Концептология

Раздел 3. Концепт (прагматический аспект в отношении к вещи)

Дополним основные понятия концептологии несколькими существенными положениями.

Изменение осуществляет внешние формы преобразования — это удвоение (вообще — увеличение) форм; развитие предполагает движение смысла от исходной точки путем накопления все новых качеств и свойств — «удвоение смыслов»). Изменение устремлено в прошлое, есть его образ, развитие обращено в будущее, это его символ. Только история может примирить изменение и развитие, поскольку история совмещает в себе и прошлое, и будущее в настоящем и есть понятие о прошлом и будущем (понятие представлено только в настоящем). Кроме всего прочего, развитие касается одного и того же, изменение — переход в другое.

Пример:

Типичные пары: стыд и срам, путь-дорога, радость и веселье и подобные представляют собою изменение формы, ведущее к образованию нового смысла, это изменение уже произошло в прошлом, оно создает новый образ действительности в виде ускользающего признака сопоставления. Смысл оформляется. Раздвоение смысла в процессе развития создает иную ситуацию: форма осмысляется. Последнее можно представить в последовательном выделении новых значений в словах типа глубина, дом, дорога и т. д.

Соотношение всех трех с точки зрения реалиста:

Всякое развитие есть изменение, но не любое изменение есть развитие. История примиряет, т. е. хаос развития и изменения сводит в порядок, тогда как развитие приходит к закономерным изменениям.

Пример:

Социально-экономические формации можно представить в следующей синергийной триаде:

Концепт Свобода предстаёт в разном отношении; отсутствие свободы в рабовладельческом (тело) и капиталистическом (рабство духа) обществе и варианты свободы (возможность свободы) при феодализме (уход «в казаки», поиски легендарного Беловодья, путешествия за три моря, простая эмиграция и т. д.). Двоение «свобода» и «воля», понятие о свободе воли (теперь говорят о свободе разума, духа и т. п.). В современной России сохраняется традиционное общество — это в наших понятиях феодализм: отсюда развитие клерикализации общества — православная доктрина и требование «сильной личности» — царя.

Теория и метод связаны друг с другом, как простое наблюдение и общий путь познания (значения греческих слов теория и метод). Понятно, что теория исходит из конкретных фактов созерцания (уровень образов и — в культуре — символов), а метод оперирует готовыми понятиями, выработанными на основе этих образов действительности. Здесь мы видим прямое значение понятий как отложенного знания, законсервированного для всеобщего пользования. Кроме того, понятие входит в синергийную триаду понятие — категория — парадигма и является ее основой: парадигма предстает как форма (образ концепта), а категория — всеобщее понятие (символ концепта).

В точке понятия метод становится теорией в современном понимании теории — как обобщения общественной практики, данной в виде опыта исследования закономерностей — итог предшествующего развития науки. Метод исторически становится теорией и наоборот, и эта смена приоритетов дает основание для утверждения истории в ее собственном ряду:

(В скобках заметим, что только концептология выделяет Историю среди ключевых понятий, другие направления когнитологии — за редкими исключениями — отказывают ей в равноправном положении наряду с другими научными понятиями).

Система (греч. συστημα ‘целое, составленное из частей’) — совокупное множество закономерно связанных друг с другом однозначных элементов, которые структурируются на основе определенных принципов (важны взаимные отношения). Норма (от лат. norma ‘руководящее начало’) — та же система, но признанная, узаконенная и обязательная для исполнения. Другими словами, норма есть познанная (на данный момент) система. Система познается по своим функциям в процессе теоретического исследования (от лат. functio ‘исполнение’).

Соберем все представленные соотношения с точки зрения понятий реализма:

Нижний уровень отношении представляет собой зримый результат верхнего уровня идей, отраженно существующих в сознании; если изменение, метод или норма могут быть представлены конечным списком, то верхние их сущности — абстрактные — в принципе безграничны. На другом уровне сравнений верхний уровень можно соотнести с концептумом, а нижний — с концептом.

К понятию концепта в те же 1920-е годы, когда на Западе складывалось учение о ментальности, подошли петроградские ученые. Сначала А. А. Ухтомский высказал мысли о психологической доминанте и ускользающем хронотопе, затем В. И. Вернадский — о всепознающей ноосфере и, наконец, бунтарь-философ С. А. Аскольдов (Алексеев) — о концепте. На протяжении 1920-х годов учение сложилось в зачаточном виде, пригревшись в стенах Петроградского университета.

Но, как это обычно и бывает, сложилось оно слишком рано — мысль опередила события. Перед страной и наукой стояли другие задачи, перед обществом — тоже. Вдобавок, действовали сокрушающие законы корпоративности: биолог Ухтомский, геолог Вернадский и философ Аскольдов в мыслях своих шли параллельно, но явления терминологизировали по-разному, в духе собственных своих научных традиций, и каждый получил известность в определенной научной среде, отчасти изолированной от соседних. Всемирный разум, генетически закольцованный в умственной доминанте и представленный в мистической «монаде» концепта, не был явлен миру во всех подробностях своего существования.

Академические встречи и предварительный обмен мнениями разнесли эти несобранные воедино идеи по миру; высланные из Петрограда ученые делились ими с германскими и французскими коллегами. Неопубликованные до поры, эти идеи подхватывались расторопными европейскими умами, основательно прорабатывались немецкими и изящно отделывались французскими учеными, Представление о явлении облеклось в национальные формы языка, но споры об основной единице ментальности долго тревожили умы.

Научное направление родилось в многонациональной среде Петрограда, в тяжелые годы послевоенной и послереволюционной разрухи. Заканчивая путь классического русского реализма; став философской силой, оно сгустилось из православного миросозерцания, подпитанного идеями последнего платоника Европы — Лейбница: идею концепта сформулировал лейбницианец Аскольдов. Только реалисты могли понять непротиворечивую противоположность сущности и явления, нарекая их разными именами: концепт и понятие, — но представляя их как единство; только реалисты способны были осознать, что понятие как актуальное проявление концепта конструируется путем научной расшифровки высокого символа (образного понятия) житейским его образом.

