Королева любить желает

23

Наутро я проснулась в своей постели, а рядом сразу два кресла. Мне даже на секундочку стало смешно. Ифор и Милон вот так вот рядом дежурят возле моей постели, и оба упустили момент пробуждения.

Судя по свету из окна, на дворе рассвет, а это значит, что усыпили меня надолго.

— Миледи, — тихо выдохнула Ююка, приютившаяся в самом углу и не замеченная мной ранее.

— Тише, — шепнула я, прикладывая для наглядности палец к губам, но не помогло. Оба, как по команде, распахнули глаза.

— Как ты? — спросили они в один голос, хотя это я должна была их об этом спрашивать. Ведь это они были ранены, а не я.

— Я в полном порядке. Вы целы?

Я быстро поднялась с кровати и буквально ощупала каждого из них, вызвав у Милона радостный смех, а у Ифора нежную улыбку.

— С нами всё хорошо. Одежду не спасти, а мы целы, — развёл руки в стороны Милон. В эти объятья я и упала, прижимаясь к нему.

— Я так за вас испугалась. Этот маг оказался таким сильным, таким сильным. Мне было так страшно за вас, — говорила я, сжимая его крепче.

— Раздавишь. И где столько сил? Видимо, ты долго спала, — опять посмеялся Милон.

— А Фрост? С ним что? Где он? — не обратила я внимания на его шутливый тон и отстранилась, повернувшись уже к Ифору. — Ну?

— Он тоже отдыхает. Ему больше всех из нас досталось, — спокойно ответил Ифор, тоже раскрывая объятья. И разве я могла отказаться? С облегчением и нежностью я прильнула к нему. — Хотя есть и похуже.

— Ифор, — прикрикнул Милон, явно не собираясь говорить мне плохих новостей.

— Что? — заглянула я ему в глаза. — Кто-то погиб?

Мне вспомнился тот охранник, что лежал в отдалении. Сердце сжалось, а в горле встал ком.

— Нет, но он обгорел. Верховный маг применил очень неприятное заклинание.

— Верховный? — ахнула я сразу, как только смогла вздохнуть от облегчения, что мужчина жив. — Я оказалась права и он подстроил свою смерть?

— Да, и в этом ты была права. Но в своё оправдание могу сказать, что маскировался он мастерски, не зря носил своё звание. Жаль, что применял его не во благо страны и народа, — вздохнул за спиной Милон.

— Его допросили? Магию ограничили?

— Конечно, — прозвучало обиженно от Милона.

— К Фросту пойдёшь? — спросил Ифор.

— Мы пойдём к нему завтракать. Вкусные запахи кого угодно поднимут, — уверенно заявила я.

И снова оказалась права. Стоило горничным накрыть для всех нас завтрак, как из комнаты, дверь в которую мы специально открыли, донеслись возмущения. Перед этим я, конечно, тихо к нему заглянула. Лично прикоснулась ко лбу, расспросила горничного о его состоянии. Слегка дотронулась до плеча над забинтованной рукой. Мне ещё подумалось, что скоро по шрамам на его теле можно будет хронику лет читать.

— Милон, поганец, только ты можешь издеваться над больным, — донеслось из комнаты. Я еле сдержала смех. А всё дело в том, что Фрост, как оказалось, очень любил ароматную гарену (кашу — что-то среднее между нашей гречкой и овсянкой) с фруктами. И конечно, чтобы порадовать больного, мы велели приготовить именно её.

— Наглый наговор. Это не я. Это всё Элен, — воскликнул Милон, даже не пытаясь подняться и помочь брату. Но, впрочем, помощь-то была и не нужна.

Фрост собственной персоной нарисовался в проёме, смотря на нас всех недоумённо. Его взгляд явно ещё был сонным, а вид соответствующим. Мужчина красовался в одном нижнем белье — точнее, здесь это были тонкие нижние штаны на завязках. Кстати, женщины носили панталоны из более тонкой ткани. Мне же нижнее бельё давно шила Енара, моя личная швея, поэтому о подобных пережитках прошлого я давно забыла. Ифор и Милон были в восторге от современных трусиков.

