Команданте

Глава 12 – Париж-Мехико-Лима, далее везде

На него упала капля. Потом еще и еще. Дождь?

«Не мог же я заснуть на улице» – вяло подумал касик, но глаз не раскрыл. По ощущениям ничего не болело, не затекло и не застыло. Тогда откуда дождь?

Вчера за ними с показа удрала еще и целая компания «молодых кутюрье», человек пятнадцать ребят и девчонок, работавших на мэтров и мечтавших о создании своего стиля. Вася удовлетворенно отметил, что почти треть из них вместо пальто и курток носят пончо, да и вообще одеждой заметно отличаются от добропорядочных парижских буржуа.

Последних, судя по неодобрительным взглядам, шипению вслед и скорбно поджатым губам, шокировала не только одежда, но и поведение молодежи – будущие диоры и кардены позволяли себе открыто целоваться с будущими дикинсон, хатон и тигс[51], а то и друг с другом. В этой галдящей компании, то и дело взрывавшейся смехом, они с Исабель прошли невеликое расстояние от зала до рю Ла Боэти, незаметно скользнули в подъезд и мигом взлетели на четвертый этаж.

Едва закрыв дверь и даже не включив свет, сеньорита Кордоба принялась стаскивать с него одежду и снимать свою. До спальни они не дотерпели и первый раз все случилось быстро и страстно, прямо там, в коридоре, полураздетыми, стоя, с необычайной остроты ощущениями. Потом уже, в спальне, они любили друг друга медленно и нежно, пока не заснули.

И вот теперь дождь.

Блаженно улыбаясь, Вася разлепил глаз. Сперва он увидел свисающий с люстры бюстгальтер, а чуть скосив глаза, обнаружил источник капель – Исабель плакала, зажимая себе рот, чтобы не разбудить его всхлипами.

Его как подбросило, он сел и обхватил вздрагивающие плечи девушки:

– Что случилось? Все хорошо, все хорошо, я здесь…

Она, оторвав руки от лица, толкнула его обратно на кровать и провела пальчиком между кубиков живота от солнечного сплетения вниз, до самого паха, следуя красному извиву шва.

– Что это?

– Ничего страшного, – с облегчением выдохнул Вася, – у меня была операция на кишечнике.

– Ты врешь, – снова сорвалась в плач Исабель, упала ему на грудь и зарыдала совершенно по бабьи, в голос.

Он только обнимал ее и гладил по спине и волосам.

Через полчаса, когда слезы наконец-то закончились, Исабель привела себя в порядок и даже соорудила завтрак, они сидели на маленькой кухне и пили кофе.

– Рассказывай, – серьезно сказала она.

– Что? – изумился Вася.

– Все, как есть. Кто ты, что за шрам, откуда ты такой умный, чего мне ждать.

«Ну и кому все это рассказать, если не ей?»

Ту же самую легенду, что раньше придумал для Гевары, Вася, страдая от невозможности рассказать все, выдал и тут – не надо множить сущности без необходимости.

– Ты учился в Москве? – приоткрыла рот Исабель. – А кто твои родители?

– Я касик, Тупак Амару Третий.

У Вася захолонуло сердце – до того она была сейчас красива, что он импульсивно вскочил, взял ее лицо в ладони и поцеловал в широко распахнутые от изумления глаза.

И снова, как вчера, до спальни они не добрались, так что стоило Исабель отдышаться, как она закрутилась в знакомом вихре «мне срочно на работу», пока Вася не поймал ее за руки.

– Никуда тебе не надо, к тебе приехал совладелец фирмы, ты занята.

– Ты не знаешь моих сотрудников, они все видят.

– Ну и что?

– Они будут хихикать.

Вася сделал высокомерное и суровое лицо и надменно процедил:

– Покажи мне того, кто посмеет хихикать над женщиной Великого Инки.

Столь разительный контраст привел к тому, что Исабель прыснула, а потом и расхохоталась, а следом и Вася.

