Комендантский патруль

29 июня 2004 года. Вторник

Всю долгую ночь отдел не смыкает глаз и гремит оружием. Всю долгую ночь с промокшего неба сыплется мелкий невидимый дождь. Вода блестит на глянцевом металле машин, пробегает струйками по автоматным стволам, вкрадывается под одежду, источает живой, наслаждаемый запах. Неподвижный, прошитый дождем мрак медленно громыхает далеким эхом загоризонтных канонад. Непривычно тихий и спокойный Грозный смывает с себя седую пыль.

В 04.30 дежурный Капитан-Кипеж и Рэгс строят участковых и пэпсов на зачистку. Около пятнадцати минут по плацу с места на место переходит неорганизованная, непонятно чему веселящаяся толпа из тридцати сотрудников. Рэгс бессильно мечется перед нашими лицами, забегает за спины, кричит о дисциплине. Никому нет до него дела. Общими усилиями обоих командиров отряд садится в автобус, где мы щелкаем семечки и досматриваем сны еще пятнадцать минут. Автобус почему-то не едет. Оказывается, что нет бензина.

Рэгс, еще не определившийся с жертвой для расправы, криком пытается выяснить, как так произошло, что люди остались без заслуженной ими зачистки, почему нет бензина и почему автобус не приготовлен со вчерашнего дня к мероприятию. Какой-то шустрый пэпээсник кричит в окно Рэгсу:

— Это Кипеж виноват! Он дежурный, он и отвечать должен!

Кипеж, как всегда при любом упоминании о какой-либо ответственности, теряет чувство самообладания и начинает громко икать. Жертва расправы указана, и Рэгс уже пыхтит перед ее лицом, обещая крупные неприятности по службе. Кипеж лепечет со зловещим шипением:

— Это не я, не я виноват… Я тут вообще ни при чем… Мое дело — личный состав на зачистку поднять, а машину должен водитель готовить.

Водитель автобуса, лысеющий молодой чеченец (новоназначенная жертва), только хлопает глазами перед своей развалиной и говорит, что вообще первый раз слышит про зачистку, а более того, по личному указанию Кипежа он полночи простоял на посту.

Молниеносный в таких случаях ум Рэгса обращает внимание на то, что ни один сотрудник не счел нужным предупредить вчера вечером водителя и напомнить ему про бензин, а потому среди нас есть прямые виновники в близком провале надвигающегося мероприятия.

Галдят все и сразу помногу, начальство пытается найти среди нас виноватых, а мы пытаемся подольше продлить этот цирк. Наконец из толпы высовывается работник ГАИ чеченец Неторопливый, спокойным голосом он прерывает весь скандал:

— Это не мы и не водитель виноват, что нет бензина. Это виновато руководство, что толком ничего не подготовило и ни за чем не проследило.

Целый тунгусский метеорит в личный огород Рэгса! Поперхнувшийся, краснея и заикаясь, он булькает в ответ:

— Да ты что такое говоришь?! Да ты сегодня же будешь наказан за такие слова! Неторопливый, я обещаю тебе выговор! Я тебя и квартальных и премиальных полностью лишу!..

Оглядев нас воспаленным взглядом, он кричит:

— Да если нет бензина, вы вообще должны пешком идти! Я приказываю!

Бензин не найден. Хихикая и поплевывая, мы идем на КПП.

На КПП, ломая руки и выпучив от напряжения глаза, всю группу встречает начальник МОБ Временного отдела района заполошный подполковник Масяня.

Последний — личность более чем бездарная, маленькая, тупая и перепуганная, он является тем же непоправимым горем, какое для нас представляет Рэгс. Никто не знает, так же как и про Рэгса, за что Масяня получил свое звание. По рассказам временщиков, дома, в России, Масяня сумел за полгода завалить всю работу службы МОБ, сведя ее к нулю и приблизив к краю проруби. И в этом он напоминает Рэгса. Масяня имеет некрасивый, но громкий позывной «21-й», которым его вежливо обидели свои же командиры. Масяня пользуется всеобщей любовью и уважением личного состава.

Мы опаздываем на зачистку. Узнав причину нашей задержки, Масяня твердо обещает в следующий раз лично привезти бензин. На машинах чеченцев мы добираемся до комендатуры, а оттуда на ПВР, где в течение двух часов проверяем паспортный режим.

Мероприятие это больше похоже на плохо организованный спектакль, в конце которого освистанные актеры удаляются за ширмы сцены. Мы толпами ходим по комнатам трех пятиэтажек и тискаем в руках чеченские паспорта, выглядывая среди протягивающих их нам лиц боевиков. Люди молчаливо и привычно-равнодушно толкаются в коридорах, надменно ждут, когда им вернут документы. Как растревоженный улей зашевелился весь ПВР. Сами плохо спящие, мы обрываем сон других.

Прибывшие на утреннее построение, мы успеваем послушать долгое и нудное выяснение Рэгсом того, куда именно из отдела пропал бензин.

Никуда не задействованный, я ухожу с развода спать.

На вечернем разводе, случившемся для меня без какого-либо промежутка сразу после утреннего, я, стоя в конце строя, растираю белое от сна лицо. Плюс тыкает меня в спину и говорит:

— Ангара, ну, оставайся, не уезжай отсюда. Ну, где ты еще так поработаешь, как у нас?

Тайд сообщает отделу о прошедшей на 56-й участок группе боевиков из двадцати человек и объявляет о конце казарменного положения. С радостью, с широкими улыбками, обросшие за эти пять дней, разъезжаются по домам чеченцы.

У этого круглосуточного казарменного сидения есть одна очень отрицательная сторона: за пять дней на улицах района не появилось ни одного его постоянного сотрудника. ОМОНы, комендатура и временщики намертво привязаны к своим блокпостам и пунктам дислокации и, по большому счету, неподвижны, так как мобильны они только на время проведения спецмероприятий. Охраняемые ими Минутка и основные дороги — это центр большого района. По краям же его, где мы зачастую и пропадаем в обычные дни, можно вполне открыто, не переживая быть замеченными, передвигаться целым группам боевиков на любом автотранспорте.