Книга для ПРОчтения

Про героев и зайцев. Новогоднее

Я в очередной раз сорвала главный приз за роль матери-героини. Вот ведь и не хотела, а никуда от лавров не денешься. Что у других через дверь с пометкой «выход», то у нас через другие места… без всяких, так сказать, пометок.

Захожу давеча в садик за дитятей и в раздевалке на какую-то родительницу наталкиваюсь. Если честно, я мама антиобщественная, а оттого для меня все родительницы на одно лицо, причем чаще всего унылое. Для меня вообще в последнее время все унылое — мне бюджет сократили и, того гляди, с довольствия снимут, гады, и я вообще скоро уйду от них и найду себе миллионера, а лучше — мультимиллионера, и чтобы с яхтой… В общем, в паршивом настроении я была. Но зато при каблуках и с голым задом, со стороны не придерешься — чистый розан. И вот захожу, начинаю из Фасоличьего шкафчика грязные рубашонки выгребать и, между прочим, слышу разговор этой самой мамы с воспиталкой. Разговор секретный и подлый: стишки делят к Новому году, мерзавки, и о новогодних костюмах договариваются. И вот вы знаете, тут мой меня черт подвел. Обычно ка-а-ак дернет, заразина, — того и гляди, весь детский сад обшивать придется. А тут вот не дернул: промолчала я. И нет бы этому самому черту и дальше в покое меня оставить… Фига. Как только мы с Фасоликом приехали к бабушке Г., все и случилось.

— Тимке не дали стишка, — сказала я, стянув с себя шарф.

Морские фигуры замерли, не дождавшись конца отсчета.

Скульптурная группа, представшая передо мной, вполне могла бы называться «В море попала молния. Камбала осиротела». Точно такие же лица я видела только в день своего четырнадцатилетия, когда сообщила, что выхожу замуж за Колю из 11-го «В».

— Это ж как же не дали? — вытаращилась на меня бабушка Г. — Всем дали, а ему нет?

— Тимоша, как же это так тебе не дали? — обратилась она к ребенку.

До этого момента спокойный, младенец Фасолий взволновался. Он не вполне понял, чего именно ему не дали, но зато очень хорошо понял, что если не взвыть, то таки можно пролететь мимо этого самого.

— Ничё мине не дали, бабаааааааа! — заголосил ребенок. — Ой, бабааааа, ниче мине не далииии.

Пока я размышляла, в кого именно у Фасолия эти погорельческие интонации, к делу подключилась прабабушка.

— Не плачь, внучек, — сказала она и принялась вытирать внучековское лицо платком. — С этой матерью твоей и правда ничего не дадут. Ни стишка, ни костюма, ни-че-го. Мать твоя, она только тряпки себе покупать может.

— Ой, кастюмы мине, баба, никакой не даааа-ли вачета! — тут же встрепенулся Ф., услышавший знакомое слово «костюм». — Питерь без кастюмы буду, бабааааааа!

Обстановка начала накаляться.

— Не плачь, Тимошечка, — начала сбивчиво врать бабушка Г. — Я, конечно же, сошью тебе костюмчик. Наверное, сошью.

— И даже шить ничего не надо! — перебила маму прабабушка. — Тем более что у тебя все равно дрянь получится. В нашу «Копейку» привезли замечательные уши и хвосты! Хочешь быть зайчиком, Тимофей?

— Зайчик — это же прямо классика, — немедленно обрадовалась маман, которой совсем не улыбалась перспектива пошива заячьей дошки. — Я прямо завтра все куплю.

— Уши себе сторгуй, а хвост бабке. Причем козий даже лучше подойдет: если что, потом поменяетесь, — не выдержала я.

Если бы не маленький Ф., быть бы мне мертвой. Его вопль «Не качу быть зайчиком» был настолько оглушителен, что бабушки моментально позабыли про мое хамство.

— Что же ты орешь, ирод? — принялась увещевать младенца прабабушка. — Разве заяц — это плохо? Ты маму свою не слушай!

— Не качу никаких зайцев! — надрывалось неутешное дитя. — Не качу-ни качу-ни качу!

— Вот всю малину испортила, — зашипела на меня бабуся. — Уши всего по сто рублей были. И какие хорошие уши-то!

— Ну ладно тебе уже, мам, с ушами этими, — начала раздражаться бабушка Г. — Может быть, у ребенка есть какие-то свои желания.

