Князь мертвецов

Глава 13. Lle quena l'lambe tel' Eldalie?¹⁰

— Вот выдумали еще!

Дверь конюшни захлопнулась за Адой. Проводить не разрешила, наверное, потому, что вызвался Митя. Будь это Ингвар, наверняка бы не отказалась, но раздосадованный Штольц аккуратно пристраивал наполовину обмотанную проволокой трость в ящик.

А элегантно получается. И оригинально. Замечательно бы пошла к тому сюртуку с кожаными вставками, что сделал старый Альшванг. Спросить, что ли, Ингвара, кому и для чего он эту трость делает, и нельзя ли и себе такую? Так ведь не скажет; еще и язвить примется.

— Зачем мне эти альвийские мурлыканья? Ладно еще французский, у них публикуют интересные инженерные работы. А цветочных каталогов и модных журналов я, знаете ли, не читаю! — Ингвар наконец выпрямился, давая понять, что готов. — Сами занимайтесь, вам для светской жизни надобно.

— Говорите с отцом, это его решение, — раздраженно буркнул Митя. Ломается, как купчиха на городском балу.

— А вы с ним по-прежнему не разговариваете? — вроде бы безучастно спросил Ингвар.

— Это не я с ним, это он со мной.

— Не разговаривает и не знает, что цыган напал на вас еще до налета варягов? — прилетело ему в спину.

Ингвар стоял у бочки с водой, рассеяно приглаживая влажными руками волосы, и сверлил Митю испытывающим взглядом.

— Вы ведь не случайно тогда нашли тело той рыжей кошки, мадам Сердюковой! Вы все время искали убийцу? Специально? Вы? Почему?

Плещущее в глазах Ингвара безграничное удивление — будто у Мити вторая голова отросла! — показалось обидным. И впрямь, как удивительно: искать того, кто не просто убил — растерзал пять человек!

«Удивительно. Большинство… подавляющее большинство людей, вот хоть тот же Ингвар, убийствам возмутились, жертвам посочувствовали, но убийцу искать не стали. Не их дело» — голос, словно звучащий голове, походил на его собственный, но был ледяным и спокойным. Мертвым.

«И не мое!» — мысленно озлился на этот голос Митя и передернул плечами, как от холода.

— От скуки. — Митя полуприкрыл веки, глядя на Ингвара с томной надменностью. Во всяком случае именно это выражение, подмеченное у свитских великих князей, он пытался изобразить. — Может же у светского человека быть, как это называют альвийцы — хобби?

То ли выражение лица, то ли слова подействовали на Ингвара как красная тряпка на быка:

— Это вы людскую смерть хобби называете?

— Почему бы и нет?

— Потому что хобби — это удовольствие, вот почему!

— Да-а… Кой кого я прибил бы с истинным удовольствием. — Митя мечтательно закатил глаза.

— В прошлый раз вы меня подловили, потому что я не ожидал! — Ингвар набычился и шагнул ближе.

Как мило с его стороны — теперь если сразу кулаком да под вздох. Митя шевельнул локтем, проверяя, не сдерживает ли сюртук движения.

— В этот раз так запросто у вас не выйдет!

Они застыли друг напротив друга, едва не уперевшись носами — Митя бы посмеялся, но пропустить первый удар, потому что в этот момент хихикал — совершеннейший моветон!

Дверь конюшни в очередной раз распахнулась, Маняша шагнула из яркого дневного света в полумрак конюшни, и не поднимая глаз пролепетала:

— Не угодно ли барышням чаю?

Митя с Ингваром дико поглядели друг на друга, Ингвар растерянным баском ухнул:

— На конюшню?

Маняша вскинула взгляд, пронзительно взвизгнула и выскочила наружу. За дверью раздался топот бегущих ног.

— Мышь, что ли, увидела? — растерялся Ингвар.

— Нет. Нас. — фыркнул Митя и оценив выражение лица Ингвара, все же захихикал. — и даже не надейтесь, что только меня! От меня одного она уже не визжит.