Смеялись они еще день, а потом пришла пора плакать – он улетал. В аэропорту им с трудом удалось оторваться друг от друга, под понимающие взгляды двух кубинцев, приставленных провожать Васю. На этот раз остановки в Гаване не предполагалось – 707-й «Боинг» летел через Нью-Йорк в Мехико, а оттуда уже на перекладных. Из-за промежуточной посадки у Васи неприятно сосало под ложечкой – а ну как американцы уже в курсе, что он и есть тот самый Тупак Амару, который помножил на ноль их инструкторов?

– Боитесь летать? – заметил его состояние сосед по ряду, пожилой мужчина приятной полноты.

– Нет, просто подташнивает на взлете, – увильнул Вася.

Добродушный и словоохотливый попутчик не умолкал ни на минуту – кто, откуда, куда летите – и необходимость отвечать строго в соответствии с легендой «студента-этнографа из Барселоны» выбила из Васи расслабленность и грусть от прощания с Исабель. Черт его знает, может этот аргентинец, назвавшийся университетским профессором литературоведения из Мехико, на самом деле агент если не ЦРУ, то полиции или одной из многочисленных латиноамериканских разведок и контрразведок?

Профессор отвлекся на стюардессу, разносившую газеты и журналы и нагреб целую кучу. Не успел Вася порадоваться, что сосед замолкнет на время чтения, как тот воскликнул:

– Однако! – и ткнул Васе под нос La Prensa[52] со здоровенной шапкой через всю полосу «Че Гевара в Боливии!»

Статья под заголовком извещала о прошедших «в неразглашаемом месте» переговорах лидера Боливийского рабочего центра и команданте Рамона. На приложенной фотографии в объектив улыбались Хуан Лечин и Че Гевара. Собственно, на этом содержательная часть статьи исчерпывалась – далее автор натягивал сову на глобус, привязывая Че к любым событиям в Боливии, начиная от «черных гигантов», войны с наркодельцами и событий на руднике Йайагуа.

– Нет, каково? Их не волнуют даже грядущие Олимпийские игры в Мехико, первые в Латинской Америке, им интересен этот головорез! – профессор бурчал в традиционном для интеллигенции духе. – Почему Че, зачем Че? Вы посмотрите, все наши идолы, как один, если разобраться – убийцы!

– В смысле? – изобразил удивление Вася.

– В самом прямом!

Сосед пустился в перечисление и как-то у него выходило, что все национальные герои – сплошь инсургенты, мятежники, генералы и диктаторы. Сан-Мартин, Сапата, Боливар, Сукре, Вилья, Артигас, Сандино[53] – все, как один, занимались уничтожением себе подобных в промышленных масштабах.

– Даже Хосе Марти, поэт, и тот взялся за винтовку!

– А вам не кажется, что иной путь освобождения невозможен?

– Развитие и образование! – успел выдать попутчик, но тут разнесли еду и напитки и он на время выключился.

Насытившись, профессор с извинениями отошел постоять в очереди у кабинок туалета, в его отсутствие Вася пролистал газеты. На седьмой или восьмой странице, в подвале международного раздела, нашлась маленькая заметочка об изменениях в Чехословакии – президентом избран Александр Дубчек, сорока шести лет, а первым секретарем КПЧ – некто Драгомир Кольдер, сорока двух. Вторая фамилия не вызвала никаких ассоциаций, но газета услужливо подсказала, что Кольдер руководил комиссией по реабилитации. То есть произошла смена стариков-сталинистов на молодых реформаторов, как решил Вася. Правда, при этом было указано, что бывший первый секретарь Антонин Новотный стал председателем Национального собрания. Бог весть, что из этого получится, но как-то младореформаторы оптимизма не внушали.

– На чем мы остановились? А, освобождение! Это же фикция!

C точки зрения профессора, вся война за свободу против Испании состояла из борьбы реакционной колониальной элиты против демократии. Ну в самом деле, все началось стоило лишь испанцам под давлением Наполеона принять конституцию, и затихло, как только после поражения Франции на трон вернулся король Фердинанд VII. За каких-то три года Испания вернула контроль над всеми территориями, кроме части Аргентины! Но как только Фердинанд восстановил конституцию, как все покатилось по новой, тем более, что метрополия отменила все виды принудительного труда, включая рабство. А независимость позволила немногим семьям не только сохранить этот экономический базис, но и остаться при власти до сего дня.

