Короли серости

9. Реперкуссии зла

Эмма никогда ещё не видела настолько странного и мерзкого человека. Она не только слышала о дефектных, она даже жила в общежитии с одной такой — но Томми, похоже, гнил не столько телом, сколько душой. Всё его существо вызывало в ней такое отторжение, что находиться с ним в одном пространстве было подобно мучению. Эмма могла поклясться, что этот похотливый урод облизнул губы, посмотрев на неё в сотый раз за эти десять минут. Ей очень хотелось, чтобы капитан с командой вернулись поскорее. Ей хотелось, чтобы иммигрант пробудился и встал стеной между ней и этим мерзавцем. Но миссия Валентайна не предполагала скорого возвращения, а иммигрант едва цеплялся за жизнь. Поэтому ей приходилось терпеть общество этого дефектного хмыря.

Стоило ей прогнать эти мысли у себя в голове, как Эмма ужаснулась. Когда она стала настолько бессердечной? Неужели они всё-таки сломали её, как и обещали? Неужели она стала одной из них — такой же полной ненависти и презрения тварью, которой собственное существование было важнее всего? Нет, она не позволит этой стороне победить. Ни за что.

В памяти возникла картина: рулевой оскорбляет Ли, а затем бросает его на палубу. Но Ли оказался вовсе не тем беззащитным невинным мальчишкой, которым она его считала. Это был монстр в человеческом обличии. Казалось, он был истинным воплощением Первого Города — красивая внешность, под которой пряталась всепожирающая бездна, которой не было ни до кого дела. Как Город утилизировал всё вокруг, включая своих граждан, ради собственных нужд, так и Ли перепахивал врагов, чтобы выжить. Капитан Валентайн был тем ещё мерзавцем, но он был мерзавцем идейным. Он верил в то, что делал. Ли же походил на пса, который секунду назад ластился к тебе, а сейчас рвал твою руку в клочья. Может, она и в оценке Томми сильно ошиблась?

— Расскажите о себе, Марцетти, — сквозь силу выдавила она, стараясь смотреть в пол. Справа от неё началось движение, и в поле её зрения возник сам Томми. Рулевой присел на корточки перед ней, с вызовом глядя ей в глаза:

— Что, решила в знатока душ человеческих поиграть? — спросил он, сплюнув на палубу. — Что тебе нужно?

Эмма с гордостью выдержала его взгляд, не отводя глаз.

— Я просто решила спросить, кто вы такой. За это время я успела насмотреться на всех. Я знаю Насифа и Саргия относительно неплохо, я служила с ними, пусть и недолго. Но вы, Томми, вы — самая большая загадка для меня.

Томми хохотнул и, потеряв равновесие, с матами рухнул задницей на палубу, заставив Эмму ухмыльнуться. Потирая пятую точку, рулевой проворчал:

— Смешно тебе, когда другим больно, да?

— Разве же это боль? Это просто реакция организма на внешний опасный раздражитель. Сигнал от тела мозгу. То, что сидит в голове, может быть страшнее. И, мне кажется, именно это вас гложет больше всего.

— Правда что ли? — выдал Томми с нарочитым удивлением. — Как же так получилось, что ты знаешь больше обо мне, чем я сам, а?

— Потому что я зашиваю людей, Томми, — сказала Эмма, подаваясь вперёд. — И я всякое видела. Видела, как взрослые мужики плачут и ходят под себя, зовя маму. Я видела, как раненые сами ползут к утилизатору, чтобы не заставлять товарищей таскать их трупы. Я видела, как эти товарищи потом не позволяли перерабатывать трупы своих друзей. Как люди уходят в патруль, прекрасно зная, что квадрат кишит врагами, и они не вернутся. Я видела трусость, видела смелость, видела тупое упрямство, приводившее к смертям многих хороших людей, и видела самопожертвование, когда офицеры шли под трибунал по обвинению в измене, лишь бы не отправлять своих людей в самоубийственные миссии. Я ненавижу убийц и паразитов Синдиката, Томми. Я плохо понимаю людей, которые идут в армию убивать, а не получать гражданство. Больше всего я ненавижу добровольцев, воюющих за Первый Город. Тех, кто идут во Вне, чтобы убивать не похожих на первенцев людей, потому что это, якобы, «защитит наш стиль жизни». И здесь я оказалась по фальшивому обвинению. Синдикат принудил меня оказаться здесь. Но я им, по-своему, благодарна, потому что узнала много нового. Многое успела понять, о себе и людях. И вот что я вижу: ты не такой плохой, каким пытаешься казаться.

Томми молча закурил сигарету, а затем выдал:

— Вроде спрашивала про меня, а выдала свою историю жизни. Непорядок. Да и мне не интересно, кто ты, девочка. Ты, как и этот придурок капитан, не понимаете — вы приходите и уходите. А я и «Катрина» остаёмся.

— А как же твой помощник? Он тоже пришёл и уйдёт?

— Ты даже не знаешь, как он здесь оказался. Ты ничего не понимаешь, дорогая. И ничего не поймёшь. Тебе кажется, будто ты центр вселенной, вокруг которого всё крутится, да? Что только ты всё понимаешь и можешь решить. Но никому до тебя нет дела. Ты просто такой же винтик в этой огромной зелёной машине.

Эмма усмехнулась:

— Такое впечатление, будто ты меня подслушивал, когда я говорила с Валентайном.

— Я же говорю: тебе кажется, будто только ты всё понимаешь. А я тебя расколол почти с момента, когда ты появилась.

— Правда что ли?

Томми выпустил кольцо дыма, посмотрел в потолок, а затем сказал:

— Ладно, не сразу. Просто кое-что притянуло мой глаз. То, как ты возилась с этим иммигрантом.

— И как же?

— Ты от него ни на миг не отходишь?

— Я же говорила, что мы вместе служили. Разве это не повод беспокоиться о нём? Да и других тяжелораненых у нас нет.

— Это верно, — качнул головой Марцетти. — Да и какой медик не хочет спасти доверенную ему жизнь? Вот только мне кажется, что ты просто не хочешь, чтобы другие поняли — ты не имеешь ни малейшего представления, что ты делаешь.

Эмма с горечью рассмеялась:

— Да это просто смешно…

— Смешно? — переспросил Марцетти. — То, что у нас на борту медик, который едва справляется с первой помощью — это смешно? Видишь ли, перед тем, как меня занесло на «Катрину», я сам был армейцем. И я успел повидать, в какое говно люди могут попасть в Городе, если не будут слушаться приказов. У нас в отряде был молодой медик, по совместительству ещё и священник. Мы его называли капеллан Чарли, хотя у нас был и настоящий капеллан, жирный говнюк по имени Хьюз. Не суть. Как-то мы совершенно случайно забрели на территорию одного очень маленького и гордого Дома. По незнанию мы подумали, что столкнулись с бандитами. Слово за слово, всё вылилось в перестрелку. В той стычке полегла половина нашего отряда. Собственно, тогда мне пришлось взять командование и приказать отступать, а заодно помочь Чарли вытащить раненых. Мы эвакуировали всех, и Чарли на месте прооперировал каждого, вытянул пули, зашил раны и удостоверился, что у всех всё нормально. А потом там же отъехал от кровопотери. У него не было ни сумки-утилизатора, печатающей лекарства, ни гелевого пистолета. У него была стандартная аптечка первой помощи и умения, которые он приобрёл в колледже. Смотря на твоё оборудование и то, как ты спасаешь людей, знаешь, что я думаю? Что те, кто послал тебя сюда, решили над тобой посмеяться. И ты решила присоединиться к шутке, потому что вместо того, чтобы научиться что-то делать, ты просто исполняешь роль, которую для тебя выбрали.

— Интересный взгляд, — произнесла Эмма. — А кто из подопечных этого Чарли выжил? Я так думаю, совсем немногие. Не путай вину выжившего с компетенцией. И потом, ты в своей истории сосредотачиваешься совсем не на том. Героизм героизмом, но если бы вы не сцепились с тем Домом, погибших бы вообще не было. Я успела повидать героев. Но мне претит сама мысль о существовании государства, которое делает такое со своими гражданами. Это же полное безумие. Неужели тебе от этого не хочется поставить Синдикат на место?

— Не важно, что мне хочется, — с ощутимой горечью сказал Томми. — Намного важнее, что я могу сделать. А всё, что я могу — это вернуться в Первый Город, выполнив миссию.

— Похоже, одну из самых важных в истории, — сказала Эмма. — Это больше, чем может сказать кто-то другой. Мы не бесполезны, Томми. Ты не бесполезен.

Марцетти поднял слезящиеся глаза и слабо улыбнулся:

— Надеюсь, ты не говоришь это всем мужчинам, которых пытаешься спасти?

— Только избранным, — усмехнулась Эмма. — Многие этого не понимают. Но ты, как и я, видел жестокость Синдиката, преступность такого правительства, что отправляет людей на смерть без весомой на то причины. А сейчас, мы спасаем военного преступника, развязавшего войну, из-за которой Бог знает сколько жизней уже было потеряно. И этот преступник работает на врага и явно пытается нам помешать. Более того, вполне возможно, что он и врагов использует в своих целях. Подумай, Томми: что мы навлечём на Город, если спасём этот кусок дерьма?