XXI век подхватил и развил учение о концепте, представив его в виде разнообразных вариантов. Основную единицу ментальности можно представить различными терминами, но чаще всего употребляемый термин «концепт» легко смешивают с «понятием», поскольку в латинском языке conceptus — то же, что и понятие, тогда как существует форма среднего рода conceptum, означающее «зерно» — в данном случае, зерно первосмысла, «прорастающее» в текстах законченным смыслом. Концептум отличается от концепта-понятия как сущность от явления. Именно концептум представлен в клетке 0, выступая в качестве языковой манифестации непроявленного понятия — концепта

Понятие — самый недолговечный элемент смысла, вот почему ему постоянно нужно «давать определение», определяя его отношение к глубинному концептуму. Понятие все время изменяет свои контуры, приспосабливаясь к сиюминутным общечеловеческим нуждам. Образы концептума всегда индивидуальны, символ — неотъемлемая принадлежность данной народной культуры, а понятие — достояние всех людей; хотя и оно облекается в слово национального языка. Отсюда ошибочное заключение, что и ментальность тоже является достоянием всех людей, что это — общечеловеческая категория. Но в европейской культуре идея «понятия» — новая, известна не ранее XVII века, в русском языке сам термин понятие появился в начале XVIII века; до того обходились терминами представление и образ, а «понятие в слове» именовали разумом слова, т. е. смыслом. Известны слова Шеллинга, сказавшего, что «общее суждение Гегеля таково: задача философии состоит в том, чтобы вывести человека за пределы только представления» — иными словами, образ в мышлении заменить понятием. Сам Гегель так увлекся этим, что обожествил понятие — так всегда происходит с неофитами.

Данное здесь определение предполагает объективность концепта, национальный характер полного его проявления и сохранения как признака народной культуры (в символе), возможность гибкого воспроизведения логических операций сознания в понятиях, которые каждый раз предстают как новое явление исходной сущности (смыслового «зерна» концептума).

Итак, образ, понятие и символ как феноменальные проявления концепта будем считать содержательными формами концепта в общем проявлении концептума. Три наличные формы слова: внешняя (фонетика) представлена явно; внутренняя — смысловая, представлена отвлеченно в «семантическом треугольнике» — это Логос, содержательная — абстрактно в «концептуальном квадрате» — это Концепт.

Задание:

Почему понятия «ментальность» и «концепт» появились в разных культурах?

«Концепт есть попросту то, что мы называем единством противоположностей: единство мышления с его предметом» — таково классическое определение, данное А. Ф. Лосевым.

Концепт является основной единицей ментальности в языке. В отличие от понятия он сохраняется устойчиво, постоянно и независимо от формы его представления (объективации) в образе, символе или понятии.

Дальнейшее вглубление во внутренний смысл концепта определяется уже на терминологическом уровне и восходит к двум формам латинского корня concept- — к словам conceptus (мужского рода) и conceptum (среднего рода).

Из многих определений концепта, часто смешивающих концепт с понятием или с концептуальностью (текста — conceptio), мы избираем следующее: концептум есть сущность, явлением которой выступает понятие через посредство содержательного концепта. Понятие (концепт) и концептум разведены на основе различения латинских соответствий: conceptum — зерно (первосмысла / первообраза), conceptus — понятие. В нашем понимании концепт противопоставлен концептуму как сущность ее первосмыслу. Термин «концепт» оправдан в описании современного понимания концептума, термин «концептум» удачно укладывается в историческое описание концепта.

Как и всякая идеально ментальная сущность, концептум нематериален, поскольку он неподвижен и лишен структуры, он находится вне действия поведения. Это сущность самого «тонкого уровня» и потому незрима, а «невидимо то самое, в чем всё и всё едино» (Е. Н. Трубецкой). На внешнем уровне концепт структурируется благодаря движению своих содержательных форм — образа, символа и понятия, — но ни одна из них сама по себе недостаточна для полного постижения концепта, поскольку представляет собой только единичное проявление трехмерности трехзначного целого (единого), и «понимает» лишь тот, кто следит за сменой концептуальных форм в их воссоздаваемом целом — в реконструкции концептума. Отсюда в Ментальном словаре и представлено, казалось бы, странное «повторение» одного и того же концепта в его словесных формах = образной (сущее), символической (существо) и понятийной (сущность). В связи с этим следует оговориться, что не все слова, представленные в словаре, в полной мере выражают концепты: многие из них дейктически отсылают к концептуму, но сами концепта не выражают; ср. «связку» (семантическую парадигму) общее, общение, общественное, община, общество, общественность, общительность, в которой только первое слово почти точно отражает концептум в чистом виде, тогда как остальные всего лишь отсылают к нему в формах имени или термина. Равным образом символ «совесть» поддерживается существованием слов совестливый — указывает на содержание, и совестливость — законченное абстрактное понятие, включающее в себя и объем, и содержание. Выражение концепта понятием происходит в слове естественного языка, проходя путь от символа через образ.

Сказанным определяется существенная роль концепта-концептума в поле ментальности: именно концепт «держит» единство слова во времени и пространстве. Поскольку «значений» слова может быть несколько, и все они проявляются контекстно («каждое употребление слова — самостоятельное слово»), то только концептуальный его смысл создает единство слова, подчеркиваемое на письме формально — отдельной лексемой.

Таким образом, соотношение между сущностью и явлениями ментального плана представлено как точка концептума, в своем проявлении никогда не дающая прямой линии. Линия — это концепт, тогда как понятие — точка на этой линии. Концепт явлен в пространстве существования через движение его содержательных форм (энтелехия — εντεχεια — как полное раскрытие внутренней цели), совокупность которых позволяет читателю прорисовать контуры самого концептума. Пространственно-временные координаты концепта расчленены только в сознании и познании, сам концептум находится вне времени и пространства — это помысленная «вечность» и «безместность» исчезающей точки. Концепт как явление концептума соединяет в себе прошлое и будущее (причину и цель), не являясь настоящим, соединяет и тут и там, не будучи здесь. Он соединяет в себе рациональное и иррациональное, не являясь ни положительным, ни отрицательным. Концептум есть исходный смысл, не обретший формы, это сущность, явленная плотью слова в содержательных формах — конструктивных (образ и символ) и структурной (понятие). Дать полное определение концепта можно лишь апофатически — в отрицательном утверждении через его содержательные формы.

