Когда выбираешь не ты... (СИ)

Глава 12

Утро показалось… мрачноватым. Небо заволокло плотными серыми облаками, сквозь которые не проникал ни единый солнечный лучик, от этого комната будто бы погрузилась в безвременье сумрака. Я проснулась раньше, чем об этом объявил будильник, но вставать категорически не хотелось. Еще минут пять потягивалась, пытаясь себя уговорить вылезть из-под одеяла. Дождавшись, пока раздастся самый противный звук во Вселенной, отключила дребезжащий будильник и посмотрела на сопящую рядом Хёрин: она и ухом не повела, спала так сладко — даже жалко было будить! Решив, пусть себе еще понежится, я нехотя встала и отправилась умываться.

В моем распоряжении было минут сорок, чтобы привести себя в порядок, собраться и позавтракать. После этого мне предстояло явиться в конюшню по собственному (кто бы мог подумать?!) желанию. Окончательно проснувшись после прохладного душа, я закрепила цвет волос Дедовым заклинанием и добрала энергии для пущей «бодрости» электричеством. Наверняка счет за него в этом месяце неприятно удивит Хёрин. А что делать? Место силы в Пусане мне было известно только одно — на берегу моря, где почти не бывает людей, и времени на его посещение, чтобы воспользоваться природной энергией, у меня не было.

Пока я собиралась, вспомнила, что забыла накануне пришить лямки к рюкзаку. Вот, блин! Что ж теперь делать-то? Пришлось все-таки разбудить девчонку.

— Просыпайся. Хёрин, вставай, мне скоро уходить, а у тебя по расписанию тренировка. Ты обещала, что встанешь!

— Да-а… Что, уже утро? А-ха-а… Я встаю, встаю уже… — она причмокнула губами и повернулась на другой бок.

— Нет, так не пойдет! Вставай! Мне еще нужно пришить к рюкзаку лямки, вылезай из постели и найди нитки с иголкой.

— Оставь, я сама пришью потом. Возьми мой школьный, только содержимое вытряхни куда-нибудь, а я в школу с сумкой пойду.

— Ты собиралась идти на занятия?

Хёрин села на постели, потирая пальцами глаза.

— Да… Рано или поздно все равно пришлось бы туда идти. А теперь меня это совершенно не беспокоит, мне больше не страшно. И вообще… Меня после уроков встретит Хондо, мы договорились позаниматься, а потом я пойду к нему на тренировку.

— А ты про свой распорядок не забыла?

— Тэя, не беспокойся, я все помню и сделаю! А потренируюсь с Хондо, он меня проконтролирует.

— Ну, хорошо, — я вытащила из шкафа школьный рюкзак девушки с миленьким кроликом и выложила его содержимое на соседнюю книжную полку. — Запиши мой номер и звони, если хоть что-нибудь пойдет не так.

Хёрин достала из-под края матраца свой телефон и вбила туда надиктованный мною номер.

— Тэя, ты вернешься? — девчонка обеспокоенно заерзала на постели.

— Пока не знаю. Надеюсь, что да. Позвоню, если что-то изменится. Продукты у тебя есть, друг, который поддержит и позаботится — тоже. Если в школе снова начнут обижать, не давай спуску! Потом научу тебя кое-каким приемчикам для самозащиты. И понахальнее, посмелее там! Уверена, что ты и так своим внешним видом наведешь шороху. Хондо не зря тебя спрашивал про внимание старшеклассников — готовься отражать натиск новоиспеченных ухажеров!

— Ой, придумаешь тоже… — Хёрин смущенно зарделась.

— Напоминаю — на первом месте режим и тренировки. Все, я исчезла! — и нырнула в выстроенный в конюшню портал.

К моему появлению в деннике белоснежки Нунсони большинство лошадей уже вывели из конюшни на утренний моцион. Впрочем, меня это совсем не смутило. Наоборот, возникла неожиданная возможность хоть немного приручить лошадь к себе. Каково же было мое удивление, когда эта красавица, дружелюбно фыркая, мягко ткнулась в меня мордой, будто я для нее и в самом деле давно была своей. Я достала пакет, тот, что накануне мне дал вихрастый конюх Гёнхи, и решила лакомством подкрепить неожиданное доверие кобылы. В прошлый раз не успела его полностью скормить лошадке, и предложила Нунсони сейчас. Она с удовольствием захрумкала морковкой.

— Ну что, снежинка-королевишна, вперед, к новой старой жизни? — лошадь рефлекторно дернула боком, по которому я в этот момент проводила рукой. — Пора себя показать во всей красе! Ты готова?

Кобыла будто только ждала команды, бесцеремонно оттолкнув меня, развернулась мордой к выходу, топчась на месте, и сделала направленный к передней панели шаг.

— Молодец! Если что — я рядом, но незримо. Мне кажется, автора сего чуда предъявлять было бы пока опрометчиво. Ничего не бойся, поняла? — в ответ послышалось нетерпеливое фырканье, что меня слегка озадачило: неужели лошадь, и вправду, понимает, о чем я говорю?

Становясь невидимой, я отворила дверцы стойла и, придерживая лошадь за гриву, направилась с ней на выход. Поначалу было некоторое опасение, что застоявшаяся в деннике из-за своей болезни кобыла сразу ринется с места в карьер, как только почувствует волю, но к моему удивлению, она послушно шла рядом со мной, будто приклеенная. Чтобы убедиться, что у меня с ней действительно есть некая ментальная связь, я попробовала ее позвать: — Нунсони, ты меня слышишь?

Белоснежка развернула уши и слегка склонила в мою сторону голову.

— Если ты реально меня понимаешь и воспринимаешь, подай какой-нибудь знак, копытом стукни, что ли?

Кобыла остановилась и стала стучать копытом по земле. Ну, обалдеть же!

— Ты помнишь, где проходят ваши тренировки? Давай двигай туда.

Лошадь спокойным уверенным шагом направилась к скаковым дорожкам, которые находились на территории конюшен и вместе с ними были огорожены изящным решетчатым забором.

По специальному тренировочному кругу резвым галопом уже носились ее соседи по конюшне, погоняемые сидящими на них верхом жокеями.

Почти на подходе к компании из шестерых мужчин, одетых в местную униформу и стоящих недалеко от дорожек, Нунсони стала демонстративно вышагивать, высоко поднимая передние копыта, без всяких видимых признаков былой хромоты.

— Ой!! Такого не бывает, ущипните меня! Не может этого быть!!! Глядите! Трындец!!! — стоявший среди других мужчин уже знакомый мне конюх Гёнхи на полусогнутых ногах начал нервно лохматить свои и без того торчащие в разные стороны волосы. — Мистика какая-то! Господин Мин, Вы это видите?!

Указывая на лошадь, он обратился к человеку крупной комплекции в дорогой спортивной форме, выделявшемуся на фоне других, одетых в простую робу.

— Как она из конюшни-то вышла? Это же… Нунсони?! Та самая, что хромает на обе передние? — господин Мин оторопел от нарисовавшейся картинки.