— А что ты предлагаешь? — заинтересовался Томми. — Не спасать его?

— Если мы уйдём, ничего не изменится, — с убеждением сказала Эмма. — Всё даже станет намного хуже. Я говорю, что мы должны найти его. Но он не обязан доплыть до Города в целости и сохранности. Ты понимаешь, о чём я?

— Предлагаешь его убить? — рулевой захохотал. — Всё твердишь о спасении жизней, но стоит речи зайти о неудобных тебе людях, как они тут же заслуживают смерти?

— Нет, у меня есть более элегантный способ с ним разобраться. И я не говорю о причинении увечий. Скажем так, мы можем убедить его, что всё, что он делал, делает и сделает — это преступления против человечества. Заставим его задуматься и сменить курс.

— Старого пса новым трюкам не научишь, дорогая. Это провальная затея, я тебе так скажу.

— Мне лишь нужно, чтобы ты поддержал меня, — сказала Эмма. — Я боюсь, что Валентайн может мне помешать.

Она заметила, как от упоминания капитана лицо рулевого на секунду скорчилось в едва заметной гримасе. Да, она не ошиблась, решив поговорить с Марцетти. С каждой фразой её план становился всё жизнеспособнее, хотя когда она только начала про него думать, сама затея казалась смехотворной. Что она могла изменить? Но, стоило призадуматься, как оказывалось, что очень многое. Фактически, прямо сейчас она находилась в центре мира. В моменте, который влиял на столько жизней, что от осознания его важности кружилась голова и подкатывала тошнота к горлу. «Ты был прав, Рэй, не создана я для такого. Но я всё же буду стараться изо всех сил».

— Даже если я тебя поддержу, что я могу сделать? Ты видела силу этого урода. Вон, даже громила не смог его привести в чувство. Меня Валентайн одним движением пальцев сломает напополам.

— Я не прошу вступать с ним в прямой конфликт. Мне буквально нужно пять минут наедине с полковником, и всё будет решено.

— Пять минут? Ты что, с ним трахнуться решила?

От одной только мысли Эмму передёрнуло, но она взяла себя в руки, чтобы не сорваться на грубость:

— Поверь мне, я знаю слова, которые заставят его пожалеть обо всём, что он сделал. Тебе нужно только изолировать Валентайна от меня и полковника. Это ведь не так сложно, не правда ли? Зато последствия будут такие, что ты не узнаешь Первый Город, когда вернёшься.

Томми призадумался, а затем выдал:

— Ты знаешь, сестра, ты мне нравишься. Ты, может, и наивная, но в упрямстве тебе не отказать. Будут тебе твои пять минут. Не потому что я верю, будто у тебя что-то получится. Но раз ты так уверена в своих силах, кто я такой, чтобы лишать тебя возможности попытаться, а?

— Ты не представляешь, как я тебе благодарна, — сказала Эмма, почувствовав, как застучало её сердце. — И как благодарны тебе будущие поколения Города.

— Да, да, конечно, — отмахнулся Томми. И хоть он пытался всем своим видом показать, что ему безразличны слова Эммы, она увидела в его глазах невиданное доселе тепло. Тепло человека, только что обрётшего надежду. Поднявшись на ноги, он кивнул на иммигранта и проговорил: — Слушай, на твоем месте я бы не стал здесь сидеть, на палубе. У меня есть собственная каюта. Всё равно мне ждать возвращения Валентайна, а ты пока можешь отдохнуть. Я помогу перетащить громилу.

— Я была бы очень признательна, — сказала Эмма. Собрав сумку и перекинув её через плечо, она схватила иммигранта за ноги, в то время как Томми приподнял торс Саргия. Кряхтя, словно старики, они затащили его под палубу. Рулевому пришлось положить Саргия на пол, чтобы открыть дверь своей каюты. Помещение размером с каморку, не ахти какое, но всё же лучше, чем спать в трюме.

— Спальный мешок не нужен? — спросил Томми.

— Нет, мне в нём дурные сны снятся, — ответила Эмма. Марцетти понимающе кивнул.

— Мы, наверное, уже не научимся спать нормально.

Эмма вспомнила, что Саргий тоже предпочитал засыпать без спальника. Да и многие другие поступали точно так же. «Нас так много, и все мы одни». Каждый страдал от одного и того же, но не мог найти слов, чтобы выразить это. Разделить боль на всех, чтобы каждому стало легче.

Вдвоём они втащили иммигранта на койку, которая явно была для Саргия мала. Кивнув в знак благодарности рулевому, Эмма села рядом с кроватью и закрыла глаза. Она почувствовала, что Марцетти осмотрел её с ног до головы, прежде чем закрыть дверь и уйти, но её это уже не волновало. Она почувствовала лёгкий укол совести за то, что только что провернула.

Томми оказался не таким мерзавцем, каким она его представляла. Более того, по сравнению с Валентайном его можно было назвать хорошим человеком. И всё же, она его использовала. Дала ему надежду, чтобы он помог с её планом. И даже если она сделала это во благо всего Города, всего человечества, даже если она говорила искренне, это не отменяло одного факта — она сделала это, в первую очередь, для себя.

Фыркнув, она открыла глаза и начала рыться в сумке. Выудив шкатулку, она откинула крышку и рассмотрела подарок Рэя: маленький двухзарядный дерринджер. «Для самозащиты», как сказал он. Сейчас же она его носила только для того, чтобы было из чего выстрелить себе в висок. Забавно, что ей всё-таки разрешили забрать этот пистолетик, но не всё остальное. Будто бы знали, какое применение она ему найдёт.

В который уже раз она приставила дуло к виску и представила, как огонь обжигает кожу, а пуля пронзает череп и мозг. И всё мгновенно затухает. Никакой больше боли, никаких больше страданий и сомнений.

Она не желала терять память, но так иногда хотела ничего не помнить.

Тут она почувствовала, как на плечо легла тяжёлая рука. Повернувшись, она увидела потухший взгляд иммигранта. Слабо улыбнувшись, он произнёс:

— Даже и не думай. Ты должна меня выходить, чтобы я убил Валентайна.

У неё было плохое предчувствие насчёт всего этого, однако ободряющая улыбка Уильяма её успокаивала. Ёрзая на жёстком стуле, Эмма подумала, что стоило надеть джинсы вместо лёгкого платья. Но, увы, выбор уже был сделан. Строгая женщина с собранными в пучок на затылке седыми волосами посмотрела в планшет перед ней и начала:

— Назовите своё полное имя.

— Эмма Виктория Красс.

— Сколько полных лет?

— Двадцать два.

— Проживаете в?..

— Восьмой сектор, пересечение Сорок Второй и Восьмой, блок номер…

— Образование? — перебила женщина.

— Медицинский университет имени Святого Энтони, — пробормотала Эмма, чувствуя, как к щёкам приливает краска. Женщина кивнула несколько раз и протянула ей планшет:

— Распишитесь вот здесь и здесь. Мы обработаем ваши данные и отправим вам ответ по почте, либо же позвоним. Оставайтесь на связи. Всего хорошего.

Судя по выражению лица, женщине в последнюю очередь хотелось, чтобы у Эммы всё было хорошо. Поднявшись со стула и одёрнув платье, Эмма рефлекторно поклонилась, отчего тут же мысленно поругала себя и покраснела ещё больше. Из кабинета она вышла с пылающими щеками и ушами.

— Ты великолепно держалась, — приободрил её Уильям, закрывая за собой дверь кабинета. Поправив красный бант на шее, он продолжил: — Правда, я не шучу. Ты у нас самый перспективный кандидат на данный момент.

— Ты мне льстишь. Я ужасно себя показала, как на тестах, так и на интервью. Ты это видел? Она даже не слушала, что я говорю!

— Да потому что ты не видела предыдущих посетительниц! Каждая из них сидела там по полчаса и расписывала свои потрясающие рабочие и душевные качества. А про тебя нечего и спрашивать: твои исследования уже заметили и доложили о них куда надо. Так что не волнуйся. Всё будет отлично. Держу за тебя кулачки!

На улицу Эмма вышла в приподнятом настроении. Казалось, весь Город ей распахнул свои объятия. Мигали приветливо рекламы, гуляющие люди, увидев её, улыбались, а несколько полицейских ей козырнули.

Её глаза накрыла большая, тёплая ладонь, и она засмеялась:

— Рэй, ну хватит!

Рэй развернул её и поцеловал, а затем сказал:

— Думаю, тебя уже можно поздравлять? — сказав это, он протянул ей букет. Внутри Эммы всё задрожало.

— Неужели… настоящие? Откуда?

— Скажем так, парень из королевской оранжереи был мне должен, поэтому я попросил, чтобы он умыкнул цветов на один букетик. Никто даже и не заметит.

— Боже, — рассмеялась Эмма, — я встречаюсь с преступником!

— Твоим преступником, — улыбнулся Рэй и снова её обнял. Взявшись за руку, они двинулись по улице к ближайшему кафе. Там их уже ждал приготовленный столик с аккуратно нарезанными и хорошо прожаренными кусочками мяса и бутылка шампанского. Эмма не представляла, сколько Рэю пришлось за это отвалить денег. Она даже и не могла подумать, что когда-то будет обедать в этом районе, в самом сердце Центра, буквально в двух шагах от площади Освобождения. Усевшись, Эмма принялась любоваться памятником Освободителю. Что-то загадочное и непостижимое всё-таки было в этой статуе, покрытой золотом. Будто бы её строили не просто для красоты, а с каким-то более глубоким смыслом. Смыслом, который они за пять сотен лет уже успели позабыть.

