Князь мертвецов

Глава 30. Пришелец из тумана

В пещере под берегом повисло молчание: лишь продолжала шумно плескаться темная вода. Озаренное светом фонаря лицо Алешки передернуло злой судорогой, младший Лаппо-Данилевский то краснел, то бледнел, гневно сводил брови, пару раз даже открывал рот, порываясь ответить. Белая фигура в плаще склонила голову к плечу — закрывающая лицо ткань качнулась, а по окутывающим тело складкам прошла рябь, как по морской воде — и с явным интересом наблюдала, чем закончится внутренняя борьба. Наверное, именно этот интерес и помог Алешке взять себя в руки. Он коротко выдохнул сквозь зубы и лицо его приобрело невозмутимое выражение:

— Это и есть пещера, о которой мы говорили, яростный воитель.

Складки одеяния колыхнулись. Митя готов был поклясться, колыхнулись огорченно. Кажется, это самый «яростный воитель» Алешку дразнил, дразнил с удовольствием, и был вовсе не прочь, чтоб младший Лаппо-Данилевский потерял самообладание. И сейчас искренне огорчался Алешкиной сдержанностью.

Митя невольно кивнул: что бы там не пряталось под складками ткани, нечто общее между ним и пришельцем есть!

— Это… — покрывало качнулась к левому плечу, к правому… А потом вдруг просто оказалось на спине пришельца!

Митя даже не сразу понял, что тот попросту повернул голову так, что лицо и затылок поменялись местами, настолько естественным выглядело это движение! Огляделся вот человек… Не-человек.

Взгляд из-под покрывала уставился на торчащий посреди залива драккар. Будто сам став на миг драккаром, Митя чувствовал, как этот взгляд ползет вверх по стальной обшивке, переваливается через борт — будто огромная, холодная, смертоносная змея! — и упирается в переносицу, точно дуло паро-беллума.

Видит! Неужели — видит?

Рядом застыла на коленях Даринка — шепот перестал течь с ее губ, распахнутый рот сам напоминал пещеру, а глаза и вовсе остекленели, став настолько прозрачными, что казалось, можно смотреть сквозь них.

Жуткий взгляд медленно переполз с Мити на Даринку. Мите отчаянно захотелось, чтоб под рукой у него было хоть какое оружие! Хоть пожарный топор, которым он убивал варягов. Даже на миг ощутил, как ложится в ладонь грубо обработанная рукоять… Но никакого топора, конечно же, не появилось.

Шшшур! — голова «яростного воителя» крутанулась обратно, складки его одеяния распрямились.

— Большая… От города далеко, — прозвенел высокий, чем-то похожий на крик чайки, голос.

— Большая, — сквозь владевший Алешкой страх на миг прорвалось довольство — он одобрительно оглядел пещеру. — Все влезет до последней малости! А что далеко, так тоже не стоит беспокойства. в городе большое строительство, господин губернатор на улицах всяческие обновления затеял, в которых и мы участвуем немалыми средствами. — физиономия его налилась важностью. — Доставим в город — никто и не заметит, а заметит — не поймет! Не беспокойтесь, сударь… — осекся и выправился. — … сударь яростный воитель, все сделаем. Все спланировано до последней малости!

— Люди так любят строить планы. Идут к цели. Проигрывают, когда рассыпаются планы. Погибают, когда исчезают цели. Мы — не планируем, мы изменяем. Изменяемся. Исчезаем. Рассыпаемся. Меняемся. Превращаемся. Не думаем — делаем. Или не делаем, или снова делаем. Или нет… — голос шелестел мягко, завораживающе, убаюкивающе.

Ингвар покачнулся в седле автоматона. У Алешки начали закрываться глаза, он привалился к стене пещеры и очнулся.

— Бррр! — потряс головой младший Лаппо-Данилевский. — Так ничего не получится!

— У нас всегда что-нибудь получается, — откликнулся голос.

— Но ведь не то, что вам нужно! — в отчаянии попытался объяснить Алешка.