В связи с этим и различаются эвристические позиции реализма, номинализма и концептуализма. Концептуалист, исходя из «идеи», работает понятием, поскольку в его распоряжении оказываются одновременно и объем, и содержание понятия. Однако вместе с тем конечной целью его изысканий является смысл (текста), т. е. линия b—а (Слово---Вещь) — и вектор развития ----------- >. Номиналист же изучает словесные значения, поскольку его целью является линия b—с (Слово Идея); однако, повязанный предметным значением в тексте (в вещи), он совершает подмену, за значение слова принимая одно только предметное значение. Реалист в более выгодном положении. Он имеет дело не с одним из векторов Логоса (семантического треугольника), а со всеми тремя сразу. Это круг, каждая часть которого подтверждает существование прочих и доказывает неисчерпаемость центра, в котором все сходится — Слова b, представленного в любой проекции Логоса (т. е. присутствующего и у номиналиста, и у концептуалиста, и у реалиста). Реалист различает смысл как реализованное значение и значение как проективный смысл. Только реалист не смешивает смысл и значение, потому что оба исходят из Слова. Для него это разные сущности одного и того же — концепта. И номиналист, и концептуалист (в этом они едины) под видом значения слова передают его риторические смыслы (тропы), коннотации и т. п. Тропы — не значения слов, а их текстовые смыслы. У каждого слова-понятия только одно значение, у слова-символа — замещающие значения.

Пример. [Рука] в исходном славянском образе — «хватающая», а в заимствованном христианском символе — «властная сила, власть». Развитие признаков начиналось с типичных именно для символа, отсюда и руководитель, и поручаться (брать под свою власть), и ручной (прирученный) и даже основатель Москвы Юрий Долгорукий (властный). Понятийное значение развивалось постоянно, сегодня оно таково: «верхняя конечность человека от предплечья до кончиков пальцев». В современном просторечии возникает неожиданное образное понятие волосатая рука с выделением идеального признака, лишь косвенно обозначающего руку (покрытая волосами, косматая и лохматая), но в метафорическом смысле это аналитическое понятие представлено как властная сила, способная всюду проникнуть и все захватить, но при этом рука вороватая (возвращение к первообразу — «хватающая»). Языческий первообраз и христианский символ по-прежнему воссоздают себя и в новом общественном контексте, который, сгущаясь в особом контексте, порождает новый термин, снятый с типично русского сдвоенного (метонимичного) понятия волосатая рука, а именно волосатость для выражения вороватой власти (коррупции): «у него такая волосатость, что ему всё нипочем».

Таким образом, концепт выступает реальным средством понимания концептума, концепт выступает как бы скорлупой ядра, представляющего собой сокровенный смысл имени, еще не обретшего формы слова. Обретшее же форму слова имя становится понятием. Такова триединая нераздельная категория Логоса в последовательном развитии от не-сущего концептума через осмысленный концепт к явленному в слове понятию. Путь движения противоположен соотношению содержательных форм слова: от явленного образа через помысленный символ к содержательному понятию. В точке понятия смыкаются обе линии развертывания, и именно потому, что понятие есть явленный концептум, в данный момент достигнутый пониманием всех. В общности понятия состоит родство всех языков, а это навевает мысль о прежнем единстве языков, когда все народы «понимали» одинаково.

Заключая, представим синергическую формулу категории «Концепт»:

где концептум является скрытым источником идеи, концепт предстает в своих содержательных формах и создает условия для реализации логического понятия в конкретном мыслительном действии. Эта категория отражает категорию Логос в ее содержательном смысле.

Задание:

Каковы философские основания двоения концепта?

Представленное нами понимание концептума отличается от философского определения термина концепт как понятия. В последнем случае концепт (от лат. conceptus — понятие) соотносится с неким смыслом высказывания, с концепцией текста. Следовательно, смысл здесь то же, что и значение, но значением называется денотат и десигнат (объем и содержание понятия), а смыслом — связь знака-слова с обозначаемым им предметом.

Концептум как зерно первосмысла предстает в синкретизме (слитности) всех признаков явленного концепта — идеи-понятия; смысл и значение в нем совмещены, контекстно заменяя друг друга. В своих толкованиях мы идем не от понятия к слову (как концептуалист), а от слов к сущностным признакам содержания понятия, явленным в его содержательных формах. Влиятельное философское течение, феноменологизм понимает развитие не исторически — как «перечленение понятийного поля», раз и навсегда заданного, делимого словами-знаками, в результате чего не возникает «приращения смысла» в слове (термин Б. А. Ларина). Понятие подавляет всё языковое, лингвистическое, узко — семантическое. Между тем для воссоздания концептума приращение смысла как раз и важно: только на его основе, в результате развития семантической доминанты концептума мы и получаем объективную возможность не конструировать, а реконструировать исходный концептум как концепт на основе всех его содержательных форм — образа, символа и понятия в их исторической последовательности. Такова верхняя граница явленности концептума, что и позволяет включить в его описание интуицию носителя языка. Концептум обеспечивает сохранение семантики словесного знака в пространстве при одновременном ее развитии во времени путем «считывания» смысла с классических текстов. Благодаря концептуму конвенциональная связь слова с предметом, минуя отношение слова к идее-понятию, сохраняется во времени и предстает как ключевой компонент духовной культуры народа (сохраняя его идентичность).

Из различных функций слова как знака:

- номинативной (знак обозначает),

- коммуникативной (знак как средство общения),

- прагматической (знак как средство экспрессии и эмоционального воздействия),

- сигнификативной (знак как обобщающий знак, как знак знака — символ).

Для наших целей наиболее важной является последняя из числа указанных (отчасти и первая), поскольку именно сигнификативная функция значения связана с актуализацией (действием) в словесном знаке национальных концептов. Коммуникативный и прагматический аспекты имеют внешний характер.