— Ну, так как прошло? — спросил Рэй, накалывая кусок мяса на вилку и отправляя его в рот.

— Я думала, что меня не взяли — интервьюера я вообще не интересовала. Но Уильям заверил, что ко мне уже давно присматриваются, потому даже не стали вдаваться в подробности, а взяли меня заочно.

Рэй нахмурился:

— Уильям? Ты про Билла Уотерса что ли? — он отложил вилку. — Эмма, милая, ты не говорила, что его знаешь.

— Я же тебе про него рассказывала! — Эмма почувствовала лёгкую обиду. — Уильям, он мне помогал ещё с начала исследования. Из-за которого меня, похоже, и берут.

Рэй откинулся на спинку стула и скрестил руки. Его лицо стало чернее тучи. Эмму это даже позабавило.

— Только не говори, что ревнуешь! — она протянула ладонь и попыталась расцепить его руки. — Да ты же видел его! Какой из него кавалер, скажи? Особенно с его этими дурацкими усиками и бантами на шее…

— Ты не понимаешь, — пробормотал Рэй. — Этот человек… он очень опасен. И я бы не хотел, чтобы ты водилась где-то рядом с ним. От него только проблемы.

— Ты всерьёз так думаешь? А по-моему, он милашка. Ты знаешь, что его называют Улыбашкой, да?

— Ещё бы не знать…

— Я всё равно не смогу его избегать. В конце концов, это лучшая возможность, которая у меня есть! Вполне возможно, через несколько лет мне могут присвоить привилегии королевского учёного!

— Извини, я не хотел тебя напугать или смутить. Действительно, тебе лучше будет принять их предложение. Просто… если он предложит тебе что-то странное, то сначала подумай, хорошо?

— Насколько странное? — рассмеялась Эмма. — Пойти выпить с ним кофе?

— В том числе, — улыбнулся Рэй. — Ладно, забудем про него. Ешь, а то остынет.

Остаток дня они провели, гуляя по площади Освобождения и восхищаясь диковинным кафе, которые они могли там отыскать. Вечером они успели в кинотеатр на последний сеанс «Героя тёмных времён», в котором режиссёр предлагал оригинальную интерпретацию легенды об Адаме и его коммуне. Это изложение так сильно возмутило консерваторов, что фильм даже пытались запретить некоторые церковные группы, но король наложил личный запрет на их инициативы, потому перетолки затихли.

Выпив на ночь по бутылке вина, они с Рэем разошлись по своим квартирам. Эмма полночи проворочалась, думая о сказанном про Уильяма. Чем же он Рэю так не угодил? Она вспомнила, как ещё в университете ходили слухи о том, что Уотерс возглавляет критичные для Синдиката проекты, несмотря на свою молодость. Но тогда она могла им только восхищаться. Узнав же Уильяма поближе, она посчитала его очаровательным, хоть и несколько чудаковатым. Казалось, его энергичный оптимизм ничто не могло омрачить. Вплоть до того, что даже новости о терактах в Центре, унёсшие десятки жизней действующих граждан и солдат он воспринимал не просто как данность, а как обязательное событие, без которого жизнь была бы неполной. Впрочем, он дал ей несколько очень хороших справок для её исследования, да и материал, который он предоставил, был просто бесценен. Работа Эммы вызвала такую шумиху, что где-то в течение полугода ей пришлось держать коммуникатор отключенным, потому что ей надоело отвечать отказами на просьбы дать интервью. В конце концов, то, что она выяснила, очень сильно продвинуло весь Синдикат. И Эмма прекрасно понимала, что Уильям оказал ей услугу не из каких-то личных симпатий, а просто потому, что часть славы в итоге досталась и ему. Всего неделю назад он получил позицию королевского учёного, а уже собирал собственную исследовательскую группу — и прислал приглашение Эмме. Вот уж чего-то такого она точно не ожидала. Если дело выгорит, её ждала очень долгая и привлекательная карьера, усыпанная цветами и бриллиантами. И настоящей едой, конечно, а не бурдой из утилизатора. Совсем неплохо для девочки, чьим родителям едва хватило денег, чтобы выкупить её из Приюта после школы.

Наутро поступил звонок. Не вставая с кровати, Эмма включила на коммуникаторе громкую связь:

— Привет, дорогая! — услышала она полный оптимизма голос Уильяма. — Тебя взяли! Я же говорил, а ты мне не верила! Что же, ждём тебя через полтора часа, адрес ты уже знаешь. Только оденься поприличнее, тебе ещё придётся проводить брифинг.

— Брифинг? — простонала Эмма. — Я ещё в кровати! Да я же вообще не готовилась, как я смогу что-то рассказать?!

— Всё будет нормально. Они же студенты! От тебя не ожидают пламенных речей. Просто им нужно понять, с чем мы будем работать.

— А я и этого не знаю!

— Конечно знаешь, — тут Уильям заговорил шёпотом, словно заговорщик: — Мы снова раздобыли материал.

От этих слов Эмма вскочила с кровати и тут же бросилась одеваться. Кое-как натянув джинсы, она вспомнила про звонок и крикнула Уильяму:

— Ждите меня, скоро буду!

Быстро умывшись, почистив зубы и сделав бутерброд с кофе, она бросилась на улицу, жуя и попивая на ходу. В обычной ситуации она бы поехала на монорельсе, но сегодня ситуация требовала, чтобы она вызвала такси: благо, поблизости проезжала машина. Через сорок минут она уже была в здании. В вестибюле её ждал Уильям с чашкой кофе.

— Подумал, что ты не успела выпить, поэтому и приготовил. Торт будешь?

— Я сейчас без сладкого. Студенты собрались?

— Да, уже ждут. Раз ты пришла пораньше, можем начинать.

Эмма перешла на шёпот:

— А материал? Можно его предварительно осмотреть?

Уильям лишь засмеялся:

— Не волнуйся ты как. Во время презентации всё увидишь сама. Просто расскажи им вкратце про своё исследование и то, что ещё не растащили по новостям.

— Говорить придётся немного, — пробормотала Эмма.

На лифте они поднялись на девятнадцатый этаж, где Уильям выдал ей белый халат и бейджик. Там же они вошли в огромный кабинет для презентаций. Эмма почувствовала на себе двадцать пар жадных глаз, которые, казалось, готовы были сожрать её с потрохами. Она почувствовала, как нарастает биение её сердца, как пот начинает выступать на лбу и шее, пока Уильям представлял её. Но стоило ему дотронуться до её плеча и улыбнуться, как она ощутила прилив уверенности: никто здесь не собирается её критиковать или поднимать на смех, более того, эти люди просто боготворят её. В каком-то смысле, её ошибки показали бы им, что она такой же обычный человек, как и они. И всем бы стало легче от этого работать. Нечего было бояться. Не она первая, не она последняя. А предмет её исследования вообще не имеет ни к чему никакого отношения.

— Здравствуйте все. Как Уильям и сказал, меня зовут Эмма Красс и я здесь, чтобы поговорить о Боге.

Зал засмеялся, заставив сердце Эммы вздрогнуть, но она поняла, что это был одобрительный смех. Это придало ей ещё больше сил.

— Совсем недавно я выпустилась из университета, как и большинство из вас. Мне двадцать два, наверное, многие здесь даже старше меня. И я хочу подчеркнуть, что любой смог бы провести такое же исследование, как и я, если бы набрёл на материал раньше. Просто я оказалась тем, кому повезло. В общем, все вы знаете, как всё работает: для исследования к нам привозят свежие трупы, по которым мы изучаем человеческий организм, проводим вскрытия, ищем патологии и возможности это исправить. Большинство того, к чему мы приходим, уже решённые Медцентром вопросы. Один только вопрос мы не можем решить — как сделать нас сильнее? Можно ли простимулировать эволюцию? К сожалению, на данный момент у нас не хватает добровольцев для программы аугментаций. Собственно, Уильям у нас является передовым экспертом в этой теме. Не хочешь ничего сказать? — зал снова засмеялся. — Хорошо, я продолжу. Повсеместные аугментации решили бы вопрос долголетия очень и очень быстро. Я говорю не только о замене органов и конечностей, но и наращивании наших природных способностей. Просто представьте, сколько жизней мы могли бы исправить. Сколько калек мы бы смогли снова реинтегрировать в общество, развив протезы! Эдем, однако, не спешит делиться с нами технологиями, ограничивая всё экзальтами, поэтому большинству приходится выживать как попало, без возможности поправить ситуацию. Опять же, я говорю о повсеместном внедрении аугментаций, чтобы каждый мог их себе позволить. Сейчас это невозможно. Но моё недавнее открытие, возможно, даст нам толчок в решении этого вопроса.

Эмма перевела дух и глотнула из стакана воды. Казалось, даже при защите своего исследования она так не волновалась, как сейчас. Сейчас ей предстояло рассказать самую неприятную часть.

