Концептология

Раздел 9. Образы и символы как элементы концептуальных структур

А. Ф. Лосев (1982: 182) указывал на то, что «слово может выражать не только понятие, но и любые образы, представления, любые чувства и эмоции и любую внесубъективную предметность. Кроме того, если значение приравнивается к понятию, то язык оказывается излишним, т. е. он попросту превращается в абстрактное мышление понятиями. Однако кроме специальных научных дисциплин, где понятия играют главную роль, чистые логические понятия в чистом виде редко употребляются нами, если иметь в виду реальное общение людей между собой». В речи (как в обыденном, так и научном употреблении) чаще встречаются метафорически или метонимически переосмысленные слова, сочетания с которыми дают исследователю представление о признаках концепта, вербализуемого этим словом. В словах репрезентируются те или иные концепты — единицы концептуальной системы. «Концептуальная система» складывается до языка и языком организуется в «концептуальную картину мира» (Павилёнис, 1983: 116). По словам Е. В. Рахилиной, «все те свойства, которые определяют сочетаемость, не являются собственными свойствами объектов как таковых, потому что они не описывают реальный мир. Они соотносятся лишь с отражением реального мира в языке, т. е. с тем, что принято называть языковой картиной мира» (Рахилина, 1997: 338).

В современной лингвистике утвердилось мнение, что с метафорой связана вся деятельность человека (Н. Д. Арутюнова, С. Г. Воркачев, В. И. Карасик, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, М. Джонсон, В. А. Маслова, А. П. Чудинов и др.). Метафора сейчас видится гораздо более сложным и важным явлением, чем это казалось ранее. «Результаты последних исследований позволяют предположить, что метафоры активно участвуют в формировании личностной модели мира, играют важную роль в интеграции вербальной и чувственно-образной систем человека, а также являются ключевым элементом категоризации языка, мышления и восприятия. Поэтому изучение метафоры проводится в настоящее время не только в рамках лингвистики, но главным образом в психологии, когнитивной науке и теории искусственного интеллекта» (Петров, 1990: 135).

Метафора считается одним из главных средств конструирования языка и осмысления действительности. М. Блэк пишет, что метафора связывает две разнородные идеи, а это позволяет использовать различные ассоциативные комплексы информации и выходить за пределы какого-то определенного круга представлений. Метафора есть выражение, в котором одни слова используются в прямом (frame), а другие в переносном (focus) смысле (Black 1962: 25). Согласно М. Блэку, метафора есть результат следования некоторому образцу. Метафора проецирует на то, что мы должны понять, множество ассоциативных связей, соответствующих комплексу представлений об образце, с помощью которого мы осваиваем неизвестное. В понимании окружающего мира особую роль играют концептуальные архетипы — систематизированный набор идей или ключевых слов и выражений, который тот или иной автор постоянно использует (там же: 241). Архетип выполняет функцию общего представления о мире, и в качестве такового он определяет осмысление фактов и событий, с которыми сталкивается человек.

Интерес к метафоре со стороны когнитивной науки обусловлен тем ее свойством, которое заключается в способности выражать в языке базовый когнитивный процесс аналогии. По мнению многих сторонников когнитивного подхода, «главную роль в наших повседневных семантических выводах играют не формализованные процедуры типа индукции и дедукции, а аналогия. В основе последней — перенос знаний из одной содержательной области в другую. И с этой точки зрения метафора является языковым отображением крайне важных аналоговых процессов» (Петров, 1990: 139).

На данный момент принято отличать когнитивную метафору от языковой. В лингвистике используют разные термины по отношению к «когнитивной метафоре» (Н. Д. Арутюнова): «концептуальная метафора» (В. Н. Телия, Е. О. Опарина, А. Ченки), «базисная метафора» (Дж. Лакофф, М. Джонсон), «метафорическая модель» (А. Н. Баранов, Н. А. Илюхина, Ю. Н. Караулов, А. П. Чудинов), «образ-схема» (М. Джонсон), «модель регулярной многозначности» (Ю. Д. Апресян), «метафорическое поле» (Г. Н. Скляревская). Когнитивная (концептуальная) метафора отличается от языковой по своей первичной функции, отражающей только акт номинации. По словам А. Ченки, «в когнитивных исследованиях принято отличать метафору как термин от метафорического выражения. Под метафорой подразумевается концептуальная метафора (conceptual metaphor) — способ думать об одной области через призму другой, например «ЛЮБОВЬ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ»... Метафорические выражения — это отражения метафор в языке (например, Our relationship has hit a dead-end street ‘Наши отношения зашли в тупик’). Важно заметить, что, согласно данной теории, метафоры могут быть выражены разными способами — не только языком, но и жестами, и культурными обычаями» (Ченки, 1997: 351-352). Добавим, что концептуальные метафоры могут быть выражены мимикой. Так, например, брови в русской и английской концептосферах ассоциируются с эмоциональным состоянием человека: «ВИД и ФОРМА БРОВЕЙ — ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ» (ср.: сердитые/ испуганные брови; an angry brow «сердитый вид»). В русской концептуальной системе закреплена специфическая модель для образования метафор «ФОРМА БРОВЕЙ — ХАРАКТЕР» (надменные/ гордые/ строгие/ капризные брови). Специфической английской моделью выступает «ФОРМА БРОВЕЙ — ИНТЕЛЛЕКТ» (ср.: highbrow букв. высокобровый «человек, претендующий на интеллектуальность, «аристократ ума», «презр. ученый»; lowbrow разг. «человек, не претендующий на высокий интеллектуальный уровень, с примитивными вкусами»). Изучение метафор помогает выйти на более широкую гему: связи между языком и культурой, языком и историей народа.

Обычно метафору обозначают как перенос из области источника в область-мишень. Область-источник (которую ещё называют донорской зоной) это та основа, признаки, свойства и значимые характеристики которой переносятся на другую область описания (реципиентную зону, область- мишень). Человеку не нужно придумывать слова; он пользуется теми ресурсами, которые есть в языке. Метафора позволяет увидеть в незнакомом уже известное, в менее очевидном — очевидное. По сравнению с областью- мишенью (реципиентной зоной), область-источник понятнее, конкретнее, она может быть воспринята физически (большую часть информации, как считается, мы воспринимаем благодаря зрению и осязанию), она более известна детально, знания о ней легче передаются от одного человека другому. В метафорах заключён парадокс. Используя метафору, мы утверждаем, что А=В и при этом понимаем, что А#В. Метафора образуется на избранных признаках сравнения или отождествления. Например, метафора «ДЕНЬГИ — СОР», характерная для русской культуры (сорить деньгами, мелочь), основана на осуждаемом аспекте отношения к ним (не в деньгах счастье), а не на функциональном или физическом аспекте.

Метафоры функционируют на разных уровнях конкретности, некоторые из них на высшем, а другие на конкретном. Такие метафоры описаны М. Джонсоном (Jonson, 1987; 1993) и Дж. Лакоффом (Lakoff, 1993). Между общими и конкретными метафорами наблюдаются иерархические отношения: метафоры более «низкого» уровня наследуют свойства метафор более «высокого» уровня. То есть в языке, в его концептуальной системе заложена модель создания той или иной метафоры, которая, воплощаясь в языке, преобразуется в соответствии с языковыми схемами. У. Чейф определяет термин схема как «стереотипную модель, с помощью которой организуется опыт, и в более специфическом значении — модель, которая диктует способ расчленения определённого большого эпизода на меньшие» (Чейф, 1983: 43). Например, метафоры ИССЛЕДОВАНИЕ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ и ВЫБОРЫ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ представляют собой конкретные варианты метафоры «высокого» уровня СОБЫТИЕ — ЭТО ПЕРЕМЕНА МЕСТОНАХОЖДЕНИЯ. Метафоры низкого уровня используются для описания разных аспектов. Так, об исследовании в русском языке говорят испытание (прибора/ механизма) прошло успешно, двигаться вперед в своих изысканиях, достичь успеха в своем исследовании, где исследование изображается как целенаправленное движение (ИССЛЕДОВАНИЕ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ). В описании выборов эта метафора тоже употребляется (выборы прошли успешно), но языковыесхемы ее воплощения ограничены (ср.: двигаться вперед в своем выборе, достичь своего выбора).

М. Джонсон выступает автором термина образная схема (или образ- схема, image schema). Образ-схема — это схематическая структура, вокруг которой организуется наш опыт; «образная схема — это повторяющийся динамический образец (pattern) наших процессов восприятия и наших моторных программ, который придаёт связность и структуру нашему опыту» (Jonson, 1987: xiv). Одним из примеров образной схемы можно назвать ИСТОЧНИК- ПУТЬ-ЦЕЛЬ. Физическое движение предполагает, что есть место направления (назначения) и отправления, а также ряд мест, определяемых как этапы такого передвижения. Наш опыт подсказывает, что чем дальше мы ушли от места отправления, тем больше времени прошло с момента начала пути. Эта образ-схема включает в себя цель движения: цель — это место назначения, достижение цели воспринимается как прохождение пути от начала до конца, включая этапы такого передвижения. Поэтому мы говорим, что кто-то далёк от мысли что-то сделать, уводить разговор в сторону, работа не движется/ стоит на месте, препятствовать кому-то в работе. Сложные события понимаются нами как некий путь, у которого есть точка исходного положения (источник), ход промежуточных событий (путь) и конечное положение (цель); это связано с тем, что время описывается часто в терминах пространства.

Метафоры высокого уровня отличаются большей универсальностью, они встречаются в разных языках и культурах, метафоры низкого уровня, скорее, культурно специфические. Метафору ПОЛИТИКА — ЭТО БОРЬБА можно найти в разных культурах и языках, однако метафоры ПОЛИТИКА — ЭТО СТРЯПНЯ и ПОЛИТИКА — МЕСТО ПРИГОТОВЛЕНИЯ ПИЩИ характерны для русского языка (ср.: стряпать законы, как блины; готовить законы на скорую руку; ср. также: политическая кухня) (Пименова, 2003: 131- 132). Это означает, что в метафорах выражается культурная специфика моделей, при помощи которых описываются абстрактные области.

