Комплекс превосходства

9. Мухи

Наутро Ги нарядился во все черное, приладил к поясу револьвер и, завещав девушке, сменившей Рейнольда за стойкой, никому не предлагать его комнату, направился к центру города. Поднявшись в Верхний Город, он воспользовался ближайшими вертикальными путями и впервые за долгое время нырнул в негостеприимный полумрак.

Банда, обворовавшая Рейнольда, именовала себя "песчаными гиенами" и состояла из чернокожих выходцев с Кемета. Гиены враждовали с "драконами"-айлакцами и группировками коренных эльветийцев – "боевыми петухами". Весь этот нелепый зоопарк промышлял грабежами, случайными кражами и торговлей запрещенными алхимическими смесями и среди полицейских считался неизбежным злом, сворами, которые постоянно нужно было стравливать друг с другом, чтобы не дать хода объединенной организованной банде.

Где располагалось логово банды, Ги знал без Свена и Рейнольда. Подземный район, носивший ироничное название Темные кущи, до Жозефа служил общественным парком, но отсутствие солнечного света довольно быстро привело к гибели растений, и на опустевшем пространстве выстроили свой городок кеметские беженцы. Отрицаемые властями, отвергнутые раздираемыми постоянными конфликтами родными странами и жившие в постоянном страхе перед Великим Разломом, арканократической державой северного Кемета, они искали в метрополии очаг спокойствия и мира. И находили, только вот очаг давно потух и теперь не способен был дарить тепло и надежду на лучшее. И хотя безразличие уж всяко не могло быть хуже копий, ружей и человеческих жертвоприношений, радужной новая жизнь беженцев также не казалась. Они жили тесным сообществом, и единственными из них, кто имел связи с большим миром, как раз были песчаные гиены. Добытчики. Агрессивная молодежь, рожденная, чтобы пасть в бою за место под солнцем.

В Темные кущи белые обычно не заходили. Кеметцы почти не знали эльветийского, ничем не торговали и не оказывали почти никаких услуг. Нечастые рейды полиции, заканчивавшиеся арестом очередного мелкого воришки, которого потом все равно выпускали, ничуть не тревожили привычного течения жизни в кеметском районе. Не связанным ни с нарушением, ни с защитой правопорядка гражданам в Темных кущах делать было решительно нечего, да и на теплый прием они вряд ли могли бы рассчитывать. К Ги, впрочем, это не относилось.

На Кемете не строили высоких домов, и на новой почве эта традиция ничуть не изменилась. Ги окружали одноэтажные хижины, сколоченные, слепленные и сшитые изо всех материалов, которые могли осесть на дне большого города. Улиц в привычном смысле этого слова в Темных кущах не было. Каждый строил себе дом там, где хотел. Некоторые из них примыкали друг к другу, образуя тупики. Заваленные мусором пустыри соседствовали с нагромождением хижин, в которых ютилось по три-четыре поколения одной большой семьи. Бездельничавшие жители сидели у порогов своих жилищ на циновках. Предоставленные сами себе дети носились по плоским крышам. Кое-где хозяйки мешали в огромных котлах мерзко пахнувшую стряпню. В общем, как ни старался пришелец из мира, где светит солнце, найти различия между бытом беженцев и плантационных рабочих, среди которых рос, у него не получалось. Старые знакомые Ги трудились в полях, но и это делали из-под палки. Не будь принуждения колонизаторов, большая часть черного континента превратилась бы в подобное царство счастливой лени. Неспешная самодостаточная культура кеметцев не менялась в зависимости от местонахождения. Ги им завидовал.

Ориентиром ему служил памятник какому-то королю прошлого, высившийся над хижинами в самом центре мертвого парка. Чем ближе к нему подбирался Ги, тем настороженней смотрели на него местные жители. Группа молодых мужчин, гревшихся у огня, отреагировала на появление белого с враждебностью.

– Что здесь забыл этот уайога? – проворчал один из парней, сидевших у костра, разведенного в бывшем цветочном вазоне.

Его слов не понял бы ни один белый в Лутеции, но Ги был исключением. Уайога. Так называлась бледная пещерная поганка.

– Уайога – ядовитый гриб, мальчик, – ответил он на родном языке кеметца.