— Нам нужно всё, — строго ответил «яростный воитель» и в голосе его проскользнули высокомерно-снисходительные нотки. — Оставь, человек. Не пытайся, не поймешь. Просто не разочаруй меня. Хотя если разочаруешь, я тоже позабавлюсь.

От этих слов, произнесенных высоким, напевным голосом, мороз продрал по спине даже Митю.

— Я… мы не подведем! — полностью потеряв всякое достоинство, выдохнул Алешка. — Все будет по плану, я хотел сказать, в лучшем виде! Полежит тут спокойно денек, пока мы с отцом паро-телегу подгоним. Никто не найдет! Бабайко здесь баржи с товаром перегружал, которые мимо казны и акциза пускал. Мертвецы работали, им ведь платить не надо, сам Бабайко тоже… подох. Ни одна живая душа про эту пещеру не знает! — уверенно повторил он.

Митя мысленно вздохнул: Даринка тоже клялась, что после смерти Бабайко не осталось тех, кто знает об этой пещере. И вот, извольте любоваться — Алешка! Да еще и с какой-то завернутой в белую портьеру не-людской тварью!

— Мертвые могут рассказать больше, чем живые. А у вас есть те, кто умеет их слушать.

— Ежели вы имеете в виду Меркулова, — стискивая кулаки, начал Алешка. — То он всего лишь плебей и ублюдок, которого стыдится собственная Кровная родня!

Митя не стал коситься на Ингвара с Даринкой, хотя не сомневался, что уж они-то на него смотрят.

— Ты непоследователен, человек Алексей. Если твой враг — плебей, то он не Кровный ублюдок, а если Кровный ублюдок — то не плебей.

Алешка поглядел на белое существо с явным превосходством: дескать, как же мало ты понимаешь в людской последовательности! И снисходительно пояснил:

— Кровные делают вид, будто стоят так высоко, что для них нет разницы между дворянами и подлым народом. Но дворянин не станет перед ними пресмыкаться, вот и приходится приваживать всяких… из канавы! Только Кровные, с их презрением к правилам общества, могли выдать дочь за безродную шваль, как Меркулов-старший, и только эдакая вот безродная шваль могла дать свое имя Дмитрию — ублюдку по Крови и плебею по воспитанию!

Белое одеяние взвилось в воздух, а когда опало существо стояло у Алешки за спиной, а складка белой ткани захлестнулась у того на лице, так что видны были лишь широко распахнутые глаза младшего Лаппо-Данилевского.

— А вы желали бы сами жениться на Кровных княжнах, а не на разведенках, вроде твоей мачехи, человек? Встать с Кровными на равных… Или даже — выше их? — белая ткань покрывала натянулась, обрисовывая на миг шепчущие у самого Алешкиного уха губы.

— Их время прошло! — глухо пробубнил в ответ Алешка. — Все их Кровные Силы — чушь! Лавочник поднимал мертвецов больше, чем любой Кровный: надо было лишь принести в жертву несколько никому не нужных, никчемных людишек, бездельников и пьяниц! Если бы Бабайко, быдло деревенское, старшего Меркулова на Митьку выманить не пытался, я бы ему сразу шею свернул! — Алешка стиснул кулаки.

«Шею он мне свернет, надо же! Этими вот жалкими кулачишками…» Истинно светский человек или не стал бы размахивать кулаками вовсе, или обзавёлся бы кулаками, которыми не стыдно размахивать! А этот… Провинциал — он и есть провинциал. Из тех, что носят автоматонные плащи, не имея автоматона.

— … мы бы раскормили наших божков жертвами. Из поднятых ими мертвецов хоть работников можно было делать, хоть собственную армию! А там, поглядели бы, может, и в Петербурге нам союзники нашлись, там многих раздражает, что Кровным ни чины, ни звания не указ!

Теперь уже Митя стиснул кулаки, чтоб не вздрогнуть от таких любопытных откровений!

— Жертвенная кровь — путеводная нить, — непонятно, но явно одобрительно сказал Алешкин собеседник.

— Только из-за ублюдочного Меркулова все прахом пошло! В полном смысле этого слова — прахом!

