— Лежите, княжна. Не вздумайте подниматься, — монотонный голос Пиляева успокаивающе гудел над ухом. — Воды?
Я прислушалась к себе: если что-то и болело, то не слишком навязчиво. Ныли ребра, стучало в висках, но в целом самочувствие было значительно лучше. Хороший целитель какой, сильный и умелый.
Ни есть, ни пить, ни открывать глаза не хотелось.
— Мама, — невольно сорвалось с губ.
А собиралась произнести «Амала».
— Вашим родителям отправлена зеркалограмма, — Пиляев меня не понял. — Они приедут как можно быстрее.
— Не надо! — вот теперь глаза распахнулись сами собой. — Пусть не приезжают! Кто посмел?
— Князь Озеров.
Я громко и витиевато выругалась. Раньше я бы никогда себе подобного не позволила, а того, с чьих губ могли сорваться бранные слова, окатила бы презрением. Но теперь я изменилась. И мир вокруг меня тоже стал куда более сложным. Во всяком случае мне немного даже полегчало.
— Не поднимайтесь!
— Идите к черту, я в порядке, — буркнула, осторожно усаживаясь на постели. — Где я?
— В моем доме.
Я огляделась, с удовольствием подмечая высокий потолок и широкие окна. Шпалерные обои, бархатные портьеры, овальные медальоны чьих-то портретов на стенах. У госпожи Пиляевой отменный вкус.
— Где моя дочь?
— В княжеской усадьбе. Послушайте, Тиль, мне все рассказали. Сейчас вам нужно отдыхать. Время геройств прошло.
— Ну конечно, так я вам и поверила. А братья? А Гор — он точно мертв? Меня теперь посадят в тюрьму?
— Я понятия не имею, где ваши братья, — терпеливо ответил милейший доктор. — Но зато знаю, что в моей гостиной уже третий день ночует Симеон. Давайте он сам вам все расскажет? А я, наконец, займусь своей непосредственной работой.
— Ой. Симеон?
Я страшно смутилась. Зачем он здесь? Кажется, его голос я слышала еще в амбаре. А мое лицо? Остались ли синяки? Как я вообще выгляжу?
На мне чья-то кружевная сорочка (очевидно, жены доктора). Волосы в полном беспорядке. Я расчесываю их пальцами и вспоминаю простейшее заклинание очищения.
Заклинания обычно мне не нужны, у меня достаточно сырой магии, но сейчас я ощущаю себя слишком разбитой.
— Только попробуйте магичить, — тут же разгадывает меня Пиляев. — Если почую — то сразу усыплю вас еще на пару дней.
Я недовольно надуваю губ и требую:
— Ну так дайте хотя бы зеркало!
Он вдруг весело фыркает:
— Ольга была права. Она меня предупредила, что вы непременно захотите себя увидеть. И еще сказала, что ссадины на лице нужно убрать в первую очередь. Даже раньше, чем сращивать ребра.
Я невольно поежилась.
Гор меня бил. Сильно и беспощадно. Но переживала я не из-за этого, а из-за того, что убила его. И нисколько в этом не раскаивалась. Ни капельки. Он хотел убить моих детей, братьев и меня саму. Я оказалась его сильнее и быстрее, только и всего.
Серебряное зеркальце меня немного успокоило. Да, бледна, губы искусаны, глаза ввалились. Волосы потемнели от пота. Но синяков нет, лицо не опухшее. Все не так уж и плохо.
— Можете позвать Симеона.
— Слушаюсь, миледи, — в голосе доктора прозвучала столь откровенная насмешка, что я смутилась. Стоило ему назвать меня не Мартой, а Тиль, как я начала вести себя высокомерно. Дурная привычка, нужно от нее избавляться.
Я натянула на губы приветливую улыбку, хлопнула пару раз ресницами и, едва доктор повернулся ко мне спиной, сложила пальцы в знакомом жесте и пробормотала короткое заклинание очищения волос. Симеон должен мной восхищаться, а не жалеть!
Надо признать, ворвавшийся в комнату княжич выглядел несвежим. Рубаха в пятнах и пропахла потом, светлая щетина придавала ему неряшливый вид. Налившиеся кровью глаза явно свидетельствовали: спал мало.
Мне сделалось его очень жаль. Бедняга, волновался за меня!
— Тихоня, ты в порядке? — княжич плюхнулся на край постели, едва не отдавив мне ноги. — Выглядишь неважно.
— Ты тоже не красавец, — жалость и радость от его появления мгновенно испарились — как мокрое пятно с шелковой юбки. — И воняешь. Пил?
— Пил, — тут же признался он. — Ты три дня в забытьи провалялась, я чуть с ума не сошел.
— Доктор Пиляев — лучший в Большеграде, — чопорно напомнила я, подтягивая одеяло к груди. — Не понимаю, зачем ты переживал.
— Дура, — закатил глаза Симеон. — Видела бы ты себя… Я думал, не выживешь.