— Ненормальная какая-то… Ладно, идемте уже на эту вашу бесполезную дурь!

— Не мою. Альвийскую. — кротко возразил Митя.

— Вашу бесполезную альвийскую дурь, — также кротко согласился Ингвар, запирая конюшню.

— А может, и правда, чаю попросить? — тащась за Митей продолжал жалобно бубнить Ингвар. — Лесю, она, вроде, поспокойнее этой… сумасшедшей. А то чувствую, без чая я все эти «Anaaran atish'an»¹¹ попросту не выдержу!

— Решили отчаяться, Ингвар? — входя в дом, хмыкнул Митя.

— Каламбурист! В прессу свои каламбуры шлите, вон, в «Будильник» или «Петербургскую газету», может, там оценят. — Ингвар становился все мрачнее. — Куда хоть идти-то?

Впрочем, голоса они услышали издалека.

— Правда же, моя Ниночка очень талантливая? — тетушкин голос слышался из малой гостиной.

— Все дети есть талант. — слегка неуверенно шелестела в ответ мисс Джексон.

— Но моя-то уроки всегда на лету схватывала! Уверена, все, что вы ей рассказывали, она сразу запомнила! Нинуша, ну скажи что-нибудь?

Ответом было молчание — мрачное, яростное даже. Мите не надо было видеть, чтоб точно знать — Ниночка стоит, упрямо нагнув голову и выставив туго заплетенные косички, как бычок — рожки. И молчит.

— Нина! — голос тетушки построжел. — Ты занималась целый урок. Что-то ты должна была запомнить? Вот и повтори, пожалуйста, чтобы мне быть уверенной, что ты не лентяйничаешь.

Молчание. Сопение, в котором уже слышались слезы. И снова ни звука.

— Она совсем не есть лентяйка! — протестующе пролепетала мисс Джексон. — Нина есть очень-очень хороший девочка, просто ей надо привыкнуть к совсем новый, непривычный учеба!

— В учебе нет ничего нового! Старайся и все получится, а не получается — значит, не стараешься! Нина…

Митя сорвался с места, старательно-громко топая, следом также демонстративно затопотал Ингвар, так что к гостиной они проследовали с шумом и грацией гарцующих жеребцов.

— Мисс Джексон! Благодарю, что не позабыли о нашей просьбе!

Сидящая в кресле у окна мисс Джексон при их появлении вздрогнула — будто и не слышала топота в коридоре. Близоруко прищурилась на вошедших, сведя и без того маленькие глазки в вовсе узкие щепочки. Ее мартышечье личико от этого перекосилось, став и вовсе уродливым, и даже смущенная улыбка его не красила.

— Ньет-ньет, не стоит давать… приписывать мне больше достоинств, чем я иметь! — запротестовала мисс, судорожно подергивая перекошенным плечом. — Я работать для славный семейство Шабельски, и приходить, когда Полина Марковна говорить. Хотя я буду очень-очень рад учить! Ниночка есть такая милая детка!

«Милая детка» на мгновение подняла голову, зыркнула на альвионку исподлобья и снова уткнулась взглядом в пол.

— Что ж, не будем задерживать мисс Джексон. — Митя с намеком покосился на тетушку.

— Вы и так уже задержали бедную мисс! — немедленно отбрила тетушка. — Я думала, вы и вовсе не явитесь.

— Все хорошо, мы с Ниночка только покончить! — слабо запротестовала мисс Джексон.

Вот не даром в петербургских салонах язык Туманного Альвиона называли языком поэтических мечтаний. «Покончить с Ниночкой» — это же просто мечта! Еще б с тетушкой…

— Чтоб не задерживать мисс еще больше, пожалуй, начнем? — Митя многозначительно навис над тетушкой, и той ничего не оставалось, как подняться из кресла, взять Ниночку за руку и неспешно — очень неспешно! — направиться к выходу из гостиной.