И вот прошла минута молчания. Мы смотрели на полуобнажённого Фроста, он на нас, а потом резко развернулся и вернулся в спальню, громко хлопнув дверью.

Теперь была моя очередь недоумевать. Что случилось? Мы хотели сделать ему приятное, а он…

— Сходи к нему, — шепнул Ифор. И вот хоть убейте, я никогда не пойму этого мужчину.

— Сейчас?

Оба закивали.

— Ну, хорошо, — произнесла я с сомнением. У самых дверей обернулась, ловя ожидающие взгляды мужчин.

Стучаться было глупо, поэтому зашла тихо. И только возникшая тишина позволила мне услышать, как эти двое смываются. В шоке я смотрела, как взрослые мужчины почти на цыпочках покидают покои Фроста. Вот же!!! Сводники.

Я начинала злиться на них, но стоило услышать приглушенный стон из ванной, как мою злость будто рукой сняло. Он же небось бинты снимает, а они прилипли от крови, и помочь некому. Хотя что значит некому? Я тут.

Решительно направилась в ванную, не задумываясь о душевном состоянии мужчины. Ну, и о неглиже тоже. Наверное, поэтому вид обнаженной спины и струек воды, стекающих по ней и изрядно намочивших нижние штаны, нисколько меня не смутил.

По резко выпрямившейся спине я поняла, что моё присутствие заметили. Но он молчал. Я же взяла из шкафчика — точно такого же, как у меня, — небольшое полотенце, подошла к умывальнику, намочила его и стала промачивать бинты на плече и предплечье. И всё это в абсолютной тишине. Когда весь бинт уже был влажным, я аккуратно начала его разматывать. Возникла ещё идея, что разрезать было бы быстрее, но я побоялась его поранить. Верхние слои снялись без проблем, а нижние действительно прилипли. Пришлось ещё раз намочить.

— Почему Низак не залечил рану сразу? Зачем было бинтовать? — не удержалась я.

— У него были и более важные пациенты, — спокойно ответил Фрост.

Мы не смотрели друг на друга. Не говорили, но напряжение в воздухе витало.

Я наконец-то сняла бинт и поняла, что не знаю, что делать дальше. Тем же полотенцем протёрла длинный рубец, начинающийся от ключицы и закручивающийся до самого локтя. При этом это не был тонкий шрам. Это была широкая рваная рана, стянутая коркой засохшей крови. Хорошо, что не кровила и не гноилась.

— Я не знаю, что делать дальше, — призналась я, кладя полотенце на умывальник. — Надо Низака позвать, он быстро с этим разберётся.

— Не надо его беспокоить. У него трое тяжёлых парней. Он борется за их жизнь. Новый шрам я переживу как-нибудь.

— Милон сказал, что никому уже смерть не грозит. Может…

— Я сказал — не надо, — отодвинулся от меня Фрост. — Элен, не надо меня жалеть. И утверждать обратное тоже, — поднял он руку, ведь я успела лишь рот открыть. — Я вижу это в твоих глазах.

— Ты плохо в этом разбираешься. Жалость, как и любое другое чувство, может быть разной и направлена по-разному.

— Я тебя не понял, — нахмурился он.

— Это видно. Вот ты думаешь, что я жалею тебя? Ну, в каком-то роде да. Конкретно сейчас мне жалко, что ты испытываешь боль от этой раны, но я поняла твою позицию. Поняла, что жизни охранников ты поставил выше собственной раны, собственного комфорта. Я это поняла и даже одобряю. В моём мире нет магии и такие раны лечат исключительно медикаментозно. И я могу сказать, что отцу когда-то я обрабатывала рану на лопатке специальной мазью, она обеззараживала место травмы и смягчала корку, наверное, делала что-то ещё. Наверняка и у вас есть нечто похожее, поэтому я сейчас прикажу принести это сюда. Подожди немного.

— Не надо.

