ГЛАВА 37

Арсено квартировал в мрачной, узкой улочке недалеко от церкви Святого Клемента. Этот некогда презентабельный район уже давно потихоньку сползал в нищету, хотя и не превратился пока в трущобы. Когда Себастьян остановился на тротуаре, окидывая взглядом пыльные окна и обсыпавшийся фасад старого дома, от тени соседней арки отделилась далеко не первой молодости потрепанная женщина с изможденным, западающим в память лицом и зазывно присвистнула.

Отрицательно мотнув головой, виконт толкнул входную дверь.

В доме было жарко, в спертом воздухе стоял дух вареной капусты, сухой гнили и слабая, но неизбывная вонь неубранных нечистот. Девлин поднимался по истертым темным ступенькам на чердак, пытаясь представить в этом окружении деликатного и образованного французского лейтенанта. Из-за одной двери доносились хриплые, сердитые мужские крики и тихие женские всхлипывания, за другой не умолкал жалобный плач младенца. Кто-то терпеливо добывал из скрипки грустную мелодию, и ее сладостно-печальные звуки причудливо смешивались с ором спаривающихся в глухом переулке кошек.

На самом верху лестницы было всего две двери. Сквозь щели в них не пробивалось ни единого лучика света, но виконт все равно постучал в обе и подождал, прислушиваясь к малейшему намеку на движение.

Ничего.

По условиям освобождения лейтенанту уже полагалось находиться в своем жилище. Себастьян вернулся на ступени, какой-то миг помедлил, положив ладонь на покосившуюся стойку перил, а затем направился на Уайк-стрит, в кофейню «Ангел».

В такую жару заведение оказалось полупустым. В тускло освещенном зале висел густой табачный дым и аромат жареного кофе. Бармен вопросительно поднял глаза на тихонько закрывшего за собой дверь виконта, тот покачал головой и медленно обвел взглядом пестрые группки мужчин, которые приглушенно переговаривались, угрюмо горбясь за столиками.

Арсено среди посетителей не оказалось. Однако в углу возле пустого очага светловолосый здоровяк Пеллетье играл в шахматы с сухопарым пехотным офицером в потертом синем мундире. При появлении Себастьяна гусарский капитан вскинул голову, блеснувши против свечей золотыми монетами на концах щегольских косичек. Поглаживая одной рукой роскошные усы, он наблюдал за продвижением Девлина через зал.

– Что, явились снова испортить мне игру? – буркнул Пеллетье, когда виконт остановился у столика.

– Лейтенант Арсено был здесь сегодня вечером?

Гусар поджал губы и повел плечом.

– Это означает, что вы его не видели? Или что не знаете, где он?

– Это означает, что сейчас его здесь нет.

– Не подскажете, где можно его найти?

Non[31], – презрительно осклабился Пеллетье.

– По моим сведениям, условия освобождения предписывают вам возвращаться на место проживания до восьми вечера.

– А мы живем здесь, – объяснил пехотный офицер, между тем как его компаньон молчал. – Снимаем комнаты наверху.

– Интересно, – глянул на шахматную доску Себастьян. – Чей ход?

– Мой, – ответил пехотинец, теребя двумя пальцами нижнюю губу и озадаченно хмуря лоб.

– Попробуйте королевой на эф семь, – посоветовал Девлин, отворачиваясь.

Casse-toi[32], – злобно прошипел гусар, приподнимаясь со стула.

– Не очень разумная мысль, – повернулся обратно виконт, положив руку на пистолет в своем кармане.

Сверкающие бешенством глаза Пеллетье на мгновение встретились с глазами Девлина, и здоровяк со стиснутыми зубами и ходившей ходуном грудью опустился на место.

Девлин ощущал, как разъяренный взгляд гусара провожает его до самой двери.