Культурная специфика тех или иных метафор выявляется при изучении способов объективации соответствующего концепта в языке. Значимые концепты сердце и heart в русской и английской культурах по-разному реализуются в соответствующих языках. Развитие религиозных метафор в этих языках (Пименова, 2007: 119-120) согласно библейской модели «сердце — Бог», ее дальнейшее переосмысление привело к появлению в структурах сердце и heart признака ‘судья’ (суд сердца; But tell him also to set his ... magisterial heart at ease; that I keep strictly within the limits of the law. E. Bronte. Wuthering Heights, где magisterial букв. «судебный»). Однако в русском языке этот признак актуализируется при помощи стереотипных характеристик неподкупности и доказательств истины (Его сердца не подкупишь ничем; на него всюду и везде можно положиться. Гончаров. Обломов; То вдруг эта светлая надежда потухала в ней, как одна из тех ветреных мыслей, которых истину доказывает сердце, но которые слишком дерзки для женских привычек и слишком мечтательны для рассудка. Павлов. Ятаган), а в английском — выступления в суде и оправдания обвиняемого (Му heart doth plead that thou in him dost lie... Shakespeare. Mine eye and heart are at a mortal war..., где to plead букв. юр. «выступать в суде»; But, Fanny, if your heart can acquit you of ingratitude... Austen. Mansfield Park, где to acquit «оправдывать»). Общей для сравниваемых языков является функциональная характеристика судьи — вынесение приговора (Тебя то ухо не слыхало — Был громкий сердца приговор! Павлов. Генриетте Зонтаг; If eyes corrupt by over-partial looks Be anchor'd in the bay where all men ride, Why of eyes' falsehood hast thou forged hooks, Whereto the judgement of my heart is tied? Shakespeare. Thou blind fool, Love..., где judgement букв. юр. «судебное решение»). Как видно из приведенных примеров, правовой тип когнитивной модели различается по стереотипам в английской и русской концептуальных картинах мира.

Н. Куин (Quinn, 1987; 1991) пишет о культурной модели брака в США и соответствующих метафорах. Такая модель включает ряд схем, каждая из них выражается различными метафорами. Например, одна из схем американского брака заключается в том, что брак прочен (схема БРАК — ПРОЧНАЯ СВЯЗЬ), ср.: we're cemented together «мы сцементированы вместе» и our relationship gelled «наши отношения устоялись». И вторая схема — БРАК — ЭТО ПРОМЫШЛЕННЫЙ ПРОДУКТ (ср.: we work hard at making our marriage strong «мы стремились укрепить наш брак», our marriage was built to last «наш брак был рассчитан на долгий срок»).

Процесс познания мира многоступенчат. Первая стадия восприятия — узнавание, идентификация (отождествление) объекта мира. Эта стадия определяет мотивирующий признак концепта (главный, «бросающийся в глаза»), служащий фундаментом образования слова. Вторая стадия восприятия — это отнесение осмысляемого к той или иной категории, подведение его под определенный род, вид. Эту стадию можно назвать генерализацией (объяснение). На этой стадии подбираются те или иные образы, соответствующие денотату и слову, его именующему. Эта стадия может быть названа этапом создания образной части структуры концепта. Третья стадия восприятия обусловлена выделением как общих, так и специфических (индивидуальных) характеристик явления, отличающих его от других. На этой стадии формируется понятийная сторона концептуальной структуры. Высшая стадия восприятия — осознание источников, целей, мотивов и причин осмысляемого объекта мира. На этой стадии пополняется понятийная сторона концептуальной структуры, формируется категориальная составляющая, позже возможно появление символических признаков концепта, которые, однако, представлены не в каждой структуре.

Так, например, слово месяц в русском языке образовано на основе признака изменения: месяц — тот, что меняется («внешний облик» месяца меняется из-за фаз). Изменчивость в русском языке синонимична непостоянству, и признак непостоянства переносится на месяц, который иначе именуется луной. Но непостоянство (букв. не-(по)стоит) — это уже иной признак: месяц/ луна — то, что не стоит на одном месте — движется. Движение — это уже образный признак живого существа; в сознании существует реликтовый стереотип: живое — то, что движется. И у луны/ месяца появляются витальные признаки: луна/ месяц живет, умирает, рождается, у(о)мывается, молчит, отдыхает, прячется, двигается вверх (восходит) и вниз (садится). Следующая ассоциация: то, что всходит и заходит на небе, является небесным телом: это уже первичный понятийный признак. Соединение этого признака и уже существовавшего представления о небе как месте пребывания Бога (Богов) приводит к созданию символического признака: месяц/ луна — Бог. Таким образом, концептуальная структура представляет собой системное познание мира, где каждый элемент системы обозначает определённый участок человеческого опыта, осознанный и сохранённый в виде устойчивых компонентов сознания, которые, закрепляясь за соответствующими языковыми знаками, переносят эту часть опыта в другие области знания.

Познавая окружающий мир, человек, на основе отмеченного мотивирующего признака, осмысляет факт действительности (предмет, явление, событие), перенося образы уже известного в область познаваемого. Так возникает сравнение несравнимого, отождествление неотождествляемого, когда метафора порождает множество ассоциативных связей, и эти связи проецируются на то, что познается. Концептуализация происходит по пути развития спектра «побочных» признаков, часть из которых принимается нами в расчет, а другие остаются незамеченными.

Метафора образует фундамент концептуальной системы, она определяет способ человеческого осознания событий, фактов, способов действий. Человек обладает способностью без особых усилий, зачастую бессознательно, проецировать одно явление на другое. Система общепринятых концептуальных метафор, главным образом, неосознаваема, автоматична и употребляется без заметного усилия. Если мы говорим вышколить персонал, то не задумываемся и сознательно не фиксируем, что службу мы уподобляем школе (причем школе старой, где обучение и муштра ассоциативно связаны с немецкой системой воспитания), а если скажем аэрофлот, то вряд ли сразу осознаем, что небо осознается нами как океан, а самолёты — как плавающие по нему корабли (флот = корабли, аэро = воздушный). Человеческий опыт организуется с помощью некоего стереотипного образа — когнитивной модели, которая проявляется в языке в виде метафоры или метонимии. Образование той или иной метафоры похоже на цепную реакцию, когда, выбрав один из элементов системы, человек использует и соответствующие ему другие элементы.

Выбор той или иной метафоры зависит и от специфики языка и культуры, и от особенностей описываемого объекта. Дж. Лакофф и М. Джонсон выделяют три главных области концептуальных структур, которые служат источником образования метафор. Первая — это область «физического», т. е. структура, определяющая понимание предметов и идей, «как объектов, существующих независимо от нас». Вторую область составляет культура, третью — собственно интеллектуальная деятельность. Эти области и ограничивают наши возможности описания мира. Выбрав какое-то понятие, принадлежащее одной из этих концептуальных структур, и сопоставляя его с понятием, входящим в другую структуру, человек связывает различные области и «структурирует одну в терминах другой». А базой концептуальных структур является человеческий опыт: «метафоры коренятся в физическом и культурном опыте» (Lakoff, Jonson, 1980).

Осваивающий мир человек во многом воспринимает его по аналогии с собственной деятельностью. Д. Вико (1668—1744) был одним из первых европейских мыслителей, кто утверждал, что человек понимает только то, что сделал он сам. Такая способность человеческого сознания обусловила появление антропоморфных метафор, позволяющих человеку упорядочить свои представления о мире, перенося на него принципы структурирования форм собственного организма (витальные, соматические, перцептивные метафоры), своей личности (эмоциональные, ментальные метафоры, метафоры волеизъявления, характера, занятий), социального уклада (интерперсональные, религиозные, национальные метафоры).

Антропоморфизм — один из основных способов вербализации концептов. Свойства и качества человека, переосмысляясь, описывались им первоначально на основе метонимии. Позже на их основе стали образовываться метафоры. Так, концептуальная метафора МУДРОСТЬ — ЧЕЛОВЕК реализуется посредством конкретных метафор: витальных (дряхлая / молчаливая / седая мудрость), соматических и перцептивных (Но с бочкой странствуя пустою Вослед за Мудростью слепою, Пустой чудак был ослеплен. Пушкин. Послание Лиде), ментальных (И даже мудрость без ума от вас... Тютчев. Н. С. Акинфьевой), метафор характера (строгая/ суровая мудрость; Он вертелся среди них, точно искренно верующий дьячок за архиерейской службой, не скрывая восторга пред бойкой мудростью книгочеев... Горький. Мои университеты), интерперсональных метафор («Не оружие и не мудрость человеческая спасла нас, а господь небесный», — говорил народ вслед за духовными пастырями, и говорил верно. Лажечников. Басурман). Среди других метафор отмечена имеющие библейские корни МУДРОСТЬ — БОГИНЯ (Она именовала Соловьева ... ребенком, который, плутая в темной чаще греха, порою забывает невесту, сестру и матерь свою — Софию, Предвечную Мудрость. Горький. А. Н. Шмит), МУДРОСТЬ — ЖИВОТНОЕ (змеиная мудрость), МУДРОСТЬ — ДАР (И Амфион, говорят, фиванских стен основатель Звуками лиры каменья сдвигал и сладостным даром Их размещал, как хотел. В том мудрость у них состояла... Фет. К Пизонам) и многие др.

Основной способ постижения всего мира заключается в постижении его фрагментов путем членения и установления тождества между отдельными компонентами. Подобный подход используется и при постижении внутреннего мира; он строится на осознании единства внешнего и внутреннего миров при одновременном понимании объективности и субъективности их существования. Метафора — это аналогия, действующая в семантике. Поэтому в когнитивной модели языка именно метафора является важнейшим источником информации о способах познания мира.

Задание:

1. Какие концептуальные метафоры из области знания/ познания являются универсальными и этноспецифичными в разных лингвокультурах?

2. Можете ли Вы назвать концептуальные метафоры дома и построек из разных областей человеческого опыта?

3. Какие метафоры чаще сейчас используются у политические концептов?

4. Назовите стёртые концептуальные метафоры, относящиеся к сфере внутреннего мира человека.

Развитие языка сопровождается действием двух сил. Одна из этих сил включает в себя процессы, приводящие языковую систему к новому виду, что находит своё отражение в языковых изменениях. Действия второй силы приводят к появлению новых языковых форм, но исходные языковые понятия остаются неизменными. Это создает условия для непрерывной эволюции языка при сохранении его общей целостности и единства. Еще В. фон Гумбольдт отмечал, что «язык тесно переплетен с духовным развитием человечества и сопутствует ему на каждой ступени его локального прогресса или регресса, отражая в себе каждую стадию культуры» (Гумбольдт, 1984: 48). В каждом языке отражены донаучные народные представления о человеке; в языковых знаках можно отыскать информацию обо всем познанном и освоенном во внешнем и внутреннем мирах.

Концепты отличаются от лексического значения слова тем, что сохраняют свою структуру, не теряют включенные в эту структуру признаки на протяжении истории народа. Структура концептов только пополняется за счёт выделения дополнительных признаков. Такое пополнение зависит от развития материальной и духовной культуры народа. Так, например, сердцем в народе до сих пор называют «подложечку»; в научной парадигме сердце — это телесный орган, от которого зависит кровообращение; из-за развития науки и техники у концепта сердце в XX веке появился новый признак — ‘мотор’ (А вместо сердца — пламенный мотор), ‘фотография’ (проявилось в сердце).

При анализе того или иного концепта исследователь ставит перед собой разнообразные задачи: выявить когнитивные признаки и воссоздать структуру концепта, проанализировать развитие концептуальной структуры в диахронии языка, выявить типологические признаки концептов на материале разных языков (Пименова, 1999), описать фрагменты концептуальной системы с учётом авторских особенностей её репрезентации (см., например, Бутакова, 2001). Рассмотрим вопрос о типовых (присущих большинству структур) образных элементах концептуальных структур, свойственных для описания метафизических составляющих человека и относящихся традиционно к сфере внутреннего мира.

