Комендантский патруль

23 июня 2004 года. Среда

Приехав вчера вечером на блокпост, я застаю привычную картину начинающегося здесь веселья. Раскрыв мутные глаза, с упрямой решительностью отпетых каторжников стоять до конца, на лавочке у блока разливают водку Ахиллес и Червивый. Оба они, подмигивая и похохатывая, распевают мультяшную детскую песенку из «Бременских музыкантов»:

— Мы к вам заехали на час!..

Утром Безобразный выставил их сюда ровно на час до назначения постоянного наряда. К вечеру стало ясно, что час плавно перерос в сутки.

Ахиллес, шальной от выпитого, втискивает мне в руку пластиковый стакан теплой противной водки. Я возвращаю стакан на скамью и ухожу внутрь блока.

Обычно в ночь мы собственными силами выставляем на «кукушке» пост, но сегодня ночь особенная, и никакими часовыми в ней не пахнет. Пошумев, поговорив, путаясь в темном лабиринте блока, мои товарищи бредут спать. Ахиллес нащупывает фанеру дверей внутренней комнаты и грузно валится на прогнувшуюся кровать. Червивый, еле передвигая непослушные ноги, пытается подняться по лестнице на «кукушку», тихо приговаривая: «Охранять ночью буду…» Из комнаты доносится громкий выкрик:

— Мы к вам заехали на ча…

Могучий храп обрубает боевой задор походной песни. Я увожу Червивого в комнату спать.

Попавшим под руку барахлом: кривым столом, рваной кроватной сеткой, табуретами и металлическим листом я заваливаю вход в блок со стороны города. Второй вход в блокпост ведет со стороны ОМОНа и давным-давно перекрыт последними.

Достав огарок свечи, мягкий и беспомощный, я освещал душный мрак. Обессиленные, слабые тела Ахиллеса и Червивого неясно вздрагивают на границе светотени. Дав волю чувствам, я принимаюсь писать.

На столе расплывается горячий перламутр воска. Задохнувшись, шипит в лужице последний всплеск огня. Сквозь щели криво уложенных, разъехавшихся плит ползет синий туман утра.

Меняют нас Рафинад с Дохлым. Они коротко рассказывают последние новости: половину сегодняшней ночи весь отдел простоял в обороне; в Курчалоевском районе боевики вошли в село Автуры.

Дойдя до Минутки, мы ловим попутку и втроем возвращаемся в отдел.

До вечера я отсыпаюсь за ночь. Томительные желания настойчиво лезут из подсознания. Снятся мне дешевые, по полсотни за штуку, проститутки. Одна из них берет у меня сразу сто рублей и долго водит по каким-то мрачным военным коридорам, где я начинаю терять терпение, а она в конце пути затевает скандал. Я безрезультатно требую вернуть деньги и кричу на женщину. Вокруг неожиданно появляется целый скоп из десятка человек охраны и других проституток, все они орут благим матом и уже машут перед лицом кулаками. Возмущенный до предела столь бессовестным обманом, а больше присвоением моих кровных ста рублей, я снимаю с плеча автомат и, недолго думая, расстреливаю всю шумную братию. Перевернув труп проститутки, вытаскиваю у нее из кармана брюк сто рублей. Ишь ты! Хотели поизгаляться над русским солдатом! С конца коридора летит новая толпа проституток и охранников, которые теперь уже стреляют на бегу в меня. По пыльным пустым улицам Грозного я добегаю до 26-го блокпоста ОМОНа, где перед воротами захожусь в крике о помощи. Земляки слаженно вытаскивают на вышки постов два пулемета, и в один миг в клочья расстреливают моих грабителей.

Перед вечерним построением я успеваю написать четыре протокола.

Безобразный собирает с каждого участкового по сто рублей на подарок подполковнику Рэгсу. Повод подарка — это самое недавнее звание подполковника. Причина подарка — боязнь остаться позади других служб, уже сдавших деньги, и попасть в немилость. Чеченцы возмущены:

— А мы как будто в большой милости все ходим!

Каждому жалко копейки для болвана-карьериста. Скрепя сердце мы скорбно кладем перед Рамзесом хрустящие купюры.

После развода, набрав на рынке горючих таблеток от комаров, я собираюсь на блокпост.

Во время ингушского набега боевиков, по сегодняшним данным, погибло около ста человек, из них половина сотрудники милиции.