На деле мальчиком новый собеседник явно не был. Кеметцы уже к пятнадцати годам перегоняли белых в росте и массе, а молодой человек, высказавшийся в адрес Ги, даже среди соплеменников наверняка считался великаном. Его плечи уже покрывала татуировка в виде пятен леопарда – знак прошедшего инициацию. Юный возраст выдавало лишь по-детски простое и доброе лицо.

– Мальчик?

– Мальчик-мальчик. Мтоту, – повторил Ги. – Ибо мужчины знают, что гостя не судят до беседы, а оскорбления приберегают для врагов.

Парень открыл рот, чтобы возразить, но самый старший из его приятелей шлепнул его по голой спине.

– Эльвети говорит словами предков, Н'гвани.

– Эльвети не более чем крыса, – огрызнулся Н'гвани, но новый шлепок заставил его замолчать.

– Прошу простить моего брата. – Старший обратился к пришельцу на сносном эльветийском. – Он родился в Лутеции и не знает законов Кемета.

– Лучше узнать их вот так, чем остаться в невежестве. – Ги протянул руку. – Меня Ги зовут.

– Анан'нва. Что ты ищешь в кущах, Ги?

– Если скажу – не поверишь.

Анан'нва оскалил крупные белые зубы в улыбке.

– Песчаные гиены. Конечно же. Нанять хочешь? Или, – в его голосе послышалась угроза, – ты из этих ублюдков-петухов?

– Поговорить хочу.

– Что ж, разговоры святы, Ги. Ты знаешь это, потому и пришел без страха. Я должен уважить твою просьбу.

– А потом что? – зашипел Н'гвани. – Подставишь ему свой зад для утех? И все из-за замшелых правил предков?!

– Заткнись! – Брат отвесил юнцу звучный подзатыльник.

***

– Я не принадлежу к гиенам. Никто из моей семьи не с ними. Но мы их уважаем, Ги. Они воины. Борются, как могут.

Они подошли к самому памятнику. На постаменте до сих пор висела табличка с именем монарха: Иоанн V. Ги не помнил, чем прославился сей государственный муж, но монумент внушал уважение, так что, видимо, заслуги его были велики.

– Они вон там живут. – Анан'нва обвел рукой группу построек, скрывавшихся за деревянным частоколом.

Невысокий Ги видел лишь крыши зданий, выкрашенные в ярко-желтый.

– Меня пропустят?

– Ты говоришь на нужном языке и знаешь нужные обычаи. Попытайся. А вообще они уж два дня тихушничают. На дела не ходят. Видно, что-то важное готовят.

С этими словами Анан'нва оставил Ги. Просто развернулся и пошел прочь. Сама непосредственность. Ги на удачу прикоснулся к рукояти револьвера.

Калитку никто не сторожил. Толкнув ее, непрошеный гость проскользнул в воровское логово. Постройки внутри частокола выглядели значительно надежней, чем с внешней стороны. Дома членов шайки были сложены из кирпича или собраны из толстых бревен. Штаб песчаных гиен, единственное двухэтажное здание в Темных кущах, бандиты изрисовали сценами охоты в саванне. Над дверью красовалась надпись на кемети: "Стая или смерть". Примерно так Ги и представлял себе логово гиен. Непредвиденным и подозрительным был тот факт, что оно пустовало. Ни единая живая душа не вышла навстречу нарушителю границ.

Он обошел несколько домов, заглядывая внутрь. Все выглядело вполне обыденно: кровати, устроенные из тряпья и соломы, котлы над врытыми в землю очагами, самодельные шкафы, полные странных белому человеку вещей, алтари духов с подвешенными над ними обезглавленными жертвенными курами. Все это Ги много раз видел на Кемете. Но куда же, черт дери, пропали жильцы?

Разгадка ждала в штабе, и, хотя Ги предчувствовал неприятности, к их действительному масштабу оказался не готов. За расписной дверью таился кошмар.

Первым, что встретило его в штабе песчаных гиен, было жужжание. Мерзкий звук издавали десятки мух, слетевшихся на жуткий пир. Угощались насекомые человечиной, и, как Ги впоследствии вспоминал, даже в тот момент, когда на него напал маньяк, он не испытывал страха, подобного тому, какой заставил его оцепенеть на пороге подземного дома мертвых. Там не кромсали тела серпом, не отсекали руки и ноги, не вскрывали чрева, чтобы выдрать их содержимое. Нет. Все было еще хуже, потому что в дело вмешалась магия.