Концепты реализуются в языке различными способами. Так, у одного и того же концепта может быть несколько способов обозначения. Например, концепт Родина в русском языке может реализоваться посредством лексем (Отчизна), композитов (Родина-мать, Русь-матушка), а также словосочетаний (как родная земля, родная сторона, малая родина) и т. д. Описание концепта может происходить в виде определения всего набора признаков, свойственных исследуемому концепту. Такие признаки формируют структуру концепта. Под структурой концепта понимается многоуровневая совокупность всех признаков, свойственных тому или иному концепту. Выявление структуры концепта возможно через наблюдения за сочетаемостью соответствующих языковых знаков.

Концепты внутреннего мира обычно представлены в языке посредством метафор. Как отметил А. П. Чудинов, «Каждая из ... метафор — это только мелкая деталь, малозаметное стёклышко в огромной мозаике, но подобные образы — это реализация действительно существующих в общественном сознании моделей... Важно подчеркнуть, что метафорическое зеркало отражает не реальное положение дел..., а его восприятие в национальном сознании» (Чудинов, 2003: 211). Метафора привычна в описании любых реалий, она может быть выражена, кроме языковых способов, иными знаками. Жестами могут быть выражены разнообразные концептуальные метафоры. Так, носители русского языка жестом, который обозначается как «повертеть пальцем у виска», передают концептуальную метафору ‘ГОЛОВА — МЕХАНИЗМ’. Такие концептуальные метафоры могут соотноситься с языковыми выражениями таких метафор (ср.: одного винтика не хватает). Носители английского языка используют другую концептуальную метафору, употребляя жест «костяшками пальцев, согнутыми в кулак, постучать по чужой голове», который сопровождается словами Is anybody home? ‘Есть кто-нибудь дома? (по-русски мы говорим: не все дома, сопровождающий жест при этом несколько другой — стучат согнутым указательным пальцем в области выше виска). Здесь речь идёт о концептуальной метафоре ‘ГОЛОВА — ДОМ’. Концептуальные метафоры могут трансформироваться (ср., например, метафору ‘ГОЛОВА — ВЕРХНЯЯ ЧАСТЬ ДОМА’: чердак; крыша поехала; У него из голубятни все голуби улетели; У него изба без верху, одного стропильца нету. Даль).

Метафора — это перенос из области источника в область-мишень. Область-источник (которую ещё называют донорской зоной) — это та основа, признаки, свойства и значимые характеристики которой переносятся на другую область описания (реципиентную зону). Человеку не нужно придумывать слова; он пользуется теми ресурсами, которые есть в его языке. Внутренний мир человека — область абстракции; составляющие этой области — явления метафизические, ирреальные. Для того, что передать эти ирреальные сущности, язык предоставляет возможности использования знаков, закрепивших за собой уже существующий физический опыт.

В основе концептуальных метафор находятся когнитивные модели. Под когнитивной моделью понимается некоторый стереотипный образ, с помощью которого организуется опыт, знания о мире. Такая модель определяет нашу концептуальную организацию опыта, наше к нему отношение, а также то, что мы желаем выразить. Иными словами, значение слова может быть представлено в виде когнитивной модели — структуры представления знания — связанной схематизации опыта, в которой фиксируются прототипические знания о действительности, содержится основная (типовая) информация о том или ином концепте. Когнитивные модели, так или иначе реализованные в языковых знаках, обнаруживают относительную простоту структурных типов и представляют собой последовательную систему, построенную на универсальных законах. Концептуальные метафоры и соответствующие когнитивные модели, используемые для описания внутреннего мира человека, можно свести в виде универсальной типовой образной части структуры концептов.

Концептуальная метафора является результатом процесса образного переосмысления мотивирующего признака. Структуры концептов абстрактной сферы формируются за счёт признаков предметов или явлений, уже названных и познанных, представленных в виде знаков в данной семиотической системе. Концептуальные метафоры группируются в парадигмы, которые объединяются на основе вегетивных, зооморфных, антропоморфных, социоморфных, предметных, метеорологических, пространственных признаков.

В качестве иллюстраций используются выражения, при помощи которых в русском языке репрезентируется концепт душа́ — ключевой концепт русской культуры. Ключевым концептом культуры может считаться тот концепт, когда слово, его репрезентирующее, «представляет собой общеупотребительное, а не периферийное слово» (Вежбицкая, 1999: 283). На то, что слово душа для носителей русского языка частотно, обратил внимание ещё М. Горький: «душа — десятое слово в речах простых людей, слово ходовое, как пятак».

1. Как видно из приведенной выше схемы, концептам внутреннего мира свойственно представление в языке через признаки мира внешнего. Описывая явления внутреннего мира, носитель языка соотносит их с тем, что другим носителям (и ему самому) уже известно. Так возникает уподобление души стихиям, веществу, растениям, живым существам, предметам. Существующие знания о мире принадлежат к фонду общей для всех носителей языка информации. Таким образом, концепты внутреннего мира соотносятся с концептами мира физического на основе уподобления (сравнения/ аналогии) первых вторым. Характеристика, на которой основывается такое уподобление (сравнение/ аналогия), позволяет утверждать сходство между известным и неизвестным. Такое сходство квалифицируется как признак концепта. Признак концепта — это то основание, по которому сравниваются некоторые несхожие явления. Реконструкция структуры концепта осуществляется путём выявления всех возможных признаков, которые могут быть объединены по общей для них видовой или родовой ассоциативной характеристике.

2. Признаки стихий реализуются через характеристики огня, воды, воздуха и земли (огонь — душа горит; пламя души; вода — изливать душу; воздух — душевные порывы; душевные бури; земля — посеять в душе; бросить в душу зерно сомнения). В некоторых языковых картинах мира, в которых обычно отображаются и мифологические представления, такие признаки дополняются признаками камня (душа окаменела/ закаменела). Камень у многих народов считается одним из первоэлементов мира, символически представляет «мёртвую» природу. Душе приписывается этот признак на основании существующих обрядовых практик: «камень может осмысляться как локус, в котором пребывает душа человека в течение 40 дней после смерти: камень кладут около головы умирающего рядом с сосудом с водой и полотенцем... Камень, покрытый полотенцем, держат в красном углу в течение 40 дней после смерти человека (рус.). Древний обычай устанавливать надгробные камни также объясняется стремлением «связать» душу, «привязать» её к могиле, дать ей обиталище, чтобы она не блуждала по свету» (Левкиевская, Толстая, 1999: 451). В таком случае возможно говорить о метонимическом переносе.

Некоторые признаки концепта выражаются косвенно, для их выявления необходимо использовать интерпретативные процедуры или искать аналогии (выражения остудить душу; душа остыла означают, что душа может быть горячей, ср.: горячая/ тёплая душа; температурные метафоры используются для описания как стихийных, так и вещественных признаков концептов). Признаки стихий могут контаминироваться (ср. пример, где совмещаются признаки ‘огня’ и ‘воды’: С гробов их в души огнь польётся. Когда по рощам разнесётся Бессмертной лирой дел их звук. Державин. На взятие Измаила; ср. также: страстный, огненный поток душевных излияний).

Один и тот же признак может выражаться в языке разнообразными языковыми способами. Так, признак ‘огонь’ у концепта душа в языке реализуется при помощи (1) отдельных слов — разными частями речи: глаголами и производными (душа загорелась разг.; зажечь душу; горящая душа), именами существительными и прилагательными (пламенная душа; пламя души), (2) сочетаниями слов — свободными и устойчивыми (душа горит; огонь души; горение души).

3. Признаки вещества у концептов внутреннего мира вариативны. Чаще вещество представлено признаками металла, жидкости, газа, кристалла (жидкость — душа кипит; кипящая душа; кристалл — кристалл души; кристальная душа). Концепты отличаются друг от друга своими структурами или фрагментами структур. Некоторые признаки могут включаться в структуры концептов в виде окказиональных, т. е. свойственных отдельным носителям языка. Так, признак ‘металл’ у концепта душа — окказиональный (— Эх, Женя, напоказ живёшь! Начистил душу, как самовар перед праздником — вот светло блестит! А душа у тебя медная, и очень скучно с тобой... Горький). Признак ‘газ’ в структуру концепта душа не входит, однако он выявлен у других концептов внутреннего мира, таких, как, например, злость, сомнение (злость и сомнение испарились / улетучились), гнев (задохнуться от гнева), надежда (надежды развеялись как дым; надежда улетучилась).

Стихии и вещества относятся к неживой природе. Живую природу представляют растения, живые существа.

4. В русской языковой картине мира растения, как и люди, имеют душу. Растения могут быть описаны через разные группы признаков. Вегетативный (растительный, фитонимический) код является одним из универсальных способов описания мира и его фрагментов, который обычно используется в системах различных классификаций. Первую группу формируют морфологические признаки растения: корни, ветви, листья, стебли/ стволы, цветы, плоды (корни — прирасти душой; цвет/ цветение — цветенье души; ветви — обломать душу; листья — оборвать душу; ствол — Собой красава, да душа трухлява; ср. также: Но скоро чёрствая кора с моей души слетела... Лермонтов. Маскарад; плоды — горечь души; душевная горечь; ср. также: Право, у вас душа человеческая всё равно что пареная репа. Гоголь. Мёртвые души). Вторую группу образуют признаки видов растений: цветы, злаки, деревья, трава (цветы — душа цветёт/ расцвела; расцвести душой; трава — соломенная душа прост.). Третью группу образуют признаки растительного массива: лес, бор, сад, нива (лес — чужая душа — темный лес, бор — чужая душа — тёмный бор; нива — нива души; сад — сады души).

5. Самые обширные по количеству групп признаков представляют собой признаки живого существа. Такие признаки называются витальными. К ним относятся общие для живых существ особенности: жизнь/ смерть, наличие дыхания, способность спать/ просыпаться, необходимость питания, движение/ отсутствие движения, физическое состояние и т. д. К этому разряду признаков возводят те свойства и качества, которые характерны для всего живого мира. Душа наделяется такими особенностями (жизнь/ смерть — живая душа; убить душу, дыхание — душа дышит; сон/ пробуждение ото сна — душа спит; пробуждение души; питание — душа жаждет; напитать душу; движение и его отсутствие — движения души; душа замирает; физическое состояние — душе муторно; уставшая/ утомлённая душа). Как любому живому существу, душе присущи перецептивные признаки (восприятие): у души есть зрение (душа видит; душевные очи устар.; слепота души; душевная слепота; душа ослеплена), слух (душа душу слышит; душа внемлет; глухая душа), вкус (душе тошно; душе сладостно), осязание (касание души), обоняние (душа чует).

Витальные признаки членятся на два вида — относящиеся ко всем живым существам и относящиеся к человеку. Первый вид формируют зооморфные признаки, второй — антропоморфные.

