Торговая пристань Линкебанка, полдень
(9 апреля 2020 года)
«Морской конь» уже почти час как пришвартовался в центральной — самой почетной, — части бесконечных причалов Линкебанка. Огромный драккар крепко притянули к пирсу, и принялись разгружать. В этом процессе Игорю «места не было», а коней, для охраны и многочисленной свиты, еще не привели. Так что оставалось только скучать в устроенной для него временной каюте, да слушать местных зазывал. По последнему пункту, никакого другого выбора, собственно, и не предусматривалось.
Вытянутый вдоль реки торговый город, считался по местным меркам настоящим мегаполисом. А учитывая неширокие (в земном представлении) улицы и полуденное многолюдство, это было совершенно очевидно даже для Игоря, который получил в Москве, надежную полуторалетнюю прививку от впечатлительности.
В этой части набережной ближе всего к кораблям оказались продавцы «живого товара», поэтому приходилось в основном наслаждаться похвалами «молодым и горячим», или «не очень юным, но трудолюбивым» рабыням. Старательнее всех разорялся какой-то веселый и горластый молодой парень.
— …Вода, вода! «Медовая вода»… Пожалуйте в таверну «Усталый путник»! Лучшая еда на этом берегу Рихаса… — время от времени перебивали его монологи, бредущие мимо разносчики и зазывалы.
Но стоило случиться паузе, как тот снова принимался:
— Господин, не проходи мимо! Где найдешь таких прекрасных женщин по такой «смешной» цене?
— Некогда мне тут с тобой «хохотать», да и незачем. У меня в достатке и прачек и поварих, — отрезал кто-то ворчливый и явно немолодой.
— Эй, вернись, твоим костям пригодится юная «грелка»! Потратишь серебро здесь, сэкономишь — на очередном походе в храм! — насмехался вслед весельчак.
— Достойный корчмарь Семан Шестипалый[9], зовет отведать свежайшей, только что выловленной рыбы в его «Пьяном карпе». За пару серебряных гельдов, можно получить большое блюдо жареной рыбы на четверых, два кувшину прохладного пива, обсудить дела в покое и удобстве!
— О, посмотрите какие славные воины! Женщин они, конечно же, привыкли брать с мечом в руках, но биться в нашем городе не с кем. Может быть, заплатите серебром, просто чтобы испытать себя и в таком деле? Вдруг понравится…
— Куда ты потащила бочку, — врезался в монолог чей-то визгливый дискант. — Ну-ка сворачивай! Да, к трактиру давай… — стал удаляться его обладатель.
А весельчак-работорговец все не унимался:
— …смотрите, смотрите, сколько сегодня здесь «владык сечи, мечемашцев, ясеней битвы и пней кровавого поля»![10]
«…Ну вот, неужто и в этот приезд, не обойдется без скандала с городской стражей. Они же меня в следующий раз просто не пустят в город. От греха подальше», — не без иронии подумал Игорь.
Нет, в своей охране он был уверен, а вот пополнившие свиту сынки и племянники из благородных семей бывшего восточного анклава, могли и чересчур «лично» воспринять остроты болтуна.
Не то, чтобы парни были невменяемы — нет, — они явно пребывали в восторге от происходящего, и вообще — старались. Но впервые оказавшись вдалеке от дома, в настоящем боевом походе, да еще и в окружении таких же много о себе думающих балбесов…
«Гадство!» — ругнулся про себя Игорь, путаясь в многочисленных пряжках парадно-выходного наряда.
Со стороны — длинный распашной кафтан выглядел броско и беззащитно. Разве что у какого-нибудь любителя коняшек могла дрогнуть рука (геральдика у фризов в ее запутанном земном виде пока не сложилась, но символизм «по античному типу», был распространен; и в нарядах его воинов или, как минимум, на щитах, обязательно присутствовало изображение «бегущего» треверского коня). Однако беззащитность эта была лишь уловкой.
Несколько десятков металлических пластин, нашитых изнутри в самых уязвимых местах, для нападающего стали бы изрядным сюрпризом. И подарили дополнительный шанс своему владельцу выжить. При всем при этом, скрытая броня не давала быстро одеться без помощи оруженосца.
