По счастью, первая мина легла ближе к устью распадка, метрах в пятидесяти от школы, грохнуло гораздо громче, чем от привычных 60-миллиметровых минометов. Рой осколков посек листья и ветки с ближайших деревьев. И тут же внизу, от ручья Чала Майю, застучали пулеметы и ударили винтовки. И не отрывистые хлопки маузеров, а частые и хлесткие выстрелы гарандов.
– Все в укрытия! – первым среагировал Катари, схватил двух опешивших детей в охапку и потащил их к дальнему краю лагеря.
Следом за ним, похватав растерявшихся школьников, бежали взрослые ученики-партизаны.
Нападающие усиливали огонь, им редко отвечали винтовки одного из двух передовых постов, второй молчал – не хотелось думать о худшем, но судя по внезапности нападения, часовых либо сняли до боя, либо застрелили в первые секунды.
Еще несколько мин взорвались гораздо ближе к центру партизанского лагеря. Вдребезги разнесло кухонный очаг и котел варева с шипением пролился на огонь, обдав все вокруг паром и запахом подгорелой еды. Ударная волна выбила подпорку крыши класса, жерди и листья перекрытия рухнули на самодельные парты.
– Все вверх, отходим по ущелью! Катари, прикрывай! – касик, наконец, выскочил из штабной палатки, запихивая на ходу бумаги в полевую сумку.
В лагерь он приехал чтобы встретить и тут же завернуть обратно Таню, а оно вон как вышло.
Таня и метнулась мимо него в обратном направлении.
– Назад! Назад! – отчаянно закричал Вася, но Таня, не обращая внимания, забежала в штаб и возилась там.
Касик прыгнул следом, цапнул ее за руку и потащил за собой.
– Мои записи! – заверещала немка.
– Убьют, дура! Бегом к детям! – он выцепил взглядом Иская и крикнул: – Сожги штаб!
Маленький индеец молнией кинулся под навес генератора и выдернул оттуда канистру. Несколько резких взмахов и в воздухе повис сладковато-едкий запах бензина, а еще спустя несколько секунд взвилось пламя от брошенной в штаб зажигалки.
Он успели – стоило отбежать метров на десять, как сзади легла еще серия мин, на этот раз прицельная. Тугая стена воздуха с комьями земли догнала и со всей дури пихнула Тупака, Иская и Таню в спины, да так, что они пролетели вперед и приземлились носами в пыль.
– Не спи, замерзнешь! – прорычал Вася, вздел ее на ноги и снова потащил за собой.
Противник стрелял куда лучше, чем обычные армейские – за несколько минут боя убили уже двоих и ранили человек пять. «Рейнджеры!» – метнулась в мозгу озарение.
Больше некому, у остальных маузеры, да и действуют иначе. Но у них же подготовка еще месяца на четыре! Значит, решили бросить их в бой сейчас, а раз так – нужно немедленно отступать.
– Там не меньше роты при трех минометах, – как о само собой разумеющемся сообщил Искай.
– И пулеметов штуки четыре, – добавил невозмутимый Катари.
– Отходы заминированы? – нервно потирая плечо, спросил Вася.
– Да, касик.
– Тогда так. Таня, берешь детей и уводишь их как можно дальше. Катари – сопровождает.
– Но…
– Никаких «но»! – рявкнул бывший студент. – Исполнять! Искай, бери своих и вниз, в общину. Эти сукины сыны наверняка приехали на грузовиках.
– Сделаем, касик, – разведчик скользнул по склону и растворился в зарослях, следом так же неслышно исчезли трое его бойцов.
На месте лагеря встали череда разрывов и клубы чада над полыхающим штабом, а на позициях атакующих – неожиданный столб дыма там, где предположительно стояли минометы.
Все герильерос, кроме оставшихся прикрывать, отходили утаскивая раненых и убитых. Вскоре заслон замолчал, следом перестали стрелять нападавшие. Только когда пахнущая пожаром, потом и порохом цепочка партизан вышла на гребень, далеко внизу несколько раз грохнули гранаты и растяжки.
Вечером, у небольшого водохранилища Кайехас, больше похожего на простую запруду, их догнал Искай.