Таким образом, основная цель исследования концептов состоит в выявлении и формулировании семантической доминанты, не изменяющейся с течением времени, как основного признака в содержании выраженного словом концептума. В этом смысле концептум выражает по преимуществу национальные коннотации (co-значения), а именно потенциальные семы сигнификативной функции языка.

Из основного определения следует, что:

- концептум проявляется и действует в силовом поле между общим значением слова и его смыслом в тексте;

- его определение устанавливается на основе многих семантических корреляций (соответствий) и не ограничивается только литературным текстом;

- грамматически, как сущностный признак, концептум представлен, главным образом, в имени, выражающем обобщенный признак (напр., суффиксальным именем самого отвлеченного значения из ряда однозначных: белизна, а не бель, белота, белость, белина и т. д.), а при отсутствии таковых как имя прилагательное в форме среднего рода; не исключаются слова и в других грамматических формах (типа брать, гулять, пить);

- определение концептума не повторяется в однозначных (однокоренных) и во всей цепи производных слов, а также при наличии отрицательной частицы или при незначительном (в тексте) изменение смысла слова — но не самого концептума;

- возможны взаимные отсылки от одного концептума к другому, а также сводные таблицы, объединяющие основные концептуальные ряды;

- как правило, даются параллельные тексты иностранных авторов для указания на сходства или отличия в смыслах национальных ментальностей.

Надежнее всего концептум выявляется на основе:

- архаических значений слова — это максимально нижняя граница представления концептума в его содержательных формах (например, глубокий понимается не как 'вырытый’, согласно этимону, а как ‘заполненный до дна’);

- переносных значений слова (например, культурные коннотации французского слова еаи и русского вода не совпадают, и это видно только на переносных значениях: соответственно ‘отвар’ — и ‘нечто, лишенное содержания’);

- новых словообразовательных моделей, по которым можно установить направление в развитии неосуществленных еще сем (например, по возникавшим в последовательности предъявления прилагательным типа земной, земский, земельный, земляной легко определить исторически возникавшие из родовой синкреты земля и закрепившиеся в языке отдельные значения исходного имени; также производные от слова дом: домовой, домовый, домовитый, домашний, домовный — последовательно реализуют значения слова дом как ‘кров’, как ‘хозяйство’, как ‘здание’; заметим, что производные вообще образуются обычно от слов родового значения (гиперонимов), как здесь — от слова дом, а не от гипонимов видового значения типа изба, хоромы, чертоги, хижина и т. д.;

- по контрастным соотношениям с антонимами, синонимами и в связи с системными соответствиями близкозначных слов (например, определение концептума «глубина» осуществляется на сравнении с соответствующими концептумами «высота», «широта» и др.);

- по сочетаемости слов в определенных узких контекстах (словесных формулах), т. е. на основе синтагматических отношений; например, значение ‘кров’ слово дом получает в сочетании с притяжательным местоимением мой дом, значение ‘здание’ — в сочетании с указательным местоимением (э)тот дом, значение ‘семья, домочадцы’ — в сочетании с относительным местоимением весь дом и т. д.;

- калек, которые позволяют выявить принципы семантического наложения (ментализации) воспринимаемых культурных концептумов (например, «рука» как символ власти, «голова» как символ силы — результат калькирования греческих концептумов);

- увеличения объема понятия посредством гиперонимизации (сведения к роду), которая создается в пределах данной культуры по определенному принципу (например, в русской традиции по принципу соответствия ипостасям Троицы: как родовое Бог-Отец с двумя видовыми — Бог-Сын, Бог-Дух святый);

- возникающих в результате описанных процессов замен словесного выражения концептума как явленного в понятии (например, жалованье заменяется словом зарплата, а затем получка).

Таким образом, при выявлении и определении концептума через концепт важны всякие признаки, актуализирующие его в слове.

Здесь уместно возвратиться к понятию «семантической константы». Когда эта константа строится на основе абстрактного концепта, выявить концептум оказывается достаточно просто. Так, семантические константы

Суть → Сущее; Существенность; Существо

Общество → Общее; Общность; Общение

представляют суть и общество в реальности, а все остальные признаки в мыслимом виде, сверху вниз — последовательно как образ, как понятие, как символ. Их последовательность предстаёт как следование условия (сущее, общее — образы), причины (существенность, общественность — понятия) и цели (существо, общение — символы замещения), и читается как «существующая существенность существа», «общая общность общения». Исходные корни *s-t и *ob представляют значения «нечто существует» и «нечто собирается (вместе)» (лат. ob — «внутри») — это и есть концептум, как в зеркалах представленный концептом в своих содержательных формах. «Свет далекой звезды», уже погасшей.

Задание:

Какие технические приемы выявления концепта вы считаете наиболее продуктивными?

Говоря о работе реалиста над словом, Дм. Галковский говорит:

(Он) исследует язык, но не разрушает его. Лишь иногда во время своей филологической акупунктуры он достает глубоко воткнутой иголкой один из индоевропейских корней, и тогда на мгновение болевой шок срывает пелену с глаз.

Исследовательская «иголка» выковыривает первообраз концепта, сохраненный в его этимоне.

Уточняя понятие концептума, следует отметить, что материально в первом приближении он есть то же, что и «внутренняя форма слова», открытая В. фон Гумбольдтом и разработанная А. А. Потебней как «ближайшее значение слова». Это — выраженное в устойчиво образном словесном корне представление о существенном признаке номинации. По мнению Иоганна Вайсгербера, «сердцевину языкознания и следует искать в исследовании... проблем, связанных с внутренней формой языка», поскольку «только с точки зрения родного языка можно понять, почему мы мыслим именно так, а не иначе».

Теория ментальности предполагает постоянное возобновление концептума в новых его формах; исторически и системно концептум есть инвариант всех возможных значений, данный как отношение смысла слова к обозначенной им вещи. По суждению А. Ф. Лосева — «концепт есть единство смысла и вещи».

