Князь Барбашин

Глава 4

Любек встретил шхуну тёплым дождичком. Но даже непогода не могла нарушить деловой уклад вольного ганзейского города: всё так же сновали по Траве парусные и гребные суда, баржи и лодки; перекрикивались на пристани грузчики, скрипели колёсами груженые телеги. И над всем этим с криком носились чайки, ища, чем бы подкормиться.

Как обычно, места у городских причалов было мало и "Новик", стыдливо прикрыв пушки рогожей, еле втиснулся на отведённое ему место. Команда, разбитая на три смены и оставив одну на борту, была отпущена в город. Сам же Андрей остался на корабле, занятый делами. Сильвестр Малой уже несколько дней был в сильном волнении, ведь прошли уже все оговоренные сроки, а корабль князя так и не появился. А потому он был чуть ли не первым, кто поднялся на борт, едва спустили сходни. Из его отчёта выходило, что торговля прошла успешно и корабли компании готовы были выйти в море хоть завтра. Остальные вопросы были так же предварительно обговорены с нужными людьми. А небольшая печатня уже отпечатала первые экземпляры "писем русского наёмника", копии которого были даны Малому ещё в Норовском. Так что Андрею оставалось лишь нанести кой-кому визит, и русский караван мог выдвигаться домой.

Когда князь вошел в гостиную, он увидел купца Мюлиха, сидящего в кресле у камина и мирно беседующем с каким-то мужчиной, знакомство с которым Андрей не имел. Зато купец встретил его словно старого друга, встав с кресла и сделав несколько шагов навстречу.

– И кто посетил моё скромное жилище? Тихий торговец или русский герцог, прославившийся как гроза данцингских моряков?

– А разве это не одно и то же? – принял игру Андрей. – Мне казалось, что человек вполне может совмещать обе ипостаси.

– Ну, одно дело брат-купец, а другое – тут Матиас изящно склонился, – влиятельный вельможа. Воистину, вы смогли меня удивить.

– И это говорит мне человек, который финансирует короля Кристиана, и является поставщиком двора герцога Шлезвиг и Гольштейна Фридриха? А не вы ли отвечали за финансовую реализацию двойной свадьбы между датским королевским домом и курфюршеством Бранденбургским, когда герцог Фридрих женился на Анне Бранденбургской, а одновременно за её брата Иоахима выходила датская принцесса Елизавета?

– Кхм, а вы времени зря не теряли.

– Бросьте, мы оба наводили справки друг о друге. И это правильно, ведь деньги не любят случайных людей. Главное, чтобы от этого не пострадали наши деловые отношения, герр Матиас. У меня, знаете ли, много желаний на этот счёт.

– Это весьма похвально, но позвольте представить вас моему старому знакомому. Беренд Бомховер, член магистрата и адмирал флота вольного города Любек. Герой захвата Борнхольма в последней войне с королём Дании. А тебе, Беренд, позволь представить русского герцога Андре Барбашина. Он, как и ты, любит море и пушки, так что у вас найдётся много общих тем.

Князь и адмирал вежливо раскланялись. После чего купцы, попросив прощения у князя, вернулись к прерванному его приходом разговору. Как он разобрал, они говорили о загородном землевладении и рентных сделках и уже практически заканчивали. После чего дальнейший разговор зашёл о море и прошедшей войне. Тут у Андрея накопилось множество вопросов, ведь как ведётся нынешняя морская война, он знал постольку поскольку, а ведь в любом деле есть нюансы, не учитывать которые бывает весьма вредно для здоровья. Понятно, что всех секретов ему не расскажут, но задавая правильные вопросы можно получить куда больше информации, чем думал выдать ваш собеседник. Он, конечно, не профи, но кое-чему его обучили, когда в части он исполнял должность дознавателя. Однако долго игнорировать хозяина, которому подобная тема была малоинтересна, было невежливо, и вскоре Бомховер поднялся и покинул комнату, предварительно пригласив Андрея заглянуть к нему в гости, уточнив, что живёт он на улице Рыбная. Проводив адмирала до выхода, Матиас переключил всё своё внимание на нового гостя.

– Итак, вернёмся к нашим делам. Хотите открыть в Любеке торговый двор для своего человека?

– И это тоже, хотя и не только это.

– Остальное тоже не трудно угадать, – усмехнулся купец. – Вам нужны мастера и рынок сбыта. Я, конечно, мало знаю Руссию, но кое-какие справки наводил и уверен, что не всё вы можете реализовать у себя. А ведь ваше каперское свидетельство в Любеке могут и не признать, что разом повлечёт за собой определённые трудности.

– Ну, это было не трудно понять, подобные бумаги признают только когда имеют от этого выгоду, а если издержки превысят доход, то цена им меньше, чем ломаный медный грош. Впрочем, ведь вы уже помогали моему человеку избавиться от лишних кораблей и товаров, а значит, считаете, что игра стоит свеч.

– Да, неплохая получилась сделка.

– Ну, вот видите. А что касается остального, я и впрямь был бы не против иной раз скинуть горящий товар через вашего человека. Разумеется, не по рыночной цене, но и сильно рушить цену я тоже не собираюсь.

– Похвально, князь. Чувствуется деловая хватка. А это ваше обвинение в суде Ганзы, где вы представили каперские свидетельства Сигизмунда и потребовали вернуть или оплатить захваченный товар. Давно Совет так не лихорадило. Впрочем, это всё мелочи…

– Но именно мелочи и влияют на конечный результат, – позволил себе не согласиться Андрей.

– Хм, ну да, бывает и такое. Так что же вы хотели, князь, кроме того, о чём я уже догадался.

– Того на чём вы специализируетесь. Торговле медью и серебром. Кстати, примите мои поздравления.

– С чем? – вскинул брови купец.

– С открытием медеплавильни в Ольдесло, конечно. Да-да, я знаю, что это было несколько лет назад, но до сих пор это обсуждают в любекских тавернах. Надеюсь, цех кузнецов не сможет сотворить с вами тоже, что и с прошлым владельцем. Им ведь такая ваша деятельность как нож по одному месту.

– Ничего, я им не Хакелькен. Да и не их это дело.

– И верно. Хорошо когда король, не имеющий серебра, всё же отдаёт долги хотя бы через пожалование землёй? Кстати, о серебре. Я с удивлением узнал, что вы монополист по поставке его на монетный двор Любека. Воистину, я восхищён вашими талантами!

– Хотите вернуться к вопросу продажи серебра вам?

– Вообще-то да. И ещё одна маленькая просьба.

– Какая?

– Скажем, свести меня ещё кое с кем. Я, правда, не знаю, достиг ли он уже вашего благословенного города, но надеюсь, что вы устроите мне встречу.

– И кто же сей таинственный человек?

– Некий шведский дворянин Густав Ваза.

– Хм, не слыхал о таком, – сказал Матиас, после небольшой паузы.