Капитан Сальмон поднял свою роту как только получил известие от агента– лагерь найден. Инструкторы-американцы почти все занимались на стрельбище, тем более у роты запланирована поездка в церковь, так что никто не обратит внимание, если забрать оружие и боеприпасы тихо.
Четыре грузовика доставили роту к общине, вперед ушли разведчики, через полчаса поселок окружили остальные солдаты – наверх, в лагерь, никто не ускользнул.
Капрал Магали Киспе остался в айлью с резервом из десяти человек, остальные развернулись в цепи и двинулись в горы. Вскоре до площади между пятью домиками грузовики довезли 81-миллиметровые минометы, их подхватили расчеты и по команде капитана утащили вслед цепям.
– Иллаюк!
– Да, капрал!
– За старшего. Пройдусь по общине, посмотрю.
– Может, парой?
– Нет, здесь спокойно.
Чуйка не обманула – знакомый джип стоял под навесом у последнего домика. Киспе кинулся к нему, открыл бардачок, выгреб три записные книжки, полез смотреть багажник, нашел еще одну и тут ему под лопатку уперлось нечто острое.
– Только тихо, – сказал знакомый голос.
Капрал медленно поднял руки и спросил:
– Искай, ты?
Лезвие переместилось под горло, неизвестный развернул капрала – да, Искай.
– Передай касику вот это, – записные книжки перекочевали к маленькому индейцу. – И вот еще записка. Остальное через нашего человека в Тарате, он знает.
Разведчик, не убирая нож, забрал переданное и, не сводя настороженных глаз с капрала, удалился.
Киспе выдохнул и вернулся к резерву, как раз вовремя, чтобы по команде капитана подняться наверх, в лагерь.
Солдаты, настороженно сжимая винтовки, осматривали разрушенное
– Это что, школа, что ли?
– Похоже… Вон, книжки валяются.
– И доска – у нас такая же была.
– Жаль, котел опрокинулся, а то бы пообедали.
– Тебе лишь бы пожрать!
– Эй, смотрите!
Один из недоученных рейнджеров откинул полог, закрывавший вырытую в склоне нишу и с удивлением глазел на содержимое. Солдаты подошли поближе:
– Распятие? – подошедший солдат перекрестился и поднял с земли сброшенный взрывом крест с фигуркой Иисуса.
Рядом валялись упавшие свечи и чаша для причастия, на небольшом деревянном сундучке лежали Библия, блюдечко для облаток и статуэтка Девы Марии.
– Они же коммунисты, – растерянно проговорил один из зрителей.
– Чего столпились? – проскрипел сзади голос сарженто-примеро. – Эти проклятые безбож…
Он осекся на середине фразы, уставившись на найденное. Все больше и больше солдат подходили посмотреть, опасливо крестились, пока двое самых бойких ставили все на места.
– Что здесь? – капитан Салмон не мог оставить собравшуюся толпу подчиненных без внимания.
Он протолкался вперед, секунду помедлил, потом решительно задернул полог:
– Всем немедленно в оцепление! Сарженто, продолжайте осмотр!
– Слушаюсь, сеньор капитан!
Всех трофеев нашлось несколько брошенных в лагере винтовок, но спускать вниз пришлось своих раненых и убитых – когда сарженто сунулся в склад, там сработала закладка и пятерых, стоявших за ним, убило наповал.
– Все оттого, что он не перекрестился на распятие, – убежденно бурчал Иллаюк, вместе с тремя сослуживцами тащивший носилки, – убило больше, чем в бою!
– Разговоры! – пресек шепотки капитан.
Но всех заткнуть невозможно, тем более найденная часовня шла вразрез с тем, что рассказывал капитан на занятиях об отношении коммунистов к верующим. Выходит, капитан врал?
Внизу хлопот добавилось – у двух грузовиков оказались пропороты шины, еще два напрочь отказались заводится и только Магали знал, что без Иская тут не обошлось. Пока возились с машинами, перекидывая целые колеса к работающим движкам, снизу подъехали инструктора и подкрепление. Майор Шелтон приказал погрузить в первую очередь раненых и реквизировать местные машины, если таковые найдутся.
Только к вечеру рота разобралась с транспортом, прихватив бесхозный джип, и последние солдаты забрались в кузов грузовика. Капрал сел под борт, надвинул на нос кепи и предался воспоминаниям – ехать предстояло не меньше двух часов.