Мужчины начали возбужденно махать руками и кричать, перебивая друг друга. Лошадь чуть-чуть замедлила шаг и, поравнявшись с компанией крайне удивленных людей, заржала, задрав, голову к небу. А я решила воспользоваться моментом и пошутить «с перчинкой», изображая ее голос:

— Ну, что уставились? Неужели не найдется ни одного порядочного мужчины сопроводить даму к старту?

Тут меня разобрал смех! «Порядочные мужчины» с отвисшими челюстями разом умолкли и, развернувшись в сторону гордо проплывающей мимо кобылы, вытянулись по струнке, словно собирались отдавать ей честь. Лошадь, как мне показалось, насмешливо помотала мордой, и в спокойном темпе направилась к краю специального гаревого покрытия. Я все это время продолжала идти рядом с ней, уже не придерживая за гриву.

В отличие от несущихся в полной экипировке с седоками на спинах лошадей на моей белоснежке не то, что седла — даже уздечки не было надето. Сплошная свобода!

— Ну как? Покажешь, на что ты способна? Только сначала потихоньку, не напрягаясь, чтобы с непривычки ничего не повредить. Я здесь пока постою. Ты меня поняла?

Нунсони снова развернула уши в мою сторону и фыркнула, видимо, соглашаясь с моими доводами насчет осторожности. Я легонько хлопнула ее по заду, и она, выскочив на дорожку, сразу перешла на размашистую рысь, а затем в галоп. За небольшой промежуток времени Нунсони влилась в ровно бегущую группу других скакунов, приветствуя их радостным ржанием.

Боковым зрением увидела, как находящаяся до сих пор в шоке компания, переместилась к краю скаковых дорожек, продолжая все также молча наблюдать за бегущими по ним лошадьми. Крадучись, подобралась на безопасное расстояние, чтобы послушать, что эти бравые работники ипподрома думают обо всем случившемся.

— Смотрите, у нее очень качественный бег! Будто никогда и не было хромоты. Действительно, мистика!

— Вы ведь тоже слышали? Вроде бы… она говорила?! Мне же не показалось?!

— Да, она действительно… так и сказала «среди вас нихрена нет порядочных мужиков, способных меня вывести на дорожку»!

— Не трепись, не так было сказано! Более культурно — «…проводить даму к старту»! Ты вечно все перевираешь! Сон Бёль, даже кобыла, приличнее выражается, чем ты!

— Да какая разница, о чем она сказала! Сам факт этого бреда — кобыла разговаривает на человеческом языке! Уму непостижимо!!!

— Чёрте что! У нас не может быть массовой галлюцинации: мы не пили и не ели вместе, ничего не нюхали и не кололись! — один из мужчин, чертыхаясь, обратился к человеку в дорогой форменной одежде: — Господин Мин, нужно позвонить хозяину лошади, господину Киму, сказать, что она здорова. Вы же знаете, Нунсони была любимицей его внучки, которая в позапрошлом году умерла. Когда кобыла заболела, он так расстроился! Столько денег угрохал на ее лечение. Я думаю, он будет рад хорошим новостям!

— А как мы ему объясним, что произошло? — другой возрастной мужчина нервно тер бровь.

— А не нужно ничего объяснять! Главное — лошадь здорова. Интересно, он ее заберет или будет тренировать, чтобы выставить на скачки?

— Думаю, выставит. Она всегда перспективной была. Если врачи после осмотра определят, что со здоровьем все нормально, можно уже на ближайшие соревнования выставлять, пусть втягивается помаленьку.

— И все-таки тут какая-то чертовщина происходит! Не может кобыла за одну ночь стать здоровой, как ни в чем не бывало! Мы с Вичаном только накануне ее возили на лечебные процедуры. Ветеринар еще сетовал, что жалко лошадь, мол, она ни на что теперь не годна. Там и снимками рентгеновскими все подтверждено. — Гёнхи нервно жестикулировал руками. — Вы же помните эту историю с ее растяжением после соревнований, когда она споткнулась чуть ли не на ровном месте? А потом еще будто покалечили ее… Не доказали тогда ничего.

— Смотрите, она уже по третьему кругу бежит вместе со всеми. И похоже, в отрыв уходит… Дорвалась малышка, наконец, до движения.

— Тихо! Не галдите, я хозяина набираю… — господин Мин приложил к уху мобильник. — Господин Ким? Доброе утро! Вас беспокоит Мин Ю Хён, управляющий… А, узнали… Не спите уже?.. Все хорошо, благодарю Вас. А как Вы себя чувствуете?..Замечательно!.. Вы правы. Да. Сейчас время утреннего выгула, я около скаковых дорожек… У меня для Вас хорошие новости, главное, очень неожиданные. Вы только не волнуйтесь… Ваша Нунсони чудесным образом исцелилась. Что?… Нет, что Вы, я не пью с утра!.. Нет, мы не курим, лошади не любят… А, Вы в этом смысле… Для нас самих это шок! Я понимаю, Вы мне не верите. Предлагаю, если у Вас есть свободное время, подъехать на ипподром. Вы знаете, где содержится Нунсони… Хорошо, мы Вас будем ждать. Всего доброго, господин Ким!

— Ну что? Не поверил? Небось, нахрен сперва послал, да?

— А ты бы поверил? Господин Ким лично присутствовал, когда озвучивали диагноз, и сам тогда свою кобылу в стойло провожал.

— Да, я вместе с господином Пхён Илем в качестве сопровождающего его лошадки был у директора дорогущей ветклиники. Там аж целый консилиум из столицы собирался по поводу его подопечной. И хорошо помню, как он, молча, выслушал диагноз — те только руками развели, мол, все бесполезно, ничем помочь не могут. Господин Ким так расстроился! Все приговаривал, что не уберег любимицу внучки. А оно — вон как вышло. Может, это внучка с того света деду подсобила, чтобы он так не сокрушался?

— Еще скажи, что ты в потусторонние силы веришь!

— А ты нет? Как тогда всю эту мистику объяснить? Какими научными доводами? Я по телевизору смотрел, вокруг нас столько всего непознанного летает…

— Ага! Приведения в конюшнях живут и лошадям гривы в косы заплетают.

— Идиот что ли? Какие косы? Иди, проспись!

Мин Ю Хён рявкнул, призывая препирающихся мужчин к порядку:

— Так! Замолчали все и по своим делам разошлись! Гёнхи, поймаешь Нунсони и отведешь в конюшню до приезда хозяина.

— А когда он обещал появиться?

Господин Мин взглянул на часы:

— Уже через час. До его появления лошадь надо привести в порядок. Ты меня понял?

— Понял, чего же не понять? — и добавил, недовольно ворча себе под нос: — Как я ее должен вылавливать?

Один за другим жокеи начали выводить своих лошадей с поля. Нунсони тоже сбавила ход, и, пробежав легкой рысью еще круг, остановилась около меня. В этот момент к ней подошел конюх.

— Надо же, какая умная лошадка! Сама пришла! Ну, пойдем, что ли? Скоро твой хозяин прибудет, надо тебя обтереть, вон бока потные какие. Набегалась, красавица? — Гёнхи любовно потрепал лошадь по крупу.

