрелка. Нас было человек пятнадцать, и вот все мы столпились под этим окном. В это время муслиновые занавески распахнулись, и в окне появилась дряхлая старушка. Губы её беззвучно шевелились.

Топпи вежливо приподнял воображаемую шляпу и сказал:

– Извините за беспокойство, мадам. Я не знал, что здесь живёт верблюд.

Конечно, она не слышала, что он сказал. Ведь окно было закрыто. Она и впрямь была очень похожа на верблюда, и мы хором прыснули, а потом снова помчались по улице, легко находя липучки, и выбежали на перекрёсток.

В окне обшарпанной конуры сапожника мы увидели кусок липучки с надписью: «Идёт в парк аттракционов».

Парк аттракционов был примерно в ста ярдах от перекрёстка. Когда мы прибежали туда, у ворот нас ждал Ник.

Он показал пальцем за ограду. На скамье в парке восседал

Бородавка и наблюдал за малышами на качелях.

– Молодчина, Ник. Ты справился с задачей, – похвалил его Тэд.

– Что будем делать? – спросил Питер Батс.

На меня этот вопрос подействовал, как ушат холодной воды на лунатика. Снова мне показалось, что все наши старания тщетны.

Преследование было игрой. А теперь след как бы привёл нас к пропасти, на дне которой притаилась добыча.

Это уже игрой не назовёшь!

Мои нервы были натянуты до предела. Я выбился из сил, наверное, оттого, что в последнее время много фантазировал. Но Ник был полон решимости:

– Сейчас свернём ему шею!

– Свяжем его по рукам и ногам и в перьях обваляем, –

поддержал Мазуэлл.

– Нет, – решительно возразил Тэд. – Предпримем психическую атаку.

По его указанию мы отправились на площадку отдыха, подошли прямо к скамейке, на которой сидел Бородавка, уселись полукругом на траву и уставились на него, не произнося ни слова. Просто сидели и глазели на него.

Глазки его насторожённо забегали.

– Привет, ребята, – сказал он.

Мы молчим. Воцарилась мёртвая тишина.

– Чего вам от меня надо? – продолжал он.

Никто не шелохнулся. Бородавка облизал губы:

– Тогда убирайтесь.

Он привстал с угрожающим видом. Мы тоже тотчас поднялись. Он посмотрел поверх наших голов, как будто ожидая помощи. Потом пожал плечами, снова опустился на скамейку и закурил. Я заметил, что руки у него слегка дрожат. Мы опять уселись на траву.

– Ну ладно, бросьте, ребята! Чего вы от меня хотите?

Вам что, делать нечего? Покачайтесь на качелях, – сказал он, заискивающе улыбаясь.

Мы ничего не ответили и по-прежнему пристально глядели на него.

Дважды он поднимался, как бы намереваясь прорваться сквозь кордон, потом опять садился, притворяясь, что ему нет до нас никакого дела. Время текло медленно, минуты казались часами. Дети перестали качаться, столпились вокруг нас и с любопытством уставились на Бородавку, словно он чудовище или прокажённый.

Наконец Тэд слегка кивнул головой. Топпи вышел из полукруга и сел, повернувшись к нам лицом, а к Бородавке спиной.

– Я расскажу вам сказку, – начал Топпи. – Однажды мальчик разбил окно в школе…

И он изложил все события последней недели: как мы собирали деньги, как в переулке двое людей подошли к

Тэду, как незаметно они подменили коробку, как ребята обнаружили надкушенные полкроны. Топпи был похож на прокурора, выступающего на суде с обвинительной речью.

Пока он говорил, мы не отрываясь глядели на Бородавку.

Вид у него был смущённый и виноватый. Сигарета выпала из рук, он нервно перебирал пальцами, глазки судорожно перебегали с одного мальчишки на другого. То и дело он вытирал пот со лба и что-то бормотал про себя.

Кончив речь, Топпи вернулся в круг к ребятам. Бородавка сделал ещё одну попытку заговорить.

– Всё это выдумки! – сказал он. – Что же вы не идёте в полицию, если это правда?

Мы молчали. Прошло ещё десять минут. Потом Топпи поднялся, вышел вперёд, сел напротив нас и сказал:

– Я расскажу вам сказку. Однажды мальчик разбил окно в школе. Он…

Бородавка не выдержал, его терпение лопнуло. Он выругался, бросил незажжённую сигарету и стал продираться сквозь плотный круг ребят. Никто не пытался удержать его. Мы тоже поднялись и гурьбой пошли к Эбби Лейн, держась в десяти шагах от него, не говоря ни слова.

Несколько раз он оглядывался, ускорял шаг, потом шёл медленнее, притворяясь, что просто прогуливается по городу.

У светофора на Вест-стрит мы увидели полицейского.

И тут снова проявились тактические способности Топпи.

Он побежал вперёд, мимо Бородавки, и заговорил с полицейским. На самом деле он просто спросил, который час. Но Бородавка-то этого не знал. Увидев, что Топпи подошёл к полицейскому, он остановился как вкопанный, потом повернулся и побежал; он промчался мимо нас, толкнув при этом крошку Уэкли, и тот свалился в канаву.

Мы бросились за ним вдогонку. Бежал он, как-то странно раскачиваясь, изо всех сил работая локтями и пятками. Он летел как на крыльях, страх подгонял его, и не будь прохожих, он бы легко обставил нас.

Бородавка свернул за угол, помчался по Эбби Грин и, увидев, что мы надвигаемся на него со всех сторон, юркнул в церковь.

– Стой! – скомандовал Тэд.

Он принялся обсуждать положение с Чарли Мазуэллом, который пел в церковном хоре и поэтому хорошо ориентировался в церкви.

Потом Тэд приказал шестерым ребятам разбиться по двое и наблюдать за западным входом и двумя дверьми, выходящими на Эбби Грин. С другой стороны церкви только одна дверь, вход в ризницу, и она, как уверял Чарли, всегда закрыта, ключи к ней хранятся у священника.

Остальные гуськом вошли в церковь. Не знаю, как другие, но я первым делом бросил взгляд на алтарь, думая, что увижу Бородавку именно там. Так в старые времена поступали преступники, искавшие убежище в церкви. Но ни у высокого алтаря, ни у капеллы никого не было. Просторная церковь была залита солнечным светом, который пробивался сквозь цветные стёкла, оставляя голубые, зелёные и кроваво-красные пятна на каменных плитах в проходах. Но нигде не было видно беглеца. Мы обыскали всё: неф церкви, капеллу, заглянули за алтарь, в комнату звонаря, на хоры, осмотрели шкафы в ризнице. Мы даже раздвинули скамейки и обшарили пол в боковых приделах. Никого нет.

Джозеф Сидз, по прозвищу Бородавка, испарился. Мы снова собрались возле западного входа, молча глядя друг на друга в полном недоумении.

– Он, наверно, улетел на огненной колеснице в рай, –

высказал предположение крошка Уэкли.

– В рай! Как бы не так! Улетел, да не в рай. Черти в аду уже поджаривают его на медленном огне, – возразил

Питер Батс.

– Совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Чарли Мазуэлл. – Колокольня! Он там!

Мы устремились за Чарли в комнату звонаря, и там за занавеской он указал на маленькую дверку в каменной стене. Она была распахнута.

Вам может показаться странным, что никто не вспомнил о колокольне раньше. Дело в том, что в школе нам строго-настрого запрещали лазать на неё, наверное, думали, что кому-нибудь придёт в голову прыгать с неё вниз или бросать тяжёлые предметы на головы прохожим.

– Зовите часовых! – приказал Топпи. – Мы все пойдём наверх.

Тэд хотел было возразить, но Чарли Мазуэлл стал уверять Тэда, что Бородавка наверняка сидит там и что на узкой винтовой лестнице нам с ним не разминуться. Топпи предложил собрать побольше ребят, чтобы психологически подействовать на Бородавку.

Тэд наконец уступил. Мы позвали часовых, карауливших у выходов из церкви, и стали подниматься на колокольню. Вытянувшись цепочкой, мы шли друг за другом, будто гигантская сороконожка ползла вверх по извилистой лестнице. Тэд шёл впереди, за ним Топпи, Питер Батс и я. Мы карабкались вверх и вверх. Казалось, мы прошли не меньше трёх километров по крутым ступенькам. У меня кружилась голова, словно на каруселях. На площадке идущие впереди остановились, чтобы перевести дыхание.

Никогда не думал, что колокола такие большие. Они похожи на бакены. Как они, должно быть, раскачиваются, когда звонарь тянет за верёвку! И в этот момент раздался оглушительный звон, сердце у меня перестало биться. Куранты отбивали четыре часа. Звон напомнил нам, что времени у нас очень мало. А ведь ещё надо вырвать признание у преступников, забрать у них деньги и заплатить за стекло, прежде чем этот противный дядя Ника успеет продать щенка. Мы снова устремились вперёд, стуча каблуками по ступенькам, ударяясь о стены, запутываясь в паутине.

Наконец мы добрались до самого верха. На каменной лестничной площадке была деревянная дверь. Она открылась и тут же опять захлопнулась.

Ребята, толкаясь, навалились на неё, она немного приоткрылась и неожиданно распахнулась. Тэд и Топпи кубарем покатились по свинцовому полу. Вслед за ними влетел и я. Привыкнув к яркому солнечному свету, в дальнем углу колокольни я наконец различил Бородавку. Лицо его было белым, как кусок недожаренной телятины.

Его песенка спета, он у нас в руках! Мы снова уселись полукругом, преградив ему путь к двери, и в последний раз Топпи промолвил:

– Я расскажу вам сказку. Однажды…

– Заткнись! – прервал его Бородавка. – Чего вам от меня надо, маленькие негодяи?

– Отдай наши деньги.

– Какие деньги?

– Сам знаешь какие.

– Клянусь, не знаю…

– Чарли, пойди и приведи полицейского, который ждёт внизу, – выпалил Топпи.

Это подействовало. Мы столпились ещё теснее вокруг

Бородавки. В отчаянии он заглянул за барьер, но земля была далеко.

– Погодите, – сказал он. – Зачем тащить сюда полицейского? Мы ведь просто играли. Это шутка, ведь верно?..

– О’кей! В таком случае, игра окончена. Выкладывай деньги! – оборвал его Топпи.

– Но у меня нет денег. Мы с Джонни их поделили, и я свои уже истратил, – сказал Бородавка.

– Тогда тебе придётся раздобыть их где-нибудь. К

шести часам деньги должны быть у нас, – сказал Тэд.

На тупом лице Бородавки заиграл хитрый лучик надежды.

– Конечно, я вам их достану. Пять с лишним фунтов, не так ли? Отпустите меня с этой проклятой колокольни, и я достану деньги. У меня от высоты голова кружится…

– А для верности придётся тебе подписаться, что ты сознался в краже. Мы разорвём бумагу, когда получим деньги. Могу напомнить: всего пять фунтов восемь шиллингов и шесть пенсов.

– Зачем это, ребята? Вы что, мне не доверяете?

Мы расхохотались. Я достал блокнот, ручку и вручил их Бородавке.

– А ну пиши! – приказал Топпи. – Писать-то ты умеешь?

– К чему оскорбления? Так что я должен написать?

– Я продиктую, – сказал Топпи. – Готов? «Я, Джозеф

Скидз, настоящим подтверждаю…»

– Не так быстро, приятель. Я ведь не такой учёный, как ты, – пробормотал Бородавка, с трудом выводя буквы.

– «…подтверждаю, что вместе с Джонни Шарпом я украл…»

– Меня, дружище, не приплетай, – раздался вдруг тихий голос у нас за спиной.

Мы обернулись. Джонни Шарп неслышно поднялся по винтовой лестнице. Он стоял спиной к двери, никогда мне не приходилось видеть его таким. Правую руку он держал в кармане пальто.

– Продолжайте, – сказал он. – Не обращайте на меня внимания. Я случайно проходил мимо и увидел малышей у входа в церковь. Узнав, что вы преследуете моего друга

Джозефа, я подумал: «Уж не собираются ли они сбросить беднягу с колокольни».

– Джонни, эти маленькие мерзавцы… – начал было

Бородавка.

Но Шарп безжалостно продолжал:

– Потому что, если бы они захотели сбросить его с колокольни, я бы с радостью помог им в этом.

– Перестань, Джонни, – заскулил Бородавка. – Ты ведь так не поступишь. Помоги мне выбраться отсюда. Давай прогоним этих…

– Зачем же? Ты, кажется, писал признание, да? О’кей!

Продолжай. Только не впутывай меня во всё это. Если ты стащил у малышей деньги, тебе, конечно, придётся их отдавать. Но я здесь ни при чём!

Бородавка разразился ужасными ругательствами и бросился на своего сообщника. Мы стояли между ними.

Внезапно Бородавка отскочил к барьеру. Лицо его стало серым, как дрожжи.

Мы увидели, что Джонни Шарп вытащил руку из кармана и в ней что-то заблестело. В замшевой перчатке он держал раскрытую бритву.

Шарп сказал медленно и ласково:

– Лучше нам не горячиться, а то можно порезаться. – И

вдруг голос его стал острым, как эта бритва: – Джози, давай сюда блокнот и не мешкай!

Тэд хотел перехватить блокнот, но Джонни Шарп ударил его, и он отлетел в сторону.

– Со мной шутки плохи, – предупредил Джонни

Шарп. – Станьте спиной к стене, вся свора, да живей!

Лезвие бритвы блеснуло в его руке, как жало змеи. Он вырвал из блокнота листок, на котором Бородавка начал писать признание, и, скомкав, положил в карман. Погрозив нам бритвой, он велел Бородавке спускаться, а сам стал пятиться к двери. Потом, заломив шляпу набекрень, ухмыльнулся и сказал:

– Счастливо оставаться, ребятки. Вы придумали хорошую игру. Но я бы на вашем месте не стал больше в неё играть. Если вы забудете обо всём, я тоже забуду. Но если кто-нибудь пикнет, пусть проклянёт тот день, когда появился на свет. Понятно? О’кей. А чтоб слегка остудить ваши пылкие головы, я запру нижнюю дверь. Будете знать, как становиться Джонни Шарпу поперёк дороги!

IX. ТАЙНЫ ДВОРА СКИННЕРА

Он нам ничего не сделает, верно? – спросил крошка

Уэкли, нарушив молчание, наступившее после ухода

Джонни Шарпа.

– Конечно, ничего.

– Только разрежет на, кусочки…

– Вся беда в том, что мы тоже ничего не можем сделать, – сказал Топпи. – Попали в капкан.

Тэд, обычно сохранявший невозмутимость, как и подобает англосаксу, тут разгорячился:

– Мы не сдадимся, доведём дело до конца. Кто струсил, поднимите руку!

Все, как один, подняли руки. Тэд усмехнулся:

– Я сказал: поднимите руку, кто струсил.

Теперь никто не поднял руки.

– Отлично, – продолжал Тэд. – Вернёмся к плану налё-

та на двор Скиннера. Необходимо во что бы то ни стало разыскать копилку. Это последний шанс. Джонни Шарп не ожидает, что мы начнём действовать так быстро. Он уверен, что мы испугались его угроз.

– Он сам боится, что мы пойдём в полицию, – сказал

Ник.

– Мы так и сделаем, но сначала завладеем коробкой.

– Вы забываете об одном, – кисло сказал Топпи, – мы ведь заперты на колокольне. Мы тут как на необитаемом острове. Правда, Чарли?

Чарли Мазуэлл, который пошёл посмотреть, заперта ли дверь внизу, только что вернулся.

– Да, так оно и есть, дверь заперта. Я колотил в неё, но в церкви никого нет, меня никто не мог услышать.

Словно сговорившись, мы направились к той стороне колокольни, что выходит на Эбби Грин. С головокружительной высоты мы смотрели вниз, как с отвесной скалы.

Люди внизу были похожи на муравьёв, тащивших за собой неуклюжие тени.

– Давайте звать на помощь, – предложил Тэд. – Все вместе. Начали!

Мы завопили изо всех сил. Несколько прохожих задрали головы и помахали руками. Они, наверное, решили, что беспечная ватага школьников развлекается на старой церковной колокольне.

Мы кричали, махали руками, стараясь привлечь их внимание, скандировали хором:

– Мы заперты. Откройте дверь!

Всё напрасно. Наши вопли значили для прохожих не больше, чем крик грачей, люди внизу не могли разобрать слов.

– Если никто не придёт, мы умрём здесь с голоду, –

сказал крошка Уэкли.

– Не хнычь. Как-нибудь выберемся отсюда.

– Но как? На парашюте? – спросил Топпи.

– Давайте раскачаем колокола и поднимем тревогу, –

предложил Ник.

– Погодите, – заговорил Питер Батс, который до этого времени молчал. – Послушайте лучше дядю Питера, учё-

ного чародея. Топпи прав – мы сделаем парашют!

– Один на всех? – насмешливо спросил Топпи.

– Именно, – ответил Питер Батс, поворачиваясь ко мне. – Составь письмо о помощи, Джордж.

Я послушался.

– Теперь вырви листок и дай его мне. Так. Леди и джентльмены, не найдётся ли у кого-нибудь перочинного ножика, бечёвки и большого носового платка, желательно грязного?

Мы все столпились вокруг него. Через несколько секунд парашют из носового платка был готов, перочинный нож прикрепили к нему четырьмя бечёвками, а письмо вложили под лезвие.

– Теперь подождём, пока не появится какой-нибудь мальчишка, – сказал Питер. – Взрослые не станут ждать приземления парашюта.

Не прошло и двух минут, как мы увидели мальчикарассыльного, идущего по Грин-стрит с корзиной в руке.

Мы так завопили, что чуть не лопнули от напряжения.

Мальчик задрал голову.

Питер поднял парашют высоко над парапетом и пустил его. Мы стали кричать как сумасшедшие. Парашют раскрылся и, красиво раскачиваясь, плавно опускался вниз. Мальчик-рассыльный стоял, задрав голову, разинув рот. Парашют приземлился рядом с ним и теперь казался нам не больше снежка.

Я думаю, что никогда ещё в стенах оттерберийской церкви не возносились такие горячие молитвы. Молча наблюдали мы, как рассыльный подошёл к парашюту, пнул его ногой. Потом посмотрел наверх и шагнул в сторону, собираясь уйти. Но клочок бумаги, должно быть, всё-таки привлёк его внимание. Он наклонился к парашюту. В следующий момент он уже махал нам руками и бежал к церкви. Мы помчались вниз по винтовой лестнице. К счастью, Джонни Шарп только повернул ключ в двери, но не забрал его с собой. Мы были спасены! Топпи дал мальчикурассыльному половину плитки шоколада и попросил никому не рассказывать о том, что произошло. Ведь нам строго-настрого запрещалось лазать на церковную колокольню. На самом же деле Топпи хотел, чтобы Бородавка и Шарп не узнали о нашем освобождении. Пусть думают, что мы всё ещё заперты на колокольне. Затем в комнате у звонаря мы собрались на последний военный совет.

Дальнейшие события описаны мной на основании рассказов очевидцев, поскольку я не обладаю сверхъестественной силой и не мог находиться одновременно в дюжине мест.

Повествование получилось довольно точным, даже если учесть склонность Топпи к преувеличениям. Во всяком случае, оно вполне удовлетворило инспектора Брука, хотя вначале тот отнёсся к нашему рассказу недоверчиво.

Выйдя из церкви, мы разошлись по двое в разные стороны, чтобы преступники, случайно встретив нас на улице, не подумали, что мы продолжаем их преследовать. Мы решили разойтись по домам и собрать оружие, а в 17 часов

30 минут встретиться в доме у Тэда Маршалла.

Тэд был против оружия, но Топпи сказал, что оно пригодится, если Шарп станет угрожать нам бритвой.

К счастью, Роза, сестра Тэда, закрыв магазин, отправилась выпить чаю с Рикки. Она, понятно, не одобрила бы нашу затею, увидев разношёрстное войско вооружённых головорезов. Нам трудно было объяснить родителям, почему мы уходим из дома в такой час, да ещё вооружившись до зубов. Всё пошло в ход: игрушечные и водяные пистолеты, духовые ружья, деревянные мечи, верёвки.

Питер Батс принёс лук, колчан стрел и три ракеты, которые он берёг для школьного праздника. Топпи вытащил из одного кармана кулёк с перцем, а из другого ручную гранату. Он стянул ее с камина в отцовском кабинете.

Граната – сувенир войны 1914 года – была без детонатора и совсем не опасна, но Топпи сказал, что если попугать ею

Шарпа, это собьёт с него спесь.

Тэд здорово всё организовал. В 17 часов 40 минут разведчики-велосипедисты получили задание расположиться по обеим сторонам Эбби Лейн, следить за мастерской и вовремя подать сигнал, если появится Скиннер, чтобы

Топпи и Тэд успели убежать.

Тэд свернул за угол, проскользнул в телефонную будку и позвонил Скиннеру. Через несколько минут он вернулся.

Телефон не отвечал, значит, в мастерской никого не было.

Наверное, Скиннер, как обычно, ушёл домой в пять часов.

Мы стали пробираться по Вест-стрит, тщательно пряча оружие. В 17 часов 50 минут, достигнув Места происшествия, мы спрятались там. Разведчики доложили, что всё спокойно.

Задача основного корпуса под командованием Питера

Батса состояла в том, чтобы прикрыть отступление наших командиров Тэда и Топпи, если они натолкнутся на сопротивление.

Если Тэду и Топпи удастся проникнуть в мастерскую и найти там деревянную копилку, они тут же отправятся в полицию, а ребята будут сопровождать их в качестве вооружённого эскорта.

Если Тэд и Топпи найдут копилку, но по пути в полицию наткнутся на противника, войска будут сдерживать натиск врага, в то время как Топпи и Тэд на велосипедах помчатся прямо в участок.

Таков был план действий.

Около шести часов, внимательно осмотрев улицу и убедившись, что она пуста, Тэд и Топпи ринулись к мастерской Скиннера. Четверо ребят помогли им взобраться на ворота и снова отбежали в укрытие.

Мы слышали, как они осторожно крадутся по двору, и вскоре их шаги замерли в отдалении. Наступила долгая тишина, её нарушали только глухие удары наших сердец.

Мы окопались на Месте происшествия, держа оружие наготове.

Тэд и Топпи остановились у высокой стены и осмотрелись. Обыкновенный строительный двор, повсюду лежали штабеля древесины, кирпича и разный мусор. Неподалёку от ворот находился двухэтажный склад с несколькими большими окнами, выходящими во двор. Справа они увидели открытый сарай. Заглянули, в нём ничего не было, только на полу капли машинного масла. Наверное, Скиннер ставил сюда свой грузовик. Топпи потом вспоминал, как они испугались, увидев, что автомобиля в сарае нет.

Это означало, что Скиннер мог вот-вот вернуться. Нельзя было терять ни минуты.

В склад вели большие деревянные ворота, а в них была маленькая дверь. На воротах и на двери висели амбарные замки.

Поначалу ребята решили выбить стекло на первом этаже, но потом передумали. Обойдя мастерскую со всех сторон, они наткнулись на водосточную трубу и взобрались по ней на крышу. В крыше оказался стеклянный люк, к счастью, он был открыт.

С Места происшествия нам не было видно, как Тэд и

Топпи ползут по поросшей мхом крыше. Но мы услышали слабый шум, когда они открывали люк пошире, чтобы пролезть в него. Хорошо, что они захватили с собой верёвку, потому что пол был на расстоянии по меньшей мере двенадцати футов от люка. Прикрепив верёвку к железной раме люка, они спустились вниз. И оказались среди верстаков, токарного станка, плотничьих инструментов, деревянных стружек, коробок с гвоздями и винтами. С чего же начинать поиски?

Решили обыскивать помещение с разных концов и встретиться на середине. Искали очень тщательно: перерыли стружку на верстаках, заглядывали в шкафы, рылись в старых мешках.

Наконец Тэд выдвинул ящик верстака, стоящего посреди комнаты, и торжествующе закричал:

– Вот она, Топпи!

В ящике лежала деревянная коробка, точь-в-точь как украденная.

– Это она. Есть на ней отметина?

Нет, это была не наша коробка, на дне не было нацарапанного креста.

– Всё равно захватим коробку с собой, – сказал Топпи. – Это тоже улика.

– Необходимо найти нашу копилку!

– Но Скиннер вернётся с минуты на минуту.

– Разведчик свистнет, если он появится. Не теряй времени. Обыщем всё здание.

Они побежали к двери, увидели крутую узкую деревянную лестницу и спустились на первый этаж. У стены были сложены пустые деревянные ящики и старая мебель.

В тусклом свете, проникавшем сквозь покрытые паутиной окна, место казалось пустым. Бегло осмотрев мастерскую, Тэд начал уныло выдвигать ящики старого туалетного столика, который вместе с остальной мебелью стоял около входной двери в мастерскую. Один ящик застрял. Когда

Тэд попытался с силой закрыть его, шаткий столик немного сдвинулся, и ребята увидели люк в каменном полу.

Дрожа от нетерпения, Тэд и Топпи отодвинули стол, ухватились за железное кольцо в крышке и потянули за него.

Крышка легко поддалась. Ребята ожидали увидеть тёмный коридор или лестницу, но за дверью оказался металлический скат, вроде горки на площадке для детских игр.

Только этот скат был гораздо шире. Вероятно, в крышку люка был вделан электрический выключатель. Как только ребята распахнули её, подвал ярко осветился.

В течение некоторого времени Тэд и Топпи, не могли вымолвить ни слова.

– Вот это да! – прошептал наконец Тэд.

– Что всё это значит?

– Бьюсь об заклад, здесь дело нечисто.

В тот момент они забыли о деревянной копилке.

– Сейчас узнаем, – сказал Топпи и, ступив на скат, плавно съехал с него.

Тэд спустился вслед за ним.

– Приземление закончилось успешно, воздушный десант продвигается в глубь вражеской территории, – сказал

Топпи. Он всегда много говорит, когда волнуется. – Послушай, Тэд, это же настоящая пещера грабителей.

Глухой подвал, свежевыбеленный и освещённый электрическими лампочками без абажуров, походил на гробницу. Он был такой же величины, как и склад. Тут тоже были сложены ящики. Воздух был сухой, а не холодный и влажный, как обычно бывает в подвале. Топпи всё ещё держал под мышкой коробку, которую нашёл в мастерской.

– Послушай, Тэд, ящики какие-то подозрительные.

– Верно, с них сорваны наклейки.

– Здесь что-то не так. Давай откроем один.

Не успел Тэд сказать, как Топпи уже карабкался на четвереньках вверх по скату. Пока он отсутствовал, Тэд осмотрел подвал. В одном углу он обнаружил дверь. Открыв её, Тэд увидел тёмный коридор. При свете, проникавшем в коридор из подвала, он увидел маленькую деревянную дверь слева в стене. Тэд попробовал открыть её, но она была заперта. Потом он услышал какой-то шум позади. Это был Топпи. Он спускался по скату, держа в руках молоток и большое долото. Топпи подошёл к одному из ящиков и начал открывать его.