После выстрела одна половина зрителей шарахнулась влево, вторая вправо. Не шарахнулся только один солдат, сидевший ровно посередине – он вздрогнул, наклонился вперед и кубарем покатился вниз.
Закричал на английском лейтенант-янки, ему вторил на испанском капитан Салмон, американские сержанты-медики рванулись к упавшему, а Киспе, недавно произведенный в капралы, погнал свое отделение за носилками. Заурчал грузовик, подавая задом к группе над телом, мастер-сержант ловко откинул борт и в кузов, легко подняв вдесятером, занесли раненого, следом запрыгнул штаб-сержант Хапка с капельницей в руках…
Пять минут – и о происшествии напоминала только медленно оседающая пыль, взбитая колесами машины и ругань офицеров-боливийцев.
– Кто придумал этот дурацкий «бац-шлеп»[12]?
– Ну, солдат должен уметь определять расстояние до стрелявшего…
– Да нахрен было стрелять в сторону толпы?
– Для реалистичности…
– Ага, реализма у нас теперь хоть жопой ешь. Стрелок наверняка кроме кечуа другого языка не знает, так? – капитан Салмон оглядел всех в ожидании возражений, но не получил их, хмыкнул и продолжил. – Вот и результат. Приказали «реалистично» выстрелить над головами, он и выстрелил, как понял. Сеньоры офицеры, впредь непременно дублировать приказы на кечуа.
– Но…
– Не волнует. Не знаете сами – найдите себе переводчика.
Из шести с половиной сотен будущих рейнджеров индейцы кечуа и аймару составляли процентов восемьдесят, большинство из них имели крайне ограниченные познания в испанском и на этом фоне Киспе выглядел просто отлично, благодаря партизанской школе.
Еще в первый день, когда полсотни самых первых кандидатов в рейнджеры отправили разгружать два Геркулеса С-130, он стал транслятором между американцами и местными. В первой группе из четырнадцати «зеленых беретов» все офицеры и сержанты говорили на испанском – кто с рождения, как сержант Даниэль Чапа или мастер-сержант Оливерио Гомес, но вот знатоков кечуа или аймару не было ни одного.
Помимо инструкторов, самолеты доставили штабное оборудование, учебные материалы, радиостанции и даже пайки на сто семьдесят девять дней. Магали еще удивился такой странной цифре, но Гомес объяснил ему, что инструкторская группа имеет статус временной, а значит, не может существовать более полугода. Мастер-сержант еще тогда обратил внимание на толкового паренька и доложил про него начальству.
Немало помогла и физподготовка – касик здорово натаскивал своих бойцов, правда, не так сильно, как это делали американцы. Каждое утро в батальоне начиналось с ударов чугуниной по рельсу, да таких, что на звук высовывались все местные змеи, птицы и даже гаррапатос. Стоило только поднять голову – следовала команда «¡Salto!»[13] И любому рейнджеру, где бы он не находился, надлежало сигануть в воздух с криком «¡Una mil, dos mil, tres mil, cuatro mil!»[14] и приземлиться по-парашютному – на согнутые в коленях пружинящие ноги. Нет, прыжков тут не предполагалось, просто методику использовали ту же, что и для рейнджеров армии США, а для них выброска с парашютами обязательна. Поначалу Киспе недоумевал, зачем выполнять команду, которая никогда не пригодится, а потом догадался – она вырабатывала привычку подчиняться без раздумий и готовность к действию в любой момент.
Затем легкая получасовая зарядка и короткая, часа на два-три, пробежка по распадкам и ущельям, выходящим в долину Рио-Сичес. Поначалу слабые новобранцы сдыхали после первого же километра, но тренировки не прекращались. Уже через месяц вместо десятка отставших на взвод в хвосте плелись один-два солдата, причем инструктора уверяли, что таких отчислят.