Однако кобыла не спешила идти за мужчиной, она беспокойно поворачивала уши в мою сторону, словно хотела услышать команду идти в стойло именно от меня. Пришлось пугать конюха дальше.

— Пойдем. Скоро приедет хозяин, — Нунсони мотнула мордой и неспешным шагом двинулась к конюшне.

— Да что же такое происходит-то?! Святые духи-угодники! Ты что, всерьез разговариваешь? — Гёнхи бросился вслед за уходящей лошадью.

— А чего тебя так смущает? Может, у меня дар открылся — по-человечески разговаривать, — я шла с другой стороны кобылы и решила объясниться за скалящего «в издевательской ухмылке» зубы животного, — вместе с моим чудесным исцелением.

— А кто тебя исцелил-то? Может и, правда, это госпожа Чонхва, хозяйка твоя, что умерла?

— Чонхва… Может быть. А тебе нравилось, как Чонхва ко мне относилась?

— Откуда мне знать, как она к тебе относилась? Мы же ее редко видели. Она, когда тебя сюда привели, на коляске уже была, больше молчала, чем говорила. Или плакала тихонько. Бедная девочка! А потом вообще перестала появляться. С ума можно сойти! Я с лошадью разговариваю!

Мы почти дошли до конюшни, я решила больше не смущать конюха странными переговорами с кобылой.

Лошадь вошла в здание, подошла к своему месту и остановилась, ожидая пока ей откроют денник. Но Гёнхи не стал загонять кобылу в стойло, зашел туда сам, вынес уздечку, которую надел на Нунсони, потом закрепил ремнями ее положение посреди прохода между денниками, принес ведро с водой, щетку, большую чистую тряпку, больше похожую на махровое полотенце, и начал протирать лошадь от пота, который все еще блестел на ее боках.

Пока конюх, о чем-то сосредоточенно думая, занимался наведением чистоты кобылы после бега, я бесшумно проскользнула в приоткрытые ворота конюшни, и, убедившись, что рядом никого нет, стала видимой. Громко постучав в двери со словами «можно?», не дожидаясь ответа, вошла внутрь конюшни. Гёнхи прервал свое занятие и выглянул с тряпкой в руках из-за кобылы, любопытствуя, кого в такую рань принесла нелегкая. Увидев меня, мужчина радостно заулыбался, жестом приглашая подойти ближе.

— Тэя! Привет! Раненько же ты появилась. Пришла на лошадке покататься? А у нас тут столько всего произошло! Гольная мистика! — видно было, что его просто распирало от желания рассказать о случившемся.

— Доброго дня, Гёнхи, — я поклонилась мужчине. — А ты уже, смотрю, весь в работе? Готовишь хромоножку к посещению ветеринара?

— Так она теперь не нуждается во врачах! Чудесным образом исцелилась. Как раз наша Нунсони и является причиной чертовщины, которая тут твориться! — конюх продолжил натирать размеренно вздымающиеся от шумного дыхания бока лошади.

— Как это? Что, прямо совсем исцелилась? — я подошла, погладила белоснежный бок кобылы и потянулась к ее морде: Нунсони ткнулась в мою ладонь мокрыми губами, пытаясь слегка прикусить на ней кожу.

— Да! Не хромает больше! Мало того, вместе с другими лошадьми с утра уже пробежала положенную для тренировки дистанцию. Вот, готовлю ее к приезду хозяина, господина Кима. Позвонили ему, что лошадь здорова, а он, представляешь, чуть нашего управляющего не послал далеко, ну, сама понимаешь, куда… Не поверил! Да я бы и сам в такое не поверил, если бы своими глазами все не видел! А тут еще, понимаешь ли, такое дело… — конюх вдруг замялся, пытаясь подобрать подходящие слова и не зная, как сказать, чтобы было не так стрёмно. — В общем, наша лошадка начала по-человечьи разговаривать, вот такие дела…

— Прямо-таки по-человечьи? — я с хитрецой посмотрела на грустного конюха. — Может, от всего увиденного у тебя стресс, и тебе просто показалось?

— Ага. Всем шестерым одновременно! — мужчина оторвался от своего занятия и горестно посмотрел на дверь конюшни, видимо, вспоминая реакцию своих товарищей.

— А почему же она сейчас молчит? — я продолжала улыбаться, глядя на растерявшегося от моего вопроса Гёнхи.

— Так, кто ж ее знает? Может, сейчас ее все устраивает, вот и молчит, — неуверенно пробормотал мужчина. — Эй, Нунсони, скажи что-нибудь. Чего молчишь?

Лошадь фыркнула, мотая головой, и лукаво скосила на меня свой блестящий угольно-черный глаз, типа, подруга, что будем делать?

— Знаешь, Гёнхи, я почему-то тебе верю. Даже если она сейчас молчит. В жизни столько всего непознанного! Может, тут какие-нибудь… барабашки потусторонние вмешались?

— Точно, Сон Бёль тоже так сказал. Он по телеку об этом смотрел.

— Ну вот, значит, всякое может быть. А когда хозяин лошади должен появиться?

— Да скоро уже, я думаю. Ладно, я закончил, — конюх отстегнул от Нунсони ремни и завел в денник. — Мне нужно сходить, доложиться управляющему и встретить господина Кима, чтобы привести его сюда. Ты со мной? — мужчина подобрал щетку и тряпку, подхватил ведро и с выжиданием уставился на меня.

— Иди. Я тут побуду, подожду, может, мне повезет, и Нунсони со мной заговорит, — я улыбнулась конюху и заговорщицки ему подмигнула.

— Может быть, может быть… Ты интересная девушка, и, кажется, нравишься ей, — Гёнхи кивком головы указал на тянущую ко мне морду лошадь, еще чуть-чуть постоял, наблюдая, как кобыла нежно прихватывает мои пальцы, развернулся и пошел на выход.

Когда двери за мужчиной закрылись, я пригладила жесткую шерстку возле носа Нунсони.

— Ну что же, буду знакомиться с твоим хозяином. Интересно, како…

Температура около меня стала резко снижаться, Лошадь нервно заржала и испуганно отдернула голову назад. Из ее рта повалил пар. Я стала оглядываться, пытаясь разглядеть виновника из потустороннего Мира, нежданно явившегося в конюшню. И по чью же, спрашивается, душу? Постепенно на фоне сгустившегося до млечной дымки воздуха проявился силуэт девушки.

— Чонхва? — догадаться было нетрудно: кто еще мог быть заинтересован во встрече с человеком, который должен здесь появиться с минуты на минуту? — Ты хотела бы что-то передать своим родным?

— Ты меня видишь и слышишь? Это хорошо. Духи не обманули, что ты сможешь меня воспринимать.

— Почему ты здесь? Разве ты не должна уйти в Свет или реинкарнацию? Хотя для второго, наверное, прошло слишком мало времени, твоя душа еще не могла полностью восстановиться и прийти в себя после такого сложного ухода. Ты же ушла из-за болезни?