Митя почувствовал острое наслаждение — даже не как от новехонького жилета, а как от приглашения на самый модный раут сезона. Как же приятно быть главным бедствием в чьей-то жизни! В жизни Алешки и его папеньки — приятно вдвойне.

— Но с вами мы ещё всё себе вернем! — явно бодрясь, объявил Алешка.

Белая ткань соскользнула у Алешки с лица, хрипло дыша и хватая ртом воздух, он привалился к скальной стене, будто его не держали ноги. Но еще сумел пробормотать:

— Только вы не подведите. Исполните, что обещали…

— Договор с такими как я расторгнуть нельзя, — голос пришельца стал похож на птичий клекот. И на месте Алешки Митя бы эдакому обещанию не обрадовался. — Надеюсь, на сей раз ваш… план, — в высоком голосе прозвенела насмешка. — Исполнится.

Пришелец повернулся к воде: тело его под складками материи изогнулось так, как никогда не смогло бы выгнуться человеческое — так мог бы двигаться древесный корень, узловатый, но одновременно гибкий и сильный. И ступил в воду.

— Пшшшш! Шшшш! — вода вокруг его ступней зашипела, будто они были раскаленными. И вскипела перламутровой пеной. Показалось, или и вправду от его ног поползли белесые извивающиеся отростки, похожие на щупальца морских медуз, каких Митя видел, когда ездил с Белозерскими на дачу в Симеиз.

Отчаянно хотелось перегнуться через борт и присмотреться, но брошенный искоса взгляд Даринки приковал Митю к месту.

— Аааах! — разнесся тихий вздох, и пришелец чуть подался назад…

В днище драккара что-то негромко, но ощутимо стукнуло. Корабль едва заметно качнулся… стукнуло снова, будто что-то со дна пыталось подняться к поверхности реки, но только вот на пути оказался корабль.

Странное существо застыло в немыслимой позе — кажется, оно было удивлено. Покрывало на его шее вздулось пузырем и затрепетало.

В днище корабля постучали еще и еще раз.

На лице Даринки мелькнуло отчаяние, она крепко зажмурилась и беззвучно зашевелила губами все быстрее и быстрее.

Из-под белого покрывала донеслось то ли змеиное шипение, то ли птичий крик и загадочный пришелец начал выгибаться назад, точно, как рыбак, пытающийся вытащить на берег здоровенного сома.

Стук прекратился, сменившись коротким скрежетом, будто по днищу драккара чем-то чиркнули. Вода на кромке пещеры вскипела снова. Пришелец изогнулся так, что его затылок почти коснулся пяток. Длинный пенный язык накрыл узкую полоску земли, точно выметнувшееся из бездны щупальце легендарного Великого Кальмара, и схлынул, оставив на земле несколько…

Митя подумал, что больше всего это было похоже на древние античные амфоры, только какие-то пузатые и несколько скособоченные.

— Это. они? — Алешка совершенно по-плебейски облизал губы, и робко прикоснулся к одной. Та качнулась, как ванька-встанька, внутри что-то булькнуло, и Алешка торопливо отдернул руку.

Его собеседник не ответил. Он выдохнул так, что складки намотанного на него одеяния сперва вздулись, а потом опали так сильно, словно под ними и не было тела.

— Что-то мешало… — снова поводя головой туда-сюда, прошептал-прошипел он. Покрывало на лице поднялось, опало, поднялось снова, будто он с силой втягивал в себя воздух. — Тут что-то… кто-то есть? — голос звякнул, как клинок.

— Говорю вам, яростный воитель… — начал Алешка.

— Кто сссссздессь? — прошипело существо в белом, отбрасывая Алешку прочь, как тряпку. Лаппо-Данилевский врезался спиной в стену пещеры. В вихре развевающейся ткани жуткое создание метнулось к воде и замерло, снова принюхиваясь.