— На очередном вскрытии я обнаружила, что труп, который ко мне пришёл, не соответствует данной ему характеристике. Я перепроверила всё несколько раз, но, похоже, произошла какая-то ошибка. И это я хочу особенно подчеркнуть, чтобы вы поняли, о чём я говорю: это действительно была ошибка. Труп, который мне привезли, оказался солдатом, участвовавшим в боях на Нижних Уровнях. Он вообще не должен был оказаться в Старом Городе, потому что по протоколу всех умерших перерабатывают на месте. Позднее выяснилось, что он был из очень влиятельного Дома. Родители попросили тело, чтобы самим утилизировать его, однако, так получилось, что привезли его мне. Я начала исследовать его. Выяснилось, что он умер от заражения, которое почти что повсеместно на Нижних Уровнях. Увы, военные отказываются делиться подробными деталями. А сейчас те, кто виноваты в незаконной передаче тела, уже за решёткой в Башне Правосудия. Оттого я хочу сильнее подчеркнуть, что такой случай — один на миллион. Но другой, на моём месте, смог бы провести это исследование и прийти к моим же выводам.

Несколько студентов закивали, их глаза уже горели энтузиазмом. Эмма почувствовала, что дала им нужный заряд:

— В новостях вам уже раструбили, что клетки, которые мы собрали из этого тела, были способны делиться сколько угодно раз. При том, что сам солдат был биологически мёртв, его тело было в идеальном состоянии. Оно жило, будто его подпитывала неизвестная нам энергия. «Эти клетки станут ключом к нашему бессмертию», так сказали в новостях, да? Но я так и не объяснила им выводы, сделанные из моей работы. План выгорит, если мы сможем синтезировать этот процесс, а затем привить подобное нашим будущим детям. Да, мы уже не станем бессмертными. Даже сейчас, в наше продвинутое время, под эгидой Эдема, мы так и не нашли ответа на вопрос, почему мы стареем и умираем. Всё выглядит так, будто эволюция намеренно включила в нас программу смерти. Или же сам Бог решил наказать нас за то, что Адам сделал в Эдеме, — зал снова засмеялся. — Если мы найдём ключ к этому сундуку, то покорим вселенную, ведь так? Конечно, многие спорят, что без постоянной ротации человечество морально устареет. Я с этим не согласна и мне очень жаль, что наше поколение уже не достигнет настоящего бессмертия. Но при помощи этих клеток мы можем решить проблему совместимости наших организмов с аугментациями. Мы сможем продлевать жизнь на такие сроки, которые раньше казались немыслимыми. А учитывая, что в нашем обществе не стоит проблемы с питанием и условиями, думаю, мы станем первым поколением, которое я называю условно-бессмертным.

Студенты завыли и начали хлопать. Вскочив со своих мест, они кричали «Браво!», что показалось Эмме совсем излишним. Она почувствовала, как краснеет, и поклонилась залу. Чтобы хоть как-то успокоить слушателей, она произнесла:

— Хочу напомнить вам, что на наш запрос о новых телах военные отреагировали… не так адекватно, как мне хотелось бы. Мне грозили военным трибуналом, обвинениями в разглашении государственной тайны и измене. Всё научное сообщество сейчас походит на осиный улей. Я прекрасно понимаю их эмоциональность, потому что эффекты влияния на организм этого заражения до сих пор не исследованы. Вполне возможно, что именно от него солдат и умер. Возможно, что весь контингент наших сил на Нижних Уровнях ожидает та же судьба. Но я могу лишь сказать, что замалчиванием этот вопрос не решить. Нам нужна хорошая выборка, нам нужны подробные исследования и нам нужна кооперация со стороны военных.

— Благо, раз мы здесь, один из вопросов решён, — неожиданно произнёс Уильям. Эмма с непониманием уставилась на него. Уильям, улыбаясь, продолжил: — Сегодня утром я лично отправился к королю, и он подписал разрешение на исследование влияния Нижних Уровней на организм человека.

Зал заполнился криками и улюлюканьем, будто бы это было не научное сообщество, а сборище фанатов спорта. Впрочем, Эмма прекрасно понимала студентов. То, что они исследовали, касалось абсолютно всех и каждого. Все хоть раз задумывались о смерти. И если кто-то успел с ней смириться, молодёжь этого так оставлять не собиралась. Пока же социологи спорили о возможных последствиях её открытия, она думала только о том, как же решить поставленную перед ней проблему — смерть.

Когда зал утих, Уильям добавил:

— Собственно, единственная причина, по которой вы здесь, состоит в появлении нового кандидата для исследований. Все, кто здесь находятся, входят в новую группу, которая будет заниматься исключительно материалом с Нижних Уровней. Как оказалось, это заражение весьма и весьма избирательно и затрагивает оно очень малый процент. Тот факт, что Эмме попался не обычный труп, а именно заражённого, просто невероятен. Будто бы сама судьба была на её стороне.

— Может, посмотрим новое тело? — поспешила сменить тему Эмма. Ей не очень нравилось говорить, почему заражённый попал именно к ней. Сколько она ни повторяла всем, что это открытие мог сделать любой, повезло всё же ей. И люди об этом не забывали — и не позволяли ей забыть. Она уже не раз слышала, что её исследование построено на фикции, она ничего не добилась сама, и любой другой учёный был бы предпочтительнее, потому что смог бы намного глубже раскрыть воздействие заражения. Но как только она обнародовала результаты, королевские учёные тут же забрали труп, так что она не смогла довести работу до конца. Благо, Уильям ей помог. И то, что он продолжал ей сейчас помогать, делало его просто бесценным другом.

— Посмотрим на тело? — с лёгкой усмешкой спросил Уильям. — Нет, у нас не просто тело. К нам попал живой человек.

Эмма сняла очки и протёрла глаза. Это казалось чем-то невероятным. Всё, о чём она мечтала шесть лет назад, когда только включилась в группу, казалось просто смехотворным. Прорыва, которого она так ждала, не произошло. Билл принёс ей кофе и присел рядом. За шесть лет он тоже порядком осунулся. Но с исследованием его усталость имела мало общего: в группу Эммы он приходил после того, как отрабатывал свою смену в Медцентре. Король постоянно назначал его личным врачом к своим подопечным, поэтому недостаток времени Билла обострился как никогда.

— Расскажи мне хорошие новости, — сказал Билл. Хоть он и выглядел старше своего возраста лет на десять, он продолжал улыбаться — прямо как в день их первой встречи. Эмма покачала головой. Её дома ждёт Рэй. Билл ей начал нравиться, и всё же, периодически в нём всплывала некая тёмная сторона, казавшаяся невероятно отталкивающей.

— Что же, хорошие новости в том, что мы, наконец, смогли приспособить эти клетки для изменения структуры повреждённых участков организма. Это позволит упростить процесс адаптации к протезам и искусственным органам.

— И обязательно будет «но», верно? — спросил Билл. Эмма устало покачала головой.

— Но очень высок процент вероятности летального исхода. Клетки могут так сильно изменить организм, что спровоцируют реакцию иммунной системы, и тело, практически, сожрёт само себя за несколько недель. И у нас нет решения этой проблемы.

— Несколько недель — не совсем короткий срок. Я думаю, что мы готовы пойти на такой риск.

— Готовы ли? Это будут недели невыносимой боли, человеку придётся либо терпеть её, либо же сидеть на болеутоляющих — а они могут повлиять на наше лечение. Вероятность спасти пациента слишком мала. Я не хочу брать на себя такую ответственность, Билл. Мы должны добиться лучших результатов, прежде чем начать работать над живыми людьми.

— А как насчёт преступников? — поинтересовался Билл, рассматривая свои ногти. — Я думаю, король без проблем это одобрит. Ради решения такой проблемы не жалко пожертвовать парой десятков подонков.

— Они же люди, Билл! — ужаснулась Эмма. — Послушай, когда я согласилась продолжать исследование, я не подписывалась на незаконные эксперименты!

— Мы можем сделать их законными, — пожал плечами Билл, улыбаясь. Эмма подняла палец.

— Даже и не думай. Я глава этого проекта. И я запрещаю тебе начинать испытания на людях. Даже не думай говорить с королём.

Билл откинулся назад, продолжая улыбаться.

— Да ладно тебе, Эмма, я же шучу. Хотя, нужно отметить, король уже подумывает над тем, чтобы распустить нашу группу. За шесть лет мы слишком малого добились.

— Мы говорим о бессмертии, а не о таблетке от головной боли, — огрызнулась Эмма. — Он что, думает, будто мы сможем решить проблему за пару дней? Это уж не говоря о том, что последний объект исследований у нас был только в день основания группы. У нас ведь даже выборки нет нормальной! Только записи о нулёвом пациенте и набор образцов от живого субъекта. Если бы нам доставили ещё материала, может быть мы бы и продвинулись дальше.

— Король всё же послушал моего совета и развернул на Нижних Уровнях передовую базу для учёных.

— Когда? Почему ты мне не сообщил?

— Месяц назад. Из-за забот в Медцентре совсем из головы вылетело. Да и потом, если бы были результаты, я бы тебе сказал. Проблема в том, что их нет.

— Да, конечно, — Эмма горько рассмеялась. — Это ужасно глупо. Я стою за сохранение жизней, а сама жажду чьей-нибудь смерти от заражения, чтобы мы могли хоть чуть-чуть продвинуться дальше.