– Послушай, – пробормотал Тэд, – это ведь не наши ящики!

– Клянусь, что это и не ящики Скиннера, – ответил

Топпи, яростно упираясь долотом в ящик. Раздался скрипящий, пронзительный треск, и крышка поддалась. Топпи сорвал оберточную бумагу. – Что я тебе говорил?

В ящике лежали нераспечатанные пачки сигарет.

– Чёрный рынок! – закричал Тэд. – Теперь бандиты в наших руках! Но против Джонни Шарпа у нас нет улик. И

копилку мы не нашли.

– Сейчас не до неё, – сказал Топпи.

– Нику придётся платить за стекло. А его щенка…

– Но копилки здесь нет.

– Я хочу поискать ещё в одном месте.

Тэд повёл Топпи в коридор и указал на маленькую дверь слева.

– Попробуй открыть дверь своим долотом. Она заперта. Топпи принялся за работу, и скоро дверь затрещала и повисла на петлях.

Ребята тем временем уже начали терять терпение. Им казалось, что Топпи и Тэд пробыли в мастерской целую вечность, хотя на самом деле прошло не больше получаса.

Дисциплина ослабла. То один, то другой высовывались из укрытия. Некоторые совсем пали духом и заявили, что пойдут домой ужинать. Я уже хотел посылать командирам подкрепление, но тут до меня донёсся сначала отдалённый шум, затем пронзительные свистки, и через минуту появился грузовик Скиннера. Мы едва успели спрятаться.

Выглянув из-за кучи мусора, я увидел, что за рулём сидит

Скиннер, а рядом с ним Джонни Шарп. Грузовик остановился у ворот. Бородавка и какой-то небритый тип выпрыгнули из кузова и быстро распахнули ворота, грузовик дал задний ход и въехал во двор. Ворота снова закрылись.

Тэд и Топпи попали в ловушку.

– Что за чертовщина! – воскликнул Топпи, повернув электрический выключатель в сломанной двери.

Они оглядели комнату, в которой очутились. Она была похожа на лабораторию: стол с газовыми горелками, водопроводная раковина, полки с бутылками химикалий, различные приборы, печь и у дальней стены какой-то странный металлический пресс. Всё было покрыто густым слоем паутины и пыли.

– Свадебный пирог моей бабушки! – прошептал Тэд.

Топпи открыл ящик в столе и увидел деревянный поднос. На подносе лежали монеты в полкроны. Он подбросил одну монету, затем надкусил её.

– Чёрт побери. Вот откуда взялись те полкроны. Посмотри, это мягкий металл. Монета фальшивая, как и та, что дал нам Прун. Это мастерская фальшивомонетчиков.

– Точно, – подтвердил Тэд. – Судя по паутине, они давно уже не делали монет.

– Наверное, решили, что выгоднее заниматься спекуляцией.

– Пошли, Тэд. Теперь нам не нужна копилка. Одной такой монеты вполне достаточно. Постой. Ты слышишь?

Сигнальные свистки часового не долетали до них. Они услышали только мотор грузовика, который затормозил наверху у мастерской.

– К люку! Бегом! – скомандовал Топпи.

Ребята рванулись к скату. Они выбрались наверх, но тут огромная дверь мастерской начала открываться. Топпи был впереди, и ему удалось выбраться из люка, но при этом он нечаянно толкнул Тэда, и тот съехал вниз. Когда

Тэд снова высунулся, Бородавка и Джонни Шарп были уже в мастерской. Они стояли в шести ярдах от Тэда, повернувшись к нему спиной. Тэд стал отчаянно тянуть крышку люка на себя. Если бы хозяева мастерской увидели, что люк открыт, это бы погубило Тэда. Дверь тихонько закрылась. У него была секундная передышка. Тэд опять спустился по скату в подвал и, ударяясь о ящики, прошёл в коридор. Электрический свет погас, когда дверь закрылась. Возле мастерской фальшивомонетчиков он остановился. За ним никто не шёл. Наверное, из-за рёва мотора бандиты не услышали, как Тэд спустился по скату.

Тэд вспомнил, что у него в кармане фонарик. Он зажёг его, закрыл разбитую дверь и на цыпочках пошёл по коридору.

Сделав не больше двадцати шагов, он очутился на каменной лестнице. Вскарабкавшись по ней, Тэд увидел решётку и маленькую дверь. С отчаянием Тэд потянул за ручку. Но дверь была заперта.

Тэд знал, что через несколько минут бандиты заметят, что туалетный столик не на месте, один из ящиков вскрыт, дверь мастерской разбита… Всё это выдавало Тэда и Топпи. Он присел на каменную ступеньку и обхватил голову руками, пытаясь успокоиться. Остаётся надеяться, что преступники сначала пройдут наверх, увидят верёвку, свисающую из люка, и подумают, что птички улетели. Но догадался ли Топпи оставить верёвку? Может быть, он решил уничтожить следы?

Потом у Тэда появилась ещё одна надежда. Наверху, в мастерской, был телефон. Может, Топпи успел позвонить в полицию. Если бандиты найдут его, Тэд скажет, что сейчас нагрянет полиция.

Тут в коридоре послышались шаги и тихий, вкрадчивый голос Джонни Шарпа:

– А ну, выходи, живо!

X. ГЕНЕРАЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ

– Опять ты! – Джонни Шарп схватил Тэда за шиворот и втолкнул в подвал.

Там Тэд увидел Скиннера, Бородавку и ещё какого-то типа..

– Что ты здесь делаешь? – заорал Скиннер. Его тень на свежевыбеленной стене всё увеличивалась и стала похожа на разбухшего от крови паука.

– Я пришёл, чтобы забрать копилку которую вон те двое у нас украли.

Тяжело ступая, Скиннер подошёл к Тэду и изо всех сил ударил по лицу. Из носа у Тэда пошла кровь.

– Попридержи язык. Будь повежливей, когда говоришь о моих друзьях. Тебе это так не пройдёт, понятно?

– Вам тоже так не пройдёт, если узнают о ворованных сигаретах.

Тэд всегда был таким. Он мог, наверное, сразиться даже с разъярённым носорогом. Багровое лицо Скиннера потемнело, свиные глазки ещё больше сузились от гнева. Он поднял кулак, готовясь пригвоздить Тэда к каменному полу.

– Одну минуту! – воскликнул Джонни Шарп, становясь между ними. – Разрешите мне задать мистеру Маршаллу несколько вопросов. – Голос его стал как растаявшее масло. – Это ты открыл тот ящик, да?

Тэд кивнул. В лице у него не было ни кровинки. Эта лиса Шарп в тысячу раз опаснее Скиннера.

– И это ты побывал в той комнате?

Тэд снова кивнул. Он прижимал к носу платок, чтобы остановить кровь.

– Всё хорошо осмотрел, не так ли? – продолжал Шарп спокойно и вкрадчиво.

– О какой копилке этот сопляк говорит? – спросил четвёртый тип.

– Заткнись! – приказал ему Джонни Шарп, даже не оглянувшись. – А теперь скажи, Тэд, вы ввалились сюда всей капеллой?

– Какой капеллой? Что это значит? – спросил Тэд, прикидываясь дурачком. Он пытался выиграть время, голова его работала ясно.

– Конечно, он был один, – вставил Бородавка. – Здесь ведь никого больше нет.

– Я спрашиваю мистера Маршалла, – сказал Шарп.

Тэд молчал. Он решил полностью изменить план. Ясно, что Топпи улизнул от бандитов. Если сказать, что

Топпи был с ним и уже позвонил в полицию, Тэд вероятно, спасётся, но бандиты, удерут. Если они поверят, что

Тэд проник в мастерскую один, то не станут убегать, а тем временем подоспеет полиция и схватит их.

– Я жду, – процедил Джонни Шарп.

Тэд молчал, решив не торопиться с ответом, чтобы

Шарп не заподозрил его во лжи. Пусть-ка Джонни Шарп заставит его отвечать! Шарп полез в карман, вытащил бритву и помахал ею перед лицом Тэда. Тень его худой фигуры с приподнятыми плечами уродливо маячила на стене.

– Джонни Шарп знает, когда мальчики говорят ему неправду, – сказал он. – И Джонни Шарп не любит, когда ему лгут. А ну, выкладывай, да побыстрее. Ты был один?

Тэд молча кивнул. В тот момент ему не надо было притворяться испуганным.

– Ручаюсь, этому сопляку всё известно, – пробурчал

Скиннер.

– Я согласен с моим не очень вежливым другом, – сказал Шарп, улыбаясь Тэду и обнажая гнилые зубы. – Как хорошо, что никто не знает, где ты.

– Не трогай его, Джонни! – закричал вдруг Бородавка. – Он ведь ещё совсем ребёнок.

Джонни Шарп жеманно закрыл бритву и положил в карман.

– Трогать? Я и не собираюсь. Если какой-то сопляк является в подвал мистера Скиннера и не может выбраться наружу, то я в этом не виноват. И если он умрёт здесь от голода, это тоже не моя вина, правда?

Тэд не выдержал. Он открыл рот, чтобы позвать на помощь. Хотел закричать, что здесь с минуты на минуту будет полиция. Но в этот миг наверху раздался страшный треск и звон, в окна мастерской градом полетели камни.

Мы узнали о том, что произошло в мастерской Скиннера, от Топпи. Он успел шмыгнуть в ворота, которые Бородавка оставил открытыми. На ходу он обмотал руку около запястья носовым платком, так как сильно ободрал её, когда спускался с крыши по водосточной трубе.

– Тэд остался там, – выпалил он, задыхаясь. – Они, наверное, уже схватили его. Мне едва удалось спастись.

Не переводя дыхания, он рассказал нам о ящиках с ворованными товарами и о мастерской фальшивомонетчиков.

– Мы должны немедленно идти в полицию, – сказал он.

– Нет, – послышался твёрдый голос. – Сначала надо вызволить Тэда. Полиция может не успеть. – Это сказал

Ник. Он требовал боя.

– Полиция не заставит себя ждать, если увидит фальшивые полкроны.

– Как мы освободим его, если их четверо? Нам не справиться!

– Струсил? – спросил Ник, посмотрев на Топпи с яростью.

– Ну хорошо, давай нападём на них, – сказал Топпи. К

нему вернулось присутствие духа. Он обратился ко мне: –

Джордж, возьми велосипед и поезжай в полицию. Прихвати фальшивые полкроны и покажи их инспектору. Поторопись!

Я помчался по переулку, испытывая некоторое облегчение оттого, что мне не придётся участвовать в драке. Я

не буду описывать, как я выполнял поручение. Хочу только заметить, что Ник правильно сделал, когда потребовал немедленной атаки.

Если бы ребята ждали полицию, на это ушло бы не меньше двадцати минут, и преступники могли бы успеть расправиться с Тэдом.

В полиции меня сначала послали к дежурному. Затем пришлось ждать, пока сообщение передали сержанту. Тот попросил рассказать всю историю с самого начала. Он, очевидно, не очень в неё верил, и мне пришлось употребить всё своё красноречие, чтобы убедить его, что это не выдумка. К счастью, в этот момент вошёл инспектор Брук.

Он бросил взгляд на фальшивые полкроны и стал быстро, как пулемёт, задавать мне вопросы. Потом совершенно уничтожил сержанта, презрительно заметив, что тот вообще не может различить, где правда, где ложь. Потом начал звонить в разные места, предупреждая дорожные посты на подступах к Оттербери.

После этого инспектор впихнул меня в машину, захватив ещё троих полицейских, и мы помчались ко двору

Скиннера. Когда мы прибыли туда…

Но сначала позвольте мне описать генеральное сражение. Его участники мне всё подробно рассказали.

Топпи превосходно всё организовал. По его плану основной отряд под руководством Питера Батса должен был прорваться через ворота и обрушить град камней на окна мастерской – на Месте происшествия было полно таких снарядов.

Ребята будут вести непрерывный огонь, а Топпи тем временем полезет через люк в мастерскую и попытается освободить Тэда. Ник сказал, что тоже полезет в люк. Питеру Батсу было приказано во что бы то ни стало задержать врага до прибытия полиции. Если он услышит свисток, то должен немедленно броситься с основным, отрядом на штурм и биться с бандитами не на жизнь, а на смерть.

Может показаться странным, что никому из ребят не пришли в голову обратиться за помощью к прохожим.

Рикки, впрочем, впоследствии признал, что мы поступили правильное, прохожие либо не поверили бы нам, либо сказали бы: «Ждите полицию». Среди случайных прохожих не так уж много храбрецов, готовых сразиться с шайкой опасных преступников.

Ну ладно, вернёмся к бою. Топпи и Ник проскользнули в ворота. Вскоре Питер Батс получил сигнал с крыши, который означал, что ребята благополучно добрались до люка и обнаружили, что путь свободен – бандиты не убрали верёвку.

Отряд Питера стремительным рывком проник в ворота мастерской. Оказавшись во дворе, ребята стали бросать кирпичи в окна. Тут Питеру пришла блестящая мысль. Он помчался к грузовику, который всё ещё стоял у ворот мастерской, открыл капот и сорвал свинцовые провода с запальных свеч. Вражеский транспорт был выведен из строя!

Тем временем Чарли Мазуэлл и трое ребят с духовыми ружьями побежали к сараю и обстреляли боковую дверь мастерской.

Едва Питер успел пересечь двор и вернуться к своему отряду, как в одном из разбитых окон появилось мертвенно-бледное лицо Скиннера. Кусок кирпича, направленный умелой рукой, заставил его поспешно ретироваться.

Услышав звон разбитого стекла, Тэд перепугался не меньше, чем сами бандиты. Иначе он мог бы улизнуть, пока преступники изощрялись в ругательствах и проклятьях. Джонни Шарп приказал Бородавке держать Тэда, пока он сам или Скиннер не выяснит, что происходит. Тэд уже догадался, что разбитые окна – начало атаки, организованной ребятами, а совсем не полиция. Пробраться бы наверх, он бы придумал, как обмануть бандитов. Тэд упросил Бородавку отпустить его руку, якобы для того, чтобы достать платок, хотя кровь уже не шла. И как только

Бородавка отпустил его, Тэд вывернулся и бросился к люку. Он успел выскочить наверх, но Бородавка всё же схватил его, прежде чем Тэд выбежал во двор. Правда, теперь, по крайней мере, он был наверху, в мастерской.

Тэд услышал, как Скиннер, стоя у окна, сказал:

– Провалиться мне на этом месте! Это просто сопляки!

Не могу повторить всего, что он говорил, так как цензор никогда не разрешил бы напечатать отвратительные ругательства, которые извергал Скиннер. Внезапно он отпрянул назад, и над его головой пролетел кирпич. Джонни

Шарп крикнул что-то о подземном ходе. Скиннер ответил, что сначала хочет расправиться с сопляками. Дверь в дальнем конце мастерской распахнулась, и появился Топпи, а за ним Ник.

– Ага, попались! – завопил Топпи. – Пойманы с поличным!

Скиннер, мотая головой, как разъярённый бык, повернулся к ним. Топпи выхватил из кармана ручную гранату и закричал, делая вид, что срывает чеку:

– Беги, Тэд, спасайся, беги!

Граната полетела в бандитов, стоящих в другом конце мастерской.

Бородавка завизжал. Он выпустил Тэда и бросился во двор, где четверо ребят тут же повисли на нём и повалили на землю; через минуту они уже крепко связали его верёвкой. Заросший щетиной тип тоже струсил. Он увернулся от катящейся гранаты, промчался мимо Топпи и Ника, прежде чем они успели задержать его, и проскочил в боковую дверь.

Ребята из отряда Мазуэлла увидели, как он вылетел из мастерской. Чарли приказал ему остановиться. Но парень, казалось, оглох и ослеп от страха. Он побежал к воротам.

Три заряда, выпущенные из духовых ружей, прожужжали над его головой. Он легко проскользнул через кордон Питера Батса. К сожалению, весь отряд Питера в это время возился с Бородавкой. Не просто связать такого детину!

Но спустя два дня полиция поймала этого типа. Чарли Мазуэлла и Тэда попросили участвовать в опознании.

Положение в мастерской тем временем ухудшилось.

Тэд не успел выскочить во двор. Джонни Шарп схватил его и поволок за кучу старой мебели.

Скиннер не потерял самообладания. Он наклонился, поддал гранату ногой, повертел её, потом осторожно поднял и выбросил в окно.

Все невольно притихли, ожидая, что граната взорвётся.

– Влипли? – заорал Топпи. – Граната-то ненастоящая!

Не помня себя от ярости, Скиннер бросился на Топпи.

Он бы сделал из него котлету, но Топпи увернулся. Ник хотел подставить Скиннеру ножку, но тот так ударил его, что Ник отлетел к противоположной стене. Джонни Шарп, крепко держа Тэда, подзадоривал своего сообщника:

– С сопляками справиться не можешь, болван!

Скиннер медленно надвигался на Топпи, длинные руки его болтались, как у гориллы, пальцы были скрючены.

Пятясь, Топпи достал что-то из кармана. Некоторое время они ходили по кругу. Потом Скиннер с воплем бросился на Топпи, пытаясь схватить его. В этот момент Топпи поднял правую руку и швырнул кулёк с перцем в лицо

Скиннеру. Издав ужасный вопль, Скиннер зашатался.

Боль была жгучей, и он изо всех сил тёр пальцами глаза, будто хотел вырвать их. Доковыляв до входной двери, он рванулся вперёд, но сослепу ударился о кузов грузовика.

Крошка Уэкли сидел в кабине. Увидев Скиннера, Уэкли взял с сиденья гаечный ключ и ударил бандита по голове.

Скиннер опустился на землю, как воздушный шарик, из которого вышел газ.

Остальные ребята по сигналу Топпи устремились в мастерскую. Перед взором предстала мрачная картина.

Джонни Шарп, держа в руке раскрытую бритву, подталкивал Тэда к люку.

– Ни с места, – процедил он злобно. – Если кто-нибудь сделает хоть шаг, я его так изрежу, что родная мать не узнает. Уберите ружья, а то вашему приятелю не поздоровится!

Джонни Шарп на всё способен. Он жесток и безжалостен, как дикий зверь. Ребята знали, что он очень опасен, и остановились как вкопанные, опустив оружие.

– Не шевелись! – крикнул он Тэду, который пытался высвободить руку. – А теперь спускайся вниз!

Вдруг маленькая фигурка выскочила из-за груды старой мебели, бросилась к Шарпу и повисла у него на плече.

Это был Ник, который незаметно подкрался вдоль стены.

Из всех героических поступков, когда-либо совершённых, это был самый героический. Ник отчаянно боролся с

Шарпом, пытаясь разжать руку, в которой была бритва.

Он тяжело дышал. Надо было прийти Нику на помощь, и ребята, набравшись храбрости, напали на Шарпа. Всё это заняло какие-то секунды. Раздался лёгкий стук – бритва упала на пол. Решив, что Шарп сдался, Ник отпустил его руку. Тотчас Шарп изо всех сил ударил его, и Ник отлетел в сторону и поранил голову о край ящика. Крышка люка захлопнулась перед носом ребят.

Шарп кубарем скатился вниз. Тэд не растерялся. Он приказал Чарли Мазуэллу остаться с Ником, пока не придёт полиция, а сам с другими ребятами решил следовать за

Джонни Шарпом.

Когда мы въехали во двор Скиннера, перед нашим взором предстало драматическое зрелище. Двор был похож на поле битвы. Повсюду валялись камни и осколки стёкол. На кожаном сиденье, вынутом из кабины грузовика, лежал без сознания Ник Уэйтс, голова его была перевязана носовыми платками, испачканными кровью. В нескольких ярдах от Ника целые и невредимые лежали

Скиннер и Бородавка. Изо рта у них так и сыпались ругательства. Бандитов так обмотали верёвками, что они стали похожи на мумии. Трое ребят с духовыми ружьями сторожили их.

– Один преступник сбежал! – отрапортовал Чарли. –

Тэд и Топпи преследуют его.

Инспектор Брук не стал тратить время на расспросы.

Он подошёл к Нику, осторожно потрогал его голову, пощупал пульс.

– Вы послали за доктором?

– Нет, не успели. Он у нас единственный, кто серьёзно пострадал, – ответил Чарли.

Инспектор велел одному полицейскому позвонить по телефону, а другому присматривать за Скиннером и Бородавкой. Захватив с собой третьего, инспектор направился в мастерскую.

Я вошёл вместе с ними и спустился в люк. Инспектор

Брук заглянул в ящик, который открыл Топпи.

– Прямо у нас под носом… И обнаружил это отряд малышей! – пробормотал он себе под нос.

Затем он заглянул в мастерскую фальшивомонетчиков, вернулся в подвал и заметил, что дверь в дальнем конце коридора распахнута.

Оказавшись снова во дворе, инспектор бегло осмотрел грузовик. У бандитов, конечно, не было времени разгрузить его. В кузове полным-полно ворованных товаров. Какие ещё нужны улики!

– Хотите что-нибудь сказать? – резко спросил инспектор Скиннера.

– Это всё Шарп, будь он проклят! Это он подбил меня, – простонал связанный по рукам и ногам Скиннер.

– Что же, схватим и его.

Во двор пулей влетел крошка Уэкли.

– Тебе чего, малыш?

– Донесение от командира, – сказал он, задыхаясь. –

Встреча, с противником, то, есть, с Джонни Шарпом, произошла на Дог-стрит. Он движется на север. Вероятно, отступает, за реку.

Инспектор улыбнулся краем губ:

– Ваш командир нуждается в подкреплении?

– Ещё бы!

– Гм… До сих пор ли прекрасно обходился сам. Тем не менее…

Инспектор приказал увести Скиннера и Бородавку в полицейский участок. Нам пришлось подождать ещё прихода доктора. Пока полицейский по его просьбе вызывал «скорую помощь», сам он осматривал Ника.

– У него опасная рана, сэр? – спросил Чарли с беспокойством.

– Нет, не опасная. Он скоро поправится. Голова у него крепкая. – И доктор подмигнул Нику, который к тому времени уже пришёл в себя.

– Что с Тэдом? – с трудом спросил Ник.

Инспектор, уже разобравшись во всём, наклонился к нему и ответил:

– Дружок, Тэд цел и невредим. Сейчас он ведёт последнюю атаку на врага.

Просияв от радости, Ник снова закрыл глаза.

Чарли, крошка Уэкли, инспектор и я залезли в машину.

Полицейский сел за руль, и мы помчались к реке.

Тэд был уверен, что Джонни Шарп попытается убежать через дверь в конце подземного коридора, ту самую, что Тэд не сумел открыть. Так что ребята не стали тратить время и обыскивать подвал, а побежали по коридору к двери. И точно, дверь была распахнута. Джонни Шарп, должно быть, сильно торопился и не запер её снаружи. Он, наверно, решил, что мы испугались и не будем преследовать его. Очутившись в переулке Поул Лейн, ребята заметили беглеца, прежде чем он успел свернуть за угол. Шарп поддерживал левое запястье правой рукой.

– Он ранен! – воскликнул Тэд, указывая на пятна крови на узкой мостовой.

– Наверное, порезался во время схватки с Ником…

– Вперед, сыщики! – заорал Топпи.

И весь отряд ринулся по переулку.

– Не стрелять! – крикнул Тэд, который никогда не забывал законов. – Нельзя подвергать опасности мирных жителей.

Добежав до угла, они снова увидели впереди фигуру с приподнятыми плечами. Шарп быстро удалялся, придерживая левое запястье. Он приветливо кивал головой знакомым, делая вид, что просто прогуливается. К несчастью, он оглянулся и увидел преследовавший его отряд. Теперь не имело смысла маскироваться. Тэд приказал отряду перейти в открытое наступление, свистеть в свистки, поднять шум, привлечь внимание прохожих, чтобы они помогли задержать Джонни Шарпа.

Но на окраинных улицах в тот вечер было мало народу. Редкие прохожие думали, что мальчишки просто валяют дурака, и поглядывали на них косо. Но ребята ничего не замечали, слишком увлечены были преследованием.

Кровавые следы выдавали беглеца. Джонни Шарп, должно быть, сильно порезался, время от времени преследователям попадались целые лужицы крови на мостовой.

Потом Шарп, судя по всему, прижал платок к ране, и кровавые следы исчезли.

Наконец ребята свернули на Дог-стрит. Дог-стрит –

прямая улица, без поворотов. Она кончается в огородах у реки в том самом месте, откуда мы наблюдали недавно, как Прун удит рыбу. Тэд послал крошку Уэкли во двор

Скиннера с донесением. Какой-то старик, опершись на вилы, погрозил ребятам кулаком и закричал, что они вытопчут его овощи.

На середине реки в надувной лодке сидел Шарп и отчаянно грёб. Сарай для лодок был заперт на висячий замок, но Шарпу повезло: резиновая лодчонка случайно оказалась на берегу. Теперь бессмысленно бежать к мосту –

не успеть! Спустившись к берегу, ребята стали обстреливать лодку. Дробинки падали на лодку проливным дождём. Джонни Шарп попытался заслониться руками, но лодка отклонилась в сторону. Тогда он снова стал грести.

Лицо его при этом сохраняло невозмутимое выражение и только рот был перекошен от злости.

– Кто умеет плавать? – выпалил Тэд. Он совсем обезумел, готов был прыгнуть в воду и погнаться за преступником вплавь.

Но Питер Батс остановил его:

– Одну секунду! Есть другой способ!

Достав ракеты, он воткнул деревянные ручки в крутой берег реки. Быстро нацелив одну ракету на врага, Питер нажал на спуск. Ракета с шипением пронеслась над головой Шарпа. Питер тщательно приладил конец второй ракеты. Шлюпка уже приближалась к противоположному берегу. Джонни Шарп стал что-то кричать, но его никто не слушал. Ребята ждали, когда Питер нажмёт на спуск. Легко скользнув по воде, ракета поразила Джонни Шарпа, как удар молнии. Он закричал, откинулся назад, лодка перевернулась, и он исчез под водой.

– Помогите, я не умею плавать! – скулил он, и голова его заплясала на воде.

Кто-то с грохотом нырнул в воду. Это был полицейский – прибыла машина с инспектором.

XI. ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ

На следующее утро директор объявил, что вся школа должна собраться в актовом зале в одиннадцать часов.

Ребята ещё не пришли в себя после событий вчерашнего дня. Лично мне казалось, будто всё нам приснилось.

Зловещее объявление директора не сулило ничего хорошего. Ужасная мысль промелькнула у меня в голове: вдруг Скиннер, Бородавка и Джонни Шарп на самом деле не виноваты и улики, обнаруженные во дворе Скиннера, не имеют к ним отношения? Ну и заварили мы кашу! Здорово же нам влетит!