Белые его покровы словно потекли, и начали приподниматься, будто бы там, под ними, существо протянуло руку и указало прямиком на Митю. Тот вдруг понял, что никакая это не ткань! Одеяние заклубилось, как пар над котлом… нет, как туман над болотом! И сгустилось в широкий, туманно переливающийся клинок. Не отражающее свет лезвие медленно выползало прямиком из тела воителя! Будто подхваченный невидимым ветром, он плавным движением скользнул вперед. Клинок чертил воздух: за размытым, точно таящим перед глазами лезвием тянулись неожиданно четкие багровые нити, будто кровоточил рассеченный воздух. Осенними паутинками на ветру они разлетались в стороны — одна зависла над бортом, колеблясь, как оторванное щупальце медузы и осела на край. Там, где она коснулась железа, потекла тонкая струйка осыпающейся ржавчины.

Сквозь белое покрывало вспыхнули два багровых огня — как два глаза! — и существо пырнуло клинком воздух.

Митя толкнул в спины двух мертвецов.

Пара мертвых варягов рухнули в воду. Вынырнули — разбухшие мертвые лица поднялись над черной водой залива.

Хлюпнула вода. Свистнул воздух. Топор, уже изрядно тронутый ржавчиной, вылетел из воды — прямиком в лоб существу. Белое одеяние упало наземь, будто внутри никого не было. Варяжский топор просвистел у самого уха Алешки и врубился в стену пещеры. Из воды вынырнул второй топор и с размаху полоснул лезвием по белеющей кучке одежды. Одеяние исчезло, точно растворившись — и на расстоянии шага, как огонек над свечой, тут же вновь поднялась белая фигура. Оставляя за собой призрачный кровавый росчерк, туманный клинок ударил в выбирающегося из воды варяга и звонко лязгнул о вотанов доспех.

— Ашшшш! — из-под покрывала вырвалось пронзительное шипение. — Как много у людей необычного.

Не склонный к разговорам мертвец подрубил ему ноги. Существо в плаще, все больше смахивающем на сгусток тумана, взмыло в воздух и обрушилось сверху на выбравшегося из воды варяга. Накрыло его собой, как облаком. Окутанный туманным маревом мертвец на миг замер, запрокидывая голову. Светлое покрывало накрыло его неподвижное лицо, застывшая фигура варяга будто вскипела и потекла. Потоки воды, перемешанной со слизью, хлестали из-под шлема и из сочленений доспехов. Первым с грохотом упал топор. Варяг еще мгновение стоял, покачиваясь, а потом в темную воду булькнули его шлем и доспех. Пустые.

Воитель с победным «птичьим» криком снова взмыл в прыжке. Варяжский топор ударил ему в спину, рассекая пополам. Светлое одеяние обвисло рваной тряпкой, второй варяг небрежно стряхнул его с клинка и принялся рубить как дровосек — пень.

Топор с лязгом спружинил о туманный клинок. Складки белого одеяния закрутились дымной воронкой, из них вынырнул второй клинок. Белый воитель скрестил их, принимая удар варяжского топора, и пещера наполнилась звоном стали. Во все стороны полетели брызги воды и куски сгнившей плоти.

— Уходим! — беззвучно выдохнул Митя, сталкивая за борт еще двух варягов.

Даринка зашептала чаще, быстрее, почти прижимаясь грудью к палубе. На лбу у нее проступили крупные капли пота. Над палубой поплыло зыбкое слоистое марево. Митя сморгнул раз, другой, но даже паро-кот и застрявший в седле Ингвар принялись расплываться перед глазами, и словно бы переламываться, как ломается отражение в гранях стакана. Корпус драккара пронзила тягучая дрожь, из трубы вырвалось облако пара: будто раньше драккар отчаянно затаил дыхание, а теперь, наконец, выдохнул. Пар расползался, отделяя драккар от кипящего на узком земляном карнизе сражения, и в один миг затянул его целиком. Битва исчезла за завесой, а полоса черной воды за бортом начала расширяться. От скребущей потолок пещеры трубы вниз сыпались тонкие струйки земли.

