Колдун 2

Глава 4

В аэропорту пришлось заплатить таксисту двойной тариф, иначе тот ни в какую не соглашался ехать в такую глушь. Доставив до поселка, он высадил их с Анной возле магазина и уехал. Алексей прикинул, сколько ему предстояло пройти с женой на руках, тяжело вздохнул и направился по знакомой дороге к домику ведуна.

Перед калиткой деда Михея как всегда толпились страждущие, терпеливо дожидаясь, когда у старика дойдут до них руки. Смертельно уставший Алексей, уже давно переставший чувствовать руки, едва передвигая ноги и обливаясь потом, ни на кого не обращая внимания направился прямо к калитке. Очередь глухо зароптала.

Калитка открылась, и из нее торопливо вышел дед Михей.

— Аа, Алёша! А я уж тебя заждался, — улыбнулся он и шагнул к мужчине. Погладил по голове впавшую в беспамятство Анну и с какой-то грустной улыбкой на лице тихо-тихо, так, что Алексей едва расслышал, пробормотал: — Ну вот, считай, и свидились… Ну что, Томочка, до конца? — и, подняв голову, уже громко сказал Алексею: — Ступай, уложи Аннушку в моей комнате. Я сейчас приду.

Слишком уставший, чтобы что-то объяснять, Алексей лишь кивнул и направился к дому.

Опустив жену на кровать, он услышал за своей спиной знакомое:

— Ар-ры ар, ав!

Обернувшись, Алексей расплылся в широкой, искренней улыбке.

— Альма! Моя ты умница! Ну иди, хоть поздороваемся!

Большая черная собака, радостно мотая хвостом, неспеша сделала шаг к Алексею, который, не выдержав, в два больших шага преодолел разделявшее их расстояние и, опустившись на колени, крепко обнял ее, зарываясь пальцами в густую мягкую шерсть.

— Никак соскучился, а, Алёша? — на пороге, опершись крепким плечом о косяк, добродушно улыбался дед Михей.

— Соскучился, — оставляя Альму и подходя к старику, мужчина крепко обнял и его. — Даже и не понимал, что настолько соскучился, пока не увидел тебя и Альму! Дед Михей, прости меня… — опустил он голову.

— За что, Алёша? — с интересом взглянул на него старик, держа мужчину за руки чуть выше локтей.

— Забыл я про тебя… Совсем забыл, — повинился Алексей. — Словно вычеркнул кто все из памяти. За столько времени ни разу и не вспомнил о тебе. Если бы не та фотография… Черт, как она в альбоме-то оказалась? — смущенно взъерошил волосы мужчина.

— А ты не понял еще ничего, Алёша? — прищурился старик, тихонько подталкивая его к выходу из комнаты.

— А что я понять должен? — задумчиво сдвинул тот брови.

— Должен, Алёша, должен… Сам понять должен, потому не скажу я тебе ничего, покуда сам не поймешь. Слишком ты привык к готовым ответам, а вот самому подумать тебе сложно. Нельзя так, — покачал головой старый ведун и вздохнул.

— Дед Михей! — воскликнул Алексей, останавливаясь.

— Ступай, ступай! Покуда сам думать не научишься, так и будешь слепым, ничего у себя под носом не видящим, — проворчал старик. — А то плохо, Алёша, сильно плохо. Видеть тебе учиться надобно. Пригодится.

— Опять ты загадками говоришь… — вздохнул Алексей.

— Ступай вона лучше баньку растопи, попаришься с дороги, отдохнешь, усталость сбросишь. А я покуда Аннушкой займусь. Как раз банька протопится, так мы и попаримся.

— Ане капельницу надо поставить… — покачал головой мужчина. — Она уже почти сутки без капельницы, а ее два раза в день ставить надо. И уколоть ее нужно, а то опять боли начнутся.

— Ступай, говорю. Не нужна ей твоя капельница. А боль прогоню, не боись, — дед Михей легонько подтолкнул его в спину. — Коль привез, так слушай меня и не мешай мне. А станешь мешаться, прогоню и не допущу к Аннушке, покуда не поправится, — строго сдвинул старик брови. — Вы и так глупостей много наделали, незачем их еще больше-то творить. Ну ничё, поправим. Ступай. Альма, проводи его до баньки, да гляди в дом не пускай, покуда я занят буду, поняла?