Вспомнив, что ему рассказывала в первые дни знакомства Исабель – «наши семьи очень влиятельны, мой прапрадед служил адъютантом у маршала Сукре, прапрадед Фернандо у самого Боливара» – Вася скорее соглашался. Вообще, как он знал из рассказов старших, вся «борьба за свободу против империй» чаще всего скрывает желание той или иной группы стать «первыми парнями на деревне».

– И посмотрите, чем все закончилось! – возглашал сосед, сравнивая Америку Южную с Северной, куда они и летели.

Сравнение ясно было в чью пользу. Война за независимость колоний испанский отличалась от таковой же английских в первую очередь тем, что не потребовалась широкая революция – Испания была слаба и нагнать войск, как Великобритания, не сумела. Плюс элита обошлась своими силами, не привлекая в процесс за счет разного рода уступок всю массу населения. Отсюда – авторитарность правления в новообразованных странах, растущее неравенство, репрессии, борьба за власть…

– В Соединенных Штатах в аналогичной гражданской войне дрался сельскохозяйственный Юг с промышленным Севером, точно так же как наши консерваторы и либералы на протяжении всего XIX века. Но в США победил городской промышленник, а у нас – сельский плантатор, способный тратить лишь на собственные прихоти, а не на развитие!

Возражения Васи, что за прошедшие сто пятьдесят лет в Латинской Америке открылись сотни школ и десятки университетов, профессор решительно отмел. И действительно, колоссальные деньги, которые падали на Бразилию, Боливию, Чили или Аргентину в результате каучуковой лихорадки, селитренного бума или взлета экспорта мяса и зерна, оказались по большей части разбазарены на оперные театры в джунглях, гулянки в Париже и вызывающую роскошь.

Сосед читал лекцию ничуть не хуже, чем выступал на митингах Фидель – несколько часов кряду, даже во время пересадки в Нью-Йорке. Возможно, поэтому Вася прошел ее спокойно, несмотря на опасение быть узнанным. До Мехико летели под требования развивать образование и вкладывать в развитие, после приземления профессор оставил Васе свою визитку и умчался обниматься с семейством, а касик попал в руки доктора Дуке и отправился с ним на пересадку в Боготу. Доктор тоже дал жизни – несмотря на постоянные попытки его заткнуть, впился как клещ и вытрясал из Васи подробности лечения в Праге, требуя расписать методики по шагам и по минутам. Увлеченный человек, что поделать, так что на перелете в Лиму касик просто отрезал все общение, заявив, что желает спать.

В Лиме они поселились в небольшом отельчике на авенида Эспанья, где к ним присоединился Инти, первым же делом принявшийся вводить касика в курс событий за время его отсутствия. Совершенно обалдевший от бесконечных разговоров с самого Парижа, Вася в приказном порядке потребовал идти обедать. Молча. И только после того, как они съели севиче[54] с креветками и выпили в тишине кофе, он разрешил докладывать. На сытый желудок можно и потерпеть очередную лекцию.

Но она того стоила. Во первых, Че и Хуан Лечин встречались в Аргентине, куда оба добрались подпольно и с приключениями – со слов Инти выходило, что можно если не книжку написать, то как минимум снять приличный роад-муви. Во-вторых, это была завершающая встреча после ряда подобных. И в третьих, Революционная Повстанческая армия Боливии теперь выступает как вооруженное крыло «Боливийского национально-революционного центра». Под этим названием скрывалась коалиция партизан, профсоюзов и двух левых партий, PRIN и MNRI.

Партии были разные, но назывались почти одинаково – Революционная партия националистических левых и Левое национальное революционное движение. «Ну, теперь понятно, почему в названии коалиции не обошлось без этих же сакральных слов» – саркастически подумал Вася.

Коммунисты всех толков пока сидели с видом оскорбленной невинности, но уже пошли первые контакты с вопросами «а как бы если не возглавить, то хотя бы примкнуть?» – такова была сила имени Че Гевары. Сам Лечин, когда понял, с кем имеет дело, выпал из реальности и только шевелил седыми моржовыми усами, как выброшенная на берег рыба. Но ничего, очухался и даже умерил собственные амбиции. Тем более, что одним из основных условий коалиции установили «никто из лидеров не баллотируется в президенты», что сразу сняло градус подозрительности и недоверия. Про Тупака Амару спрашивали все участники и даже прибившийся депутат от Кочабамбы, писатель Марсело Кирога.

