Команданте

Глава 10 – Без теории нам смерть

Кортеж влетел в больницу с визгом шин, команданте-эн-хефе стремительно выскочил из газика, прыгая через ступеньку поднялся к главному входу и… вот уже полчаса беседовал с девчонкой-уборщицей, мывшей пол в вестибюле. За это время порученец успел передать Васе зеленую униформу, ремень и прочие прибабахи, проследить, чтобы он нацепил знаки различия капитана Революционных вооруженных сил, уточнить, позавтракал ли поднадзорный и вывести его к выходу.

Фидель не отвлекался от разговора еще минут десять, Вася даже подошел поближе, чтобы показать, что он полностью готов, но разговор прекратила девчонка, ойкнув при взгляде на часы – она уже опаздывала на занятия медицинского факультета.

– Не бойся, успеешь, – успокоил ее Фидель, тут же подозвал порученца и отправил на одной из своих машин довезти студентку до университета.

Свита быстро погрузилась в «козлики», медперсонал проводил Васю несколько даже испуганными взглядами, поскольку все обернулось старым анекдотом «Не знаю, кто этот парень, но водителем у него сам Фидель». Не среагировал только доктор Дуке, он с приезда зарылся в новые неизвестные методики, да к тому же в чехословацком советнике Министерства здравоохранения Франтишеке Кригеле нашел старого товарища по интербригадам, отчего несколько выпал из жизни.

Поездка затянулась – Фидель останавливался поговорить то с водителем грузовика, копавшегося под капотом, то со строителями, но наконец кортеж добрался до радиоцентра Хе-дос[43], кубинской разведки. Жаль, конечно, что не к русским, но подозревать Кастро в желании поделиться с Советами тайнами континентальной революции как-то странно.

Операторы, отсалютовав Фиделю, по его приказу нащупали партизанскую частоту и в динамиках через скрежет и помехи эфира зазвучало:

– Слушайте Радио Ребельде! После выпуска новостей – воскресная проповедь с падре Луисом! Продолжается и расширяется забастовка в Уануни. Шахтеры свободной территории приступили к формированию органов самоуправления. Армейские подразделения не вмешиваются.

На грани забастовки нефтянники YPBF[44], их переговоры с руководством корпорации до сих пор не дали удовлетворительного результата.

В Ла-Пасе прошли выступления учащихся университета под общедемократическими лозунгами. Дорогие студенты, выступать за все хорошее против всего плохого весело, но бессмысленно! Включайтесь в работу по созданию народных комитетов или хотя бы по обучению жителей горных районов.

Отряд субкоманданте Хухо разгромил армейский пост в департаменте Потоси. Захвачено свыше двадцати винтовок и большое число патронов.

За прошедшую неделю силами безопасности Революционной повстанческой армии Боливии выявлено пятеро агентов правительства. Четверо высланы, один по приговору народного суда расстрелян.

В результате действий отрядов команданте Рамона полностью вытеснены полицейские из провинции Бенто департамента Чукисака. Поддержанием порядка занимаются партизаны и добровольцы из числа местных жителей. Для покидающих нас сотрудников МВД звучит «Прощальная песенка» в исполнении Лолиты Торрес.

Как только отзвучали последние аккорды, падре задвинул про бедность как источник греха и не постеснялся назвать главные ее причины – непомерную жадность роскас, неправедную власть, грабительскую политику иностранцев, пообещав им всем погибель души.

– Лихо, – восхитился Фидель после первых же фраз, – где вы такого нашли, он что, действительно падре?

– Иезуит.

– Ого, красный поп! – Кастро сам окончил иезуитский колледж и потому оценить проповедь Луиса Эспиналя мог вполне профессионально.

– Ну, не то, чтобы красный, – уточнил Вася, – но много работал с простыми людьми, знает их нужды. Умный, честный – что еще надо?

Фидель утвердительно махнул сигарой и тут же повернулся на скрип двери:

– А вот и Барбароха![45] Все просьбы – к нему, я тут не распоряжаюсь. И можешь ему доверять, как мне.

Лобастый команданте, улыбаясь в густую рыжую бороду, представился Мануэлем и быстро организовал передачу сигнала вызова на связь.

Фидель тихо попрощался и умчался дальше, приказав Васе вечером приехать к Селии.

