Митя повернулся — как поворачиваются под прицелом, когда бояться, что у того, кто стоит за спиной, дрогнет палец на курке.
На него этот… как его… морок! — не действовал, но сейчас она не морочила. Она тихонько сидела в уголке на старой бочке, словно сливаясь с остальными разноцветными сестричками и даже со старой конюшней. Обыкновенная юная барышня. Такая же обычная, как в деревне была обычной тощей деревенской девчонкой, каких сотни, а в городе так и вовсе обыкновенным уличным мальчишкой. Платье блеклой пастели с единственным воланом, ленточка мышиного цвета в волосах — новенькая, но все равно блеклая. Ножки-спичечки, ручки-веточки, остренькое личико с бледной кожей и спущенная на лоб прядь, за которой так удобно прятать глаза. Или отбросить ее, как занавес в театре, и уставиться в упор пристальным, жутковато-прозрачным взглядом.
— Дарья Родионовна, — склонил голову Митя.
— Дмитрий Аркадьевич, — она коротко, почти по-военному кивнула, и это было удивительно уместно. Сразу понятно — сейчас будем воевать. Осталось понять — за что.
Дарья Родионовна Шабельская, она же Даринка, она же — наследственная ведьма семейства Шабельских, не заставила его мучиться сомнениями. Мрачно зыркнула ведьмовскими глазищами, но улыбнулась сладко-сладко, прямо не девочка — карамель! Слаще, чем та, что на пальцах у Алевтины осталась.
— Мы просто в восторге, что вы столь ответственно занялись последствиями своих же действий, — в лучших традициях выпускниц закрытых пансионов прощебетала она. Или это всего лишь оправдание, что девиц так учат? Может, у них это просто в крови?
— Дашка, ты — противная! — вдруг объявила Алевтина.
— Аля, ты опять? Что ты говоришь! — скандализированно вскричали Ада и Зина разом, а близняшки-бандитки так и вовсе промолчали, а это для них все равно, что для других девиц в обморок упасть.
— А чего она? Будто это Митя Зинкиного паро-кота сломал? — Алевтина кинула на сестру неприязненный взгляд.
На младшую сестру, хотя об этом забываешь, когда смотришь на Алевтину, очаровательную, как торт с розочками, и на Даринку… Дарью, похожую на вечернюю тень, из тех, что ползет по стенам, проникая куда угодно и несет с собой… Да всякое. Вот сейчас, кажется, ничего хорошего, во всяком случае — ему.
— Митя меня спас! — Зиночка тоже вступиласъ. — От цыгана на паро-телеге!
— О! — глаза Даринки распахнулись в фальшивом ужасе, а руки в перчатках она прижала к груди. — Цыган! Да на паро-телеге! Напал на тебя? И чем же ты так его разозлила, Зиночка?
— Тшшшсссс… — Митя злобно выдохнул сквозь зубы. Сперва она потратила свою долю варяжской добычи на альвийский шелк для сестер, а теперь собирается взвалить на него Зиночкиного паро-кота — причем почти в буквальном смысле этого слова?
— Раньше, хоть ты одна ездила, хоть с другими кавалерами, никакие паро-цыгане на тебя не нападали. Думаю, надо еще с маменькой посоветоваться — вдруг она догадается, почему так? Или госпожа губернаторша. Или другие дамы — да вот хоть ваша тетушка, да, Митя? Она дама с опытом, наверняка подскажет. — Даринка улыбнулась, оскалив мелкие, как у крыски, зубки.
— Цыган был обыкновенный. — буркнул Митя, уже понимая, что пропал. Обречен. Он не сможет торговаться с девушкой, которую сам позвал на прогулку, настаивал, интриговал даже и не сберег! Особенно если его безответственность, а еще больше — скаредность, станет обсуждаться в каждой гостиной Екатеринослава.
Даринка еще раз улыбнулась и кивнула, давая понять, что ход Митиных мыслей ей понятен — и да, станет!
— Я совершенно уверена… — попыталась возразить Зиночка.
— Не спорьте, Зиночка. — остановил ее Митя. — Даша… я могу вас так называть, Дарья Родионовна? Или вы предпочитаете на местный лад Даринкой?
На редкость бессмысленный и беззубый выпад! Но хоть что-то.
— Дарья права, — чтоб ее вместе с ее правотой! — На вас бы никогда не напали, если бы вы не были со мной. А потому я несу ответственность.
Вот всегда он это слово ненавидел! Хоть на отца поглядеть, хоть на дядюшку, но ответственность — это ужасно! А сейчас понятно, что еще и очень, очень накладно!