— Да. Болезнь — тяжелое испытание. Но такова была моя миссия — обнулить карму рода. Мой дед не готов с этим мириться до сих пор… У меня есть послание от родовой ветви Хёрин. Ее дяди нет в мире Духов. Он жив и находится в тюрьме. Ему скоро выходить. Эта девушка обязана найти своего родственника, — дух Чонхвы развернулся к лошади и протянул светящуюся руку. — Рада тебя видеть, моя Нунсони. Я так и не успела с тобой попрощаться.

— Разве духи могут испытывать чувства? — я удивленно рассматривала ничего не выражающее лицо Чонхвы.

— Очень смутно, как будто чужие воспоминания, — силуэт девушки снова развернулся ко мне.

— Почему ты здесь. Чонхва? Тебе все-таки нужно пообщаться с дедом?

— Лошадь должна работать с больными детьми. Ты — Целитель из другого Мира. У тебя серьезные задачи в этом «детском саду». Мой дед сможет тебе в этом помочь. Такова воля Планетарных Духов-Кураторов. Я тебе дам информацию о себе, — Чонхва медленно коснулась полупрозрачными пальцами центра моей груди, и я почувствовала проникающий в меня тонкий леденящий внутренности луч, обратившийся в растекающийся по кровяному руслу холодящий поток, — чтобы ты могла стать для моего деда отрадой в его клонящейся к закату жизни. Я знаю, как он скучает по мне, как корит за то, что не смог вылечить. Ты не заменишь ему меня, но этого и не требуется. Он просто будет любить тебя по-другому. Дед многое может сделать, чтобы ты начала исцелять других людей, ожидающих именно твоей помощи. Это все, что мне нужно было тебе передать.

В этот момент в конюшню вошли три человека: конюх Гёнхи, управляющий господин Мин и седовласый пожилой господин — статный, хотя и полноватый, я бы даже сказала, по-своему, красивый, с благородными чертами лица, на котором отражались глубокая усталость и печаль.

— Чонхва, может, скажешь деду хотя бы пару слов? Я могу быть проводником… — я не успела договорить, потому что силуэт начал исчезать, а воздух нагреваться. Получается, внучка приходила ради меня?

Когда мужчины поравнялись со мной, следов возникшего несколько минут назад призрака, уже абсолютно не чувствовалось. В какой-то момент мне даже показалось, что это просто моя разыгравшаяся фантазия. Но в памяти вдруг начали всплывать картинки чужой жизни, наполненной болью и страданиями. Было ощущение, будто я зритель, перед которым разворачивается трагедийная пьеса, заканчивающаяся немым горестным финалом, который в этой жизни не устроил никого, кроме главного героя, переставшего, наконец, мучиться. Как мало мы интересуемся о том, зачем здесь рождаемся, почему приходим именно к такому концу, и насколько этот финал зависит от нас самих, от нашего выбора, который мы делаем каждый день на протяжении всей свое жизни!

Я, молча, поклонилась, приветствуя мужчин, отступив на пару шагов от денника. В ответ удостоилась лишь взглядов вскользь. Гёнхи открыл дверцу, лошадь, неожиданно бортанув конюха, вышла из стойла сама и встала позади меня, нахально вороша носом волосы на моей макушке. Господин Ким, удивленно прищурившись, окинул меня взглядом с ног до головы, а потом, не мигая, стал смотреть в глаза, видимо, пытаясь вычислить, что у меня на уме или прочитать мысли. Потом вскинул вопросительно бровь:

— И?… Что скажете, юная леди?

— А мне нужно что-то говорить? — я ответила таким же прямым пристальным взглядом, не собираясь опускать глаза.

— Вы ухаживаете за лошадью моей внучки?

— Нет.

— Интересно. Почему же Нунсони вдруг выбрала Вас в качестве своего человека?

— А она выбрала? — я удивленно скосила глаза на кобылу, которая умиротворенно пристроила свою морду на моем плече.

— А Вы в этом сомневаетесь? — господин Ким нахмурился. — Может, Вы ее чем-нибудь прикормили?

Ко мне подошел управляющий.

— Девушка, как Вы здесь оказались? Кто Вас пустил? Гёнхи, почему в конюшне посторонние?

— Так она не посторонняя, не первый раз пришла. И ничего плохого не делала. Нунсони сразу к ней прониклась, как только она тут появилась. Я уже ничему не удивляюсь после сегодняшнего утра. Господин Ким, Вы бы осмотрели лошадку-то! Он же совершенно здоровая теперь!

Я предложила:

— Может, выведем лошадь в леваду?

Господин Ким подошел к Нунсони и погладил морду, лошадь сбросила его руку и выдохнула с храпящим присвистом.

— Ну, ну… Не горячись, белоснежка! Неужели не соскучилась? — мужчина потрепал круп лошади. Нунсони, переступая с ноги на ногу, снова спряталась за меня.

— Хорошо, давайте выведем. Я хочу посмотреть, как она двигается.

Я развернулась, взяла кобылу под уздцы, и повела через денник к противоположному выходу, ведущему в загон на улице для свободного выгула коней. Мужчины прошли за мной следом и встали, едва переступив порог распахнутых дверей.

— Показывайте, что она может, раз уж лошадь Вам так доверяет. Пока я вижу, что она действительно перестала хромать, — господин Ким удовлетворенно качнул головой в сторону остановившейся в нерешительности «блондинки», которая будто бы соображала, что бы ей такого отчебучить, чтобы произвести максимальное впечатление. Артистка — да и только!

Вспомнив, что кобыла вроде как меня понимает, я попросила Гёнхи принести какой-нибудь прут подлиней и мяч, если найдется.

— Нунсони, давай кружок для разминки, хорошо? Сначала шаг, потом трот и на рабочую, все понятно?

Дважды повторять не пришлось. Я не знаю, чему эту красавицу учили, но выполнила она все мои просьбы безукоризненно. Пройдясь по загону кругов пять, она остановилась около меня и стала гарцевать на месте, а затем начала пятиться задом, мотая при этом мордой, словно приглашала меня включиться в процесс.

— Ты хочешь поиграть? — догадалась я по резвому ржанию. — Тогда — вперед!

Я начала бегать из одной стороны в другую, лошадь носилась параллельно мне. Чуть погодя я стала на нее наскакивать, а она — пятиться и поворачиваться вокруг себя. Выдернув из рук Гёнхи прут, я принялась показывать им траекторию прыжков вверх-вниз. Нунсони с удовольствием подыгрывала, взбрыкивая задними ногами или становясь на дыбы. И при этом без умолку ржала, всем своим видом выражая удовольствие. Настала очередь игры в футбол. Эта хитрюга гоняла мяч по леваде не хуже какого-нибудь бэкхема! Наконец, я упала в изнеможении, распластав руки и ноги в стороны, и кобыла тут же бухнулась рядом, задрав копыта и елозя на спине по взрытой копытами земле. Ну, точно цирк! Я себе даже представить не могла, что эта животина способна такое учудить!