Я поделился своими сомнениями с Тэдом, когда мы шли на первый урок.

– Не распускай нюни, – ответил он. – Больше всего я беспокоюсь за Ника. Мы так и не достали денег.

В одиннадцать часов все поплелись в актовый зал.

Слух о том, что случилось накануне, уже распространился по всей школе. Конечно, не обошлось без преувеличений, и некоторые дураки, встречая Тэда и Топпи, показывали жестами, какая казнь нас ожидает.

Преподаватели в торжественных пелеринах поднялись на сцену и чинно расселись на свои места. Затем появился директор. К нашему ужасу, вместе с ним вошёл инспектор

Брук. Директор усадил его на стул справа от себя, затем поднялся и обратил к школьникам лицо, мрачное, как тёмная грозовая туча.

Я судорожно глотнул воздух, а Топпи хрустнул суставами пальцев.

– Я собрал вас сегодня, – начал директор, – по гм, гм…

самой неожиданной причине. Инспектор Брук рассказал мне одну историю. За все годы-работы в школе и в качестве помощника директора, и в различных…

– Боже мой, понесло, – пробормотал Топпи. – Теперь не остановишь.

– …мне не приходилось слышать ничего подобного.

Ученики нашей школы сочли возможным так проводить своё свободное время, что по сравнению с ними чикагские гангстеры выглядят э-э, гм, гм…

Казалось, директор сейчас задохнётся от негодования.

Я пытался поймать взгляд Рикки, но он откинулся назад на стуле и рукой заслонил лицо. Директор выпил глоток воды и продолжал:

– Они заставили город, буквально выплачивать им дань, организовав уличные представления и аттракционы.

Ученики Королевской школы не побрезговали даже чистить ботинки прохожим!.

– Точно, – прошептал Топпи. – Даже твоими башмаками не побрезговали!

– …своими незаконными действиями они причинили всем немало хлопот. Однако, поверьте, я готов посмотреть сквозь пальцы на всё это, ибо они собирали деньги хоть и незаконным способом, но во имя благородной цели, для –

кхм, кхм, короче, – чтобы помочь товарищу. Однако, – тут директор вытянулся во весь рост, и чёрный плащ обмотался вокруг него, как смерч, – все эти выходки меркнут по сравнению с тем, что произошло вчера. У меня просто язык не поворачивайся, и я попрошу инспектора Брука прийти мне на помощь. Но сначала те, кто, принимал участие в нападении на мастерскую мистера Скиннера, должны подняться на сцену.

Мы понуро взобрались на помост и выстроились в два ряда слева. Сбылись мои самые мрачные предчувствия.

Инспектор окинул Тэда и Топпи колючим взглядом, потом повернулся к школьникам.

– Самовольные действия ни, к чему хорошему не приводят, – начал он бодро. – Водворять порядок – дело полиции. Так что в следующий раз сразу же обращайтесь к нам. Впрочем, искренне надеюсь, что следующего раза не будет! Мы должны дорожить безупречной репутацией города Оттербери. – Эти мальчики собирали деньги. Между прочим, некоторые горожане жаловались на них, но я решил не обращать внимания. Действия этих ребят показались мне вполне безобидными. Деньги, которые они собрали, были украдены. И, вместо того, чтобы обратиться в полицию, ребята решили выследить вора без нашей помощи…

Инспектор остановился, откашлялся, выпил воды из стакана и продолжал:

– Да, они оказались в трудном положении. Я беседовал с одним из них, Эдвардом Маршаллом, и, должен признаться, Скотланд-Ярд мог бы кое-чему поучиться у этих ребят.

Школа замерла, все жадно впитывали слова этого замечательного человека.

– Это было блестящее расследование, – продолжал он. – Продумав всё – теоретически, предприимчивые подростки не обратились в полицию. Может быть, они боялись, что мы их съедим? (Сдержанный смех.) Так или иначе, они решили сами выследить преступников. Им казалось, что недостаёт лишь одной улики, чтобы доказать свою правоту. И чтобы добыть эту улику (деревянную копилку), они задумали и совершили уголовное преступление. Ребята ворвались в помещение э-э-э… одного гражданина. Они не имели никакого права подозревать его в соучастии в воровстве. Это достаточно серьёзное…

Инспектор Брук остановился, подождав, пока не стихнет гул удивления и всевозможных догадок, прокатившийся по залу.

– Они не только ворвались в частный дом. Маршалл, Топпингем и их сообщники открыли огонь. Полиция может обвинить их в ношении смертоносного оружия и вооружённом нападении. Э-э-э… это лишь некоторые из обвинений, которые можно им предъявить… Вчера вечером, основываясь на полученной информации, – инспектор едва заметно улыбнулся, – я отправился на склад мистера

Скиннера. Там я нашёл одного из этих мальчиков – Ника

Уэйтса – с разбитой головой. Он был без сознания. Сейчас он поправляется. Я застал там также двух жителей Оттербери, связанных верёвками. Я также обнаружил, – инспектор многозначительно помолчал, – я также обнаружил улики, доказывающие, что эти люди спекулировали крадеными товарами и занимались изготовлением фальшивых монет…

В актовом зале Королевской школы города Оттербери возник переполох…

– Должен заметить, что только благодаря усилиям моих юных друзей шайка была раскрыта, – продолжал этот обаятельный человек, улыбаясь во весь рот. – Принимая это во внимание, полиция не будет привлекать их к ответственности по обвинениям, о которых говорилось выше.

Все начали кричать «ура, ура!», но инспектор Брук поднял руку. Глядя на нас, он продолжал:

– Ребята проявили изобретательность. Я не стану хвалить никого в отдельности, за исключением Ника Уэйтса.

Он в больнице, и, похвалив его, я не поврежу его скромности. Он атаковал очень опасного преступника. Это смелый поступок, делающий честь всей школе. В знак признательности я попросил своего старого друга-сыщика свозить вас во время каникул на экскурсию в Скотланд-Ярд.

Может быть, вы и их чему-нибудь научите. Кроме того, фирма, чьи товары вы помогли разыскать, занимается изготовлением кондитерских изделий. Я побывал там, и мне поручили вручить каждому герою по фунту шоколада.

От криков «ура!» можно было оглохнуть, мы едва разобрали, последние слова инспектора. Он вытирал пот со лба, ожидая, пока шум стихнет.

– Вот и всё, что я хотел вам сообщить. Осмелюсь просить вас об одном. Если вы, драчуны, снова задумаете воевать с бандой преступников, позовите и меня на подмогу!

Инспектор сел. Я заметил, что Рикки наклонился к директору и что-то шепнул ему на ухо. Директор поднялся.

Вид у него был очень довольный.

– Мы благодарны инспектору Бруку за то, что он рассказал нам, и за то, что так снисходительно отнёсся к вашему поведению. Поскольку вы умудрились перебить половину стёкол в Оттербери, думаю, нам придётся простить

Нику Уэйтсу разбитое окно. Школа сама заплатит за ремонт. А теперь – марш на занятия!

Ана Мария Матуте

БЕЗБИЛЕТНЫЙ ПАССАЖИР

Все дети в мире в конце концов

становятся взрослыми.

Питер Пэн

1. ДОМ ТРЕХ СЕНЬОРИТ

История, которую я хочу вам рассказать, началась майским вечером в доме трех сеньорит. Случилось это давно, хотя, по правде говоря, нечто подобное могло произойти и сто, и двести, и триста лет назад, и вчера или даже сегодня. Потому что это всего-навсего маленькая история о мальчике, который в один прекрасный день стал взрослым.

Итак, майским вечером какого-то года, в какой-то стране в доме трех сеньорит кто-то трижды постучал.

Сеньорит звали Этельвина, Леокадия и Мануэлита. Все три были родными сестрами, оставшимися сиротами после смерти отца, богатого землевладельца, и все три – незамужние.

Этельвина не вышла замуж, потому что презирала мужчин, живших в округе, а за ее пределы никуда не выезжала. В сорок семь лет – именно столько ей исполнилось к тому времени – эта гордая и одинокая сеньорита больше всего на свете любила читать «Историю Великой

Римской империи». Это был удивительный труд, состоявший из двенадцати томов в красных кожаных переплетах,

тисненных золотом. Когда-то он принадлежал великому прадеду трех сеньорит, тоже богатому землевладельцу

(какими, впрочем, были и его отец, и отец его отца). Чтение и изучение «Истории» натолкнули Этельвину на мысль самой написать «Новую историю Величия Великой империи». Так, за чтением и сочинительством прошла большая часть ее жизни. Этельвина принялась за изучение этого труда в восемь лет и все еще изучала его. В двадцать пять начала писать сама и все еще писала. Начитавшись о славных подвигах и великих деяниях римских императоров, она, разумеется, оставалась совершенно равнодушной к окружавшим ее молодым людям, которые не интересовались ничем, кроме посевов, лошадей и охоты.

Леокадии минуло сорок лет. В отличие от сестры эта сеньорита отнюдь не презирала мужчин округи и имела очень смутное представление о римских императорах. Она была очень романтична, изысканна и сентиментальна. И, если верить словам кухарки Руфы, так проникновенно играла на пианино, что могла выжать слезу даже из камня. С

пятнадцати лет сеньорита Леокадия мечтала о прекрасном златокудром юноше с изящными манерами. Она не презирала окружавших ее молодых людей, а просто боялась их, потому что не выносила табачного дыма, грубых слов и разговоров об охоте. Сеньорита Леокадия была столь требовательна, что молодые люди терялись в ее присутствии: становились неуклюжими, задевали стулья, опрокидывали бокалы и наступали на хвост кошке. Кончилось тем, что они стали ее сторониться: ведь каждому хотелось чувствовать себя непринужденно, громко разговаривать и смеяться. Сеньорита Леокадия умела отлично стряпать, печь торты, пироги и варить вкусное варенье. В одном из уголков сада она разбила чудесный цветник (перед этим ей пришлось долго уговаривать сеньориту Мануэлиту, которая радовалась только при виде капусты, лука и помидоров).

Там росли розы, хризантемы, фиалки, герань и подсолнухи. У сеньориты Леокадии были белокурые волосы, голубые глаза и красивые, изящные руки, которыми она очень гордилась.

Что касается Мануэлиты, то эта сеньорита в свои тридцать семь лет была занята ведением хозяйства в усадьбе

(чем не занималась ни одна из ее сестер), и у нее просто не хватало времени, а впрочем, и желания думать о женихах.

С утра до вечера она разъезжала верхом на лошади по полям, наблюдая за севом, жатвой, сбором урожая и поливкой. Сеньорита Мануэлита трудолюбием и выносливостью почти не отличалась от мужчин.

Как-то раз богатый помещик предложил ей выйти за него замуж, но Мануэлита сказала: «Сейчас мне не до этого, я дам вам ответ после жатвы». Прошла жатва, за ней сбор черешни, винограда, яблок, орехов. Потом снова жатва, сбор черешни, винограда, яблок, орехов и так далее. Когда сеньорита Леокадия наконец напомнила сестре, что пора бы ответить на предложение помещика, оказалось, что ему давно надоело ждать, он женился и уже имел трех детей. Узнав об этом, сеньорита Мануэлита облегченно вздохнула:

– Видно, со всей этой суетой прошло мое время думать о замужестве.

Вот почему ни одна из сестер не вышла замуж. Никто не мешал им вести тихую, уединенную жизнь в большом доме, окруженном полями, лугами, рощами, огородами и виноградниками. Живописная река, по берегам которой возвышались старые дубы, черные и серебристые тополя, несла свои темно-зеленые воды, петляя вокруг усадьбы. А

там, вдали, по склонам гор карабкался ввысь таинственный лес.

Наступил майский вечер, с которого и началась эта история. Было около девяти, когда сестры сели ужинать за круглый стол в гостиной. Не успели они развернуть салфетки, как в парадную дверь кто-то трижды громко постучал. На небе, ставшем уже фиолетовым, заискрилась первая звезда.

— Кто бы это мог быть в такой поздний час?– удивилась сеньорита Мануэлита.

Этельвина и Леокадия тоже удивленно переглянулись.

Служанка Хуана накинула на плечи шаль и пошла за фонарем. Все двери в доме были уже закрыты на многочисленные замки и запоры, поэтому она кликнула Херико

– конюха, чтобы тот помог ей отпереть парадную дверь.

Каждый вечер, перед ужином, три сестры, вооруженные фонарем и шпагой великого прадеда, обходили дом, тщательно затворяя все двери и окна. Эта давняя традиция перешла к ним от отца, деда и великого прадеда и называлась «охотой на вора». Впрочем, никому из них еще ни разу не удалось кого-нибудь поймать. С портретов, висевших в гостиной, отец, дед и великий прадед, ухмыляясь в завитые усы, смотрели, как сестры совершали этот обход.

Херико принес ключи и отодвинул громадный засов. Когда Хуана распахнула дверь, в комнату ворвались только легкий ветерок, майский аромат да стрекот кузнечиков.

Хуана и Херико в недоумении посмотрели друг на друга.

Кто здесь? – спросил Херико и, высунувшись наружу, поглядел в разные стороны.

Ответом ему был только стрекот кузнечиков. И вдруг

Хуана показала на землю, там стояла корзина с крышкой, в каких крестьяне обычно держат хлеб.

— Гляди-ка! – воскликнула она. – Кто-то оставил корзину! Наверное, это подарок сеньорите Мануэлите. Ты ведь знаешь, как ее любят!

Хуана подняла корзину. Почувствовав тяжесть, она решила, что в ней мед, мука, яйца или что-нибудь в этом роде.

— Да-а, – сказал Херико, почесывая затылок, – вот это настоящая благодарность! Принести подарок и даже не представиться!

Хуана вошла с корзиной в комнату.

— Это вам, – сказала она сеньоритам.

Сестры мгновенно подняли головы, забыв о еде. Несмотря на несхожесть характеров, все трое любили вкусно поесть и были очень любопытны.

— А ну-ка, ну-ка!

— Открой ее!

— Что там?

Хуана подошла с корзиной к сеньорите Мануэлите, которая, хоть и была самой младшей из сестер, пользовалась наибольшим авторитетом. Сеньорита Этельвина надела очки. Сеньорита Леокадия облизнулась в надежде полакомиться пирогом или вареньем. А сеньорита Мануэлита, улыбнувшись, подняла крышку и в изумлении отпрянула:

— Что это?

— Ой!

— Как это понимать?

Корзина чуть не вывалилась из рук ошеломленной

Хуаны. Внутри лежал грудной младенец. Да, да, самый настоящий грудной младенец! Толстый малыш, завернутый в старое лоскутное одеяло, спокойно спал, засунув палец в рот.

Руфа, любившая подслушивать за дверью, и Херико, все еще возившийся с замком, мгновенно подскочили к корзине.

— Ах!

— Ох!

Других слов у них не нашлось. Несколько минут только и слышались «охи» да «ахи». Затем младенца вынули из корзины и, передавая из рук в руки, стали разглядывать и целовать. Наконец сеньорита Мануэлита, спохватившись, вручила Херико шпагу великого прадеда и велела посмотреть, не осталось ли поблизости каких-нибудь следов. Руфа вскипятила молоко и смастерила рожок, надев на бутылку вместо соски тщательно промытый резиновый колпачок. Хуана разрезала простыню и сделала из нее пеленки, потому что на малыше ничего не оказалось, кроме старого лоскутного одеяла, какими обычно укрываются бродяги или цыгане. Малыш продолжал спокойно спать. А

сестры оспаривали друг у друга право подержать его на руках.

Херико вернулся, пробродив не менее трех часов, усталый и голодный: ведь ему так и не удалось поужинать.

— Никого и ничего, – сказал он коротко и ясно, поскольку не любил лишних слов. И, съев яичницу и полбуханки хлеба, отправился спать, измученный не столько ходьбой, сколько разговорами.

Слова Херико никого не огорчили. Напротив, женщины, казалось, даже обрадовались им.

— Вот что, – решительно заявила Этельвина, – пойдемте спать. Ночью мы все равно ничего не разузнаем. Утро вечера мудренее.

Заспорили, у кого в комнате будет ночевать малыш.

Бросили жребий. Он пал на Этельвину.

Через час младенец проснулся, огляделся по сторонам и, чем-то явно недовольный, огласил комнату пронзительным воплем. После долгих уговоров и тщетных попыток утешить его сеньорита Этельвина направилась с малышом к Леокадии.

Леокадия с радостью приняла его и стала убаюкивать, напевая одну из своих песенок. Малыш, бросив на нее изумленный взгляд, закрыл глазки и уснул.

Однако через час он снова начал плакать, и сеньорита

Леокадия вынуждена была отнести его в комнату Мануэлиты.

Мануэлита взяла его на руки и принялась укачивать, бегая по комнате то вскачь, то мелкой рысцой. Пораженный столь необычными упражнениями в верховой езде, малыш смолк и удовлетворенно улыбнулся. Но как только несчастная сеньорита переставала бегать и прыгать, ребенок опять заливался громким плачем, выражая этим всему миру свое недовольство. Спустя час измученная сеньорита

Мануэлита, побив рекорд лучшей скаковой лошади, без сил рухнула в кресло и позвала сестер.

Солнце уже стояло высоко, когда младенец соизволил утихомириться, сунул палец в рот и, закрыв глаза, уснул.

Он выглядел свежим и розовым, словно только что распустившаяся гвоздика, меж тем как запыхавшиеся сестры были бледны и растрепанны, а глаза их ввалились после бессонной ночи.

— Давайте хоть немного поспим, – предложила Мануэлита, – а потом съездим к городскому судье посоветоваться.

В двенадцать часов дня сестры надели свои бархатные пальто и соломенные шляпки с большими полями, а Херико впряг в тарантас на огромных желтых колесах кобылу Мартину. У сеньорит был еще старый отцовский «форд», но он стоял в сарае вместе с сельскохозяйственным инвентарем и дровами, заброшенный, покрытый пылью, соломой, паутиной и птичьим пометом. Сестры никогда не пользовались автомобилем, предпочитая ему кобылу Мартину с большими янтарными глазами и черной гривой, заплетенной в косу.

Сеньорита Мануэлита взмахнула хлыстом, и тарантас двинулся в сторону городка по дороге, обсаженной тополями.

Судья возился у себя в огороде, когда ему сообщили, что три сестры, одетые по-праздничному, в шляпах и перчатках, ждут его в большом парадном зале городского суда. Пришлось бросить все и задворками бежать в дом за башмаками и галстуком. Приведя себя в порядок, судья явился в зал. Его дочка Росалия подала сдобные булочки, сладкое вино и длинный судейский жезл с разноцветной бахромой, внушающий страх назойливым людям.

— Случилось нечто невероятное, – важно начала сеньорита Мануэлита.

И сестры рассказали о том, что произошло.

Выслушав их, судья несколько минут молчал, разинув от удивления рот. По правде говоря, он просто не знал, что сказать. Зато Росалия захлопала в ладоши и воскликнула:

— Его подбросили цыгане, отец! Те самые цыгане, которые вчера прошли берегом реки!

— Какие еще цыгане? – буркнул судья. – Я не видел никаких цыган!

Стали расспрашивать жителей городка. Вскоре на площади, обсуждая это событие, собралась целая толпа.

Но никто не видел цыган. И тем не менее дочь судьи настаивала:

— Честное слово! Я сама видела, как вечером они шли за повозками, которые отражались в реке, и пели песни.

Не верите? Могу вам доказать. У меня есть лоскуток, который я подобрала вчера. Он зацепился за колючки кустарника!

Росалия поднялась к себе в комнату и стала рыться в шкатулке, где у нее хранились круглые речные камешки, серебряные ножницы, доставшиеся ей после смерти матери, фольга от шоколада, зеленая лента для волос и красивый карандаш: с одной стороны – синий, с другой – красный, который она когда-то нашла. Здесь же лежал маленький разноцветный, словно радуга, лоскуток. Девочка схватила его и быстро сбежала вниз по лестнице.

Увидев лоскуток, сеньориты побледнели:

— О боже! Он совсем такой же, как одеяло, в которое был завернут наш мальчик.

И это наш решило будущее малыша. Леокадия вытащила из сумки одеяло, и на нем действительно были точно такие же лоскутки. Девочка не лгала. Без сомнения, младенца подкинули цыгане.

— Куда же пошли эти мошенники? – спросил раздосадованный судья. Ему не терпелось скорее покончить со всей этой нелепой историей, чтобы снять с себя башмаки и галстук.

— Вон туда, – неопределенно махнула рукой девочка, и это в равной степени могли быть и север, и юг, и восток, и запад.

Мужчины оседлали коней и отправились на поиски в сторону голубого севера, золотистого юга, багряного востока и туманного запада. Никого и ничего, как и сказал

Херико.

Искали весь день и всю ночь. Вернулись усталые. Руфа тем временем заколола и зажарила барана, а Херико притащил бочку с вином, чтобы люди могли утолить голод и жажду. Все твердили одно и то же:

— Никто нигде не видел цыган.

Сеньориты искренне радовались этому. Они уже нашили малышу распашонок и ползунков. Только что выкупанный, он выглядел еще более хорошеньким и свеженьким. Мальчик дергал их за волосы, теребил ручонкой за носы и произносил что-то вроде «г-г-г-ы».

За весь день сеньорита Этельвина не написала ни строчки о своих римлянах; сеньорита Леокадия ничего не испекла, не прикоснулась к клавишам пианино, не прочла ни одной строчки в тех трогательных романах, которые регулярно выписывала из города и над которыми так любила поплакать; а сеньорита Мануэлита не менее четырех раз ошиблась в счете и не поехала, как всегда, верхом на лошади в поле.

Вечером, перед сном, сеньорита Этельвина поцеловала малыша и сказала:

— Мне он нравится, потому что он очень умненький.

Сеньорита Леокадия поцеловала его и сказала:

— Мне он нравится, потому что он очень хорошенький.

Сеньорита Мануэлита поцеловала его и сказала:

— Мне он нравится, потому что он очень сильный.

И так как сестры уже приноровились вовремя кормить его, пеленать и развлекать, то малыш спокойно спал, и никому не пришлось больше прыгать возле него, как в первую ночь.

Поиски цыган продолжались, но с каждым днем надежды найти их оставалось все меньше и меньше. Тогда сестры решили:

— Надо мальчика усыновить.

Они снова оделись по-праздничному, запрягли в тарантас Мартину и велели Херико и Хуане ехать с ними в качестве свидетелей. Руфа тоже хотела поехать, но ее не взяли: надо же было кому-то присмотреть за домом и приготовить обед.

В последнюю минуту Росалия, дочка судьи, прятавшаяся за деревом, вскочила на козлы и поехала вместе с ними.

По дороге сестры говорили:

— Надо ему выбрать хорошее имя.

— Раз у нас нет детей, пусть он станет нашим наследником.

— Мы дадим ему хорошее образование.

При этом они с нежностью смотрели на малыша, который строил гримасы и вращал глазенками, следя за полетом стрижей, проносившихся с громким криком у них над головой.

— Он будет великим историком, – сказала Этельвина.

— Он будет статным и красивым, – сказала Леокадия.

— Глупости! Он будет хорошим крестьянином и станет управлять усадьбой, как дед, как папа, как я. Разве не для этого мы решили сделать его своим наследником? – воскликнула Мануэлита.

Этельвина и Леокадия промолчали, но каждая из них продолжала лелеять свою мечту.

— Мы назовем его Марк Аврелий5, – заявила вдруг

Этельвина, окинув сестер победоносным взглядом.

— Мы назовем его Амадо6, – улыбнулась Леокадия, и глаза ее мечтательно засветились.

— Ерунда! Мы назовем его Мануэлем, как звали деда, отца и как зовут меня. И довольно об этом! – сурово возразила Мануэлита.

Тогда Росалия, сидевшая на козлах, обернулась к ним и пропищала своим тоненьким голоском:

— А если его назвать Жужу?

Казалось, никто не слышал ее слов. И тем не менее, хоть мальчика и окрестили Марко Амадо Мануэлем, как того хотели сестры, все звали его Жужу. Просто Жужу.

5 М а р к А в р е л и й (121 –180) – римский император; правил с 161 по 180 год.

6 А м а д о (исп.) – любимый.

2. ЖИЗНЬ МАЛЬЧИКА В ДОМЕ ТРЕХ СЕНЬОРИТ

Как и следовало ожидать, жизнь Жужу в доме трех сеньорит была не совсем обычной. Я говорю «не совсем обычной», поскольку готова держать пари: мало кто из ребят может похвастать тем, что в девять лет вел подобную жизнь, а ему исполнилось именно столько накануне той истории, которую я хочу вам рассказать.

Я уже говорила, что по характеру и склонностям сестры очень отличались друг от друга. Само собой разумеется, каждая из них воспитывала мальчика на свой лад.

Сеньорита Этельвина (тетушка Этель для Жужу) делала все возможное, стремясь дать ему хорошее образование. Более того, она хотела сделать из него ученого, который непременно посвятил бы себя изучению истории

Римской империи. С младенческих лет, еще когда он прыгал у нее на коленях, сеньорита Этельвина называла ему имена прославленных римских императоров, рассказывала об их подвигах, сражениях, об их могуществе, процветании и упадке (правда, об этом последнем этапе она всегда говорила вскользь, не вдаваясь в подробности). Именно сеньорита Этельвина научила Жужу читать, вложила первые книги в еще не окрепшие руки глупого мальчишки, готового скорее изорвать страницы, чем проникнуть в их суть. Вот почему к пяти годам Жужу умел не только хорошо читать и писать, но и знал о Римской империи гораздо больше, чем я в настоящее время (хотя мне и стыдно в этом признаться).

Со своей стороны сеньорита Леокадия (для Жужу тетушка Лео) обучала его хорошим манерам, учтивости, отзывчивости, старалась привить вкус к музыке, танцам, изысканным блюдам, внушить любовь к цветам, животным, поэзии. Однако из всех наук, которым его обучали сеньориты, науки тетушки Лео Жужу постигал хуже всего да и безо всякой охоты. И все же, сама того не подозревая, тетушка Лео заронила в душу мальчика смутное беспокойство: желание уединиться в каком-нибудь укромном, таинственном уголке и помечтать.

К девяти годам Жужу хорошо играл на гитаре и довольно сносно на пианино. Музыка уносила его в чарующий, призрачный мир, будоража необузданную фантазию и вызывая жажду романтических приключений. Иногда

Жужу убегал в самый отдаленный конец сада и там, возле пруда, где росла темная, душистая земляника, мечтал. О

чем? Обо всем сразу. О неведомых странах и народах, о людях других рас и обычаев, о боевых сражениях, в которых он, разумеется, всегда был главным героем и неизменно одерживал победу. Сеньорита Леокадия выписывала для себя газеты, журналы и романы, а для Жужу

(по секрету от сеньориты Этельвины, которая презирала подобную литературу) – чудесные книги о приключениях и путешествиях.