– «Манифест Сукре» уже написан, ждем только тебя и будем публиковать, – резюмировал Инти.

– Манифест?

– Ну, программа-минимум. Образование, рента с природных ресурсов, равноправие всех народностей, кооперация, профсоюзные свободы. Отдельным пунктом – хрен Пасу Эстенсоро, а не повторное избрание.

Вася и Дуке засмеялись – сильно, видать, достал всех славный президент Пас, если и через три года после сместившего его переворота, его не желают видеть во главе страны не самые худшие в ней люди.

Страшную весть в дом бывшего главы государства, эмигрировавшего как раз в Перу, поручили отнести Васе, как избранному, пусть и заочно, в совет БНРЦ. Официальный визит не задался с самого начала: у Васи сложилось твердое впечатление, что Пас ждал как минимум делегации с ключами от столицы и переданную ему программу воспринял как личное оскорбление. Величественно поместился в кресло, начал читать, на второй странице спохватился и предложил сесть гостю, отчеркивал в в тексте ногтем, хмыкал, поджимал губы, а потом вообще стал, как хамелеон, меняться в цвете. «Дошел до места, где запрет на избрание» – догадался касик.

Аргументацию против вступления остатков своего движения (национально-революционного, а как же) Пас выдал в форме выступления перед толпой – с жестикуляцией, повышением и понижением тона и прочими ораторскими штучками, но самое главное он сказал сразу. «Все козлы, один я д’Артаньян» – не такими словами, но с таким смыслом. Опыт руководства страной, понимание проблем и все такое. Когда хозяин по второму заходу пошел на то, что в БНРЦ он не войдет, но будет помогать, Вася просек причины этого решения – вступив, бывший президент отрезал себе шанс снова надеть ленту главы Боливии. А союзником вполне мог пойти на выборы.

– Большое спасибо, надеюсь на вашу поддержку, – вежливо сообщил ему Вася и ушел, оставив экс-президента с открытым ртом посреди фразы.

Мучения с разговорами на этом не кончились – Инти потащил его на встречу с местной прогрессивной интеллигенцией. Очень нужно, поддержка из Перу, перспективы на развертывание движения здесь, возможные добровольцы и так далее.

Относительно новый район на окраине Лимы, вернее, легализованная зона самостроя – правительство резонно решило, что если оно не может остановить неконтролируемое разрастание города, то процесс нужно поставить хоть в какие-то рамки. Склон торчащей посреди города горы Эль Аугустино, лабиринт небольших улочек, сложенные будто из морских контейнеров узкие дома, второй этаж непременно нависает над первым. Но все-таки не контейнеры, они еще не настолько распространились, чтобы хватало на такую застройку, просто местные любят паралеллепипеды – удобно строить, удобно штукатурить, удобно красить. Цветом, в основном, домики и отличались, но в быстро наступившей темноте пропало и это отличие. Инти включил прихваченный с собою фонарь, когда Вася услышал сзади шаги. Они покружили в поисках места еще – шаги то отдалялись, то приближались, но все время шли за ними. Инти тревожно взглянул на касика и предложил:

– Иди вперед, я задержу.

– Наоборот. Иди сам, у тебя фонарь. Давай, – и легонько подтолкнул боливийца, а сам вжался в мрак воротной ниши сразу за углом.

Прошла минута, вторая… Из-за угла вынырнула тень и устремилась за Инти, но Вася, пропустив преследователя чуть вперед, дернул его, выводя из равновесия, подхватил, закрутил – и через секунду впечатал бородатое лицо в створку ворот, заломив руку за спину.

Коротко свистнул, услышал такой же свист в ответ и быстрые шаги Инти. Пока тот подбегал, Вася успел охлопать карманы тени и вытащить из них небольшой браунинг. Наконец, луч фонаря высветил лицо пойманного.