— Ты опять?

— Не надо нести мазь. Она у меня есть, — сказал и полез всё в тот же шкаф. Оттуда он вытащил относительно небольшой сундучок, а там…

Много чего там было. Я, как человек, ничего в этом не понимающий, могла оценить только запасливость мужа.

— Ну и?

— Ты правда будешь обрабатывать мою руку?

— Правда. Только скажи чем и как, — улыбнулась я, разводя руки. Наконец-то и Фрост слегка улыбнулся, а это рекорд.

Оказалось, что здесь есть даже что-то типа пластыря. Только совсем другой. Сначала мне предстояло прокапать каким-то настоем всю поверхность раны и её края, не затрагивая живую ткань. И вот когда эта гадость запузырилась и зашипела от попадания на рану, я испугалась и чуть не выронила пузырёк.

— Предупреждать надо, — выдохнула я, тревожно вглядываясь в напряжённое лицо Фроста. Я понимала, что это, скорее всего, больно, но других предложений у меня не было. Чтобы минимизировать, а точнее, не растягивать данную процедуру, заставила мужчину переместиться, чем дико его удивила.

— Если рука будет лежать, желательно неподвижно, я быстрее всё сделаю, — объясняла я. Фрост мученически вздохнул, но прошёл в комнату и лёг на кровать. Вот теперь и мне стало неловко. Получается, я затащила его в постель. От этой мысли стало смешно, и я, не удержавшись, хмыкнула. Фрост же, не подозревая о моих мыслях, дернулся, схватил край одеяла и прикрыл бёдра. Только после этого я поняла, что что-то пропустила.

Подошла к кровати и присела на край, повернула руку так, чтобы большая часть раны была горизонтальной, а потом подумала ещё раз. Настой, или что это в пузырьке, нужно было капать через пипетку, совмещённую с пробкой. Таким образом, занята была одна рука. Тогда я вернула его руку в первоначальное положение, сама держала его чуть ниже локтя.

— Расслабься и не сопротивляйся. Капать буду быстро, руку сама буду поворачивать. Готов?

Фрост же только кивнул, но взгляда от меня не отводил. Я же выдохнула и начала капать. Мужчина уже к середине раны шипел сквозь зубы, но терпел. К концу обработки я поняла, что это средство делает. Оно как раз размягчает корку и проникает внутрь.

— Больно, но зато быстро. Потерпи, скоро пройдёт, — говорила я, гладя его ладонь, сжатую в кулак. Постепенно под моими пальцами кисть расслаблялась, а мы так и смотрели глаза в глаза.

— Теперь мазь? Или надо время выждать?

— Как жечь перестанет, можно мазать.

Я кивнула, ожидая сигнала. А чтобы заполнить паузу, решила уточнить:

— Не знаю, что ты подумал, когда я засмеялась, но ты не прав. В моём мире часто говорят: «Он затащил её в постель». Подразумевается, конечно, секс, но говорят именно постель. А тут я уговорила тебя лечь в постель. Понимаешь? Сама ситуация… — не смогла не улыбнуться я вновь.

— Я понял, — отвёл он взгляд.

— А ты о чём подумал? — заинтересовалась я.

— Можно уже мазать.

Я взяла баночку с мазью и кончиками пальцев начала распределять её толстым слоем по ране.

— И всё же? Что ты подумал?

— Что в мокром исподнем, — произнёс он сконфуженно.

— Тебе не стоит стесняться своего тела. У тебя прекрасная фигура и прочее. А вот штаны надо будет потом обязательно поменять, чтобы не застудиться. И не вертись. Дай мне за тобой поухаживать.

— А писала, что у вас мужчины ухаживают за женщиной.

— Традиционно — да. Да и здесь так же. Просто конкуренция больше или нет. Не знаю.

— Наши мужчины доказывают девушке, что могут её обеспечить, что сильны и здоровы. А ваши?

— А наши… — задумалась я. А действительно? Что доказывают своими ухаживаниями наши мужчины? Интересный вопрос.

