Княжна. Тихоня. Прачка (СИ)

Глава 11 О корнеплодах

Легче мне не стало. Ноша, разделенная на двоих, на троих даже все равно давила на плечи.

— Я не понимаю, зачем тебе так нужна эта прачечная. Ты же княжна, — кипятился Асур. — Почему просто не поселиться у Озерова? Так будет проще для всех.

— Не понимаешь — и не надо, — мирно улыбалась я.

— Независимость, — зевнула Милана, а когда мы оба на нее уставились, пояснила: — Ну что тут сложного? Девушка хочет строить свою судьбу сама, а не зависеть от чьей-то милости. Она впервые в жизни вырвалась на свободу из клетки традиций и обязательств. Сложно и страшно, но дух захватывает от такого простора.

— Милана, — Асур вздохнул и потер переносицу. — Ты судишь по себе. А Тиль не такая. Она княжна, аристократка…

Почему это не такая? Я возмущенно на него поглядела. Что же, аристократы не люди, что ли? Или княжна для него — что-то вроде портрета на стене? Повесили ее — и пусть висит на веки вечные?

Да, Милана неожиданно точно описала все мои ощущения последних месяцев. Мне было очень страшно и очень тяжело, но такой свободы в моей жизни еще не было. Мне можно было не оглядываться на родителей и братьев, не волноваться сделать лишнее движение или что-то не так сказать, мне не приходилось заискивать перед придворными дамами. Странное дело: став простолюдинкой, я кланялась гораздо реже, чем будучи княжной.

— Себя вспомни, — насмешливо сказала Милана. — Ты у нас весь из себя послушный родителям, поборник семейных ценностей…

Асур весело фыркнул и поднял руки, признавая поражение.

Я вспомнила, что моя обида на него всегда была приправлена острой щепоткой зависти. Почему ему, мужчине, позволили без всяких последствий покинуть Север? Он никого не послушал, он послал к черту свою семью, он плевать хотел на наследство. Мужчине жить проще — он и работу найдет, и жену, и денег заработает, и дом собственный построит. А я осталась брошенной и опозоренной в родовом замке, где все меня жалели…

Хм, оказывается, я тоже могу, как он, даже лучше!

— Я хочу прачечную, — настойчиво повторила я. — Я, оказывается, очень люблю деньги, Асур. И свободу тоже. Жить с гостях у Озерова, конечно, заманчиво. Но только выйдет так, что за меня опять будет решать кто-то другой. А я боюсь, что немного выросла с тех пор, как уехала с Севера. Теперь мне золотая клетка в плечах тесновата.

— Наш человек! — широко улыбнулась Милана. — Южное солнце вашу холодную северную кровь еще как растопит!

— Ладно, — пожал плечами Асур. — Тогда наследника оставляем у князя, а ты сама… что с комиссией делать будешь?

— Ну… — я задумчиво поглядела на него. — Ты мог бы мне помочь.

— Он не мог бы, — тут же напряглась Милана. — Я против.

— Вообще-то я хотела попросить Асура как-то решить мою проблему медицинским путем… — пробормотала я, пряча глаза. Разговаривать на столь щепетильную тему мне было крайне неловко, особенно с мужчиной и бывшим женихом.

— Не выйдет, — вздохнул Асур. — Там слишком много факторов. Обмен энергией, установка баланса и все такое.

— Может быть, есть какой-то артефакт, скрывающий магический фон? — с надеждой поглядела я на Милану.

— Может, — кивнула она. — Но его комиссия непременно заметит.

— А любой мужчина непременно заметит, что я невинна, — пробормотала я, закрывая лицо руками. — Заметит ведь?

Асур поднялся со словами:

— Думаю, вам есть что обсудить без меня. Буду в спальне.

В определенной степени с женщиной было проще. Но только не с этой…

— Я могу попробовать сделать амулет, который мгновенно затянет все раны, — задумчиво сказала Милана. — Но мне нужна будет помощь сестры, для меня это недоступный уровень. Я довольно слабенький маг.

— То есть амулет будет нескоро? — уточнила я.