– Значит он ещё в пути. Что ж, буду очень вам благодарен, если вы не забудете о моей маленькой просьбе. А теперь давайте вернёмся к более приземлённым вещам…

Уходил от купца князь в приподнятом настроении. Поскольку старый император не препятствовал русскому найму мастеров, а новый этой темы ещё даже не касался, то договориться удалось по многим вопросам. Да не выгорело с подворьем, но зато Мюлих за скромную плату обещал найти людей разных профессий, из которых Андрей или его представитель смогут произвести найм специалистов уже для себя. Впрочем, компанейцы и так ещё ни разу не уходили из Любека с пустыми руками, вот и сейчас нашлось несколько умельцев из разорившихся вольных мастеров, что не смогли выдержать конкуренцию у цеховиков. Но это были единицы, а Мюллих предлагал массовый найм.

Что же касалось будущего шведского короля, то тут Андрей лишь помнил, что тот, прежде чем высадиться в Швеции, долгое время провёл в Любеке. Но когда он там оказался, князь не помнил, вот и закинул удочку через того, с кем оный Ваза точно будет иметь контакты. Ведь Матиас Мюлих был женат первым браком на дочери бывшего любекского бургомистра Хартвига фон Штитена, а совсем недавно был принят в патрицианское общество Циркельгезельшафт. А ведь именно они – патриции – и будут решать судьбу претендента на корону. И уж точно среди них будет тот же Бомховер.

Правда, что делать с Вазой, Андрей ещё не решил. Убрать его можно, но свято место пусто не бывает. Любеку нужен противовес Кристиану и не будет Вазы, будет кто-то другой. А вот если Ваза всё же сядет на трон, то можно будет с честной совестью оттяпать у него те земли, что де-юре были русскими, а де-факто, давно уже пользовались шведскими наместниками. В общем, тут надо думать и думать, что лучше. А пока можно было сворачивать свои дела и вести караван домой.

Впрочем, в Любеке пришлось задержаться ещё на пару дней, ведь нельзя же не навести визит вежливости адмиралу и члену магистрата. И лишь, после этого корабли и суда Компании покинули, наконец, гостеприимную гавань и тронулись в путь.

Как это ни странно, но за всю дорогу никто не пытался напасть на них, словно в море не было никаких разбойников. Нет, им часто попадались иные суда, но агрессию не проявил никто. Поэтому, дождавшись, когда последний торговец втянется в устье Наровы, "Новик" и "Пенитель морей", отсалютовав флагами, резко отвернули в море и отправились на охоту.

Вдвоём потому что только они могли двигаться и маневрировать примерно одинаково, да и вооружены были лучше всех. Зато теперь за счёт собратьев, они имели на борту почти тройной экипаж, что позволяло неплохо порезвиться на морских дорогах.

За три дня они легко добежали до Гданьской бухты и нагло легли в дрейф недалеко от песчаного и низменного мыса Хель. Теперь предстояла самая трудная часть пиратского промысла: ждать добычу. Команда получила незапланированный отдых. Кто-то отсыпался, кто-то рыбачил с борта, и только дозорные из бочек, на самых верхушках мачт, прилежно всматривались в пустынный горизонт.

Утро было тихое. Дул ровный северо-западный ветерок. Тихо плескала вода за бортом, лениво покачивая стоящее на якоре судно, да поскрипывали снасти. На востоке загоралась заря, предвещая скорое появление светила. И именно в этот предрассветный час раздался с наблюдательной площадки фок-мачты звонкий крик зуйка:

– Эй, внизу! Парус с наветренной стороны!

Нёсший утреннюю вахту Анисим бросился к вантам и, вскарабкавшись повыше, приложил к глазу трубу, чтобы лучше рассмотреть чужой парус. Однако расстояние было ещё велико, и разобрать, кто идёт, не было никакой возможности. Велев вахте наблюдать за чужаком, парень спустился на палубу и вернулся к скучным обязанностям.

Спустя час парусник приблизился настолько, что стал виден и без помощи оптики, хотя разглядеть его флаг было всё ещё невозможно. Но кем бы он ни был, он приближался, и Анисим отправил морехода будить капитана. Андрей появился на юте в одной рубашке и теперь стоял у борта, ёжась от холодного утреннего ветра, и рассматривал неизвестное судно.

– Командуйте, приготовление, – коротко бросил он и отправился в каюту, одеваться.

А на "Новике" закипела работа. Команда принялась открывать порты и выкатывать пушки, подносить к ним ядра и мешочки с заранее отмеренной долей пороха, разбирать оружие для рукопашного боя. Примерно через час стали уже явственно видны три высокие мачты и приподнятые нос и корма большого судна. Увенчанный пышной громадой белоснежных парусов, округлившихся под свежим попутным ветром, он являл собой великолепное зрелище.

– Каракка, – со знанием дела произнёс Анисим, разглядывая судно. – Большая, тыщь двадцать пудов и человек шестьдесят точно имеет.

– И вряд ли гданьская, – вздохнул Андрей. – Ладно, пойдём, посмотрим, кого бог послал. Коли нейтрал, просто помашем флагом, приветствуя. Только держись подальше, чтоб не напугать купчину.

Шхуна и лодья неспешно двинулись в сторону гостя.

Каракка продолжала надменно и невозмутимо двигаться среди волн, словно такая мелочь, как два небольших по сравнению с ней судёнышка, была недостойна её внимания. Хотя и без оптики было видно, что на купце всё готово к сражению.

– Ладно, махните ему чем-нибудь и пойдём своей дорогой, – вздохнул Андрей, разглядев, наконец, под чьим флагом шло чужое судно. Заметив капитана, что в напряжении застыл на ахтердеке, князь поднял свою отороченную бобром шапку и учтиво поклонился. Капитан на секунду нахмурился, а потом старательно ответил ему тем же. Почему бы и не побыть учтивым, коли боя не предвидится?

Так они и разошлись: одни огорчённые тем, что добычи не будет, а другие довольные, что не случилось драки.

Понимая, что как только капитан каракки расскажет об утренней встречи, сюда вскоре примчится вся морская стража Гданьска, Андрей решил спуститься прямо к устью Вислы, обойдя "стражей закона" по дуге. А чтобы охватить как можно больше пространства, "Новик" и "Пенитель морей" стали двигаться этаким маятником, то сходясь, то расходясь друг от друга.

Первым повезло именно "Пенителю". Отбежав от "Новика", он уже собирался возвращаться, как заметил вдали небольшой парус. Заинтересовавшись, Игнат продолжил бег и вскоре разглядел небольшую плоскодонную шкуту. Такие судёнышки были весьма распространены в этих водах, так как Пуцкий залив был очень мелководен, а небольшая осадка шкут позволяла им беспрепятственно ходить между Пуцком и Гданьском.

Разумеется, кораблик был тут же перехвачен, хотя весь груз его состоял лишь из выделанных шкур и небольшого количества засоленного тюленьего мяса. Заставив мужичков потрудится, перегружая его в трюмы "Пенителя", Игнат с чистым сердцем отпустил пустую шкуту и направил лодью обратно на соединение к "Новику".