Песчаные гиены стояли у стены. Именно стояли, причем без всякой поддержки. Мертвые глаза воров еще не успели подернуться мутной пленкой. Раззявленные рты с вывалившимися языками будто бы пытались издать последний крик отчаяния и боли, высвободить души вместе с выходящим из переставших раздуваться легких воздухом. Кеметцы выглядели так, будто всех их выстроили у стены, как при расстреле, и одновременно удушили.

Ги приблизился к ближайшему из покойников, при этом ненароком наступив на плохо закрепленную половую доску. Легкой вибрации, вызванной шагом, хватило, чтобы ноги мертвеца подогнулись, и он осел на пол. Следом за ним, точно кости выстроенные в цепочку домино, один за другим повалились и его товарищи. Звон растревоженных мух стал громче. Ги вытащил револьвер. В простое стечение обстоятельств он поверить не мог. Между чудовищным злодеянием, свершившимся в этих стенах, и его визитом была связь. Но какая? Что искало здесь существо, у которого получилось разом убить несколько десятков кеметских сорвиголов?

Он приступил к обыску. Задание Рейнольда следовало выполнить в любом случае. Внимательнейшим образом осмотрев весь первый этаж, перетаскивая с места на место мертвецов, нажимая, дергая и наступая на все казавшиеся подозрительными выпуклости на стенах и в полу, Ги подобрался к веревочной лестнице, открывавшей путь наверх. На втором этаже обнаружилось еще два трупа, а еще там царил беспорядок. Жестокосердный предшественник Ги, по всей видимости, посчитал нужным обшарить именно второй этаж и озаботился даже тем, что перебил все до единого суповые горшки из шкафа. Ловить здесь было нечего, но на всякий случай Ги подошел к мертвецам.

Эти двое были главарями шайки. Оба лежали лицами вниз. Татуировки покрывали их спины, воспроизводя полосы на шкуре гиены. Присев на корточки, Ги перевернул одного из бандитов. Из его живота торчал нож. Значит, он умер, защищая свою жизнь?

На теле второго не было ран, но его грудную клетку словно вдавили внутрь нечеловечески сильным ударом. Осмотрев его внимательнее, молодой человек убедился также в том, что кости его рук и ног были переломаны во многих местах. Кеметца пытали.

– Что ты рассказал им, дружище?

Труп не счел нужным отвечать. Гадая, выдал ли он секреты или унес их с собой на серое венчание, Ги придал телу позу, которую посчитал пристойной и пошел к лестнице. Озарение настигло его, едва он поставил ногу на первую ступеньку.

Если убийца пришел извне кеметского района, у Ги перед ним было одно большое преимущество. Язык! Если песчаные гиены и могли доверить чему-то свои тайны, то это был их родной язык, презираемый эльветийцами, но боготворимый на Кемете. Магия, замешанная на словесных формулах, насколько помнил Ги, могла успешно противостоять любой другой. Древнейшие и сильнейшие заклятия происходили из самой сути того, что делало человека человеком, – речи.

– Откройся! – потребовал Ги на кемети.

Ничего не произошло.

– Секрет! Тайна! Появись!

Нет ответа. Какой бы пароль придумали работники с плантаций, задумай они скрыть что-то от глаз хозяев?

– Свобода!

Безрезультатно. Ги терял время, пытаясь найти то, что уже мог утащить убийца, но что-то подсказывало ему, что разгадка близка.

– Добыча!

Раздался негромкий скрип, и одна из стен медленно опустилась. Грубая, но эффективная шаманская магия Кемета сумела уберечь то, что приносило песчаным гиенам барыши. Взору Ги открылись полки, заполненные краденым. Серебряные подсвечники стояли на них рядом с бутылками дорогого вина, а кошели с деньгами – с фарфоровыми статуэтками. Бумаги лежали в отдельном сундучке, и, не став копаться в этих сокровищах мародеров, Ги поспешил покинуть штаб гиен. Жужжание начинало сводить его с ума, да и присутствие мертвецов не прибавляло радостных эмоций.

Если б он только знал, что попало в его руки вместе с письмом рейнольдова клиента...