Мужчины, по-зрительски активно включившись в нашу игру, что-то выкрикивали, хохотали, азартно поддерживая нас аплодисментами, короче, вели себя совсем не по-взрослому. А когда мы на пару с кобылой достаточно навалялись на земле, ко мне подошел господин Ким, подал руку, помогая подняться и отряхнуться от песка. Лошадь вскочила, фыркая и подрагивая боками, встала позади меня, упираясь грудью в спину, и начала ревниво отпихивать мужчину мордой.

— Надо же, она, похоже, ревнует? Даже не представлял, что лошадь моей внучки способна на такие неожиданные трюки.

— Эта белоснежная красавица очень любила Чонхву. Для нее Ваша внучка была больше, чем хозяйка. Они общались и хорошо понимали друг друга, хотя Вы мне можете и не поверить. Нунсони очень не хватает этого общения. Чонхва видела в ней не просто животное, а друга, который во время болезни поддерживал ее энергетически, подпитывал силой, как мог. А когда Вашей внучке стало совсем невмоготу, лошадь, чувствуя ее состояние, тоже перестала радоваться жизни, что косвенно привело ее к полученным травмам. Если Вы хорошенько расспросите, что было с лошадью в тот день, когда умерла Ваша внучка, возможно, Вам расскажут, как она отказывалась есть, постоянно жалобно ржала и плакала. Лошади ведь, как люди — в момент сильного горя тоже способны плакать.

Господин Ким внимательно меня разглядывал, вслушиваясь в слова, и потом задумчиво спросил:

— Вы знали мою внучку? Вы учились с Чонхвой? Дружили? Может быть, Вы из госпиталя, где моя внучка лежала?

— Я готова ответить на Ваши вопросы. Мы можем поговорить, господин Ким? Я не отниму у Вас много времени.

— Хорошо. В пятнадцать минут уложитесь?

— Вполне.

— Господин управляющий, я зайду через пятнадцать минут, — мужчина приглашающим жестом указал на выход. — Прошу, юная леди. Кстати, как Вас зовут?

— Тэя. Тэя Нэори.

— А меня Ким Пхён Иль. Интересное у Вас имя. Не похоже на японское. Вы ведь не японка? — пожилой господин заложил руки за спину и неспешно прошел вперед, не дожидаясь моего ответа.

Мы вышли из конюшни и направились к центральной аллее ипподрома, больше похожей на маленький парк.

— Да, я не японка. И не кореянка. Я вообще не из Мира Земли. Понимаю, что для Вас это звучит дико и неправдоподобно.

Мужчина остановился и снова, прищурив глаза, стал меня рассматривать, не выражая никаких эмоций. Убедившись, что кроме нас никого в аллее нет, я создала голому последнего разговора господина Кима с Чонхвой, выдернутую из той информации, которую в меня вложил дух девушки. Это был разговор наедине — без посторонних глаз, без камер, без свидетелей. Господин Ким пораженно рассматривал объемную голограмму самого трагичного разговора в своей жизни, запечатленного в мельчайших подробностях. Увидев на глазах пожилого господина слезы, я смахнула голому, и, положив ладонь ему на грудь, направила теплую успокаивающую волну, убирая внезапно возникшую в сердце мужчины боль.

— Я могу рассказать о жизни Чонхвы все, о любом эпизоде, если Вы меня попросите. И это я исцелила Нунсони. В своем Мире я — Целитель. Мой Учитель — человек, заменивший мне отца, ван-тики Эол — Старейший Семьи Целителей планеты Койе Мира звезды Энтелион созвездия Этэмин. Планета Земля, как я понимаю, находится в параллельной нашему Миру Вселенной.

Я убрала все маскирующие заклинания и предстала перед господином Кимом в своем настоящем виде: с меняющими цвет волосами, живущими своей особенной жизнью, ярко-фиолетовыми глазами с блестящей радужкой и вертикальными зрачками, бледной, чуть светящейся, молочного оттенка кожей. Господин Ким протянул в нерешительности руку к моим волосам, они свились в полосатый рыже-голубой локон и потянулись ему навстречу. Мужчина испуганно отдернул руку, снова спрятав ее за спину.

— Для меня нет сложного в том, чтобы заговорить на любом языке этой планеты. Может быть, если бы я встретила Вашу внучку, когда она была еще жива, то смогла бы исцелить ее с позволения Высших Иерархов Земли. Перед Вашим приходом на ипподром, ко мне приходил Дух Чонхвы. Сначала я подумала, что он хочет поговорить с Вами, но, оказалось, что это был визит для меня, — я наложила маскировочные заклинания, вернув себе прежний вид, а после, закрыв глаза, мысленно передала разговор с призраком внучки господина Кима, позволив деду наблюдать за беседой через мои воспоминания.

Мы простояли в состоянии транса около пяти минут. Открыв глаза, господин Ким тихо произнес:

— Если этого хотела моя девочка, я готов тебе помочь. Объясни только, что значит «обнулить карму рода»?

— Когда на протяжении многих поколений накапливается слишком много негативных событий, болей, способных нарушить структуру Древа Жизни Рода, загубив его мощную ветвь, в этот род может прийти очень светлая и сильная душа, добровольно взявшая на себя миссию своей смертью искупить или трансформировать весь этот негатив, чтобы он больше не передавался потомкам, и род не вымер. Как-то так.

— И что же, душа моей Чонхвы именно такая? Она принесла себя в жертву? — пожилой господин поднял подбородок кверху, устремляясь затуманенным слезами взглядом в серое беспросветное небо.

— Господин Ким, как эмпат я чувствую, какую душевную боль Вы испытываете. Законы Сущего не имеют ничего общего с понятием человеческой справедливости! Только когда Душа возвращается к своим истокам, она вспоминает, для чего приходила в физический мир. Иногда людям при жизни удается вспомнить, зачем они здесь, но для этого нужно задаваться соответствующими вопросами, почувствовать и принять, что ты — больше чем телесная физическая оболочка с электрическими сигналами в двух килограммах жира между ушами. Правила прихода сюда для всех душ одинаковые — забвение, для того чтобы игра была запредельно интересной, а результаты эксперимента — максимально чистыми. Даже на моей планете, в намного более продвинутом Мире, чем Ваш, далеко не все знают о таких вещах. Просто я — член Семьи Посвященных. Хочу сказать, что не выбирала осознанно для своего путешествия Мир Земли. Я вообще никогда раньше не знала о его существовании. Попала сюда совершенно случайно. Да только вот случайностей в жизни не бывает! Это мне теперь хорошо известно. И, знаете… Я очень хочу домой! И тоже скучаю по родным в том Мире, где меня ждут, любят, волнуются, но совершенно не представляю, как туда вернуться! Очень надеюсь, если сделаю то, что от меня хочет Мир Земли, то попаду, наконец, в свой Мир… Я уложилась в пятнадцать минут?