«Да чтоб тебя! — треснувшись напоследок лбом о невысокий проем, Игорь наконец-то попал наружу. — Ну, точно же…»
Две целеустремленные спины в одинаковом темно-зеленом платье с бардовыми вставками, практически успели добраться до «говоруна». Судя по тому, что торговец по-прежнему заливался соловьем и не почувствовал угрозы, шли они с самыми серьезными намерениями, и не планировали «смазать» развлечение, пустым трепом или беготней…
В отличие от юного болтуна, несколько его степенных соседей, прекрасно рассмотрели сгущающиеся тучи, и уже предвкушали «веселье». Парень, своим неуемным красноречием, скорее всего, ни единожды перехватывал их потенциальных клиентов, и сейчас они просто жаждали такой развязки.
— Эй, юноша! Да-да, именно ты — болтливый продавец разговорчивого товара! — голос, привыкший отдавать команды, легко перекрыл базарный гомон. — Тебе все-таки следует решить: хочешь ли ты быть скальдом, или продолжишь торговать. Но не спеши с этим, если продолжишь совмещать оба занятия, уверен, у тебя будет время поразмыслить об этом! Думаю, не меньше недели. Вряд ли сможешь быстрее излечить заслуженные тумаки! Я знаю, о чем говорю. Все семь дней до вашего города, эти болваны только дрались между собой, да отлынивали от работы.
Балагур обернулся, и рассмотрел сначала обладателя громкого голоса, а через мгновение — и «мстителей». Очевидно, прочитав что-то действительно тревожное в выражении их лиц, парень невольно сделал шаг назад, но опомнился и замер на месте. Бежать — было нельзя, идти вперед — хотелось еще меньше…
* * *
У кого-то мог возникнуть вопрос: а отчего это ярл потащил с собой ненадежных «восточников», и мало того, взял в свиту их иэрсте рей-благородную молодежь? Тут дело непростое, и начать придется издалека…
…К концу войны за Треверскую марку ее «восточному анклаву» удалось отсидеться.
Накануне всеобщей драки, вожди четырех сильнейших кланов успели договориться между собой и прижать остальных. Нет, главы более слабых семей не потеряли ни владения, ни власть над родичами. Просто их лишили возможности искать себе союзников на стороне.
И когда все завертелось, восточники принялись всем, кто зазывал их в свои ряды, цинично и вежливо отвечали: мол, не знаем, на чьей стороне боги, будем ждать, когда воля их станет явной.
Правда, одновременно они вели тайные переговоры с коалицией племен убиев и тулингов, но внешне все оставалось благопристойно: анклав сепаратистов оставался абсолютно нейтральным, не пытался даже пограбить соседей под шумок.
Благодаря такому единству, и германцам-хундингам, и кельтам-южанам, стало невыгодно делать настолько сильную и, одновременно, пассивную компанию, своим врагом. Они принялись биться между собой, отложив решение «восточного вопроса».
Что дальше получилось — вы знаете.
Когда Торговый Союз купил участие Игоря в будущей войне с канаанеями, вынудив убиев и тулингов отступить без драки, сепаратисты покорились. Да, они признали его власть и дали все необходимые клятвы…
Но именно оттого, что в итоге ни кто не брал их замки, не громил родовые ополчения, не жег фермы и поместья, они не только сохранили «слишком много» сил, но и набрали новых. Несколько сотен беглецов из центральных земель, например, заплатили за вступление в их кланы, в качестве «младших», но вполне полноправных членов.
Все это не делало восток настолько сильным, чтобы надеяться устоять против сил всей остальной марки в случае драки. Но кто мог гарантировать, что в отсутствие Игоря Коронному Совету удастся сохранить единство остальных земель, особенно если усилившиеся восточные кланы взбунтуются?
Поэтому чтобы ехать со спокойной душой на войну, их требовалось как-то ослабить!
Полгода назад, стоило восточникам покориться, Игорь ввел свои отряды и взял под контроль тамошние замки, крепости и небольшие городки. И чисто теоретически, до того, как были принесены взаимные клятвы, он мог устроить резню. Все бы отнеслись с пониманием. Даже сами жертвы. И они осознавали риск.
Но корова не может давать одновременно и мясо и молоко. Такая же штука с подданными.