Пока ждали времени сеанса, Мануэль выспрашивал о партизанских делах, касик отвечал уклончиво – ну зачем связисту знать лишнее? Уловив эту закрытость, Мануэль назвал свою должность – начальник Главного управления разведки МВД Кубы и продолжил расспросы. Особо его интересовало состояние Че и «сны» о Чехословакии. Вася повторил сказанное у Селии, но потом сообразил, что кубинская разведка наверняка имеет свою сеть в Восточной Европе, где проходят обучение тысячи студентов Острова Свободы и сотни офицеров. И вот с точки зрения сохранности этой сети настырное внимание Барбарохи становилось понятным. Касик постарался, насколько это позволял формат «предсказания», обрисовать будущие события, вплоть до ввода войск.

– Есть связь! – доложил офицер-радист и они перешли в комнату с аппаратурой, где Вася припал к микрофону с наушниками.

– Наш друг собирается на встречу с парнем из Йайагуа, так мы тут всю голову изломали – идти с подарком или без? – вопросили из Боливии.

– Сразу не скажу, буду думать, что подарить. Как там остальные?

– В город приехал племянник из Бразилии, все остальное без новостей.

Еще несколько кодированных фраз и сеанс закончен.

Вася улыбался – прозвучали все обговоренные условные слова, у обеих сторон все хорошо, но вот вопросики… Племянник из Бразилии, где в лесах водится много диких обезьян, приехал в город – то есть, к Гильену. Племянник – значит, близкий ему по взглядам человек. Да неужто сам Маригелла???

Пока касик переваривал полученные сообщения, Мануэль только глядел вопросительно, но ждал молча.

– Такая проблема, Мануэль. Полагаю, это надо решать вам, а может, и Фиделю. Есть там такой профсоюзный политик, Хуан Лечин…

– Лидер шахтеров, – показал знание обстановки разведчик.

– Он самый. Так вот, нам он очень нужен в составе коалиции, но он упрям и своеволен, мы полагаем, что привести его к сотрудничеству можно только авторитетом Че.

– То есть расшифровать Че на встрече с Лечином? – мигом ухватил суть Мануэль.

– Да. И неясно, что сейчас важнее, сохранять тайну или получить важнейшего союзника?

– Я думаю, нужно идти на встречу, – уверенно ответил кубинец, – Че уже больше года в Боливии, со встречей или без, расшифровка неизбежна. Люди, слухи, случайности, Дебре в Париже за языком не следит… Но давай-ка вечером спросим Фиделя, может, у него свои виды.

Вася задумчиво хмыкнул и покачал головой, бездумно крутя ручку настройки приемника.

… годня сдан в эксплуатацию аппаратно-студийный комплекс телецентра в Останкино и его передающая телебашня – самое высокое сооружение в мире, созданное трудом и гением советских людей!

Процедуры в госпитале прошли под непрерывное ворчание «старорежимного» доктора, которого всемерно поддерживал Игнасио Дуке – нехрен шастать каждый день, послеоперационный период еще не закончен, нужно лежать и кушать кашку и вообще слушаться врачей. Медсестра Эсперанса только помалкивала, но завлекательно стреляла глазами.

Но прибыл порученец Фиделя и опять увез Васю в Ведадо, где его ждали два новых лица: худой, но с пухлыми щечками, с редкими усами вместо положенной барбудо бородищи, узкоглазый Рауль Кастро по прозвищу El Chino[46], и его красотка-жена, круглолицая и смешливая Вильма.

Вот они и насели на Васю с вопросами, пока Селия в уголке строчила в блокнот. Какую тактику используют боливийские партизаны? Что значит «курс молодого бойца»? Как три недели? Даже месяц? И что в него входит? А откуда инструкторы? Женщины в лагерях есть? Много? Каков размер свободной территории? А потери? В среднем, сколько в месяц? Как организована эвакуация и лечение? – это уже подошел доктор Вайехо. В каком другом месте Вася уже опух бы отвечать на сыпавшиеся с трех сторон вопросы, но среди этих веселых людей он чувствовал себя легко и свободно, только изредка печально вспоминая, какими старичками он помнил их в свое время.

Рассказ о разгроме рейнджеров они выслушали без малого раскрыв рот, после чего Рауль коротко резюмировал:

– Связь. Нужна связь на поле боя.

А Вильма, тряхнув копной темных волос, кокетливо спросила:

– А меня возьмете с собой, команданте? Я хорошо стреляю!