— Рав-ав, — отозвалась Альма и встала перед Алексеем, неотрывно глядя на него. — Гав рыы! — строго приказала она, обнажив массивные клыки.

— Иду, иду! — выставил Алексей руки ладонями вперед. Испытывать на себе терпение собаки и остроту тех самых клыков ему как-то совсем не хотелось, а то, что Альма их может пустить в ход, если он ослушается, мужчина не сомневался ни секунды.

Расслабленный и распаренный, Алексей потягивал вкусный травяной отвар, с тревогой поглядывая на старого ведуна. Тот был молчалив и задумчив, и даже в парной против обыкновения пробыл совсем недолго.

— Дед Михей… — наконец, не выдержал он. — Сможешь Анютке помочь? Не умрет она? — спросил он с тревогой. — Может, все же поставить ей капельницу? Она же есть не может, откуда ей питание-то брать?

— Не помрет, не боись. Раньше бы, конечно, надо было ее привезть, оно бы проще прошло… — отхлебнув из своей кружки, отозвался старик. — Ну да ничего, поправим. А иголку из жилы я у ей вынул, мешала она. Так что зря ты свои пузыречки тащил, — вздохнул старик. — Снеси их в поселок фельдшеру, ему пригодятся. Выкидывать-то жалко, больших денег стоят…

— А как же мне ее теперь кормить? — растерялся Алексей.

— Нынче-то я ее звать не стал, пускай так пока, так ей полегче. Сил влил, хватит ей, а завтра к вечеру кисельку жиденького сваришь, позову ее, дак покормим маленько, — задумчиво проговорил дед. — А мож, и не стану звать… Ну да завтрева и поглядим, — хлопнул он себя по коленям, и тяжело поднялся. — Ты вот что, Алёша… Ступай матрац мне с чердака достань да возле кровати положь. Там спать стану. А одеялу да подушку со шкапа возьми. Опосля прибери здесь маленько. Спать в своей комнате станешь. Устал я сильно, сам не смогу, сил нету. Сделаешь? — взглянул он на мужчину из-под кустистых бровей.

— Конечно! Я сейчас, дед Михей! — вскочил мужчина. — Помочь тебе дойти?

— Нет, ступай, постелю мне сделай, а я покуда травок себе заварю. Сил поднабраться надобно, — проворчал дед Михей, тяжело опираясь на палку и бредя к дому.

Анна открыла глаза и с удивлением уставилась в деревянный потолок. Порассматривав пару минут непонятные доски над собой, она зажмурилась и, досчитав до пяти, что далось неимоверно тяжело, словно мозг заржавел и совершенно отказывался работать, снова распахнула глаза. Потолок никуда не делся и остался деревянным, все так же плывя и покачиваясь. Она попыталась вспомнить, что было вчера. Вспоминалось с огромным трудом и какие-то обрывки. В сознании мелькали белые халаты и синие медицинские костюмы, мрачное лицо Лёшки и еще незнакомый голос… Густой, мощный, глубокий. Голос то ворчал, то приказывал, то что-то сердито бормотал… Анна старательно вытягивала из памяти слова, что говорил тот голос, но, так и не вспомнив, уснула.

— Давай, Аннушка, пей. Пришла пора возвращаться. Хватя ужо, — губ коснулась теплая жидкость, мягко вливавшаяся в рот. Анна инстинктивно сделала глоток, второй… — Ну вот и ладно, вот и умница, — пробормотал тот же голос, и на лоб опустилась тяжелая, горячая шершавая ладонь. — Спи, девочка, спи… Сон сил придаст да боль унесет. Спи.

Анна, так и не успев открыть глаза, снова провалилась в крепкий, спокойный сон. Дед Михей, поняв, что его подопечная уснула, улыбнулся и погладил ее по голове, вздохнув.