6. Народные представления о явлениях внутреннего мира отражают архаические языческие воззрения на природу человека и его место в мире. Во многом эти взгляды носят символический характер и могут интерпретироваться только сквозь призму древних религиозных верований и мифологических представлений. Большая часть витальных признаков актуализирует характеристики живых существ, отдельные свойства которых непосредственно или опосредованно указывают на зооморфную природу некоторых метафизических составляющих человека. Признаки животных, птиц и насекомых составляют зооморфный код, используемый для описания концептов внутреннего мира человека.

В представлениях носителей языка закреплены основные обобщённые характеристики животных, такие, например, как свирепость, дикость, неожиданность появления, непредсказуемость действий и под. Эти признаки отмечены у концепта душа (душа взыграла; душа чуть не выскочила; одичалая душа; свирепая душа). Для концепта душа свойственны признаки конкретных животных: волка (волчья душа у кого), зайца (заячья душа у кого), льва (львиная душа), собаки (собачья душа прост.). Зооморфный код позволяет описать характер человека, его поступки, определяя их как стереотипы, закреплённые в народной культуре. В русской культуре волк — дикий зверь (сколько волка не корми — всё в лес смотрит), лев — символ храбрости (храбрый/ смелый, как лев). По замечанию М. М. Маковского, существуют ещё и мифологические основания для такого соотнесения: заяц, например, «тотем, вместилище души» (Маковский, 1997: 88). В таком случае, последнее соотнесение — метонимическое.

Орнитологические характеристики души чаще представляются предикатами движения по воздуху (душа летит/ парит/ взлетает/ уносится/ отлетает/ улетает /вылетает из тела и т. д.) и описанием её крыльев (крылатая душа; лететь на крыльях души; воспарить на крыльях души). Косвенным орнитологическим признаком концепта душа выступает ‘трепет’ (душа трепещет; душа встрепенётся; ср.: птица трепещет). Душа определяется признаками конкретных птиц: голубя (голубиная душа), лебедя (лебединая душа), орла (орлиная душа; душа-орлица окказ.), ласточки (душа- ласточка). За этими образами птиц закреплена символика, весьма значимая для русской (и, шире, славянской) культуры. Эти символы — очень древние, они носят тотемный характер (Пименова, 2004).

Третью группу зооморфного кода представляют энтомологические признаки. Душа в авторских произведениях часто отождествляется или сравнивается с насекомыми, а именно с пчелами или бабочками (Злая старость хотя бы всю радость взяла, А душа моя так же пред самым закатом Прилетела б со стоном сюда, как пчела, Охмелеть, упиваясь таким ароматом. Фет. Моего тот безумства желал...; Не властна стать душа державой полномочной И бьётся, в тщетности, с заботою бессрочной, Как бабочка в тюрьму оконного стекла. Бальмонт. Сон за бессонницей). Для этого сравнения и отождествления основанием служат народные поверья, закреплённые в мифологических системах разных народов, в том числе — русского: «душа человека после смерти могла перевоплощаться в насекомых» (Маковский, 1995: 142-145).

7. Антропоморфные признаки — самые разнообразные. Эти признаки можно определить в виде следующих групп: эмоциональные и ментальные признаки, признаки характера, социальные признаки. Последние подразделяются ещё на несколько подгрупп признаков: этических, религиозных, национальных, признаков занятий и культуры. Душа, как человек, наделяется характером (неуёмная душа; беспутная душа; властная душа), эмоциями (душа радуется; душа плачет; душа тоскует; горести души), ментальными (душа душу знает; душа понимает) и социальными признаками (свободная душа; бедная душа; нищета души; богатство души). Исторически некоторые метафоры переосмысляются, та коннотация, которая свойственна была некоторым выражениям, в современном языковом восприятии меняется на полярную: то, что допускалось в сочетаниях раньше, сейчас не употребляется. В современном русском языке богатство души — метафора мелиоративная, которая ранее могла встречаться с другой оценкой: «внутреннее богатство, — отмечает О. Н. Лагута, — может быть и губительным: Душе моя, почто грехами богатееши? Канон покаянный ко Господу» (Лагута, 2003: 115). Те же исторические изменения наблюдаются у признака ‘нищета’: ср. библейское выражение блаженны нищие духом (оценка ‘хорошо’) и современное нищета духа/ души (оценка ‘плохо’).

Группа социальных признаков дополняется этическими (подлая душа; корыстная душа), религиозными (душеведец — один Бог; молитва души; душевная чистота) и национальными признаками (русская душа), а также признаками занятий (душевные дела; занятия души; занять душу чем; дело всей души).

Выявление структуры концепта можно уподобить процессу разворачивания конфеты: снимаешь обёртку, а там — ещё один фантик, убираешь его — там следующий, и т. д. Процесс описания структуры концепта схож. Заметив один признак концепта в определённом контексте, рядом можно обнаружить ещё один, но относящийся уже к другому культурному коду. Например, в таком примере, как: Но холодом полночным всё убило, Что сердце там так искренно любило И чем душа так радостно цвела. Фет. Знакомке с юга, — отмечаются два признака — вегетативный признак цветения (душа цвела), относящийся к вегетативному коду, и, сопутствующий, эмоциональный признак (радостно), причисляемый к витальному антропоморфному коду.

8. Предметные признаки реализуются посредством нескольких групп, которые формируют признаки артефакта, продуктов, имущества, а также эстетические признаки. В структуру концепта душа включены все указанные группы признаков, которые реализуются посредством метафор (артефакт: зеркало — глядеть прямо в душу; рассмотреть в душе; отразиться в душе; нить — вымотать всю душу; связать душу; душевная связь; музыкальный инструмент — играть на струнах души; затронуть струны души; механизм — душевный механизм; пружина души; продукт: хлеб — чёрствая душа; зачерстветь душой; пища — душу гложут сомнения; имущество: продать душу; иметь душу; владеть какой душой; обладать какой душой; отдать душу; своя/ чужая душа).

9. Концепт может быть описан посредством шести основополагающих категорий — измерение, оценка, качество, количество, пространство и время. Ещё Э. Кассирер говорил о том, что в языке выражены как мифологические, так и логические формы мышления (Cassirer, 1923—1929). Он постулировал целостность человеческого сознания, объединяющего различные виды ментальной деятельности.

Оценка выражается различными видами: общей и частной. Для души характерна эстетическая оценка: изящество — изящество души; красота — красота души; душевная красота. Она измерима, среди диментсиональных признаков души выделены высота — высокая душа, ширина — широта (русской) души, глубина — глубина души, мелкая душонка, вес — невесомая душа, размер — великая душа. Квантитативность используется для выражения качеств характера: мягкая душа. Квантитативные признаки, с одной стороны, могут описывать характер человека — малодушие, а с другой — собственно человека — ни одной живой души.

При помощи концепта душа может быть описан внутренний мир человека (душевный мир; мир души). Группа признаков, объединённых на основании описания мира, чрезвычайно разнообразна. В мире души горят звёзды (загораются звёзды в душе), светит солнце (свет души; озарить душу), происходят разные события (что творится в душе), в том числе стихийные бедствия (потрясти душу до основания; горе затопило душу; хлынуть в душу) и погодные явления (душевные бури/ грозы).

Внутренний мир может быть представлен пространственной вертикалью — оппозицией ‘верх-низ’ (высокая душа; низменная душа) — и горизонталью — например, оппозицией ‘близко—далеко’ (близко душе; не коснуться души) и характеристиками ‘поверхности’ (на душе, по душе).

Концептуальные метафоры, относящиеся к пространственным, чрезвычайно разнообразны. Они позволяют описывать метафизические сущности через признаки вместилища (быть в душе), хранилища (хранить в душе), тайника (таить в душе), а также через признаки строения (склад души), признаки внутреннего мира, который отличается особенностями ландшафта (свалиться с души; возвышенная душа).

Признаки строения реализуются через характеристики дома животных, насекомых и птиц, признаками строения (жилого дома, надворных построек и нежилых строений). Душа определяется признаками дома (жить в душе; населять душу), у которого есть двери и окна (открыть душу; стучаться в душу). Душе присущи признаки двора и надворных построек (водвориться в душе; отыскать лазейку в душе; наплевать в самую душу; не плюй в душу; ср.: не плюй в колодец — пригодится воды напиться). У концепта душа выделены признаки ‘святилища, храма’ (храм души; святилище души; алтарь души).

Душа может быть представлена через признаки дома зверей и птиц — гнезда, норы (угнездиться в душе; влазить в душу к кому; вползать в душу; втиснуться в душу).

10. Темпоральный код, который используется для описания концептов внутреннего мира, можно объединить в несколько групп. Первую группу формируют признаки времени жизни (вечная душа; бессмертная душа), вторую — признаки единиц времени (мгновения души; часы душевных тревог; дни/ месяцы/ годы душевных невзгод), третью — признаки календаря (весна души; зима души/ в душе), четвёртую — признаки времени суток (на душе светло/ темно; сумерки души; заря души/ в душе) и т. д.

Указанные признаки могут использоваться для описания не только концептов внутреннего мира, но и мира внешнего. Так, человек, тело и различные соматические явления предстают в языке через такие же концептуальные метафоры (растительный код: плод «ребёнок внутри утробы», стихийный код: не человек, а огонь/ вихрь/ ураган; толпа затопила помещение; зооморфный код: лететь на свидание; супруги «те, кто идёт в одной упряжке»; крыльями взметнулись руки; крылья носа; предметный код: продать в рабство; манипулировать людьми и т. д.). Согласно Эрлу Маккормаку, «путём определённых иерархически организованных операций человеческий разум сопоставляет семантические концепты, в значительной степени несопоставимые, что и является причиной возникновения метафоры. Метафора предполагает определённое сходство между свойствами её семантических референтов, поскольку она должна быть понятна, а с другой стороны — несходство между ними, поскольку метафора призвана создавать некоторый новый смысл...» (Маккормак, 1990: 359). Концепт — это способный быть означенным в языке образ, представление о мире или его фрагменте. Создание тех или иных представлений имеет свои законы. Как пишет А. А. Потебня, «основные законы образования рядов представлений — это ассоциация и слияние. Ассоциация состоит в том, что разнородные восприятия, данные одновременно, или одно вслед за другим, не уничтожают взаимно своей самостоятельности, подобно двум химически сродным телам, образующим из себя третье, а, оставаясь сами собой, слагаются в одно целое. Два цвета, данные вместе несколько раз, не смешиваясь между собой, могут соединяться так, что мы одного представить себе не можем, не представляя другого. Слияние, как показывает самое слово, происходит тогда, когда два различных представления принимаются сознанием за одно и то же, например, когда нам кажется, что мы видим знакомый уже предмет, между тем, как перед вами уже другой» (Потебня, 1993: 91). Такое соотнесение различных явлений создаёт ассоциативные ряды, которые группируются и конструируют концепт.