"Новик" к этому времени так же сумел перехватить небольшой, тонн на тридцать краер, идущий в Гданьск из орденского Кнайпхофа. На нём, кроме привычных орденских товаров (поташа, смолы и зерна) находился и очень дорогой груз. А именно несколько бочек янтаря. Гданьскому цеху янтарных мастеров требовалось очень много солнечного камня, и их потребность не могла покрыть даже привилегия на свободное собирание и выкапывание янтаря для северо-западных земель Польши, а потому его по-прежнему продолжали покупать у Ордена. Что ж, очередному купцу из Гданьска с интересной фамилией Яски очень не повезло. Зато повезло Андрею, тем более теперь он не собирался продавать его в Любеке, как в прошлый раз, а думал отправить на рынки востока, где тот ценился куда дороже. Ну а как беспошлинно довезти его до переволоки на Дон он уже давно разузнал.

Вообще судоходство у устья Вислы было более развито и целей попадалось очень много. Вот только это были всё те же небольшие шкуты, краеры и баржи, везущие небольшое количество в основном местного товара. Ну и рыбаки. Больших доходов с такого каперства не насобираешь.

Очередной рыбацкий баркас попался далеко за полдень, однако на этот раз рыбакам повезло: они смогли убраться в реку целыми и с уловом. Просто потому что одновременно с ними был замечен большой купец, идущий со стороны Гданьска. Это вновь была каракка, но на этот раз над нею реял красный флаг с белыми крестами. "Новик" быстро перекинул паруса и резко завалился налево, идя наперерез купцу. Даже если он доверху забит одним зерном это был неплохой куш.

Ухнула одна из носовых вертлюжных пушек, предлагая гданьчанину лечь в дрейф. Андрей всё же надеялся обойтись без боя, ведь даже обычный экипаж каракки был весьма многочисленнен. Однако купец попался неробкого десятка. В подзорную трубу было хорошо видно, как заблестела сталь доспехов, спешно одеваемая его людьми.

– Что ж, если враг не сдаётся, его уничтожают! – вынес князь своё резюме и дал отмашку канонирам и рулевому.

Последний решительно положил колдершток на правый борт, предоставляя возможность канонирам сделать прицельные выстрелы. Один за другим единороги выплюнули в сторону каракки языки пламени, окутав шхуну серо-белым дымом, тут же, правда, снесённого ветром за противоположный борт. Залп оказался удачным, от купца во все стороны полетели осколки дерева и обрывки снастей. Но самым главным было то, что корабль на время потерял управление, так как рулевой был или убит или ранен, и выпустил румпель из рук.

В результате каракка рыскнула в сторону и потеряла ветер. Прямые паруса на обеих её мачтах обстенились – плотно облепили такелаж, а косая бизань затрепыхала, ловя воздушный поток. Судно стало заметно терять скорость, чем не преминул воспользоваться Андрей.

Нет, идти на абордаж он не стал, и без трубы было прекрасно видно, что в больших марсовых корзинах на мачтах было полно изготовившихся к бою стрелков из луков и арбалетов. По ним уже палили его марсовые, но большого урона пока не нанесли. Так и зачем подставляться?

– По рангоуту, залпом, пали! – скомандовал он, и вскоре "Новик" вновь содрогнулся всем корпусом.

Шхуна плясала вокруг потерявшей ход каракки словно охотничья собака вокруг добычи, каждый раз нанося укус и отбегая в сторону. К сожалению, высокий борт каракки не позволял эффективно выкашивать её экипаж картечью из бортовых орудий, но зато марсовые пушечки старались вовсю. Единороги же палили цепными ядрами и на пятом залпе им, наконец, повезло. С громким треском грот-мачта повалилась в строну, одним за другим обрывая ванты и снасти и с плеском рухнула в море. А вместе с ней упала и самая большая марсовая корзина, заодно предоставив набившимся в неё людям возможность не утонуть в морской пучине, куда их сразу потянули тяжёлые доспехи.

– К абордажу!

"Новик" резко взял в сторону и быстро развернувшись, оказался прямо под кормовым подзором каракки, оказавшейся совсем уж неповоротливой с таким плавучим якорем, как рухнувшая мачта. Вверх полетели абордажные крючья стараясь зацепиться за высокую корму. Первые смельчаки, заранее облепившие ванты шхуны, уже прыгали на чужое судно, паля по его защитникам из мушкетонов. Вслед за ними начали бешено карабкаться на борт корабля и остальные бойцы.

С криком и матом, корсары щедро сеяли смерть на широкой и залитой солнцем палубе. Как бы не были умелы купеческие охранники и простые матросы, но противостоять одетым в железо воинам они долго не могли. Абордажники пронеслись по палубе, словно раскалённый нож сквозь масло, оставив после себя неподвижные или корчащиеся тела, чья кровь от качки растекалась по палубе.

Дольше всех продержались стрелки в корзинах, но и они не хотели умирать, а потому хоть и последними, но сдались на милость победителя. И оказались самыми многочисленными из выживших.

– Ну и какого чёрта вы сопротивлялись, придурки, – выругался Андрей, с нетерпением ожидая доклада о потерях. Однако он оказался куда лучше, чем тот думал. Торопливый подсчёт показал, что только один дружинник был убит стрелой попавшей в горло, а ещё пара лишь слегка ранены, но остались в строю.

Это было просто великолепно, ведь на каракке, как выяснилось, было почти шесть десятков человек, выжило из которых едва два десятка. Капитан погиб одним из первых, а вот купцы оказались вполне себе живы. Их со смехом и зуботычинами вытаскивали из всех корабельных закоулков и сгоняли на корму, где устало облокотившись о фальшборт, стояла мрачная фигура князя.

Оглядев исподлобья порядком струхнувших купчиков, Андрей перегнулся через планширь и громко крикнул вниз:

– Вахтенный! Корабли расцепить и привести по ветру.

А потом вновь оглядел согнанных в кучу людей.

– Вы прекрасно видели мой флаг, но не отговорили капитана. На что вы рассчитывали? Молчите? Ну-ну. Думаете легко отделаться? Увы, господа коммерсанты. Открыв огонь по моему кораблю, вы подписали себе приговор. Теперь я не отпущу вас, как тех, кто покорно спускал предо мною паруса. Теперь вы все должны мне денег. И сейчас получите бумагу и чернила и начнёте писать письма родным.

– А если я откажусь, – вдруг подал голос рыжий средних лет, купец. – Утопишь?

– Зачем? – искренне удивился Андрей. – Знаешь, как мне не хватает рабочих рук. Да тот же лес валить нужно постоянно. Думаю, провести остаток жизни рабом-лесорубом тебя больше прельстит, чем платить мне деньги за выкуп. Как видите, я вполне демократичен и предоставляю вам самим выбрать свою судьбу, – добавил он с кривой усмешкой.

Купцы поняли всё правильно, и отказываться чиркнуть пару строк не стал никто.

Оставив их заниматься чистописанием, Андрей направился в сторону боцмана, который давно уже мялся в сторонке, остановленный властным жестом командира.

– Ну что?