Итак, Жужу, укрывшись в глубине сада, мечтал, воображая себя то Айвенго, то Ричардом Львиное Сердце, то

Марко Поло, а то и Барбароссой. Белый Вождь, Всадник без головы7, а иногда и сам Жужу, побывав где-нибудь вдали от родины, полный впечатлений, нагруженный золотом, после долгих странствований возвращался домой, к

7 Герои популярных романов Майн Рида.

трем сеньоритам. А те, поседевшие, заплаканные, обнимали его, восхищались им и умилялись. Вот чего добилась тетушка Лео своим воспитанием.

Что касается сеньориты Мануэлиты (тетушки Ману), то, думаю, ее воспитание приносило мальчику наибольшую пользу, ибо было практическим и потому самым действенным. Она воспитывала его ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Ничто не ускользало от ее глаз. Правда, надо отдать должное и Жужу: он трудился от зари до зари. И

честно зарабатывал себе крышу над головой и пропитание. «Я сделаю из него настоящего человека, а не чванливого бездельника или сумасшедшего ученого»,– думала сеньорита Мануэлита. Однако не высказывала своих соображений вслух, желая избежать лишних разговоров с сестрами.

Закончив трудовой день, Жужу валился в постель, сломленный усталостью, и засыпал мертвым сном. А три сеньориты завели обычай после своей ежевечерней «охоты на вора» ходить «любоваться наследником» (так между собой они называли Жужу). Заперев многочисленные двери и окна, задвинув засовы и проверив замки, три сеньориты, высоко держа фонарь, на цыпочках входили в комнату спящего мальчика и любовались им.

Вид у Жужу был самый неприглядный. Он лежал, разметавшись на кровати: то ничком, то поперек, то накрывшись одеялом с головой, то совсем непокрытый. Сестры заботливо подсовывали ему под голову подушку, убирали со лба прядь волос, выпрямляли ухо, чтобы оно не подгибалось, клали руки поверх одеяла или под него, в зависимости от того, холодно было или жарко, гладили его по голове и перешептывались:

— Он подрос. .

Или:

— Еще больше похудел...

Или:

— Кажется, у него вскочил прыщ.

Затем подбирали одежду, брошенную Жужу куда попало, поднимали сапоги, чтобы посмотреть, сколько появилось новых дыр и прорех, и шли спать, думая каждая про себя:

«Пора уже купить ему новые сапоги».

«Надо будет заставить этого шалопая лучше мыть уши».

«Попробую давать ему побольше витаминов и поменьше жиров».

Или что-нибудь в этом духе.

И все-таки можно смело утверждать, что Жужу был счастливым мальчиком.

К началу этой истории у него был твердый распорядок дня. Без четверти шесть дребезжал будильник на ночном столике. У Жужу всегда возникало желание трахнуть его об стену, но, прежде чем он успевал это сделать, из-за стены доносился голос тетушки Ману:

— Подъ-ё-ом!

И сразу же раздавался стук в стену, словно она боялась, что звона будильника будет недостаточно, и стремилась дополнить его этим стуком.

Едва Жужу опускал ноги на пол, как его ждала новая пытка: в ванной комнате. Все тело Жужу содрогалось, когда он слышал, как с шумом льется вода, под аккомпанемент многочисленных песенок, которые распевала тетушка Ману. Эта ее привычка громко петь, стоя под холодным душем, неизменно поражала Жужу, ибо сам он в подобных условиях так дрожал, что не мог выдавить из себя ни одного звука. Видно, тетушка Ману сделана не из того теста, что простые смертные, думал мальчик.

Дом трех сеньорит был красивым и большим, однако достижения цивилизации не спешили туда проникнуть.

Ванная комната, где стоял огромный умывальник из дуба и зеленовато-красного мрамора, походила на какое-то странное колдовское место. Умывальник был с резными ножками, створками и большим наклонным зеркалом, покрытым пятнами, в котором отражение становилось таким мутным, словно его отделяла дымовая завеса. Когда Жужу смотрелся в него, ему казалось, будто он падает сам на себя, и от этого кружилась голова. На мраморных полочках толпилось множество зеленых и голубых стеклянных флаконов с фигурными пробками, которые неизменно приводили мальчика в восторг. Но ему запрещалось их трогать, как, впрочем, и щетки из слоновой кости, и шкуру дикого кабана. Все эти вещи принадлежали когда-то деду трех сеньорит, их прадеду, прапрадеду и так далее. Никто ими давно уже не пользовался. Флаконы стояли пустые, но их тщательно мыли, начищали и относились к ним, как к музейной редкости. Чугунная ванна на четырех львиных лапах была такой высокой, что Жужу приходилось взбираться на табуретку, чтобы туда залезть: точь-в-точь как если бы он брал ее на абордаж. Не один раз Жужу вел здесь жестокие морские сражения до тех пор, пока тетушка Ману не начинала кричать и колотить в дверь, напоминая Жужу о его обязанностях. Краны в ванной комнате были сделаны в виде голов дракона и свирепо сверкали своими глазами из мелких зеленых камешков.

Жужу разглядывал свой язык, протирал глаза, наспех ополаскивал лицо, вытирался и натягивал одежду. Одежда у него была самой простой: летом – хлопчатобумажные штанишки, зимой – вельветовые. Летом – голубая рубашка, зимой – свитер с высоким воротом, сзади на «молнии».

Летом – сандалии, зимой – сапоги, подбитые гвоздями.

Кроме этого, у него был желтый непромокаемый плащ, как у тетушки Ману, резиновые сапоги, пальто, шапка, перчатки и полдюжины носовых платков. В воскресные дни он надевал неудобный матросский костюмчик голубого цвета с серебряными пуговицами и начищенные ваксой башмаки. Тетушка Ману говорила, что мужчине не подобает тратить деньги на всякую мишуру (Жужу так никогда и не мог понять, что тетушка подразумевала под словом «мишура»).

Жужу был рослый мальчик для своих лет, загорелый, с веснушками на носу и длинными руками и ногами (это давало возможность предположить, что он будет очень высоким). Черные гладкие волосы падали на лоб и весело топорщились над ушами, словно грива у жеребенка. Раз в три-четыре месяца в дом трех сеньорит приходил парикмахер со своим огромным саквояжем, наполненным ножницами, машинками, кремом для бритья, опасными бритвами и кисточками для мыльной пены. Он стриг Херико и

Жужу, а потом посыпал за ушами и шею сзади тальком.

Жужу всячески старался избежать этой неприятной процедуры: тогда его не стригли еще три месяца. Вот почему он почти всегда ходил заросший и косматый.

Надо заметить, что Жужу ни в коей мере не был склонен к наукам и не проявлял особого интереса к изучению истории. Но тетушка Этель считала его самым умным и образованным мальчиком.

Красавцем его тоже нельзя было назвать. У него была милая смуглая рожица, курносый нос, круглые, орехового цвета глаза и острые, как у кролика, зубы. Высокий, проворный, хотя и чрезмерно худой, он выглядел особенно неуклюжим, когда бегал, потому что при этом почти не сгибал ног, совсем как маленький жеребенок. И часто спотыкался и падал.

Но тетушка Лео считала Жужу самым красивым, а тетушка Ману самым ловким и сильным.

Было совершенно очевидно, что все три сеньориты обожали Жужу, а Жужу, в свою очередь, очень любил трех сеньорит. Однако это не мешало ему оставаться мальчишкой, мечтавшим как можно скорее стать взрослым. Иногда (особенно в последнее время) он испытывал неудержимое желание, которого не мог сам себе объяснить. Ему хотелось уехать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от дома, города, округа и даже страны.

Возможно, в этом была отчасти повинна тетушка

Этель, открывшая ему доступ в библиотеку деда. А отчасти великий прадед, собравший в своей библиотеке столько книг о путешествиях, далеких странах, неведомых народах. . и особенно о море. . Жужу никогда не видел моря, но любил его всем сердцем. Немало содействовали этому желанию музыка и книги о приключениях, которыми снабжала его тетушка Лео. Нередко музыка доносилась из открытого окна гостиной сквозь листву сливового дерева до того самого уголка, где мечтал Жужу. Она несла с собой шум морского прибоя, легкий шелест листвы и кокосовых пальм. Тетушка Лео продолжала по секрету от сеньориты Этельвины выписывать для Жужу приключенческую литературу, благодаря которой он познакомился с

Робинзоном Крузо, Гулливером, Синдбадом-мореходом и другими любимыми героями.

Итак, весной и летом у Жужу был следующий распорядок дня.

Душ. Завтрак с тетушкой Ману. Кофе с молоком, ржаной хлеб, мед, масло.

Дрова. Жужу каждый день ходил за дровами в сарай и приносил их в дом столько, сколько требовалось. А требовалось их немало! Для кухни, для печи, для камина, для котла в ванной. Жужу никогда не мог понять, куда уходит такое количество дров.

Осмотр усадьбы. Жужу выполнял все приказания, которые отдавала ему тетушка Ману. Он помогал поливать, косить, полоть, стричь деревья, сеять... Одним словом, делал все, что позволяли ему силы. Поденщики были молчаливыми добрыми людьми и любили Жужу. На время жатвы они приходили издалека и тогда спали под открытым небом, прямо на земле или соломе. Часто они пели песни, от которых сердце Жужу наполнялось какой-то странной щемящей тоской. У Жужу не было товарищей, хотя ему очень хотелось их иметь. Сельские мальчишки были слишком обременены работой, и Жужу пришлось придумать себе товарищей по играм.

Затем Жужу возвращался домой, и тетушка Ману тщательно следила за тем, чтобы он как следует почистился и помылся. После этого он шел в комнату тетушки Этель и занимался с ней. Занятия длились до второго завтрака.

В положенный час розовощекая, белокурая тетушка

Лео звонила в колокольчик внизу у лестницы. Она выглядела еще более раскрасневшейся от жары на кухне, где готовила разные вкусные блюда на десерт.

Жужу нравилось, что от нее всегда исходил запах только что испеченного хлеба и сама она была свеженькая, словно сдобная булочка. Голубые глаза ее сияли добротой и в любую минуту готовы были пустить слезу; уголки круглого рта то поднимались вверх веселым полумесяцем, то скорбным полумесяцем опускались вниз.

После обеда Жужу был свободен. Но этот час послеобеденного отдыха никоим образом не являлся отдыхом

для Жужу. Как вы сами скоро убедитесь, он использовал его для самых разнообразных дел.

После отдыха Жужу помогал тетушке Лео. Они отправлялись в огород и собирали в большую корзину круглые красные помидоры, оранжевую морковь, золотистые луковицы, веселую, зеленую петрушку, салат, перец, фасоль и прочие овощи. Затем шли в сад поливать цветы.

Они ухаживали за ними, говорили им ласковые слова и нежно гладили. Тетушка Лео очень гордилась своими розами, особенно китайской, рубиновой королевой и белоснежкой. Здесь же росли и другие цветы – с более скромными названиями и менее красивые, а также большие кусты белой и красной герани. Жужу нравились цветы, зеленые кузнечики, греющиеся на солнышке ящерицы, красные в черную крапинку божьи коровки и лакированные, с золотистым отливом жуки. Здесь, в саду и на огороде, Жужу проводил с тетушкой Лео самые приятные часы.

Иногда, укрывшись от посторонних глаз среди листвы и высоких стеблей, золотистых и зеленых вперемежку, он и тетушка Лео устраивались рядышком и читали: она – свои романы, он – книги о приключениях и путешествиях. Это были прекрасные минуты!

Остальное время до ужина Жужу почти всегда был свободен. После ужина сон, и... все сначала.

Осенью и зимой Жужу делил свой день между занятиями с тетушкой Этель и всякой мелкой работой: он носил дрова из сарая, чинил изгородь, помогал чистить лошадей и так далее.

Вот какой была жизнь Жужу в доме трех сеньорит, но, помимо этой жизни, у мальчика была другая жизнь, своя собственная, о которой никто не знал. О ней-то я и хочу вам сейчас рассказать.

3. ЖИЗНЬ МАЛЬЧИКА НА «ОДИССЕЕ»

Жужу не имел друзей. Возможно, они у него и были бы, ходи он в школу, но школа находилась очень далеко, в трех километрах от дома, а зимой – время, когда обычно ее посещают, – дорогу часто заносило снегом, и дули сильные ветры. Тетушка Этель, как мы уже знаем, решила сама заниматься с Жужу, и мальчику ничего не оставалось, как придумать себе товарищей по играм. Ими стали: Боцман, Адмирал Кукареку и сеньорита Флорентина.

Боцман получил эту должность за многочисленные заслуги и преданную службу Жужу, который сам, разумеется, был Капитаном. Это был маленький черный песдворняга, но такой симпатичный, что умнее и симпатичнее трудно придумать. Он понимал Жужу с одного взгляда и сразу же бросался выполнять любое его поручение. Так что у Жужу не было друга вернее, преданнее, ласковее и благороднее. Боцман по-настоящему являлся первым помощником Капитана.

Адмирала Кукареку, красивого статного петуха, очень высокомерного, спесивого и глупого, Капитан использовал только в тех случаях, когда ему надо было доложить кому-нибудь о своих героических подвигах. Тут Адмирал

Кукареку раздувался от важности, глаза его свирепо сверкали, и он как нельзя лучше играл свою роль.

Что касается сеньориты Флорентины, то она принадлежала не столько Жужу, сколько тетушке Лео. Давнымдавно тетушка Ману поймала ее еще совсем маленькой куропаткой, а тетушка Лео приручила. Однако сеньорита

Флорентина предпочитала Жужу, ходила за ним по пятам и не сводила с него обожающих глаз. Кончилось тем, что

Жужу зачислил ее в свою команду и брал во все плавания в качестве своего талисмана, так как считал, что она приносит ему удачу. Флорентина была немножко легкомысленной, но покладистой и покорной.

Тетушка Ману не переставала твердить Жужу, что жизнь очень жестока и если не научиться открыто смотреть ей в глаза, то потом она нанесет такие удары, которые вряд ли он сможет вынести. Вот почему с девяти лет Жужу умел «отрабатывать свой день», как говорила тетушка Ману и как мы уже имели возможность убедиться. И в самом деле: Жужу трудился неустанно.

В доме, помимо трех сестер и Жужу, жили кухарка

Руфа, служанка Хуана и старый Херико. Все они очень любили мальчика, а мальчик любил их. В жизни Жужу было много хорошего и прекрасного. Он мог свободно бродить по лесу, спускаться к таинственной реке за зеленым лугом, читать книги, которые хранились на чердаке и принадлежали великому прадеду трех сеньорит. То, что не имело отношения к истории Великой Римской империи, не интересовало тетушку Этель и складывалось на чердаке в сундук. Здесь лежали книги о путешествиях, географические и навигационные карты, компасы и тому подобные вещи. Дело в том, что великий прадед втайне мечтал стать мореплавателем, хотя никогда в жизни не видел моря.

Жужу читал эти книги, мысленно путешествовал по географическим картам и испытывал непреодолимое желание увидеть море.

Во время послеобеденного отдыха, когда весь дом погружался в сон и только из сада доносилась трескотня кузнечиков, греющихся на солнце, Жужу забирался на чердак и читал. На чердак никто никогда не поднимался, кроме него, потому что лезть туда приходилось по узкой стремянке, а ни у кого, за исключением Жужу и его команды, не было охоты это делать. И, конечно же, мальчик превратил чердак в свое парусное судно.

Здесь было его царство, его мир, здесь он создал себе свою жизнь, о которой я уже вам говорила. Воскресные, праздничные дни и большую часть свободного времени в будни Жужу проводил наверху. Постепенно чердак преобразился и стал похож на чудесный, красивый корабль.

Из ящиков и старой этажерки Жужу соорудил койку. Колесо от старого тарантаса, принадлежавшего еще великому прадеду, заменило ему штурвал. Из длинных камышей, сорванных на берегу реки, и нескольких старых кусков брезента он, после долгих усилий и неудач, смастерил парус, который однажды поднял над крышей, просунув его через слуховое окно. Это был торжественный день: слабый бриз легонько надувал брезент, наполняя сердце Жужу радостью.

Через несколько дней сильный порыв ветра сбросил парус на землю. Жужу горько плакал, спрятавшись на огороде. Но он был упорным мальчиком и смастерил другой парус, еще лучше и крепче прежнего. С тех пор он взял себе за правило перед сном спускать его. На капитанском столике лежали фонарь, навигационные карты, компас и подзорная труба. Свой стол он поставил перед самым слуховым окошком, откуда хорошо обозревались окрестности: далекие голубые горы и широкая равнина, уходившая за горизонт где-то там, за рекой. Здесь, на чердаке, хранились самые драгоценные для Жужу вещи: книги и сундук великого прадеда, а также два баула, наполненные необычными предметами. Там лежали ржавые сабли, мачете8 с Филиппинских островов, театральный бинокль, стеклянные шары, судовой фонарь с вделанным в него маленьким корабликом, две клетки и словарь. Здесь же, на чердаке, Жужу обнаружил две потрепанные, но еще красивые индийские подушки, светильник, старый сломанный кольт и чудесное золотисто-голубое кресло, отправ-

8 М а ч е т е – широкий длинный нож с расширяющимся к концу односторонним лезвием. Предназначен для сельскохозяйственных работ и используется как оружие во многих странах Латинской Америки.

ленное сюда, потому что у него не хватало ножки. Но

Жужу вместо недостающей ножки подставил ящик и таким образом ликвидировал этот изъян. Теперь у него было капитанское кресло, которого ему очень недоставало, чтобы, сидя с подзорной трубой перед слуховым окошком, обозревать необъятные просторы воображаемого моря.

Чтобы ни в чем не испытывать нужды, Жужу предусмотрительно запасся провизией: шоколадом, галетами, банками с вареньем, взятым из запасов тетушки Лео, и удивительным малиновым ликером (тоже приготовленным тетушкой Лео), от одного глотка которого на глазах выступали слезы и становилось очень весело.

В одном из ящиков Жужу нашел две великолепные резные курительные трубки, правда, сломанные. Но Жужу починил их, и они тоже составили часть его военной добычи. Наконец после долгих колебаний мальчик назвал свое судно «Одиссеем».

Сеньорита Флорентина почти всегда преданно семенила за Жужу на своих быстрых коротеньких лапках. Адмирал Кукареку был менее предан: являлся, когда ему вздумается, важно расхаживал по столу и креслу, вскакивал на подоконник, и, высунувшись в окошко, время от времени выкрикивал свое пронзительное «кука-р-р-реку».

Вдали за рекой ясно различались черная изгородь и деревянный барак для заключенных.

Что касается Боцмана, то он никогда не расставался с

Жужу. Даже по ночам он спал, пристроившись на кровати в ногах у мальчика, и тихонько урчал. Боцман не отличался ни красотой, ни породой и происходил от бездомного дворового пса. Но ни у одной собаки в мире не было таких круглых, блестящих, золотистых, умных, все понимающих глаз. Для Жужу, после трех сеньорит, это было самое дорогое существо на свете.

Со своего наблюдательного пункта Жужу созерцал созданный им сказочный мир. Иногда в поле его зрения попадались стада пастуха Марсиаля. И тут же они превращались во вражеские войска, расположившиеся на берегу, а «Одиссей» палил из своих пушек – двух печных труб, выходивших на черепичную крышу,– и, разумеется, одерживал победу. Лай Боцмана, приказы Капитана, воинственные кличи неслись по направлению к высокой церкви, торчавшей на горизонте. Луга становились широким зеленым морем, река – широким зеленым морем, долина тоже широким зеленым морем. А мрачный забор и печальный деревянный барак, возвышавшийся за рекой, становились по ходу событий то Синг-Сингом, то Чертовым островом. В действительности же это был лагерь для заключенных, отбывавших там наказание и работавших в цементных карьерах. Эти люди волновали и приковывали внимание Жужу и, как мы увидим позже, сыграли немалую роль во всей этой истории.

Видневшиеся вдали горы были воображаемыми сказочными островами, которые внезапно возникали на горизонте, когда это было необходимо. Когда же в них не было нужды, они просто не существовали, и море – широкое, зеленое, чарующее, желанное море – было единственным, что различали вдали глаза Жужу и Боцмана. Адмирал Кукареку и Флорентина пассивно относились к игре и только слонялись из стороны в сторону. Зато Жужу и Боцман горели огнем сражений и то один, то другой обозревали с

высоты загадочный горизонт в старую подзорную трубу.

Жужу завел себе судовой журнал, использовав для этой цели брошенную тетушкой Ману счетную книгу (при этом он не обращал внимания на слова «приход» и «расход»).

Знамя было сшито из лоскутков, которые дала ему тетушка Лео, а парус, походивший больше на воздушного змея,– из старой мешковины и брезента. Капитан с таким почтением относился к парусу, что поднимал и зарифлял его вместе со знаменем. Когда ветер дул со стороны лагеря для заключенных, Жужу видел, как надувался парус и раскачивалась камышовая мачта.

Однажды тетушка Ману дала Жужу торжественное обещание. У кобылы Мартины должен был появиться жеребенок, и сеньорита сказала:

— Жужу, когда родится жеребенок, я его тебе подарю.

Жужу почувствовал, как у него от радости забилось сердце. Иметь собственного жеребенка! Это было самым его большим желанием. Даже большим, чем править «фордом», который стоял в сарае покрытый плесенью. Радость была так велика, что мальчику казалось, будто сердце вот-вот выпрыгнет из груди и завертится как волчок.

Он бросился на солому, стал кричать «ура!» и кувыркаться от переполнявшего его счастья. Но тетушка Ману тут же строго заметила:

— Но это произойдет не раньше, чем ты перестанешь делать глупости и будешь вести себя, как подобает взрослому мужчине.

Жужу, как и всем детям, казалось, что он вырастет сразу. Но сколько он ни смотрелся в зеркало, поднимаясь на цыпочках как можно выше, сколько ни зачесывал волосы кверху с такой силой, что на глазах его выступали слезы, ничего не помогало. Он рос так же медленно, как и все остальные ребята.

Жеребенок родился на рассвете, когда Жужу еще спал.

По случаю столь торжественного события сеньорита

Мануэлита и Херико пришли разбудить мальчика. Херико взял с собой большой застекленный фонарь и непромокаемый плащ, а сеньорита Мануэлита – серый капюшон, тоже непромокаемый. Сквозь окно Жужу видел, как небо несколько раз становилось белым, и тут же громыхал гром, перекатываясь где-то в глубине его. В конюшне родился Ремо. Жужу уже давно назвал его так. Он был черный, с белой звездочкой на лбу, совсем такой, какими описывают коней в книгах. И вот он стоял перед

Жужу, с изумлением озираясь по сторонам, неуверенно держась на своих длинных ногах, мокрый и напуганный.

Жужу обнял его. Он слышал, как дождь барабанит по крыше, усыпанной опавшей листвой, видел, как вокруг фонаря гоняются друг за дружкой мотыльки, и чувствовал себя очень счастливым.

Одно чудо следовало за другим. В тот же день Жужу, свободный от всяких дел, поскольку было воскресенье, проводил время на «Одиссее». Вдруг Боцман ни с того ни с сего принялся лаять на сеньориту Флорентину. Это было странно, потому что Боцман недолюбливал Адмирала Кукареку, но к сеньорите Флорентине относился благосклонно. Жужу увидел, как куропатка нахохлилась, стоя на балке в углу, у самого выхода печной трубы на крышу.

Это был самый темный и немного страшный угол с балкой, выдававшейся больше, чем остальные, где во время проливных дождей и бурь укрывалась вся команда «Одиссея».

— Перестань лаять на бедную Тину! – прикрикнул на собаку Жужу.

Но верный Боцман не унимался. И тут на глазах у Жужу сеньорита Тина непонятным образом исчезла, провалившись в таинственную пустоту в стене. Вот именно: провалилась в пустоту, и он слышал, как она хлопает крыльями за стеной. Волосы на голове Жужу и жесткая шерстка на теле Боцмана встали дыбом от ужаса. Остолбенев, они смотрели друг на друга.

— Что бы это значило? – удивился Жужу.

Но так как Жужу был капитаном решительным и бесстрашным, то он пододвинул кресло к стене, встал на него и, просунув руку за балку, обнаружил широкое отверстие.

У мальчика перехватило дыхание, сердце бешено забилось. Он сразу вспомнил все, что рассказывала ему тетушка Этель о потайных ходах, которые провел прадед еще во время великих войн.

Жужу стал искать секретный замок и не замедлил его найти с внутренней стороны балки. Затем он толкнул фальшивую стену, которая медленно отодвинулась, и перед Жужу открылся заплесневелый, черный и загадочный тайник великого прадеда.

— Вот чудо! – прошептал Жужу; глаза его заблестели, лицо раскраснелось от удовольствия. – Никогда бы не поверил, что на свете существуют такие чудеса! Это, – добавил он, обращаясь к застывшей в изумлении команде

«Одиссея», – самое важное событие, которое произошло на борту нашего корабля с тех пор, как мы вышли в открытое море. Поклянемся же хранить эту тайну даже ценой собственной жизни.

Жужу выстроил свою команду во фронт, и все поклялись свято хранить тайну. Никто никогда ничего о ней не узнает.

Жужу быстро обследовал тайник – небольшое углубление в стене, где свободно могли поместиться два сидящих человека. Вниз вела узкая, темная, затхлая лестница, при одном виде которой на голове дыбом вставали волосы. Это волнующее открытие так потрясло Жужу, что он не мог двинуться с места. Словно угадывая желание мальчика, Боцман стал обнюхивать ступеньки лестницы и, подняв уши и хвост торчком, посмотрел на друга широко открытыми глазами, как бы призывая: «Не бойся! Иди за мной! Надо же разведать!»

Жужу взял карманный фонарик и, стараясь не замечать, как дрожат у него руки, начал трудный спуск по темной, узкой лестнице. Настолько узкой, что боками он касался стен. «Хорошо еще, что прадед был худым, во всяком случае, так он выглядит на портрете в гостиной, –

подумал Жужу. – Если бы он оказался таким толстым, как, например, Руфа, вряд ли он смог бы здесь пройти...»

Спускались медленно, стараясь не шуметь. Спуск был очень крутым. «Почему он не сделал тайник на нижнем этаже? – подумал Жужу, но, тут же спохватившись, решил: – Но тогда бы он не принадлежал мне, мне одному».

Наконец до него донеслось характерное журчание.

«Так журчит вода в пруду»,– подумал Жужу, и сердце его встрепенулось. Здесь лестница обрывалась и подземный коридор расширялся. Идти стало легче. Вскоре показался выход, заросший бурьяном, наполовину заваленный ветками и камнями. Сквозь них едва просеивался слабый золотистый свет.

