Книжное дело

Глава 2. Откровение печатного Слова

Иван Васильевич читал по-русски вполне бегло, красноречием обладал великолепным, ораторская энергия в нем крылась мощная. Многие считали ее параноидальной, истерической, другие – величественной. То есть, царь был человек ученый, грамотный. Однако, любил, чтобы в конце трудного дня кто-нибудь почитал ему вслух сказку, Евангелие, поучение какое-нибудь. А других книг на Руси тогда почти не было.

Вечером во вторник 22 апреля 1561 года Федя Смирной сидел на скамеечке у царской постели и читал Откровение апостола Иоанна, которое царь и так знал наизусть.

Иван лежал на резной кровати в сапогах и по диагонали — так он упал после ужина — спиной вперед. Принятый в компании псарей «малый», постный, градус оставлял в голове царя узкий зазор для восприятия евангельской морали. В эту щель как раз и вливались беспредельные слова Апокалипсиса:

«И увидел я великий белый престол и Сидящего на нем, от лица Которого бежало небо и земля...»...

— Вишь, Федька, — тоже грозен царь небесный. А нас укоряют! Ты мне скажи, «белый престол», значит белый и царь?

— Выходит, белый, — согласился Смирной.

— А какие белые у иудеев? Они все больше смуглявые, чернявые. Получается, Бог не у них, а у нас?

— Правда твоя, государь, — Федя даже обрадовался, что Грозный столь логичен и прозорлив. Может ему нужно чаще «кровь Христову» употреблять? Глядишь, людская целее будет?

— «И увидел я мертвых – малых и великих, стоящих перед Богом, и многие книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни...»...

— Что-то я в этих книгах запутался. «Многие книги», «иная» книга, — к чему их столько?

— Ну, «многие» книги мертвые с собой притащили. Они при жизни записывали туда свои подвиги, достижения, славу себе прибавляли. А явились на Суд, — пожалуйста! – тут своя книга есть. В ней написана вся правда. Ты читаешь Богу, что заботился о народе, а Бог по своей книге сверяется, что ты, грешник народ до смерти узаботил, разграбил, растерзал...

— Ты полегче там! Читай давай! — Грозный завалился за подушку.

«... и судимы были мертвые по записанному в книгах, сообразно с делами своими...»...

— На каждого столько бумаги, чернил, писцов! Разорение государству! – царь начал дремать, бормотал сквозь сон. Федя стал закруглять чтение:

— Но зато «...кто не был записан в книге жизни, был брошен в озеро огненное...».

Царь вздрогнул всем телом, ударил каблуком в спинку кровати, будто его погружали в кипящую серу.

— Скажи Висковатому, пусть шлет к туркам за печатной наукой. Надо разузнать, как они книжки делают. Чай мы не хуже турок. Будем печатать большую книгу, чтоб в ней все люди были видны и вся Русь!..

Царь спал. Ему снилась огромная Книга. Тяжелый переплет лежал на Красной площади, верхняя, обитая золоченой кожей крышка, откинулась через реку, и по ней несметной толпой шли из Замоскворечья люди — великие и малые, живые и мертвые. Они проходили мимо храма Покрова, крестились и шли дальше, в самый центр огромной белой страницы. Тут одни растворялись в нижних строчках – среди торговых рядов и на Лобном месте, — другие добирались до кремлевской стены, и здесь превращались в мертвые буквенные закорючки. Лишь немногим удавалось перебраться за верхний край страницы и прилипнуть поминальным золотом к Кремлевской стене. Ивану это очень не нравилось: «Погодите, черти! Я вам выпишу! Будете у меня святые стены поганить!».

Страницы Книги перелистывались по мере заполнения и принимали все новые и новые толпы народу.

Иван стоял на стене и смотрел в Книгу сквозь английскую трубку с дальнозоркими стеклами. Его не интересовал каждый человек, входящий на страницу, не волновали муки грешников и жертвы праведников. Его занимал сам процесс. Вот только что ты шествовал в боярской шапке, а вот уже валяешься на белой поверхности и расплываешься в грязную кляксу, обращаешься в скромную буквицу, в ноль. И шапка твоя бобровая чернеет на похоронном снегу едва заметной точкой...

Иван засмотрелся на красивую девушку, безвременно вышедшую в центр страницы. Сначала с нее упала соболья шубка, потом растаяли нарядные легкие одежды, и в короткий миг, пока она голая превращалась в заглавную букву «Ж», Иван утратил книжное направление мысли...

Дальше сон покатил по привычной ночной колее. Книга исчезла, голая девка передумала становиться буквой и полезла на кремлевскую стену прямо к Ивану, страшно царапая крашеными когтями красный кирпич...

