Когда рыдают девы

ГЛАВА 36

В тот вечер в парадных гостиных резиденции лорда Джарвиса на Беркли-сквер основной темой разговоров была война: в Европе, на море, в Америке.

С министром иностранных дел Каслри виконтесса Девлин обсудила успехи Веллингтона в Испании, с министром торговли Батерстом – грабительские налеты этих чертовых американских выскочек на британские суда, а с премьер-министром Ливерпулем – недавнее нападение Наполеона на Россию. На званом ужине наряду с большинством членов правительства Ливерпуля присутствовали ведущие лондонские банкиры, поскольку война в значительной степени являлась финансовым предприятием.

Ночь казалась почти невыносимо знойной и душной, воздух в людных залах – необычайно спертым. Сотни свечей в люстрах над головами только усугубляли жару, и Геро ощутила, как начинают гореть щеки. Пренебрегая недомоганием, баронская дочь прокладывала путь сквозь толпы отцовских гостей туда, где разговаривали ее мать, леди Джарвис, и сэр Стэнли Уинтроп, когда ее остановил граф Гендон.

– Я надеялся, что сегодня смогу увидеть здесь с вами своего сына, – ярко-голубые сен-сировские глаза свекра сузились от тревоги, смешанной с болью. Геро не понимала очевидного отчуждения, выросшего между Девлином и графом, но в то же время не была уверена, что вправе расспрашивать об этом.

– Боюсь, для установления добрых отношений между моим мужем и моим отцом требуется нечто большее, чем одна лишь свадьба, – непринужденно отозвалась она.

– Но с ним все в порядке?

– Вы имеете в виду Девлина? Да, вполне.

– Я слышал, прошлой ночью в Ковент-Гардене на него напали.

– Незначительное ранение. Ничего серьезного.

– Никогда не понимал, зачем Себастьян продолжает ввязываться в эти расследования, – вздохнул Гендон. – От скуки? Или от донкихотского заблуждения, будто ему каким-то образом удастся исправить этот мир?

– Не думаю, чтобы Девлин страдал подобными заблуждениями. – Невестка склонила голову набок: – А от кого вы узнали о вчерашнем нападении?

Черты графа непривычно смягчились.

– От общего друга, – ответил Гендон, поклонился и отошел, оставив собеседницу задумчиво смотреть ему вслед.

– Моя дорогая леди Девлин, – вывел ее из задумчивости женский голос, – позвольте поздравить вас в связи с недавним вступлением в брак.

Обернувшись, виконтесса обнаружила, что на нее внимательно смотрит супруга сэра Стэнли Уинтропа. Дама выглядела раскрасневшейся и немного вспотевшей в своем закрытом, с длинными рукавами платье из розовой тюли и атласа. Именно ее предполагаемое присутствие на сегодняшнем ужине и побудило Геро явиться на прием.

– О, благодарю вас, – улыбнулась она, увлекая супругу банкира немного в сторону. – Я так рада, что вы смогли приехать: давно хотела поговорить с вами о Габриель Теннисон.

Слегка заискивающая улыбка гостьи тут же исчезла, маленькие глазки метнулись вправо-влево, словно в растерянности от мысли, что кто-либо мог услышать сказанное.

– Но… по-вашему, это подходящее место для обсуждения…

– Вы хорошо знали Габриель? – перебила Геро, игнорируя замешательство собеседницы.

Прочистив горло, та сглотнула:

– Нет, не слишком хорошо.

– Но вы же, кажется, близкая подруга Мэри Бурн, кузины мисс Теннисон?

– Не уверена, что назвала бы себя близкой…

– Нет? Помнится, мне рассказывали, что вы частенько вместе изучаете Библию под руководством преподобного Сэмюеля в Савойской часовне.

– Да, изучаем. Избранные Господом могут быть спасены его всепобеждающей благодатью, но вместе с этой милостью возлагается обязанность изучать и обсуждать мудрость и достоинства его учения. Особенно в эти трудные времена, когда многих искушают льстивые речи сатаны и соблазны языческих верований, столь враждебных истинному Богу.

– Ах, да, я слышала, что миссис Бурн является автором брошюры, предупреждающей об опасностях друидизма – разумеется, опубликованной под псевдонимом. Мне интересно, известно ли ей о легендах, связывающих Кэмлит-Моут с древними кельтами? – Геро многозначительно повела глазами туда, где сэр Стэнли, великолепно выглядевший в шелковых панталонах до колен и фраке, беседовал с премьер-министром.