— Не переживай ты так. Всё наладиться. А пока будем работать с тем, что есть.

— Кстати, что с тем заражённым, который выжил? — спросила Эмма.

— Ты же его видела. Ожоги девяноста процентов тела. Когда мы с ним закончили, его увезли военные в госпиталь. Я слышал, что он и двух дней не прожил после этого.

— Это наша вина, — пробормотала Эмма. — Мы должны были оказать ему помощь, а не ставить эксперименты.

Билл покачал головой:

— Если бы он умер у нас на столе, мы могли бы потребовать оставить тело для дальнейших экспериментов. А так, ни себе, ни людям.

— Иногда твоя бессердечность меня просто поражает, — заметила Эмма. Уотерс лишь развёл руками:

— Я просто остаюсь прагматичным. Если бы у нас сейчас было целое тело, мы бы скакнули намного дальше, тебе не кажется?

Эмма вздохнула, прекрасно понимая, что он прав. Всё равно заражённый уже не жилец, так какая разница, умер бы он у них на столе или же в госпитале? С целым телом они могли бы уже давно решить все проблемы и начать разворачивать программу аугментации.

— Как бы там ни было, Эмма, я просто хочу сказать: нам этого недостаточно. Нам нужны результаты. Потому что сегодня или завтра король может просто прислать своих громил, чтобы они разобрались, почему у нас нет никакого продвижения. За все привилегии, что мы получили, идёт большой спрос, не забывай про это.

— Да, я прекрасно это понимаю, просто… ну что мы можем сделать, Билл? Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю начать испытания на живых субъектах. За последние полтора года у нас, практически, не было подвижек. Нужно что-то предпринимать.

— Это исключается, Билл. Я не позволю.

Уотерс встал со стула, прошёлся ладонью по волосам и вздохнул:

— Раз так, то я ничего не могу обещать. Если король решит закрыть группу и передать исследование кому-то ещё, у меня нет козырей, чтобы ему противостоять. Ладно, удачи. Если будут какие-то соображения или сдвиги, сообщи мне, хорошо? Я всё равно сейчас почти не сплю.

Он покинул кабинет, оставив на столе недопитую чашку горячего кофе. Эмма на автомате выхлебала остатки, а затем откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. Перспективы были хуже некуда. На план Билла она не подпишется ни в коем случае, это уж точно. Но лишаться всего из-за принципов? После стольких лет и потраченных сил? Ни за что. Был только один выход из этой ситуации.

Если король и правда решит лишить её исследования, пусть попробует продолжить без её наработок.

Она включила терминал и, подключившись к Сети, быстро отыскала все сервера, на которых были данные. Скопировав их к себе на кристалло-диски, она удалила все записи. Собрав все папки и бумаги, она положила их в свою сумочку, вместе с дисками. Оставались только образцы. Надев защитный костюм, она спустилась в лабораторию — в такой поздний час там уже никого не было. Да и за это время слишком многие покинули группу, чтобы переключиться на более перспективные исследования. Всего было около двух десятков склянок, которые она засунула в специальный контейнер, запечатала и уложила в большой чемодан для переноски. Переодевшись и собрав вещи, она спустилась на лифте и двинулась к выходу.

— Мисс Красс? — спросил молоденький охранник, стоявший у дверей. — Идёте домой?

— Я уже давно миссис Коннели, — усмехнулась Эмма. — Вы новенький, да?

— Извините, мэм, — охранник дотронулся двумя пальцами до козырька кепки. — Я о вас слышал только из новостей. Не ожидал, что увижу вас вживую.

— Ты в вечерней смене, да? Всё правильно, я обычно уезжаю домой глубокой ночью. Сегодня просто решила закончить пораньше. Всё в порядке?

— Конечно. Только мне придётся досмотреть ваши вещи, ничего страшного, обычная процедура.

Эмма рассмотрела имя на бейджике парня и произнесла:

— Коннор, да? Ты знаешь, меня ведь обычно не досматривают. Все в ночной смене знают, кто я.

— Такова процедура, мэм. А то, что они делают, нарушает протокол. Уж извините, но вам придётся показать свои вещи и вывернуть карманы.

— Я глава исследовательской группы, — с нажимом произнесла Эмма. — Неужели я должна проходить настолько унизительный процесс?

— Правила для всех одни, — невозмутимо ответил охранник и взял из её рук сумку. Время для Эммы будто бы замедлилось, когда он расстегнул замок и начал просматривать содержимое. Но перевернув всё вверх дном, он ничего не сказал.

— Можете открыть чемодан?

Эмма хотела сказать, что там у неё образцы, но что-то подсказало ей — говорить ничего не стоит. Открыв чемодан, она показала охраннику склянки. Тот окинул их отсутствующим взглядом и спросил:

— Вы же это всё записали, когда занесли, верно?

— Я же сказала вам, что другие смены меня знают, — улыбнулась Эмма. — Поэтому я не записываю, что заношу и выношу.

— Что же, ладно, на первый раз я вас прощаю, — ответил охранник. — Думаю, нет смысла записывать то, что вы вынесли, если вы это не записали при входе — подумают ещё, что вы забрали местное оборудование. Можете идти, спокойной ночи.

— Спасибо вам большое, — искренне ответила Эмма, чувствуя, как её охватывает жар. Открыв дверь и выйдя на улицу, она чуть ли не бегом бросилась к ближайшей станции монорельса. Сердце её стучало, а внутри всё содрогалось от ликования. Она не могла поверить, что её план сработал.

Оказавшись в жилом блоке и поднявшись на свой этаж, она не стала стучать, а открыла дверь сама, махнув запястьем с вшитым чипом над сканером. Стоило ей войти, как из кухни вышел Рэй в трусах, майке и с бокалом вина в руке.

— Надо же, ты решила сегодня всё бросить и повидать мужа? — он засмеялся. — А я как раз тебе готовил.

Оставив чемодан и сумку у порога, Эмма крепко обняла Рэя, а затем поцеловала. Зайдя на кухню, она восхитилась:

— Опять накупил натуральных продуктов? Рэй, я тебя не заслуживаю.

— Это я тебя не заслуживаю, милая, — засмеялся он. — Садись, скоро будет готово. Рассказывай, какие вершины ты сегодня покорила?

— Никакие, — Эмма села за стол и отхлебнула вина из бокала. — Более того, приходил Билл и сказал, что если мы ничего не достигнем в ближайшее время, король нас распустит.

— Он тебе угрожал? — насторожился Рэй, перестав колдовать над сковородой.

— Нет, ни в коем случае. Просто предупредил, что нам стоит начать испытания на живых людях, чтобы хоть что-то новое узнать. Я против. Слишком велика вероятность гибели пациентов. Мне потом с этим ещё жить.

— А ты не думала использовать приговорённых к смерти? Они ведь и так умрут, а так, хоть принесут пользу обществу.

— Они ведь тоже люди.

— Которые совершили преступления против общества, — настаивал Рэй. — К смерти просто так не приговаривают, знаешь ли.

— А что насчёт судебных ошибок? — Эмма вздохнула. — Я просто не хочу быть частью этой системы, понимаешь?

Рэй поднял сковороду и выложил жареные овощи с мясом на тарелку. Запах был такой, что у Эммы сразу же потекли слюнки. Наложив порцию и себе, Рэй сел и произнёс:

— Ты стала частью системы, согласившись возглавить группу. Теперь они не дадут тебе просто так уйти.

— Почему же? — улыбнулась Эмма. — Я свистнула все заметки об исследованиях и образцы.

Рэй замер на месте:

— Ты… что?!

— Да что тут такого? Они хотят продолжить исследования без меня, так пусть это и делают — а я забираю свою часть работы.

Рэй вскочил и схватил её за руку:

— Эмма, мы ведь говорим о короле! Ты знаешь, что он может с тобой за это сделать? Ты хоть представляешь, что ты могла навлечь на себя? На нас?

— Чего ты беспокоишься? Думаешь, меня за это арестуют и бросят в тюрьму? За что? Это моя работа и я имею право скрыть её от всех. Да и потом, ты же адвокат, ты меня вытащишь, если что. Шучу, шучу. Правда, ну что не так?

Рэй присел рядом, продолжая держать её за руку:

— Ты постоянно забываешь, что я адвокат Синдиката. Судимся мы только за внутренние дела. А то, что ты провернула, могут расценить как угрозу не только Синдикату, но и Старому Городу. И тогда задействуют Башню Правосудия. Ведь ты сама говорила, вы исследуете заражение, пришедшее с Нижних Уровней. Они расценят твои действия как похищение биологического оружия. Они решат, что ты террористка, которая что-то готовит в отместку за решение прикрыть её группу. Неужели тебе не ясно?

— Но ведь это полное безумие. Все же прекрасно знают, что это заражение не может распространяться. Все военные протоколы — полная чепуха, мы работаем с материалами шесть лет, за это время мы бы уже давно все заразились…

— Вы ведь работаете в защитных костюмах?

— Ну да, просто потому, что так предписывают правила, но мы уже давно выяснили, что угрозы распространения нет.