Федор потихоньку вышел от царя и пошел по ночным переходам в заветное место — Великокняжескую библиотеку, смотрителем которой он числился с прошлого лета. Впрочем, об этом чине во дворце почти никто не знал. Не знали и о самой библиотеке, так что Федору гордиться было нечем. Вот он и не заносился.

Библиотека находилась в многолетнем забвении в тайной палате «под двойными сводами». Так старые люди называли помещения кремлевской стены. У двойных кирпичных сводов – собственно книгохранилища и стеновых перекрытий – имелось важное достоинство – пожаростойкость. За последние 100 лет Москва несколько раз сгорала полностью, в Кремле не оставалось ничего деревянного, тем более, бумажного, а библиотека каждый раз была спасаема Богом и многослойным кирпичом. Ученый монах прошлого княжения Максим Грек как увидел в 1519 году ее сокровища, так чуть не помер от изумления: «Такого книжного богатства нет ни в Греции, ни в Италии!». Максим взахлеб рассказывал о сундуках с тысячей книг, о пергаментах в золотых переплетах. У беспокойного Грека уже и руки тряслись, — так хотелось добраться до императорского наследия. Он впал в непозволительное вольнодумие. Стал приставать с идеей правки московского служебного канона, вообще всех правил церковного бытия. Пришлось его загнать куда подальше – в монастырские покои. Но и тут беда! В Иосифовом Волоцком монастыре, куда поначалу пристроили Грека, оказалось 1150 книг, из них 15 печатных! Перегнали Грека через реку Волгу — под Тверь. Тут получше было – всего 50 рукописных книг строгого содержания.

Вот какая страшная зараза – книги! От них одни напасти – разрушение личности, погибель души, смерть и разорение.

Но книги – только оружие. Мы же не перестаем ковать мечи и копья, оттого, что они опасны? Нужно просто присматривать за острыми предметами, не давать их в руки детям и простолюдинам.

Библиотеку заперли на несколько десятилетий. И правильно сделали, ибо Великокняжеское собрание сочинений, это вам не монастырский постный набор. Эти книжки свезены со всего света, особенно много их прибыло из Константинополя после сдачи православной столицы в лапы басурман. Библиотеку хранили как символ павшей Империи. Это было похоже на сбережение старых дедовских безделушек – пользоваться нельзя, а выбросить жалко.

Но книга – не безделица. У нее есть возраст, но нет старости, есть ветхость, но нет смерти. Просвещенный государь Иван Васильевич понимал это и приоткрыл книжные покои для раба своего Федора.

И Федя заболел книгами. Что–то неуловимое исходило из нагромождения чужих знаний. Казалось, еще чуть-чуть повозишься с томами и свитками, и на тебя снизойдет великое откровение. Все станет понятным и простым. И ты усмехнешься: «Как я не додумался до этого раньше?».

Иван Васильевич надеялся, что именно здесь, в словесных запасниках Византии хранится жизненная сила тысячелетней Империи. Должна она где-то остаться? Не могли бесследно исчезнуть великие труды сотен поколений талантливых людей — искусных мастеров, знаменитых полководцев, путешественников, философов. Царю Библиотека представлялась зернохранилищем. Пусть сгорела земля, взрастившая эти зерна, иссякли реки, питавшие нивы, истлели пахари и жнецы, но семена-то живы? Вот — новая земля, она вырастит, напоит и накормит их. А вот – новые люди. Они пока не столь искусны и сведущи, зато – чисты в своем невежестве, легки на подъем, наполнены детским любопытством.

Короче, в книжной премудрости Иван искал рецепт своего собственного имперского строительства, ибо пример Византии для Руси был не просто источником вдохновения, не только культурным ориентиром. Византия вошла в наш генный набор. Разбуди и сегодня русского властителя, освежи хлопком по затылку, спроси вежливо: «Куда, батюшка прикажешь править?». – «На Царьград!» — прикажет батюшка, опрокидываясь в подушки.

Федя искал в Библиотеке тайные знания уже год, и понимал, что ничего конкретного, типа «Сим-сим, откройся!», тут нет. Зато общее впечатление выстраивалось серьезное. Сила библиотечных книг была в их единстве и многообразии. Как и люди, они только все вместе выстраивались в непобедимое войско, отвечали на любой вопрос, обобщали опыт, горе и радости исчезнувших поколений.

Поэтому, спроси Федьку, в какой книге есть ответ на такой-то вопрос? Он почешет затылок и промычит, что надо поискать.

А спроси его вообще, что он думает по этому вопросу, он и чесаться не станет, — сразу влепит в самую точку! Вот что такое вооруженный человек!

Хотелось и царю Ивану вооружиться для своих дел грозно и сильно!