Леди Уинтроп проследила за взглядом виконтессы, стискивая зубы. Когда банкирша уставилась через зал на своего высокого красавца-мужа, в ее глазах мелькнуло чувство, весьма похожее на ненависть.

– Не уверена, понимаю ли до конца, что вы хотите этим сказать, леди Девлин, – приглушенно отозвалась она.

– Только то, до чего поразительно, как неявные узы соединяют одного человека с другим, не находите?

– Все мы связаны грехом.

– Некоторые, полагаю, больше, нежели остальные, – с сухой иронией отметила Геро.

Ноздри собеседницы дрогнули в стремительном вдохе.

– Габриель Теннисон отошла от Бога. Апостол Павел учит нас, что женщине должно с совершеннейшей покорностью принимать наставления. Господь не позволяет женщинам проповедовать или властвовать над мужчинами, но предписывает быть молчаливыми. Ева была создана после Адама, и именно она поддалась на обольщение и впала в грех. Вот почему благочестивая леди не стремится стать известной и соперничать с мужчинами, но подчиняется супругу и посвящает себя заботам о семье. Я иногда задумываюсь, что мисс Теннисон, останься она в живых, делала бы после свадьбы брата. Вряд ли она обрадовалась его недавней помолвке.

– Какой помолвке?

На лице супруги банкира зазмеилась неприятная усмешка.

– Ох, Господи, неужели я выдала секрет? Я знала, что это событие не разглашается из-за кончины бабушки мисс Гудвин по материнской линии, но предположила, что вы как близкая подруга мисс Теннисон должны быть в курсе. Разве приятельница вам не говорила?

– Нет, – признала Геро, – не говорила. А откуда вам известно о помолвке?

– Мать Эмили Гудвин – моя хорошая подруга.

Кэт Болейн натягивала через голову тяжелый костюм из фиолетового бархата, отделанный золотой тесьмой, когда Себастьян проскользнул в ее тесную раздевалку в театре Ковент-Гарден и закрыл за собой дверь.

– Я уже начинала сомневаться, успеешь ли ты до репетиции, – заметила актриса, поворачиваясь к визитеру спиной и отводя с шеи тяжелый водопад каштановых волос. – Сделай доброе дело, помоги.

Это была естественная просьба, поскольку Кэт спешила, а они были давнишними друзьями. Касаясь кончиками пальцев ее теплого тела, Себастьян старался думать о ней как о давнем друге, как о сестре – хотя слишком хорошо знал, что это не так.

– Что-нибудь выяснила? – напряженным голосом поинтересовался он.

Собеседница занялась застегиванием браслета на запястье.

– Ты был прав насчет Джейми Нокса. Владелец таверны действительно связан с контрабандистами, которые курсируют через пролив из маленькой деревушки под Дувром и ввозят в основном французские вина и коньяки. – Поколебавшись, Кэт добавила: – Но там происходит кое-что еще… о чем я не могу тебе рассказать.

Себастьян развернул ее лицом к себе, прищуренным взглядом изучая нежную округлость щек, по-детски вздернутый носик, полные, чувственные губы.

– Я думал, ты знаешь, что мне можно доверять – что ничего из рассказанного тобой не пойдет дальше, независимо от характера сведений.

– Это не моя тайна. – Голубые глаза сузились от каких-то сложноопределимых для Девлина эмоций. – Могу только заверить, что дело опасное – очень опасное. С Джейми Ноксом шутки плохи. Он хорошо относится только к самому себе, да еще, возможно, к своему приятелю, тоже бывшему стрелку по имени Джек Симпсон.

– Я встречался с ним.

– Слышала, прошлой ночью на тебя напали и ранили, – легонько коснулась актриса его руки. – У тебя все в порядке?

– Где ты об этом слышала?

Кэт одарила его кокетливой улыбкой:

– Мне сказал Гибсон.

– У Пола длинный язык. Обычная царапина.

– Угу, как же.

В отдалении прозвучал предупреждающий о начале репетиции звонок. Немного помедлив, виконт взял руку собеседницы, поцеловал ей пальцы:

– Спасибо, – и повернулся к двери.

– Себастьян…

Девлин остановился и оглянулся.

– Поговаривают, будто слух, зрение и быстрота реакции Нокса равны твоим. И нам обоим известно, что этот мужчина похож на тебя, как брат – по крайней мере сводный брат. Что происходит?

Вокруг них звучали шум и гам готовящейся к генеральной репетиции театральной труппы: приглушенные смешки, хриплое требование некоей недостающей стойки, торопливый топот ног по голым половицам.