Основные признаки «внутренней формы» в традиционном ее понимании совпадают с функциональными свойствами концептума:

- постоянство существования, причем развитие происходит путем развертывания внутренней формы до логического (на данный исторический момент) предела, возможного в границах данной культуры; ср. известное развитие смысла в словах типа жалованье или верста;

- художественная образность, т. е. сохранение устойчивой связи с производными по корню словами, в результате чего

- сохраняется семантический синкретизм корня, представленный как семантический инвариант всей словообразовательной парадигмы, и продолжается

- встроенность в систему идеальных компонентов данной культуры (показано Потебней именно на истории слова верста);

- общеобязательность употребления для всех, сознающих свою принадлежность к данной культуре, поскольку

- проявление концептумов народной ментальности в общем и составляет обыденное сознание представителя данной культуры, которое редко проявляется вовне, у посторонних данной культуре субъектов.

Представление об идеальной сущности концептума дают примеры употребления слов, которые не имеют своих производящих основ. Так, причастия типа бандитствующие, фашиствующие в современных публицистических текстах должны бы образовываться от глагольных основ, но соответствующих глаголов в русском языке нет; создающий определение признак «снят» непосредственно с имени (выражает концепт), которое было заимствовано и потому не имеет концептуального зерна в русском сознании (бандит, фашист). Неизбывный, неутолимый, несчастный и т. д. мы должны бы воспринимать в противоположность тому, что можно «избыть», «утолить» или «сделать счастливым» — но подобных этому положительных признаков также нет в русских словесных знаках; при всем том, мы прекрасно понимаем, о каких оттенках печали идет речь. Только по полной системе взаимных соответствий ключевых признаков культуры, скрытой в глубинах словесного знака, можно воссоздать концептум — по следу, оставленному им в текстах, по движению его смысла в преобразованиях содержательных форм через образ, понятие и символ.

Внутренняя форма слова и концептум не совпадают в своем содержании. Например, последовательность появления признаков обаятельный (1704) — очаровательный (1822) — обворожительный (1847) в общем для них значении ‘чарующий, пленительный’ показывает смену конкретного признака «чарования» при общности концептуального ядра (концептума) — «колдовские чары». Сначала колдовство словом, затем собственно колдовством, наконец — ворожбой. Хронологические границы появления слов условны: первое явилось до XVIII в., второе — факт XVIII в., третье распространилось в XIX в. Последовательная смена терминов максимальный — оптимальный — экстремальный уже в наше время демонстрирует тот же путь «приближения к концептуму», в данном случае — стремление передать высшую степень качества. Но «внутренняя форма» каждого из прилагательных — своя самостоятельная, особая, отличная от остальных.

В принципе, и «этимология слова сама по себе не раскрывает нам всего содержания слова. Этимон слова часто лишь исторически входит в его содержание» (М. М. Бахтин). Однако как исходная точка анализа этимон полезен — в той мере, в какой он установлен верно и исчерпывающе. Помощь в этом может оказать исторический материал (ст.-сл. и др. рус.), корректирующий установленную этимологию.

Соединяя все представленные понятия, отметим различие между их содержанием. Этимон есть конструкт сущности, тогда как внутренняя форма — явленность этимона; концепт — формальный конструкт концептума, тогда как сам концептум — реальная сущность сознания в подсознательном.

В результате концептуальное поле сознания современного человека определяется постоянным и неустанным «освежением образа» слова при одновременном обогащении смыслом, но при обязательном сохранении национального своеобразия в коренном отношении — единство концептума держит и сохраняет единство речемысли. Необходимый синтез коллективного знания и личного сознания происходит на основе концептумов данной культуры как способ и возможность дальнейшего познания.

Задание:

В чем заключаются существенные различия между понятиями: «внутренняя форма», «этимон», «концептум» и «концепт»? Если внутренняя форма предстает как первообраз, то с какими содержательными формами концепта можно соотнести этимон и концептум?

Работа над Словарем ментальности в свое время поставила важную проблему — о соотношении концептов разной силы, емкости и энергии, которые внесены в Словарь и даются в нем сжатыми определениями. Нам совершенно непонятно стремление некоторых когнитивистов поставить знак равенства между всякими единицами смысла и назвать их всех концептами (образы, пропозиции, гештальты, фреймы и пр.). Между ними, несомненно, существует какая-то связь на уровне взаимных отношений, но концепты суть самостоятельные члены ментального ряда, и смешивать их с формами их проявления вряд ли целесообразно (и продуктивно).

Эмпирически ясно, что отношение таких концептов, как «закон», «правда», «истина» и подобных к другим, например, «вода», «рука», «дом» ограничено чисто лексическим соотношением, вбирающим в себя противопоставление «абстрактные — конкретные» имена, передающие те или иные концепты. Ясно, что относительная их сила и важность в системе различаются.

Мы предложили следующее соотношение признаков, с помощью которых можно представить иерархию концептов русской ментальности. Эти признаки основаны на трех содержательных формах концепта. Признак кардинальный определяется понятием, тогда как признак коренной связан с образом, а признак основной — с символом. Содержательные формы определяют последовательность в иерархии: коренной — кардинальный — основной; все идет от корня и стремится к основной форме национального символа. В таком случае, концепт «закон» связан с кардинальным признаком, потому что устанавливается понятийно и дается в определении; концепт «правда» соотносится с коренным, поскольку связан с коренным образом русского нравственного права, а концепт «истина» устанавливается как основной, так как на нем основана система логических сущностей, пропитанных тем же нравственным началом. В этом смысле «истина» — «больше символ», чем «закон».

Другая система признаков, которыми может определяться иерархия концептов, возможна установлением от позиций семантического треугольника.

Позиция от вещи — номиналистическая, позитивистская — определяется лексикой конкретного значения, которая может быть измерена, описана и оценена в соответствии с «вещностью» предмета. Например, легко описать концепта «вода», «дом» или «рука».

Позиция от слова охватывает лексику отвлеченного значения, например, «жидкость», «вещь» или «тело». Описание её погружает уже в помысленные сущности, далекие от конкретной «вещности».

Позиция от идеи важна при классификации абстрактной лексики, которой исключительно много возникает в наше время, в эпоху «логического мышления». Сюда относятся термины типа «закон», но больше всего слов с суффиксом -ость, ср. последовательное накопление имен знак — значение — знаковость — значимость — значительность, из которых первое слово конкретно, второе отвлеченно, а три последних относятся к числу абстрактных.