Через несколько минут голова Жужу и морда Боцмана, покрытые паутиной, травой и сухими листьями, показались над землей, у самого сливового дерева возле пруда, где так любил мечтать Жужу.

— А я ничего и не подозревал! – прошептал Жужу.

Они вылезли на поверхность, отряхиваясь от паутины и вдыхая всей грудью свежий воздух.

Жужу снова прикрыл выход из тайника камнями и ветками и, взволнованный, вместе с Боцманом обычным путем вернулся на «Одиссея».

Весь вечер Жужу был очень возбужден. Вспоминались разные военные эпизоды, слышанные от тетушки Этель и прочитанные в книгах, и в нем вновь пробудились постоянный страх перед сложностью и неизведанностью мира и желание объездить и познать его. Высунувшись в окошко, он смотрел вдаль, в сторону лагеря для заключенных.

Много раз видел он наголо обритых арестантов, которые колонной быстро шли к мессе или на работу в карьер.

Алюминиевые ложки и миски, подвязанные к поясу, позвякивали при ходьбе. Глядя на этих людей, мальчик испытывал непреодолимое любопытство, и было в них чтото жуткое и вместе с тем притягательное. И всякий раз у него возникало ощущение, что мир необъятно велик, непонятен, жесток и неблагодарен. Совсем не похож на тот маленький мирок, который окружал его в доме трех сеньорит и на «Одиссее». К вечеру над бараком поднимался столб дыма, а ночью стражники разжигали костры, которые заливали своим красноватым светом склоны гор.

— Сколько еще существует на свете вещей, о которых я ничего не знаю! – с тревогой задумчиво произнес Жужу.

К ужину он спустился с «Одиссея» и встретился с тетушками в гостиной за столом.

— У тебя нет аппетита?

— У тебя болит голова?

— Какой ты красный! Не повышена ли у тебя температура? Ты, наверное, опять был у реки и промочил ноги?

Жужу все отрицал, но поел без всякого аппетита и лег спать, обуреваемый самыми фантастическими и пугающими мыслями. Заснул он позже обычного, и всю ночь ему снилось, будто «Одиссей» потерпел кораблекрушение, а Боцман, Флорентина и он плывут по воде на доске. Наконец голос тетушки Ману вернул его к действительности, и начался новый трудовой день.

4. ОХОТА НА ВОЛКОВ

Время шло своим чередом. Весну сменило лето, затем наступила осень. Жужу исполнилось десять лет (день рождения Жужу исчислялся с того момента, когда его принесли в корзине в дом трех сеньорит).

Тетушки не считали нужным скрывать что-либо от

Жужу. Мало того, лоскутное одеяло, в которое он был завернут, бережно хранилось у тетушки Лео в шкатулке орехового дерева, и мальчику изредка разрешали на него посмотреть. Фантазия Жужу разгоралась.

Как-то раз, возвращаясь с мессы, Жужу решил поговорить с дочкой судьи. Он не сел в тарантас с тетушками, а пешком отправился на поиски девушки. Жужу увидел ее в саду и позвал:

— Росалия-а-а!

Росалия очищала сад от сорняков. Она заметно повзрослела, стала стройной степенной девушкой. Гладкие, блестящие белокурые волосы были заплетены в косу и перекинуты за спину. По воскресеньям Росалия надевала длинные серебряные серьги матери, которые при каждом движении девушки позвякивали так тихонько, что только она одна могла слышать их звон. Росалия очень изменилась. Смотрела на детей свысока, поскольку считала себя взрослой или почти взрослой.

— Ты испачкаешь костюм, – сказала она, строго вскинув брови.

– Росалия, это правда, что ты видела цыган?

— Каких цыган?

Жужу вскарабкался на забор и попытался ей объяснить, но неудобная поза мешала ему:

— Ну, помнишь, в тот день, когда меня нашли в корзине. . ты подобрала пестрый лоскуток. . и он был совсем таким, как на моем...

В этот момент Жужу сорвался с забора. Тогда он обогнул ограду и разыскал калитку. Росалии уже не было в саду. Жужу дернул колокольчик. Через мгновение появилась рассерженная девушка:

— Что тебе надо? Ты же знаешь, сегодня воскресенье и я должна замесить тесто, чтобы испечь отцу свежий хлеб!

— Разве ты не видела цыган, Росалия?

— Кто тебе это сказал? О чем ты говоришь, Жужу?

— Ну, помнишь, сеньориты нашли меня в корзине, а ты видела цыган..

В эту минуту мимо них проходил сын управляющего герцогским имением. Высокий смуглый юноша с родинкой на правом веке, он всегда держал в руке ясеневую трость. Увидев его, Росалия зарделась и, отстранив от себя

Жужу, сказала:

— А ну тебя, ничего я не помню! Ты забываешь, что я уже не маленькая и меня не интересуют ваши детские забавы!

Жужу вернулся домой разочарованный.

То, что говорили тетушки, казалось ему малоубедительным.

— Красавец мой! – восклицала тетушка Лео, прижимая

Жужу к груди так, что нос его расплющивался о камею9 из слоновой кости, – Я уверена, что ты принц, лишенный трона каким-нибудь узурпатором, захватившим престол.

Разве ты не знаешь, что красив и строен, как принц?

Жужу сердился и с отвращением отбрасывал эту мысль.

— Умник мой! – в свою очередь, говорила тетушка

Этель. – Должно быть, ты отпрыск какого-нибудь прославленного воина. Самого древнего латинского рода. У

тебя римский профиль, римские пальцы на ногах. Придет день, и мы узнаем, что ты такой же рыцарь, как...

Версия тетушки Этель казалась Жужу вполне приемлемой, но маловероятной.

Зато тетушка Ману сразу же положила конец всем его мечтам:

— Вот что, сынок. Ты хороший крестьянин. Это сразу

9 К а м е я – камень, раковина, слоновая кость с художественной резьбой. В данном случае – украшение в виде броши.

видно. Достаточно посмотреть, как ты сидишь верхом на лошади... И, возможно, цыганенок. А теперь отнеси-ка эту корзину с яблоками в амбар и оставайся таким, какой ты есть: хватит с тебя и этого.

Доводы тетушки Ману несколько охлаждали Жужу.

Но проходило время, и он снова начинал мечтать.

Особенно ему нравилось мечтать в часы полуденного отдыха в самом отдаленном уголке сада.

Растянувшись на траве, Жужу смотрел сквозь ветви сливового дерева на бегущие облака и вместе с ними плыл по бескрайнему небу в неведомые дали, которые его так манили и вместе с тем так пугали. Он слышал барабанный бой, цокот конских копыт, шум ветра и далекие голоса.

Закрывал глаза и в конце концов засыпал.

Иногда Жужу носился по полю, сражаясь с воображаемым противником – колосья превращались тогда в сверкающую золотом армию, а он, обнажив меч, набрасывался со своим войском на врага, заставляя его содрогаться под яростным натиском. Порой же он играл в далекой тополиной роще. Лес тоже привлекал внимание мальчика, хорошо знавшего его тропинки и укромные места.

Жужу вместе со своим маленьким войском шнырял вокруг лагеря для заключенных, но вплотную к нему никогда не подходил. Лагерь внушал ему опасение. Жужу смотрел на ограду, мрачный барак, ночные костры и чувствовал, как жгучая тоска комком подкатывает к горлу. В

груди как-то странно все сжималось, и он возвращался домой притихшим.

Сеньориты беспокоились:

— У тебя пропал аппетит, Жужу?

— У тебя болит голова, сокровище?

— Разве такое выражение лица должно быть у мужчины?

Херико жаловался им:

— Я видел его возле лагеря для заключенных. Там нечего делать детям.

— Не смей туда ходить, – властно приказывала тетушка

Ману.

— Сынок, там опасные люди, с тобой может случиться беда, – предупреждала тетушка Лео.

— Они плохой пример для тебя, – добавляла тетушка

Этель.

Но Жужу оставался глух к их словам. «Ничего со мной не случится плохого»,– думал он. Заключенные не внушали ему опасений. Он не понимал, почему они для него плохой пример, и испытывал к этим людям только одну глубокую, необъяснимую жалость.

Прошла осень, наступила зима. Суровая зима. Снег выпал задолго до Нового года, и волки, голодные волки, выли на вершинах гор.

По вечерам, натянув на себя одеяло до самого подбородка, Жужу слышал их вой, и его охватывало такое же чувство, какое он испытывал при виде заключенных. Боцман лаял, а Адмирал Кукареку чинно расхаживал, взъерошив перья. Только сеньорита Флорентина казалась такой же легкомысленной, как обычно.

Случалось, что волки спускались к самому городу.

Мужчины собирались группами и шли на них с оружием.

Херико рассказывал, что волки наносили немалый урон стадам.

Так оно и было. Волки нападали на стада и табуны в горах.

В воскресные дни после мессы мужчины и женщины толпились у двери церкви, обсуждая последние события.

Подсчитывались убытки. Со всех сторон слышались жалобы и причитания. Жужу видел глашатаев, разъезжавших по улицам с золотистыми трубами, украшенными голубой бахромой, и красными барабанами. Они вербовали мужчин, желающих охотиться на волков. Жужу захотелось пойти вместе с ними, и он сказал об этом тетушке Ману:

— Я тоже хочу охотиться на волков.

— Мне нравится, что у тебя возникло такое желание.

Ты настоящий крестьянин. Но сначала ты должен подрасти, – ответила она.

Жужу не раз просил тетушку Ману научить его обращаться со старым ружьем великого прадеда. Тетушка Ману часто тренировалась в стрельбе по мишени и была отличным стрелком. Но она говорила ему:

— Как только тебе исполнится четырнадцать лет, утром, сразу же после завтрака, мы пойдем в сад, и я вручу тебе ружье. А пока потерпи.

На этот раз только Херико поехал на охоту, да и то безо всякого желания.

Уже поздней ночью в дверь дома трех сеньорит громко постучали. Мужчины вернулись с гор. С высокого шеста свисала длинная черная шкура затравленного волка. Хвост почти волочился по земле. Женщины и дети, завидев факелы, прибежали из городка с радостными криками. Они принесли с собой самбомбас10, гитары, кувшины с вином.

И каждый норовил обругать волка и дернуть его за хвост.

Черная шкура блестела при свете огня, и у Жужу по спине пробежал холодок, словно по нему проползла змея.

Все собрались на площадке за домом трех сеньорит, под самым «Одиссеем». Женщины притащили пироги, мед, ром, сахар. Разожгли огромный костер. Хуана и Руфа вынесли из дома чашки, вино, окорок, сыр. Пили ром, разогретое вино с медом, пели, танцевали.

Жужу, набросив на себя куртку, смотрел на них широко раскрытыми, горящими глазами. Ему стало почему-то вдруг нестерпимо жалко этого волка, свисавшего с длинного шеста. «Ведь он был голоден»,– подумал мальчик.

Веселье было в самом разгаре, когда кто-то подъехал к дому. При свете пламени засверкали военная амуниция и треуголки стражников. Впереди на коне восседал начальник лагерной стражи. В наступившей тишине раздался его голос:

— Все идите по домам! Из лагеря убежал заключенный.

Закройте хорошенько двери и окна, осмотрите дома и загоны для скота. Мы прочесываем окрестности.

Жужу вздрогнул. Веселье сразу погасло. Мужчины и женщины поднялись и, прихватив свое добро, ушли, примолкшие, напуганные.

Тетушка Ману сказала:

— Вы слышали, еще один волк бродит в округе. Мы должны как следует запереть двери и окна.

10 С а м б о м б а с (исп.) – народный музыкальный инструмент, похожий на барабан.

Залили костер, быстро убрали стулья, столы, чашки, еду. Жужу видел, как вдали, почти у самого городка, скрылся последний факел, и ему стало грустно.

В ту ночь «охота на вора» была проведена особенно тщательно и скрупулезно. Запирали двери и окна, заглядывали даже под кровати. Все оказалось в полном порядке.

Жужу укутался в одеяло. Тысячи всяких мыслей и страхов теснились в его голове. Боцман, пристроившись у мальчика в ногах, дрожал мелкой дрожью. У изголовья расположилась сеньорита Флорентина, и только Адмирал

Кукареку по своей обычной привычке где-то пропадал.

Жужу долго не мог заснуть. А проснувшись – еще задолго до того, как задребезжал будильник и тетушка Ману постучала в дверь,– подбежал к окну. Серое блестящее небо походило на алюминиевую крышу. Ночью выпал снег, и все вокруг сверкало ослепительной белизной.

5. ЖУЖУ ИСПЫТЫВАЕТ СТРАХ

Сильный ветер дул с гор, и старый дом содрогался.

Жужу спустился в гостиную и, очутившись перед гренками с маслом и большой чашкой кофе с молоком, умоляюще посмотрел на тетушку Ману:

— Правда, сегодня не нужно таскать дрова? По-моему, я вчера принес достаточно.

— Это только по-твоему! – ответила тетушка Ману.

Она уже позавтракала и теперь натягивала на ноги резиновые сапоги. – Именно сегодня нам надо как следует запастись дровами! Идем, Жужу, не так уж страшно принести несколько охапок дров из сарая на кухню!

«А из кухни в комнаты», – со вздохом подумал Жужу.

Однако по опыту он уже знал, что возражать тетушке Ману бесполезно.

Мальчик вышел в переднюю, снял с вешалки непромокаемый желтый плащ, надел его и тоже натянул на ноги резиновые сапоги.

Снег, толщиной не меньше чем в полторы ладони, покрыл землю и крышу. Сквозь оконное стекло Жужу видел, как ветер поднимал вверх снежинки и швырял их о стены и балконы. Боцман, дрожа всем телом под своей маленькой голубой попоной, зашнурованной тесьмой, героически последовал за Жужу.

Ветер гудел так глухо и печально, что Жужу стало не по себе. Было холодно, по-настоящему холодно.

Мальчик направился к сараю, находившемуся в стороне от дома, рядом с дорожкой, ведущей в конюшню.

Сарай был каменный, с шиферной крышей, но уже довольно обветшалый.

Дверь заскрежетала, и ветер со снегом ворвались внутрь. Туда же юркнул Боцман, за ним вошел Жужу.

Прежде всего Жужу стряхнул с плаща снег и потопал ногами об пол.

У двери на большом ящике с сельскохозяйственным инвентарем стоял фонарь и лежали спички. Жужу зажег его, потому что дневной свет едва просачивался сюда сквозь маленькое застекленное окошко, помутневшее от грязи. При свете фонаря заблестели фары старого «форда»

– высокой допотопной машины красноватого цвета с брезентовым верхом. Жужу часто мыл ее, а когда было настроение, начищал до блеска заржавевший металл. Но на сиденья забирались куры. Одна из них, Хуанита Колорина

(тетушка Лео очень гордилась красивыми золотистыми яичками, которые та несла), повадилась высиживать своих цыплят как раз на шоферском месте. Жужу мечтал о том дне, когда сможет, встав рано поутру, еще до того, как раздастся крик и стук тетушки Ману, завести машину и прокатиться на ней. Пока еще он не решался этого сделать, хотя и изучил в одной из книг несколько инструкций относительно того, что следует и чего не следует делать, чтобы завести машину.

Жужу бросил печальный, мечтательный взгляд на старый автомобиль. На подножке поблескивали соломинки. С

крыши кузова сетью спускалась паутина. Жужу подул на пальцы.

Не успел он ступить и несколько шагов, как послышался странный шорох. Боцман зарычал как-то необычно, нагнув голову.

— Что с тобой, дружище? – удивился Жужу. – Что случилось?

Но Боцман теперь уже оскалил пасть и не переставал рычать. Он не сводил настороженных, испуганных глаз со старого «форда».

— Что за глупости? – сказал Жужу таким голосом, каким обычно тетушка Ману выговаривала ему, когда он проявлял признаки малодушия или трусости. – Старый солдат испугался никчемного железного зверя! Ты же не впервые его видишь! Чем напугал тебя наш бедный «форд»?

Жужу подошел к автомобилю и уже собирался открыть дверцу, но рука его повисла в воздухе, во рту пересохло, глаза округлились.

В автомобиле зашевелилась чья-то фигура. Жужу медленно проглотил слюну, ноги отказывались ему повиноваться. Дверца резко распахнулась, и оттуда кто-то выпрыгнул. Жужу не успел отскочить.

Перед ним стоял мужчина. Лица мальчик не мог разглядеть: свет от фонаря падал намного ниже. Боцман залился громким лаем.

— Вели замолчать этой твари, не то я убью ее, – сказал незнакомец низким, глухим голосом.

И тут же Жужу почувствовал, как горло его сдавили цепкие руки, а перед глазами блеснуло что-то похожее на нож. Жужу изо всех сил сжимал в руке фонарь. Боцман кинулся на незнакомца, но не успел его укусить: тот изо всех сил пинком отбросил собаку к стене. Боцман дико завыл от боли и упал, распластавшись на земле. Он получил чудовищный удар в голову. Жужу сразу же обрел дар речи:

— Что вы сделали, зверь! Вы убили мою собаку!

Жужу выпустил из рук фонарь и хотел броситься на помощь бедному Боцману. Но незнакомец приставил чтото холодное к его горлу.

— Я перережу тебе глотку, прежде чем ты сделаешь хоть один шаг. – И тут же добавил: – Твой пес жив, я только оглушил его.

И действительно, Боцман постепенно приходил в себя.

Лапы его дрожали совсем как в тех случаях, когда Жужу давал ему хлеб с вином и собака смешно пьянела. Но сейчас это воспоминание не рассмешило Жужу. Боцман выглядел жалким, скулил, в глазах его стояли слезы, язык свисал изо рта. Жужу охватила бешеная злоба.

— Вы трус! – крикнул он. – Злодей и трус!

Незнакомец тряхнул его с такой силой, что верхние зубы Жужу стукнулись о нижние. Тогда он поднял голову и увидел лицо незнакомца. Это был высокий мужчина в грязном костюме из коричневого вельвета – точь-в-точь как носили те люди, которых он видел в бараке для заключенных. Жужу мгновенно все понял. Этот человек был тем самым беглецом, которого разыскивали стражники.

— А теперь, парень, будь благоразумен. Иначе тебе придется заплатить дорогой ценой, – сказал незнакомец тем же низким, глухим голосом, который почему-то все больше пленял Жужу (было в нем что-то пугающее и вместе с тем притягательное).

— Хорошо, – ответил Жужу и с огорчением услышал, как предательски дрогнул его голос.

— Поставь фонарь в сторону и слушай.

Незнакомец отступил к двери и закрыл ее на засов.

В правой руке его действительно поблескивал нож. Но из ноги сочилось что-то темное, пропитав насквозь вельвет брюк.

— Вы ранены! – тихо вскрикнул Жужу. – Вы ранены, у вас на ноге кровь...

Незнакомец был очень бледен. Лицо его казалось белым пятном в темноте, а глаза лихорадочно блестели. «Он похож на затравленного волка», – подумал Жужу, и в памяти его всплыла страшная черная шкура, свисавшая с шеста. Мальчик покрылся холодным потом, подбежал к

Боцману, стал возле него на колени и обнял.

Когда он поднял глаза, то увидел белый оскал незнакомца. Но это не была улыбка.

— Так вот, парень, – сказал незнакомец, – ты будешь делать все, что я тебе велю, если не хочешь, чтобы с тобой стряслась беда. Дай мне своего пса.

— Зачем?

— Дай и помалкивай.

— Не дам.

Незнакомец подошел к мальчику и, вырвав обессиленного Боцмана, быстро связал его веревкой, которой был подпоясан.

— Твой пес останется здесь, – продолжал он. – Если ты сделаешь все, что я тебе велю, тебе незачем за него волноваться. А если нет...

Жужу охватил ужас. За дверью сильно гудел ветер, и, конечно, никто не слышал лай Боцмана. К тому же Боцман любил лаять по любому поводу и вряд ли привлек чьенибудь внимание. Теперь Боцман во власти этого человека, который привязал его за шею к колесу «форда».

— Вы оставляете его в залог? – спросил Жужу с тоской в голосе.

— Вот именно. Ты, я вижу, неглупый малый.

Жужу горестно пожал плечами.

— Слушай меня внимательно: я тот самый беглец, из-за которого вчера здесь поднялся такой переполох. Как видишь, мне не повезло. Я ранен и попал в затруднительное положение. Мне придется переждать здесь денек-другой.

Ты мне поможешь.

— Я?

— Да, ты.

— Но ведь я... ведь я...

Что он намеревался сказать? Что не собирался выдавать его? Что только хотел. . Но он и сам не знал, чего хотел. Его трясло как в лихорадке и бросало то в жар, то в холод.

— Сначала ты принесешь мне еды. И что-нибудь перевязать и продезинфицировать рану.

— А если у меня спросят про Боцмана?

— Это уже твоя забота.

Незнакомец повертел у него перед носом ножом, и

Жужу содрогнулся.

— Хорошо,– тихо сказал он. – Хорошо, я сделаю все, что смогу. . Но только после занятий. Сначала я должен разнести по комнатам дрова, потом позаниматься до полудня. . До двенадцати часов. Если мне удастся вырваться, я приду. Иначе я не могу, они заметят.

— Хорошо, – согласился незнакомец. – До двенадцати.

Ни минутой позже. А теперь забирай дрова.

Перепуганный, взмокший Жужу нагрузил, как обычно, старую тачку. Он не смел взглянуть в печальные глаза бедного Боцмана, хоть и уговаривал сам себя: «Я поступаю как надо, как солдат».

— Сколько тачек тебе надо нагрузить дровами?

— Только одну, – ответил мальчик, – на сегодня хватит.

Жужу открыл дверь; порыв ветра снова ворвался в сарай и загасил фонарь. Воцарилась тишина, не слышно было даже дыхания. Незнакомец исчез внутри «форда».

Жужу толкнул тачку. Он шел, точно во сне. Даже снег, поскрипывающий под колесом, казался ему нереальным.

В двух шагах от сарая, где только что все произошло,

Херико расчищал лопатой дорогу. На какое-то мгновение у Жужу мелькнула мысль: «Рассказать ему все, внезапно войти в гараж, и с Боцманом ничего не случится». Но чтото удержало его. Это был не страх. Что-то слабым пламенем разгоралось в его груди. Жужу хотел помочь этому человеку. Да, во что бы то ни стало помочь.

6. ЖУЖУ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Утро тянулось удивительно медленно. Так медленно, что Жужу казалось, будто оно никогда не кончится. Занятия с тетушкой Этель превратились в настоящую пытку.

Жужу не слышал ее слов. Снежные хлопья падали и падали за окном, заставляя мальчика думать о холодном сарае и о незнакомце, который нашел себе там убежище.

«Должно быть, он забрался туда с вечера, еще до того, как пошел снег». Жужу думал о беглеце, о затруднительном положении, в которое тот попал, о его раненой ноге. «И

все же я уверен, что этот человек не способен убить Боцмана. Он не способен тронуть на нем даже волоска». Однако мальчику становилось не по себе, когда он вспоминал бедного испуганного Боцмана, привязанного к старому «форду».

Тетушка Этель о чем-то спрашивала Жужу. А он молчал, открыв рот, и не знал, что ответить.

— Что с тобой, Жужу? Ты себя плохо чувствуешь?

Жужу отрицательно мотал головой и утыкался носом в книгу. Но мысли о беглеце неотступно преследовали мальчика: «А вдруг его найдет Херико?. » Жужу становилось страшно: оннехотел, чтобы беглец был обнару-

жен.

«Какое преступление мог он совершить? – думал мальчик. – Возможно, его осудили невинно». Жужу не раз приходилось читать об этом в книгах, и он всегда становился на сторону невинно осужденного, а не тех, кто его осудил. Самые разные мысли приходили ему в голову, и постепенно созрел план.

Наконец часы пробили одиннадцать с половиной. Сразу же после занятий Жужу помчался на кухню. Он открыл дверь, и множество самых восхитительных ароматных запахов ударило ему в нос.

Руфа приготовила большое блюдо овощей с нарезанным на мелкие кусочки окороком. Затем она нагнулась к духовке и побрызгала коньяком пару чудесных золотистых цыплят.

Из только что замешенного теста вылепила маленькие сдобные булочки, и они выстроились вереницей на белой клеенке. Пальцы Жужу беспокойно задвигались в карманах. Он с виноватым видом подошел к столу, где тетушка

Лео поливала шоколадным кремом пирожные.

— Я хочу есть, – сказал он, – я очень хочу есть.

Тетушка Лео ласково взглянула на мальчика.

— Конечно, мой козлик, – вздохнула она. – Ты принес много дров. Да еще в такой холод!

В глубине души тетушка Лео считала, что Ману слишком сурово обращается с мальчиком, и осуждала ее метод воспитания. Жужу умоляюще посмотрел на тетушку, и сердце доброй женщины совсем растаяло.

— Хочешь бутербродик, моя ласточка?

— Да, – ответил он. – Но не бутербродик, а бутерброд.

А еще лучше большой бутерброд. В общем, огромный бутербродище.

Руфа недовольно покосилась на мальчика. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь ел в неположенные часы и тем самым нарушал установленный в доме распорядок.

— Руфа, – обратилась к ней тетушка Лео, не замечая осуждающего взгляда кухарки, – сделай бутерброд для

Жужу.

— Я сам сделаю, – поспешно сказал Жужу. И опрометью бросился в кладовку. Ему только это и надо было.

Жужу незаметно засунул под рубаху круг копченой колбасы и кусок сыру. Встав на табуретку, снял с гвоздя нож и отрезал часть окорока. Схватил буханку хлеба и, поколебавшись секунду, разделил пополам. Получился такой огромный бутербродище, какого еще свет не видывал.

Затем, прихватив банку, наполненную доверху молотым перцем, Жужу спрятал ее под джемпер и пулей вылетел из кладовки.

В передней Жужу остановился перевести дух. Вытащил колбасу и сыр, аккуратно прикрыл курткой и быстро поднялся на чердак.

Очутившись на «Одиссее», он с облегчением вздохнул и уселся в свое капитанское кресло.

— Теперь, – сказал он,– мне надо позаботиться о том, чтобы привести сюда безбилетного пассажира. Но сначала я должен принять все меры предосторожности.

Чтобы не вызвать подозрения своим поведением, Жужу спустился вниз, засунув руки в карманы и насвистывая.

«Хоть бы подольше шел снег, – подумал он. – Тогда бы замело наши следы. .»

Большие пузатые часы начали свой перезвон. Сердце

Жужу замерло.

Вдруг открылась дверь, и вместе с порывом ветра на пороге появилась тетушка Ману.

— Жужу, иди сюда! – позвала она. – Возьми лопату и непромокаемый плащ.

— А что... что мы будем делать?.. – пробормотал он.