Таким образом, концептуальная структура представляет собой развитие человеческого опыта по как минимум двум путям освоения мира: (1) дуальность мышления представлена в виде антиномии «живое — неживое», где к живому в русской языковой картине мира относятся растения, животные, человек, к неживому относятся стихии, вещества, предметы; (2) системное познание мира, где каждый элемент системы обозначает определённый участок человеческого опыта, осознанный и сохранённый в виде устойчивых компонентов сознания, которые, закрепляясь за соответствующими языковыми знаками, переносят эту часть опыта в другие области познаваемого.

Задание:

В структуры некоторых концептов входят символические и иронические признаки. Можете ли Вы назвать такое в структуре концепта душа?

Концептуальный анализ может производиться на различном языковом материале. Это могут быть толковые словари, словари словообразовательных элементов языка, фразеологические единицы, словари эпитетов, словари пословиц и поговорок и т. д. При анализе материала одного словаря или одного типа словарей выявляется далеко не полная структура исследуемого концепта. На материале словарей можно выявить только ту часть структуры исследуемого концепта, которая включает в себя мотивирующие и понятийные признаки. Образные, ценностные и символические признаки на материале словарей выявляются фрагментарно. В случае изучения концепта в концептуальной картине мира носителей языка следует учитывать все способы его объективации в языковой картине мира, и для этого необходимо обращаться к данным всех указанных словарей, а также к литературным источникам по причине неполной фиксации того многообразия концептуальных признаков, которое наблюдается в концептуальной картине мира. Только в этом случае возможно выявить и описать более или менее полную структуру концепта.

Символ — это знак, скрывающий бесконечное множество смыслов. Образы языка, выражающие тот или иной символический смысл, раскрывают забытые мифы и религиозные представления народа.

Для рассмотрения вопроса о связи мотивирующих, понятийных и символических признаков обратимся к структуре концепта радуга (см. подробнее в: Пименова, 2008: 688-700). Радуга — цветная дуга, опоясывающая небо (обычно после дождя) — один из самых замечательных природных символов. Этот символ распространен не только в языке, народных поверьях, но и в иконографии, геральдике, эмблематике, где обычно используется символ трехцветной радуги (актуальны красный, желтый и синий цвет) или пятицветной (к указанным добавляются зеленый и фиолетовый цвета).

По замечанию П. Я. Черных, в древнерусском языке не было слова радуга: говорили дуга, в памятниках древнерусской письменности это слово встречается только в значении «радуга» (Черных, II: 95). Слово радуга — сравнительно позднее новообразование на базе дуга, возникшее из радо-дуга (там же). В фольклоре и в старинных народных поверьях с радугой связываются радостные переживания, поэтому этимологи сходятся во мнении, что первая часть слова ра- сближается с прилагательным рад, существительным радость, глаголом радоваться (ср.: укр. весёлка «радуга», болг. вясёлка «радуга»; Ни разу в небесах не появлялась веселая радуга... Петкевич. Возвращение на родину; ср. также: От этого корня произошли слова разум, радость, радуга — у-ух, много слов на «ра»! Москвина. Небесные тихоходы: путешествие в Индию). Отсюда упоминания радуги в качестве символа счастья, радости (К привычному, нарастающему утром гулу мчащихся по Зее-штрассе машин прибавились звуки дождя ... веселой летней грозы, когда на небе появляется умытая радуга и тянет выбежать во двор, чтобы впитать в себя исходящую от нее радость... Новикова. Мужской роман). Первоначально слово веселка (веселуха, висялуха) означало «висящая (на воздухе)» (Афанасьев, 2001: 347).

По всей вероятности, начальное ра- в слове радуга связана с солнцем, понимаемым как животворящее начало в мире (Может ли кто в свете небесном Чтиться равно солнцу тому, В сердце моём мрачном, телесном Что, озарив тяжкую тьму, Творит его радугой мира? Пой лира! Державин. Радуга). Радуга — «символ небесно чистого, ожидаемого, дарующего жизнь, таинственного и величественного» (Шейнина, 2006: 56). Связь радуги и солнца проявляется в признаках ‘небесного огня’, ‘искр’ (Горит на солнце радуга. Ваншенкин. Писательский клуб; Тучи искр, сверкание, вспыхивающая радуга. Серафимович. Железный поток), ‘света’ (Дождь как будто бы утихал, и где-то за Ново-Клюквином засветилась неяркая радуга. Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина), ‘сияния’ (Разрозненными осколками сияла радуга. Новиков-Прибой. Цусима) и ‘игры’, а игра — занятие богов, ибо их существование лишено забот о хлебе насущном (солнце играет; радуга играет (красками); ср. Нау спускалась на берег и стояла, пока вдали не начинала играть радуга. Рытхэу. Когда киты уходят).

А. Н. Афанасьев пишет, что в Тверской губернии это слово произносили как «рай-дуга»; «радуга первым свои слогом соответствует немецкому regen и означает водоносную, дождевую дугу» (Афанасьев, 2001: 345). Радуга — это проявление небесной живительной влаги (дождя) и небесного живительного огня (солнца). С другой стороны, радуга — творение Бога (Могучий, Воздвиг прозрачную дугу И живописные шлет тучи! Фет. Нежданный дождь), отсюда артефактные признаки радуги, выражающиеся в строительных метафорах моста, ворот, арки (Встают с серебряным карнизом Чрез все полнеба ворота, И там, за занавесом сизым, Сквозит и блеск и темнота. Майков. Гроза; Как неожиданно и ярко, На влажной неба синеве, Воздушная воздвиглась арка В своем минутном торжестве. Тютчев. Как неожиданно и ярко...).

В «Словаре русского языка» лексема радуга определяется как «разноцветная дугообразная полоса на небе, образующаяся вследствие преломления солнечных лучей в дождевых каплях» (СРЯ, III: 581). Символика радуги совсем не нашла своего отражения в толковом словаре. Остановимся подробнее на понятийных, образных и символических признаках этого концепта.

Одним из самых распространенных понятийных признаков радуги является признак ‘цвет’ (Он подходил, радуга отступала, обесцвечиваясь, пока не исчезла совсем. Галкина. Вилла Рено; Мне привиделось, что ... ручеек от которого, звеня, падает вниз на скалы и там расцветает радугой. Слипенчук. Зинзивер), актуализирующийся в языковом материале через варианты ‘многоцветье’ (...Витые свечи всех цветов радуги. Паустовский. Сказочник), ‘краски’ (Видеть так радостно тонкие краски, В радугах ваших, прозрачновоздушных, Неба родного мне чудятся ласки. Фет. Поэтам), ‘пестрота’ (По земле — зеленая же мурава и пестрая радуга цвета. Екимов. Память лета). Общее значение символа радуги может дополняться интерпретацией цвета. Признаки цвета радуги могут сужаться: этот небесный объект человеку видится в определенном цвете; радуга бывает алой, красной, багровой (И надо мною лишь одним Зарею радуга стояла. Фет. Нежданный дождь; Подымалась красна зорюшка, Рассыпала ясной радугой Огоньки-лучи багровые. Есенин. Лебедушка), ярко-зеленой (Радуга ярким смарагдом горит. Фет. Аваддон), желтой (Она переждала благодатную, с холодным цветочным запахом и белым градом, щедрую грозу в теремке на детской площадке, а потом пошла ... туда, где небесная радуга, с преобладанием тусклой электрической желтизны, угрюмо горела в лиловом полумраке рассеянных туч. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки), серой (В общем, получалось так: облако, а сверху — серая радуга. Коваль. Недопесок), голубой (К полуночи ударил мороз, и вокруг луны, которая вышла из сизых облаков, засияла голубая радуга. Коваль. Недопесок), васильковой с розовым оттенком (Вокруг него радуга васильковая с розовым разводом. Коваль. Недопесок), фиолетовой (Солнце опять выглянуло, все заблестело, а на востоке загнулась над горизонтом невысокая, но яркая, с выступающим фиолетовым цветом, прерывающаяся только в одном конце радуга. Л. Н. Толстой. Воскресение). Радуга может быть одноцветной, двухцветной (А солнце по-прежнему светит, и весь мир объяла сине-малиновая радуга, одним концом на далекий лес, другим в речку-воду в небо тянет. Проскурин. В старых ракитах), трехцветной (В небе над лесом вспыхнула молодая трехцветная радуга... Проскурин. В старых ракитах), четырехцветной (Как ни странно, радуга здесь тоже была, только четырехцветная. Осипов. Страсти по Фоме), семицветной (И кого умудрит господь уразуметь тайную силу его, тот видит ее и в зорях алых, и в радуге семицветной, и в красном солнышке, и в ясном месяце, и в каждом деревце, в каждой травке, в каждом камешке. Мельников-Печерский. В лесах).

Радуга представлялась как отражение солнца — небесного света, что «сказалось в ее понимании как божественной истины» (Адамчик, 2006: 163). Согласно распространенному истолкованию, «красный цвет радуги олицетворяет гнев Божий, желтый — щедрость, зеленый — надежду, синий — умиротворение природных сил, фиолетовый — величие» (там же). Такое понимание цветов радуги более свойственно геральдике, в религиозной символике — другая интерпретация. В словарях символов указывается: что в христианстве иначе трактовались «три цвета радуги: синий — Всемирный потоп, красный — мировой пожар, а зеленый — наступление мира на земле» (Вовк, 2006: 73). В современных политических реалиях используется другая символика цветов радуги (Цвета флага мне тоже нравятся: бело-сине-красный — это как радуга. Гетманский. Белый, синий, красный...). Отклонение от чистоты оттенка того или иного цвета радуги трактовалось как зловещий знак, предупреждающий о грядущем (К закату небо поголубело, гроза не разразилась, но дышать становилось все легче, только со стороны солнца в небесах стоял туман, и по обе стороны от светила возникла маленькая какая-то бурая радуга, как ореол, как страшный знак, с еле заметной сизой полоской. Петкевич. Явление ангела).

Для концепта радуга актуален дименсиональный признак формы (радуга-дуга). «Слово дуга указывает на согнутую линию; у нас оно употребляется для обозначения части круга и упряжного снаряда... Отсюда справедливо будет заключить, что слово дуга в древнейший период языка было синонимическим луку» (Афанасьев, 2001: 343). В древности радугу считали огромным луком Индры, из которого пускались стрелы, поражающие злых духов, прятавшихся в черных тучах. «Наши предания дают Перуну вместе с молниеносными стрелами и огненный лук; доселе уцелевшая в народе поговорка: «Ах, ты, радуга-дуга! Ты убей мужика!» ясно намекает на древнее представление радуги Перуновым луком, с которого пускались смертоносные стрелы» (Афанасьев, 2001: 343). С. Есенин использует символ «радуга-лук» для выражения значения богоборчества (Кто-то с новой верой, Без креста и мук, Натянул на небе Радугу, как лук. Есенин. Инония).