— Находясь в трезвом уме и рациональном сознании очень трудно воспринять, все, что Вы мне сейчас показали и рассказали. Мой ум отказывается признавать реальность Вашего существования. Однако Вы стоите передо мной и знаете о том последнем… прощальном разговоре между мной и моей внучкой. В конце концов, я могу проверить Ваши целительские способности на ком угодно, а затем просто подтвердить или опровергнуть это инструментально с помощью квалифицированных специалистов и медицинской техники. Благо, наш… не такой продвинутый Мир обладает достаточно мощными и серьезными технологиями в медицинской отрасли. Что касается лошади… Мы сегодня же отвезем ее в ветеринарную клинику к моему другу, который лично ставил Нунсони диагноз и вместе с коллегами из Сеула выносил свой вердикт по поводу ее абсолютной непригодности к скачкам. Если окажется, что лошадь здорова, я готов заплатить за это чудо столько, сколько скажете, госпожа Нэори. В разумных пределах, конечно.

— Что ж, справедливо. Только сумму Вы назовете сами. Сначала результат, а тогда и будем разговаривать, — я остановилась и повернулась всем корпусом к замершему на месте мужчине. — Думаю, нам пора вернуться. Вас ждут, и мне тоже нужно идти. Дела, не терпящие отлагательств…

— О, даже так? Хорошо. Я бы предложил обменяться номерами телефонов, но в свете того, что Вы обладаете разными чудесными возможностями, думаю, Вы найдете меня сами. Вас же не затруднит? Полагаю, для Вас это — плевое дело? — господин Ким хитро улыбнулся, наклоняясь ко мне и заглядывая в глаза, затем разогнулся, погладил меня по голове, и, развернувшись, направился обратно, позволяя спокойно посадить на него метку-маячок для ориентира при поиске.

Ну-ну, еще посмотрим — кто кого.

Мы, молча, подошли к конюшне. Господина Кима ждал у входа управляющий. Мужчина остановился.

— Благодарю, госпожа Нэори, за компанию. Надеюсь на скорую встречу, — мужчина, подмигнув, слегка склонил голову и взял под локоть управляющего, недоуменно взирающего на наше церемонное прощание.

— До свидания, господин Ким, — я поклонилась в ответ и улыбнулась самой очаровательной улыбкой. — Я тоже на это надеюсь.

Мужчины вошли в конюшню, а я все-таки решила проследить, что будет дальше. Конечно, я могла бы вернуться в дом Хёрин, но, во-первых, она еще была на занятиях; во-вторых, у нее теперь был Хондо, который, наверняка, очень ответственно отнесется к распорядку и питанию девчонки и уж тем более — не даст ее в обиду. А меня как всегда разобрало любопытство, хотелось подслушать и подсмотреть!

Воспользовавшись заклинанием мимикрии, я создала коротенький портал внутрь постройки, чтобы не привлекать внимание открыванием дверей. Господин Ким стоял у открытого денника Нунсони и наблюдал, как управляющий ощупывает передние ноги кобылы. Та, выказывая свое недовольство, никак не хотела спокойно стоять на месте. Меня ситуация удивила: разве господин Мин был ветеринаром?

— Господин Ким, машина прибудет в три часа дня. Кобылу отвезут в клинику. Как только закончатся инструментальные обследования, мы Вам позвоним.

— Свяжусь с Хон Джи Уком, чтобы он меня набрал и лично все рассказал. Я не поеду в клинику, на сегодня для меня потрясений и так достаточно, — пожилой мужчина зашел в денник и погладил морду лошади.

— Если честно, я тоже сегодня был шокирован до глубины души! Я в жизни никогда не верил в чудеса, а тут такое… Вам доложили, что Ваша лошадь еще и… разговаривала на нормальном человеческом языке?

— Бред какой! Что за ерунду Вы опять несете? Я, вроде, уже спрашивал сегодня — пили Вы или нет. Вы сказали, что не пьете с утра, так в чем же дело?

Тут я не утерпела!

— Господин Мин пьяным в конюшню не ходит, знает, что лошади это чувствуют и не любят. — Нунсони поддакнула коротким ржанием.

— Охре-не-еть… — управляющий присел от неожиданности и схватился за голову.

Господин Ким прищурился и… хмыкнул.

— Значит, все же кто-то из персонала заходит пьяным в конюшню? — он снова погладил морду фыркающей и жующей узду лошади.

— Это чаще посетители… посторонние. У нас хороший персонал. И некоторым управляющим не мешало бы своих конюхов хоть иногда внепланово поощрять премией за усердие!

— Какая же ты у меня заботливая кобыла! А ты знаешь, красавица, что нехорошо пугать людей своими разговорами на несвойственном тебе языке? Разве тебя не научили беречь психику пациентов, извини, работников? — господин Ким продолжал загадочно улыбаться, а управляющий с тихим ужасом стрелял глазами то на кобылу, то на сумасшедшего деда. — Давай, мое чудушко, ты перестанешь пугать людей и разговаривать… совсем, чтобы не возникло лишних подозрений и непредвиденных вызовов психиатрической бригады?

Похоже, господин Ким меня раскусил. Я разочарованно помолчала, но потом все же спросила:

— А в скачках я буду участвовать, если подтвердиться, что у меня все в порядке со здоровьем?

— Думаешь, в этом есть необходимость? — господин Ким повернул голову, пытаясь уловить, откуда слышится голос.

— Ну, дух соперничества еще никто не отменял, к тому же, я, кажется, перспективная кобыла в этом плане.

— Что ж, посмотрим…

Как назло у меня в рюкзаке неожиданно завибрировал телефон. Вот же, угры волосатые! Звук-то я отключила, а вот вибрацию… Пришлось срочно сматываться, пока мужчины недоуменно оглядывались, пытаясь отыскать источник глухого дребезжания. Отойдя подальше от конюшен и обретая вновь видимость, я, не глядя на экран, ответила на вызов:

— Слушаю.

— Тэ. я-а!!! Они сейчас драться начнут!! Эти дебилы изобьют Хондо… Вы, уроды, кривоногие, отошли от него! Не понятно что-то?..

О, Сущий, вот только этого мне сейчас и не хватало для полноты ощущений!

— Хёрин, говори, где ты, я сейчас буду!

Девчонка, заикаясь и периодически выкрикивая угрозы невидимым обидчикам, продиктовала адрес школы, в которой, как я понимаю, назревало несанкционированное «махалово» в стиле Хондо — куча на одного.

Произнося на ходу «Я-Тэо», я рванула в выстроенный по координатам адреса портал, выскочив около какого-то гаража. Чтобы быстро сориентироваться, где нахожусь, начала осматривать окружающее пространство. Метрах в двадцати в глаза бросилось четырехэтажное здание школы. Где-то недалеко справа послышались шум и ругань. Похоже, мне туда… Завернув за угол кирпичной коробки, в метрах пяти возле аналогичной постройки я увидела толпу пацанов и девчонок, кого-то окруживших полукольцом явно не с мирными намерениями. Тут прозвучал знакомый надрывный выкрик про уродов…

Картина выглядела весьма занятно: Хёрин, оттеснив к кирпичной кладке и задвинув за спину своего удивленно взирающего на происходящее «принца», растопырила руки в стороны и хмуро исподлобья смотрела на лениво переругивающуюся и периодически подначивающую ее толпу старшеклассников. Вот это да! В глазах Хёрин было столько злой решимости наподдать любому, кто приблизится хоть на шаг, я бы, лично, не рискнула, честное слово! Она разве что не грудью прикрывала своего кавалера.