— Надо расчистить снег перед дверью. Это поможет нам немного размяться. Зима располагает крестьянина к лени, а когда приходит лето, он становится нетрудоспособен. Нельзя отвыкать от работы. Идем, Жужу!

Сердце у Жужу упало. Он почувствовал себя птицей, попавшей в капкан.

И тут мальчика осенила счастливая мысль. Он закатил глаза и, обхватив голову руками, простонал:

— Я болен, я болен, тетушка Ману! Я болен!

Тетушка Ману открыла от изумления рот. Правда, Жужу никогда не проявлял чрезмерного рвения к работе, но подобной комедии еще ни разу не разыгрывал.

— Прекрати гримасничать! – прикрикнула она на него.– Ты что, думаешь, я дурочка?

В эту минуту на лестнице появилась тетушка Этель со своими неизменными книгами и тетрадками в руках, гусиным пером за правым ухом и очками, съехавшими на нос.

— Погоди, сестра, – вмешалась она, – погоди. Вряд ли это комедия. Сегодня во время занятий мне показалось его поведение несколько необычным.

Жужу бросил на тетушку Этель взгляд, полный благодарности. Сеньорита Этельвина, обычно не замечавшая ничего вокруг, на сей раз явилась к нему на помощь, словно ангел-хранитель. И мальчик ничуть не удивился бы, если бы из-под шали, наброшенной на ее плечи, вдруг выглянула пара красивых крыльев.

И тут же, будто по мановению волшебной палочки, перед ним выросла тетушка Лео. Она слышала последние слова и со вздохом воскликнула:

— Козленочек мой! Я тоже заметила, что ты ведешь себя как-то странно! Бедняжка, тебя заставляют работать, как мужчину, а ты всего-навсего дитя!

Тетушка Ману подошла к Жужу, пощупала рукой лоб, велела высунуть язык и показать зубы (так обычно она осматривала лошадей).

— Ну ладно, ладно, – уступила она. – У тебя, кажется, действительно жар.

Тетушка Лео приготовила «укрепляющий напиток».

Так она называла питье, приготовленное из стакана горячего молока, двух сырых яиц, рома, корицы и кусочка масла. Этот напиток славился тем, что вызывал тошноту у всякого, кто его принимал.

Уложив Жужу в постель с грелкой в ногах и хорошо протопив печь, тетушка Лео поцеловала его в кончик носа и сказала:

— Постарайся уснуть, дорогой. Я послежу, чтобы тебе никто не мешал.

Она дала ему выпить свой знаменитый «укрепляющий напиток», который Жужу ненавидел так крепко, как это заслуживало его название. Едва только дверь за безмятежной фигурой тетушки Лео закрылась, комната погрузилась в розовую полутьму, которую отбрасывал огонь в печи. В

наступившей тишине будильник отбивал свое «тик-так».

Жужу вспотел, сердце его бешено колотилось.

Он бросил безнадежный взгляд на будильник и с ужасом увидел, что стрелки приближаются к пятнадцати минутам первого. Несмотря на жару, его пробрала дрожь.

Скорее! Нельзя терять ни минуты.

Жужу спрыгнул с кровати, оделся в мгновение ока, взбил подушку и положил ее под одеяло так, чтобы она напоминала человеческую фигуру. У него теплилась слабая надежда, что таким образом ему удастся провести того, кто придет на него посмотреть.

Схватив банку, где лежал перец, с сапогами в руках, чтобы не шуметь, капитан «Одиссея» осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Тишина. На лестнице никого.

Жужу на цыпочках стал пробираться к чердаку, стараясь, чтобы не скрипели деревянные ступеньки. Затем взобрался по стремянке и наконец достиг «Одиссея».

Немного остыв, он натянул резиновые сапоги и направился к потайной стене. Легкий шорох заставил Жужу обернуться. Сеньорита Флорентина вспорхнула ему на плечо и слегка поклевывала в ухо.

— Спасибо тебе, сеньорита Тина, – поблагодарил ее

Жужу. – Я рад, что ты хочешь пойти со мной. Очень рад.

Ты всегда приносишь мне удачу.

Присутствие Тины успокоило мальчика. Она, очевидно, скучала без своего друга Боцмана, в отличие от

Адмирала Кукареку, который и на этот раз где-то пропадал. Этот надменный петух являлся только в тех случаях, когда надо было принимать почести. Что поделаешь! Такова жизнь!

Жужу взял фонарик, старое ружье великого прадеда и, глубоко вздохнув, нырнул в черный проем потайного хода. Дверь сарая со стоном заскрежетала. Ветер утих, и снежинки мягко опускались на землю. Бледное солнце серебрило иней.

Сначала в дверь просунулось черное дуло старого ружья, потом голова в капюшоне и плечо, на котором забавно восседала беспокойная куропатка.

Покрытый грязью, снегом и мохом, Жужу вошел в сарай и закрыл за собой дверь.

— Выходите! – приказал он твердым голосом. – Я взял вас на мушку!

Эти слова он не раз читал в книгах и знал, какое хорошее действие они оказывают. И вдруг в душе мальчика все оборвалось. Боцман исчез. На земле возле «форда», где была привязана собака, болталась одна веревка.

— Боцман!. – прошептал мальчик; на глазах его выступили слезы.

Неожиданно откуда-то из-под крыши донесся голос.

— Брось эту рухлядь, – услышал Жужу. – Она тебе не понадобится.

Жужу посмотрел вверх и открыл рот от изумления. То, что он увидел, потрясло его.

Незнакомец лежал на самом верху поленницы, в темном углу, а возле него, свернувшись клубком, нежился

Боцман. Рука незнакомца ласково гладила собаку, которая блаженствовала, полузакрыв глаза. На зов Жужу Боцман вскочил и бросился к мальчику, громко лая и виляя хвостом.

А снаружи донесся лай, совсем непохожий на лай

Боцмана.

— Слышишь? – сказал незнакомец. – Это за мной.

И добавил с такой безысходностью и тоской в голосе, что на сердце у Жужу заскребли кошки:

— Все напрасно. Я ничего не смогу сделать. Проклятая нога!

Жужу почувствовал, как в душе его что-то оборвалось, а может быть, и родилось. Это был крик протеста, долгое время сдерживавшийся в груди. Он тоже узнал этот лай, такой знакомый и такой пугающий. Лаяли собаки-ищейки, которые вели по следу лагерных стражников.

— Скорее! Скорее идемте со мной! – воскликнул Жужу. Но незнакомец даже не шелохнулся. Казалось, он не замечал мальчика. Он словно окаменел, ничего не видя и не слыша вокруг. Жужу подошел к поленнице, поднял голову и посмотрел на незнакомца. Он увидел уже немолодого человека с поседевшей головой и бородой. Взгляд у него был отрешенный, ничего не видящий. «Он похож на морского волка,– подумал Жужу. – На Синдбада, Одиссея и немного на Марко Поло.. »

— Идемте со мной, – сказал Жужу, охваченный тревогой. Он начинал сердиться. – Вам нельзя здесь оставаться, идемте!

— Незачем спешить, малыш! – ответил незнакомец ледяным голосом. Он говорил медленно. – Теперь мне от них не уйти..

Тогда Жужу приподнялся на цыпочки и крикнул:

— Не упрямьтесь! Я не хочу вас выдавать, я хочу вас спасти! Слышите? У меня есть для вас хорошее убежище.

Я говорю правду... Верьте мне. Я на вашей стороне!

Незнакомец пристально посмотрел на мальчика. И

вдруг лицо его озарила улыбка.

— Уходи!

Жужу навел на него ружье. Он действовал решительно.

Впервые в жизни он чувствовал себя мужчиной, а не мальчиком. Голос его звучал властно, как у тетушки Ману, которую, по словам Херико, «не смел ослушаться ни один человек на земле».

– Следуйте за мной! Немедленно! Предупреждаю вас, ружье заряжено. .

7. ТАЙНИК ИСПОЛЬЗУЕТСЯ ПО НАЗНАЧЕНИЮ

После часа дня стражники постучали в дверь дома трех сеньорит.

— Я очень сожалею, – сказал сержант, – но следы беглеца ведут сюда. К несчастью, проклятый снег замел все вокруг. Однако, судя по тому, как ведут себя ищейки, этот бандит бродит где-то рядом. Вы разрешите нам обыскать вашу усадьбу? Закройте, пожалуйста, двери и окна.

— Разумеется, – ответила тетушка Ману. – Но мы не видели здесь ни одной живой души.

Благословенный, прекрасный снег падал и падал, не переставая. Падал на крыши, изгороди, землю. Падал и засыпал весь сад. Густо запорошил под сливовым деревом вход в подземный коридор. Покрыл и замел следы, которые Жужу не забыл посыпать перцем, чтобы сбить с толку проклятых псов со свирепыми клыками. Ищейки рыскали по снегу, и от их черных морд поднимались вверх белые облачка пара.

— Мы обыщем вашу усадьбу, – сказал сержант. – А вы не выходите из дома, заприте как следует двери и окна и будьте начеку.

— Хорошо, что Жужу спит и не слышит лая! – сказала тетушка Лео. – Он очень беспокоит меня. Пойду взгляну, как он там...

— Не стоит его будить, – посоветовала тетушка Этель.

А Жужу в эту минуту находился на чердаке. Склонившись к люку, откуда вела вниз стремянка, он внимательно прислушивался к тому, что происходит в доме.

Беглец уже находился в тайнике. Путь, который они проделали, оказался легче, чем можно было предполагать.

Немалую услугу при этом оказали им снег и перец. За всю дорогу беглец ни разу не открыл рта, не проронил ни единого слова. Он двигался за мальчиком, словно во сне.

— Я должен спуститься к себе в комнату и притвориться спящим, – прошептал Жужу, приблизившись к фальшивой стене. – Сидите тихо, сеньор Беглец. Не шевелитесь. И тогда вас никто не найдет.

Жужу налил себе стаканчик ликера и залпом выпил.

Ему пришлось зажать рот рукой, чтобы подавить напавший на него приступ кашля. Мальчику никоим образом не хотелось обнаружить перед беглецом свою слабость.

— Никто вас здесь не найдет, – добавил он. – Вы можете оставаться на моем корабле безбилетным пассажиром сколько захотите. А когда станет возможным. . У

меня созрел план. Мы его потом обсудим.

Как только голоса в доме смолкли, Жужу тихонько соскользнул по стремянке вниз. Осторожно, словно тень, спустился по лестнице и, затаив дыхание, прокрался к себе в комнату. Быстро скинув с себя штаны, джемпер и сапоги, он юркнул в постель за несколько минут до того, как в дверях прошлепали легкие шаги тетушки Лео.

— Ты спишь, козленок?

Белокурая голова сеньориты просунулась в комнату.

Она подошла к Жужу и рукой пощупала его лоб.

— О боже, совсем ледяная! – сказала она сокрушенно.–

Да ты весь дрожишь!

Жужу приоткрыл глаза:

— Нет, нет, тетушка Лео, уверяю тебя. Мне гораздо лучше.

Ему вовсе не хотелось лежать в постели именно теперь, когда было столько дел.

— Но, любовь моя, пока придет врач...

Жужу подскочил на кровати:

— Уверяю тебя, тетушка Лео, я совсем здоров! Никогда еще я не чувствовал себя так хорошо! Я уверен, это было от недосыпания.

Снова послышался лай ненавистных псов. Боцман застыл на месте, устремив свои умные глаза на Жужу. Никто не понимал мальчика так хорошо, как Боцман. При виде верной собаки у Жужу потеплело на сердце.

— Ну хорошо, одевайся. Но сегодня я не допущу, чтобы Ману заставляла тебя работать. Сегодня я возьму тебя под свою опеку. Так ей об этом и скажу.

— Спасибо, тетушка Лео, – пробормотал мальчик и поцеловал ее, чем очень растрогал добрую женщину.

Жужу мгновенно оделся и спустился в гостиную.

В доме царил переполох. Под портретами деда и великого прадеда, взирающими на все сурово и вместе с тем вопрошающе, сидели взволнованный сержант и два стражника. Тетушка Лео поднесла им херес и галеты, но они даже не притронулись к угощению.

— Ну что ж, – говорила тетушка Ману как раз в ту минуту, когда Жужу приоткрыл дверь. – Вы можете обыскать наш дом сверху донизу! Хотя, признаюсь вам откровенно, меня это оскорбляет. Я вынуждена буду подать жалобу губернатору. Не забывайте, что мой дед был близким другом...

— Умоляю вас не делать этого, сеньорита Мануэлита, –

с отчаянием взмолился сержант. – Клянусь, мы ни в чем вас не подозреваем. Но я не могу ручаться за преступника.

Бандит мог проникнуть в дом без вашего ведома.

— Ищите его! – воскликнула тетушка Ману. – Идите и ищите! Но заверяю вас: если бы сюда кто-нибудь вошел, уж я бы об этом знала!

Глаза тетушки Ману сверкали гневом.

Жужу снова встревожился.

— О боже! – закричала тетушка Лео, заметив Жужу. –

Почему ты сюда пришел? Ты так бледен!..

— Оставь его, сестра, – перебила ее тетушка Ману. –

Не мешай ему вести себя, как подобает мужчине, если он этого хочет. Браво, Жужу! Вот это по мне! Болезни и всякая подобная чепуха для тех, кто не имеет воли...

Однако проповедь тетушки Ману относительно воли осталась безо всякого внимания, поскольку все мысли

Жужу были поглощены сержантом и его людьми. Мальчик сразу же сообразил, что ему следует расположить к себе сержанта. Он постарался улыбнуться самой обворожительной улыбкой, но вместо этого лицо мальчика исказила страшная гримаса.

— Заходи, мальчик, не бойся, – сказал сержант, наклоняясь к нему и пытаясь погладить по голове (Жужу сразу же уклонился от этой попытки). – Не надо бояться. .

— А я и не боюсь, – ответил Жужу. – Можно мне сопровождать вас при обыске?

— Это не детское дело, – сказал сержант.

— Я уже давно не ребенок, – гордо поднял голову Жужу. – Я работаю, как мужчина!

Властный голос тетушки Ману поддержал Жужу:

— Мальчик говорит правду, сержант! Пусть он пойдет с вами, если ему так хочется. И не забудьте своего обещания. Я не желаю, чтобы в моем доме рыскали ваши собаки. Сержант посмотрел на Жужу, недоуменно пожал плечами, но смирился.

Начался обыск. Верный Боцман последовал за Жужу.

За Боцманом семенила ошеломленная сеньорита Тина.

Мальчик бросил на нее умоляющий взгляд. «Если она пойдет с нами, то может показать им тайник так же, как показала его мне».

— Останься с тетушкой Лео, – тихонько сказал он куропатке.

Но легкомысленная Тина, ничего не понимая, продолжала семенить за мальчиком на своих коротеньких ножках.

— Тетушка Лео, – попросил Жужу, – возьми, пожалуйста, Тину. Я не хочу, чтобы она шла с нами.

Тетушка Лео ласково погладила Жужу по голове и попыталась схватить Тину. Но та спряталась на шкаф. Жужу воспользовался моментом и ускользнул.

Сержант и стражники обыскали весь дом, заглянули в самые отдаленные уголки. Не обращая внимания на яростные протесты и гневные взгляды Руфы, они перевернули в кухне все вверх дном. Обшарили чулан, кладовку, заглянули даже в большие глиняные кувшины. Наконец очутились возле стремянки, ведущей на чердак.

— Куда ведет эта лестница? – спросил сержант.

— На чердак, – ответил Херико. – Там играет мальчик.

— Ты там играешь?

Жужу понял, что наступила самая ответственная и решающая минута в его жизни. В памяти всплыли герои книг, путешествия, мечты. У Жужу подогнулись колени, но, поборов охвативший его страх, он улыбнулся самой, как ему казалось, пленительной улыбкой.

— Да, там мой корабль, – ответил он. – Хотите взглянуть? Я думаю, он вам понравится.

— Твой корабль?

И на лице сержанта тоже появилась гримаса, которую с трудом можно было принять за некоторое подобие улыбки.

— Да, мой корабль. Я назвал его «Одиссей». Мне бы хотелось показать его вам! – любезно предложил мальчик, а сам подумал: «Хоть бы ты провалился сквозь землю, проклятый, а твои сапожищи никогда не ступали на палубу моего «Одиссея»!»

Сержант заморгал глазами.

— Туда можно попасть только по этой стремянке?

— Да,– ответил мальчик. – Только по ней!

При этом он представил себе потайной ход с его сырым, затхлым запахом... и улыбнулся.

— Поднимемся, сеньор?

Сержант уже готов был отказаться, но внезапно переменил решение.

— Ну что ж, давай поднимемся, – согласился он. – Мне не хочется, чтобы ты думал, будто я пренебрегаю твоим приглашением.

Жужу проглотил слюну и поднял вверх уголки губ, отчего на лице вместо улыбки появилось такое выражение, словно у него заболел живот.

— Я вас провожу. – Жужу первым полез вверх.

Он слышал, как под тяжестью сержанта скрипят старые перекладины лесенки. И только дыхание Боцмана за спиной вдохновляло мальчика. Жужу заглянул на чердак.

Там царил покой. На подоконнике покоилась подзорная труба великого прадеда и две железные трубы («пушки»), наведенные на горизонт.

— Добро пожаловать на «Одиссея»,– пробормотал Жужу дрогнувшим голосом. – Надеюсь, вам здесь понравится. Вошел, задыхаясь, сержант. Ему стоило больших усилий вскарабкаться по стремянке, потому что он был очень толст. Высокий рост вынуждал его сгибать голову под крышей.

— Хорошо, хорошо! – говорил он. – Здесь действительно очень красиво.

Глаза его шарили по сторонам. Он подошел к столу, пощупал койку, просмотрел навигационные карты, книги, оглядел с высоты горизонт...

– Отличная видимость! – Сержант положил руку на плечо Жужу. Мальчику показалось, будто на него свалилась лопата, которой расчищают снег.

— Хочешь помочь мне?

— С удовольствием!

— Так вот, парень, ты будешь обозревать отсюда окрестности через подзорную трубу. . и о малейшем подозрении докладывать мне!

— Будет сделано, сержант! Не беспокойтесь!

Сержант еще раз оглядел «Одиссея». Корабль был невелик.

— Превосходно!. И это все? Нет ли здесь еще какойнибудь каюты... кубрика?

— Каюты?.. Нет, сеньор. Больше ничего нет. Это все.

Вам не нравится?

— О, я в восторге! – сказал сержант, но видно было, что у него разболелась голова оттого, что ее приходится так долго держать согнутой.

— Вы придете еще, сержант?

— Очень возможно, Капитан.

Сержант поднес руку к виску, отдавая честь:

— До свидания, Капитан!

— До свидания, сержант!

Жужу тоже отдал честь.

Когда треуголка сержанта скрылась из виду, у Жужу отлегло от сердца. Он мельком взглянул на тайник и, почувствовав, что ноги у него вдруг стали ватными, плюхнулся на золотистое, сверкающее капитанское кресло.

8. О МОРЕ, О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ И О

МНОГОМ ДРУГОМ

Прошел час, а может быть, и больше. Жужу не мог определить, сколько именно времени прошло. Еще никогда в жизни не сидел он так долго спокойно. Более того, неподвижно. Только сердце его отстукивало в груди свое «тиктак», свидетельствуя о том, что он жив и что все это не сон. Боцман, лежа у его ног, возможно, размышлял о человеческой жестокости.

И уже когда совсем смолк лай ищеек, когда воцарилась полная тишина, Жужу понял, что наступил час полуденного отдыха и в доме все спят.

Мальчик кинул беглый взгляд на потайную стену. То, что произошло, походило на страшный сон или на одну из фантазий Жужу. Казалось, будто за стенкой никого нет.

Просто грязная, старая стена.

Жужу подошел к ней. На «Одиссее» все было спокойно. Снег перестал идти. Тихонько урчал Боцман.

— Сторожи вход, Боцман, – приказал Капитан Жужу.–

Если услышишь шум, подай голос.

Боцман приблизился к люку, ведущему на лесенку, и уселся на задние лапы.

Жужу подошел к потайной стене и, почти касаясь ее губами, прошептал:

— У вас все в порядке?

Никто не ответил. Словно беглеца и не существовало.

— У меня все в порядке. Я сейчас открою, – сказал

Жужу. – Мы в безопасности.

Взобравшись на табуретку, мальчик нажал пружину секретного замка и осторожно отодвинул фальшивую стену. Нет, это не было сном. Незнакомец сидел в тайнике на корточках, обхватив руками колени и положив на них свою черную с проседью голову.

— Сеньор Беглец. – Голос Жужу задрожал. – Вы слышите меня? Можно выйти ненадолго размяться, если хотите...

Беглец поднял голову, и Жужу увидел перед собой его голубые застывшие глаза.

— Ты добрый мальчик, Капитан. – сказал он.

Жужу чуть не умер от гордости. Но продолжал стоять молча. Беглец продолжал:

— Я тебе очень благодарен. От всего сердца благодарен. Я слышал весь твой разговор с сержантом. Я вижу, что ты мне друг.

Жужу собирался сказать что-нибудь в ответ, но вдруг опять обратил внимание на ногу беглеца, испачканную черной, запекшейся кровью.

– Но ведь вы,– прошептал он дрогнувшим от страха голосом, – вы...

— Да, как видишь, я ранен. . – не дал ему договорить незнакомец, – но ты храбрый и умный мальчик. Хочешь помочь мне до конца?

— Хочу!

— Тогда вот что.. Ты уверен, что нас никто не слышит?

— Уверен! Стражники ушли. А остальные спят после обеда. . К тому же сюда никто никогда не поднимается. И

Боцман сторожит вход. Мы в безопасности!

Беглец наклонил голову, вздохнул и развел руками.

— Ну что ж, в любом случае это последний шанс! –

сказал он.

— Хотите немного размяться?

Незнакомец, с трудом волоча ногу, вышел из убежища.

— Все было бы ничего, если бы не раненая нога. Прежде всего, Капитан, мы должны залечить ее. Ты поможешь мне?. Если я вылечу ее, то смогу бежать через подземный ход и не стану больше причинять тебе столько хлопот. Я

бы сказал, чрезмерных хлопот.

— Пусть это вас не беспокоит! – воскликнул Капитан

Жужу гордо. – Я привык к трудностям!

Незнакомец пристально взглянул на мальчика и вдруг улыбнулся. Лицо у него было смуглое, загорелое, со множеством мелких морщинок. А глаза поблескивали на нем, словно два голубых камешка, совсем как тот, который сиял на пальце тетушки Лео и назывался аквамарином. Это название очень нравилось Жужу.

— Вы, наверное, голодны, – сказал мальчик. – Я принес вам кое-что из еды.

Незнакомец кивнул головой. Жужу быстро разложил все, что принес из кладовки. Сел сам и предложил сесть рядом с собой беглецу. Беглец с трудом волочил ногу. Несколько капель крови упали на пол. У Жужу перехватило дыхание.

— Вам... вам плохо,– пробормотал он, испуганно глядя на беглеца.

Лицо незнакомца покрывала смертельная бледность, правое веко вздрагивало.

— Вот что,– сказал Жужу, ловя ртом воздух, – я буду вас лечить. Стой на страже, Боцман... А вы, если он залает, спрячьтесь. Впрочем, вряд ли сюда кто-нибудь теперь заглянет.

Мальчик быстро спустился по стремянке вниз и тихонько пробрался в ванную комнату. Придвинул табуретку к аптечке, открыл ее и достал оттуда бинты, спирт,

градусник, пластырь, вату, ножницы... Надо сказать, что

Жужу никогда не лечил ран и был не слишком искушен в подобных делах. До сих пор ему приходилось только вытаскивать занозы из ног. «Нельзя проявлять малодушия»,–

подбодрил он сам себя и дрожащими руками взял длинный пинцет. Золоченые драконы злобно смотрели на него своими зелеными глазками.

Когда Жужу вернулся на «Одиссея», там все оставалось по-прежнему. Он прикрыл выход с чердака и опустился на колени перед беглецом.

— Теперь вам нечего бояться, – успокоил его Жужу, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках.

– Оставь, я сам, – сказал беглец. – Дай мне ножницы и спирт.

Жужу не заставил просить себя дважды. Он зажмурил глаза, а когда открыл их, беглец все еще продолжал возиться со своей ногой: он разорвал штанину и закатал ее выше колена. Открылась страшная черная рана. Жужу стиснул зубы, но «Одиссей» покачнулся, и впервые у мальчика возникло такое ощущение, будто он действительно плывет по высоким волнам бушующего моря.

Беглец начал промывать рану спиртом. Жужу не выдержал, встал и, сунув руки в карманы, принялся расхаживать из угла в угол.

— Скажи мне что-нибудь, – попросил незнакомец. –

Мне нравится, когда ты говоришь.

Жужу растерялся.

— А что б вы хотели знать? – спросил он еле слышно.

— Почему ты так поступил, Капитан?

Жужу остановился. На лбу его выступили капельки пота, руки похолодели. Словно вихрь, перед ним пронеслись все только что пережитые события: встреча в сарае, бегство через потайной ход, лай свирепых псов.

И он сказал первое, что пришло ему в голову:

— Вы можете не беспокоиться. Я посыпал на наши следы перец. . и сбил ищеек со следа.

— Ты очень умный парень, – сказал беглец. Он сидел у

Жужу за спиной, и мальчик не посмел обернуться, чтобы посмотреть на него. Беглец вздохнул. – Да, ты очень умный. . Как ты догадался?

— Я читал об этом в книгах.

— Вот в этих?

— Да.

— Ты любишь читать?

— Очень. . А еще больше мне хотелось бы путешествовать.

— Зачем?

— Не знаю. . Мне хотелось бы уехать отсюда далекодалеко. Посмотреть на мир. . Особенно на море.

— На море?

Жужу слышал приглушенное дыхание беглеца. Наконец беглец сказал:

— А ведь я моряк.

— Моряк?

Ну конечно, моряк! Это загорелое лицо, эти голубые глаза, эта спутанная, черная с проседью борода. Как же он сразу об этом не догадался?

Взволнованный Жужу обернулся и посмотрел на мужчину. Взгляды их встретились. Глаза Жужу сияли.

— Да, я моряк. Видишь ли, обстоятельства так сложились. Но я не могу жить здесь, на материке. Эта жизнь не для меня. Для меня существует только море. Вот почему я не выдержал... и бежал.

Жужу кивнул головой. Лицо его горело, сердце бешено колотилось.

— Я понимаю! – воскликнул мальчик и, сам того не замечая, признался в том, что так долго хранил в душе. – Я

чувствую то же самое, сеньор Беглец. Но я никому никогда не говорил об этом, потому что.. вы же знаете, меня окружают женщины, а им не понять этого. Вы вот спросили меня, почему я так поступил. А знаете почему?.