– Это просто кладезь, командир! Бочки с золой и поташем на 30 лаштов, 3 сотни досок, бочки с дёгтем на 10 лаштов, 50 лаштов зерна, 20 пудов свинца и 125 пудов меди. Хорошо купчишки поторговали.

– Очень хорошо, – задумчиво согласился князь.

Теперь им предстояло срочно подготовить каракку к плаванию, потому как экспресс-опросом выживших выяснили, что корабли морской стражи ушли таки к Хелю и, если они там задержались, то вполне могли расслышать пушечную канонаду. А ходу им оттуда до устья три-четыре часа. Да и с крепости, чья высокая башня хорошо была видна отсюда, давно уже послали гонца в город. И если там ещё кто-то остался, то гостей, возможно, стоит ждать и пораньше.

Однако первым всё же появился "Пенитель морей". Ему тут же отсигналили, чтобы находился рядом. Вдвоём уже можно было и повоевать с любым, кто захочет отобрать у корсаров их приз.

Но таких желающих не нашлось. Видимо корабли морской стражи решили пробежаться вдоль косы и тем самым позволили двум волкам уйти самим и увести свою добычу.

Однако аппетит, как известно, растёт во время еды. А ведь приближалось время ежегодной ярмарки и количество кораблей, идущих в Гданьск, скоро должно было возрасти в разы. Следующие несколько дней экипажи каперов матерясь перегружали товары с одних призов на другие. То, что было необходимо самим или котировалось на родном рынке, отправляли под конвоем "Пенителя морей" домой. А всё остальное постарались по максимуму запихать на каракку и один из больших хольков, которые Андрей под охраной "Новика" и повёл в Любек.

На этот раз в Траве он заходил на небольшой пинассе, которая нашлась на каракке, оставив корабли на рейде недалеко от устья реки. Поставив парус в помощь гребцам, пинасса довольно ходко шла против течения, преодолев путь от Травемюнде до Любека за каких-то восемь часов. Несмотря на предварительные договорённости, Андрей всё же не был совсем уверен, что купец сдержит слово. Да, он помнил высказывание про триста процентов прибыли, да и из истории знал, что банальной скупкой пиратской добычи занимались даже короли. Деньги, как говорится, не пахнут. Но ведь всегда может найтись какое-нибудь "но".

Однако немец не подвёл и уже через сутки каракку и хольк ввели в реку и, не доходя до Любека, привязали у небольшого деревянного пирса на одном из многочисленных участков, приобретённых за последнее время Мюлихом.

Вообще купец на сделке неплохо заработал, ведь часть товара он, как крупнейший в Любеке торговец медью, оплатил именно металлом, причём если пиратскую добычу он брал со скидкой, то медь продавал вполне по любекским ценам – одна любекская марка за лисфунд – фиксируя её как вполне честную сделку. Но Андрей не возмущался, всё одно каждый пуд на Руси принесёт ему прибыли минимум в 50 новгородок, что с учётом перевозки и таможен давало князю не менее 30 % прибыли. А если учесть, что ему медь только для собственных нужд требовалась в огромнейших количествах, то такое решение вполне устроило обе договаривающиеся стороны.

Остальную часть Мюлих оплатил серебром: шиллингами, зекслингами и дешёвыми виттенами из низкопробного серебра в 5,5 лотовой пробы, что было тоже неплохо, учитывая тот серебряный голод, что царил на Руси. За небольшой процент на любом монетном дворе эти деньги легко можно было обратить в московки и новгородки, дабы оплачивать труд его людей и наёмных рабочих. Или использовать их для закупки наиболее ценных товаров, благо любекские деньги принимали в любых городах балтийского побережья.

В результате, погрузив всё на "Новик", князь покинул гостеприимный город и в очередной раз взял курс к мысу Хель.

Близился рассвет, а вместе с ним на море медленно наползал туман. Боцман "Морской феи" – крутобокого холька, построенного на верфях Гданьска всего пару лет назад – Клаус Вигбольд проснулся от тишины и какого-то неприятного предчувствия. Всё же не стоило, наверное, бросать якорь на рейде, но что делать, если их судно не успело засветло войти в реку? А виноват был во всём этот русский разбойник, что повадился грабить корабли прямо под носом у морской стражи. Капитан решил обойти Хель, где тот часто поджидал свою добычу, по широкой дуге и слегка не подрассчитал. В результате лишь огонь, зажжённый на башне крепости Вислоустье, показал им, где находится берег. Но входить в сгущающихся сумерках в Вислу ни капитан, ни лоцман не решились. Тем более что дневной бриз уже сменился ночным. Так что лоцман так и убыл на лодке обратно на берег, а хольк бросил якорь и стал ждать утра и попутного ветра. Впрочем, он такой был не один: на рейде мирно ночевало ещё пятеро торговцев и корабль морской стражи.

Клаус откинул стёганное одеяло и тяжело спустился с лежака. Хоть хольк и был новеньким, но матросы всё так же ютились в низком кубрике, в носовой части судна и спали на голой палубе, лишь изредка подстелив что-то типа матраса. Это лишь у него, согласно чина, была своя отдельная лежанка, намертво прибитая к носовой переборке. Что ж, он привык к подобному неустройству корабельной жизни, а за долгую практику знавал корабли, на которых матросы даже крыши не имели над головой и спали под открытым небом. Зато кормили на "Фее" неплохо, да и платили, надо сказать, вовремя и вполне изрядно, так что грех было жаловаться. А небольшое неустройство в походе и перетерпеть можно.

Их судно вернулось с товарами из самого Брюгге и матросы с нетерпением ожидали возвращения домой и возможность обнять жену или облапать подружку в ближайшей таверне. Потому неожиданную ночёвку они встретили глухим ворчанием и под вечер, тайком от начальства, раздавили припрятанное ещё с последнего порта винцо. Клаус, которому матросы поднесли большую кружку, закрыл на всё глаза. В конце концов, до свинячьего визга никто напиваться не стал, а так хоть порадовали себя, вон и ворчать перестали. Да и на корме, где располагались каюты капитана, навигатора и пассажиров тоже вряд ли сидели в трезвости. В общем, все всё понимали и просто делали вид, что ничего не замечают.

А под утро старого моряка словно кольнуло что-то. Не понимая, что тому было причиной, Клаус решил прогуляться по палубе. А заодно и вахту проверить. Вдруг уснул кто, чёртовы дети!

Накинув куртку, он не спеша вышел на палубу и огляделся. Всё окрест было плотно окутано влажным и непроницаемо белым дымом тумана. Где-то совсем рядом смутно просматривались кормовые огни какого-то судна. И тишина! Лишь равномерный плеск волны о борт прерывал её.

Клаус медленно обошёл весь корабль, поверив всех и выдав люлей задремавшему возле румпеля ютовому. А нечего дрыхнуть на вахте! Потом, поёживаясь от холода, остался на палубе ждать появления солнца. Которое, видимо, уже поднялось из-за горизонта, ведь на востоке сквозь туман уже проступала еле различимая розоватость. Через некоторое время подул береговой ветер, и стало заметно светлее. Туман исчезал как-то неприметно, хотя очертания большого корабля стоящего на якоре, стали более явственными.