Другая половина кольца радуги, ее полусфера считалась на самом деле имеющей цельную, полную форму: вторая половина полусферы представлялась погруженной в океан, что подчеркивало божественное совершенство этого природного явления, т.к. круг почитался символом законченности, завершенности, непрерывности развития мироздания, времени, жизни, их единства, а также символом верховной власти. Языковой материал показывает, что форма радуги может быть описана образными признаками ‘(двойного) кольца’ (Мы вошли в облачко, и в двойном кольце радуги я увидел внизу отчетливую тень нашего самолета. Каверин. Два капитана), ‘(полуразрушенного) свода’ (...А между тем радуга крадется из-за деревьев и в виде полуразрушенного свода светит матовыми семью цветами на небе. Гоголь. Мертвые души), ‘арки’ (Грозу унесло без следа, и, аркой перекинувшись через всю Москву, стояла в небе разноцветная радуга, пила воду из Москвы-реки. Булгаков. Мастер и Маргарита), ‘круга’ (Из глаз сыпались искры, голову обносило, перед лицом, не потухая, яркими, разноцветными кругами каталась радуга, на уши давило, и под грудью, в клубок свитая, путалась, душила липкая нитка тошноты. Астафьев. Царь-рыба), ‘коромысла’ (Коромысло, коромысло, с нежными крылами. Как оно легко повисло В воздухе над нами. Бальмонт. Коромысло; Но качнулось коромысло золотое в Небесах. Бальмонт). По словам А. Н. Афанасьева, «в некоторых местах России верят, что радуга есть блестящее коромысло, которым Царица Небесная (древняя богиня весны и плодородия = громовница; воспоминания о ней двоеверный народ слил с именем Богородицы, именуемой сербами Огненной Марией) почерпает из всемирного студенца (океан-моря) воду и потом орошает ей поля и нивы. Это чудное коромысло хранится на небе и по ночам видится в блестящем созвездии Большой Медведицы, как об этом можно заключать из описательного названия, придаваемого означенному созвездию в Волынской губернии: «Дивка воду несе»; в Оренбургской губернии оно зовется коромысл» (Афанасьев, 2001: 348).

В русском языке слово дуга имеет два значения — «радуга» и «часть/ деталь конской упряжи». С. А. Есенин прямо указывает на ‘дугу — часть упряжи’ (Мы радугу тебе — дугой, Полярный круг — на сбрую. О, вывези наш шар земной На колею иную. Есенин. Пантократор; Разметем все тучи, Все дороги взмесим, Бубенцом мы землю К радуге привесим. Есенин. Небесный барабанщик). Признак ‘дуга’, будучи мотивирующим для слова — репрезентанта концепта, сохранился и ныне функционирует как понятийный. Метонимический перенос этого признака приводит к появлению у радуги образного признака ‘коня/ лошади’ (Все в природе взбунтовалось и восстало, вздыбилась крутая радуга, упираясь концами в долину где-то внизу, много ниже «Империала». Набатникова. День рождения кошки). Конь символизирует мощь, жизненную силу, благородство и красоту. Иной символ радуги — бык. В сравнении с быком образ коня отмечен большей возвышенностью.

Понятийный признак ‘преломление солнечных лучей в дождевых каплях’ отображает научную картину мира, в наивной картине мира этот признак фиксирует более глубокие и разнообразные наблюдения народом природных явлений. Радуга образуется от преломления солнечных лучей ‘в брызгах воды’ (...От солнца в брызгах показывалась радуга. Пришвин. Кощеева цепь), ‘в росе’ (Как любопытно всматриваться каждую росинку, ... отражавшую миллионы радужных лучей! Лермонтов. Герой нашего времени), ‘в снежинке’ (Слепящие сполохи радуг горели в снежинке одной. Васильева. Радуга снега), ‘в водяной пыли’ (Водяная пыль ... играла радугами над сверкающей влагою, кудрявой травой. А. Толстой. Аэлита), ‘в фонтане воды’ (Опустились на луг желтые птицы и распушились, отряхиваясь под радужным фонтаном воды. А. Толстой. Аэлита), ‘в льдине’ (На солнце ль радужно блистая, ... Они [льдины] плывут к одной мечте. Тютчев. Смотри, как на речном просторе...), ‘в инее’ (Голубоватый иней ... сверкал и отливал радугой под лучами закатного солнца. Шолохов. Тихий Дон), ‘в воде после мытья посуды’ (... Чайки жалобно визжат и дерутся над красной рачьей скорлупой в радужных кухонных помоях. Бунин. Тень птицы), ‘в кустах’ (Вот луч ... В кустах разожжется и выдует радугу. Пастернак. После дождя), ‘в хрустале’ (Вы радугой по хрусталю... Пастернак. Стихи мои, бегом, бегом...), ‘в грязном стекле’ (Он населил маленькое здание мертвецкой десятками и сотнями давно умерших людей и пристально вглядывался в оконце, ... видя в неровном отражении света в старом радужном и грязном стекле знакомые черты... Гаршин. Встреча). Сам солнечный луч приобретает признаки ‘радуги’ (...И солнечный луч, проходя в дыру, сделанную в ставне, принял радужный цвет... Гоголь. Мертвые души). Радуга образуется от преломления света фонарей ‘на снегу’ (Двойные фонари карет Веселый изливают свет И радуги на снег наводят... Пушкин. Евгений Онегин), от преломления отраженного света луны ‘в стекле’ (Луна ... Играла в стеклах радужным огнем. Лермонтов. Сон). Бывает не только дневная, но и ночная радуга (Эта ночная холодная радуга нагнала на деревенских псов волчью тоску, и дружно залаяли они и завыли, глядя на луну. Коваль. Недопесок). Радуга появляется не только летом, но и зимой. Солнечные лучи отражаются ‘в снежной пыли, в снегу’ (Я радугу снега встречаю... Васильева. Радуга снега). Такое небесное явление считается предзнаменованием некоторых событий, связанных с урожаем, или это может быть знаком предстоящих чудесных проявлений мира (А на улице вполнеба зимней радуги раскрой. Недород ли будет хлеба иль родится зверь какой? Марья крестится на купол: — Прошлым бедам не бывать! Нынче день немного убыл — завтра станет прибывать. Васильева. Зимнее противостояние: 21 декабря).

Появление радуги после дождя, грозы, на фоне испившей живительной влаги природы, позволяет трактовать ее как символ мира: радуга — это мирный небесный огонь, в отличие от молнии — символа гнева небесных сил. В иудейской и христианской традициях радуга стала знаком примирения Бога с жизнью на земле после потопа (...Как «знамение завета», как радуга открывается после пролития этого благодатного дождя небесное явление, образ горнего. Флоренский. Иконостас): радугу Господь поставил как утверждение своего завета о том, что по благости своей не наведет больше потопа на людей: «Я полагаю радугу мою в облаке, чтобы она была знамением вечного завета между Мною и между землею» (Быт. 9: 13).

Народные представления обогащают понятийную часть структуры концепта радуга. Эти представления дополняют концептуальную структуру темпоральными признаками ‘времени появления’: ‘после дождя’ (— Дождь уже кончился, — сказал он, — сейчас радуга появится. Рик. Лекарство от плохого настроения), ‘времени проявления’: ‘мгновение’ (Во все стороны высоко разлетелись мелкие брызги, и среди этих брызг на мгновение возникла крошечная радуга. Георгиев. Маленький зеленый лягушонок), ‘минута’ (Воздушная воздвиглась арка в своем минутном торжестве. Тютчев. Как неожиданно и ярко...), ‘секунда’ (...Всплеск, брызги, радуга на секунду. Замятин. Рассказ о самом главном) и ‘времени существования’: ‘вечность’ (За большой рекой, текущей с запада на восток, где гремят исполинские водопады и в столбах водяных брызг стоит вечная радуга, простирается необозримая степь голубых трав. Ефремов. На краю Ойкумены).

Понятийный ряд признаков радуги может быть дополнен и расширен. Одним из распространенных квантитативных признаков радуги выступает ‘количество’. Бытовые наблюдения человека показывают, что радуг на небе одновременно может быть несколько: две (Две радуги-подруги опрокинулись над вершинами. Паустовский. Кружевница Настя; На юго-востоке на темном еще, мрачном небе появляется двойная радуга. Беляев. Человек-амфибия; А там, откуда пришла туча, в густой фиолетовой краске северной стороны небосвода, над Ледяной встала радуга, и внутри нее — еще одна. Иванов. Географ глобус пропил) или три (А там, врываясь в недра скал, Как бы живой упрек бессилью, Кипучий Анио роптал И рассыпался тонкой пылью, Да, разгоняя горный дым, Как и вчера, перед разлукой, И ныне Феб золотолукой Три кинул радуги над ним. Фет. Сабина). Среди дименсиональных признаков радуги актуальным выступает ‘размер’: на небе радуга бывает ‘огромной’ (радуга вполнеба), ‘широкой’ (Поэзия насыщает сердце народа подобно тому, как мириады капелек влаги насыщают воздух над Данией. Поэтому, говорят, нигде нет таких широких и ярких радуг, как там. Паустовский. Сказочник), в брызгах, росинках, каплях ‘крошечной’ (И опять во все стороны полетели брызги, и снова появилась маленькая радуга. Георгиев. Маленький зеленый лягушонок), в паутинках ‘маленькой’ (Да в паутинках то там, то тут вспыхивала маленькая радуга, будто паучок поймал в свою сеть лёгкую искорку солнца. Коржиков. Серебряное утро). Радуга бывает короткой, невысокой. Не редким дименсиональным признаком радуги является ‘высота’ и ‘форма’ (Я так и не разобрал его фамилии, набранной светлыми металлическими буквами на высокой и крутой, как радуга, вывеске... Домбровский. Хранитель древностей).

Если христианские представления опредмечивали радугу, то в дохристинских мифах радуга персонифицировалась (Т. прав, когда так верно вас Сравнил он с радугой живою: Вы милы, как она, для глаз И как она пременчивы душою... Пушкин; ср.: Она увидела, что возле каждой травинки, возле каждого безжизненного стебля загоралась живая и тонкая цветовая оболочка, нежнейшая радуга, которая играла, переливалась, звеня еще более тонким звоном, словно песчинки, ударявшиеся прежде о стебли, теперь бились о радужные сполохи. Улицкая. Лялин дом), ей приписывались черты скрывающегося (...А между тем радуга крадется из-за деревьев и в виде полуразрушенного свода светит. Гоголь. Миргород), завистливого существа (Дерево, глина, жесть, бумага — все сияет и горит цветом небесно-голубым, ало- огненным, радуга позавидует яркости злато-соломенных, изумруднозеленых, брусничных, маковых, сахарных, седых, облакитных, бирюзистых, жарких тонов и цветов. Шергин. Из дневников). Это наиболее отчетливо выражено в образе древнегреческой Ириды — вестнице богов. Ириду считали служанкой Геры и посланницей Зевса. Исполняя роль посредника между богами и людьми, Ирида спускалась на землю по семицветной тропе — радуге для передачи воли Зевса. В отечественной поэзии встречаются примеры, в которых переплетаются понятийные, образные и символические признаки радуги (Небесный луч играет в них И, преломясъ о капли огневые, Рисует радуги живые На тучах жизни громовых. Тютчев. Слёзы).