Да и нельзя было забывать, что чем слабее кланы, тем у них, конечно же, меньше желания бунтовать. Но тем слабее треверы в целом, и тем больше у соседних племен поводов смотреть на них, как на потенциальную добычу.
Так что ослабить нужно было, избежав грабежей, убийств, пожаров и сопутствующего сокращения населения. Или создать систему, которую бы весомая часть местных приняла и стали считать своей. Пусть даже и недовольно морщась при этом.
Пытаясь найти выход, Игорь стал выяснять, что восточные кланы надеялись получить, кроме удовлетворения амбиций своих вождей. И решение нашлось. Рискованное, но дающее при удаче не только сиюминутные выгоды…
* * *
К концу гражданской войны главные участники всего этого бардака — северные «германские» и южные «кельтские» кланы, — оказались слишком потрепаны. Попеременные победы и разгромы, заметно сточили родовые дружины, да и просто исчерпали их желание воевать.
Но самыми разоренными оказались бывшие центральные земли. На тамошней равнине развернулись основные сражения, выжжена половина селений и выбито не меньше трети населения…
А вот вожди востока, запада и жители Нойхофа — силы сохранили.
Ополчение горожан умудрилось не понести существенных потерь, не смотря на участие в битве на стороне разгромленных хундингов. Поначалу они довольно умело отбивались в строю, а когда стало ясно, что уже все, сумели не разбежаться и сдаться почти в полном составе.
К этому времени личные силы Игоря существенно подросли, и их хватило бы для лобового столкновения с любым из уцелевших анклавов. Приди тем в голову такая дурная идея. Поэтому когда он начал реформы, возражать ему оказалось просто некому.
Основные силы Запада находились в армии победителей и только что получили богатейшие трофеи. С горожанами — Игорь договорился напрямую и все его идеи для них особо ничего не меняли.
А в каждом, хоть сколько-нибудь значимом родовом замке, городке и крепости на Востоке, сейчас стояли гарнизоны победителей. И очень-очень недобро посматривали на сохраненное местными благополучие.
Выждав около месяца после Указа «О принятии под свою руку всех равнин, гор и лесов, а также незаконно захваченных земельных долей и поместий пресекшихся родов», убедившись, что это не вызвало массового отторжения, Игорь озвучил сразу два новых решения, и все вместе эти законы должны были изменить треверов навсегда.
Второй указ — сообщал о разделении территории на уезды и вызвал обсуждения разве что в стиле «а может лучше бы вот так…». Но третий — стал настоящей бомбой.
С одной стороны, он серьезно подрывал власть клановой верхушки, с другой — укреплял позиции всех остальных треверских семей и, конечно же, их глав.
Ну и в качестве бонуса, он восстанавливал некоторые почти забытые вольности.
Указ «О справедливом устройстве жизни» обязывал вождей кланов и крупных родов, передать в руки подчиненным им так называемым «большим семьям»[11] личные земельные доли, и засвидетельствовать это на тинге. Каждому младшему родственнику владетельная семья обязана была передать земли, обрабатываемые ими сейчас.
Если это не было сделано раньше, и земли хватает, то все должны были получить поровну. При этом владетельные семьи не обязаны были делить все имущество. Если была возможность выдать остальной родне по полноценной земельной доле, то себе могли оставить все остальное.
В большинстве фризских племен, где вождям пока еще не удалось возвыситься над своей родней в качестве безусловной силы (узнаваемым прототипом феодала, похожим на ярлов и конунгов, только рангом поменьше), клановая власть держалась на двух вещах.
Конечно же, на традиции, предписывающей младшему родственнику подчиняться старшему, и совместном держании земли. Если первая «родоплеменная скрепа» буксовала, глава всегда мог прижать вольнодумца «пунктом № 2».
Когда Игорь отобрал эту возможность, власть клановых вождей ослабла минимум вдвое, как и их возможность сопротивляться этому нововведению.
А сам он, на волне популизма, наоборот заметно укрепился.
Кстати, поначалу указ планировалось откатать лишь на востоке и разгромленных территориях центральной равнины. Но почти сразу же его действие расширили на север, а потом и на всю остальную территорию марки.