— Ничё, Томочка, ничё… Хоть и дурной Алёшка, но Аннушку твою любит, и жить для нее да для детей станет. Хороший он, повезло ей. Хорошего мужа выбрала, — пробормотал старик, глядя на стоявший на столике фотопортрет молодой девушки со шрамом. Точно такой же, как и тот, в старом альбоме, на который наткнулся Алексей. — А хворь мы выгоним, не боись… Все хорошо будет, — еще шире улыбнулся старик. Хлопнув себя по коленям, тяжело поднялся со стула и, не раздеваясь, улегся на свой матрац. Верная Альма улеглась рядом, со вздохом пристроив массивную голову на лапы.

Проснулась Анна от голода. Нет, она просыпалась и раньше, глотала то, что вливалось ей в рот, и снова засыпала под убаюкивающий знакомый-незнакомый голос, даже не успев открыть глаза. Но сейчас она проснулась сама с пониманием, что просто зверски голодна.

Оглядев уже знакомый потолок и нахмурившись, не понимая, где она оказалась, Анна повернула голову и оглядела залитую закатными лучами солнца комнату.

Комната была ей абсолютно незнакома. Анна могла поклясться, что никогда не была тут раньше. Девушка обвела глазами разложенную на полу постель, сейчас аккуратно накрытую одеялом, цветные домотканые дорожки на полу, ведущие к приоткрытой двери, стул, стоящий возле кровати, небольшой столик в ногах возле окна, выполнявший роль тумбочки. На столике сиротливо стояла кружка, а за ней фотография. Скользнув по фото взглядом, она перевела его на раскрытое окно, наполовину занавешенное простыми ситцевыми занавесками. Было непривычно тихо. Анна не слышала ни проезжавших машин, ни привычного городского шума, оттого тишина, казалось, давила на уши, заставляя прислушиваться в поисках хоть каких-то привычных звуков. Звуки доносились из открытого окна, но незнакомые, чуждые, не поддающиеся определению, ну, за исключением щебета птиц. Надо сказать, какого-то непривычно громкого и активного щебета.

Что-то было неправильным, не вписывающимся в общую картину. Анна еще раз обвела глазами комнату. Все незнакомое, чужое, хотя и уютное. Ощущение какой-то неправильности не пропадало. Аня снова принялась рассматривать обстановку. Открытое окно, развевающиеся ситцевые занавески… Не то… Домотканые яркие половики. Сейчас такие не делают, она таких даже не видела никогда. Не то… Простой деревянный потолок. Но он-то казался совершенно, абсолютно уместным. Не то… На столике фотография в рамочке. Она вгляделась пристальнее. Вот оно! Фото казалось знакомым. Девушка попыталась сесть, но сил хватило только чтобы приподняться на локте и тут же рухнуть обратно, обливаясь потом.

— Проснулась что ль? — донеслось от двери тем самым ворчливым знакомым-незнакомым голосом, и в комнату вошел старик. Анна с удивлением уставилась на него.

— Здравствуйте, — с трудом прошептала она, не сводя глаз со старика. — А… где я? Вы кто?

— Я-то? — усмехнулся старик. — Я дед Михей. А ты у меня дома.

— Как я здесь оказалась? Где Лёшка? — едва ворочая тяжелым языком, растерянно спросила Аня.

— Алёша тебя привез, вот и оказалась. Сам-то он в город нынче поехал, купить ему там чтой-то для тебя надобно, вернется уж скоро. А ты, девк, небось есть хочешь? — глядя на нее добрыми и какими-то… молодыми, что ли, лучистыми глазами, пояснил старик. В руках он держал небольшую пиалку, из которой торчала ложка.

— Хочу… — кивнула Анна.

— Это хорошо, — улыбнулся в бороду дед, усаживаясь на стул подле нее и кладя свою тяжелую, горячую ладонь ей на лоб. — Открывай рот, кормить тебя стану.

— Дед Михей, а это кто? — не в силах сдержать любопытство, спросила девушка, кивнув на фото в рамочке.

— А ты погляди, — приподнявшись, подал ей рамочку старик. — Неуж не признала? — в голосе деда послышался смешок.

— Баба Тома… — растерянно произнесла Анна, уронив фотографию на одеяло. — Откуда она у вас?

— Опосля тебе расскажу, как окрепнешь маленько. Ты рот-то открывай, не болтай, — добродушно заворчал старик. — А коль сильно интересно — фото это мне ее отец приемный дал. Вот сил поднаберешься — подробней расскажу. Ешь.

