Когда погиб Милован

XI

Самолет набирал высоту. Эльза посмотрела вниз, на землю. Ей были хорошо видны дома города, река, железнодорожный вокзал. С болью отметила, что не скоро увидит этот город. Советские войска через несколько дней выбьют из него немцев и, пока не окончится война, у нее не будет возможности побывать здесь.

Эльза старалась разобраться в том, что задумал Штольц. Зачем был весь этот спектакль? Ради ценностей? Возможно, но почему он не предупредил ее еще в Берлине? Почему раньше его вполне устраивала квитанция оккупационного банка о сдаче ценностей? Что-то тут не так, за всем этим кроется что-то большее, чем желание Штольца прикарманить ценности.

— Что вы думаете обо всем этом, обер-лейтенант? — наклонилась Эльза к Гардекопфу, который сидел рядом.

— Не знаю, фрау гауптман, в таких операциях я участвую впервые.

— Я тоже первый раз оказалась в таком непонятном положении. Как вы думаете, Гардекопф, что задумал Штольц? Не понесем мы с вами наказание за нарушение приказа рейхсфюрера об изъятии и сдаче ценностей?

— Фрау гауптман, я уверен только в одном, штандартенфюрер Штольц по собственной инициативе такие операции не проводит. В данном случае он выполняет приказ высшего начальства.

— Куда же пойдут эти ценности? — задумчиво произнесла Миллер.

— Думаю, за границу, иначе данная операция не имеет смысла. Добывать их таким путем лично для себя никто не рискнет.

— Ваши рассуждения не лишены смысла, Гардекопф. Я тоже не нахожу другого объяснения. Надеюсь, в Берлине что-то прояснится.

— Это в том случае, если Штольц сочтет нужным сообщить нам, куда пойдут ценности, похищенные нами у казны рейха.

— Гардекопф, вы знаете Герфта лучше меня, как вы думаете, он нам не скажет, что все это значит?

— Не скажет. И говорить с ним на эту тему опасно, он может преподнести все штандартенфюреру в ином свете.

— Что же, я согласна с вами. — Миллер положила голову на подушку сиденья, прикрепленную к спинке и закрыла глаза, давая понять Гардекопфу, что разговор закончен.

Ее волновало сейчас другое — то, что не успела сообщить в Центр о своем отбытии в Берлин. Теперь в городе пойдут разговоры о гибели Миллер и Гардекопфа. Эльзу не пугало, что немцы похоронят их и будут уверены, что они погибли при неизвестных обстоятельствах. Она боялась, что партизаны, узнав о ее гибели, передадут об этом в Центр. Надо при первой же возможности сообщить, что с ней все нормально.

Эльза открыла глаза и увидела перед собой Герфта.

— Вы не спите, фрау гауптман?

— Нет.

— Я обдумал свое поведение в городе и пришел я выводу, что поступить иначе не мог. Прошу но обижаться на меня.

— Вы приносите свои извинения?

— Нет. Я не совершил ничего такого, на что мне пришлось бы извиняться перед вами.

— А то, что вы убили моего шофера?

— Я не мог оставить его в живых по многим причинам.

— Что вы имеете в виду?

— Шофера обязательно допросили бы о том, как вы погибли, и он наверняка рассказал бы все.

— Но вы оставили в живых своих соучастников, я имею в виду солдат из бронетранспортера.

— Они скажут в гестапо, что случайно наткнулись на ваш автомобиль. Это проверенные парни, на них можно положиться.

— Почему вы не сказали мне о том, что собираетесь ликвидировать моего шофера?

— Если бы вы были на моем месте, то поступили бы точно так же. Я пощадил вас.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Этот солдат давно служил у вас?

— Да.

— Личный шофер всегда лицо доверенное. Вам было бы жаль его, не так ли? Я не хотел ставить вас в неловкое положение, но и оставлять в живых шофера не ймел права.