Пришлось постараться, но даже владетельные семьи в итоге были вынуждены принять новые правила. В последние пару месяцев перед отъездом, все со скрипом, но работало уже по-новому. И одна из главных причин была в том, что их не просто ломали через колено, но и пытались найти точки соприкосновения. Хотя бы с частью из них, чтобы задумай «непримиримые» бунтовать, они просто не смогли бы добиться прежнего единства…
Для начала треверы смогли даже за такой короткий срок убедиться, что новая система и правда, куда честнее, а власть — заботливее.
…К концу сентября вся территория марки уже была под рукой нового ярла, а на середину ноября в этой части Эйдинарда (сразу по окончании сезона муссонных дождей), приходится посевная. Многие семьи и кланы оказались ограблены, и даже имея какие-то сбережения, просто не успевали купить семена, или встали перед необходимостью делать долги. Но при общей неуверенности — долги под очень грабительские проценты.
Всем желающим посеяться Игорь помог с этим из собственной добычи. Не бесплатно, но с самым минимальным «интересом».
А как раз к его отъезду — за месяц до сбора урожая, который обычно начинался в апреле-мае, — заработали и новые мытари. Как они покажут себя, местным было вдвойне интересно, потому что завоеватель не воспользовался возможностью поднять налоги.
Новые уездные мытари начали объезжать поля, и в присутствии двенадцати выбранных на весеннем тинге присяжных, принялись записывать: какие поля засеяны, чем и подсчитывать ожидаемый урожай.
Раньше могла постоянно происходила какая-нибудь путаница. Слуг хундинги назначали произвольно, и случались, то попытки, например, дважды собрать налоги в одном месте. То о ком-то забывали и, узнав об этом, начинали мотать нервы, взыскивая недостачу.
В нынешнем варианте такое становилось невозможным, потому что появился конкретный чиновник, который точно знал, за какую территорию отвечает, и его работу легко было проверить.
Кстати, налоги не только не выросли, но стали назначаться еще и куда «разборчивей».
Если раньше, держатель земельной доли обязан был выплатить ярлу пятую часть среднего урожая вне зависимости оттого смог он посадить или нет, то теперь земельный налог распался на две части. Обязательными стали только 10 % от среднегодового урожая, а еще десятину — платить нужно было, только если смог вырастить.
Похожая штука была проделана и с арендой. Ее размер тоже был ограничен пятой частью среднего или фактического дохода.
Но больше всего Игорь, конечно же, гордился реформой суда.
Внутри кланов, семей и родов местные вожди по-прежнему могли судить родню, но приговорить к смерти — уже нет. Право «жизни и смерти» над треверами кроме ярла получили только выборные уездные судьи-вергобреты[12].
В последние двести лет ярлы-хундинги запретили эту вольность, но Игорь решил восстановить. Не без некоторых новшеств, но в целом — похоже.
Под юрисдикцию местных судов не могли попасть лишь слуги ярла, то есть его собственные дружинники и чиновники, а также вожди, получившие титулы «баронов»[13]. Тут Игорь не стал изобретать «колесо» и дал знакомое земное название, но по своей сути оно было не совсем тем же. Да и титул получили далеко не все главы благородных семей.
Бароны имели право сами водить свою родню и соседей в случае сбора уездного ополчения, а если решение вергобрета не устраивало, требовать разбор дела ярлом, который после всех нововведений оставался Верховным судьей племени. Присудить смерть барону тоже могли лишь с согласия правителя (Приложение 2).
Достаточно свободный суд и защита от него же в виде титула — стали способом подсластить пилюлю благородным семьям, несколько прижатым в новой реальности.
В ту же «копилку» лег и подарок с принятием их отпрысков в свиту на время этого похода. Но на самом деле, Игорю просто нужно было, чтобы никто не помешал прижиться нововведениям. Поэтому он и решил подстраховаться, и полупринудительно, увести наиболее боеспособную часть родовых дружин бывшего восточного анклава с собой, а их молодежь — стала еще и заложниками. Хотя ни кто об этом вслух и не говорил.
Хотя были, конечно, и другие надежды. Например, попытаться сделать активную часть тамошней воинской элиты «своими людьми». Попробовать завоевать их доверие…