Напротив нее, чуть отделяясь от остальных, стояли три девицы и два парня: невысокий коренастый и длинный худой с челкой, закрывающей глаза. Видимо, все они и были главными зачинщиками возникших разборок. Ухо услужливо выловило в перебранке подростков произнесенное имя ЧунНа.

— Что за шум, а драки нет? — толпа расступилась, пропуская меня вперед и перешептываясь. — Ну, и что за беспредел здесь творится?

Я приблизилась вплотную к пораженно застывшей обидчице моей Хёрин.

— Это тебя зовут ЧунНа, не так ли? Ты разве не знаешь, что буллинг может обернуться против тебя самой? Не хочешь себе представить, как сложится твоя дальнейшая жизнь с подпорченной репутацией? Нет? Могу в этом помочь, если что. Я-то понимаю, что сидит у тебя внутри. За высокомерием и заносчивостью ты пытаешься скрыть от других собственную неуверенность, страх самой стать изгоем, но даже в моих глазах это тебя совершенно не оправдывает! — девица криво усмехнулась и потупила глаза. — А врать и красть — полагаешь это круто? Считаешь, что это сделает тебя суперпопулярной и успешной? Не задумывалась, что все и даже больше однажды вернется тебе назад? Если ты обещала заплатить однокласснице за рисунок, который просила нарисовать для участия в конкурсе, выдавая его за свой… Подчеркиваю — рисовала не ТЫ, а она! Логично было бы отдать деньги хотя бы из чувства самосохранения, раз не имеешь совести, тем более что рисунок Хёрин в конкурсе победил. Вместо благодарности ты устроила скандал и унизила одноклассницу на глазах других ребят, сказав, что ее творчество достойно разве что помойки. Однако «недостойный» рисунок передали любимому айдолу почему-то не от ее, а от твоего имени. Как думаешь, это справедливо? Так, может, нужно извиниться перед Хёрин? А еще лучше — возместить ей моральный ущерб! Правильно ли я рассуждаю? — я обратилась к затихшей толпе подростков. — Не слышу?

В ответ из молчавшей все это время компании раздался девчоночий визг такой силы — аж уши заложило!

— Чёнхек!!! Ребята! Это же Чонхёк из HBM! Господи-и-иии!!! Не верю своим глазам!!! Мой любимый биа-а-ас!!! А-а-а!!!

Моментально теряя интерес к разборке и переключив свое внимание на неожиданно объявившуюся знаменитость, собравшиеся, как по команде, зашумели и окружили меня плотным кольцом. Ребята тут же забыли про Хондо с Хёрин и оттеснили на задний план ЧунНу, стоящую с перекошенным от обиды и злости лицом. Все же к совести этой «подруги» взывать было бесполезно. Не похоже, чтобы она хоть немного раскаялась…

— И по какому такому поводу мои друзья подверглись нападкам с вашей стороны? Разве справедливо — вас больше десятка, а их только двое? Что скажете, глубокоуважаемые нетизены, в свое оправдание?

— Да мы не собирались ни на кого нападать! Так… припугнуть хотели. А чё это он на нашу Хёрин-и вдруг резко запретендовал? Пусть кидает свои предъявы в другом месте, а у нас своих желающих хватает… — невысокий коренастый парень сплюнул сквозь зубы и презрительным взглядом стрельнул в сторону Хондо, который встал рядом со мной, взяв под локоть до сих пор нахмуренную Хёрин.

— А ты, я смотрю, резво сориентировался в связи с ее изменениями. Хёрин — девушка Хондо, — я вопросительно глянула на парня, тот, молча, подтвердил мои слова кивком. — Поскольку выбор сделан, думаю, другим кандидатам нужно просто смириться с реальностью.

— А ты, Вы… оппа, спойте, ну пожалуйста!!! Когда это к нам такая знаменитость заглядывала?! Никогда!!!

— Да, точно! Никогда!!! — Ребята дружно загалдели, перекрикивая друг друга.

— Честно говоря, я не против… Вот только я не готовился к нашей встрече и не взял инструмента.

— А у нас есть подходящая гитара в актовом зале! Я принесу, файв минут… — патлатый, который с челкой на глазах, сорвался с места и, загребая своими длинными, как циркуль, ногами, умчался в сторону школьного здания.

— А ты, а Вы…

— Так не пойдет! Упростим-ка мы общение. Разрешаю только сегодня в честь ваших горящих глаз обращаться ко мне на «ты». Так какой был вопрос?

— А как, аджосси, ты здесь оказался? Я только что читал в интернет-новостях, что у вас какая-то групповая фотосессия для модного журнала, кажется, «Vogue».

— Лучше уж «хён», для «аджосси» я пока солидности не накопил. Вообще-то, фотосессия уже состоялась. Нахожусь здесь по делам.

Нестройным хором прозвучало «да-а… о!». Прибежал, отпыхиваясь, добровольный самовыдвиженец по доставке гитары. Тяжело дыша, парень согнулся, опершись одной рукой о колено, другой протянул инструмент и закашлялся, мотая головой: — Вот…

Я поблагодарила подростка, взяла гитару и прошлась по струнам: нужно было чуть-чуть настроить. Пока подтягивала колки, поинтересовалась:

— И что же вы хотите услышать?

— Все…

— А конкретней? Хотя… — и начала со своей любимой «Любить меня не сложно…».

Ребята моментально затихли. Кто-то слушал, затаив дыхание, кто-то — улыбаясь, едва слышно подпевал. Хондо и Хёрин внимали моему пению с восторженным выражением на лицах. Даже ЧунНа перестала изображать несправедливо обиженную и тихонько мурлыкала себе под нос, счастливо зажмурив глаза.

На третьей песне количество слушателей значительно увеличилось, а к концу четвертой — кажется, я сорвала уроки у всей школы! Теперь к слушателям присоединились даже учителя. Кто-то из преподавателей попросил меня переместиться на верхнюю часть центральной лестницы, чтобы зрителям было лучше видно и слышно. Ребята, участвовавшие в разборках с Хондо, добровольно взяли на себя роль моих телохранителей и, плотно окружив, удерживали на безопасной дистанции напирающих почитателей «моего» таланта. Они помогли быстро переместиться на крыльцо, а я решилась на маленькую хитрость — усилила свой голос с помощью заклинания.

— Ребята, я прошу не сдерживать свои эмоции и активней подпевать! — в ответ, смеясь и что-то выкрикивая, мне дружно зааплодировали.

Через некоторое время в толпе собравшихся начали то там, то тут вспыхивать фанатские фонарики-«бомбочки», к ним присоединились экраны телефонов, расцвечивая яркими вспышками скучный серый день. Краем глаза отметила для себя, как из микроавтобуса, остановившегося у школьных ворот, появились телевизионные камеры. Интересно, что по этому поводу сказал бы настоящий Чонхёк?!