Эти три позиции различаются тем, что тип «от вещи» дан как прямое отражение вещного мира и в принципе не поддается дальнейшей классификации, тогда как тип «от слова» задан системой лексических связей, существующих в данном языке, а тип «от идеи» попросту приписывает слова в соответствии со структурой выделенных различительных признаков концептума (знаковость от знаковый, значимость от значимый, значительность от значительный). Признаки эти — «атомы смысла» на основе мотивирующего признака, связанного с внутренней формой слова, т. е., другими словами, с исходным образом слова и образом как содержательной формой концептума. Таким образом, «структура» понимается как проявление концептуализма (откуда и сам этот термин), тогда как «система» порождена реализмом, а эмпирический набор вещных признаков — результат действия номинализма. Сложность состоит в том, что в современной исследовательской практике не наблюдается чистоты методов и методик, очень трудно уследить, где кончается крайний номинализм (т. е. собственно номинализм в виде терминизма) и начинается умеренный номинализм, т. е. концептуализм.

Дополнительным соответствием в иерархии признаков можно считать соотношение физического проявления образа, логического — понятия и психологического — символа. В таком случае, общим определением концепта «вода» в иерархии признаков станет коренной образ с физическим и психологическим наполнением, а концепта «рука» — основной символ также с физическим и психологическим наполнением. «Наполнение» выражает идею связи — в первом случае образа с образным и символическим содержанием, а во втором — символа с таким же содержанием. Русской ментальности в принципе чуждо понятийное определение этих концептов, поэтому научно понятийное их определение в словарях носит вполне искусственный характер. Ср. определения «воды» в Толковом словаре Даля и в академическом словаре:

В. И. Даль: «Вода... стихийная жидкость, ниспадающая в виде дождя и снега, образующая на земле родники, ручьи, реки и озера, а в смеси с солями — моря». Затем даются уточнения понятийного характера, причем составленные «русским способом», т. е. образным понятием: определения дают содержание понятия, а само слово вода — его объем: вольная вода — глубина, матерая вода — фарватер, сочная вода — половодье, мертвая вода — от которой срастаются кости порубленного воина, оживающего затем от живой воды, земляная вода — половодье при вскрытии рек, целебная вода — содержит в растворе соли, и т. д.

Академический словарь: «Вода — прозрачная бесцветная жидкость, представляющая собой в чистом виде химическое соединение водорода и кислорода, содержащаяся в атмосфере, почве, живых организмах и т. д.» — при сохранении образных понятий мертвая вода, святая вода и др., и новых по происхождению сухая вода — дистиллированная, тяжелая вода, жесткая вода.

Эта иллюстрация подтверждает, что Словарь Даля — в его толкованиях русский ментальный словарь, составленный в то время, когда о ментальности и концептах даже не помышляли, а русская ментальность еще существовала в своей полноте и силе. Концептуальное определение исходит из основного символа с физическим и психологическим (образ и символ) содержанием, минуя понятийное, состав которого выдает его западноевропейское происхождение. Мы уже не один раз убедились в том, что понятие представляет собою вре́менное замещение символа, необходимое в целях прагматического действия; образные понятия исполняют ту же функцию.

Задание:

На каких основаниях строится иерархия концептов; какую роль при этом играет концептум?

«Поскольку новых простых слов придумывается очень мало, значительная тяжесть в фиксации новых структур знания — новых концептов или, точнее, концептуальных структур, приходится либо на регулярную полисемию, либо — в большинстве случаев — на словообразовательное моделирование» (Е. С. Кубрякова). Отталкиваясь от этого суждения, рассмотрим принципы оформления концепта в словесном знаке.

Сложное переплетение содержательных форм создает классификационную путаницу и часто затушевывает смысл этих форм, но всегда действует в одном направлении: отражает результаты наглядного, образного или ассоциативного мышления в цельной его ценности, максимально приближаясь к выражению концептума в актуальном концепте.

Определенно общеславянские слова — все символы, древнерусские — особенно ранние по образованию — образные понятия, т. е. те же символы, но «мягкого» смысла: понятие в образе. Все новые образования, преимущественно производного характера, и особенно с конца XVII века суть чистые понятия, представляют собою полное выражение концепта в актуальном значении. Например, концепт «знак» исторически представлен последовательно словами имя — это символ общеславянского единства славянских диалектов, знамя — это образное понятие древнерусского языка, знак — уже законченно и однозначно понятие. Слова старославянского и раннего церковнославянского языка суть символы по определению: они замещают греческие концепты, т. е. получены в наследство от античной культуры. Точно так же символами являются выражения, теперь толкуемые как метафоры: «из глубины сердца». Метафорой оно было в устах Иоанна Златоуста, в греческом оригинале славянского перевода. Глубина предстает как непостигаемая потаенная сущность, и в славянском тексте становится символом.

Трудность состоит и в том, что часто оказывается сложным разграничить общеславянские (древнейшие) и древнерусские слова, поскольку первоначальные древнерусские тексты еще не выделяются из церковнославянских, а эти через старославянский язык связаны с общеславянским. Слово знамя определенно общеславянское, но в старославянских текстах не представлено (есть только знамение), а в разговорной речи имело узкий конкретный смысл; свое развитие семантика слова получила в древнерусском языке. Трудно разграничить эти источники и потому, что с точки зрения современного языка, в ретроспективе, и те и другие представляют собою символы, хотя и разной насыщенности; кроме того, понятие «древнерусский язык» растянуто во времени на шесть веков и может включать в себя поздние славянизмы. Тем не менее, спектр из трех составляющих: языческий общеславянский — христианский древнерусский — современный — в подавляющей массе слов представлены выразительно и в законченных формах.

В отличие от самого концепта, его содержательные формы представлены в словесной форме, но различным образом. Слова А. А. Потебни о том, что «разница между образом и понятием та, что чувственный образ есть неразложимый комплекс почти одновременно данных признаков... Иное дело, когда я этот чувственный образ... превращаю в понятие: одновременность известного количества признаков превращается в последовательность» — сегодня нуждается в уточнении. Суть уточнений в том, что переход от образа к понятию — не момент, а развитие.