– Пока некуда, я в госпитале отлеживаюсь.

– Она действительно очень хорошо стреляет, – обнял жену за плечи Рауль.

Потом приехали Барбароха и Фидель, но в общий разговор не вступили, а что-то тихо обсуждали в углу, выдернув к себе Вайехо.

– Ну что же, готовься, завтра полетишь, – вернулся в общий разговор доктор.

– Обратно? – обрадовался Вася.

– Совсем наоборот, в Чехословакию. Там хороший санаторий, нам нужно как следует поставить тебя на ноги, вон бледный какой.

– Да я и здесь могу долечиться.

– Нет уж, считай, что это приказ.

– При всем уважении, команданте, – набычился Вася, – но я не ваш подчиненный. И я отвечаю за своих людей.

Он даже сжал кулаки – еще не хватало, чтобы его взнуздали и заставили выполнять прямые приказы. Сотрудничать – сколько угодно, но не надо делать из касика пешку.

– А, каков? – жизнерадостно захохотал Фидель, за спиной которого растянул губы в улыбке Барбароха. – Наш парень!

– Там гораздо лучше врачи и оборудование, серьезно, – вступил Вайехо.

– Это не приказ, – Мануэль покосился на старшего Кастро, – а просьба. Ты волен отказаться, но тебя там очень ждут. Полетишь через Францию, месяц в Праге, на обратном пути можешь задержаться в Париже…

«Ну так бы сразу и говорили. Стоп! Он что, знает про Исабель?»

– Хорошо. Только сделайте мне документы на студента-этнографа.

– Ну вот и договорились, – подошел Рауль. – За это надо выпить. Всем зарядить!

Под звяканье стаканчиков с ромом Мануэль успел шепнуть Васе:

– К тебе придет человек, спросит хорошо ли тебя прооперировал доктор Хименес, расскажи ему, что сочтешь нужным.

Пани Нуличекова ушла, в очередной раз оставив ощущение, что его изнасиловали. Во всяком случае, лечебные процедуры, производимые чешской медсестрой, не подразумевали получения пациентом хоть сколько-нибудь приятных эмоций – в отличии от медсестры в Гаване, которую он все-таки прихватил за попу к обоюдной радости.

Эспа, Эсперанса отвечала на его заигрывания все последние дни на Кубе, а в день перед отлетом попросту заперла дверь в палату и трахнула Васю – от души и с огоньком, зажимая самой себе рот, чтобы на вопли не сбежался весь госпиталь. И пусть он так и не поел лангустов и не попал на Варадеро, но утешался тем что выполнил хотя бы третий обязательный пункт визита.

В Париже их встретили и тут же обеспечили пересадку на самолет до Праги – мечта повидать Исабель поблекла и отодвинулась на неопределенный срок. Вася только успел всунуть встречающему письмо для главы фирмы Llama y Vicun’a Exportador и взять с него обещание обязательно передать его из рук в руки. Дальше – аэропорт Рузине, стремительно промелькнувшая за окнами автомобиля Прага и, наконец, санаторий StB[47] в Ладви, где его принялись тиранить с утра до вечера – физиотерапия, лечебная физкультура, осмотр, анализы, опять физиотерапия… Чешский врач, несмотря на восемь с лишним тысяч километров до Кубы, выглядел в точности как «старорежимный» коллега из Гаваны, вплоть до авторучки и стетоскопа в нагрудном кармашке халата, и сильно опасался возможного образования спаек. За месяц Васе трижды сменили диету, назначили маршруты утреннего и вечернего моциона и вообще скучать не давали до самого Рождества, когда почти весь персонал разъехался по домам на праздники, оставив на месте только несколько человек.

Получив хоть немного свободного времени, касик зарылся в книги, но уже через час его прервал стук в дверь. Первым в палату проник молодой человек явно не из персонала и на испанском, но с подозрительно знакомым акцентом, попросил разрешения на разговор. Вторым зашел… дипломат? Во всяком случае, подтянутый мужчина лет пятидесяти, в элегантном костюме и точно таких же, как у генерала Торреса, рейбановских очках-клабхаусах мог быть дипломатом, профессором или, например, директором крупной фирмы, привыкшим и умеющим общаться с людьми. Он приветливо улыбался и заговорил на русском, а его молодой спутник старательно переводил на испанский.

