Контрабандисты Гора

Глава 54

В леса, раскинувшиеся к северу от Лауриуса, пришло промозглое холодное утро. Луч солнца, пронзив кроны деревьев, коснулся моего лица, заставив открыть глаза. К моему удивлению, проснулась я в тепле, укрытая его одеялом.

— Господин, — прошептала я.

Мужчина склонился надо мной, и я с радостью обхватила его руками.

— Я решил не продавать тебя в Виктории, — проворчал он.

— Почему? — не веря своему счастью, спросила я.

— Я решил избавить себя от беспокойства, связанного с необходимостью выкупать тебя обратно, — ответил мой господин.

— Рабыня просит об использовании, — прошептала я, и к моей радости он не отказался.

Цепь и кандалы уже лежали в рюкзаке. На моих плечах, поверх туники была накинута его куртка.

— Приготовься, — бросил мне господин. — Скоро выступаем.

— Куда мы направляемся, Господин? — полюбопытствовала я.

— В Викторию, конечно, — ответил он.

— Но если Вы не собираетесь меня продавать, — сказала я, — почему мы идём в Викторию?

— Это — город моего Домашнего Камня, — объяснил он.

— У вас есть Домашний Камень? — удивилась я.

— Конечно, — ещё более удивлённо уставился он на меня.

— А вот у меня нет, — вздохнула я.

— Разумеется, — усмехнулся мой владелец. — Ты же рабыня, товар, животное. У животных не бывает Домашних Камней.

— Я понимаю.

— Виктория — один из самых крупных речных портов на Воске, — сказал он. — Каждый день в него заходит до сотни галер.

— Представляю, какое там столпотворение, — покачала я головой.

— В городе много рабынь, — добавил мой похититель.

— Я по-прежнему ношу ошейник лагерной рабыни, — напомнила я.

— А кто об этом знает? — пожал он плечами. — К тому же этот мы снимем при первой возможности.

— И у меня будет новый ошейник? — спросила я.

— Конечно, — кивнул мужчина. — А почему Ты спрашиваешь?

— Ну, я подумала, — ответила я, — Господин мог бы освободить меня.

— Освободить тебя? — опешил мой владелец.

— Конечно, — сказала я, — а затем предложить мне заключить компаньонство, как это принято, а я могла бы принять, или отклонить предложение.

— С ума сошла? — осведомился он.

— Уверена, — продолжила я, — точно так же, как компаньонки могут стать рабынями, так же и рабыни могли бы стать компаньонками.

— Только глупец, — проворчал мужчина, — может освободить рабыню.

— Это — пословица, я права? — спросила я.

— Да, — подтвердил мой похититель.

Конечно, мне было это известно.

— Значит, Ты думаешь, что я — глупец? — уточнил он.

— Нет, Господин, — поспешила заверить его я. — Значит, на меня снова будет надет ошейник?

— Само собой, — кивнул он, — Ты же рабыня.

— И Вы не собираетесь освобождать меня?

— Нет, — отрезал мой владелец. — Ты не свободная женщина. Ты — рабыня. Твоя шея принадлежит ошейнику.

— Я поняла, — кивнула я.

— Тому или иному ошейнику, — добавил он.

— Но не обязательно вашем, — констатировала я.

— Конечно, — подтвердил мой владелец. — Ты принадлежишь к тому виду женщин, которые должны быть в ошейнике, которые принадлежат ошейнику. Таким подойдёт ошейник любого мужчины.

— Но Вы же будете держать меня в своем ошейнике? — уточнила я.

— Да, — ответил он.

— Вы хотите меня именно такой?

— Да, я хочу тебя такой, и Ты будешь у меня такой.

— В ошейнике?

— Да, — кивнул мой господин.

— Имуществом, бессмысленной рабыней?

— Конечно.

— То есть, Вы оставите меня себе?

— По крайней мере, пока Ты мне не надоешь, — пожал он плечами. — Вот когда я утомлюсь от тебя, тогда и продам.

— Я поняла, — вздохнула я.

— Уверен, это нетрудно понять, — усмехнулся мой похититель.

— И у меня нет никакой возможности как-либо повлиять на это? — спросила я.