— И кто об этом знает? Ты? Билл? Твоя исследовательская группа? Я уверен, что королю об этом неизвестно, как и широкой публике. Эмма, извини меня за грубость, но тебя никто не знает. Люди, может, читали когда-то в новостях, что «учёные на пороге разгадки бессмертия», но и только. Твоё имя, фамилия — думаешь, кто-то это запоминает? Если король завтра объявит, что ты сошла с ума и решила отравить весь Старый Город, как думаешь, кому они поверят? Так, слушай, первым делом нам нужно позвонить в полицию и предупредить, чтобы они не велись на провокации Синдиката. Нам нужно быть на шаг впереди…

Рэй вскочил и побежал за коммуникатором. Эмма, тем временем, села с ногами на стул, обняла колени и попыталась унять дрожь. Когда Рэй вернулся, она спросила:

— А неужели мне просто нельзя взять образцы и вернуться обратно? Объяснить, что это всё просто одно большое недопонимание, что я ничего такого не имела в виду. Они же должны понять!

Рэй взял её за руку:

— Любимая, это король. Знаешь, на чём держится это государство? Оно держится на страхе. Страхе перед Эдемом и страхе перед Карлом Лоуренсом. Тебе не приходило в голову, что после его прихода к власти у нас больше не было открытых Войн Домов? Потому что каждый раз, когда кто-то нарушает соглашение о перемирии, к нему отправляют боевую группу, а то и две, чтобы решить вопрос.

— Кто же ему подчиняется? Армия ведь теперь независимая организация.

— Корпус штурмовиков, — отчеканил Рэй. — Его личная армия, которая стоит даже выше Королевской гвардии. Официально их не существует. Лишь немногие приближённые ко двору знают о них. О том, как король управляет Городом на самом деле.

Он включил коммуникатор, выбрал контакт из списка и засунул в ухо наушник:

— Алло, извини, нет времени. Король собирался распустить группу Эммы, потому она забрала свои исследования. И образцы из лаборатории. Что? Нет, это не провокация. Она просто испугалась, вот и всё. Я прошу тебя о помощи. Не забудь, что за тобой должок. Если начнутся какие-то проблемы, прямо говори, что это я тебя предупредил. Карьера? Сейчас на кону наши жизни. Слушай, я сейчас отправлю тебе пару документов, можешь их использовать как рычаг. Как бы там ни было, не давай Синдикату перетянуть одеяло на свою сторону. Ты меня понял? Всё, до скорого. Надеюсь.

— Кто это был? — спросила Эмма, когда Рэй закончил говорить.

— У меня есть один старый знакомый в Башне Правосудия. Я не позволю, чтобы король посадил тебя туда и повесил ярлык террористки. Я думаю, он попытается сделать всё их руками. Заставит их судить тебя и вынести приговор.

— Это какая-то нелепица, Рэй, скажи, что ты шутишь. Я просто забрала бумаги и исследования, что тут такого? Ты говоришь так, будто за это меня казнят!

— Ты ведь сама говорила, что речь идёт о бессмертии. Ты представляешь, какой силой будет обладать сторона, к которой попадут результаты этой работы? Хорошо, если решат, что ты умыкнула всё для себя. А если подумают, будто ты продаёшь данные кому-то из Домов? Ты попала в королевскую исследовательскую группу потому, что ему проще было тебя контролировать. А теперь ты взбрыкнула, и он уже не будет размениваться на сантименты. Он…

Рэй не успел договорить: с чудовищным грохотом вылетела входная дверь и во все стороны разлетелись осколки. Эмме будто бы молотом по голове ударили. Закричав, она упала на пол, рядом с Рэем. Казалось, кто-то пытался пробурить ей череп и проникнуть через него в спинной мозг. Всё гудело. Пахло пылью и гарью. Будто сквозь одеяло она слышала крики, но не могла понять слова. Наконец, огромная рука схватила её за шкирку и приподняла.

Перед ней был мужчина в военном снаряжении и маске, но опознавательных знаков на форме не было. Словно из другой вселенной до неё долетели его слова:

— Где образцы?

Эмма хотела поднять руку и показать, но тело её не слушалось. Весь её вес сосредоточился где-то внизу, словно сам Бог решил выкрутить гравитацию на максимум. Она пыталась сказать что-нибудь, объяснить, что всё это большая ошибка. Тщетно: губы превратились в две огромные подушки, приклеившиеся друг к другу. Краем глаза она увидела, как Рэй пытается подняться. Он протянул к ней руку, опёршись на колено. Дико озираясь, он что-то прокричал. За ним выросла огромная тень солдата с винтовкой. С размаху он огрел Рэя прикладом по затылку. Рэй упал лицом вниз. Под его головой начала расплываться лужица крови. И тут оцепенение, наконец, спало. Собравшись, Эмма закричала изо всех сил. Это не были слова, это не были мольбы, это не были даже проклятия. Это был первобытный крик ужаса и ненависти, всей той боли, что она хранила столько лет. Она кричала и кричала, потому что всё её существо отказывалось принять жизнь, которая обернулась таким кошмаром. Когда весь воздух вышел из её лёгких, и она могла лишь хрипеть, один из солдат спросил другого:

— Что с этой сукой не так?

Эмма снова упала на пол. Солдаты ей не мешали. Собрав все силы, она начала ползти к Рэю. Рывок, другой, третий. Она оказалась рядом, подтянулась и обняла его. Её ладонь нащупала его затылок. Его практически размозжили. Лицо было не лучше: на лбу была обширная рана от удара об пол. Если ему не окажут помощь, он умрёт.

— Пожалуйста, — прошептала Эмма. — Спасите его.

Солдат, допрашивавший её, похоже, был командиром. Присев на колено, он произнёс:

— Скажите, где образцы, и мы ему поможем.

Эмма быстро закивала и протянула руку. Командир помог ей подняться. Она показала на чемодан, стоявший у порога. Боец опустил её рядом и приказал:

— Откройте его сами.

Еле слушающимися пальцами она открыла замок и показала солдату склянки. Тот кивнул. Махнув рукой другому бойцу, он сказал:

— Упаковывай их, — затем активировал коммуникатор и произнёс: — Сэр, мы нашли образцы. Муж оказал сопротивление, мы его вырубили. Нет, ещё жив. Вот как? Хорошо, сэр.

Кивнув солдату, стоявшему рядом с Рэем, командир сказал:

— В расход.

— Нет! — закричала Эмма, но её крик заглушил выстрел. Голова Рэя дёрнулась, пол залило ещё больше крови. Как будто бы ничего особенного не изменилось. Но внутри неё всё оборвалось. В мгновение они решили её судьбу. В мгновение они сделали всё так, что она поняла: их она уже никогда не простит. И будет бороться до последнего.

Не успел командир к ней повернуться, как она схватила несколько склянок из чемодана и с силой сжала их. Осколки впились ей в ладонь, на пол потекла кровь, а она уже смеялась, круша остальные образцы. Подняв голову, она увидела, как к ней бежит солдат и заносит приклад.

Она даже не почувствовала удара. В её гаснущем сознании билась лишь одна мысль: «Вы будете молить убить вас».

Страшнее всего была не темнота и даже не теснота, что сжимала её со всех сторон, не давая нормально вдохнуть или выдохнуть. Страшнее всего были мысли, что продолжали пульсировать в её голове, которые каждую секунду причиняли ей невыносимую боль, но не убивали — словно садист, наслаждающийся каждым мгновением мучений своей жертвы.

«Ты убила его. Он погиб из-за тебя».

В такие моменты ей хотелось кричать от собственного бессилия. Она не могла: трубка питания затыкала рот. Она хотела наложить на себя руки: вот только в железном шкафу она едва могла двигаться. Её сны становились всё более реалистичными. В них она снова и снова встречала Рэя, повторяя первый день их знакомства, только каждый раз в других декорациях. Сны становились реальностью, зато реальность — беспросветная, не меняющаяся уже много дней — всё больше походила на сон.

Иногда мысли давали ей передохнуть. Тогда она утопала в воспоминаниях о лучших деньках, пытаясь прожить их заново. Она не замечала, как задрёмывала: и тогда тёплые страницы памяти превращались в кошмары. Огонь пожирал её, Рэй обливался кровью. Солдаты короля мучили его у неё на глазах, а она ничего не могла поделать. Она просыпалась и проводила целые часы в безмолвных рыданиях.

Всей душой она жаждала, чтобы её убили тогда вместе с Рэем. Но её пощадили. Почему? Неужели посчитали, что она не заслуживала лёгкого выхода? Что за совершённое преступление она должна прожить в мучениях весь остаток своей жизни?

Так она и проводила день за днём, то впадая в беспамятство, то до ужасающей чёткости осознавая каждое мгновение, где находится. Время для неё остановилось. Она не знала, день ли сейчас или ночь. Сколько уже прошло с момента, когда Рэй погиб? Как-то раз она попыталась начать считать секунды, но сбилась уже на третьей минуте. Какой смысл заботиться о времени в мире, где ничего не происходит?

Она не сразу поверила своим ушам, когда услышала скрип — это открывалась крышка её саркофага. Заслонка распахнулась, и Эмма вывалилась вперёд, не в силах устоять на ногах. Её окружили люди в балахонах и начали извлекать катетеры. Вытащив их, техники спрятали трубки внутри железного гроба и ретировались. Откашлявшись, Эмма поняла, что она практически голая. Первым же инстинктом было прикрыть наготу: вот только мускулы так долго находились в бездействии, что подвели её. Руки повисли вдоль тела словно плети. Эмма едва держалась, чтобы не повалиться на пол. Подняв голову, она воззрилась на своего спасителя.