Ночь сделалась странно безветренной, горячий воздух был томительно душным. Себастьян постоял на тротуаре, испытывая нараставшее ощущение бессилия. Где, черт возьми, Арсено? Для условно освобожденного офицера попасться на улице после наступления комендантского часа означало возвращение в тюрьму и отправку в те же адские бездны, где томились рядовые солдаты.

По улицам еле уловимо повеял бриз, неся с собой прохладу и обещание перемен. Себастьян почувствовал запах реки и прибывающего прилива с легкой соленой ноткой, напоминающей о дальних краях.

И понял, куда отправился французский лейтенант.


Стрэндский мост[33], возведение которого началось всего десять месяцев назад, вырастал на том месте, где некогда стоял самый величественный на Темзе Савойский дворец[34]. Но дни славы дворца давно минули, и здание превратили вначале в богадельню, а затем в тюрьму и казармы. Теперь от него остались только полуразрушенные развалины, которые тянулись от Стрэнда до берега реки. Засыпанный щебнем, заваленный грудами тесаного камня, штабелями кирпича и древесины пустырь доходил до самого места строительства. Спускаясь по темному склону, Девлин видел округлый каменный фундамент средневековой сторожевой башни и длинную кирпичную стену, пронизанную пустыми провалами оконных проемов. За руинами на фоне черного неба неясно вырисовывалась громада нового сооружения.



Его первые четыре огромные арки уже были завершены, хотя деревянная опалубка в их центрах по-прежнему оставалась неснятой, а подвесной мостик и строительные леса указывали на начало отделки, со временем должной превратиться в антаблементы, карниз и балюстраду. Проезжую часть моста планировалось поднять до уровня Стрэнда, но сейчас она лежала несколькими футами ниже. Неровное грунтовое покрытие тянулось в сторону противоположного берега и резко обрывалось над стремительным течением.

Выходя на мост, Себастьян слышал, как плещет прилив о перемычки опор, чувствовал, как неожиданная прохлада обвевает потное лицо. Он не сводил глаз с одинокой мужской фигуры, выделявшейся на фоне широкой речной глади. Мужчина сидел на зазубренном краю пролета, свесив ноги над водой, которая текла далеко внизу, и дружески положив руку на прилегшего рядом коричнево-черного пса.

– Как вы догадались, где меня искать? – поинтересовался Арсено, когда виконт остановился футах в десяти от него.

– Вспомнил ваши слова о том, что вам нравится приходить на это место.

Француз склонил голову набок. Дувший с реки бриз развевал вокруг лица его каштановые кудри.

– Собираетесь сообщить о моем проступке властям?

– Нет.

Лейтенант напряженно улыбнулся, прикрыл глаза и глубоко втянул воздух, дрогнув ноздрями.

– Чувствуете запах? Это море. То самое море, которое сейчас заходит в устье Ранса[35] и бьется о каменные парапеты в Сен-Мало.

Девлин стоял не двигаясь, только фалды сюртука трепыхались на.ветру.

– Иногда я задаюсь вопросом, увижу ли снова родные края, – продолжал Арсено. – Мы тешим себя иллюзией, будто обрели свободу, хотя на самом деле это не так. Что случилось со всеми пленниками Столетней войны[36]? Не знаете? Что происходит с узниками войны, которая никогда не заканчивается? И такова моя судьба? Прожить одинокую жизнь на пыльном, темном чердаке, пытаясь наскрести несколько шиллингов и обучая скучающих детишек изъясняться на французском… – его голос надломился, и француз покачал головой.

– Две недели назад, – заговорил Себастьян, – мистер Хильдеярд Теннисон попросил руки дочери одного из своих коллег. Известие о помолвке держится в секрете из-за недавней тяжелой утраты в семье невесты. Но мне не верится, что Габриель Теннисон не сообщила эту новость вам, своему дорогому, любимому другу.

Какую-то минуту Арсено сидел неподвижно, затем, когда Шьен толкнул его лохматой башкой в бок, принялся гладить пса, казалось, всецело сосредоточив внимание на своем питомце.