— Ты, Тимоша, кем хочешь быть? — ласково спросила у Фасолика она.

— Человеком-Пауком, — ответил ей Фасолик, размазывая сопли по лицу. — Чтобы паутиной плеваться вачета.

— Это, что ли, из «Цокотухи»? — удивилась прабабушка.

— Нет, это, мам, с красной рожей который, — вздохнула мать.

— Алкаш? — еще больше удивилась прабабушка.

— Супергерой, — мрачно ответила ей я.

— Ну вот и расхлебывай сама, раз тебе уши были негодные, — одновременно рявкнули на меня бабушки и расползлись по своим углам.

Расхлебывать оказалось не так чтобы сложно, но и не слишком просто. Как и все исключительно занятые барышни, я погрузилась в вопрос с головой и не выныривала из него целую неделю. К концу недели выяснилось ужасное. Существуют три основные разновидности костюма Человека-Паука, самая плохая из которых русская. Синие атласные порты, красный нагрудник и такой же красный мешок на голову, вот только топора и плахи не прилагается, а так — чистый палач. Ну не умеют наши делать прилично, увы. Два других варианта были посимпатичнее, но и тут не обошлось без подвоха. В одном костюме есть мускулатура из ваты (что очень хорошо, учитывая цыплячьи рельефы моего сынки), но при этом вместо нахлобучки на голову — обычная пластиковая маска на резинке (что очень плохо, так как Ф. мечтает именно о нахлобучке). Во втором варианте костюма есть совершенно прекрасная нахлобучка, но зато нет мускулатуры, и без этой самой мускулатуры вся эта конструкция не смотрится. Вам, конечно же, смешно, а вот папинька наш вовсе не смеялся. Что такое это извечное женское «Черное в белый горох или белое в черный»? — так себе, безделка. Целых семь дней папинькино утро начиналось со скромного вопроса:

— Как ты считаешь, что лучше — мускулы, но с масочкой, или нахлобучечка, но гладенько? — спрашивала у папиньки я, преданно заглядывая в его мутные ото сна глаза.

На третий день папинька понял, что я имею в виду. Четвертый и пятый дни прошли в торжественном молчании, на шестой день у папиньки начало дергать глаз, но уже к восьмому дню мне было велено катиться к собачьим чертям со стодолларовой бумажкой в зубах. Бумажка довольно быстро примирила меня с действительностью вообще и с собачьими чертями в частности, а главное — мне открылись новые горизонты. Буквально за день подходящий костюм был найден. И не просто так костюм: мало того, что с мускулами и нахлобучкой, так еще и двусторонний — с одной стороны красно-синий, а с другой — черный. Стоило сие удовольствие ровно сто долларов и продавалось на одном-единственном Богом забытом сайте. Буквально за несколько минут я оформила заказ, написав в примечаниях, чтобы не перепутали размер, и принялась ждать звонка курьера. Позвонили прямо в тот же день, а на следующий привезли. Огромная коробка с окошечком, в окошечке — мускулатура раздувается, на коробке краснорожий мужик стоит — в общем, шик-блеск-красота. Даю курьеру чаевые и еще раз интересуюсь насчет размера — дескать, точно ли вы правильный привезли.

— Точно-точно, — уверяет меня курьер. — Вот посмотрите, на коробке написано: четыре — шесть лет.

Смотрю — и верно, написано. Тут уж не поспоришь. Подписываю бланк о принятии заказа, закрываю за курьером дверь и… И достаю пилку для ногтей, чтобы аккуратно вскрыть коробку. На самом деле, не считая того раза, когда я разбила Большую Черноморскую Раковину, это был чуть ли не единственный случай в жизни, когда мое женское любопытство пошло мне на пользу.

Костюм был не то что большой, а просто-таки огромный. Я, конечно же, не очень разбираюсь в юношеском росте, а только мне отчего-то показалось, что ежели киндер достиг таких габаритов, то ему давно пора пиписку теребить и девок щупать, а не по елкам бегать. Лет так на пятнадцать прикидец, если не больше. Ну, или, к примеру, если какой щуплый взрослый мозгом трехнется, то тоже недурно будет… Или группа какая цирковая… Или вот, если на черную сторону надеть, то тогда можно смертью подрабатывать. В общем, я уже даже подумала, что, может, себе оставить, для утренних перформансов, дабы папинька быстрее оживлялся и был сговорчивее. Минут семь, наверное, медитировала, а потом побежала звонить на сайт.