И тут идиллию туманного рассвета разорвали пушечные залпы, заставив старого боцмана подскочить от неожиданности.

Вдруг из серых клубов тумана, словно призрак появился корабль. Молчаливо он проплыл мимо "Феи", нагоняя ужас на суеверных матросов, и вдруг резко довернув, с глухим стуком ударился о борт соседней карраки. И с него на борт обречённого купца горохом посыпались то ли люди, то ли призраки. Где-то в тумане вновь прогрохотали залпы и тут Клаус опомнился:

– К бою, чёртовы дети! Не стоять! Герхард, бери людей и ставьте паруса. Живее, мать вашу!

– Клаус, ты хочешь сражаться с призраками? – в глазах Герхарда плескался ужас.

– Тупица! Призракам не нужны пушки! Это тот русский пришёл по наши души!

Тут боцман увидал капитана, что выскочил на палубу, разбуженный грохотом залпов.

– Герр капитан, – бросился боцман к нему. – Велите рубить якорь и ставить паруса. Мы ещё можем спастись.

– Да-да, капитан, – в расширенных от страха и непонимания глазах выскочившего вслед за капитаном купца, бывшего одновременно и хозяином холька, проступило здравомыслие. – Командуйте!

Вот только капитану – старому морскому волку, исходившему множество морей вплоть до испанского побережья – приказывать было не нужно. Он уже и сам разобрался в ситуации и теперь его зычный голос погнал матросов по местам.

– Боцман, руби канат, – рявкнул он на Клауса и тот бегом бросился к шпилю. Всё верно: времени, чтобы вытягивать якорь, просто не было. Подхватив принесённый кем-то топор, он несколькими ударами обрубил пеньковый канат и хольк начал медленно дрейфовать по рейду. Но тут матросы, подгоняемые Герхардом, распустили парус на фок-мачте, и тот обвис, покрывая мачту огромным полотнищем с множеством складок. Однако это продолжалось недолго и вскоре, поймав воздушный поток, парус сначала затрепыхался, а потом выгнулся, распрямляясь.

Так и стоя с топором возле шпиля, боцман обернулся. Пират уже закончил с караккой и теперь спешно освобождался от спутавшихся снастей. Оценив его изящные обводы, Клаус понял, что их медлительной "Феи" от такого не уйти, если он обратит на них внимание. А ведь где-то в тумане, стремительно редеющем, скрывался ещё один пират.

Однако им повезло. Русские, ну а кто ещё так нагло мог нападать на гданьские корабли в водах города, не стали гнаться за хольком, и тот спокойно смог уйти. Как потом выяснилось, из всех, кто ночевал в ту злополучную ночь на рейде, смогли спастись лишь они и большая каракка под флагом Висмара, которую пираты почему-то не тронули.

Корабль же морской стражи был ими потоплен ещё в самом начале боя. Воспользовавшись туманом, один из русских кораблей приблизился к нему вплотную и вступил в бой. Увы, "Морской рысак" не смог оказать каперу достойного сопротивления, и был потоплен, даже не успев дать ни одного залпа в ответ. И это именно его расстрел и всполошил весь рейд.

Когда хольк наконец-то ошвартовался в гданьском порту, Клаус и большая часть команды прямиком с борта направились в ближайший костёл, дабы возблагодарить господа за чудесное спасение и лишь только потом старый боцман пошагал до дому, где его ждали жена, дети и первый внук.

Когда корабли с призами вновь оказались возле Тютерса, вся прошлая добыча уже была пристроена и островные склады изрядно опустели. Деятельный Малой, приплывший из Норовского, тут же принялся сортировать полученную добычу, делая сразу и примерную оценку захваченного.

Когда он озвучил, сколько Русско-Балтийская торговая компания заработала на каперстве, у Андрея чуть глаза на лоб не вылезли. Пятьдесят тысяч! Правда треть из этого в государеву казну отошла, но всё одно это очень много. Если кому не ясно, то государь всея Руси Василий III Иванович собирал налогами триста тысяч рублей. А тут казначей возьмёт и доложит, сколько ему всего лишь один подданный денег отвалил. И как бы последнему не восхотелось прибрать к рукам столь прибыльный бизнес. В истории и за меньшее врагом делали. А на Руси, как известно, Бастилий не водилось!

А ещё из оставшихся средств Малому на торговлю отложить требовалось. Потому как дело Русско-Балтийской торговой компании росло и требовало дополнительных инвестиций. Вытянутый из небытия бывший студент оказался великолепным организатором, тянущим на своих плечах всю торговую составляющую его балтийской аферы. Подумать только, и такого человека после смерти архиепископа Геннадия просто задвинули, словно ненужную вещь, да ещё и костром грозились. Ох, в сотый раз стоило мысленно сказать спасибо дяде, что в своё время похвалился наличием дипломированного дьячка.

А ведь ещё и родне подарков набрать стоило. Да поднести с вежеством, не мелочась. Потому как случись что, кто будет его бедную шкурку спасть? Пушкин? Так его предки ещё по Африке голышом бегают. Нет, именно родичи встанут между опальным родственником и государем, вымаливая тому прощение. И ведь вымолят, коль сразу не казнят: сколь раз такое бывало. А уж от другого клана и вовсе иной защиты не найти. Так что эти траты и не траты вовсе получаются, а инвестирование в себя любимого.

Но всё одно тысяч пятнадцать-двадцать вполне себе оставались в его распоряжении. А имея столько денег, сколько дел можно сотворить! Имея дико низкие цены на холопском рынке из-за переизбытка полона, можно было заселить все вотчины и тем самым на первых порах поднять их доходность экстенсивным путём. Потому как промышленному развитию той же камской вотчины мешало отсутствие приличной кормовой базы. С учётом урожайности, для содержания одного рабочего нужно было пять-шесть крестьян с крепким хозяйством. А ведь только на одном медеплавильном заводе у него было 50 ровщиков (шахтёров, что добывали медь) и 5 мастеров-литейщиков. Вот и считайте, сколько крестьян только на них надобно. А помощники да ученики литейщиков? А углежоги? А солевары? А школа? Ведь кормить-то нужно всех!

В общем, оставалось только за голову хвататься, словно и без того проблем было мало.

Вот чтобы не ломать сей весьма нужный предмет, Андрей решительно отбросил все мысли и решил сосредоточиться на ближайшем деле. А оно было двоякое. С одной стороны – государево, а с другой – лично дядево. Просто Немой пожалился как-то, что свеи в очередной раз побили сборщиков налогов, что отправились вглубь Корельского уезда Водской пятины. Андрей поначалу не понял, в чём тут дело. Там, в 21 веке все как-то привыкли, что Финляндия это Финляндия и граница с нею всегда проходила примерно в одних и тех же местах. Вот только всё оказалось отнюдь не так просто.

Когда-то финские земли входили в Водскую пятину Великого Новгорода, где предприимчивые купцы собирали дань мехами и железом. А потом на эти земли пришли шведы. Воспользовавшись тяжёлым периодом, они к 1293 году захватили три новгородских карельских погоста, а также заложил Выборгский замок. В 1295 году захватили Корелу, а в 1300 году заложили крепость Ландскрону в том месте, где Охта впадает в Неву.