От русского языка тряхнуло, но несмотря на шок, который, как надеялся Вася, удалось не проявить внешне, он с первых же фраз ощутил нечто даже более родное, чем язык. Стараясь успокоится и разглядывая для этого небольшую бородавку на левой щеке гостя, Вася отчетливо понял, что манерой двигаться визитер неуловимо похож на отца, а манерой говорить и вообще строить разговор – на деда. И несмотря на добрые глаза и мягкие манеры, прокачанная в Касигуаче чуйка вопила, что у этого человека есть и другая, крайне опасная ипостась.

– I can speak English, if that’s more convenient for you[48], – наугад предложил касик и не ошибся.

Гость явно такому повороту обрадовался, отослал младшего в коридор и взялся за Васю всерьез.

– Меня зовут Борис Кузнецов, я представляю МИД СССР, нас интересует ситуация в Боливии, но для начала хотел бы узнать о вашем состоянии здоровья и хорошо ли вас прооперировал доктор Хименес.

– Значит, МИД? – улыбнулся Вася.

– МИД и ничто иное, – улыбнулся в ответ гость. – Давайте начнем с того, как вы оцениваете положение компартии Боливии.

– Да никак, – Вася наконец сообразил отложить книгу. – Несколько сотен человек, занятых изучением классиков и не имеющих опоры в массах. К тому же этих компартий сегодня три или четыре – просоветская, пропекинская, троцкистская и еще какая-то.

Васе показалось, что Кузнецов чуть заметно прищурился.

– И что, ни одна из них не имеет влияния?

– Троцкисты хорошо представлены в профсоюзах. Маоисты… – Вася помедлил, соображая, стоит ли это говорить, но продолжил, – …такие же догматики, как и ваши.

– В чем это выражается? – наезд на КПСС гость пропустил мимо ушей.

– Маоисты считают возможной борьбу только в сельской местности. Но у них, по крайней мере, есть концепция «новой демократии». Во всяком случае, она для Боливии лучше, чем «пролетарская революция», за которую цепляются Монхе и его люди.

На этот раз визитер точно скривился:

– Судя по тому, что происходит в Китае, концепции Мао могут только навредить.

– Ну, мы же не будем отказываться от арифметики, даже если Мао скажет, что дважды два – четыре. Ведь «новая демократия» есть ничто иное, как обычная буржуазно-демократическая революция, с которой и нужно начинать.

Вася сам поражался, насколько легко у него получалось выстраивать аргументацию. Слова сразу приходили на ум, в мозгу всплывало все когда-либо читанное – не иначе, давали знать о себе многие посещения Касигуачи.

– Давайте пока оставим эту тему, – ровным тоном предложил Кузнецов. – Чем Советский Союз может помочь вашей борьбе?

– Сейчас почти ничем, материальная помощь ограничена логистикой, но через год-другой, если нам удастся провести левонациональные правительства, потребуется многое.

– Оружие?

– Да, – мечтательно улыбнулся Вася. – Kalashnikov. Но не только, нужны медикаменты, обучение специалистов, станки, возможно даже заводы.

– Ну у вас и аппетиты, – улыбнулся гость. – Мы не Америка, вкладывать столько, уж извините, в малозначительный регион не в состоянии.

– Это не мешает вам вкладывать в арабские и африканские режимы, социалистические только по названию.

– Есть такое слово – геополитика, – наставительно произнес «дипломат». – И мы преследуем наши геополитические интересы.

– Вот именно. Взгляните на нашу борьбу с этой точки зрения, не как на установление социализма в одной или двух «малозначительных» странах, а как на попытку вышибить Америку с ее же заднего двора.

Вася разливался соловьем – большая, сильная и богатая Америка имеет все возможности если не задавить СССР, то существенно подпортить ему жизнь. «Два, три, много Вьетнамов» сильно снизят давление на Советы, тем более если удастся революция в масштабе континента.