На сайте сидел робот. Вот правда робот, честное слово.

— Здравствуйте, — говорю. — Я тут у вас костюмчик заказывала, а он большой слишком.

— Что на коробке написано?

— На коробке написано четыре — шесть, но там явно лежит другой костюм.

— Что на коробке написано?

— На коробке — четыре — шесть. Но вы понимаете, он как два моих ребенка. Такого быть не может, чтобы такая ростовка…

— Что на коробке написано?

— Послушайте, давайте я вашему курьеру заплачу, и пусть он привезет мне другой размер.

— Что на…

— Начхать мне, что на коробке написано! Вы что, меня не слышите? У вас коробки и костюмы перепутаны!

— Это не у нас, это во Франции.

— Французы — вообще очень сложный народ, но, невзирая на это, мне бы хотелось любыми средствами заменить этот костюм на подходящий.

— Может, и заменим, но только в том случае, если вы сами приедете. У нас все курьеры заняты.

Судили и рядили довольно долго. Наконец вьюнош на другом конце провода сказал, что он провентилирует вопрос, и в том случае, если коробки действительно перепутаны, я смогу подъехать.

Чтобы не грузить вас дальнейшими рассуждениями, скажу сразу: коробки действительно были перепутаны. На самом деле вьюноша нужно было крыть матом и заставлять везти нужный размер бесплатно. Почему не покрыла? По двум причинам. Во-первых, побоялась, что не привезут ничего (а костюм и правда неплохой), а во-вторых, они в трех остановках метро от меня находятся. Короче говоря, посчитала, что проще и надежнее потратить час своего бесценнейшего времени и скатать к вьюношу самостоятельно.

А дальше чистая феерия.

Семь вечера, темно, хоть глаз выколи. Промзона. Не видно ничего, одни склады, ангары и полканы лают где-то на задворках. По подворотне крадется блондинка на четырнадцатисантиметровых шпильках. К сердцу блондинки прижата огромная коробка. В коробке — костюм. Паучий. Эластичный паучий костюм на пятнадцатилетнего имбецила. Блондинка озирается и еще крепче прижимает костюм к себе. По углам снуют какие-то подозрительные тени, где-то вдалеке слышен шум железной дороги, возле гаражей раздаются странные шорохи, но смелая блондинка идет вперед, кутаясь в свою коротенькую шубку.

Я теперь понимаю, почему этот чертов проезд назвали Электролитным: один раз проедешь, и не спасет даже пожизненное лечение электричеством.

Я раза четыре поскользнулась.

Я семь раз представила собственную смерть.

Четыре раза из семи моя смерть выглядела красиво, а в остальных трех случая я успокаивала себя бабушкиным присказом «Кому ты нужна, дрянь такая».

Я возненавидела компанию «Марвел», Питера Паркера, его вечно ноющую подружку и сочетание синего с красным.

Я потеряла набойку наконец.

Но я все-таки дошла.

Награда героя была скромной, незамысловатой и где-то даже пустячной. Костюм мне, к счастью, поменяли, но при этом совершенно не извинились. Мне вообще ни слова не сказали, если честно. А если совсем честно, то у чувака была такая харя, как будто к нему натурально спайдермен явился и пожаловался, что ему в шагу тянет и шлем на окуляры сваливается.

Блондинку не ждали.

К счастью, обратный путь был куда более радостен, не считая того, что я все-таки навернулась и немножко разодрала джинсы. Ну да Бог с ними, главное — результат.

А результат превзошел все ожидания. Перепуганная несоответствием размеров, в тот же день я отдала костюм Ф. и заставила его примерить. Прямо там, у бабусек своих, и отдала.

Как вы думаете, что сделал Фасолик, как только нацепил приобретение?

Он не терялся. Сначала он плюнул в лоб моей маме (это не то, что вам показалось, а вовсе даже паутина), а потом пошел по стене. В смысле вертикально. Как это ни удивительно, довольно далеко ушел.

— Еще сантиметров пятнадцать, и дело бы закончилось травмой, — утешала ребенка бабушка, замазывая внушительную шишку.

— А ушки-то какие годные получились, за день взяли! — приговаривала она, бросая косые взгляды в мою сторону.

Все это время я сидела на диване, рассеянно слушала бабушку и рассматривала свой траченый сапог.

И заметьте, я ничего ей не говорила.

Настоящие герои, они скромные потому что.

Не то что всякие зайцы по сто рублей за хвост.