Перед ней стоял Билл, сопровождаемый копами в броне. Франт погладил усы и произнёс:

— Выглядишь дерьмовее некуда. Приведите её в порядок. Буду ждать в камере для допросов.

Сказав это, Уотерс развернулся и вышел. Копы накинули на плечи Эммы одеяло и приподняли её с двух сторон за руки. Она и не заметила, как её притащили в санузел. Увидев себя в зеркале, Эмма ужаснулась. Она стала настолько бледной и худой, что сквозь кожу просвечивали кости. Волосы стали жидкими и перестали блестеть. Она походила на живого мертвеца.

Намного сильнее её поразила гримаса, застывшая на лице. Как Эмма ни силилась, ей не удалось придать ему нормальное выражение. Похоже, её так сильно отметелили, что повредили некоторые нервы. Теперь могло показаться, что она смотрит на мир из-под маски презрения и неприязни.

Что же, после всего случившегося, такая мысль не будет далека от правды.

Собрав все силы, она всё-таки сумела принять душ. Вытершись одеялом, Эмма вышла в коридор, где её ждали копы. Ей кинули серую рубашку и штаны. Едва она успела одеться, как её повели по бесконечным коридорам, сквозь двери, открываемые ключ-картами. Через каждую дюжину метров стояли охранники в полном боевом обмундировании: в бронежилетах, шлемах и наколенниках. В руках полицейские сжимали дробовики. Эмма спросила себя, зачем заключённым, практически живущим в гробах, такое количество охраны? Вероятность побега была настолько мизерной, что ей можно было пренебречь.

«Они не охраняют Башню от заключённых, — вдруг подумала она. — Они охраняют заключённых от Башни».

Присмотревшись, она увидела, что на формах тюремщиков были нашивки в виде щитов, которых не было у сопровождавших её копов. Блюстители Правосудия не боялись побега заключённых — они опасались, что кто-то снаружи попытается до них добраться.

Лица тюремщиков скрывали непрозрачные забрала, но Эмма знала точно: в их глазах она сочувствия не увидит. Впрочем, охранники обращались с ней достаточно бережно. В конце концов, ведь Рэй успел позвонить своему загадочному знакомому, а значит, в Башне её должны были принять мягче, чем могли бы изначально.

И всё же, это не помешало им осудить её и заключить под стражу. Эмма бросила косой взгляд на непроницаемые физиономии её конвоиров. Они не издевались над ней — но это не значит, что они питают к заключённой хоть какую-то симпатию.

Её нарекли террористкой. Объявили всему Старому Городу, что она хотела уничтожить подданных короля биологическим оружием, похищенным из лабораторий. Пусть копы и ненавидели Синдикат, но не настолько, чтобы желать всем гражданам смерти. Для них Эмма едва была приятнее слизи, прилипшей к подошве. Странно, что за это время её никто не попытался убить.

Подумав об этом, она вдруг осознала: впервые за всё это время она могла трезво мыслить. Поток новой информации стимулировал её изголодавшийся по работе мозг. Собирая детали, она тут же пыталась составить картину мира. Хоть как-то обозначить перспективы того, что её ждёт.

И больше всего она опасалась неумолимо приближающегося будущего, в котором она снова будет заперта в железном гробу на веки вечные, пока не издохнет. Одна только идея о возвращении превращало её нутро в дрожащий комок. Приходилось прикладывать все усилия, чтобы не рухнуть на пол и не завизжать от страха.

Не закричать: «Лучше уж смерть!»

Когда они дошли до камеры допросов, она уже едва держалась на ногах. Отвыкшие от работы мускулы грозили с минуты на минуты уйти в полный отказ. Едва сдерживаемая паника тоже не прибавляла сил. Открыв дверь, копы впустили её, а сами остались снаружи.

Внутри за железным столом уже сидел Билл во всём своём великолепии. Его парфюм ни с чем нельзя было спутать. Эмма так привыкла к запахам железа, пота и грязной кожи, что новые ароматы, ворвавшиеся в её ноздри, произвели впечатление разорвавшейся бомбы. У неё начала кружиться голова.

Она рухнула на стул, уперев взгляд в исцарапанную блестящую поверхность перед глазами. Чёрточки на белой глади представились ей жизнями людей, пересекающимися под причудливыми углами и обстоятельствами. Подняв глаза, она посмотрела на Билла. Что бы произошло, не встреть она его тогда в университете? Как бы всё повернулось? Была бы она сейчас на свободе?

Был бы жив Рэй?

Уотерс непринуждённо улыбался, будто они встретились в кафе в Центре, а не в застенках Башни Правосудия, куда Эмму запихнули по надуманному обвинению. Его зубы блестели несмотря на тусклое освещение. Бант растекался кроваво-красным пятном на фоне накрахмаленного белого воротника. Усы вздорно топорщились на красивом лице с правильными чертами.

Сама эта встреча казалась абсурдом. И всё же, Эмма заговорила первой:

— Надеюсь, ты здесь, чтобы вытащить меня, верно? Произошла ошибка, ведь ты об этом знаешь.

Как только она произнесла эти слова, в горле у неё встал ком. Как она могла быть такой спокойной?

— Билл, — продолжила она срывающимся голосом. — Они убили его. Они убили Рэя. Это просто какой-то кошмар…

Она всё-таки не выдержала и начала рыдать. Теперь не было катетера для питания, не было гроба, сковывающего движения — она была свободна полностью предаться горю. Одеться в него как в шаль, ограждающую от холода, как в броню, защищающую от большей боли.

Она не знала, сколько времени прошло с момента её заключения. Одно она знала точно: слишком много — и она так и не успела нормально оплакать смерть Рэя. Даже это у неё украли.

Билл, наконец, перестал улыбаться, положил ладонь поверх её кисти и тихо произнёс:

— Я знаю, Эмма, знаю.

Эмма почувствовала, как его хватка усиливается. Он начал причинять ей боль — вот только она даже не вскрикнула, только перестала рыдать.

Билл силой перевернул её кисть ладонью кверху и посмотрел на едва зажившую от порезов кожу.

— Значит, солдаты не солгали, — задумчиво произнёс он. — Склянки, раздавленные тобой, впились тебе в кожу…

— Что… что ты сказал?

— Ты ведь знаешь, я им сначала не поверил, — продолжил Билл как ни в чём не бывало. — Спасибо Рэю, подсуетился. Благодаря его звонку дуболомы Башни прибыли на несколько минут позже бойцов короля. Произошёл… конфликт интересов. Мы вынуждены были отдать тебя копам. Рад, что я наконец смог удостовериться во всём лично.

Эмма смотрела, как беззаботно рассуждает Билл о произошедшем, и в её сознание начало закрадываться понимание.

— Так это был ты! — вскричала она. — Ты предупредил короля, что я забрала образцы!

Она попыталась броситься вперёд, но тело её не слушалось. Всё, что ей удалось сделать — так это растянуться на столе. Билл отодвинулся и встал во весь рост. На его губах снова заиграла улыбка.

— Знаешь, ты мне всегда нравилась, — сообщил он, потирая ладони. Он подошёл сзади и аккуратно стащил её со стола, а затем усадил на стул. У Эммы не было сил сопротивляться. Она обмякла, словно марионетка, которой обрезали все нити. Вернувшись на своё место, Билл продолжил: — Конечно же, я ждал твоей реакции на моё предупреждение. Я ведь ясно дал тебе понять: это не шутки. На кону не только судьба Синдиката и Старого Города, но, возможно, всего человечества. Я думал, ты образумишься. Как только мне сообщили, что ты покинула здание, я вернулся в лабораторию. Представь моё удивление, когда я узнал, что ты умыкнула образцы! Я был в ярости! Я готов был разорвать тебя голыми руками. Ты вообще представляешь, что ты натворила? Ты похерила не только годы разработок — ты уничтожила само будущее.

— И из-за этого… стоило убивать Рэя? — процедила Эмма. Огонь внутри грозил сжечь её дотла. Билл лишь пожал плечами.

— Я передал королю, что ты уничтожила данные и сбежала вместе с образцами. По-твоему, как он отреагировал?

Эмма молчала, уставившись в пол.

— Вот именно, — сказал Билл. — Король сразу же приказал ликвидировать вас обоих. Я просил его не делать этого, но было уже поздно. Я умолял сохранить жизнь хотя бы тебе. Он не слушал. И только когда солдаты сообщили, что ты раздавила склянки, я заметил, что кровь из образцов могла смешаться с твоей кровью. А значит, ты стала нашим первым подопытным.

Билл откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Улыбка не сходила с его лица, однако по его глазам было видно, как сильно он устал.

— Тут-то на сцену и ворвались бойцы Башни. После достаточного короткого обмена любезностями со штурмовиками короля, они забрали Рэя и тебя. Сказали, что вы под их юрисдикцией, поэтому им решать, что с вами делать, а не королю. Да, удружил Рэй, нечего сказать. Конечно, он думал, что спасает тебя от неминуемой гибели — в каком-то смысле, так и было. Но ты раздавила склянки. Я бы мог забрать тебя как подопытную, поселить в лаборатории. Ты могла бы жить как раньше. Всё лучше, чем существование в железном гробу. Но он сделал выбор за тебя. Можешь его за это поблагодарить.