Даже во время занятий с оружием, наставлениями или вообще в любой момент инструкторы могли рявкнуть и «¡Salto!», и «¡hacer subir!», то бишь «упал-отжался» и «squat jump!», то есть «прыжок из приседа». Последнюю команду подавали на английском, на испанском она звучала длинно и невнятно, но с каждым днем она и другие гремели по всему лагерю все чаще. Главной проблемой, помимо языка, поначалу стала слабосильность новобранцев, американцам пришлось организовывать для них дополнительное питание. Сами же они готовили отдельно, после того, как майор Шелтон обнаружил в разрезанной напополам и поставленной на огонь бочке некое «боливийское рагу», в коем явно присутствовали змеи и бог знает что еще. Индейцы жрали и не такое, да и вообще их навыки жизни в мало-мальски цивилизованном окружении были почти никакие. Например, американцам пришлось строить самые обычные полевые сортиры – траншеи с «сиденьями» из жердей и приучать ими пользоваться. Боливийцы послушно отрыли несколько ровиков, но продолжали ходить в кусты. А поскольку с туалетной бумагой они были знакомы слабо, то никаких «маячков» не оставляли и озверевшие инструкторы, после того, как несколько раз вляпались, устроили террор. Все залетчики, в том числе «отказчики» от сортиров, получали задание вычищать окрестности и закапывать найденное вдали от лагеря.
Сержанты-медики пытались привить солдатам навыки гигиены, но индейцы даже не очень понимали необходимости мытья тела – они так привыкли, отчего почти поголовно страдали разными кожными болячками. Зубы чистили от силы человек сорок, правда, их число медленно, но верно увеличивалось. Так что MTT BL-404 занималась не только военной подготовкой, но и санитарным просвещением.
– Гуки, вылитые гуки, – мастер-сержант Миллард резюмировал свои впечатления от первой недели. – Мелкие, дикие и раскосые.
– Ну, – хохотнул лейтенант Валландер, – нам не привыкать. Хуже, что здешние военные мыслят в категориях обычной войны. Для них герильерос и мятежи чисто теоретический вопрос, они не понимают, что и как с этим делать.
– Это не наша компетенция, лейтенант, – вернул его на землю начальник штаба группы, капитан Фрике. – К делу, джентльмены. По распоряжению майора Шелтона с сего дня запрещается ездить за покупками в Кочабамбу.
Инструктора восприняли это молча, но с известным скептицизмом и капитан поспешил объяснить:
– Мы должны дать местным максимум бизнеса. Поэтому все покупки – только в Тарате, стрижка, стирка и прочие услуги – только у местных. Это ясно?
– Да, сэр!
– Завтра майор Шелтон вместе с офицерами группы и батальона встречается с местными чиновниками и гражданами. Нам же предписано проявлять максимум такта к жителям города. Кстати, самым уважаемым лицом тут является не мэр и даже не настоятель храма, а директор школы. Что по личному составу?
– С вашего разрешения, сэр, – вступил лейтенант. – Рекруты необразованны и не подготовлены. Наши медики зашиваются, пытаясь привить им самые начала полевой гигиены, без чего боеспособность батальона будет под угрозой. Кроме того, им, видите ли, так понравилось наблюдать за взрывами, что после броска гранаты они не падают на землю, чтобы избежать осколков. Уже есть раненые.
– Представьте ваши соображения по дополнительных мерам безопасности на занятиях. Что с радиосвязью, Клакман?
– Основная станция почти бесполезна, – ответил сержант, – не помогают ни антенна на крыше, ни направленная, горы мешают. Основной канал сейчас – коммерческий однополосный CW Collins и голосовое радио с тысячеваттным линейным приемопередатчиком. С новым оборудованием связь с Панамой и Ла-Пасом должна стать лучше.
Радио входило в круг обязанностей капрала – начальство решило сделать из него полевого связиста, так что Гомес и Клакаман натаскивали Киспе, отчего со временем у него случился полный завал. Правда, это помогло отбоярится от работ по сооружению трех колодцев в городе и строительству нового здания школы, на которое майор выбил финансы из «Корпуса мира» и американского Агентства по развитию.
И вот в эту благостыню грубо ввалились грузовики с ранеными и убитыми, результатами самодеятельного рейда капитана Салмона. Да, он завел «агентов» из местного населения, как его научили инструктора. Да, он нашел передовой лагерь партизан – еще бы его не найти, если туда натоптали тропу ученики импровизированной школы. Да, он уничтожил его – но какой ценой!
Капрал, дежуривший при радиостанции, с удовольствием слушал, как за стенкой майор Шелтон размазывает капитана Салмона, не стесняясь в выражениях.
– Какого хрена ты потащил туда роту???
– Мои агенты доложили, что там не больше взвода, сеньор майор.