Беглец, бинтовавший ногу, вдруг замер и выжидающе посмотрел на мальчика. И тут Жужу выпалил одним духом:

— Потому что я тоже хочу бежать отсюда. . Да, сеньор

Беглец, я все хорошо продумал! При первой же возможности, как только начнется оттепель – а может быть, и раньше, – мы убежим... У меня есть конь, сеньор Беглец, я хорошо знаю дорогу через лес, которая ведет в горы, и. . я убегу вместе с вами. Мы убежим далеко отсюда, и нас никто не найдет.

Мужчина положил ему руку на плечо.

— Неплохая мысль, – сказал он.

Голос его прозвучал глухо и почему-то показался Жужу далеким, словно шум ветвей в ветреную ночь. Тот самый шум, который он не раз слышал в глубине сада и который, как музыка тетушки Лео, уносил его в неведомый, сказочный мир.

— Видишь ли, Капитан. . – продолжал беглец. Он уже не смотрел на Жужу, а продолжал бинтовать ногу. – Так уж устроен мир. Я родился у самого моря, всю жизнь прожил у моря и.. не знал, что мне придется гнить здесь, вдали от него. В конце концов, я думаю, твоя идея не так уж плоха. Мы убежим вместе. Убежим, как только заживет моя нога.

— Вы возьмете меня с собой? – прошептал мальчик.

— Да, я возьму тебя с собой.

— И мы увидим море?

— Не только увидим! Мы отправимся в плавание на моем судне. У меня есть чудесное судно. Я не хочу обидеть твоего «Одиссея», ни в коем случае. . Но мое судно заслуживает того, чтобы на него посмотреть.

— Настоящее судно?

Фантазия Жужу разгоралась. Ему казалось, будто

«Одиссей» вторгается в зону бурь и штормов.

— Да, настоящий корабль. Чудесный корабль, под названием «Сатурн». Мы уедем с тобой из этого грязного мира. Я увезу тебя в прекрасную страну.

— Страну?

— Да, на мои острова.

— А у вас... у вас есть и свои острова, сеньор Беглец?

Незнакомец замялся.

— Не совсем мои. . Но если я туда вернусь. . Жители этих островов называют меня Принцем. Они ждут моего возвращения, чтобы увенчать меня цветами. Они обожают меня. Ты станешь моим наследником. Я скажу им: «Смотрите, это мой сын. Он мне больше, чем сын, потому что я обязан ему жизнью». А когда я умру, ты тоже станешь их

Принцем.

Жужу опустился на койку, у него не было больше сил стоять.

Беглец продолжал:

— Но не думай, что это помешает нам странствовать...

Ничуть! Мы будем путешествовать, а туда станем приезжать только для того, чтобы отдохнуть. Они не станут возражать. Они хорошие люди.

— Сеньор Беглец, – спросил тогда Жужу неуверенным голосом, – а за что вас?..

И он испуганно осекся. Но мужчину не испугал этот вопрос, а скорее даже обрадовал. Взмахнув рукой, он произнес:

— За что меня посадили в лагерь? Ах, Капитан, какнибудь я расскажу тебе обо всем не спеша. А впрочем, слышал ты что-нибудь о человеческой несправедливости?

Ты ведь, наверное, читал не только о море и о том, как сбивать ищеек со следа с помощью перца. . Неужели в этих книгах ничего не говорится о человеческой несправедливости?

Жужу молчал в нерешительности. Потом понимающе кивнул головой.

— Вы хотите сказать, что приходится расплачиваться за вину другого... или за то, в чем неповинен...

— Все зависит от того, по какую сторону баррикад ты стоишь, – ответил беглец.

Острием ножа он провел черту по деревянному полу.

Жужу смотрел, хлопая глазами. Беглец воткнул нож по одну сторону от черты и сказал:

— Видишь? Все зависит от того, с какой стороны смотреть. То, что по эту сторону черты считается виной, по ту сторону виной не считается. А то, что считается виной по ту сторону, не считается виной по эту.

Жужу заморгал глазами еще быстрее.

— Понятно? – спросил беглец.

— Пожалуй. .

— Ну, а раз так. . Не найдется ли у тебя, Капитан, выпить глоточек перед едой?

Жужу подал беглецу удивительный малиновый ликер.

Мужчина посмотрел на него задумчиво, а потом на глазах у восхищенного Капитана выпил его одним глотком. И

даже не поморщился.

9. СУДОВОЙ ЖУРНАЛ «ОДИССЕЯ»

Счетная книга в красном переплете превратилась в настоящий судовой журнал, куда заносились все важные события. Жужу записывал то, о чем никому не мог рассказать, а потом прятал книгу в укромное место под койкой.

Началась совсем другая жизнь. Жужу непрерывно ощущал эту перемену. Шли дни...

Понедельник, январь 19..

На «Одиссее» все в порядке. Безбилетный пассажир выходит в часы послеобеденного отдыха, когда никого нет поблизости. К счастью, сюда никто не заглядывает. Лесенка слишком хрупка для тех, кто тяжелее меня.

Вчера снова приходили стражники и сержант. Они продолжают поиски. Но уже без ищеек. Мне надоело повсюду разбрасывать перец. Я перетаскал сюда много консервов, и Руфа начинает кое-что подозревать. С каждым днем ее подозрения все больше растут, потому что из кухни исчезают также отбивные котлеты и слоеные пироги.

Безбилетный пассажир – удивительный человек. Он знает Южно-Китайское и Восточно-Китайское моря и разные острова. Ему довелось жить в Африке вместе с неграми и на Амазонке с каннибалами. Оказывается, Безбилетный пассажир знает больше, чем я из своих книг. Иногда мне кажется, что в мое отсутствие он их читает. . Но, как бы там ни было, он, по-моему, неплохой человек.

Наш план остается в силе. Как только начнется оттепель, мы убежим. Это будет так: я беру Ремо и иду с ним до заброшенной хижины, о которой известно только мне. Я нарисовал план, а он его добросовестно изучил.

Место, где находится заброшенная хижина, я обозначил большим красным крестом, чтобы он не заблудился. Но он все хорошо понял. Из всех людей, каких я знал, он самый умный. С ним можно говорить обо всем. Конечно, тетушки очень хорошие, и я их люблю, но есть вещи, о которых с ними не поговоришь. О таких вещах говорят только мужчина с мужчиной. Иногда я думаю, что Безбилетный пассажир мог бы быть моим отцом, которого я никогда не видел. Кто знает. . Во мне течет кровь моряка.

Никакой я не крестьянин, не цыганенок, не принц, лишенный трона, как считают тетушки. Во мне течет кровь моряка.

Безбилетный пассажир наметил путь из Марселя в

Шанхай. Я буду ездить с ним повсюду. Он сказал: «Как два товарища, два настоящих товарища».

Мне хочется, чтобы он познакомился с Ремо. Я уверен, что Ремо хорошо перенесет этот долгий, утомительный переход. Мы пойдем вверх по реке. Я рассказываю ему о своих планах, и он мне о своих островах. Он обозначил их на географических картах и на старых навигационных картах прадеда. Я и не подозревал о существовании таких чудесных островов. Но он столько рассказал о них, что мне кажется, будто я видел их своими глазами. Боцман тоже слушает его очень внимательно. Безбилетный пассажир согласился, чтобы Боцман нас сопровождал, потому что без него я никуда не поеду. Другое дело – Адмирал

Кукареку и Тина. Мне немного жаль оставлять Тину, но, с другой стороны, я рад, что у тетушек кто-то останется после моего отъезда.

Одно только меня беспокоит. Рана на колене Безбилетного пассажира не заживает. Хотя он промывает и бинтует ее каждый день. .

Она стала твердой, как камень! Мне кажется, что он занес туда инфекцию. Я принес на чердак весь спирт, который был в аптечке. Хорошо еще, что никто этого не заметил!

На сегодня, пожалуй, хватит. Пойду спать. Уже поздно, все спят и думают, что я в постели. Но каждый вечер, как только кончается «охота на вора», я забираюсь на

«Одиссея», чтобы сделать запись в судовом журнале.

Безбилетный пассажир спит. Хорошо еще, что он не храпит.

Молю бога, чтобы никто не раскрыл нашей тайны. В

воскресенье после мессы мы встретили сержанта. Он внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Ну что, Капитан? Как идет наблюдение с капитанского мостика «Одиссея»? Никого не видно?

— Никого, сеньор, – ответил я. Но сердце мое стучало, будто мотор, и я боялся, что он его услышит.

Со стороны кажется, что все затихло, но поиски продолжаются. Я уверен. Это только видимое затишье. На самом деле они рыщут повсюду. Безбилетный пассажир тоже это знает и беспокоится.

Вторник, февраль 19..

Случилось нечто ужасное. У Безбилетного пассажира жар. Рана стала еще хуже, и я не знаю, что делать.

Воскресенье, февраль 19.

Безбилетный пассажир ничего не ест. Он очень бледен, весь в поту, его знобит. Вчера вечером громко бредил, и мне стало страшно. Я разрешил ему лечь на койку, хотя она слишком коротка для него, и накрыл шотландским пледом. Вытер пот с его лба. Как он потеет!

Дал ему выпить несколько глоточков ликера. С трудом удалось добыть бутылку коньяка. Если Руфа меня поймает, я пропал. Я слышал, как она потом ругала Херико и как он оправдывался. Мне было очень жаль его, но... что делать? Не могу же я признаться во всем. В опасности жизнь Безбилетного пассажира.

Судя по тому, что говорит в бреду Безбилетный пассажир, ему что-то угрожает. Нельзя сказать, что он боится. .

Но, видимо, его это очень беспокоит. Вероятно, у него есть какая-то большая тайна.

Все прояснится, как только мы сможем убежать отсюда. Когда-нибудь мы вернемся. Тетушки будут совсем старенькими. У меня к горлу подкатывает комок, когда я о них думаю. В конце концов пора становиться мужчиной.

Не буду же я всю жизнь маленьким мальчиком!

Когда мы вернемся, тетушки будут очень рады. Я привезу им шелковые шали, ожерелья из яшмы и слоновой кости, бриллианты и ткани, сотканные из золота и серебра. И вообще все, что найду на островах Безбилетного пассажира.

Как только мне станет известна тайна Безбилетного пассажира, злодеи, осудившие его невинно, дорого поплатятся. Я сам займусь этим.

Только бы зажила рана.

Вторник, февраль 19..

Я совершил один поступок. И хорошо, что я так поступил. Мне необходимо об этом написать в судовой журнал, потому что должен же я с кем-нибудь поделиться. И, кроме того, надо обязательно зафиксировать этот факт.

Раз уж я так поступил.

Было очень больно, но зато Безбилетный пассажир обнял меня. И мне было приятно. Очень приятно.

Безбилетный пассажир сказал:

— Ты настоящий человек, Капитан.

Все произошло следующим образом: рана Безбилетного пассажира становилась все хуже и хуже. Я не знал, как ее лечить. Утром, когда я пошел в сарай за дровами, мне под руку попался топор. Тогда меня осенило. Я зажмурил глаза, схватил его и... трах! Стукнул по ноге.

Я думал, что умру от боли, и побежал домой. Кровь капала на снег, но, несмотря на боль, я был доволен.

Тетушка Ману по-настоящему перепугалась. Я еще никогда не видел ее такой. Тетушка Этель и тетушка Лео тоже испугались, но в этом нет ничего удивительного: они всегда пугаются из-за любого пустяка. Кровь перепачкала весь пол. Херико оседлал лошадь и поскакал за доктором.

Приехал дон Ансельмо, доктор, и стал меня лечить. Я

внимательно следил за тем, как он это делает. Теперь я смогу лечить Безбилетного пассажира.

Все еще идет снег.

Понедельник, февраль 19..

Раны наши заживают. И Безбилетного пассажира, и моя. Моя заживала скорее, и тогда я нарочно внес в нее инфекцию, чтобы посмотреть, как будет ее лечить доктор.

Правда, у меня подскочила температура и несколько дней было очень худо, зато Безбилетному пассажиру стало лучше.

Теперь Безбилетный пассажир меня по-настоящему любит, я это вижу. Он очень любит меня! Мы читаем и строим разные планы до самого вечера.

Воскресные дни вроде вчерашнего особенно хороши.

Сначала я играю на гитаре, потом он. . Как прекрасна его музыка! Я спросил у него:

— Что это за музыка?

— Это музыка моей страны.

— А что это за страна?

И он ответил:

— Самая лучшая в мире. Это музыка моих островов.

И тогда я подумал, что не знаю, ни откуда он родом, ни как его зовут. Потому что я предпочитаю не знать этого. Для меня он просто Безбилетный пассажир. Больше я ничего не хочу о нем знать.

Боцман тоже любит его. Сидит у его ног и преданно смотрит в глаза.

Конечно, меня он по-прежнему любит больше всех.

Когда же наконец наступит весна и начнется оттепель?

Кажется, что снег будет идти без конца.

Еще ни одна зима не казалась мне такой длинной..

10. ЖУЖУ ИСПОЛНЯЕТСЯ ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ

Время шло. После февраля наступил март. После марта

– апрель. И снова пришла весна (как приходит и уходит все в этом мире!).

Однажды апрельским утром Жужу проснулся от странного шума. Он выглянул в окно и увидел ясное небо.

— Началась оттепель, – сказал Херико. – Река несется вниз с угрожающей быстротой.

С некоторых пор поведение Жужу начало беспокоить трех сеньорит.

— Он стал какой-то странный, ест слишком много для своего возраста, а между тем, по-моему, еще больше похудел!

— Он стал рассеянным. Не может сосредоточиться.

Мне приходится дважды, а то и трижды объяснять ему одно и то же. Он смотрит на меня и не видит...

— Все стало его утомлять. Он невнимателен, не делает того, что я ему велю. Вместо одной охапки дров приносит две или вовсе ни одной. Все путает, ходит какой-то сонный, спотыкается. .

Тетушки и в самом деле были очень обеспокоены. Что происходит с Жужу?

Руфа, Херико и Хуана тоже заметили, что с мальчиком творится что-то неладное. Он вылетает из кухни словно угорелый с какими-то свертками под мышкой. Разговаривает сам с собой. Не бегает по лесу. Все время торчит на

«Одиссее», и только на «Одиссее».

Снег в саду растаял, и кое-где вылезла нежная бледнозеленая травка. С оголенных ветвей, словно серебристая пыль, сыпался иней и сверкал на солнце, похожий на голубые, зеленые и золотистые стеклышки.

— Река вышла из берегов, и потоком воды унесло несколько коров, – жаловался Херико.

И вот настал особенный день – день рождения Жужу.

Ровно одиннадцать лет назад он появился в доме трех сеньорит.

С того памятного для трех сеньорит вечера это событие из года в год торжественно отмечалось.

Тетушка Лео с помощью Руфы сооружала монументальный торт, на верхушку которого водружалась шоколадная, бисквитная или сахарная корзиночка, напоминавшая ту, в которой принесли Жужу в дом.

День выдался чудесный, ослепительный. Весеннее солнце сияло на небе, а от земли исходил запах корней и молодых побегов. Река разлилась и со стороны луга размыла каменную стену.

Жужу оделся и позавтракал еще до того, как его позвала тетушка Ману.

Он отправился в конюшню навестить Ремо. Жеребенок проявлял беспокойство, словно все хорошо понимал.

Мальчик вскочил на него и галопом помчался по лугу.

Боцман с лаем несся позади. Жужу подъехал к реке. Она с яростью билась о прибрежные камни.

План был хорошо продуман. На рассвете Жужу, захватив провизию, выйдет вместе с Ремо и Боцманом и будет ждать Безбилетного пассажира в заброшенной хижине в лесу, где они должны встретиться. Дальше уже поведет

Безбилетный пассажир. «Море, – думал мальчик, отдаваясь мечтам, – когда же наконец мы его увидим?»

Голос тетушки Ману вывел Жужу из задумчивости.

В этот день Жужу дважды поднимался на «Одиссея».

У Безбилетного пассажира все уже было готово. Но мальчик еще и еще объяснял ему:

— Ты хорошо все понял? Когда выйдешь из тополиной рощи и увидишь мост, не переходи на ту сторону реки, а иди по дороге в лес, к той самой тропинке, которая начинается у трех сросшихся дубов. Она выведет тебя прямо в хижине. Не спутаешь?

— Я хорошо знаю эту местность, – успокаивал его Безбилетный пассажир. – Я давно изучил ее, еще когда нас водили заготавливать дрова на зиму. Я составил план той части леса. И всегда держу его при себе.

— Где?

Безбилетный пассажир показал пальцем на свой лоб.

Жужу улыбнулся.

Наступил вечер, ровно девять часов – время, когда отмечали рождение Жужу.

— Одиннадцать лет, – сказала тетушка Ману, целуя его в лоб. – Совсем взрослый мужчина.

— Одиннадцать лет, – сказала тетушка Этель и тоже поцеловала его. – Одиннадцать лет учебы и познаний.

— Одиннадцать лет, – сказала тетушка Лео, целуя его раз, другой, третий, и на глазах ее выступили слезы.

Она отошла в сторону и на столике, под портретами дедов, оказался самый вкусный в мире торт. Торт в три слоя, начиненный кремом и цукатами. Наверху блистала прелестная шоколадная корзиночка.

У Жужу что-то оборвалось внутри. Он видел трех сеньорит, сияющих, одетых в свои лучшие платья, пахнувших лавандой и ароматным мылом, с уложенными на седых головах прическами. Они смотрели на него, улыбающиеся, спокойные, доверчивые, и он почувствовал себя одним из тех скорпионов, которые заводятся в корзинах с хлебом. Но это чувство быстро исчезло, подавленное стремительным воспоминанием о человеческой несправедливости, о беглеце, преследуемом свирепыми псами, о море... Жужу поднял голову, улыбнулся и сказал:

— Какой чудесный торт, тетушка Лео!

Он поцеловал подряд всех трех сеньорит. Сердце его разрывалось от любви к ним. И уж если говорить откровенно, на глазах у него выступили слезы, хотя он не выпил ни одного глотка малинового ликера.

«Последний день рождения, который я справляю вместе с ними, – подумал он. – Завтра они лишатся сил от горя. А что, если оставить им прощальное письмо? Пожалуй, это будет лучше всего». Он напишет им обо всем, что так долго хранил в душе. Напишет, что уехал не потому, что не благодарен им или не любит их, и не потому, что...

Но тут Хуана внесла жареное мясо. Жужу и три сестры сели за стол и развернули салфетки. До этой минуты мальчик делал вид, будто не замечает свертков, сложенных под его салфеткой (так повторялось из года в год).

Жужу стал их разворачивать. В первом свертке оказались часы на браслетке (от тетушки Ману).

— Хороший крестьянин должен все делать по часам, –

сказала она и поцеловала его.

Во втором – роскошная книга в красном кожаном переплете, тисненном золотом, на котором Жужу прочел:

«Юлий Цезарь».

— Факт из истории и великий пример, – сказала тетушка Этель, целуя его.

И наконец, в третьем свертке лежала дюжина носовых платков с его монограммой, вышитой разноцветными нитками.

— Для твоего милого носика, – сказала тетушка Лео и тоже поцеловала его.

«А может быть, я их предаю?!» – внезапно подумал

Жужу. Но мысль эта развеялась, словно дым на ветру. Зов

«Одиссея» был сильнее всего. И тем не менее ему было не по себе. Он встал и одну за другой обнял тетушек так крепко, что у них перехватило дыхание и сбились с плеч шали.

— Ты становишься мужчиной! – пробормотала тетушка

Ману.

И сеньориты уселись за стол, гордые и немного погрустневшие.

Ужин кончился. Тетушка Лео села за пианино. Жужу взял гитару. В этот вечер песни как никогда бередили душу мальчика. Его охватила необъяснимая тоска. Ведь он в последний раз видел трех сеньорит: тетушку Лео, самозабвенно играющую на пианино; тетушку Этель, делающую вид, будто она слушает музыку, а на самом деле украдкой просматривающую под шалью последние написанные ею листки; и тетушку Ману, клюющую носом и уже довольно откровенно похрапывающую. Хуана, Руфа и

Херико то рассеянно слушали, то дремали.

Дед и великий прадед тоже, казалось, слушали.

«Прощайте, прощайте все», – подумал Жужу с грустью.

Видно, тетушки заметили, что с ним что-то происходит. Когда мальчик зевнул и потер глаза рукой (притворяясь, будто хочет спать, хотя спать ему вовсе не хотелось), он показался им слишком серьезным и бледным.

Часы пробили четверь одиннадцатого, и три сеньориты стали прощаться с ним на ночь. Хуана и Руфа, набросив на себя платки, отправились наверх в свою комнату. Херико пошел за фонарем, а тетушка Ману сняла со стены ружье великого прадеда. Началась «охота на вора». Сердце у

Жужу сжалось, он поднялся на цыпочки и, целуя по очереди тетушек, сказал каждой на ухо:

— Доброй ночи, тетушка Лео. Я очень тебя люблю.

Спасибо тебе за твои чудесные пирожные. .

— Доброй ночи, тетушка Этель. Ты очень умная. Спасибо тебе за твои уроки...

— Доброй ночи, тетушка Ману. Ты очень сильная и хорошая. Спасибо тебе за то, что ты была так терпелива со мной!.

После этого он стремительно повернулся и бросился вверх по лестнице. Три сеньориты переглянулись, слегка встревоженные.

— Что с ним? – забеспокоилась тетушка Лео.

— Да, с ним творится что-то неладное! – подтвердила тетушка Этель.

Ах, сестра! Такова жизнь. Просто Жужу вырос. Хватит волноваться. Пора начинать обход! Завтра у нас много дел,– сказала тетушка Ману. Ее тоже грызло странное беспокойство, но она не хотела признаться в этом.

Жужу вошел к себе в комнату. В печи догорал огонь.

Горящие угольки напоминали осколки красного стекла.

Он перемешал их кочергой и вздохнул. Взглянул на часы и завел их. «Тетушка Ману и не подозревает, как кстати будет ее подарок»,– подумал он.

Жужу поставил будильник ровно на четыре часа утра.

Проверил, все ли в порядке. Еще накануне он спрятал в шкаф вещевой мешок, куда сложил самое необходимое: провизию, флягу с водой, компас, судовой журнал, нож, револьвер великого прадеда. Правда, мешок получился довольно тяжелый, но Ремо справится. На него можно положиться!

Боцман смотрел на Жужу своими умными печальными глазами.

— Что ты такой грустный, Боцман? – спросил мальчик, и голос его задрожал. Жужу погладил собаку по голове и надел на нее голубую попону с золотистыми кисточками.

— Хорошенько укутайся! На рассвете очень холодно в эту пору.

Затем он лег спать. Погасил свет, и настроение у него совсем испортилось. В ногах он ощущал тяжесть Боцмана, его легкое дыхание, его тепло.

Когда три сеньориты после своего обычного обхода зашли поцеловать Жужу на ночь, он спал крепким сном.

11. РАССВЕТ ВЕЛИКОГО ДНЯ

Тррр!

Еще ни разу за одиннадцать лет жизни дребезжащий звон будильника не пугал так Жужу, как в то памятное утро. Он подпрыгнул, почти перекувырнулся в кровати и, схватив будильник, сунул его под подушку. В этот час, когда все, абсолютно все было погружено в мрачную тишину, проклятое дребезжание, казалось, готово было разрушить стены, потолок и вообще весь дом.

Тогда мальчик накинул на подушку одеяло и, навалившись на него всем телом, ждал до тех пор, пока будильник не смолк. На всякий случай он еще несколько минут подержал его там. Никогда бы Жужу не подумал, что будильник может оказаться таким неистовым скандалистом.

Встав с кровати, Жужу подошел к комоду, где стояла маленькая розовая настольная лампочка, и включил свет.

Зеркало в черной раме отражало косматую голову мальчика с торчащими в разные стороны волосами и внимательные круглые глаза.

В горле у Жужу пересохло. Он проглотил слюну. Посмотрел на свои глаза, рот, нос. Затем принялся разглядывать ладони. И, странное дело, у него вдруг возникло такое ощущение, будто он прощается с мальчиком, который где-то и когда-то был его другом.

Жужу отогнал от себя эти мысли и протер глаза.

«Я еще не проснулся»,– сказал он самому себе и подумал о Безбилетном пассажире. Этот человек, долгое время находившийся там, наверху, доверился ему. Ему, который в конечном счете был всего-навсего мальчишкой.

Прячась в тайнике, он выходил на палубу «Одиссея» только по вечерам и в часы полуденного отдыха, чтобы немного размяться. Какое мужество он проявил! Нет, Жужу не мог обмануть его доверия. Этот человек верил ему. Он обращался с ним, как со взрослым мужчиной. Как с товарищем. А не так, как тетушка Ману, тетушка Этель и тетушка Лео. Нет. Он относился к Жужу именно так, как мальчику хотелось, чтобы к нему относились. Как к мужчине.

Как к товарищу. Как к другу.

Нет, он не мог его обмануть. Они вместе готовились к побегу, строили планы, мечтали, разговаривали вполголоса, касаясь друг друга головами. Они шептались, чтобы их никто не услышал, спрятавшись на самом верху

«Одиссея».

Жужу вздохнул. Он не сомневался, что с Безбилетным пассажиром его ждет жизнь, полная сказочных приключений. В его воображении проносились острова и все, о чем они мечтали. Но он твердо знал, что ему никогда не забыть тех дней и вечеров на «Одиссее», когда они отмечали на навигационных картах острова и чертили маршруты их будущих странствий.

Нельзя было терять ни одной минуты. «Все разработано до мельчайших деталей»,– подумал Жужу с гордостью.

Сердце его бешено колотилось от нетерпения и волнения. Ему хотелось поскорее уехать и в то же время было жаль расставаться со всем, что его окружало. В нем боролись самые противоречивые чувства.

Но раз уж он выбрал себе путь – значит, выбрал. Вот почему Жужу впервые за всю жизнь не пошел в ванную комнату, чтобы умыться. Он взял с комода расческу, наспех пригладил волосы, влез в свою кожаную куртку и натянул сапоги...

Боже, как они скрипели! Жужу и не предполагал, что сапоги могут так скрипеть. Тишина в доме еще больше подчеркивала каждый звук.

Жужу предпочел разуться и привязать сапоги к поясу.

Теперь он ступал по полу в толстых шерстяных носках совсем неслышно.

Боцман последовал за ним бесшумным шагом, поджав коготки. Сеньорита Тина спала. Жужу послал ей воздушный поцелуй, погасил свет и открыл дверь.

Достал карманный фонарик и стал спускаться по лестнице.

Полоска света от фонарика освещала ступеньки. Жужу передвигался очень осторожно, чтобы не скрипели под ногами старые деревянные половицы. На плече он нес вещевой мешок. Время от времени мягкая шерстка Боцмана касалась его ноги.