— Тетушка, вы не могли бы приказать чаю? Мисс Джексон провела уже целый урок и наверняка пожелает подкрепиться, — невинно попросил Митя вслед.

Тетушка гневно обернулась, ее взгляд остановился на тощем тельце альвионки, почти утонувшем в глубинах кресла, и она хмуро кивнула:

— Пришлю Маняшу.

— А можно — Лесю? У Маняши какое-то странное, нервное отношение к чаю, — еще невинней закончил Митя.

Тетушка прожгла его подозрительным взглядом и ринулась к дверям уже почти бегом, волоча Ниночку за собой. У двери девочка вдруг обернулась и одарила Митю и Ингвара злорадным и одновременно словно бы сочувствующим взглядом. Дверь за ними захлопнулась.

— Ваша кузина — очень милая девочка, — мисс задумчиво глядела им вслед.

— Такая же милая, как Даринка… Дарья? — Митя продолжал изображать невинность — удобное выражение, главное, чтоб навсегда не приросло.

— Конечно же, ньет! — также задумчиво откликнулась мисс. — Совершенно в другом роде… чтьо ж… Ниночка есть малютка, с ней я заниматься как с дитя, но вы есть два почти взрослый юноша, сильны и бесстрашны, и даже в боях сражаться, — она улыбнулась Мите. — Вы должны понимать, что вы будете учить. Я не сомневаться, вы знать — на Туманный Альвион есть много язык… языков. Альвионский, который есть самый известный, но на нем говорить люди с остров между собой, и Дамы и Господа из Полых Холмов говорить с низшими…

— С людьми? — уточнил Митя — невинность с простодушием нынче правили бал.

— Великие Туата Де Даннан сражаться с Теми, Кто Приходить из Туман, и защищать Альвион, — сухо ответила мисс. — Они говорить много разных языки. Нандорин, элькарин, аворин, тэлерин, фалатрин… — начала перечислять мисс, загибая тоненькие пальчики и с каждым новым названием глаза ее разгорались все ярче, а на щеках вспыхнул восторженный румянец.

Зато у Ингвара вырвался тихий стон.

Мисс так и замерла с рукой, сжатой в кулачок… и рассмеялась:

— Ньет-ньет, ингвар, мы не учить их все, это быть немного слишком, — в голосе мисс звучало сожаление — она явно не считала, что слишком, но уже смирилась с тем, что так считают другие. — Только Ада кроме альвионски и немножко синдарин, согласиться учить еще и квенья, но это потому, что она хотеть сама быть учительница. Она относиться к языки Альвион так… прагматично! — в голосе ее мелькнуло глубокое разочарование. Но мисс тут же встряхнулась и заулыбалась. — А вы? Для чего вы хотеть учиться по-альвийски?

— Я не хотеть, — буркнул Ингвар и смутился — не подумала ли мисс, что он ее передразнивает. — То есть, я хотел сказать, что я не хотел.

— Я плохо говорю и вас этим… заражать? Как болезнь? — немедленно поняла причину его смущения мисс Джексон. — Я могу учить вас по-французски. Я жить целых три года Франкия. Сразу как мой папа помогать мне убегать с Альвион перед дикая Охота, и потом немножко Бельгия, французский я знать гораздо лучше. Потом я еще год жить ваша родная Германия, Ингвар, но по-германски говорить не лучше, чем по-росски.

— Я в Германии никогда не был, я тут родился. — насупился Ингвар.

— А сколько вы тут живете? — вмешался Митя.

— Всего три года! Плохо еще говорить, да, — закивала мисс.

Любопытно… «Целых три года» и «всего три года». И знание почти всех альвийских языков.

— Я по-французски тоже… не очень. Читаю свободно, это да. А говорить… — Ингвар развел руками. — Я инженерным делом интересуюсь: станки, автоматоны. А ваши альвы — они же ничего не конструируют, только выращивают!