Я пела, получая ни с чем несравнимое удовольствие, как когда-то на площади Синдзюку в Токио. И точно также звучали песни на разных языках, я даже кое-что из джазовых вещей исполнила. Мой концерт продолжался уже больше двух часов. От слушателей шла просто невероятная подпитка! На таком драйве можно было бы петь еще столько же, потому что я просто купалась в эмоционально бушующем энергетическом поле. Похоже, обаяшка Хёк-и — действительно всеобщий любимец!

Однако фееричная иллюзия головокружительного успеха моментально осыпалась царапающим крошевом, как только я увидела, что к крыльцу подбирается компания телевизионщиков. Нахальная тощая дамочка с микрофоном в руках что-то без остановки в него верещала, командуя операторами и яростно пробиваясь сквозь толпу слушателей к месту моего выступления. Не-е-ет, блин, только не это! На такое я не подвязывалась!

Шагнув к стоящему недалеко от меня пожилому господину, возможно, преподавателю, я пошептала на ухо:

— Могу я Вас попросить проводить меня в уборную? Не могу больше терпеть…

— Господи, Боже, да, конечно! Пойдемте, молодой человек, — крикнув «Перерыв!», он взял меня под руку и увел внутрь здания школы через центральный вход.

Мы быстро прошли по коридору первого этажа до конца к последней двери у торцевой стены, на которой был изображен треугольник острой вершиной вниз. Тут мне вспомнилась присказка моей токийской подруги-полицейской Юми про значки на дверях туалетов, которую она часто повторяла дома, ругая коллег:

«Посмотри на женский треугольник — сразу все понятно: острая вершина-голова и усидчивая (плоская сторона) задница! А у мужиков что? Правильно — острая задница, ищущая на нее соответствующие приключения, и тупая голова — полная противоположность!» Безобидная попытка съязвить по поводу гендерной несправедливости…

— Простите, господин, Вы можете за меня извиниться перед всеми? Мне необходимо срочно уйти. Я знаю, что уходить, не попрощавшись, некрасиво, но у меня нет другого выхода — я совершенно не готов иметь дело с местными СМИ.

— Хорошо. Могу я у Вас попросить автограф? Это для дочери и внучек, они Ваши ярые фанатки. Пока Вы… я схожу за ручкой и бумагой?

Я, молча, кивнула в знак согласия и шмыгнула в кабинку туалета. Вот же! Я не знаю, как расписывается Чонхёк!

Закрыв глаза, стала лихорадочно копаться в своей инфопамяти, пока не выудила оттуда нужную картинку: на каком-то светском мероприятии парень прямо на стене нарисовал свои весьма колоритные «завитушки». О-оо, облегчилась… во всех смыслах! И вышла к ожидавшему меня мужчине.

— Пожалуйста, — пожилой господин протянул мне ручку и лист бумаги, на котором я аккуратно повторила по памяти вензель со стены в уменьшенном размере и подписала «С любовью…».

— А для кого я подписываю?

— Для Ю Джин, Хе Джин и Ра Им.

— Хорошо, — я дописала «С любовью для своих поклонниц Ю Джин, Хе Джин и Ра Им». — Ну вот, готово. А Вы? Сделаете то, о чем я Вас просил?

— Да, конечно. Я искренне от лица учащихся и преподавательского состава благодарю Вас за столь грандиозное представление в нашем скромном учебном заведении. Думаю, ребята завтра же сделают школьный репортаж об этом удивительном событии. Второй выход в противоположном конце коридора, расположенного зеркально этому. Там открыто. Найдете сами?

— Найду. Спасибо Вам, — я с благодарностью поклонилась мужчине. — До свидания!

— До свидания, молодой человек, рад был с Вами встретиться лично. — Он ответил на мой поклон тем же, развернулся и направился к выходу.

Воспользовавшись заклинанием мимикрии, я бесшумно догнала преподавателя и вышла следом за ним на крыльцо, чтобы забрать рюкзак и найти своих друзей. Толпа зрителей разных возрастов взволнованно переговаривалась, ожидая появления «псевдокумира», то есть меня. На самой нижней ступени крыльца уже стояли на изготовке два оператора с телекамерами и юркая, не закрывающая рта, журналистка с микрофоном. Пожилой преподаватель поднял руку, призывая к тишине, и объявил:

— Господин Чонхёк просил извиниться перед всеми вами, поскольку ему нужно было срочно отбыть. Он от всего сердца поблагодарил вас за поддержку и любовь к его творчеству и пообещал не забывать о нас и иногда радовать такими вот незапланированными визитами. Попрошу всех, кого это касается, разойтись по учебным кабинетам, остальных — по домам!

Я глазами выцепила в шумящей толпе своих друзей, поднялась в воздух и зависла над ними, чтобы не терять из виду.

— Господин директор, а как же он вышел? Мы его не видели! — выкрикнула разочарованная из-за обломавшегося репортажа о знаменитости журналистка.

— Воспользовался запасным выходом. Еще есть вопросы?

— А каким образом господин Чонхёк здесь оказался? Кажется, в своем детстве он учился совсем в другой школе? — дама не унималась, продолжая сыпать вопросами. — Как Вам удалось связаться со звездой такого масштаба? У Вас была предварительная договоренность с IGS-Entertainment о проведении этого мероприятия? Скажите, а сколько Вы заплатили агентству и господину Чонхёку за концерт? Или это была благотворительная акция с его стороны? Почему он выбрал именно Ваше учебное заведение? Может, это связано с его тайными личными предпочтениями или симпатиями?

— Госпожа, мне кажется, все эти вопросы Вам лучше адресовать господину Чонхёку, когда Вы его в следующий раз встретите. Всего доброго.

В течение каких-то пяти минут школьное крыльцо опустело, на нем, кроме журналистки и ее коллег по цеху никого не осталось. Вот это я понимаю — дисциплина!

Хондо и Хёрин я обнаружила у той самой кирпичной постройки, с которой все началось. Они уже надевали шлемы, готовясь покинуть территорию школы на старенькой… Хонде! А как же ненавистное название японской фирмы? Хе-хе… Хондо на Хонде!

— Заезжаем сначала ко мне, мама ждет к обеду, сделаешь уроки, потом на тренировку, — парень сел на мотоцикл и завел его.

— А Тэо? Мы разве не будем его ждать? — пытаясь перекричать звук тарахтящего двигателя, девушка остановилась в нерешительности.

— Рин-и, давай поживее! Он не маленький, сам доберется. И к тому же, у него наверняка дела какие-нибудь. Вечером соберемся у тебя. Садись, поехали уже…

Рин-и? Вот же, угр! И не очень-то я уже и нужна, оказывается!

Ребята уехали. Я достала телефон, чтобы посмотреть, сколько времени: пятый час, однако. Стало быть, вердикт по поводу здоровья Нунсони должен быть уже вынесен. Нужно вернуться на ипподром и дождаться, пока лошадь привезут назад, чтобы уж наверняка знать, что все закончилось. А дальше…

Я вздохнула: день казался слишком насыщенным, и это еще не конец. Такое состояние, будто я событийно как минимум неделю прожила!