— Прекратим этот разговор, майор, — с раздражением произнесла Миллер. — Вы не доработали операцию и, не доставив нас в известность, чуть не сорвали ее. Вам известно, куда направляются ценности? — неожиданно решилась спросить Эльза.

— Известно.

— Я не верю в это.

— Ваши ценности, фрау гауптман, будут отправлены в Швейцарский банк и положены на имя одного сотрудника. Первоначальная цель этого банковского счета — оплата агентов по легальным каналам.

— А в дальнейшем какая цель этого банковского счета?

— Я понимаю, что вас интересует. Мне кажется перестраховкой такой дальний прицел, но я докажу вам, что мне известно абсолютно все. Если мы проиграем эту войну, деньги пойдут на борьбу патриотов великой Германии по возрождению нацизма в Европе, то есть на возрождение Германии.

— Почему эта операция проводится в строгой секретности?

— Ведомства Бормана и Риббентропа уже начали переправку золота и драгоценностей в Швейцарию. Это делается в глубочайшей тайне от всех. Мы не имеем права отставать от них, в случае неудачи хозяином положения станет тот, у кого за границей будет достаточно средств для ведения борьбы за возрождение Германии.

— Вам известно, кто будет заниматься переправкой ценностей в Швейцарию?

— Да. Доставкой ценностей в Швейцарию будет заниматься служба диверсий. Кто именно будет отвозить ценности в банк — знают только начальник управления и Штольц.

— Я все-таки никак не могу смириться с тем, что вы, зная, насколько важна операция, не отнеслись к ней со всей серьезностью.

— При разборе операции начальник управления подтвердит мою правоту. Перед отъездом мне были даны полномочия действовать на свое усмотрение, не советуясь ни с кем. Этим ни в коей мере не высказывалось недоверие к вам. Операция проводилась под руководством одного человека, чтобы не было разногласии.

— Вы знаете, Герфт, у меня и Гардекопфа возникло подозрение, что нас тоже могут ликвидировать.

— Советую вам, фрау гауптман, забыть эту историю. Нам еще придется встречаться с вами, операция только начинается, а работать вместе, не доверяя друг Другу, невозможно. Вы согласны?

— Ну что же, забудем сегодняшнее недоразумение. Надеюсь, такое больше не повторится… А теперь расскажите, Герфт, что нового в управлении?

— А что конкретно интересует вас, фрау гауптман?

— Люблю сенсационные новости, — объявила Эльза.

— Ну что же, есть для вас сенсация. Несколько дней тому назад в управлении схвачен шпион. Один из сотрудников управления работал на какую-то из разведок.

— Как его взяли?

— Во время сеанса радиосвязи. Он вел передачи из трех мест, запеленгованных уже давно. За этими районами велось круглосуточное наблюдение пеленгаторной службы. Когда радист в очередной раз вышел в эфир, его схватили черев полторы минуты после начала работы рации.

— В какой стране изготовлена рация?

— Установить пока не удалось. Рация совершенно нового типа, маленькая по размеру, но довольно мощная.

— Как вел себя шпион при аресте?

— Он тан увлекся передачей, что не услышал, как к нему подошли.

— Давно этот человек в абвере?

— Два года.

— Кто занимается им?

— Сам начальник управления, кроме Штольца никто во время допросов не допускается.

— Начальника управления ожидают большие неприятности в связи с этим?

— Не думаю. Он сумеет выжать из шпиона признание.

— Спасибо, майор, вы немного развлекли меня.

В салон вошел бортрадист.

— Господа офицеры, идем на посадку, пристегните ремни.

Как только самолет приземлился, Герфт первым спустился по трапу вниз, подождал Эльзу и сказал:

— Фрау гауптман, нас ждут, все едем в управление. Это — приказ.

Подошел Гардекопф с тяжелым чемоданом в руке, Эльза огляделась и увидела приближающихся быстрыми шагами секретаря начальника управления и шофера Штольца.

— С благополучным прибытием в Берлин, фрау гауптман, — приветствовал секретарь, улыбаясь Миллер так, словно они были старыми друзьями. От обычной надменности не осталось и следа.