— Паро-кота Зинаиды починить можно? — он повернулся к продолжающему копошиться в железках Ингвару.
Ингвар замер, не поворачиваясь. Подумал, и наконец буркнул.
— Детали некоторые или вручную вытачивать, или с «Рено» выписывать.
Проклятые снобы-Шабельские, что им стоили сыночку тот же «Руссо-Балт» взять! А ездить Петр Шабельский так и не выучился — автоматонная езда не для всяких уланов! Это им не кобылу коленками тискать, тут ловкость нужна. И соображение!
— Делайте как лучше, Ингвар, а я, — Митя растянул губы в улыбке, стараясь не выдать обуревающую его злобу. — Все оплачу! И вашу работу тоже!
— Как это мило с вашей стороны, Митя! — спархивая с бочки, выпалила Даринка. — Я всегда знала… И Зина знала… И Ада говорила… И Капа с Липой… Что вы замечательный!
— И я! Почему ты про меня забыла, я же первая… я первее всех говорила, что Митя — лучше всех!
— Аля, нет такого слова — первее, — Ада старалась не смотреть Мите в глаза.
— Слова, может, и нет, а я все равно первее! — упрямо набычилась Алевтина. — А Дашка — настоящая ка…
— Аля! — дружно завопили остальные сестры, даже бандитки, и те чуть голос не сорвали.
— Аля так и вовсе от вас без ума, — очень серьезно заключила Даринка и с трепетностью, за которой, наверное, только Митя мог уловить издевку, выдохнула. — Спасибо! Вы так добры, так добры!
— Не стоит благодарности. — Митя подал руку, Даринка вдруг вспыхнула злым румянцем, н протянула ему руку в аккуратно, но все равно заметно заштопанной перчатке. Митя принял ее пальцы в свою ладонь и поклонился. — Скоро увидимся. Нам есть что обсудить, — и шепотом добавил — … панночка-ведьма.
— Как скажете, паныч. — едва слышно выдохнула она.
— Барышни, Зинаида. Надеюсь, мы еще с вами покатаемся!
— Увы! Боюсь, маменька боится, что для нас такие катания могут стать небезопасными! — еще слаще, до приторной оскомины во рту, пропела Даринка, и подхватив Зину под руку, поволокла к выходу, совершенно капральским тоном скомандовав. — Пойдемте, девочки!
Зинаида послала Мите то ли отчаянный, то ли извиняющийся взгляд — и вышла. За ними гуськом потянулись остальные сестры Шабельские. Все, даже непокорная Алевтина.
Как любопытно. Митя задумчиво глядел им вслед.
Ингвар с размаху пнул ящик с инструментами и стремительно повернулся к Мите:
— Не нужны мне ваши деньги!
— Будете выписывать детали за свои? — приподнял бровь Митя, а в душе похолодел.
Сейчас Ингвар скажет, что отказывается заниматься Зининым автоматоном — и тогда… Митя понятия не имел к кому обращаться за помощью! И окажется он в глазах местного общества пустым человеком, неспособным держать слово.
Таким его и запомнят, когда он… когда он умрет.
Ингвар открыл рот, явно собираясь отказаться.
Дверь конюшни снова стукнула и на пороге появилась Ада.
— Митя, Ингвар… — при взгляде на Ингвара самая строгая из сестер опять смутилась. Понадобилось пару мгновений, чтобы она взяла себя в руки, и все это время Ингвар смотрел на нее непонимающим и даже слегка раздраженным взглядом, так что Мите стало Аду еще больше жаль. Не просто дундук — чурбан. Нет, даже не чурбан, а родной брат гаечного ключа! — Простите Дарью, она бывает невыносимой. Она считает, что несет ответственность за всех нас.
— Вы так не считаете? — вежливо спросил Митя.
— Она — еще маленькая девочка, и не дело подчинять свою жизнь глупой старой легенде! — зло выпалила Ада.
— Очень благородно. — задумчиво пробормотал Митя.
Ада стрельнула глазами в сторону Ингвара — он тоже считает, что благородно? Но Ингвару было все равно — похоже, он даже толком не слушал, нетерпеливо ожидая, пока Ада уйдет. Ресницы Ады дрогнули, прикрывая глаза, губы скривила мимолетная болезненная гримаска. Овладев собой, она доброжелательно улыбнулась — и только внимательный взгляд мог заметить натужность этой улыбки:
— Мы с сестрами чуть не забыли — так глупо с нашей стороны! Мы же привели к вам нашу мисс Джексон! Помните, вы хотели — для уроков альвийского? Сейчас она разговаривает с вашей кузиной и ее матушкой, но просила вас с Ингваром быть, как только вы, Митя, вернетесь.