От длинного вибрирующего вопля содрогнулись стены пещеры. Острие туманного клинка выглянуло сквозь завесу пара у самого Митиного лица. Пар развеялся, будто его и не было, снова открывая освещенный фонарем земляной карниз у стены и пару мертвых варягов, слаженно ринувшихся к Лаппо-Данилевскому со вскинутыми топорами.

— Помогите! Я вам нужен! — вжимаясь в стену пещеры, точно рассчитывая просочиться сквозь нее, орал Алешка.

Воитель, в высоком плавном прыжке взмывший над бортом драккара, точно споткнулся в полете! И с новым воплем, от которого засвербело в ушах, канул вниз. Взметнулся туман, и ухваченный за ворот Алешка вылетел из-под двойного удара. Два топора воткнулись в стенку пещеры. Рывок, вывороченные комья земли посыпались в воду, варяги слаженно развернулись и снова ринулись к Алешке.

— Нужен, нужен! Помогите! — в ужасе заверещал Алешка перед летящей к нему сталью в руках мертвецов.

Воитель швырнул Алешку к себе за спину. Лаппо-Данилевский пролетел узенькую полоску земли и неуклюже, как подрубленное дерево, рухнул в воду. Замолотил руками и ногами, поднимая тучу брызг и не переставая истошно орать и булькать.

— Уходим, скорее! — выдохнул Митя.

Точно только и ждала команды, паровая машины заурчала, как голодный тигр. Обдирая борта от стены пещеры, драккар ринулся к выходу.

Пот тек по вискам Даринки ручейками, девчонка крестом распростерлась на палубе, не переставая шептать.

Раздавшийся сзади вопль и вовсе походил на ор разъяренной летучей мыши. В плещущих за спиной одеждах, будто слепленный из тумана гигантский нетопырь, воитель перелетел над головами мертвых варягов, и ринулся вдогонку. Варяги прыгнули. Две громадные тени метнулись по стенам, громыхнули доспехи и срубленный влет воитель рухнул в воду. Вынырнул беззвучно, поднимаясь над водой. Пролетевший топор снова срубил его, его одеяние рассыпалось и соединилось снова.

Драккар рванул из пещеры, выворачивая комья земли. Труба шарахнулась об верхний край, стесывая целые пласты слежавшегося дерна. Ингвар заорал, и сиганул из седла, прикрывая голову руками. На паро-кота посыпались камни и слежавшиеся комки глин, а следом рухнул вывороченный вместе с корнями куст. И застрял в седле, растопырив ветки в желто-оранжевых листьях.

Комья земли пробарабанили по спине Даринки, девчонка сдавленно ахнула, выгибаясь в позвоночнике, руки ее подогнулись в локтях, и она замерла, уткнувшись носом в палубу.

Морок исчез.

Гул паровой машины ворвался в пещеру, будто наводнение — в стакан. С силой рикошетящего пушечного ядра заметался от стены к стене — и в тот же миг драккар разворотил выход из пещеры. Его скалящийся драконьей пастью нос взрезал высоченную стену камыша, переламывая ту в зеленую труху, и проскреб по прибрежному дну. С грохотом замолотило гребное колесо. Во все стороны брызнули вода, песок, камыш, вылетевший за борт мертвый варяг…

Драккар рывком дернулся, Митя растянулся на палубе, цепляясь за копыта своего паро-коня, сам не зная — пытается он удержаться или удержать. Драккар качнуло на борт: скрежеща копытами по палубе, паро-конь начал медленно сползать к воде. Драккар качнулся в другую сторону и как пьяница из трактира, вывалился, наконец, на открытую воду. Будто невидимые путы лопнули и он понесся прямиком по серебристой лунной дорожке, перемолачивая гребным колесом темную ночную реку. Зацепившееся за колесо тело варяга то уходило под воду, то снова взмывало над палубой.

— Разворачивай! — уже не скрываясь, заорал Митя. — Носом к пещере!

— Что? — стряхивая землю, Ингвар приподнялся.

— Разворачивай, ты! — заорал Митя на мертвого варяга в рулевой рубке, вкладывая в этот приказ столько Силы и гнева, что драккар, казалось, подпрыгнул на воде от резкого рывка штурвала. — К орудию!