Образ представлен в любом слове постольку, поскольку оно является производным и связано со значением производящей основы: образность — от образный, образный — от образ, образ от раз(ить). Образ не имеет собственного значения, поскольку погружен в смысл, но в тексте представляет переносные значения слова. Образ вообще выражает индивидуальное понимание концепта в актуальном ряду действий.

Символ выражает свое значение в тексте; совокупность его значений составляет смысл символа. Это наиболее гибкая содержательная форма, национальная по сути и ускользающая по точности в своей форме. Если символ аналитическим термином представить как «образное понятие», легко увидеть последовательность перехода от психологической операции восприятия образа к логическим действиям понятия:

образ → образное понятие (символический образ) x → образное понятие → понятие

В представленном следовании образ объективен, он отчуждается от воспринимаемого предмета, становясь достоянием сознания, и, будучи понятым, становится «образным понятием» (буквально — образным пониманием), которое, накладываясь на однородные предметы, переходит в статус «образного понятия», то есть символа; «усушение» символа за счет утраты («стертости») образа порождает законченное понятие, на основе которого и строится строгое логическое мышление, полностью отвлеченное от вещной реальности, системой понятий создается «балет бескровных категорий». Точка х — исторический момент перехода от номинализма к реализму в начале XV века.

Русский культуролог П. М. Бицилли лет сто назад заметил относительно русского типа мышления:

Это мышление с недодумыванием, а «в основе закона недодумывания лежит, может быть, не столько умственная леность, сколько неспособность к отвлеченному мышлению».

Весь древнерусский период нашей истории, до конца XVII века, это было действие символических образов, которые словесно слагались путем удвоения слов: имя прилагательное как выражение признака и имя существительное как предметное представление (истинная правда), или удвоением имен (правда-истина). При этом типичный, образный или реальный признаки создают колеблющуюся сеть отношений, которая поддерживает символический характер выражения. Образное же понятие, оставаясь символическим, преобразовывало признак в имя: истинная правда → истинность, или новейшее волосатая рука → волосатость. Понятием словесная форма становилась тогда, когда образный оттенок термина снимался — чаще всего путем привлечения заимствованного слова; так, истинная правда стала правдой абсолютной, волосатая рука — блатом, а любовная игра — сексом.

Древнерусская ситуация вос-при-ят-ия христианских символов связана с моментом действия образного понятия; средневековое осмысление воспринятых символов в словесном образе славянского слова есть уже образное понятие. Внешне этот тонкий перелом в сознании как будто не дает решительных изменений между XIV и XV веками, в действительности же изменяется точка зрения на соотношение мира вещного и мира вечного, идеального. Номинализм склоняется в сторону реализма. Образ есть вид вещи, ее подобие, тогда как понятие, хотя бы поначалу и образное, есть уже идея вещи. Сознание все больше удаляется от действительности вещного мира, вещей, в сторону реальности идей, замещая одно другим, вещь понятием о ней. Символ уподобления (образное понятие) сменяется символом замещения (образное понятие). Средневековый словесный символ замещает исходный вещный символ (например, радугу как предзнаменование удачи). Образное понятие оказывается понятым и потому становится образным понятием. Поэты пушкинской поры, как и сам Пушкин, широко пользовались образными понятиями, а поэты Серебряного века сто лет спустя предпочитали уже «чистые» понятия, главным образом с суффиксами -ние и -ость (при этом доходя до изысканной изощренности: «Папиросность моей сигареты» у Бальмонта).

Каждая культура живет символами, и она — культура лишь в той степени, в какой символична. Различие эпох состоит в том, что для древнерусской культуры символична вещь, средневековая культура под символом понимает скорее слово (это вербальная культура), а современная символизирует преимущественно идею (в мысли о слове и вещи). Имя — оно же и вещь, слово — оно же и знамя (т. е. символ в узком смысле), а знак напрямую связан с отвлеченной идеей, которою знак заряжен в соответствии с понятием о нем. Символ всегда искали в том проявлении семантического треугольника, на которое опирались в поисках сущности, т. е., в конечном счете, концепта.

Древнерусский символ — знак уподобления, средневековый — знак замещения; и тот и другой — мифологичны. В древнерусском обиходе символичны ключ, оружие, вино, копье, меч, все вообще предметы быта. Борода и волосы — символ мужества. Они уподоблены друг другу. Средневековье пошло дальше: символ отчуждается не только от вещи, но и от идеи — символ сосредоточен в слове, которое растет семантически. Именно тогда появились символы «любовь», «свобода», «совесть» и множество других, уже не связанных с вещностью предметов. Они окончательно заместили предметный мир и в идее. Но главное свойство символа — он имеет значение, т. е. отчуждает признаки вещи от самой вещи или, напротив, приписывает вещи прежде неосознаваемые признаки. Слово растёт навстречу символу, поскольку его внутренняя форма, выраженная в первообразе, постепенно совпадает с этим символом и логически, и психологически.

Понять символ — значит войти в понятие, т. е. посредством словесных знаков сделать доступным мышление в понятиях. Движение к понятию проходит свои пути. Сначала это образное понятие, своего рода также символ, но уже понятый. Уточним смысл выражения «образное понятие».

Как сказано, важным структурным средством создания образных понятий стало имя прилагательное, которое, прилагаясь к имени существительному, создавало возможность понимания нового явления: «иго» и «татарское иго» не одно и тоже. Неслучайность определений при конкретном имени можно установить простым экспериментом над однокоренными словами, например:

- дань — вольная, готовая, малая, надлежащая, насильственная, невольная, привычная, своя, смиренная; Д. врагу (дат. п.)

- дар — бесценный, внезапный, дорогой, золотоносный, изобильный, исключительный, истинный, природный, скромный, сладостный, случайный, счастливый, творческий; Д. слова (род. п.).