А левая, антиимпериалистическая Южная Америка – как бы не последний шанс потрясти и даже разрушить устои несправедливого мира. Капиталисты создают общество потребления, всеобщего благоденствия, как противовес революции, выкачивают мозги и ресурсы из третьего мира, закрепляя свое привилегированное положение. Своих же рабочих закармливают до одури, постепенно расширяя сферу «золотого миллиарда», заменяя старые цепи пролетариата на новые, золотые. Потребительское общество развращает всех, предельно загружая на работе и забивая интеллектуальную деятельность вне работы белым шумом – телевидением, пустыми журналами, глупейшими развлечениями (про интернет с тик-токами, компьютерные игры и соцсети Вася, по понятным причинам, умолчал). Это общество негуманно, оно унижает и деформирует всех, но сытые до отупения люди не смогут восстать против этого порядка. Чистенький благоустроенный свинарник с автоматическим кормлением, чесалками и даже успокаивающей музыкой – только для людей.

Кузнецов, машинально крутя в пальцах авторучку, выслушал всю страстную речь и серьезно спросил:

– Сколько у вас сейчас бойцов?

– Свыше тысячи.

– И вы хотите сделать континентальную революцию с тысячей людей?

– С тысячей и Че Геварой. Как когда-то освободила Италию «тысяча» Гарибальди. Как там, iz iskry vozgoritsa plamya? Че – новая волна. Прямое индивидуальное действие, личная ответственность. Что вы можете предложить взамен этого молодого порыва? Наглухо застегнутых партийных секретарей? Сколько из них моложе хотя бы сорока лет? Вот был у вас этот… Semitch.. Tchsh…

– Cемичастный. Но давайте оставим наши проблемы, мы решим их сами. Скажите, вы были на Кубе и общались с людьми. Вы не почувствовали массового недовольства?

– Там пока живут бедно и плохо, недовольство, конечно, имеется, – не стал скрывать Вася. – Но люди жизнерадостны и верят Фиделю, а для тех, кто резко против всего в ста пятидесяти километрах есть Флорида.

– У нас некоторые аналитики видят на Кубе угрозу мятежа по венгерскому образцу.

– Новая Венгрия у вас под носом, здесь, в Чехословакии.

Авторучка Кузнецова выскользнула, но он резким движением подхватил ее, не дав шлепнутся на блокнот.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Смену руководства. И слишком резкий поворот политики КПЧ.

– Дубчек?

«А ведь они имеют информаторов в ЦК компартии Кубы. И наверняка знают о звонке из дома Селии».

– Скорее всего. Любой резкий поворот опасен, а если упустить управление, то вдвойне и втройне.

– Новотный – сталинист, застегнутый, по вашему определению. Так что же вы предлагаете сказать застегнутым?

– Чтобы они расстегнулись. Постепенно. Если реформаторам передать власть не сразу, а за год-другой, все пройдет гораздо спокойнее.

– Не страшно, вокруг страны Варшавского договора. Войска вводить нежелательно, но такая возможность есть.

– Второй Венгрии вам никогда не простят. Это раскол по всему миру, колоссальный удар по престижу СССР. И выйдет, как в старом боливийском анекдоте про Пас Эстенсоро, когда в камере тюрьмы в Ла-Пасе сидят трое: «Ты за что сидишь?» – «Я был против славного президента Паса! А ты за что?» – «А я был за славного президента Паса! А ты?» – «А я и есть славный президент Пас!»

Кузнецов вежливо посмеялся, но в глубине глаз холодно блеснуло сталью.

– Вот замените Ла-Пас на Прагу, а Паса на этого, как его…

– Дубчека.

– Да, Дубчека. Пусть лучше капиталисты студентов в Париже лупят, чем русские стреляют по чехам.

Сумбурные предсказания Красного мая гость выслушал, но мыслями витал далеко. Включился только когда Вася предрек отставку де Голля в результате одновременных студенческих выступлений и всеобщей забастовки, да еще ни к селу, ни к городу потребовал отстранить Гагарина от полетов. Напоследок Кузнецов черкнул несколько строк в блокноте и откланялся, сославшись на занятость и протокол – всех объехать, всех поздравить.

После его ухода остался рождественский презент – корзина с фруктами, в том числе с давно забытыми яблоками. Вася хотел было впиться в них зубами, но понял, что взмок как мышь и отправился принимать душ и переодеваться.

Стоя под тугими струями он невесело думал о состоявшемся разговоре:

«Кузнецов, как же. Такой же Кузнецов, как я Каценелинбойген. ГРУ? Нет, слишком мало интересовался военными делами и слишком много политикой. Скорее, КГБ и судя по повадкам – не меньше генерала. Нет, нафиг эти игры в политику и предсказания, назад, в горы, с винтовкой в руке все проще и понятнее.»