Пара мертвецов дрогнула, и переваливаясь, двинулись к дракону на носу.

— Ингвар, помоги им! Снаряд! Стреляй, морда германская! По пещере стреляй!

— Сами вы — морда! В зеркало на себя посмотрите! — уже на бегу проорал Ингвар.

Лавируя между мертвецами, германец пронесся по палубе прямиком к дракону-орудию на носу. Резко заваливаясь на борт, драккар почти упал в разворот. Автоматоны снова поползли к борту, следом за ними заскользила бесчувственная Даринка.

Ингвар всем телом налег на рычаг — гибкая шея носового дракона со скрежетом повернулась, выцеливая пещеру. Ингвар дергал какие-то рычаги — шипело, верещало, во все стороны било паром, Мите снова пришлось рухнуть на палубу, когда над ним пронеслась тугая струя кипятка. А потом шея носового дракона начала наливаться алым.

И в этот миг ходящая ходуном прибрежная пещера словно затихла на миг. Медленно и торжественно над ней взмыли тени в рогатых шлемах.

— Helson holdt ord…[29] — донеслось шорохом ветра.

И Митя понял, что мертвецы проиграли.

Из пещеры стрелой метнулась туманная тень. Шея носового дракона вытянулась и драккар плюнул огнем. В упор. Снаряд с воем вырвался из вскипевшей пламенем стальной пасти, драккар содрогнулся, отдачей его толкнуло назад. А завывающий и окутанный дымом и огнем снаряд, вертясь и гудя, пронзил надвигающуюся туманную тень, завернулся в нее и влетел в пещеру.

Грохнуло.

К темным небесам с блеклыми осенними звездами взмыл столб земли и огня. Следом повалил густой и плотный туман, перевитый темно-багровыми мерцающими жилами. Внутри него отчаянно заметались пятна огня и, кажется, на миг обрисовалось лицо… рожа… настолько жуткая, что Митя захлебнулся собственным криком. Рядом на смеси германского и росского выругался Ингвар.

Пещера сложилась внутрь себя, обрушив сверху кусок берега. Облако земли и пыли темным сгустком зависло на фоне темно-синего неба и начало медленно оседать. Рожа исчезла, только темные провалы глаз еще миг жутко мерцали на фоне ночного неба, пялясь на Митю. Потом пропали и они.

Митя медленно отнял ладони от ушей, настороженно вслушиваясь в мерный гул паровой машины и шлепанье гребного колеса. Драккар выходил на середину реки, далекие ночные берега терялись во мраке, лишь изредка вдалеке слабо мерцал и тут же пропадал огонек. Равномерно и как-то успокаивающе то всплывал над бескрайним ночным горизонтом, то снова пропадал повисший на колесе мертвяк.

— Что это было? — сдавленно прохрипел Ингвар. — Кто это… был?

— Алешка Лаппо-Данилевский, — откликнулся Митя — голос звучал хрипло, как несмазанное тележное колесо, горло казалось забитым пылью. — А…вы про второго… Не знаю. Какой-то господин с плохим вкусом в одежде, в портьере ходит. Так что, что бы он там не привез Алешке — это точно следовало уничтожить! Как думаете… — Митя судорожно сглотнул, сухо закашлялся и повторил. — Как думаете, Алешку могло прибить?

— Вам лучше знать, вы ж у нас Хельссон… — пробормотал Ингвар. — Надеюсь, мы хоть ту тварь прибили. Фригг знает, что оно такое, но его на снаряд намотало!

— В тварях не разбираюсь! — с достоинством ответил Митя. Не объяснять же, что чутье на смерть молчит. — Сердце… — он постучал пальцем по правому лацкану сюртука, спохватился и постучал еще раз, уже по левому. — Сердце верит в лучшее: что все они изволили упокоиться под той грудой земли. Но разум… разум говорит, что такие, как господин Лаппо-Данилевский-младший не только не тонут, но и закапываются плохо, — и пошел приводить в чувство Даринку.