«Сколько раз ты составлял мне компанию, дружище»,–

с нежностью подумал Жужу. И ему стало ясно, что без

Боцмана он бы не смог отправиться в этот путь.

Внизу Жужу свернул на кухню. Дверь черного хода открывалась проще, чем остальные. Надо было только отодвинуть засов. Но для Жужу это не составляло трудности. При свете фонарика заблестела кухонная утварь: медные кастрюли и ковшики, ступки, ножи, шумовки, тазы для варки варенья... «Не есть мне больше вкусных блюд

Руфы!. Что поделать! Придется распроститься со всеми домашними удобствами. С этой минуты начнется суровая жизнь». Из черной пасти потухшей печи донесся легкий свист ветра.

Дверь пересекал большой железный засов. Жужу положил фонарик на пол и обеими руками отодвинул засов.

Дверь открылась.

Порыв холодного, резкого ветра ударил ему в лицо. Он принес с собой шелест травы и множество других ночных звуков. Небо излучало серебристое сияние, и Жужу увидел, как блестят на траве застывшие росинки, словно нежные, хрустальные бусинки.

— Вперед, – пробормотал Жужу, погасил фонарик и тихонько закрыл за собой дверь.

Он прошел еще несколько шагов разутый и сквозь шерстяные носки ощутил сырость. Сел на скамейку, где обычно меланхолически покуривал Херико, и натянул на ноги сапоги.

Боцман дрожал под своей голубой попоной, беспокойно, словно пропеллером, крутя своим хвостиком.

— За мной, Боцман! – позвал Капитан.

Они вошли в садик, перепрыгнули через ограду и направились к конюшне. Там царила полная тишина. Жужу отворил дверь, изо всех сил приподняв ее кверху: только так можно было избежать скрипа.

Ремо настороженно смотрел своими красивыми блестящими глазами. Жужу погладил его, нашептывая ему на ухо ласковые слова. Затем оседлал, перекинул через хребет плед, вещевой мешок и сел верхом.

В последнюю минуту мальчику показалось, что он прочел мольбу в глазах Боцмана.

— Ко мне, дружище! – воскликнул Жужу с сочувствием.

Боцман не заставил повторять приказание дважды.

Вскочил на ясли, а оттуда на колени к Жужу.

— Счастье, что ты такой маленький, – сказал мальчик.

– Что бы мы стали делать, если бы ты был огромный, как

Гуро, сторожевой пес судьи?..

Боцман, казалось, улыбнулся и, словно хлыстиком, щелкнул хвостом по кожаному седлу.

– Вперед, Ремо! – Жужу легонько стукнул ногами по бокам коня.

Ремо повиновался.

Легкой рысцой, едва касаясь земли копытами, Ремо поскакал через поле. Наконец добрались до лесной тропки. Жужу обернулся.

Медленно, почти незаметно удалялся от него темневший на фоне неба дом трех сеньорит с его крышей, трубами, садом, огородом, стенами и тополями. Рассеивался утренний туман. Луна разливала повсюду свое молочное сияние.

Лес же, напротив, становился все ближе и чернее. Жужу услышал крик совы, и по спине его пробежали мурашки. У Ремо встали торчком уши. Жужу ласково потрепал его по гриве. Боцман зорко смотрел по сторонам круглыми глазами.

Из-за облака выглянула луна и тут же скрылась меж ветвей и стволов деревьев. Они въехали в лес.

Внизу, под копытами Ремо, похрустывала, словно битое стекло, корка льда. Дул прохладный ветерок, и у Жужу замерз нос. Он поднял воротник, прикрыв уши. Боцман забрался к нему под куртку. Ремо поскакал быстрее.

Дорога становилась все круче, а лес все гуще. Жужу крепко держался за гриву Ремо.

После довольно долгого пути небо наконец стало проясняться. Среди деревьев на холме показался силуэт заброшенной хижины.

Жужу придержал Ремо за уздечку, пока тот не остановился. И оглядел хижину. Давным-давно она служила пристанищем леснику великого прадеда. Лесника растерзали волки в одну из зимних ночей, когда он, напившись пьяным, вышел в лес без ружья. Лесник был человеком странным и внушал людям страх. С той поры никто не подходил близко к хижине: все старались обойти ее подальше. Ходила легенда, будто дух пьяного лесника бродит в тех местах и пугает стада и табуны. Как ни старалась тетушка Ману убедить пастухов, что все это глупости, ей ничего не удалось добиться: ни один лесник не желал поселяться в хижине. Она стояла полуразвалившаяся и мрачная, а тропа, ведущая к ней (по которой приехал Жужу), наполовину заросла сорной травой и колючим кустарником. И хотя Жужу одолевала жажда приключений, надо признаться, что в ту минуту он смотрел на хижину широко раскрытыми от ужаса глазами, а сердце под курткой билось так тихо, что его не было слышно. У Боцмана поднялась дыбом шерстка, и он трепетал, как осиновый лист.

Но именно потому, что хижина стояла особняком и отпугивала людей, Жужу и Безбилетный пассажир выбрали это место для встречи.

Жужу отогнал от себя страхи и спрыгнул с коня. Ремо тоже проявлял признаки беспокойства, и мальчик потрепал его по шее. С противоположной стороны холма доносился рев разбушевавшейся реки.

Жужу содрогнулся.

— Не падай духом, Боцман, – подбадривал он не столько своего спутника, сколько себя. – Нас не испугаешь старыми легендами.

А там, наверху, небо постепенно окрашивалось в золотистый цвет. Жужу посмотрел на часы.

— Превосходно! – воскликнул он. – Без четверти пять.

У нас еще пятнадцать минут в запасе. Уверяю тебя, Боцман! Нет ничего важнее точности, когда план разработан так детально, как это сделали мы. .

Жужу говорил шепотом, и звук собственного голоса успокаивал его. Боцман робко завилял хвостиком.

Жужу направился к хижине. Теплая, мягкая морда Ремо тыкалась ему в спину; правой ногой он ощущал прикосновение пушистой шерстки своего верного Боцмана.

Заброшенная хижина заросла со всех сторон бурьяном и колючим кустарником. Видно было, что сюда давно не ступала человеческая нога. Внезапно перед самым носом

Жужу промелькнула черная страшная тень. Мальчик едва подавил в себе крик ужаса.

— Не бойся, Боцман! – воскликнул он и поймал на себе осуждающий взгляд собаки, потому что бедняга все это время «упорно молчал». Возможно, Жужу испугался, но ни один мускул не дрогнул на его лице. – Это всегонавсего летучая мышь! – добавил он, силясь улыбнуться.

Жужу нажал на заржавленную щеколду. Тяжелая деревянная дверь, источенная червями, заскрежетала с отчаянным скрипом.

Жужу просунул голову внутрь. Там было темно. Сильно пахло сыростью и плесенью. «Совсем как в подземном ходе великого прадеда», – подумал мальчик.

Жужу вошел в хижину. За ним последовали друзья.

Даже Ремо протиснулся внутрь. Жужу осторожно закрыл дверь и включил фонарик.

Луч света принялся исследовать помещение. Все было разбросано, покрыто пылью и паутиной. Жужу услышал дробное постукивание лапок: какие-то зверьки испуганно разбегались в разные стороны. «Мыши»,– догадался мальчик. Он уже привык к ним на «Одиссее» и не боялся их.

На полу хижины Жужу обнаружил фонарь, точь-в-точь такой же, с каким три сеньориты совершали «охоту на вора». Фонарь был покрыт толстым слоем пыли и паутины.

Жужу внимательно осмотрел его, достал спички и зажег фитиль. Сквозь его грязные стекла едва просвечивался желтоватый свет. Жужу протер их носовым платком.

Ставни на окнах были закрыты. Никто не увидит этого света.

Жилище предстало перед его глазами. Черная печь с цепью, на которой висел котелок. В углу убогое ложе с грязным одеялом, изъеденным мышами.

Жужу привязал Ремо к ножке кровати и завернулся в плед. У него не хватило смелости лечь на кровать: он предпочел устроиться на полу с любимым Боцманом в ногах. «Я не смогу уснуть,– подумал он.– Но хоть немного отдохну».

Жужу не стал гасить фонарь. От его колеблющегося пламени тени в полутьме покачивались и очертания предметов походили на свирепых чудовищ. Но они не пугали мальчика, потому что тетушка Ману сумела ему внушить, что привидений не существует.

Ветер тихонько посвистывал в печи. Скоро придет

Безбилетный пассажир и начнется жизнь, полная чудес.

Спустя пять минут Жужу, Боцман, а может быть, и Ремо спали безмятежным сном.

12. РЕКА

Случилось что-то непонятное. Что-то, что не укладывалось в голове у мальчика. Среди сна он вдруг почувствовал странное беспокойство.

Жужу приоткрыл глаза. И вдруг вскочил на ноги.

Сердце его глухо стучало. Он разбудил Боцмана и посмотрел на часы. Фонарь уже догорал, и слабое пламя дрожало, угасая. Стрелки часов показывали ровно шесть.

— Шесть часов! – в отчаянии простонал Жужу.

Как это могло случиться? Жужу покрылся холодным потом. Он проспал... Но...

Но как могло случиться, что Безбилетный пассажир его не разбудил?

У мальчика подкосились колени, и он вынужден был опуститься на табуретку. Вокруг него поднялось облако пыли. Жужу протер глаза и ощутил на своих коленях прикосновение мягкой морды Боцмана.

— Нельзя терять хладнокровия! – сказал он вслух. Но в голосе его послышались слезы. Жужу подошел к окну и распахнул тяжелые ставни.

Начинался день. Солнце золотило верхушки и кроны деревьев. Корки льда постепенно таяли.

«Что могло с ним случиться? Что могло произойти с

Безбилетным пассажиром? Неужели его схватили? Неужели обнаружили?»

В сердце мальчика закралось ощущение надвигающейся катастрофы, повеяло ледяным холодом, мрачным предчувствием.

«Если бы его схватили, я бы услышал крики, лай собак... Возможно, выстрелы...»

Но когда он спал, ничего подобного не уловило его чуткое ухо охотника, пирата, воина. .

Жужу чувствовал, как странный холод все больше и больше леденит его сердце. Что это? Тревога? Отчаяние?

Нет, что-то более глубокое и горькое. Что-то, что обрывало в нем лучшие струны его души.

— Боцман! – вдруг позвал он.

Боцман завилял хвостом.

— Давай бросим жребий! – решил он.

Жужу вытащил из кармана зеленый стеклянный шарик, который служил ему талисманом, зажал его в правом кулаке и спрятал обе руки за спину. Затем вытянув их перед Боцманом, сказал:

— Если ты покажешь на кулак, в котором зажат зеленый шарик, мы вернемся домой, чтобы посмотреть, не спит ли Безбилетный пассажир и не случилось ли с ним какой-нибудь неприятности. Если же на пустой, то. . видишь ли... возможно, Безбилетный пассажир ушел без нас... по той стороне реки...

Жужу было больно произносить эти слова. Да, эти слова причиняли ему боль, потому что, по совести говоря, это была бы измена со стороны Безбилетного пассажира.

Рушилось все самое святое: доверие, товарищество, дружба. К горлу мальчика подкатил комок, от которого он чуть не задохнулся.

Боцман печально смотрел на два сжатых перед ним кулака. И, словно прося прощения взглядом, который вдруг показался Жужу старым и мудрым, ткнулся мордой в пустой кулак.

Если Безбилетный пассажир пошел по той стороне реки, значит, они оказались разобщенными, и им уже не встретиться. Единственный мост остался далеко позади.

Идти в обход было бессмысленно: за это время Безбилетный пассажир успеет скрыться навсегда. Река слишком разлилась, чтобы ее можно было пересечь вплавь.

— Нет ничего невозможного, – сказал вдруг Жужу.

Разве не так говорил Безбилетный пассажир? Его слова до сих пор звучали в ушах Жужу: «Нет ничего невозможного для такого мужественного мальчика, как ты».

Так вот. Теперь он это докажет.

Жужу погасил фонарь, отвязал Ремо и в сопровождении своего верного Боцмана вышел из хижины, ведя коня под уздцы. Ноги у Жужу закоченели. В холодном утреннем воздухе его дыхание оставляло маленькие белые облачка.

Жужу спустился к реке. Вода рычала, словно разъяренный, страшный зверь. Прав был Херико, когда говорил, что вышедшая из берегов река походила на дракона, на чудовище, готовое все поглотить на своем пути. Мутная красноватая вода окатывала желтоватой пеной прибрежные скалы и мох. Бьющая через край, неудержимая, она бешено клокотала, набрасываясь на камни.

Жужу пошел вдоль реки вверх по течению. Ремо и

Боцман то и дело соскальзывали с влажных камней, покрытых липким мхом. На том берегу реки возвышались деревья, похожие на мрачных, таинственных старцев, преисполненных древней мудрости.

Вскоре они остановились. Доносился грохот водопада.

Жуткий грохот, о котором говорил Херико. Жужу ни разу не доходил до водопада, но отчетливо представлял его со слов Херико, рассказывавшего о нем в одну из зимних ночей, сидя у огня.

— Сейчас или никогда, – решил мальчик.

Он был бледен и так замерз, словно стоял по колени в снегу.

Взглянул на Ремо. Жужу было жаль, что он вынужден так поступить. «Но у меня нет другого выхода,– вздохнул мальчик.– Я не имею права подвергать опасности Ремо и

Боцмана».

Он подошел к Ремо, обнял его и, сам того не желая, уткнувшись головой в гриву коня, проглотил слезы. «Надо быть мужественным», – подумал он.

И сразу же начал действовать. Привязал коня к ветке стоящего рядом дерева. Потом обернулся к Боцману, наклонился к нему и прижал к себе. Напрасно старался он сдержать слезы. Это оказалось выше его сил. Прощание с

Боцманом было самым большим для него горем. Жужу поцеловал пса в уши и назначил его капитаном вместо себя. Боцман следил за мальчиком встревоженным взглядом. Вероятно, он не понимал, что происходит. И очень удивился, когда Жужу достал из кармана веревку и распутал ее. Не успел он и тявкнуть, как уже был привязан к тому же дереву, что и Ремо.

И тогда у Боцмана лопнуло его собачье терпение. Он разинул пасть, залаял, заскулил. Для Жужу это было самым горьким упреком, который ему когда-либо доводилось слышать.

Мальчик резко отвернулся от него и бросился бежать к реке. Но лай собаки не давал ему покоя.

«Как ты поступаешь, неблагодарный? Как можешь ты оставить своего лучшего друга, брата, помощника, товарища?» Слезы текли по щекам мальчика. Горькие слезы гнева и отчаяния.

— Подожди, друг! Подожди! – кричал он в ярости. –

Безбилетный пассажир посмеялся надо мной, но, клянусь тебе, он за это поплатится!

Боцман изо всех сил пытался оборвать веревку. Его лай несся над вершинами деревьев, меж стволов и ветвей.

Наконец Боцману удалось порвать веревку. С быстротой молнии помчался он за своим другом. Но, к ужасу своему, увидел, как обезумевший от гнева и отчаяния

Жужу ринулся в разъяренную реку. Он решил пересечь ее вплавь, чтобы настигнуть изменившего ему Безбилетного пассажира.

Лай Боцмана донесся до противоположного берега реки, где крадучись пробирался среди деревьев человек.

Внезапно он замер, его голубые глаза заблестели во мраке леса. Он прошел еще несколько шагов, но лай Боцмана, такой знакомый, вновь заставил его остановиться.

Вдруг он сбросил на землю мешок, который нес на плече, и повернул назад.

Он подошел к берегу как раз в ту минуту, когда Жужу тонул посреди реки. Изо всех сил борясь с течением, мальчик то появлялся на поверхности, то исчезал в мутной воде. На противоположном берегу отчаянно выл Боцман, взывая о помощи.

Безбилетный пассажир колебался. Время было слишком дорого ему. За какую-то минуту в его голове пронеслись тысячи сомнений. Но это длилось только минуту.

Безбилетный пассажир снял с пояса веревку и распутал ее.

Один конец он привязал к дереву, другим обвязал себя. На берегу лежала большая ветвь, сломанная бурей. Безбилетный пассажир схватил ее и бросился наперекор течению.

Он протянул Жужу ветку как раз в тот момент, когда силы почти окончательно оставили мальчика.

Затем Безбилетный пассажир притянул его к себе. Течение в этом месте было особенно яростным. Казалось, вот-вот оно вырвет Жужу из его рук. Только благодаря страшному, нечеловеческому напряжению удалось вытащить мальчика на берег.

Как только Безбилетный пассажир оказался на берегу, он, обессиленный, рухнул на камни, покрытые мохом.

Жужу лежал рядом с закрытыми глазами и белым как полотно лицом.

Безбилетный пассажир привстал. Он был уже немолод, и жизнь ожесточила его.

— Что поделаешь, Капитан. . – пробормотал он. – Придется тебе тут остаться. Будем надеяться, что тебя найдут прежде, чем ты замерзнешь или волки растерзают тебя.

Он встал, поднял с земли мешок и двинулся в путь. Но не успел пройти и десяти шагов, как его снова настиг вой

Боцмана, протяжный и настойчивый.

Он прошел еще несколько метров. Вой Боцмана преследовал его по пятам.

Тогда Безбилетный пассажир с яростью швырнул мешок и медленно вернулся к Жужу.

Мальчик по-прежнему лежал без сознания. Его одежда и волосы насквозь пропитались водой. Безбилетный пассажир опустился возле него на колени. Лицо мальчика было белым, губы фиолетовыми, черные мокрые волосы прилипли ко лбу. Руки безжизненно распластались по мху.

Сердце Безбилетного пассажира сжалось от жалости, на душе потеплело. «Я уже стар»,– подумал он. И уже вслух добавил:

— Ну что ж! Вот тебе и представился случай сделать что-нибудь хорошее, старый бродяга! Чего ты ждешь?

Он поднял Жужу на руки, взвалил на спину и двинулся обратно по тому же пути, который был пройден с такими трудностями.

Уже ниже по течению реки, у моста, к ним присоединился Боцман.

13. ПРОБУЖДЕНИЕ

Как-то утром, уже на исходе весны, Жужу открыл глаза. Это на первый взгляд столь обычное движение вызвало бурю восторга.

Три сеньориты, стоя у кровати Жужу, обнимались, смеялись, плакали, целовали его и наперебой говорили ему ласковые слова. Руфа тоже прибежала в комнату мальчика и уголком передника вытирала слезы. Хуана и

Херико, толкая друг друга, приподнимались на цыпочки, чтобы из-за спин трех сеньорит получше разглядеть Жужу.

— Сокровище! Король ты наш! Как тяжело ты болел! –

и так далее, и так далее, и так далее.

Жужу оглядел всех блуждающим, недоуменным взглядом. Слегка приподнялся, но, почувствовав сильную слабость, снова лег.

Затем он еле слышно сказал:

— Я хочу есть!

И это такое простое, категорическое заявление прозвучало, словно взрыв бомбы посреди войска. Войско тут же рассыпалось, и через мгновение в комнате Жужу появилось множество разных яств: цыпленок, шоколадные пирожные, ветчина, печеные яблоки, малиновое варенье, сдобные булочки, сливки. . Но тут пришел доктор, дон

Ансельмо. На нем был надет воскресный голубой костюм, золотая цепь пересекала жилет, а из кармана свисала цепочка от часов, сделанная из яшмы и слоновой кости. Для доктора это тоже было торжественное событие. Он подошел к мальчику, осмотрел его глаза, зубы, пощупал пульс и заставил повторить пять раз: «шестьдесят шесть, Али-

Баба и Мозамбик». Наконец, расплывшись в улыбке, дон

Ансельмо сказал:

— Мальчик начал поправляться! Дайте ему немного крепкого куриного бульона.

Все яства исчезли так же мгновенно, как и появились, а Жужу погрузился в мир ласки, нежных слов и крепкого куриного бульона.

Жужу постепенно выздоравливал. Ему рассказали, как тяжело он был болен. Солнце слегка золотило комнату, просеиваясь сквозь занавески, и в душу мальчика вселялось приятное спокойствие.

Лежа в ногах у Жужу, скулил от радости Боцман.

— А где Ремо? Где мой конь? – спросил Жужу, как только смог восстановить в памяти все, что с ним произошло.

Три сеньориты переглянулись. Казалось, они избегали говорить с ним на эту тему.

— Где он? – простонал мальчик. – Где мой Ремо? Я оставил его в лесу!..

Тетушка Ману поспешила успокоить его:

— Не беспокойся, Жужу. С Ремо ничего плохого не случилось. Он ждет в конюшне, когда ты поправишься, чтобы отправиться с тобой на охоту.

— На охоту?

— Конечно! Я припасла для тебя замечательное ружье, Жужу! Ты его заслужил.

Жужу улыбнулся и не стал больше задавать никаких вопросов.

Только спустя два дня, перед тем как уснуть, он спросил, обращаясь к тетушке Лео:

— Тетушка Лео, кто принес меня домой?

Тетушка Лео покраснела и, не зная, что ответить, посмотрела на сестер. Тогда тетушка Ману сказала:

— Ну что ж! Пора уже тебе знать правду. Тебя принес домой тот хороший человек. Он нес тебя на руках и вел под уздцы Ремо... Боцман бежал рядом с ними.

Наступила долгая пауза. Тетушка Лео делала вид, что поглощена своим рукоделием, тетушка Этель – своим чтением, а тетушка Ману – разглядыванием собственных ногтей. Внезапно тетушка Ману прервала молчание и, подняв голову, сказала со свойственной ей решимостью:

— Пора уже кончать с этим! Мальчик уже здоров! Мы должны выполнить свое обещание!

Тетушка Лео и тетушка Этель согласились с ней.

Поспешно встав, тетушка Ману подошла к комоду, достала оттуда конверт и протянула Жужу.

— Возьми, – сказала она. – Это передал для тебя тот хороший человек, который, дай бог ему здоровья, принес тебя домой. Ради твоей жизни он пожертвовал своей свободой. Всегда помни об этом, Жужу. А теперь мы уйдем, чтобы не мешать тебе. .

С этими словами тетушка Ману вручила ему письмо, и все трое вышли из комнаты.

Жужу разорвал конверт. И хотя руки его были еще очень слабы, у него появилось ощущение уверенности в себе.

Письмо было коротким, и Жужу перечитал его несколько раз. Вот что в нем говорилось:

«Дорогой Капитан!

Теперь я знаю, что поступил с тобой нечестно. Но

лучше признаться в этом поздно, чем никогда. Увидев те-

бя без сознания, я понял, что не могу допустить, чтобы

ты замерз или тебя растерзали волки. И тогда я сказал

самому себе: я должен во что бы то ни стало вернуть его

на борт «Одиссея». Его место там. Потому что в любом

случае Капитан обязан оставаться на своем посту и не

должен схватить воспаление легких. Пусть для этого мне

придется даже отказаться от своих планов и снова очу-

титься в тюрьме. В конце концов я уже привык к ней.

Прости меня, дорогой Капитан, но все, что я рассказывал

тебе ,– неправда. Никакой я не путешественник. . Я не-

счастный вор, который не видел в жизни ничего хороше-

го. Я не знаю никаких островов и никогда не был на море.

Но дни, проведенные мною на борту «Одиссея», были за-

мечательными! Возможно, это были лучшие дни в моей

жизни, и когда я рассказывал тебе о своих путешествиях, я почти верил, что так оно и было на самом деле. Я нико-

гда не забуду ни «Одиссея», ни Капитана, ни Боцмана.

А теперь, дорогой Капитан, прощай! Будь честным

человеком. Заботься о своих тетушках, потому что кто, кроме тебя, может это сделать? Ты у них один.

Я уверен, что недалек тот день, когда ты увидишь

море. Тогда вспомни о несчастном воре, которому так

нравилось плавать на борту твоего корабля.

Обнимаю тебя крепко.

Твой Безбилетный пассажир».

Жужу задумался. Письмо все еще покоилось на одеяле, когда лучи солнца, ставшего уже красноватым, поднялись вверх на стене.

Немного позже зашла тетушка Лео, чтобы включить свет и спросить у мальчика, не хочет ли он поужинать.

Жужу, сложив письмо в несколько раз, спрятал его под подушку.

И уже после ужина, сидя в окружении тетушек, он спросил:

— Что случилось с этим человеком?

Тетушка Этель замялась:

— Видишь ли. . у него было очень щедрое сердце. . Когда он принес тебя, сюда не замедлили явиться стражники.

Сначала его увели в лагерь для заключенных. Но вскоре перевели в другое место. Вот тогда-то он и прислал нам письмо для тебя.

Через несколько дней Жужу проснулся, горя нетерпением встать с постели.

— Сколько можно валяться! Я совершенно здоров! Я

уверен, что в доме накопилось множество всяких дел! А

мои занятия! И... как я голоден!

На следующий день дон Ансельмо разрешил ему одеться. И вот тут-то выяснилось, что Жужу не годилась ни одна из его вещей. Он из всего вырос. Даже сапоги не лезли на ноги!

— Какая нелепость! Завернись в плед, Жужу, пока тебе не привезут новую одежду! – воскликнула тетушка Лео, видя, что мальчик ни за что не хочет оставаться в постели.

Жужу завернулся в плед и встал. Взглянув на тетушек, он вдруг обнаружил, что они стали ниже ростом, слабее и еще больше поседели. И ему нестерпимо захотелось всегда быть рядом с ними. Он подумал, что тетушки, пожалуй, нуждаются в нем больше, чем он в них. И эта мысль придала ему еще больше уверенности в себе.

В тот же вечер взмокший Херико привез из соседнего городка огромный пакет. В нем оказались новый костюм для Жужу, сапоги, рубашки.

Жужу оделся. Он стал неузнаваем.

— Совсем взрослый мужчина! – воскликнула тетушка

Ману, вспыхнув от гордости.

— Высокий и статный! – в восхищении сказала тетушка Этель.

— Словно тополь! – добавила тетушка Лео.

И Жужу снова спустился в гостиную.

И стал работать.

И учиться.

И вырос…

И помудрел.

И окреп.

И однажды, когда тетушка Этель посоветовалась с ним по какому-то вопросу относительно римлян, он дал ей хороший совет.

И в другой раз, когда тетушка Лео подвернула ногу, он на руках отнес ее в комнату.

И в третий раз, когда тетушку Ману свалил в постель ревматизм, он сам поехал в поле посмотреть, как идут дела. И отошли в прошлое «Одиссей», Безбилетный пассажир, Марко Поло.. Но к чему продолжать? В этом нет ничего удивительного. Я ведь еще в самом начале сказала, что это всего-навсего история о мальчике, который в один прекрасный день стал взрослым.

Уолтер МЭККИН

ГОЛУБИ УЛЕТЕЛИ