– Понятия не имею, – признал Себастьян. – Нокс утверждает, будто его отцом был какой-то кавалерийский капитан.

– Но ты ему не веришь?

– Я не знаю, чему верить. Аманда однажды заявила, что мой отец, скорее всего, конюх.

– Очень похоже на слова, сказанные только для того, чтобы причинить тебе боль, – поджала губы Кэт. Аманда, старшая сестра виконта, ненавидела его с рождения: за то, что он мужчина, за то, что именно Девлин унаследует титул и состояние их отца, и, как совсем недавно узнал Себастьян, за то, что он – живое напоминание о многократных и неразборчивых любовных похождениях их матери.

– Но это не значит, будто ее слова не могут быть правдой.

Девлин стоял со стаканом бренди в руке перед пустым камином в своей библиотеке, опираясь ногой в сапоге на холодную решетку, когда услышал остановившуюся у дома карету и быструю поступь Геро на крыльце. На каминной полке горели свечи в единственном подсвечнике, остальная часть комнаты лежала в сумерках. Виконт прислушался к приглушенному совещанию жены с Мореем. Затем она появилась на пороге библиотеки, поднимая обтянутую перчаткой руку к завязкам своей вечерней накидки.

– Ты рано вернулась домой, – выпрямился Себастьян, поворачиваясь.

– Хорошо, что я застала тебя, – прошла Геро в комнату. – Мне только что стал известен совершенно ошеломительный факт.

Вопреки желанию Девлин поймал себя на улыбке.

– Неужели? Какой же?

Сбросив накидку, Геро повесила ее на спинку ближайшего стула.

– Хильдеярд Теннисон не просто ухаживает за мисс Гудвин – они обручены!

– Я это знал.

С недоверием, которое сменилось забрезжившим негодованием, Геро уставилась на мужа:

– Знал?!

– Теннисон упомянул о помолвке по возвращении в Лондон. Сказал, что обручение состоялось незадолго до его отъезда в Кент, но о нем официально не объявлялось в связи с внезапной кончиной бабушки мисс Гудвин в самом разгаре приготовлений к празднеству.

– Но если ты знал, почему не сказал мне?

– По-моему, я говорил.

– Нет. Ты говорил, что адвокат питает чувства к дочери одного из своих коллег, но о помолвке не сообщил.

– Приношу свои извинения. Наверное, не счел это важным. Но у тебя явно противоположное мнение – почему?

– Сам подумай. Габриель еще со школьной скамьи приняла на себя после смерти матери управление отцовским хозяйством. Почти тринадцать лет она была госпожой и в городском доме Теннисонов на террасе Адельфи, и в их небольшом поместье в Кенте. Можешь себе представить, чтобы женщина, подобная Габриель, покорно уступила восемнадцатилетней невестке бразды правления в двух домах, которые долгие годы считала своими, и затем мирно жила бы с молодоженами на птичьих правах?

Себастьян медленно потянул свое бренди.

– Если честно, я никогда не задумывался над тем, как брак Теннисона повлияет на его домашний уклад.

Выражение лица Геро так явственно говорило «Ох уж эти мужчины», что он чуть не расхохотался.

– Ну, так растолкуй мне, что я упустил, отнесшись к данному факту столь… э-э… по-мужски.

Жена стянула длинные перчатки и бросила их на стул рядом с накидкой.

– Видишь ли, дело в том, что будь Габриель без гроша, ей не оставалось бы выбора, кроме как и дальше жить с братом и его молоденькой женой. Но моя подруга не была нищей: отец завещал ей отдельные средства, может, не слишком значительные, однако достаточные для безбедного существования одной или…

– Или с любимым мужчиной, – подхватил Девлин, у которого уже пропала охота смеяться. – При таких обстоятельствах не понимаю, почему Арсено останавливали опасения уподобиться охотникам за приданым.

Геро подошла к столу, на котором оставила книгу с сочинениями поэтов-кавалеров.

– Я все думала о том стихотворении Роберта Геррика, которое лейтенант дал Габриель. Он переписал для нее последние три строфы. Но, по-моему, важными могут оказаться как раз первые три. – Она пролистала страницы. – Вот послушай:

Себастьян продекламировал последние строки по памяти вместе с женой – сплетаясь взглядами, гармонично соединяя свой тенор с ее контральто.

– Велишь в разлуке тосковать – всем сердцем я с тобой. Черт подери, – протянул он, допил бренди и с громким стуком поставил стакан.