— Да. Недели две-три, может и больше. Мы такого никогда раньше не делали.

— Мне бы побыстрее с этим разделаться.

— Как я понимаю, проблема в том, что мужчина узнает, что ты девственница, и начнет задавать вопросы? — хладнокровно спросила Милана. — Ну, он может и не заметить, особенно если будет пьян. Но может и заметить, это как повезет. Могу, конечно, предложить по старинке: берешь большую морковку…

В первое мгновение я не поверила своим ушам. Щеки вспыхнули, сжались кулаки.

— Ну, только ее помыть как следует нужно, — спокойно продолжала эта ужасная женщина.

— Так меня еще ни разу в жизни не оскорбляли, — дрожащим голосом сообщила я, вскакивая. — Вынуждена просить вас никогда не считать меня своей подругой, госпожа Синегорская. Мы слишком разные люди. Воспитание не позволяет мне ответить в той же манере, но знайте: вы распутная женщина и… и… я не останусь в вашем обществе ни минуты!

Я убежала. Сил и выдержки мне хватило лишь на то, чтобы не хлопнуть вульгарно дверью, выражая все негодование, но не более. На лестнице я застыла, вся дрожа. Утерла слезы трясущимися пальцами, глубоко вздохнула.

Какая же сука — жена моего бывшего жениха! Мне его, пожалуй, даже жаль. Немного.

Натянув на лицо светскую улыбку и расправив плечи, я прошла мимо портьера, прощально ему кивнув. К моему удивлению юноша выскочил из-за стойки и побежал следом.

— Ну что, ты решила все свои вопросы? Не хочешь прогуляться вечером, красавица? Меня Алексием зовут.

Сегодня, видимо, день оскорблений.

— Уважаемый господин, я не давала вам повода…

— Да полно, я же к тебе по-доброму, по-хорошему.

— Мы друг другу не подойдем, — я проскользнула мимо него. — Разные социальные слои.

— И ничего, зато ты красивая! — донеслось мне вслед. — Подтянешься. Матушка моя тебя научит, как одеваться, как разговаривать. В школу тебя отведу, соглашайся!

Я выбежала на улицу не зная, смеяться мне или плакать. Ты смотри-ка, вон, один кандидат на мою невинность имеется. Я, конечно, не рассматриваю его всерьез, но все же не морковка!

— Госпожа Плетнева!

А вот и второй… корнеплод.

— Молодой человек, вы невежа и хам, — раздражение выплеснулось на голову ни в чем неповинного Гора, но он сам виноват. Оказался не в то время и не в том месте. Придется поработать громоотводом.

— Это с какой же радости? — ничуть не обиделся мужчина, догоняя меня. Сегодня он был пешим и в форме.

— Вы толком даже не представились.

— А, в этом плане? Егор Огневицкий к вашим услугам. Сын сестры господина Шанского, коммерсанта.

— А, вот как нынче аптекарей называют!

То, что Шанский до сих пор стоял за прилавком одной из своих аптек, обсуждал весь город. А я думала так — если человеку нравится, то почему бы и нет? Он ведь делом занят, а не просто мается бездельем, как многие состоятельные люди. Не пьянствует, не торчит в игорном доме или борделе, не устраивает заговоров против государя, не мастерит бомбы в подпольных химических лабораториях, а ра-бо-та-ет! С каких пор честный труд считается зазорным?

— Вы чудесно выглядите, Марта. Не желаете ли прогуляться в Зимнем парке?

— Разве вы не на службе, господин Огневицкий?

— Ради вас я готов нарушить устав.

— О нет, не стоит. К тому же дома дети. Мне совершенно некогда.

— А как насчет завтра? У меня выходной. Возьмем ваших детей и отправимся… ну хоть к вечеру на ярмарку. Там будет кукольный театр и танцы. Что думаете?

Я хотела сразу отказаться, потому что Гор мне хоть немного и нравился, но был совершенно не моего круга. Начинать отношения, заведомо обреченные на провал, я бы не хотела. К тому же он дознаватель, а мне есть, что скрывать. Когда-нибудь правда вскроется, и мы окажемся по разные стороны закона. Но… морковка. В конце концов, с Гором можно переспать. Как это ни противно. Обставить все так, как будет удобно мне — полная темнота, к примеру. И выгнать его сразу же, чтобы ничего не успел разглядеть. Да, так будет лучше всего.