— Спасибо.

На Герфта секретарь не обратил внимания, будто его и не было.

Все направились к автомобилю. Замыкал группу Герфт.

Миллер заметила, что он нахмурился, и позвала его:

— Герфт, что вы плететесь сзади в одиночестве, догоняйте нас.

Майору, видно, понравилось, что Миллер обратила на него внимание. Он догнал ее и зашагал рядом.

Эльза приказала Гардекопфу садиться впереди, а чемодан взять на колени. Она никому не доверяла его содержимое, кроме своего заместителя.

Шофер лихо развернул автомобиль и помчался к Берлину. Эльза смотрела в окно. Ничто не напоминало о том, что война продолжается, жестокая и кровопролитная. Поля, расчерченные на правильные квадраты и прямоугольники, ярко зеленели под июльским солнцем. Вдали виднелись нечеткие фигурки людей, обрабатывающих землю. Все вокруг дышало спокойствием и миром. Эльзе приятно было смотреть на эту благодать, но неожиданно все кончилось: по дороге на полевые работы гнали узников концлагеря, и вмиг померкли краски полей, унеслось романтическое настроение. Эльза плотно сжала губы: колонна пленных вернула ее к действительности.

Чем ближе подъезжали к городу, тем больше встречалось автомобилей с военными, а в одном месте, в километрах шести от Берлина, регулировщики остановили движение: дорогу пересекали танки. Минут пятнадцать все стояли и смотрели на грохочущие стальные громадины.

— Впечатляющее зрелище, фрау гауптман. Вам приходилось раньше видеть подобную картину? — спросил секретарь начальника управления.

— Я видела эти танки после боя с противником. Только выглядели они, как разбросанный по полю металлолом.

— Что за техника у русских?

— Я в этом мало смыслю, но офицеры вермахта отзываются о ней неплохо. У многих немецких офицеров я видела русские автоматы ППШ.

— Что особенного в этом оружии?

— Большой боезапас в магазине автомата.

— Это я слышу впервые. В Европе хвалили наш шмайсер.

— Они просто были не знакомы с русским оружием.

Подъехали к управлению. На крыльце стоял штандартенфюрер Штольц. Миллер улыбнулась ему приветливо.

— Рада видеть вас, господин штандартенфюрер.

— Я тоже очень рад, что ты благополучно долетела; Советы совсем обнаглели. Добираются до Берлина. Позавчера вражеские бомбардировщики сбросили бомбы в двадцати двух километрах от столицы рейха.

— Нам повезло, мы не встретили в воздухе их самолеты.

— Слава Богу.

У входа в здание управления Миллер тотчас бросилось в глаза, что вместо двух часовых, как было раньше, здесь находилось теперь четыре и два офицера сидели за столом дежурного. Штольц, шедший впереди, что-то сказал часовым, и те молча расступились, пропуская всех. У кабинета начальника управления остановились.

— Подождите меня здесь, — сказал Штольц.

Спустя несколько минут он вышел.

— Миллер и Гардекопф, вас ждет начальник управления. Когда освободитесь, зайдете ко мне.

— Хорошо, господин штандартенфюрер.

У шефа они пробыли недолго. Он попросил рассказать, как была осуществлена операция по доставке ценностей в Германию. Эльза все подробно изложила.

Выслушав Миллер, начальник управления поинтересовался:

— У вас были какие-то неувязки?

— Да так, мелочи…

— Конкретнее, фрау гауптман.

— Герфт, не посоветовавшись со мной, застрелил моего шофера.

— У него не было другого выхода.

— Я согласна, но этим он чуть не провалил операцию. Для нас такой ход событий был неожиданный, и лишь чудом Герфт остался жив. Я даже не могу сказать, что удержало меня от ответного выстрела.

— Понимаю, Герфт допустил промах, который мог стоить ему жизни.

— Меня волнует другое.

— Что именно?