***

Криомант Галлар нечасто покидал столицу. Преступления, совершавшиеся в Верхнем Городе, обычно там же и раскрывались. Центр Лутеции существовал обособленно, как частенько убеждался старший оперативник. За его пределами было мало такого, что интересовало замурованную в белокаменных стенах элиту. Если же преступление совершал пришлый, Галлар поручал беготню по внешним районам и Железному Городу младшим по званию сотрудникам, оставляя себе роль аналитика, мозга, детектива.

Дело Денн Ларе требовало от него гораздо большей активности. Лавуарр, прямая и единственная начальница Галлара, выхлопотала право на расследование убийств пошлых актрис в Железном Городе и поручила его лучшему из своих оперативников. И, хотя криомант искренне желал ей за это зла (пусть полиция Железного Города сама возится с этим маньяком!), идти против приказа он не имел права.

Криомант бесился. Областной паропоезд нервировал его; попутчики, выбиравшие любые лавки в полупустом вагоне, кроме той, где сидел Галлар, казались тупым трусливым стадом. И, словно назло, родной город Денн Ларе располагался на конечной станции, куда даже самый быстрый из найденных поездов, ехал около пяти часов. О том, чтобы успеть вернуться в Лутецию в тот же день, нечего было и думать. Без криокамеры Галлар не продержался бы и полутора суток, так что вместе с собой он взял две огромные походные сумки с баллонами охлаждающего газа. Именно этот газ он запустит в трубки, оплетавшие его тело под броней, наполнив их спасительной прохладой и обеспечив жизнеспособность измененного магией организма.

Виды за окном окончательно сменились на умиротворяющие пейзажи, словно сошедшие с картин мастеров позапрошлого века. Земледелие под Лутецией властями на приветствовалось, так что из всех культурных посадок здесь были только частные виноградники. Все остальное сливалось либо в лесную зелень, либо в цветастую палитру диких полей. Изредка перед глазами Галлара мелькали замки и сторожевые башни, оставшиеся еще с Темных веков. На горизонте, вдали от железной дороги, проплывали пригородные поселения. В этой части Эльвеции редко что менялось. Внести коррективы могла разве что война, но с момента изгнания последнего из гиберрийцев прошло уже тридцать лет, так что жизнь вернулась в привычное скучное русло.

Возле слухового отверстия шлема зазудела муха. Галлар не глядя поднял руку, и замороженное насекомое упало на его ладонь. Криомант выкинул его в окно. Оттает – и улетит. В отличие от людей, животных, даже таких назойливых, Галлар предпочитал не уничтожать. Что с них взять, в конце концов?

– Вирденн-сюр-Ронн, – объявил машинист.

Качество звука в вагонной колонке оставляло желать лучшего. Никакого сравнения с речевым фильтром Галлара.

Криомант поднялся с лавки, взвалил на плечо сумку с баллоном, вторую взял в левую руку и, пошатываясь под их тяжестью, направился в тамбур. Конечную станцию он встретил у открытой двери. До безумия захотелось снять шлем, содрать броню и подставить ветру голую грудь. Галлару не нужно было много времени, он сумел бы насладиться даже кратким мигом. Но какое там! Непозволительная роскошь.

Шагнув на платформу, Галлар почувствовал себя немного лучше. Движение после пяти часов сидения на лавке воспринималось как дар Всевечного Отца. Вирденн-сюр-Ронн, городок на самой границе с приморской провинцией, встретил его щебетом птиц и воздухом, пьянившим даже после фильтрации. Поправив съехавшую сумку с газом, криомант побрел к вокзалу. Там ему как служителю правосудия полагалась казенная кровать.

Оставив баллоны в комнате, Галлар запер ее на все замки, сунул ключ в потайной карман, убедился, что охлаждающие трубки еще способны послужить без заправки, и поспешил в дом, где выросла Денн Ларе.

Отец и мать Ларе приняли криоманта с отрешенным безразличием, свойственным только что пережившим тяжкую утрату людям. Седовласая женщина поставила перед Галларом бокал вина, хотя само собой разумеется он не смог бы сделать и глотка. Ее муж постоянно теребил висячий ус, а каждым вторым его словом было "никак":

– Никак не могли мы знать, чем занимается наша Денн. Никак нам не говорила. Деньги-то слала, но никак не выдавала, откуда их брала, – и так далее.

Галлар позволил ему завершить этот монолог, больше походивший не то на оправдание нерадивого отца, не то на обвинение в скрытности блудной дочери.