— По-разному, — пожала я плечами, — всё зависит от намерений мужчины и, честно говоря, возраста. Молодые парни не стремятся к серьёзным отношениям, я даже не уверена, в каком возрасте они начинают стремиться к браку. А отсюда и поведение. В основном дарят цветы, конфеты, различные безделушки, приглашают на свидания. Некоторые делают их оригинальными и незабываемыми, другие банальными. Всё зависит опять же от стремлений. Моя тётя мне рассказывала, а ей рассказывала мама, с ней мы не успели поговорить на такие темы, — вздохнула я, закрывая баночку, поскольку уже всё домазала, — в общем, моя мама была студенткой из небогатой семьи и жила в студенческом общежитии. С папой они познакомились ранней осенью. И они тоже ходили на свидания, папа тоже дарил ей цветы и конфеты, но потом почти перестал. И даже свидания у них стали реже. Мама поделилась переживаниями с тётей. А потом явился папа и подарил ей зимние тёплые сапоги, которых у неё не было. Она расплакалась, а он предложил ей выйти за него замуж. Она тут же согласилась. Я и папу об этой истории спрашивала, но он рассказывал всё несколько иначе. Пожимал плечами, ругался, что она, молодая и глупая, сначала по осенним холодным лужам ходила в туфельках, а потом в латаных ботиночках на шестерной носок по морозу. Вот он и нашёл подработку, пропускал свидания, копил на сапоги, — хлюпнула я носом, даже не заметив, как растрогалась за воспоминаниями. — И я не знаю, что он дарил ей потом, но те сапоги у нас хранятся до сих пор. Ну, хранились, что с ними сейчас — я не знаю.

— Я не понял, что в этом особенного. Твой отец правильно поступил. Сапоги для неё были важнее цветов, — хмурился Фрост, вглядываясь в моё лицо.

— В том-то и дело, что большинство или не обратили бы внимания, или стали бы ругать её родителей, которые оставили дочь без сапог. Он же…

— Поступил иначе. Я понял. Ваши мужчины думают о себе и своём удовольствии.

— Не всегда. Есть исключения.

— Твой отец правило или исключение? — прищурился он.

— Исключение. Для его возраста он однозначно исключение.

— То есть с возрастом что-то меняется?

— Я не знаю. Но думаю, что да. Все мы взрослеем и меняемся. Многое уже не воспринимаем так категорично, как в юности.

— Это да, — тяжело вздохнул Фрост.

— Что-то поверх мази нужно? Она почему-то сохнет. Я что-то сделала не так, — испугалась я.

— Нет, всё нормально. Через несколько минут она станет прочной и эластичной, а рана под ней будет заживать. С ней можно будет даже купаться. Менять только раз в два дня надо будет, но это ерунда, — махнул здоровой рукой он.

— А кто обычно тебе обрабатывал раны?

— Ну я не так уж часто получаю серьёзные ранения, как может показаться, — хмыкнул он, садясь на кровать и мгновенно становясь выше меня. Чуть-чуть, но всё же. — Обычно сам или целители.

— Ясно, — кивнула я, собираясь задать очередной вопрос, но желудок Фроста очень громко напомнил о себе. Я даже подскочила на кровати.

— Прости, — произнёс он сконфуженно, прижимая руку к животу, будто пытался задавить голодный вопль.

— Нет, что ты. Расселась я тут, расспрашиваю тебя, а ты голодный. Кошмар. Тебе, может быть, сюда принести? — заметалась я, уже подойдя к двери в гостиную.

— Не надо. У меня рука повреждена, а не ноги. Я могу дойти.

— Точно? — развернулась я, наблюдая, как он поднимается с кровати.

— Точно.

А исподнее-то высохло, подумалось мне.

Дальше всё было почти чинно. Меня выставили под предлогом одеться. Я распорядилась принести новый завтрак, потому что этот остыл, а потом мы ели, продолжая обсуждать его шрамы. Кажется, он перестал их стесняться. А я узнавала его ближе.