— Не больше, чем у верра, тарска или кайилы, — сказал он.

— Я сделаю всё возможное, чтобы не наскучить моему господину, — пообещала я. — Я постараюсь, чтобы он был всегда мною доволен.

— Конечно, — хмыкнул мужчина. — Ведь Ты — рабыня.

— Просто я подумала, что могла бы быть для вас особенной.

— Как рабыня может быть особенной? — осведомился он.

— Я не хочу, чтобы Вы меня продавали, — призналась я.

— У тебя нет права голоса в этом вопросе, — напомнил мне господин.

— Я попытаюсь быть такой, чтобы Вы не захотели меня продавать.

— Возможно, я и не захочу тебя продавать, — пожал он плечами.

— Я очень надеюсь, что такого желания у вас не возникнет.

— Ты, конечно, и я это могу утверждать с полной уверенностью, принадлежишь к тому виду шлюхи, которые превосходно выглядят у ног мужчины, — заявил мой похититель.

— Мне остаётся только надеяться, что у меня получится сделать так, что Господин будет доволен мною, — сказала я.

— Получится, — ухмыльнулся мужчина, — в противном случае, Ты будешь наказана.

— И Вы стали бы бить меня плетью, — спросила я, — если бы я вам в чём-то не угодила?

— Разумеется, — заверил меня он, — причём немедленно и без жалости.

— А что будет написано на моём ошейнике? — полюбопытствовала я.

— То, что захочу я, — отмахнулся от меня мой владелец.

— Жаль, что я не умею читать, — вздохнула я.

— И тебя не будут этому учить, — сообщил мне он. — Ты больше нравишься мне такой, какая Ты есть, неграмотной. Это даст мне больше власти над тобой.

— Я даже не буду в состоянии прочитать свой собственный ошейник? — спросила я.

— Нет, — подтвердил он. — Но я скажу тебе, что там будет написано.

— А что там будет написано? — не унималась я.

— Возможно, что Ты — никчёмная тарскоматка, — буркнул мужчина.

— И кому будет принадлежать эта никчёмная тарскоматка? — поинтересовалась я.

— Мне, — отрезал он.

— Уверена, на моём ошейнике должно быть указано имя моего хозяина, — предположила я.

— Оно там обязательно будет, — пообещал мой господин. — Ты будешь ясно идентифицирована как моя собственность.

— И что же там можно будет прочитать, Господин? — снова спросила я.

И тогда, наконец, он сказал мне, что какова будет надпись на моём ошейнике, и я впервые услышала имя моего владельца, которое, по очевидным причинам, не должно появиться здесь.

— Красивое имя, — признала я.

— Оно не красивое, — буркнул он. — Оно сильное.

— В любом случае, — улыбнулась я, — это — имя моего Господина.

— Вот и не забывай об этом, — нахмурился мой похититель.

— Я вряд ли смогу забыть об этом, — заверила его я, — поскольку оно будет заперто на моей шее.

— Теперь Ты можешь поцеловать мои ноги, — намекнул он, — и поблагодарить меня за привилегию ношения моего ошейника.

— Рабыня, — сказала я, стоя на коленях и, снова и снова, прижимаясь губами к его ногам, — благодарит своего Господина за его ошейник.

— Продолжай, — велел мой владелец. — Мне приятно.

— Я ваша, покорная и принадлежащая, — объявила я. — И я хочу, чтобы это было так и никак иначе.

— Никак иначе не будет, — заверил меня он.

— Да, Господин, — прошептала я.

Какой счастливой я чувствовала себя у его ног. Как радостно было сознавать себя рабыней у ног своего Господина. Могут ли это понять, спрашивала я себя, свободные женщины? Дано ли свободным женщинам понять, что значит отдаться полностью, безоговорочно сдаться, любить и служить, не прося ничего и надеясь отдать всё? Впрочем, подумала я, не исключено, что многие из свободных женщин вполне могут понять это, а некоторые так наверняка, ведь что есть свободная женщина, как не рабыня на которую пока не надели её ошейник?

— Ещё, — потребовал мой господин, — ещё изысканнее, красотка кейджера.

— Да, Господин, — прошептала я.