- по-дар-ок — новогодний

Ни одного совпадения, и замены эпитетов невозможны. Может быть природный дар, но дань природе Имя прилагательное в современном виде (полное, местоименное, т. е. как бы с определенным артиклем) — как определенно-определительное имя — явление современного русского языка. В старославянском и в его продолжении — раннем церковнославянском эти прилагательные выступали в неопределенном кратком виде как сущности, равноценные имени существительному; они и стояли обычно после существительного как уточняющий предикатив: домъ бѣлъ. Полные прилагательные — потребность сознания, нуждавшегося в поступлении в оборот всё новых образных понятий, в составе которых прилагательное выражало новое содержание видового признака концепта. Мир дробился в сознании и требовал дифференциации в оттенках.

Таким образом, понятие, как наиболее строгое соответствие концепту, может быть представлено аналитическим сочетанием двух имен (прежде всего следованием «прилагательное + существительное» — образное понятие), актуально отдельным словом, лишенным образно-символического значения (символическое понятие), синтетически при помощи суффикса -ость или заимствованным термином, также лишенным образного и символического значения; в последнем случае понятие особенно полно отражает «общечеловеческое» содержание конкретного смысла концепта.

Задание:

Какая содержательная форма концепта сегодня наиболее актуальна? Обоснуйте свой вывод примерами.

«Наращение смысла» идет двумя параллельными линиями семантического развития. Литературный язык обобщает понятия, путем максимального приближения к концепту, метафорически выделяя содержание (общинный→ общинность), тогда как разговорная речь стремится к наиболее широкому охвату традиционным признаком всё большего круга предметов, явлений и лиц, выделяя объем понятия метонимическим усилием мысли и по возможности сохраняя связанные с таким признаком образно-символические значения; при этом жаргон и диалект придерживаются традиционного содержания, а арго его намеренно извращает. Материалы Словаря ментальности показывают «рост» слова, его постоянно прибывающий смысл — до концептуального истончения в литературном языке и до максимального приближения к плоти мира в народной речи. Другими словами, это не «разные языки», а естественное удвоение в речи общего языка, на время утратившего связь двух своих форм — устную и письменную. Так происходит из-за преувеличенной склонности литературной речи к заимствованиям, т. е. реакции на утонченность рафинированных понятий, которые теперь нуждаются в однозначном термине, а в результате сбрасывают с себя концептуальный первообраз заменой заимствованных слов, начисто лишенных национального «первосмысла».

Заметно, какие средства язык выбирает для выражения концептума. Отглагольные имена сменяют старые суффиксы типа -ние на полное отсутствие суффикса (порывание → порыв от порывать), отыменные развиваются с помощью суффикса -ость через прилагательное (причинный → причинность от причина). Став формой выражения концептума, новое слово получает возможность уточнять свои признаки новым наращением смысла, но поначалу не посредством прилагательных признака, а родительным падежом имени, выражающим отношение. Так, новый термин порыв (1731) в сочетании с определением в языке Пушкина представлен «родительным отношения»: порыв досады, порыв души, порыв страсти, порыв гения, порывы сердца и т. д., а не досадный порыв, страстный порыв и т. п., как это стало возможным позже.

«Вызревание» концепта, явленного в термине как понятие с самым широким объемом при самом узком содержании, происходит при помощи метафорического осмысления в результате идеации:

общество → общественный → общественность

причина → причинный → причинность

система → системный → системность

существо → существенный → существенность

сущность → сущностный → сущностность

целость → целостный → целостность и т. д.

Каждый раз содержание понятия вытягивается из самого понятия, тем самым доказывая субъективность представления концепта: он помыслен как абстрактная сущность, извлеченная из внутренней формы слова, и представляет собой конструкт, приближенный к смыслу самого концепта. Связано это с тем, что содержание понятия устойчиво и постоянно, это десигнат. Причина конкретна, именно эта причина, тогда как причинность не только относится к любому проявлению причины, но и вообще включает в себя самые разные признаки причинного ряда, например — условие, ситуацию, отношение и т. д. То же относится к любому слову с суффиксом -ость, оно обозначает новую сущность родового характера сравнительно со своим производящим, расширяя рамки своего объема. Как и всякий концепт, такое слово представляет собой готовую структуру дальнейшего развития концепта — в случае, если это потребуется мысли в ее дальнейшем развитии.

Великая иллюзия нашего времени: заменив концепт понятием, мы утвердились в мысли, что постигли сущность, как она есть. Языческая магия образа и христианская вера в символ заменена преклонением перед научным термином, за которым всего лишь первое приближение к концептуму — понятие о концепте. Когда говорят, что конкретная мысль предшествует языку (слову в речи), то смешивают два эти уровня: понятие и концепт. Концепт как сущность — до слова (1), но понятие как явление — всегда в слове (2). Таким образом, реализм (положение 1) и концептуализм (положение 2) не противоречат один другому и по функции находятся в дополнительном распределении, поддерживая друг друга в момент мышления (т.е. организованного действия ментальности).

Соотношение между словом, понятием и концептом можно показать на историческом движении концептуального ядра (концептума), например, в смене эпитетов: обаятельный — очаровательный — обворожительный, выражающих один и тот же концепт Привлекательность. Слово свободно и проявляет содержательные формы концепта, тогда как сам концепт связан своими содержательными формами; концептум же есть единственность всеобщего представления.

Концепт «Честь» в скользящих признаках различения может быть представлен как последовательность образа («часть») с переходом в символ и с развитием в символы «Уважение» («весомость») или «Достоинство» («надлежит») с окончательным выходом в современные эквиваленты на терминологическом уровне понятий «Репутация» или «Престиж». Таким образом, лишь историческая перспектива позволяет воссоздать необходимую содержательную глубину и полноту концепта, и ментальность воспринимается вполне законченно только в исторической проекции полного преобразования концепта (его содержательные формы проявляются последовательно, т. е. исторически). Если же просмотреть всю метонимическую последовательность каждого такого ряда (здесь — от «Чести» до «Престижа»), то окажется, что семантически в понятии «честь» происходило сужение объема, развивалась гиперонимизация, отражающая переход от личной чести как части общественного к оценке общественным мнением. Концептуальное же зерно первосмысла — синекдоха «часть целого» — остается неизменным.