Гневно сверкнув глазами — да как можно подобное говорить женщине! — я сдвинула брови. Но княжич сей пантомимы даже не заметил. Он подхватил мою руку и осторожно сжал тонкие пальцы. Он нежного, столь чуждого для этого скомороха жеста у меня вдруг яростно заколотилось сердце. Если это не признание — то что же тогда признание?
— Мне сказали, что ты забрал Амалу? — разбила я неловкое молчание.
— Да. За мной прислал Подгорный. Я просил присматривать за тобой и при любой неприятности сообщать мне. Тебя разыскивала Шанская, она же сказала, что прачечная заперта. И за мной немедленно послали.
— В имение? — глупо спросила я.
— Я недели три, как купил дом на Генеральской. Собирался переезжать в Большеград.
— Зачем?
— Ну, не все же мне с отцом жить… В общем, я примчался и сразу забрал маленькую. Решил, что если с тобой все нормально, то твой гнев я переживу. А если что-то случилось, то ребенок должен быть в безопасности.
У меня защипало в носу. Какой же он все же замечательный!
— Гор сказал, что Амала у него. И угрожал ее убить, если я не скажу, где Мариус, — тихо повинилась я.
— Он врал. А ты должна была рассказать. Зачем терпела? Даже если бы они пришли в дом отца, то не смогли бы ничего сделать. Там маги. И Данил. Да и папаша у меня в прошлом неплохой вояка.
— Где Мариус? — прервала его хвастовство я.
— Его передали Туманову еще тогда, когда он был здесь.
— Как так?
— А вот так. Георг Павелевич — хитрая крыса, но в его верности государю сомнений нет. Тебя он узнал и сразу поверил, что у нас в руках именно наследник. И забрал мальчика. Уже доложил: Мариус вместе с отцом, с ним все в порядке.
Я обмякла на подушках. Хорошо. Малыш в безопасности. Наверное, мне никогда больше не позволят его увидеть, но это и хорошо.
— Меня арестуют? — жалобно спросила я, заглядывая в лицо княжича.
Руки моей он так и не выпустил, сжал крепко пальцы, процедил сквозь зубы:
— За что?
— Ну… я убила Гора.
— Глупости не говори. Как может хрупкая женщина убить дознавателя? Твои братья вернулись, увидели, что подсобник избил их сестру, не сдержались. Грохнули мерзавца. Впрочем, их можно понять.
— И где они?
— Да кто ж их знает? — Голубые глаза Симеона были столь честны, что я тут же угадала: врет. — Сбежали куда-то. Я не уследил, сама понимаешь, мне важнее тебя живой довезти до города было.
Новость и радовала, и огорчала одновременно. Зла я братьям не желала, но и оставлять их на свободе, на мой взгляд, опрометчиво. Они опасны и непредсказуемы.
— Что теперь будет? — тоскливо спросила я, опускаясь на подушки. Голова начала кружиться, в висках противно и гулко застучало.
— Да ничего не будет, — Симеон поправил одеяло, укутывая меня. — Все по-прежнему. Ты у нас — прачка с патентом. Вдова с дочерью. Сын был — отдала на ученье в семью отца, все по-честному. В Большеграде никто ничего не знает, кроме меня и Пиляева, а Пиляев молчать будет. Живи как жила. Или домой к родителям хочешь?
Я мотнула головой и прикусила губу от вспыхнувшей боли.
— Я так и думал почему-то. Так что не думай о плохом, спи лучше.
То есть предложения не будет? А зачем за руку держал? Я была уверена, что вот сейчас он скажет: «Тиль, будь моей женой. Я люблю тебя, мы с тобой ровня. И Амалу твою вырастим. Будем в моей доме на Генеральской жить и не тужить».
Дура мечтательная! Да зачем ему такая как ты? Еще и с ребенком.
— Мне уехать нужно, Тиль. Не знаю, когда вернусь. Постарайся уж не попасть в неприятности, пока меня нет.
— Постараюсь, — холодно ответила я, вырывая у него руку и пряча ее под одеяло. — Мне нехорошо, Симеон. Оставь меня одну, пожалуйста.
К счастью, он послушался, и я заплакала уже после того, как за ним закрылась дверь. Я ведь его не люблю, отчего же так больно? Я вообще любить не умею! Чего придумала себе? Это только в сказках рыцарь, спасая принцессу, берет ее в жены! А меня вон вообще доктор Пиляев спас, а он уже несвободен.
Хорошо, что Симеон ушел. Я сейчас в таком ужасном состоянии, что готова была схватить его за шиворот и потребовать, чтобы он женился. Небеса уберегли от позора.
Я еще долго лежала с закрытыми глазами и пыталась разобраться в себе. Зачем мне нужен этот скоморох? Какой от него толк? Красивый? Положим. Сильный, заботливый, умный? Все правда. Но ведь себе на уме, да еще выдумщик, каких мало. Такой слушаться не будет, к юбке его не пристегнешь. Как ветер вольный — куда захочет, туда и подует. То дождь принесет, то снег, то юбку задерет, то листвой осыплет. Муж из Симеона неважный выйдет. Пусть кому-то другому такое счастье достанется.
Я же и одна прекрасно справлюсь.