— Знаете, господин Огневицкий, а я согласна.

— Называйте меня Гор, — дознаватель обаятельно улыбнулся, — Марта.

Я буду называть тебя про себя морковкой. А вслух — да как тебе будет угодно.

Мимо нас, неторопливо бредущих по улицам, промчался черный открытый экипаж с серебряной совой на дверце. Мой спутник встрепенулся, вытянулся струной.

— Мне пора, Марта. До завтра.

— До завтра, — уныло согласилась я.

Пролетка притормозила на углу, Гор догнал ее в три длинных прыжка и заскочил внутрь, демонстрируя чудеса эквилибристики. Махнул мне рукой, потом принялся с жаром что-то объяснять товарищам… а потом скрылся из вида. Опять кого-то ловить поспешили. Видимо, дураков, которые без патента работают.

Заглянула по дороге в булочную, а следом — в «Петуха», где лично объяснилась с Сусанной и получила очередной горшок с кашей. Пыталась отказаться — ведь я больше там не работаю, но получила горячие упреки и убеждение, что вдовам и сиротам нужно помогать, а каша все равно всегда остается. Можно, конечно, ее курам отдать, но дети важнее кур. Я сказала, что как только получу патент — все ее скатерти почищу. В благодарность за доброту и милость. На том и порешили.

Вернулась домой, где снова стоял крик и вой, отпустила несчастную Катерину, накормила малышей. Вывела их на прогулку, потом уложила спать и села к окну штопать прохудившуюся одежду. Когда я работала с утра до ночи, времени ни на что не хватало. Теперь же самое оно заняться гардеробом, и детским, и своим. Почистить, зашить, кое-где распустить подол. Благо с моим даром хоть стирать не нужно и сушить все, что постирано. Хотя балкон имелся, и все соседи на подобных вывешивали портки и рубашки. Я же привыкла к северным ветрам. Дома и подумать невозможно, чтобы на виду у прохожих словно флаги висели нижние сорочки и панталоны, а на юге подобное — на каждом шагу. Те, у кого балконов нет, натягивают веревки во дворах, а то и между окнами, да-да, даже в центре города! Правда, порой жалуются, что у них что-то воруют.

Я почему-то не удивлена.

Воровали везде — и на Юге, и на Севере. Воровали еду, одежду, деньги, само собой. В «Хромом петухе» даже благородная публика норовила улизнуть, не заплатив, хотя ведь тут все друг друга знали! Мне никогда было этого не понять. Нет денег — заработай. Не можешь заработать — попроси. Та же Сусанна никогда не откажет в миске супа и краюшке хлеба нищему.

Впрочем, в центре Большеграда явной нищеты не было. Подаяния смутные личности в обносках не просили, к прохожим не приставали. На окраинах вот — не знаю, я старалась в самые бедные районы не ходить. А в центре полно полиции и дознавателей, они живо воришек скрутят.

Закончив со штопкой, я задумчиво уставилась в окно, любуясь крышами домов. Нравилось мне тут. Спокойно. Солнце, опять же. Розы. Люди более открытые.

Настолько открытые, что когда поскреблись в дверь, я немедленно ее распахнула, даже не думая, что там может быть какая-то опасность. А она там была.

— Милая Марта, умоляю, вы одна можете меня спасти! — трагически взвыла молодая чернобровая дама, разумеется, тут же разбудив детей. — Прошу, помогите мне!

С кровати раздался трубный рев Амалы. Марэк молчал и сопел — у меня еще был шанс предотвратить его истерику. Он вообще не любил чужаков, и громких звуков пугался. И будила я его очень осторожно.

Здесь же звезды сошлись: его разбудил чужой звонкий голос, да еще сестрица вопила. Поэтому я легкомысленно бросила даме:

— Проходите и дверь закройте.

А сама побежала к детям.