Поняв, что своих сил им не хватает, новгородцы обратились к московскому князю Юрию, старшему брату Ивана, ещё не ставшего Калитой. В результате, после многочисленных стычек, 12 августа 1323 года в крепости Орешек встретились два посольства и князь Юрий Московский от имени Новгорода и Маттиас Кеттильмундсон от имени малолетнего шведского короля Магнуса IV, заключили мирное соглашение, оставшееся в истории как Ореховецкое. Согласно ему к шведам отошли три погоста, отданные князем Юрием "по любви" (потому как отбить их обратно сил у Новгорода не было), и была установлена первая в истории русско-шведская граница. Карельский перешеек разделялся надвое, – западная часть отошла к Швеции, восточная – к Новгороду. Граница проходила по реке Сестра, от её истока к северу по болотам, затем проходила почти полностью по Вуоксе с незначительными отклонениями в пользу Швеции; доходила до озера Сайма, а затем граница шла почти по прямой линии до берега Ботнического залива у впадения в него современной реки Пюхяйоки. Таким образом, Новгородская республика получила довольно широкий выход к Ботническому заливу, вот только воспользоваться этими приобретениями по уму новгородские олигархи так и не смогли.

Земли те были слабо заселены и недостаточно освоены, и Новгород выходом в залив не воспользовался. Мужи новгородские мыслили всё так же категориями раннего Средневековья и отставали от европейцев в этом вопросе на пару столетий, если не больше. Брать дань с чухонцев – да не вопрос, это завсегда готовы! Совершать грабительские походы – да аналогично! Но вот массовое крещение и закрепление территории за собой? А вот этого не было.

Зато данным обстоятельством неплохо воспользовалась Швеция, постепенно, без крупного военного конфликта, освоив земли Эстерботнии, и таким образом лишив Новгородскую республику этой территории. Шведы всерьёз взялись за дело колонизации тамошних земель и аборигенов – замки и торговые поселения, поток переселенцев (пусть небольшой, но всё же), крещение туземцев в истинную веру. В общем, шведы обживались здесь всерьёз и надолго.

Причём временами действовали даже дерзко, вовсе без оглядки на заключённый договор. Тот же Олафсборг был ими поставлен по своему хотению, хотя по Ореховскому миру запрещалась строить замки и крепости рядом с границей. Так ведь мало того, шведы не просто построили укрепление, они ещё и залезли вглубь новгородской территории на пять километров, потому как именно там место было очень удобное. Крепость встала так, что контролировала все окрестные водные просторы. Зато навести мосты к ней было не так-то просто, ведь рядом с замком было достаточно сильное течение. А чтобы оправдать такую наглость, шведы и вовсе изготовили подложный договор, в котором описывалась выгодная для них граница.

Московские государи, конечно, были возмущены подобным нарушением договора и несколько раз воевали со шведами, восстанавливая статус-кво, вот только граница так и продолжала существовать в рамках, установленных Ореховским договором лишь юридически, а в реальности сил и желания на освоение тех земель у Руси не было. Но иногда новгородские наместники всё же вспоминали о тех территориях и даже пытались взять с них дань, однако эти попытки чаще всего оканчивались кровью. Шведы на эти земли не пускали не только сборщиков дани, но и купцов, что уж совсем не лезло ни в какие ворота и прямо противоречило условиям договора.

В общем, дядя, получив подобный щелчок по носу и заваленный жалобами купцов на разбойные действия шведов, попросил глянуть, а что там, на морском бережку твориться. И Андрей пообещал глянуть.

И вот теперь, выполняя обещание, два русских корабля покинули нарвский берег и прямым ходом двинулись в сторону Аландских островов. Нет, в Кастельхольм, которым несколько лет управлял отец будущего шведского короля, они заходить не стали. Не с руки, так сказать. Они просто обошли архипелаг по глубоководному проливу Сёдра-Кваркен, счастливо избегнув встречи, что с блокадным флотом датчан, что со шведскими и ганзейскими прорывателями сей блокады, и углубились в Ботнический залив, более известный на Руси, как Каяно море.

Следующие двое суток они стремительно неслись по заливу, распугивая рыбаков и небольшие купеческие суда, пока не миновали пролив Норра-Кваркен, а уже оттуда повернули в сторону будущего городка Оулу. Почему туда? Так понятное дело! В договоре-то пограничной рекой некая Патеоки указана. А где её искать? Нет, может, кто из стариков новгородских и знает, вот только пока их отыщешь. И это ещё при условии, что не выселили такого знатока в своё время куда-нибудь в низовые земли. А вот Оулу в Новгороде помнили. Ещё бы, ведь наиболее важной из рек русской Приботнии была река Оулу (Овла по-русски), связанная старинным водным путём через систему озера Пиелисьярви с Беломорской Карелией и с карельским Приладожьем. Именно по ней новгородцы и попадали в Приботнию, и по ней же происходили торговые сношения Приботнии с Новгородом. Экономические и политические связи новгородцев с морским приботническим побережьем и с населением других рек Приботнии, также впадавших в Ботнический залив, тоже проще всего было осуществлять из устья этой реки.

Потому и шведы свою первую крепость в тех местах поставили именно там, как в месте наиболее значимом в стратегическом и экономическом отношении. И не спроста именно там, в следующем веке появилась шведская военно-морская база Улеаборг. Да и люди, что сумели добраться до тех краёв в недавнем времени имелись в Новгороде. Один из них – купец Мишук Онисим сын по прозванью Хват – находился сейчас на "Новике". Вон он, стоит на баке и внимательно вглядывается в морской простор. А лет пятнадцать назад тогда ещё молодой и бедовый, сумел он проскочить вглубь Водской пятины и набрать мехов, смолы да железа у местных жителей. Но тут удача отвернулась от купца: налетели на него чужие воины, обоз пограбили, людей побили, а самому Мишуку с парой возниц едва удалось в лесу укрыться. Сколь они бродили по тем местам, он и сам не помнил, но на Овлу-реку вышли. Спустились вниз по течению и увидали, как в устье речном поднялся небольшой торгово-рыболовецкий посёлок защищённый деревянной крепостицей. Уж сколь раз на него новгородцы хаживали, а искоренить сей посёлок так и не смогли.

Тогда он смог вернуться обратно на Русь и даже сумел отбить потерянное, но зло на шведов затаил немалое. И вот теперь купец плыл в те места, чтобы точно опознать селение и тем самым дать князю точку отсчёта. А заодно на месте разобраться, чем живёт поселение и сможет ли он там развернуться во всю ширь своей души.