– Она ваш единственный ребенок? – спросил криомант, едва Ларе замолчал.

– Как же единственный, – ответила мать. – У нас и младшенькая есть, Вивьенн.

– Где она?

– Не знаем, – вздохнула мать.

Галлар закатил глаза, радуясь, что бездарные родители не могут этого видеть. Они упустили дочерей уже очень давно, судя по тому, что он только что услышал.

– Зачем, – зашел он с другого края, – Денн поехала в Лутецию?

– Мечтала о богатстве, – поведал отец. – Никак не хотела смириться с тем, что мы живем, как все. Нам-то никак не нужны золотые горы, мобили да золотые цацки, а у ей глаза завидущие.

– По ребятам-то здешним бегала, – вступила мать. – У кого паромобиль, с тем и гуляет. Дарили ей много чего, она у нас красивая была.

– Виви такой никак не была.

– Нет, не была, – поддержала мужа Ларе-старшая. – Та поскромнее, да и парень у ей один был. С ним и убежала.

– Куда убежала?

– Тож в Лутецию. Эйме его звать. Он в полицию поступил, а она прям с ним до города поехала, нам ничего не сказала.

– Эйме-то всяк неплохой парень, – добавил отец. – Все пишет родне, на бумаге красивой такой, а наша хоть бы словцо прислала!

– Ладно, – Галлар перебил очередной поток излияний. – Речи о Вивьенн не идет. Остался тут кто-то, с кем Денн близко общалась? Подруги? Кавалеры?

Мать улыбнулась, как показалось криоманту, с гордостью.

– И очень много таких. Вот хотя б к соседям зайдите, Бодо. С их парнем гуляла. А он видный такой, знаете.

– Подруги?

– Клод у Регнеров, – вспомнил отец. – Постоянно с ней ходила. А мне она не нравится. Некрасивая она, все хотела через Денн-то жениха ухватить. А никак и не вышло!

Двух имен Галлару хватило. Он уже твердо уверился в том, что из родителей ничего полезного не вытащил бы даже чародей. Они понятия не имели, что за человек Денн. Рассчитывая на помощь молодежи, криомант раскланялся со старшим поколением. Бокал вина остался стоять на столе. Дверь за Галларом не закрывали.

– У нас тут все свои, – махнул рукой отец Ларе.

Только собственная дочь оказалась чужой, подумалось криоманту.

Наммай Бодо жил на чердаке большого дома с покатой крышей. Несмотря на то, что Ларе говорили о соседях во множественном числе, компанию юноше составлял один лишь рыжий кот с драным ухом. Впустив Галлара в свое укрытие – колоссальных размеров пустое пространство с единственным обжитым углом, отгороженным ширмами, – Бодо лег на кровать и закинул ногу на ногу. Вызывающая поза, призванная продемонстрировать, что криоманта не боятся, эффекта не произвела.

– Не предложишь сесть? – спросил Галлар.

– Садитесь, куда хотите, долго все равно не пробудете. Я ни в чем не виноват.

Криомант выпустил отработанный газ. Ему становилось тяжко и некомфортно. Допрос Бодо следовало закончить как можно скорее.

– Я тебя и не виню. – Галлар примостился на подоконнике. В своем кабинете он предпочитал сидеть именно там. – В противном случае начал бы беседу, сломав тебе ноги.

Бодо вздрогнул.

– Денн Ларе, – сказал криомант. – Что тебе о ней известно?

– У нее на левой груди родинка.

Галлар соскочил с подоконника (недолго же вышло посидеть), одной рукой сгреб наглеца за ворот рубахи и поднял в воздух. Большой палец щелчком открыл резервуар в рукаве, и вытекшая вода в левой руке мага моментально приняла форму короткого ледяного клинка. Галлар поднес острие к лицу Бодо.

– У меня плохо с чувством юмора, – прошипел криомант, обдав юношу паром из фильтров. – Смеюсь только над своими шутками. Денн Ларе. Что тебе известно о ней?

– Ее убили недавно, – запищал Бодо. – Но это не я, спросите у кого угодно!

– Конечно, не ты, слизняк.

Галлар отшвырнул Бодо в сторону и, сжав кулак, раскрошил ледяной нож в мелкие осколки.

– Что тогда вы от меня хотите?