— О, да вы есть еще больший практик, чем Ада! — вскричала мисс. — А вы знать, что на последний технический берлинский выставка быть представлен паровоз на ножках?

Физиономия Ингвара вытянулась от недоумения, да и сам Митя поглядел на альвионку озадаченно. Мисс Джексон нахмурилась и растопырила пальцы во все стороны:

— На таких много-много железный лапка с двух сторон. Такой паровоз может ходить без рельсы и даже забираться на гору. Изобретатель скопировать с жуков, на которых ездить Дамы и Господа Туат Да Даннан. А еще он мечтать про летательный аппарат как летающие жуки дикой Охоты! Бжжжж! — она изобразила пальцами работу стрекозиных крыльев.

Движения у нее были на редкость выразительные.

— А разве они не на конях по облакам скачут? — только и мог растерянно переспросить Ингвар.

Мисс Джексон посмотрела на него, как на дурака.

— Ингвар, извинить, но лошади не летают!

Поглядела на покрасневшего до корней волос Штольца и смягчилась:

— Если хотеть, я дать вам журнал, где написано про летающих жуков Высокие Лорды Альвион. Но он будет по-альвионски! — она лукаво прищурилась. И тут же повернулась к Мите, милосердно давая смущенному Ингвару прийти в себя. — А вы, Митя, зачем хотеть пользовать альвионски?

— Я и синдарин хочу. Когда я встречался с Высокими Лордами и Леди в гостиных Петербурга, они все прекрасно говорили по-росски. И очень удивлялись, если им отвечали на их языке!

На самом деле он не совсем встречался — скорее смотрел на этих самых Лордов и Леди со стороны. Но навсегда запомнил, как на прекрасном, точно светлая ночная греза, лице альвийского посла мелькнуло изумление, когда почти случайно оказавшийся в гостиной московский студент-юрист — кажется, Бальмонт была его фамилия — заговорил на синдарин! Тяжкий шок — будто стул вдруг заговорил. Но все лучше спокойного пренебрежения, с которым посол и его дочь смотрели на остальных — как на стулья обычные, не-говорящие. Конечно, с такой-то фамилией предки того студента наверняка происходили с самого Туманного Альвиона, но Митя и со своим происхождением не желал быть в чьих-то глазах навроде мебели.

— Хотеть быть дипломат? Восхитительно, но все равно немножко огорчительно! Ведь ни один из вас даже не вспомнить о прекрасный альвионский поэзия! — она обвела испытывающим взглядом своих учеников и требовательно вопросила. — Вы же читать альвионски поэты?

Митя кивнул: поэтов он, конечно же, читал — немного. А еще больше слышал — их постоянно цитировали в гостиных, все же, альвы — эталон поэтичности.

— Шекспир? — неуверенно предположил Ингвар. — «Гамлет, принц датский»!

— О! Вы выбирать один альвионский поэт, который не быть альв! Совсем как Томас Лермонт, предок ваш поэт Лермонтов! Но тот быть женат альвийская леди, а Шекспир, — она понизила голос, будто говоря совершеннейшую ересь, — о нем так мало есть известно. Я, конечно, не верить, но говорят… Совсем человек!

— Я тоже люблю «Гамлета», — поддержал Митя.

— Кто есть ваш любимый герой?

— Фортинбрас. — не задумываясь, ответил Митя.

— Но его же почти нет пьеса, появляться самый конец!

— Он все время есть: то его боятся, что он войной пойдет, то послов шлют, чтоб его остановить, а он с невинным видом рассказывает, что собирает войско, чтобы напасть на Польшу! Из Норвегии! А заканчивается всё тем, что все члены датской королевской семьи перебили друг друга, а он с готовым войском вошел и без единого сражения взял корону. У меня даже сомнений нет, что за историей с отравлением и местью стоит Фортинбрас. Он просто стравил врагов между собой и воспользовался плодами! — с явным удовлетворением сказал Митя.