Силу, власть и могущество выражают различные символы культуры. Кроме круга, эти значения могут быть описаны через символы рога, рогов радуги (Яркая радуга одним рогом уперлась в крышу редакции, а другим щекотала кремлевские шпили. Петров. Воплощение мысли; В памяти осталась острая щемящая тоска и радуга — яркая летняя радуга, вонзившая свои цветные рога в мокрые луга где-то за лесом. Миронов. Скобарёнок). В языке символов рога более актуальны для описания быка, который выступал в качестве символа бога грозы, громовержца — обычно верховного бога (ср.: После перуна кары, грянувшего в сердце гор, блеснула горцам и радуга надежды на прощение. Бестужев-Марлинский. Письма из Дагестана). Это связано с тем, что во всех древневосточных культурах бык олицетворял идею власти. Эту же идею олицетворяла собой радуга (И тотчас я был в духе; и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий; и Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. Откровение Иоанна Богослова). Рогатая тиара в Шумере — символ верховной власти, т.к. бык считался олицетворением могущества и образом верховного бога (громовержца). В народной символике радуга и гроза — сопутствующие природные явления, их взаимосвязь понятна и не вызывает сомнений (ср.: Сквозь тающую тучу врезается в реку широкая радуга — Бык- Корова, выгнанный на водопой после долгой зимы, пестрый Бык-Корова с небесных полей. Ремизов. В плену). С радугой связаны все небесные силы (И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные, в руке у него была книжка раскрытая. Откровение Иоанна Богослова).

Радуга — символ теплого лета, радости, дружбы Неба и Земли. Образ радуги до сих пор ассоциируется с радостью, умиротворением и счастьем (Эти ощущения напоминали ему пору детства, когда вид первого снега, дробь летнего дождя, радуга наполняли его ощущением счастья. Гроссман. Жизнь и судьба), весельем (Влетела Марфенька, сияя, как радуга, и красотой, и нарядом, и весельем. Гончаров. Обрыв). Радуга символизирует чудо (Наверное, у каждого по-своему откликается в душе миг, когда природа одаривает нас чудом восхода или заката, грозовым небом или сияющей радугой. Банакина. Лоскутки жизни), волшебную сказку (Переходят радужные краски, Раздражая око светом ложным; Миг еще — и нет волшебной сказки, И душа опять полна возможным. Фет. Фантазия), красоту и совершенство мира (Можно проще: радуга на небе была, красиво было! Полонский. Не покидай), вызывающие у человека чувство удивления (...Дождик, которого я так боялся, все-таки пошел где-то в середине вечера, но несильный и ненадолго, зато потом между ГУМом и Кремлем встала удивительной красоты радуга. Макаревич. Автобиографическая проза). Вид радуги захватывает дух (Зато когда небо проясняется после дождя, над долиной нависает яркая радуга — еще одно захватывающее дух зрелище. Соколова. Бабочки летают: заметки о Тайване). Красота — один из самых основных эстетических признаков радуги, передающий оценку сотворенного мира (ср.: Увядает краса милой девушки, будто радуга без дождика, и бледность изменяет тоске сердечной. Бестужев- Марлинский. Роман и Ольга).

Радугу считали волшебным кольцом (И над землею в замолкшей лазури Радуги яркой блистает кольцо. Фофанов. Затишье), повязкой на голове Бога- неба (И в небе радуга легла Зеленоватым ободком. Нарбут. Лето), драгоценной диадемой Царицы Небесной. Драгоценные камни в мифологических воззрениях понимались как частицы небесной тверди и светил, отсюда частотные метафоры драгоценных камней и металлов в описаниях радуги (Так радуги ясной сияет коса, Алмазным наметом одев небеса. Козлов. Алушта днем; Златая ль радуга пророчица дождей Весь свод лазоревый подернет облистаньем? Батюшков. Послание И. М. Муравьеву-Апостолу).

Понятийный признак ‘полоса на небе’ (Коль солнце есть, — есть ветер, зной и слякоть и радуги зеленой полоса. Нарбут. Очеловеченной душой...) может трансформироваться в образный признак ‘река’ (Точно широкая радуга легла на землю и бежит по ней, волнуясь и изгибаясь. Аксаков. Записки ружейного охотника Оренбургской губернии). Этот же признак может объективироваться иным способом — посредством образных признаков ткани. У концепта радуга возможны разноаспектные признаки ткани. «Роскошные, блестящие краски, которыми сияет радуга, заставили уподобить ее драгоценному убору, в который наряжается божество неба» (Афанасьев, 2001: 350). Ткань понимается как символ мира, космоса, бытия. Ткань связана с символикой завесы: мистически мир феноменов воспринимается как своего рода покрывало, скрывающее подлинное бытие (Как и прежде, суетились струи Москвы-реки у Каменного моста, как и прежде, прикрывала Яуза свою нечисть семицветной радугой. Осоргин. Сивцев Вражек). В Болгарии существует поверье, что радуга — это «пояс Господа, который он полощет во время дождя или сушит после дождя» (Толстой, 1995: 331). Радуга в русской ККМ уподобляется пелене (Вот и пелена новорожденного солнца — радуга; вот и само солнце, дитя бури, — но где же буря? Бестужев-Марлинский. Мулла-Нур; Родился я с песнями в травном одеяле. Зори меня вешние в радугу свивали. Есенин. Матушка в Купальницу по лесу ходила...), поясу (И опоясала лазурный свод Гирлянда радуги лучистой. Фофанов. Умолк весенний гром...; Се! — радости прекрасный пояс Семью цветами испещренный В завет погибели минувшей Препоясует те равнины. Бобров. Херсонида; Искрой, зажегшейся от одного до другого, радугой, поясом вставшей от неба до неба, были «Двенадцать»... Шагинян. Перемена), ленте, повязке (Пышнее ленты огнецветной, Повязка сладостных дождей, Твои надежды... Языков. Элегия), полотенцу (Радуга и тогда была, но располагалась она совсем не в небе, а даже наоборот: плавала в Соленом Море наподобие длинного-длинного полотенца. М. Успенский. Там, где нас нет). Облака — полог, завеса, полотно, покрывающие небо — часто описываются признаками ткани (Месяц светил сквозь радужную фату облаков, на пустую тропу и на сонные дубравы. Бестужев-Марлинский. Роман и Ольга).

Метафоры ткани-полотна радуги в русском языке берут начало, прежде всего, в славянском эпосе. На это обратил внимание А. Н. Афанасьев: «Красавица-царевна, принадлежащая к разряду облачных нимф, влюбляется в ... Змея Горыныча... их разделяет широкая огненная река... Царевна ... добывает волшебное полотенце, бросила его — и в ту же минуту полотенце раскинулось и повисло через реку высоким красивым мостом. Ср. рассказ о трех ниточках: шелковой, серебряной и золотой, летающих с неба и служащих мостом через широкую реку» (Афанасьев, 2001: 354).

Предикаты радуги (перекинулась, перебросилась, висит и под.) воссоздают признаки моста (От дальнего пруда до самого Дона перекинулась горбатая яркая радуга. Шолохов. Тихий Дон; Также часто мы наблюдали и любовались радугой, иногда очень эффектно перекинутой дугой над дикой частью ущелья. Козлов. Географический дневник Тибетской экспедиции; Весь этот день в стекла стучались дождевые капли, к вечеру через крыши перебросилась пестрая радуга, а к ночи захолодало, и окна, замолчав, все же не раскрыли стекол. Кржижановский. Воспоминания о будущем). Радуга — мост из вечно живых, неувядаемых цветов (Дождь будет падать и радуга расцветет, а она будет чистить картошку. Фоняков. Польша, поэзия, мы). В религиозной символике радуга понимается как мост между небом и землей (...Я поспешил в горницу и только подошел к Розочкиной кровати, как она сказала, что это не радуга, а мост, поддерживаемый ангелами. Слипенчук. Зинзивер). Радуга- арка соединяет земной и небесный миры (Одно из значений латинского слова arcus переводится как радуга — небесный мост между землёй и небом, человеком и Богом. Еремеева. Лекции по истории искусства). Радуга «символизирует мост между сверхъестественным и естественными мирами; обычно хорошее предзнаменование (как и в метеорологии)» (Толстой, 1995: 301). У различных народов образ моста используется в качестве метафоры связующего звена между непостижимым и доступным пониманию (Осталась только радуга-мост через великую реку от калитки сапожниковского дома до калязинской городской библиотеки. Анчаров. Самшитовый лес). Чудесные мифические мосты соединяют небесный и земной миры. Днем с небес спускается разноцветный мост — радуга, ночью — Млечный Путь — сияющий Звездный мост (ср.: Рукоплескали мы живой корове счастливо, как дети, и в ответ ее брызнуло вымя, и второй по счету Млечный путь повис над нами, как белая радуга. Мартынов. Москва — порт семнадцати океанов). Эти мосты — дороги богов (Когда боги Изанаги и Изанами по радуге спускались с небес, чтобы отделитьлить земную твердь от хляби, Изанаги ударил своим богатырским копьем по зыбко колыхавшейся внизу пучине. Овчинников. Ветка сакуры), недостижимые для человека, но доступные чудесным животным (Вот и ездил длиннобородый Отец Храмн на чудесном сивом коне, способном скакать даже по радуге... Семенова. Волкодав: Знамение пути). Символика моста-радуги неоднозначна. Общим признаком моста-радуги является его вертикальность, при этом такой мост вел на небо либо в подземный мир (Вот и смекай, к чему подземная радуга привела. Бажов. Рудяной перевал).

Символ моста-радуги пересекается в своих признаках с символами лестницы, горы (ср.: Не верит он, хоть видел их вчера, Что есть края, где радужные горы В лазурные глядятся озера... Тютчев. Родной ландшафт...). Пространство между небом и землей воспринималось как нейтральное — ни земное, ни небесное. Для достижения неба важны медиаторы — горы, деревья, лестницы, мосты (в последнем случае небо понимается как океан). В русской концептуальной картине мира в описаниях пути на небо актуальны промежуточные этапы — пересечение леса, растущего на склоне гор, достижение вершины горы (Потом все они смешались, как радуга стала, только не дугой, а вроде прямой просеки в гору. Бажов. Рудяной перевал), в этом видятся древние метафоры инициации. В «Эдде» упоминается гора Химибьерг, где радуга достигает вершины небесного купола. В русской концептуальной картине мира признаки горы переносятся в структуру концепта радуга (А на фоне сизого облака за рекой появилась яркая крутая радуга. Крапивин. Болтик).