Анна послушно раскрывала рот, глотая необычайно вкусный бульон. Но вскоре глаза у нее начали слипаться.

— Наелась? Ну спи, спи… — на лоб Анны вновь опустилась тяжелая шершавая ладонь.

Дед Михей слышал, что Алексей уже вернулся и хозяйничает на кухне, но продолжал сидеть, не убирая руки со лба своей подопечной, на глазах старея и дряхлея. Спустя пару часов он наконец снял руку со лба Анны и устало откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Посидев так еще с полчаса, он с трудом поднялся и, едва переставляя ноги, пошаркал в сторону кухни. Альма, терпеливо ожидавшая его возле порога и тревожно следившая за ним умными карими глазами, вздохнув, посеменила следом.

Алексей, увидев входившего в кухню деда, торопливо достал с полки глубокую тарелку и щедро наполнил ее свежесваренным супом, поставив перед усевшимся за стол стариком.

— Не хочу, Алёша, спасибо, — вздохнув, отодвинул тот тарелку. — Отвара мне мово плесни, и хватя. Да сам садись, кушай, на меня не гляди. Устал небось?

— Нет, дед Михей, так не пойдет. Ты с утра ничего не ел, а сейчас уже вечер. Кушать надо. Давай, хоть поужинай, — покачал Алексей головой. — Ты все силы на Анютку тратишь, а откуда им взяться, если ты не ешь ничего?

— Аннушка бульон выпила. Полкружки осилила. Хорошо. Остатки сходи забери, не взял я миску-то. А на ночь кисельку нам поставь. Сварил что ль? — вместо ответа устало проговорил старик.

— Уже приготовил. Дед Михей, ты ешь давай, — с тревогой глядя на сильно сдавшего за последнюю неделю старика, проговорил мужчина. — Ешь, дед Михей. Ты еще утром обещал поесть. Уже вечер. Выполняй обещание.

Вздохнув, старик из-под бровей мрачно взглянул на стоявшего опершись плечом о древний холодильник молодого мужчину. Взял лежавшую подле него ложку, придвинул к себе тарелку и, повозив в ней ложкой, отправил ее в рот.

— Вкусно. Спасибо, Алёша, — проговорил он. — Сам-то чего не ешь?

— Вот теперь и я буду, — улыбнулся мужчина, наливая супа и себе. — Дед Михей, может, ты на мою кровать ляжешь? Или давай я Анютку заберу, а ты на своей кровати спать будешь? Что ж ты на полу-то? Давай я на полу спать буду?

— Нет, Алёша, — качнул головой старик. — Мне с Аннушкой рядом быть надо. Коль боль станет ее грызть, я рядом быть должен, чтоб унять ее. Не надобно, чтоб силы уходили. Да и так ее поддерживать надо. И попить дать, и вообще… — дед Михей промокнул кусочком хлеба последние капли в тарелке и отправил его в рот. — Спасибо, накормил. Ну, налей мне отвара, а себе чего хочешь, да сядай. Помнится, ты просил рассказать тебе, нашел ли я Тамару? Все еще интересно? Аль не очень уже? — в уставших глазах старика мелькнула хитринка.

— Конечно интересно! И еще как! Но тебе-то не тяжко? Силы будешь на меня тратить, когда они Анютке нужны, — заерзал Алексей на стуле. — Может, потом, когда ей полегче станет?

— На воспоминания много сил не надобно, — улыбнулся старик. — Порой приятно вспомнить… ощутить себя молодым, полным сил. Нынче уж и это роскошь. Да и не успеть боюсь — старый я уж, время мое приходит. А рассказать охота. Глядишь, и вынесешь что для себя важное. Хочу, чтоб знал ты… Опосля Аннушке про прабабку ее расскажешь. Не знает она ничего, — он задумчиво уставился куда-то вдаль. — Похожи они. Очень похожи. И лицом, и характером, и по духу схожи сильно. Аннушка тож упрямая, ежели что решила — не повернешь, — улыбнулся он. — Гляжу я на нее, и словно Томка передо мной… Давай руку-то, чего ждешь?