Кажется, нынешнее занятие давалось мисс Джексон тяжело — ее пальцы заметно дрогнули, а потом она поглядела на Митю если не с испугом, то с откровенной настороженностью.

— Так он, наверное, альвом был! Или полукровкой.

Пальцы мисс дрогнули снова, она крепко переплела их и оперлась сцепленными в замок руками на край стола.

— Такое интриганство у них в чести. — продолжал рассуждать Ингвар. — А по-человечески если — подло как-то…

— Устроить сражение и вместо трех королевских трупов нарубить целую гору мертвых простолюдинов — благородно? Мне казалось, вы — за народ, Ингвар! — съязвил Митя, неожиданно разозлившись. Поля сражений с изобилием мертвецов он и раньше не одобрял — грубо это и совершенно не эстетично. А после того, как ему пришлось пресловутую гору упокоивать, рубить и поднимать, стал не одобрять еще больше. Это оказалось и грубо, и не эстетично, и нервно, и пахло потом отвратно. Да и на душе как-то муторно было. Потом. В начале-то даже понравилось, отчего после стало муторно вдвойне.

Ингвар насупился:

— Конечно, я за народ, потому что вся эта ваша знать — сумасшедшие! Я понимаю, Гамлет — дан, за отца отомстить должен, это для них святое: или месть, или Вальхалла. Так вызвал бы дядю в круг, и все! Он же наследник, ему бы даже конунг не посмел отказать! Там уж кто из них кого — не важно, но конунг бы у данов был. А он и конунга убил, и сам убился — и это во время войны! Только о себе и думал… совсем как наши Кровные.

— И чем же Кровные заслужили такое пренебрежение, Ингвар? — Мите пришлось вздохнуть и выдохнуть, успокаивая неожиданно нахлынувшую ярость.

— А вы очень уважаете нашу госпожу губернаторшу? — хмыкнул он.

Мисс Джексон протестующе ахнула, но Митя не позволил ей вмешаться.

— Княжич Урусов дрался с варягами. Двое Данычей, которые в лоцманской слободе живут, во время набега держали воду, даже когда по ним с паро-драккаров стрелять начали. Живичи работают в больницах. Губернатор против толпы встал. А вы осуждаете их всех из-за одной малокровной д… дамы? — он даже кулаки стиснул, и увидел, что у Ингвара кулаки тоже сжаты.

— Они, выходит, герои! — протянул Ингвар. — Все их знают, все о них помнят… А городового, который на пристани погиб — как его звали?

Митя недоуменно похлопал ресницами. Какого городового?

— Он тоже дрался с варягами! — зло прищурился Ингвар. — И чем же он заслужил такое пренебрежение, что вы даже не вспомнили о нем?

А вот теперь Митя растерялся! Потому что тот, кто сражался рядом с тобой — пусть ты даже не знал, что он рядом! — заслуживает уважения и памяти. С этим даже при дворе не спорили! Но… но… Это же Ингвар! Сказать — Ингвару! — что тот прав? Проклятье, почему Митя забыл про того городового?

— Я думал, вы недолюбливаете городовых… — только и смог, что промямлить он, сам понимая, что слова его звучат глупо.

— Недолюбливаю. Но должное — отдаю! Да и разве только он там был? Пока уланы подоспели, многие дрались, да и сами уланы — сколько там офицеров, а сколько вчерашних крестьян? Которые тоже дерутся, только ничего за то не получают! Даже памяти! Чуть больше месяца прошло, а помнят только вас с Урусовым и Данычей! Разве это — справедливо? — обычно блеклые глаза германца сейчас просто сияли, на скулах проступил лихорадочный румянец. И он очень тихо, почти шепотом добавил. — Иногда я удивляюсь, что эти люди и вовсе соглашаются… сражаться. За тех, кто их вовсе не ценит. Я вот думаю: если придет враг вроде Фортинбраса, которому только корона нужна, если он не станет в рабство забирать или на улицах людей убивать, вот как у них в Альвионе случается, когда у альвов не выходит отбить набег фоморов…

— Те, Кто Приходить Из Туман не убивать людей на улица! — качнула головой мисс. — Они же хотеть из мир под-море селиться на Альвион. Им нужны подданные.