Подгоняемые попутным течением и крепким ветром, дующим в галфинд, корсарские корабли за два дня проскочили расстояние от острова Вайлгрунд до острова Хайлуто, в нынешние времена представлявший собой три отдельных острова, что высились в море в двадцати пяти верстах от устья Овлы-реки, где и бросили якорь. Входить сразу в устье реки, не зная фарватера, Андрей посчитал большой глупостью. Так что великолепные пляжи западного побережья островов неожиданно превратились в место отдыха экипажей и абордажников. Погода стояла великолепная, и не скажешь что отсюда до Полярного круга всего-то двести километров. Да, суровая северная природа бедна яркими красками, но от этого места вокруг не становились хуже. А если учесть, что Финляндия, как и Карелия, весьма богата на различные месторождения, то приличных слов для описания умственных способностей новгородцев у князя не находилось.

Пока основная часть людей отдыхала, как могла: жарила мясо, загорала под тёплым солнышком, а наиболее смелые даже умудрялись купаться – вахта бдительно несла службу и появление одинокого паруса не проворонила. Тотчас от борта "Новика" отошла пинасса, понравившаяся Андрею и оставленная им для себя, и, подгоняемая могучими гребками, стремительно понеслась наперехват.

Простые рыбаки, возвращавшиеся с уловом домой, даже если б и захотели, не смогли бы ни убежать, ни сопротивляться тем, кто встал на их пути. Полные самых плохих предчувствий, они покорно перешли на борт пинассы, а их небольшое судёнышко было надёжно привязано за кормой.

Через час после того, как наблюдатель рассмотрел чужой парус, рыбаки предстали перед князем, сидевшим в окружении своих офицеров и купца Хвата, который выступал и как переводчик. Чтобы получить максимум возможной информации, карелов подводили по одному, а зуёк старательно записывал их ответы. Князя интересовало многое, и потому опрос затянулся надолго. Зато и информации получили немало.

То, что рыбаки оказались членами одной семьи мало кого удивило. Зато рыбаки практически сразу рассказали про одно из главных богатств местных земель. Точнее вод. Лосось! И ведь не скажешь, что про него совсем не знали: когда-то новгородцы на своих ушкуях приходили за ним сюда. Но с тех времён много воды утекло, давно перестали русичи посещать сии места, и об этом богатстве почти забылось в далёком купеческом городе. Зато про него хорошо помнили ганзейские купцы, что продолжали поставлять сюда соль, с помощью которой лосось консервировали и потом те же купцы продавали его богатым людям и в королевские дворы по всей Европе.

Те же ганзейцы и присоединившиеся к ним местные торговцы кроме рыбы вывозили из этих мест ещё и смолу, дёготь и, разумеется, лес. Если верить рыбакам, то летом гавань и рыночная площадь посёлка буквально бурлили жизнью. Глядя в заблестевшие глаза Хвата, Андрей с усмешкой понял, что одного жителя для будущей колонии он уже нашёл. С другой стороны, нельзя объять необъятное и пусть Мишук впрягается в работу, неся заодно сюда и свои деньги. Нет, разумеется, Руссо-Балт (ага, вот так простенько и со вкусом, а то РБТК как-то не звучала, да и с другой стороны – чего голову ломать, коли до нас уже давно всё придумали) не бросит эти места на произвол судьбы и откроет здесь своё отделение. Но зачем же одному горбатиться?

А то, что отсюда можно было многое поиметь, Андрей знал из истории. Шведы ведь не дураки были. Так что пора вспоминать, что земли эти русские, а шведы тут интервенты чистой воды. Но тут возникала одна трудность. Василий Иванович, конечно, до своего сильно зол был, но и чистый беспредел мог не потерпеть. Да, земли эти русские, и договором со шведами от 1510 года подтверждённые, но шведы скоро станут подданными Кристиана, который числился ближайшим союзником (и даже вполне себе неплохо помогал в трудные годы). И вот как бы политическая целесообразность не вытеснила всё иное. А то взъерепенится государь за побитие союзных подданных, упрётся в то, что, мол, полюбовно всё решить было можно и не докажешь ему ничего. Ведь вполне может и такое быть – границы Ореховецкого договора датский король тоже признавал. И вполне мог устроить вывод своих людей и передачу поселения русским. Хотя мог и не устроить, кто их, королей этих знает. Но вот то, что править Швецией Кристиану предстояло всего два года, так про то только Андрей и знал. С другой стороны, отчего бы и не подождать эти годы? Подкопить людишек, дабы было кого селить, поговорить с церковными иерархами, чтобы не допустили ошибок прошлого, уговорить государя взять ту землю под свою крепкую руку, заодно и демаркацию границы проведя, а как смута наступит – отхватить всё разом и поставить Вазу пред свершившимся фактом. Тоже ведь вариант. Так что наскоком тут решать не стоит, а вот информацию собрать нужно.

Так что за рыбаков взялись всерьёз и те показали, что у реки стоит деревянная крепость, которая служит для защиты поселения от набегов. Впрочем, самих набегов давно уже не было, так как местные племена ему давно находятся под окормлением шведских церковников, что несут веру в Христа диким язычникам, а схизматикам-новгородцам хватило одного раза, чтобы забыть дорогу сюда. Ныне управляет крепостью и округой шведский рыцарь Ивор Лоде и у него довольно много воинов. Сколько точно, рыбаки сказать не могли или не хотели, а пытать их Андрей не собирался. Уточнив кое-какие детали, он взял с собой старшего из рыбаков и полтора десятка людей, дабы совершить рекогносцировку на местности. Остальные рыбаки оставались в лагере в качестве заложников, но князь пообещал старику, что если всё пройдёт успешно, он всех отпустит и даже выкупит улов, который был уже изрядно распотрошён его людьми.

Вот так князь Андрей и появился впервые в Овле-городке, одетый в непонятное рубище и на пропахшем рыбой и морем старом баркасе.

Устье реки в эти времена ещё не было изрезано островами, на которых так удобно было бы организовать артиллерийские батареи и надёжно перекрыть вход в гавань любому флоту. Тот же Хиетсаари ныне был раза в два меньше самого себя в будущем, а вход в реку, соответственно шире. Да и стояли острова в основном безлюдные и поросшие густым лесом.

Миновав небольшой и низменный Ольюсаари, рыбацкий чёлн вошёл в широкую излучину Овлы. Андрей, внимательно осматривая окрестности, не забывал поглядывать и на гардемаринов, что наскоро делали кроки-наброски. До настоящей лоции этим рисункам было, конечно, далеко, но хоть какое-то представление о корабельном ходе они давали. Пресловутая крепость открылась взору, едва чёлн вошёл в протоку между очередными островами, хотя сам фарватер уходил значительно левее. Но князю куда важнее было рассмотреть укрепления. Что сказать? Поднявшаяся на левом берегу Овлы-реки, крепость представляла из себя небольшой четырёхугольный деревянный замок с пятью высокими башнями, окруженный земляными валами. И на неприступную, которую русские воины безуспешно пытались завоевать полтора века назад, как о том упоминается в новгородских летописях, вовсе не походила. Хотя помучиться на её высоких насыпях при штурме всё же придётся. А если там ещё и крепкий гарнизон с пушками, то крови прольётся немало. Впрочем, как справляться с деревянными стенами у него уже опыт имелся, да и просто так класть своих людей на бесплодные штурмы он не собирался при любом раскладе.