— Могла провалиться операция, которой вы придаете большое значение. Я хочу, чтобы впредь, при выполнении подобных операций, во мне видели прямого соучастника, чтобы со мной и моим заместителем Гардекопфом считались, а не ставили нас перед свершившимся фактом.

— Этот вопрос я утрясу. Вам с Герфтом еще придется работать вместе, поверьте мне, больше подобных недоразумений не будет.

— Благодарю вас.

— А теперь дайте мне инвентарную ведомость ценностей.

Эльза вынула из кармана два листа бумаги, сложенные вчетверо, и протянула начальнику управления. Он просмотрел ровные ряды строк и, довольный, улыбнулся.

— Вы поработали неплохо, оберст-лейтенант Миллер.

— Гауптман Миллер, — поправила шефа Эльза.

— С этого момента — оберст-лейтенант. За отличную службу по сбору ценностей вам и Гардекопфу присвоено внеочередное звание. Приказ — у Штольца. Он же дает новое задание.

— Благодарю вас за высокую оценку моих заслуг, — скромно произнесла Эльза.

— Вы заслужили это повышение в звании.

— Еще раз благодарю вас.

— Вы с Гардекопфом никогда не подводили меня, и я не забываю тех, кто верно служит фюреру. Вам, Гардекопф, присвоено звание майора.

— Я оправдаю ваше доверие, — Гардекопф вытянулся по стойке «смирно».

— Вы свободны, майор Гардекопф. Зайдите к штандартенфюреру Штольцу, он ждет вас.

— Слушаюсь.

Новоиспеченный майор четко повернулся и вышел. Начальник управления какое-то время испытующе смотрел на Миллер, затем спросил:

— Эльза, ты не задумывалась, почему такая секретность соблюдалась во время этой операции?

— Я догадываюсь, чем это вызвано, — медленно проговорила Эльза. — Тем, что мы сделали сейчас, ведомства Бормана и Риббентропа занимаются уже определенный период времени.

— Вот это осведомленность! Откуда тебе известно?

— Со слов наших сотрудников.

— Я не спрашиваю, кто тебе сообщил эту новость, но предупреждаю: твое любопытство мне не нравится. В нашем деле каждый должен знать то, что положено ему знать по службе.

— Этот вопрос заинтересовал меня потому, что ценности, собранные моими людьми, могли уйти по нежелательным каналам.

— Объясни, что это значит.

— Занимаясь сбором ценностей, я видела многих высокопоставленных офицеров вермахта, променявших честь солдата на драгоценные камни и золото. Когда Герфт приказал мне оставить чемодан и садиться в автомобиль, я насторожилась. У вас не было повода не доверять мне и моим людям, за столько времени никто из нас ни разу не пытался обогатиться за счет собранных ценностей. Поэтому я отказалась передать ему чемодан, а в самолете вынуждена была осторожно выведать у него все, что ему известно о ценностях.

— Ты поступила правильно. Ценности останутся у меня, ими будут заниматься другие люди. А ты с Гардекопфом сегодня же вылетишь во Францию, твои подчиненные тоже будут доставлены туда самолетом.

Миллер озадачила такая спешка. Ей необходимо было связаться с бывшим хозяином ресторана «Викинг» и передать информацию для Центра. А времени у нее в обрез.

— Нам можно будет привести себя в порядок с дороги? — спросила она.

— Двух часов вам хватит?

— Думаю, хватит.

— Отлично. Передашь Штольцу, что я разрешил вам пробыть в Берлине два часа для устройства личных дел.

— Благодарю.

— Устала, девочка? — Штольц, улыбаясь, смотрел на Эльзу.

— Есть немного.

— Ничего, во Франции отдохнешь, это — не Россия.

— Мне разрешено два часа побыть дома, привести себя в порядок. Я все-таки еду во Францию, не помешало бы и прическу поправить, — кокетливо молвила Эльза.

— На аэродроме ты должна быть через четыре часа. Мой автомобиль в твоем распоряжении. Так что времени у тебя хватит и на прическу.