– А ты уверен, что твои агенты не соврали? Что туда не прибыли подкрепления? Что это не засада? – зверел Шелтон. – Мало нам этого придурка-сарженто с его самодеятельными учениями минометчиков, так теперь самодеятельностью занимаются капитаны!
Сарженто-боливиец после молебна в воскресенье потащил свой расчет на дополнительную тренировку. Разумеется, ничего не сообщив ни своим командирам, ни инструкторам. Как он получил боеприпасы – бог весть, но первым же выстрелом из 81-миллиметрового миномета он ухитрился накрыть «корректировщиков», одного наповал и трех серьезно ранив.
– А нахрена ты потащил с собой фотографа, да еще бабу? – майор швырнул на стол нечто тяжелое. – Захотел отличиться перед командованием? Отличился, ничего не скажешь. Запомни, капитан, офицер должен иметь честолюбие и стремление к карьере, только все это надлежит подкреплять умением. Идите, и передайте всем, что я категорически запрещаю любые действия вне плана подготовки.
Капитан вышел, а майор с раздражением продолжил, обращаясь уже к офицерам-американцам:
– Чертова полоса! В Эшвиле боинг столкнулся с цессной, восемьдесят два трупа, там погиб советник Макнамары Джон МакНотон, наш человек в Вашингтоне.
– У нас в Пенсильвании тоже упал джет, тридцать пять погибших, – порадовал всех голос Валландера.
– Но что хуже всего, это пожар на «Форрестоле»![15] Могу поставить доллар против ста, что бюджет перекроят в пользу флота!
Разбирали нападение на лагерь и с другой стороны, когда до партизанского штаба добрались лично участвовавшие в деле касик, Искай и Катари. Многое передал из Тараты и «парикмахер», к которому частенько заходил капрал Киспе – за исправную службу ему позволялось много больше, чем обычным рейнджерам.
– Налет прошляпили исключительно по твоей вине, – Че обвиняюще уставил палец на Васю. – Ты там был старший, на тебе и охранение с разведкой.
«Так, кажется, команданте решил усилить наезд на меня».
– И ты отступил! Вместо того, чтобы драться!
«Ну точно. Сейчас повесит всех собак. Интересно, с чего бы он так взъелся? Может, получил сообщение из Гаваны? Неважно, сейчас главное не осатанеть и не огрызаться».
Вася внимательно и молча слушал и даже незаметно дал знак своим людям тоже помалкивать. А Гевара тем временем завелся:
– Настоящий революционер обязан принять бой, тем более на подготовленной местности и в обороне! Я считаю, что мелкобуржуазная среда и происхождение отрицательно влияют на качества партизанского командира.
– Я могу сказать в свою защиту? – касик спокойно поднял ладонь, хотя внутри все бурлило.
– Можешь, – отрывисто выплюнул Че.
– В том бою у нас была куда более серьезная задача, чем нанести поражение рейнджерам, а именно спасти детей и любой ценой вывести из лагеря связную. Кстати, обратите внимание – рейнджеры появились буквально через час после нее.
Гевара вскинулся, но Вася осадил его резким жестом руки.
– Я не утверждаю, что она притащила хвост, но такую возможность обязан учитывать. И в который раз требую прекратить эти поездки.
– Опять ты за свое! Она могла спокойно остаться в общине! Чем тебе эти поездки вообще мешают?
– Нам. Нам они мешают, – касик вынул из сумки и пустил веером по столу фотографии.
Снимки Моники успел получить и передать касику Габриэль, и теперь все рассматривали кадры вылазки Салмона от выезда до возвращения, тяжело вздыхая при виде результатов боя – разрушенной школы, взорванного склада, сгоревшей кухни…
– А теперь представь, что в общине на фото попалась связная.
– Так не попалась же!
– Ты уверен? – вкрадчиво спросил Вася. – Вся ваша конспирация, которую ты тщательно скрываешь от нас, яйца выеденного не стоит.
И выложил главный козырь – четыре записные книжки. Стоило перелистнуть несколько страниц, как лицо смотревшего вытягивалось, не стал исключением и сам Че, закончивший тем, что бросил очередную книжку и выругался. Еще бы – списки коммунистов по странам, банковские счета, сеть боливийских контактов…
– Ты понимаешь, что это только чудом не попало к рейнджерам?