Близко к крепости подходить не стали, обойдя её по дуге, но и далеко вглубь пройти тоже не удалось. Как и предупреждал рыбак, чуть дальше за крепостью начинались пороги, преграждавшие путь, отчего спускавшиеся сверху лодки предпочитали разгружаться перед ними.

Сам посёлок вырос прямо напротив крепостицы на другом берегу реки. Вполне обычный для этих мест. Никакой общей стены у него не было, но все усадьбы были ограждены высокими тынами. Бревенчатые избы, возведённые на небольшом каменном фундаменте и рубленные в "лапу" были крыты тесом, древесной корой или дерном. Влияние же северной Швеции сказывалось в характерном множестве хозяйственных построек, важнейшие из которых составляли вместе с домом замыкающий двор четырехугольник, а остальные были расположены свободно за пределами этого двора. Все постройки были обмазаны глиной или дегтем для лучшего предохранения от влияний воздуха. Дома наиболее состоятельных жителей выделялись богатой резьбой и яркой окраской. У остальных резьбой украшались лишь входные двери.

Широкие бревенчатые пирсы были практически пусты, если не считать пару коггов. Как объяснил рыбак, это купцы ожидали прихода каравана из верховьев Овлы. Выслушав его, Андрей лишь зло хмыкнул. Нетрудно было догадаться, что привезут на речных судах. Спрос на лес и смолу рос с каждым годом, а где, как не в Приботнии, имевшей большие массивы хвойных лесов, необходимых для смоляного производства её производить. Ведь не секрет, что три четверти смолы, которую будет производить в следующем веке Швеция, приходилось именно на финские провинции, и две третьих её шло на экспорт, пополняя казну бедного, в общем-то, королевства. Но корни тех событий произрастали здесь и сейчас. Шведам явно было плевать на договор, они пришли сюда всерьёз и надолго и теперь неторопливо укреплялись на дважды чужой для них земле.

Рассмотрев всё, что ему было нужно, князь велел рыбаку поворачивать обратно и спустя пару часов вновь оказался на месте якорной стоянки. Пора было решать что делать. А пока рыбаков закрыли под замок, а их улов пустили на уху.

Утром старый рыбак с удивлением сжал в мозолистой ладони тугой кошель с платой "за рыбу и работу", хотя сам давно свыкся с мыслью, что жизнь его и родных закончена. Он нисколько не обольщался на этот счёт, ибо давно понял, что пришедшие корабли под флагом никогда ранее им не видимым были кем угодно, только не торговыми. Да и не таким уж тупым деревенщиной был старик, в молодости ему посчастливилось немало походить на купеческих посудинах и он вполне смог опознать язык незваных гостей. Это были русские, и это говорило о том, что времена спокойной жизни в Улеборге заканчиваются. В преданиях стариков ещё живы были рассказы о походах новгородцев, желавших забрать эти места под свою руку. Но те всегда приходили из внутренних земель, и об их приходе в селении узнавали заранее. А эти пришли с моря, неожиданно. Вызнали все, что им надо и собирались просто уйти. Вот только не смешите старого рыбака про простое любопытство. Это явно была разведка. А если на простую разведку присылают два больших корабля, то кто придёт завоёвывать? У этого начальника людей если и было меньше, чем у коменданта крепости, то явно не на много. И пушки были куда крупнее тех, что стояли в крепости, уж он-то знал, ведь часто завозил свежую рыбу для гарнизона. И раз русский ушел, не причинив вреда ни селению, ни крепости, то это значит, что вскоре он вернётся с куда большими силами и тогда Улеборгу ни спасёт уже ничто.

Разложив перед собой чистый лист, Ивор Лоде крепко задумался. В отличие от простого рыбака, он прекрасно знал на чьих землях стоит Улеборг. И ему сильно не нравилось известие об интересе русских к его крепости. Ведь сюда он попал по протекции, и это был его шанс сделать карьеру. Род Лоде принадлежал к тем аристократическим семействам, что имели лёны в разных странах. Однако в знаменитом Брункенбергском сражении его отец встал на сторону союза Стуре и Аксельссонов, что, возможно, было ошибкой и не принесло им богатства. Практически весь шведский лён был либо утерян в годы безвластия в борьбе с сильными соседями, либо давно заложен или вообще продан. А последние владения в Дании, как и у других шведских дворян поддержавших регента, были конфискованы королём Гансом I. И даже признание Стеном Стуре принца Кристиана наследником шведской короны не вернуло их. Так что Ивор нисколько не завидовал своему старшему брату Нильсу, которому на условиях майората достался старый и обветшавший замок отца и немного пахотной земли, сдаваемой бондам в аренду. Впрочем, ни для кого не было секретам, что большинство фрельсов Швеции было бедно и мало отличалось от верхушки зажиточного крестьянства. Вот только Ивору такая жизнь была не по нутру. Ему посчастливилось однажды побывать в Дании, и он хорошо насмотрелся на жизнь тамошних дворян и наслушался рассказов путешественников, приехавших из имперских земель.

Впрочем, как второму сыну, ему мало что светило, а потому он рано начал оббивать пороги более удачливых родственников и со временем добился своего. Да, его засунули сюда, в финскую глушь, дабы просто избавиться от бедного, но настойчивого просителя, но получилось так, что тем самым он вытянул свой счастливый билет. Будучи комендантом заштатной крепостицы, молодой Лоде, разобравшись в хитросплетениях местной деловой жизни, смог неплохо обогатить свой карман, и был ныне куда богаче, чем братец Нильс.

И вот теперь над всем его благополучием нависла нешуточная опасность. А что самое плохое – русские удачно подгадали со временем. Швецию давно раздирала смута. Государственный совет, ведомый архиепископом Тролле, открыто выступал против планов регента Стуре. И в эту бучу с большим удовольствием вписался новый датский король, когда-то признанный тем же регентом наследником шведской короны. И что с того, что замок архиепископа ныне был разрушен, а сам он оказался в тюрьме? Кристиан не желал мириться с таким положением дел, и вся Швеции жила в ожидании нового вторжения, стеная от блокады, устроенной датским флотом и каперами. А это значит, что никаких сил ему в помощь выделено не будет. Когда вершатся великие дела проблемы далёких окраин отходят в сторону. И если русские всё же придут, то Улеаборг Слотт вряд ли устоит. А русские придут, ведь они считали эти земли своими и, как известно, были союзниками Кристиана.

Нет, фрельс Ивор Лоде не был трусом, и он собирался до последнего защищать вверенную ему крепость, но при всём притом он был и благоразумным человеком. Осенние шторма не дадут русским атаковать крепость в этом году, флота вторжения в заливе не было, иначе разведчики не уплыли бы вместе. А значит, надо будет собрать всё самое ценное, что накопилось у него здесь и переправить с ближайшей оказией в Швецию, дабы если господь позволит ему остаться в живых, то ему бы не пришлось начинать всё сначала. Так что дел, которыми нужно было заняться, кроме, разумеется, подготовки крепости к возможной осаде, у него хватало.

Но для начала нужно написать донесение в Стокгольм…