Символы радуги, моста и лестницы сближаются с образами пути как символом перехода, достижения «иного берега», «иного мира». В скандинавской мифологии радуга (Бифрёст) рассматривается как дорога в Асгард (жилище богов). Радуга в русской концептуальной картине мира — это путь (В небе радуги огнистой Тает яркий путь. Андреевский. Мрак), дорога (Прими их — и всех дурных мыслей как не бывало, твоя дорога — радуга, и ты снова готова к любым испытаниям. Валеева. Скорая помощь), стезя (Взойду по ней, по семицветной И незапятнанной стезе — С улыбкой тихой и приветной Смотреть в глаза твоей грозе. Блок. Твоя гроза меня умчала...), коса (Так радуги ясной сияет коса... Козлов. Алушта днем), межа (И вижу радуги межу. Блок. Твоя гроза меня умчала...). Радуга знаменует радостный, счастливый путь, устремленный в высь (Он почувствовал запах свежести, приподнял голову, но она тут же упала на подушку, и теперь радуга уткнулась одним концом прямо в его глаза, ему и страшно, и хорошо, потому что эта цветистая, радостная дорога размыкает перед ним самые дальние горизонты, уносит его в немыслимую высь... Проскурин. В старых ракитах).

В русской мифологии радуга почиталась воротами, позволяющими войти в небесный мир (И чуется зверю Под радугой слов: Алмазные двери И звездный покров. Есенин. Отчарь; Рядом висела, как ворота широкая, вторая, обычная, нежная радуга. Петкевич. Явление ангела). Чтобы попасть в чудесный мир, следует пройти под радугой (Перепадали дожди, вставала над полями радуга, с детства казалось мне, что там, за ней, открывается особенный, чудесный мир, хотелось попасть туда, но радуга быстро гасла. Бакланов. Жизнь, подаренная дважды; ср. также: Вывод справедлив, как приговор: путь под радугой приводит к гибели лучших. Васильев. Дом, который построил Дед). Попасть в другой мир возможно во сне (И в нашей жизни повседневной Бывают радужные сны, В край незнакомый, в мир волшебный, И чуждый нам и задушевный, Мы ими вдруг увлечены. Тютчев. Е. Н. Анненковой). Путь туда укажет радуга (В прозрачном и чутком сне — видел он — перекинулась радуга во все небо. Шмелев. Неупиваемая чаша). Радуга — это райская дута, по которой можно прийти в Царство праведников (ср.: Наяву сонные, они шли за радугой, искали то рай на небе, то небо на земле, а по дороге пели свои вечные песни, украшали храмы своими вечными изваяниями, построили Рим и Афины, Париж и Лондон. Герцен. Былое и думы).

В славянской народной традиции с радугой связано огромное число примет и поверий. По виду небесной вестницы предсказывали погоду. По форме радуги определяли продолжительность ненастной погоды. В старину по радуге узнавали о будущем урожае. Считалось, что концы радуги показывают место, где закопан клад. Если пройти под разноцветной радугой, то заветное желание обязательно осуществится (Выйдя на открытое место за дальним хутором неподалеку от Красной Дачи, он зашагал к радуге, стоящей на земле перед лесной опушкой, чтобы войти в цветные врата, загадав желание (загадать, чтобы весть о смерти сына оказалась ложной)! Галкина. Вилла Рено). Существует поверье, что радуга может засосать в себя человека и выбросить его на другом конце земли (Вовк, 2006: 72). При этом считается, что радуга живая (И, может, сподобиться счастья, Где радуга пьёт из земли. Семенова. Волкодав: Знамение пути). У всех славян существует верование, что радуга набирает, высасывает, «пьет» воду из озера, моря, реки или колодцу, подобно змею (ср.: ...И вот уже нет у него глаз, их выпила радуга. Проскурин. В старых ракитах). Поэтому ее часто называли змея (ср.: Если она жива и та, которая знает мир в микроскоп, значит, нет и не было женщин, что иззмеились радугой. Щербакова. Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом).

Образы животных, используемые для описания радуги, представляют в совокупности особый язык символов, для понимания которого необходимо учитывать не только их национальную специфику, но и влияние других культур. Символика животных связана с дохристианскими культами, так бык может встречаться в качестве как лунного, так и солнечного символа, конь — только солнечного символа.

1. Адамчик, В. В. Словарь символов и знаков / В. В. Адамчик. — М.: ACT, Мн.: Харвест, 2006. — 240 с.

2. Александрова, З. Е. Словарь синонимов русского языка: практический справочник / З. Е. Александрова. — 7-е изд., стер. — М.: Русский язык, 1993. — 495 с.

3. Афанасьев, А. Н. Мифы, поверья и суеверия славян. Т. 1 / А. Н. Афанасьев. — М.: ЭКСМО, СПб.: Terra fantastica, 2001. — 795 с.

4. Бутакова, Л. О. Авторское сознание в поэзии и прозе: когнитивное моделирование: монография / Л. О. Бутакова. — Барнаул: АлтГУ, 2001. — 282 с.

5. Вежбицкая, А. Семантические универсалии и описание языков / А. Вежбицкая. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 780 с.

6. Вовк, О. В. Энциклопедия знаков и символов / О. В. Вовк. — М.: Вече, 2006. — 528 с.

7. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт. — М.: Прогресс, 1984. — 397 с.

8. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич . — М.: Искусство, 1984. — 350 с.

9. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1 / В. И. Даль. — СПб.: Диамант, 1996. — С. 392.

10. Иная ментальность / В. И. Карасик [и др.]. — М.: Грозис, 2005. — 352 с.

11. История лингвистических учений. Древний мир / отв. ред. А. В. Десницкая, С. Д. Кацнельсон. — М.: Наука, 1980. — 258 с.

12. Кошарная, С. А. Миф и язык: опыт лингвокультурологической реконструкции русской мифологической картины мира / С. А. Кошарная. — Белгород, 2002. — 287 с.

13. Лагута, О. Н. Метафорология: теоретические аспекты. Ч. 2 / О. Н. Лагута. — Новосибирск: НГУ, 2003. — 207 с.

14. Лакофф, Дж. Метафоры, которыми мы живём / Дж. Лакофф, М. Джонсон // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. — С. 347-415.

15. Левкиевская, Е. Е. Камень / Е. Е. Левкиевская, С. М. Толстая // Славянские древности: Этнолингвистический словарь / под общ. ред. Н. И. Толстого. — М.: Международные отношения, 1999. — С. 448-453.

16. Лосев, А. Ф. Знак. Символ. Миф / А. Ф. Лосев. — М.: Мысль, 1982. — С. 182-192.

17. МакКормак, Э. Когнитивная теория метафоры / Э. МакКормак // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. — С. 358-386.

18. Маковский, М. М. У истоков человеческого языка / М. М. Маковский. — М., 1995. — 157 с.

19. Маковский, М. М. Язык — Миф — Культура / М. М. Маковский // Вопросы языкознания. — 1997. — №1. — С. 73-95.

20. Павиленис, Р. И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка / Р. И. Павиленис. — М.: Мысль, 1983. — 286 с.

21. Петров, В. В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу / В. В. Петров // Вопросы языкознания. — 1990. — №3. — С. 135-139.

22. Пименова, М. В. Этногерменевтика языковой наивной картины внутреннего мира человека: монография / М. В. Пименова. — Кемерово, Landau: Кузбассвузиздат, Verlag Empirische Pädagogik, 1999. — 262 с. — (Серия «Этногерменевтика и этнориторика». Вып. 5).

23. Пименова, М. В. Политика в зеркале метафоры / М. В. Пименова // Современная политическая лингвистика. — Екатеринбург: УрГПУ, 2003. — С. 131-132.

24. Пименова, М. В. Душа и дух: особенности концептуализации / М. В. Пименова. — Кемерово: ИПК «Графика», 2004. — 386 с. — (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 3).

25. Пименова, М. В. Концепт сердце: образ, понятие, символ: монография. — Кемерово: КемГУ, 2007. — 500 с. — (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 9).

26. Пименова, М. В. Символизм радуги: опыт концептуального анализа / М. В. Пименова // Труды по когнитивной лингвистике: к 30-летию кафедры общего языкознания и славянских языков КемГУ / отв. ред. М. В. Пименова. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. — С. 688-700. — (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 10).

27. Потебня, А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. — К.: СИНТО, 1993. — 192 с.

28. Рахилина, Е. А Основные идеи когнитивной семантики / Е. А. Рахилина // Фундаментальные направления современной американской лингвистики: сборник обзоров. — М.: МГУ, 1997. — С. 371-389.

29. Словарь русского языка: в 4 т. — 2-е изд., испр. и доп./ под ред. А. П. Евгеньевой. — М., 1981-1984.

30. Толстой, Н. И. Радуга / Н. И. Толстой // Славянская мифология: энциклопедический словарь. — М.: Эллис Лак, 1995. — С. 330-331.

31. Чейф, У. Память и вербализация прошлого опыта / У. Чейф // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1983. — Вып. 12. — С. 35-74.

32. Ченки, А. Семантика в когнитивной лингвистике / А. Ченки // Фундаментальные направления современной американской лингвистики: сборник обзоров. — М.: МГУ, 1997. — С. 340-369.

33. Черных, П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. / П. Я. Черных. — М.: Русский язык, 1993.

34. Чудинов, А. П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991—2000): монография / А. П. Чудинов. — 2-е изд. — Екатеринбург: УрГПУ, 2003. — 238 с.

35. Шейнина, Е. Я. Энциклопедия символов / Е. Я. Шейнина. — М.: ACT, Харьков: Торсинг, 2006. — 591 с.

36. Black, М. Models and Metaphors / М. Black. — N.Y., 1962.

37. Cassirer, E. Die Philosophie der Symbolischen Formen. Bd. 1-3 / E. Cassirer. — Berlin, 1923—1929.

38. Lakoff, G. Conceptual metaphor in everyday language / G. Lakoff, M. Jonson // Journal of Philosophy. — 1980. — Vol. 57. — № 8.

39. Lakoff, G. The Contemporary Theory of Metaphor / G. Lakoff // Metaphor and Thought / ed. by A. Ortony. — Cambridge: Cambridge University Press, 1993. — Second edition. — P. 202-251.

40. Jonson, M. The Body in the Mind: The Bodily Basis of Meaning, Imagination, and Reason / M. Jonson. — Chicago: University Chicago Press, 1987.

41. Jonson M. Moral Imagination: Implications of Cognitive Science for Ethics / M. Jonson. — Chicago: University of Chicago, 1993.

42. Quinn, N. Convergent Evidence for a Cultural Model of American Marriage / N. Quinn. // Cultural Models in Language and Thought; ed. by D. Holland, N. Quinn. — Cambridge: Cambridge University Press, 1987. — P. 173-192.

43. Quinn, N. The Cultural Basis of Metaphor / N. Quinn // Beyond Metaphor: The Theory of Tropes in Anthropology; ed. by J. W. Fernandez. — Standford: Standford University Press, 1991. — P. 56-93.