— Даже фоморы понимают, что, если подданные нужны — их надо беречь, только нашим это недоступно, — буркнул неукротимый Ингвар. — А эти самые подданые — наши, конечно, не альвийские — может, и вовсе воевать не захотят, если что! Оставят ваших Кровных одних на поле боя. Потому что те-то во дворцы вернутся, а все остальные — в бараки. Бывали когда-нибудь в рабочих бараках, Митя? Сходите, полюбопытствуйте.

— Да я! — вскричал Митя и осекся. Он хотел выпалить, что уж он-то бывал. Вместо этого отвернулся, чтобы взять себя в руки и высокомерно процедил. — Порядочный человек не станет шататься по баракам!

— Боитесь того, что там увидите? — язвительно процедил Ингвар. — Понимаете, что сами так и дня бы не выдержали?

Митя задохнулся: да, он боялся! Потому что бывал и не понял, как так можно жить. Он бы или попросту сдох, как пес или одичал и убивать начал.

«А ты и начал убивать. Хоть и по другим причинам. И скоро сдохнешь. Тоже по другим. Но не все ли тебе равно? Ты будешь мертв.» — напомнил ледяной голос, так похожий на его собственный.

Мисс вдруг сдавленно то ли вздохнула, то ли всхлипнула.

— Мисс Джексон? Вы… вы побледнели…

При ее нездорово-желтоватой коже бледность выглядела странно. Будто на лицо вдруг лег тончайший слой песка.

— Простить… Ах, простить, я есть такая глупый… глупая. Но я испугаться ваши слова! Я знать, что бывать, когда дамы и Господа Холмов проигрывать фомор… А ведь альвийски лорды и леди не умирать, если их не убивать, они всегда сильны! А господин Лаппо-Данилевски говорить, что здешние Кровные Лорды… Князья все теперь малокровны, слабы…

— Не слушайте его, мисс Джексон! — чуть не хором сказали Митя и Ингвар.

— Но ведь это есть правда? — слабо улыбнулась мисс. — Другие господа тоже так говорить.

Ингвар невольно кивнул. Мите было, что возразить, но делать этого он не собирался. Уж точно не в случайной беседе с учительницей альвийского, которая сперва удрала от своих альвийских лордов чуть ли не на другой конец континента, а теперь их превозносит.

— Хотя теперь они все время гадать, кто поднять варяжски мертвецы? Говорят, на это надо очень много Кровный Сила! Митя, вы там быть, вы должны видеть! — маленькие бесцветные глазки уставились на Митю с обезьяньего личика — мисс была странно трогательной в своих уродстве и слабости. Как больной ребенок.

Митя терпеть не мог больных детей. Приедешь в гости, к тем же Белозерским, и вместо ожидаемого внимания таскаешься в одиночку по поместью, пока вся семья квохчет над болящим. Сам-то он лет после трех перестал болеть вовсе.

— Причем тут Кровные? Псевдо-жизнь — неприятное, но весьма распространенное природное явление. — фыркнул Ингвар. — Вы же помните, даже у нас в деревне…

— Согласен с Ингваром. — обронил Митя, отчего сам Ингвар чуть не упал со стула от изумления.

— О! — разочарованно выдохнула мисс. — Well… Вы быть правы — мое любопытство не есть уместный. Оставим этот разговор. На следующий раз я просить вас подобрать и выучить по один стихийный творений… э-э, стихотворений, вот! На альвионский. Ведь вы оба его немножко знать. Можно совсем коротенький, какой кому по силам. А я пока расскажу вам, что синдарин переводится с древний альвийский язык — квенья — как «серый наречий»…