— Спасибо, господин штандартенфюрер.

— Как настроение у начальника управления?

— Доволен, не ожидал ценностей на такую сумму.

— Это очень хорошо, что он доволен. Я просил его дослать тебя в Швейцарию для контроля за агентами, сдающими ценности в банки. Он ответил, что добыть их намного труднее, чем сдать. С полгода тебе придется поездить по Европе, а там, будем надеяться, прочно осядешь в управлении.

— В настоящее время я должна безвыездно находиться во Франции?

— Нет, твое передвижение никто не ограничивает, но в первую очередь необходимо наладить дела во Франции. Много говорить не стану, подробные инструкции ты получишь на месте. Дело не новое, справишься, я лишь хочу немножко ознакомить тебя с положением во Франции. Только в 1942 году мы начали применять там жесткие репрессивные меры, до этого Франция возмещала оккупационные расходы. Сейчас мы вывозим оттуда к тому же промышленные товары и продукты питания. Всем этим занимаются специальные службы, и подключать к ним тебя мы не будем. Работа у них налажена. В последнее время мною хлопот доставляет движение Сопротивления. Петэн помогает нам чем может, но Сопротивление достигло таких размеров, что сам он уже не может принять какие-либо существенные меры. Мы включились в борьбу с французским Сопротивлением. В 1942 году в концлагеря было отправлено 104 эшелона с заключенными, а в 1943 году только за каких-то полгода — 242 эшелона, в том числе несколько эшелонов с женщинами и детьми. Сейчас я подхожу к самому главному. Борьба по сдаче ценностей во Франции не велась, до конца 1942 года это почти не имело смысла. Сейчас, когда в концлагеря отправляются сотни эшелонов в год, когда расстреливаются тысячи заложников, твоя служба, Эльза, нужна во Франции. В руках солдат и офицеров наших оккупационных войск сосредоточены большие ценности. От твоего умения, опыта зависит многое. Эффект может быть потрясающий! — заключил Штольц.

— Только при поддержке высшего офицерства наших войск во Франции я смогу добиться успеха. У меня должны быть приказы, касающиеся непосредственно оккупационных войск во Франции.

— Такие приказы уже туда отосланы, копии их полу, лишь у секретаря. У него подготовлены все необходимые для тебя документы.

Штольц нажал кнопку вызова. Тотчас дверь открылась, и на пороге появился секретарь.

— Слушаю вас, господин штандартенфюрер.

— Принесите документы, подготовленные для Миллер.

Спустя несколько минут Эльза держала в руках портфель, который вручил ей секретарь Штольца. Провожая ее до двери, штандартенфюрер спросил:

— Вопросы ко мне есть?

— Есть просьба. Как только мои подчиненные прибудут в Берлин, прошу переправить их во Францию. Работы там, как я поняла, много, и времени на отдых у нас сейчас нет.

— Не беспокойся, Эльза. Мы сразу же отправим их самолетом. Пусть это не волнует тебя. Что еще ты хотела бы узнать?

— Ценности во Франции будут сдаваться в оккупационный банк?

— Этим вопросом будет заниматься Герфт. Сдавать ценности не спеши.

— Понятно. Герфт будет в моем подчинении? — не удержалась от вопроса Эльза.

— Нет. Он будет получать инструкции непосредственно от начальника управления.

— Я так и думала.

— Ты не довольна?

— Нет. Мне хотелось бы, чтобы все операции, касающиеся ценностей, были проведены четко и чисто. А Герфт любит играть на публику.

— Что ты предлагаешь?

— Операции должны согласовываться со мной, и в них должен принимать участие кто-то из моих людей. Я не желаю, чтобы ошибки Герфта записывали за мной.

— Хорошо, — согласился с доводами Миллер штандартенфюрер. — Пусть будет по твоему. Герфт будет согласовывать с тобой свои действия.

— В таком случае больше вопросов нет, — улыбнулась Эльза.