– Да, действительно, она сообщила мне эту новость.

– Должен признаться, поначалу я не осознавал всей важности данного события. Но, как отметила моя супруга – которая гораздо проницательнее меня в подобных вопросах, – женщина с темпераментом мисс Теннисон и независимыми средствами никогда бы не осталась приживалкой в доме брата, где полновластно хозяйничала более десяти лет.

Лейтенант, поглаживая собаке спину, и дальше молча смотрел на реку.

– Габриель наверняка была расстроена и нуждалась в утешении. Вы уже признались ей в любви. И хотите убедить меня, будто не просили ее выйти за вас? Будто не настаивали на браке?

– Нет. – Отрицание прозвучало едва слышной на ветру тихой, безжизненной ложью.

– Прикажешь сердцу не стучать – его прервется бой; велишь в разлуке тосковать – всем сердцем я с тобой, – процитировал Девлин и, помолчав, спросил: – Вы намеревались нарушить честное офицерское слово и бежать во Францию?

– Нет!

– А по-моему, да. Но, полагаю, передумали по той причине, что Габриель Теннисон наконец-то согласилась стать вашей женой. – Себастьян подозревал, что тогда же, вероятно, любовники впервые познали близость, но высказывать свои соображения вслух не собирался.

Арсено вскочил на ноги, стремительно шагнул вперед и тут же резко остановился.

– Да, будьте вы прокляты! Это правда! Я замышлял побег. Неужели вы думаете, где-нибудь отыщется хоть один военнопленный, который не мечтает об этом? Не испытывает подобное искушение?

Девлин посмотрел на молодого офицера. В мерцающем лунном свете его глаза на бледном, опустошенном страданиями лице напоминали впалые раны. Речной бриз ерошил мягкие каштановые волосы, трепал полы сюртука. У Себастьяна сложилось впечатление, что Арсено держит себя в руках исключительно силой воли, но опасно близок к срыву.

– Мисс Теннисон согласилась стать вашей женой?

Вместо ответа француз просто кивнул, устремляя взгляд на разволновавшуюся под ветром реку.

«Мне опостылели тени», – наблюдая за ним, вспомнил виконт.

– И все равно вы о чем-то умалчиваете. Черт возьми, лейтенант, ваша возлюбленная мертва. Кто, по-вашему, ее убил?

Арсено снова резко повернулся к собеседнику:

– Знай я это, думаете, оставил бы убийцу безнаказанным?

– Возможно, вы доподлинно не уверены, кто повинен в ее смерти. Но подозрения у вас имеются, и эти подозрения тяжелым грузом давят вам на душу. Вот почему вы сейчас сидите здесь, рискуя своей свободой. Я прав?

Ветер дунул сильнее, погнал по небу темные облака, заслоняя подернутый дымкой серп луны.

– Кто, по-вашему, убил Габриель Теннисон? – требовательно переспросил Девлин.

– Не знаю! – Черты француза исказились так, словно слова из его уст вырывали силой. – Я каждую ночь лежу без сна, думая, не сам ли виноват в гибели той, кого любил.

– Почему? – нажимал Себастьян. – Что заставляет вас полагать, будто вы можете быть виноваты?

Шьен поднялся, не сводя глаз с усыпанного щебнем берега, насторожил уши, отбежал несколько шагов в сторону входа на мост, затем остановился.

Лейтенант положил ладонь на шею дворняги:

– Что такое, дружок?

У Девлина возникло необъяснимое, но безошибочное ощущение опасности, от которого участилось дыхание и горячими иголочками начало покалывать кожу. Он оглядел развалины древнего дворца, сузившимися глазами присматриваясь к грудам камня и древесины и разрушенной стене, пустые окна которой тянулись печальным ажурным узором на фоне грозового неба.

– Арсено, – предостерегающе начал Себастьян, и в этот самый миг из фундамента старой сторожевой башни вырвалась вспышка пламени и над водой треснул ружейный выстрел.


Загрузка...