Я не знаю, что на меня нашло в следующий момент, какой безумный импульс охватил меня. Я подняла голову и посмотрела на него, радостно и дерзко.

— Что случилось? — удивился мой владелец.

— Я не желаю для себя ничего иного, не хочу никакого другого пути, — заявила я. — Но что насчёт Господина?

— Не понял, — уставился на меня он.

— Быть может, Господин предпочел бы освободить меня, как я ранее предположила, а затем предложить мне заключить компаньонство, каковое предложение я могла бы, принять, если это меня устроит, или если прихоть возобладает надо мною, отвергнуть?

— Опять хочешь поиграть со мной? — осведомился мужчина.

— Значит, я могу заключить, — подытожила я, — что Вы намерены держать меня как рабыню.

— Ты действительно думаешь, — поинтересовался он, — что я позволил бы рабыне убежать от её цепей, любой рабыне, в том числе и такой рабыне, какой являешься Ты?

— Я не знаю, — пожала я плечами, а затем, решив, что это не будет лишним, добавила: — Господин.

— Ты — слишком рабыня, чтобы быть свободной, — усмехнулся мой похититель. — Вы слишком красива и возбуждающа для свободной.

— О-о? — удивлённо протянула я.

— Каждая клеточка твоего тела — клеточка рабыни, — заявил он.

— Да, мой Господин, — согласилась я.

— Ты — рабыня, — констатировал мой владелец.

— Да, мой Господин, — подтвердила я.

— И твой поведение стало причиной моего неудовольствия, — сообщил мне он.

— Я очень надеюсь, что я не сделала ничего, что было бы неприятно моему Господину, — пролепетала я.

К моему испугу мужчина рывком поставил меня на ноги, сдёрнул с меня свою куртку меня и потянул кончик раздевающего узла на моём левом плече. Туника мягко соскользнула вниз и легла вокруг моих лодыжек. И тогда он взял длинный шнур и связал им мои запястья, после чего толкнул меня на колени, а свободный конец шнура, привязал к стволу дерева, росшего примерно в ярде от меня.

— Господин? — дрожащим голосом произнесла я.

— Кто Ты? — спросил он.

— Рабыня, Господин, — ответила я.

— Уверена ли Ты в этом? — осведомился он.

— Я не знаю! — сказала я.

— Скоро Ты в этом убедишься, — пообещал мой похититель.

— Что собирается делать Господин? — спросила я, бросая взгляд через плечо.

К своему ужасу я увидела, что он достаёт из своего рюкзака плеть.

— Пожалуйста, не бейте меня! — взмолилась я.

Но он не стал слушать свою рабыню, обрушив на её спину град ударов.

После этого мой владелец опрокинул меня на спину и, схватив лодыжки, оттащил от ствола дерева так, чтобы мои связанные запястья повисли высоко над моей головой. А потом я была использована для его удовольствия, как рабыня, которой я была.

Закончив с этим, мужчина отвесил мне две пощёчины. Никакой жалости. Моя голова дважды мотнулась из стороны в сторону.

Наконец, он развязал мои запястья и бросил мне тунику, которую я тут же натянула на себя. Затем снова накинул куртку на мои плечи.

Сразу стало теплее.

— Ну что, Ты всё ещё думаешь, что я тебя освобожу, соблазнительная кейджера? — поинтересовался мой владелец.

— Нет, Господин, — ответила я.

У меня теперь отпали все сомнения относительно моей неволи. Я теперь сознавала себя рабыней, и только ею. Мною были недовольны, что ж, я была наказана за это, «немедленно и без жалости». Если до этого у меня и были какие-либо сомнения относительно моей неволи, то теперь они были рассеяны окончательно. Вопрос был прозрачен и прост. Я была рабыней, и только этим. Моё поведение не понравилось моему господину? Его плеть моментально дала мне это понять. Бесполезно уговаривать плеть, её тугая кожа неумолима.

Что интересно, хотя плеть внушала мне ужас, и я пошла бы на многое, лишь бы избежать её жгучих поцелуев, в этот раз я не был рассержена её вниманием. В данном случае это было полезно для меня. Я должна была быть наказана, и я была наказана. Его плеть заверила меня, что я была рабыней, причём его рабыней.