– Узнать правду о ее бегстве в Лутецию.

– Вам не понравится, – проговорил Бодо. – Ларе – девка без принципов и тормозов. Она и тут-то всех парней перепробовала, а как поняла, что красивую жизнь никто из здешних не устроит, ноги в руки собрала – и в город.

– И зачем тебе с такой было начинать?

– Так она красивая была, – резонно заметил юноша. – И траха... любилась хорошо.

Галлар фыркнул. Милая забота о чистоте его лексикона.

– А она тебя почему выбрала?

– Так у меня ж мобиль! У одного, считай, был во всем Денн!

– Что?

– Денн. Мы так наше захолустье кличем. Вы не знаете? У Денн же тоже полное имя было Вирденн. Папаша так назвал. В честь, видите ли, славной малой родины.

Бодо поднялся с пола и заходил взад-вперед, рассказывая о семейных тайнах Ларе.

– Тут в войну с Гиберрией сражение было. Вирденнская резня – может, слышали? Куча народу полегла. Мы с парнями до сих пор на поля бегаем каски да штыки копать. Папаша Ларе тоже воевал. Ему там на ноге гранатой пальцы оторвало. Видели, как он хромает? Вот в честь этой мясорубки он старшую дочь и назвал. – Юноша перевел дух. – Только вот не приведи Отец кому было Денн полным именем назвать. Одного дружка моего так отделала! Ненавидела свое имя страшно. Считала, что не она папаше с мамашей дорога, а какие-то войны прошлого. Как бумаги о совершеннолетии получала, так там и вписалась просто Денн. Поменяла имя будто, вы поняли.

– И что родители?

– Ох, какой скандалище был! Я отсюда слышал. А на следующий день Денн возьми да уедь. Попрощаться даже не зашла. Я обо всем от Виви только узнал.

– От сестры? – уточнил Галлар.

– Ну да. Виви-то поразумней, чем Денн, выросла. Она не так просто в город поехала, а с дружком своим. Живут, небось, там теперь припеваючи. У вас в полиции, говорят, деньги можно недурные делать.

Криомант пожал плечами. Он и понятия не имел, сколько ему платили. Жалование он откладывал на счет в банке, а сам жил на десять крон в день. Большего ему было не надо. Государство заботилось о магах-полицейских, щедро снабжая их всем необходимым для того, чтобы забыть о мелких бытовых проблемах. Ночевал Галлар в рабочем кабинете, в одежде не нуждался, а из пищи предпочитал овощи и курицу. Ничего такого, на что можно потратить большую сумму.

– Не отвлекайся.

– А что еще сказать-то? – развел руки Бодо. – Я ее уж год не видел, да и не увижу теперь-то.

Визит к Регнерам Галлар отложил на следующий день. Добравшись до комнаты, он снял плащ, отстегнул нагрудник и отложил его. Выбрав один из баллонов, криомант открыл его, подморозил начавший выходить воздух, и вскрыл клапаны охлаждающей системы на груди и животе. Теплый газ со свистом вырвался из трубок, на пол закапал конденсат. Галлар дождался полной очистки, посредством короткого шланга соединил верхний клапан с баллоном и сделал вдох. Живительная прохлада моментально разлилась по утомленному телу. Заправив половину системы, криомант закупорил клапан и проделал то же самое с трубками, обвивавшими нижнюю часть тела и ноги. Завершив процедуру, он позволил себе минутную слабость – снять шлем.

Чтобы кожа не страдала от перепада температур, Галлар приложил к щекам ладони. Магия холода смягчила пагубное воздействие теплого, а по меркам криомантов – раскаленного воздуха. Ноздри расширились, делая жадный вдох, и легкие тут же отозвались болью. Галлар скривился.

Надевая шлем, он корчился от разрывавшей грудь рези и ругал себя за очередной эксперимент с самоистязанием. Тем не менее, только в таких попытках доказать самому себе, что он рожден и остается человеком, криомант находил удовлетворение. Галлар чувствовал, насколько велика разница между ним и людьми, которых он опрашивал, и пытался сгладить разрыв. Дышать тем же воздухом, что и они, – хорошая попытка.

Галлар перевел речевой фильтр в закрытый режим. Это помогало сохранить прохладу внутри шлема. Подложив под голову кулак, он лег на бок в позу эмбриона и почти моментально отключился.