– Отпусти его, – с нервным смешком сказал Инти.

– С чего вдруг?

– Это Абимаэль, он нас и пригласил.

Слегка помятый преследователь дрожащими руками поправлял сбившуюся в возне одежду и машинально сунул протянутый Васей пистолет в нагрудный карман пиджака, но вскоре он успокоился и довел партизан до такого же, как и остальные, маленького домика, из которого раздавались звуки гитары. Двое «музыкантов» сидели поближе к двери и создавали конспиративный фон, остальные же набились в прокуренную заднюю комнатку и обсуждали перспективы борьбы с существующим порядком, с упором на партизанщину в сельской местности. Васю закидали вопросами, на которые он отвечал еще осторожнее, чем в Париже – если во Франции лишнее слово скорее всего там бы и осталось, то здесь, в опасной близости к Альтиплано, могло стоить жизни многим людям. Тем не менее собрание жадно слушало и одобрительно гудело при упоминании наиболее ярких эпизодов.

– Мы следуем заветам основателя компартии Перу Хосе Мариатеги, – объяснял на обратном пути Абимаэль. – Борьба против латифундистов, за права коренного населения вынуждает строить партизанскую структуру в сельской местности, точно так как учит Мао.

Вася скривился, пользуясь тем, что собеседник не видит его в темноте.

– Но это вызывает неприятие со стороны ревизионистского руководства партии и мы готовы основать свою, истинно марксистско-ленинскую, ведущую нас по сияющему пути в революцию, как сказал Мариатеги!

«Господи, еще один маоист на мою голову… Стоп! Сияющий путь??? Да это же Абимаэль Гусман, Sendero Luminoso!» – вспыхнуло в васином мозгу. – «Как хорошо, что он вышел на нас до раскола и до своих фокусов»

– Сияющий путь[55] это прекрасно, но туда дойти могут только образованные люди. Так что пока я бы рекомендовал сосредоточится на образовании в индейских районах…

– А как же борьба?

– Это и есть настоящая борьба и создание подпольной инфраструктуры.

– А, понимаю, – протянул Гусман.

Вася не знал, насколько это сработает, но авторитет боливийских партизан сейчас на высоте, так что если Гусман хотя бы на годик притормозит с расколом и займется школами, расклады станут совсем другими. А там и сендеристские методы не понадобятся.

Утром Инти огорошил новостью, что они летят в Куско, где предстоит еще одна встреча. Вася прямо застонал, до того ему в печенках засели непрерывные разговоры:

– Да вы издеваетесь!

– Ну извини, кого еще послать на встречу с кечуа, если не касика?

Жалких шестьсот километров они летели, наверное, часа два – адский кукурузник еще довоенного выпуска чихал, нырял в воздушные ямы и всем своим видом и звуком вопрошал мироздание «Да когда же я сдохну-то?» К счастью Васи, встреча с главами общин кечуа прошла в деловой, дружественной обстановке – никто не грузил его догмами, собравшихся интересовали чисто практические вопросы организации самоуправления, устройства кооперативов, собственной торговли, отрядов самообороны и вообще структуры и функционирования «свободного района». Несмотря на возраст, Васю слушали со всем вниманием – статус касика и потомка Великого Инки действовал и на местных не хуже, чем на индейцев в Боливии. Если три миллиона перуанских кечуа удастся вовлечь в движение, это будет большая удача.

Совсем примирил товарища Амару с тяжкой долей артиста разговорного жанра данный «принимающей стороной» обед, точнее, дивное пачаманко из морской свинки с таким родным названием «куй» – запеченное под кострищем мясо с бататом в мундире и зелеными стручками бобов. Вася расчувствовался и пригласил уважаемых людей приехать на Альтиплано, посмотреть все своими глазами.

– Мы можем взять несколько человек с собой прямо сейчас, – шепнул ему Инти.

– Так они же все в машину не влезут? – удивился Вася.

– У нас три машины, для тебя, меня и доктора.

– Как три? Почему три? Зачем три? Мы что, не можем доехать на одной?

– Лучше бы на четырех или пяти, – застенчиво улыбнулся Инти, – Нам нужно еще довезти до наших полсотни «Узи».