Копье. Гробница

Змий

«Как много огней кругом! Неярких, мерцающих огоньков. Тени. Колышущиеся тени, извивающиеся в причудливом танце.

Ах, какое блаженство лежать здесь! Прекрасное место — этот алтарь. Спокойное. И боль ушла. Ее нет.

Так ли было с тобой, о Господи? Твои жрецы применяли лекарства, чтобы унять боль? Или твое тело, земная оболочка, погибла, прежде чем тебя погребли? И твой бессмертный дух томился в подземелье многие столетия? Сердце твое осталось живым, я знаю.

Как тяжело… Какая усталость… Сон был бы сейчас желанным гостем. О да, даже вечный сон.

В подземелье холодно. И сыро. Но почему я не дрожу? Почему я не могу пошевелиться?..

Ах, я знаю, почему.

И все-таки в конце концов он поверил. Холлоран понял, что это правда. Победа. Еще одна победа, не правда ли?

И как я не понял, что именно он призван, чтобы погубить меня. Почему, несмотря на мой провидческий дар, я не смог распознать, что сам Холлоран несет в себе угрозу? Неужели это та слабость, что сопутствует предвидению, о Господи? Ахиллесова пята, роковая невозможность избегнуть своей собственной судьбы? Неужели это твой ответ мне? Жестокая шутка, и теперь я могу понять ее смысл.

Смешно. Будет еще смешнее, если окажется, что за этой шуткой скрыт куда более глубокий смысл. Не может быть, Господи, чтобы он явился лишь по моему собственному велению. Конечно, нет. Это было бы абсурдно, выходило бы за все разумные пределы. Но мы любим такие вещи, как упрямый вызов рассудку, своенравие и порок, не правда ли? Не так ли, о Господи? Постоянство — скучная и тяжелая вещь, даже если это постоянство во зле. Ты согласен со мною? Я устал. Услышь меня, узнай, как я устал, служа тебе по мере своих сил. Мой век был долг, Бел-Мардук. Ты ведь можешь оценить мои усилия по достоинству? Но это не значит, что я отвращу свой разум от грядущей смерти, не так ли?

Ответь мне. Не так ли?

НЕ ТАК ЛИ?

Нет. Я был счастлив тем, что выполнял твои веления. Зло ради зла. Во имя твое! Лишь ради Тебя!

Теперь мне не больно. Раны, нанесенные мне Холлораном, не болят. Пока. Но то, что он сделал со мной, свидетельствует о его вере. Вере в Тебя! Я думаю, он дал мне наркотик не столько из милосердия, сколько из желания показать свою доброту, убедить самого себя в том, что он не столь жесток. Не так зол, как я сам. Похоже, он усвоил мою идею. Я говорил ему: нет ничего абсолютного; никто, ни один человек — даже я сам — не может быть абсолютно злым или добрым. Он запомнил мои слова. Может быть, именно поэтому он облегчил мои страдания наркотиками.

(И не явилось ли мое собственное несовершенство причиной моей гибели, о Господи? Быть может, я умираю оттого, что так и не смог достичь полноты в своем зле? Но я старался, Господи, как я старался!) Так должно быть. Он явился как посланник своего Господа, Твоего извечного врага. Он был достаточно жесток и справился со своей ролью до конца. Он нашел путь к спасению — о, черт, как я ненавижу это слово!

А я указал ему этот путь. Должен ли я смеяться, о Бел-Мардук? Неужели ты разочаровался во мне, и я буду наказан? Ты жертвуешь мной? Или же мы вместе будем до бесконечности смеяться над этой шуткой?

Ах! Первый приступ боли! Но слабый, очень слабый. Интересно, от чего я умру — истеку ли кровью, или не вынесу ужасного страдания, когда кончится действие наркотика?

По крайней мере, я не один в своей подземной гробнице. Меня окружают мои слуги — так же, как твои верные священники, погребенные вместе с тобой в тайном склепе: они добровольно пошли на смерть, чтобы войти с тобой в вечность. Но мои слуги были не столь преданными. Они расстались с жизнью не по своей воле. Все же их упрямые души теперь со мной. Ты слышишь, как они оплакивают свою утрату.

Ты пробыл в своей гробнице несколько тысячелетий, о Князь Тьмы, прежде чем нашли твое тело. Неужели я тоже должен буду ждать столь же долго? Мой последний приют столь же хорошо спрятан от посторонних глаз, как и твоя усыпальница. А у меня нет сил, чтобы позвать на помощь. Я совсем обессилел, и к тому же Холлоран наверняка надежно закрыл и замаскировал вход в подземелье. Никто не услышит меня, даже если я закричу.

А-а-а-а! Больно!

Темнеет. Это свечи догорают? И лежать мне на этом алтаре в полной тьме — слепому, прикованному к своему ложу…

Избавь меня от этой боли, о Господи, прошу тебя. Возьми меня прежде, чем кончится действие опиума. Прости меня за все мои ошибки. Пощади.

Стоит повернуть голову — и я вижу нож, которым он отрезал мои конечности. Лезвие испачкано моей кровью. Если бы я мог дотянуться до ножа, я прервал бы свои мучения, приблизил бы смерть. Но что это? Не одна ли из моих рук лежит в той темной луже на полу? Вторая должна быть где-то рядом. А мои ноги… Интересно, где они? Впрочем, это уже не имеет никакого значения.

Будет ли мне отпущен иной срок, о Господи?

Нет. Конечно, нет.

Какой прок тебе от моего обезображенного тела, от души, осужденной вечно томиться в живой гробнице — жалком обрубке того, что некогда было человеком? Прости меня.

Стало еще темнее. И туман застилает глаза. Но я еще вижу огромные немигающие глаза, глядящие на меня из тени. Они будут смотреть на меня целую вечность.

Даже когда подземелье погрузится в беспросветный мрак, они все равно будут здесь.

Созерцая…»