Я была рада принадлежать такому мужчине. Я была благодарна и горда, что была рабыней такого мужчины.

Украдкой рассматривая его, я задавалась вопросом, найдётся ли среди мужчин моего мира, столь многие из которых ослаблены, унижены, повреждены, запутаны в противоречиях, приучены сомневаться в себе и отрицать свои собственные гены, кто-нибудь кто смог бы хотя бы начать понимать такого мужчину. Пусть они дрожат и прячутся, и боятся даже думать о таком. Пусть они сколько угодно осуждают таких мужчин, если им это нравится, но в своём осуждении его, они осуждают, прежде всего, самих себя, если там, внутри них, ещё осталось что-либо, что можно было бы осудить.

Но гореане, и это было ясно с первого взгляда, принадлежали к человеческому роду.

Разве они нам не братья, не наши близнецы?

Так ли уж они отличаются от землян? Я так не думала. Разве что они не научились загрязнять почву и воду, не стали отравлять атмосферу, отказались унижать и позорить себя, не проявили никакого интереса к техническому прогрессу с его однообразным механическим трудом, отказались создавать ничто посреди ничего, идти по пути, ведущему в никуда.

Можно ли повернуть вспять путешествие по ложному пути? Можно ли жить, противореча природе, и не ответить за неизбежные последствия? Не лучше ли жить в согласии с природой и пользоваться всей её щедростью. Цветы и звезды не могут быть злыми.

— Приготовься, мы выступаем, — бросил мне мой владелец.

— Да, Господин, — отозвалась я, и он вручил мне свой рюкзак, уже надлежащим образом закрытый.

— Следуй за мной, — приказал мой похититель, — на два шага позади и слева.

— Да, Господин.

— Через пару дней, при некотором везении, — сказал он, — мы должны выйти к Лауриусу.

— Я — рабыня, — напомнила я. — Я не смогу выдерживать темп Господина.

— Тогда три дня, — заключил мой хозяин. — Это не имеет значения. Мы можем придумать, чем занять себя в пути.

— Я волнуюсь за большой корабль, — вздохнула я.

— К настоящему времени, — сказал мой владелец, — он либо остановлен и уничтожен в устье Александры, либо прорвался через заслон и находится где-нибудь на просторах Тассы, держа курса в направлении Дальних островов, и, боюсь, за них, на Конец Мира.

— А что насчёт таинственного груза? — поинтересовалась я.

— Приближается зима, не самое лучшее время для путешествий по широкой, бурной, жестокой Тассе, — покачал он головой. — Это время холода и льда, непроницаемых туманов и коротких тёмных дней, штормов и волн, настолько высоких, что в состоянии соперничать с летящим тарном, и столь же могучими, как горы. Тасса покончит с этим кораблём.

— Но что, если корабль выдержит, — спросила я, — что если он не потонет?

— Тогда, боюсь, — сказал мой господин, — он достигнет Конца Мира, и исполнит своё предназначение.

— То, от которого зависят судьбы миров?

— Есть такое мнение, — вздохнул он, а потом повернулся и зашагал среди деревьев.

Я торопливо семенила позади него, неся за спиной его рюкзак. Я была непередаваемо счастлива. Счастлива от того, что теперь у меня был господин, о котором я так давно мечтала. Он хорошо преподал мне, что я была его, не оставив мне ни малейших сомнений в этом.

Он был гореанином, мужчиной того вида, быть купленной которым, была бы счастлива любая женщина, тем, кто будет для неё сильным и превосходным господином, кто будет защищать её, заботиться о ней, кто покорит её и никогда не позволит ей забыть о том, что она — его рабыня. Есть такие мужчины, которые так хотят и жаждут женщину, что их не удовлетворит что-то меньшее, чем абсолютное обладание ею. Она должна им принадлежать. Она должна быть их собственностью. Они будут владеть ею и держать её только на своих условиях, на условиях господина, как свою бесправную, беспомощную рабыню.

Есть такие мужчины, и они — наши владельцы.

Я была довольна. Я была счастлива. Я шла за своим господином.