— Карл хотел убить нас обоих, — прошипела Эмма. — И знаешь что? Я бы лучше умерла, чем стала крысой в твоей клетке. Ничего уже не станет как прежде. Рэй мёртв. За это я вас никогда не прощу. Вы отняли у меня всё…

— Мы отняли у тебя всё? — Билл сел ровно. Улыбка его превратилась в звериный оскал. — Эмма! Милая моя! Наоборот, мы дали тебе слишком многое! Когда ты начала работать над самым первым телом, я ведь мог забрать его у тебя — имел полное право, как более опытный исследователь. Но нет, я решил дать тебе шанс, потому что ты мне так сильно нравилась. Именно я проталкивал твою кандидатуру как главы проекта! Я помог тебе стать королевским учёным! Я собрал группу, я позаботился, чтобы тот выживший солдат всё-таки попал к нам! Столько времени ишачил, убеждая короля, что ты стоишь всех вложений. И как ты меня отблагодарила? Уничтожила все данные и умыкнула образцы! И даже тогда я не побрезговал умолять короля о милосердии. И вот твоё «спасибо».

Улыбка Билла мгновенно потухла, и из-под маски весёлости, наконец, выплыл истинный облик Уотерса: очень уставшего и разочаровавшегося во всём человека.

— Мне жаль Рэя. Правда. Очень и очень жаль. Но не я убил его. Не король. Это сделала ты. У тебя был выбор. Ты избавила кучку преступников от участи стать жертвами наших экспериментов, но ради этого пришлось пожертвовать мужем и всем своим будущим. Скажи мне теперь: стоило ли оно того?

— Не пытайся меня запутать, — отрезала Эмма. — Что это, чёрт возьми, за выбор? Либо обрекай людей на невыносимые страдания, либо ты и твоя семья сдохнут. И если мне не хочется, чтобы люди гибли в ужасных мучениях, я должна быть готова к смерти и потере близких — и, при этом, монстр здесь я. Тебе стыдно, Билл. Ты прекрасно понимаешь, какой ты ублюдок, просто отказываешься это признать. Что же, раз остальные боятся тебя об этом известить, это сделаю я: ты самый ничтожный и жалкий мужчина, которого я когда-либо встречала. От одного твоего вида меня тошнит. Я желаю тебе долгой и мучительной смерти, но даже это было бы для тебя слишком мягким выходом. Когда ты умрёшь, я буду там, чтобы плюнуть на твой труп.

Билл захохотал, ни на секунду не стушевавшись.

— Очень рад, что ты так сильно всё для меня упрощаешь.

Он активировал коммуникатор и произнёс:

— Пожалуйста, впустите их.

Дверь открылась, и внутрь вплыла парочка медсестёр, толкая перед собой каталку с медицинскими инструментами.

— Что ты собрался делать?! — спросила Эмма, едва сдерживая панику.

— Довольно скоро тебя отсюда выпустят, — сказал Билл, надевая белые резиновые перчатки. Он поднял с каталки скальпель и рассмотрел его на свету. В это время одна из медсестёр начала наполнять шприц. — Началась война — на фронт нужны добровольцы. Придёт комиссия и предложит тебе присоединиться к силам Синдиката в качестве медика. Я не сомневаюсь, ты согласишься. Башня позаботится о том, чтобы ты была доставлена на фронт без всяких помех. Мы не можем идти на такой риск. Если мы тебя потеряем, всё будет зря. Поэтому я предложил королю такой вариант: пусть ты и не наша подопытная, но мы всё ещё можем собрать с тебя комплект образцов.

— Мы готовы, — сказала медсестра, закончив набирать шприц. — Можем начинать по вашей команде.

Хищная ухмылка осветила лицо учёного. Увидев её, Эмма поняла, что лучше бы она дальше жила в железном гробу.

— Каких образцов? — переспросила она, прекрасно понимая, о чём говорит Билл.

— Ну, ты ведь и сама знаешь, — сказал королевский учёный. — Кровь, моча — это самый минимум. В тот раз, с выжившим солдатом, мы были слишком гуманными — ты ведь так и не подпустила меня к телу. Я бы предложил срезать побольше плоти.

Билл крутанул меж пальцев скальпель — и Эмма вдруг осознала, что делает он это далеко не в первый раз. Она попыталась закричать, но одна из медсестёр заткнула ей рот, в то время как другая вогнала шприц со снотворным ей в шею.

Она уже почти отключилась, когда услышала последние слова Билла:

— Не волнуйся. Мы не будем отрезать в местах, не скрытых одеждой. Никто ни о чём не догадается.

Когда она поднялась на палубу, было уже утро. Капитан спал, положив шлем на лицо. Томми изо всех изображал бодрость, но по его замедленным движениям и заторможенной улыбке Эмма легко распознала переутомление. Шаман перебирал перья и касался каждого окровавленным пальцем. Эмма присела рядом:

— Что ты делаешь?

— Молюсь. Я совершил ужасный грех. Но я им не стыжусь. Хотя и должен.

— Что же ты сделал?

— Убил своего младшего брата.

Эмме показалось, что она ослышалась:

— Прости?

— Да, такое бывает. Даже чаще, чем ты думаешь. Я его убил не так, как он того заслуживал. Не в честном поединке, не в дуэли один на один. А пристрелил его тогда, когда он доверял мне больше всего.

— На этом корабле был твой брат?

— Да. Его поставили командиром судна. Я даже и не знал, что это будет он. Очень многое изменилось с момента, когда я ушёл из Союза. Я отрезал все связи, специально залез туда, где меня никто не найдёт. И всё же.

— Ты никогда не говорил, откуда ты.

— А о чём говорить? Я совершил грех, мне пришлось уйти. Вот и всё.

— Какой же грех?

— Скажем так, в вашей культуре это назвали бы богохульством.

— Тоже мне грех, — фыркнула Эмма. — Я думала, ты изнасиловал или убил кого-то.

— За изнасилование и убийство можно извиниться, — пробурчал Насиф. — В крайнем случае, откупиться или уйти в храм. Мне же были закрыты все эти дороги. Потому я просто бежал. И теперь, когда я должен был обойти все эти проблемы, мои демоны прошлого пришли не только за мной — они пришли терзать нас всех.

— А ты мог вообще представить, что там будет твой брат? Ты бы не повёл тогда капитана на корабль?

Призадумавшись, Насиф ответил:

— Я представлял, что там может быть кто-то из знакомых мне людей. Ты сама видела, это огромный корабль.

— Я ничего не видела, Насиф. Мы были только в доке.

— Тоже верно. Как бы там ни было, я был согласен на такой риск. Миссия была важнее. И сейчас я понимаю, что сделал правильный выбор. Просто… когда начинаешь думать про все упущенные возможности, все варианты событий… в прошлом очень легко раствориться. Союз так лишался некоторых своих самых легендарных жрецов. Они просто так сильно уходили в себя, в свои размышления, что их уже не интересовал внешний мир. Они могли прожить сотни жизней в трансе. В мире, где они всё контролируют. Зачем им нужен этот, полный несчастья и горестей? Поэтому, шаманов всегда учат отделять иллюзии от реальностей. Правду от лжи.

— А если ложь и есть правда? — спросила Эмма. — Никто ведь не знает, что истинно, а что нет. Кроме Бога, верно?

— Кроме Отца. Да, ты говоришь правильно. То, что называли ложью, в любой момент может оказаться правдой. Потому-то нам важно выбрать то, что есть правда, а что нет. И до самого конца придерживаться этого, не обращая внимания на противоречащие факты. Люди без убеждений, как моряки без маяков, обречены на вечные скитания. Они отдают свою жизнь во власть свободных течений. Они никогда не увидят сушу.

Насиф засмеялся:

— Учитывая, что я сейчас здесь, с вами, ты прекрасно поймёшь, почему из меня вышел плохой шаман.

— Ты не смог назвать чёрное белым.

— Можно сказать и так, — кивнул Насиф, продолжая пачкать перья кровью. — Хочешь себе одно? Засунь в волосы. Они тебе к лицу.

Эмма послушалась совета шамана.

— Ты знаешь, оно будто бы меня успокаивает, — произнесла она. Насиф рассмеялся.

— На то и расчёт. Ведь мы замаливаем грехи не перед Отцом, а перед собой. Мы ищем силы простить свои несовершенства. Вот что делает нас людьми.

— Ты постоянно говоришь Отец. Почему не Бог? В чём разница между нашим и вашим?

— О, это очень просто, — Насиф снова рассмеялся, будто бы давно ждал этого вопроса. — Ваш Бог слишком вселюбящий и всепрощающий. Отец же, чтобы его дети вышли достойными, должен постоянно заниматься воспитанием. Чувствуешь разницу?

— О чём это вы беседуете? — раздался голос капитана. Убрав шлем, он поднялся с палубы. Насиф убрал перья.

— Теологические вопросы, капитан. Вам не будет интересно.

— Пожалуй, — пробормотал Валентайн. Выглядел он очень уставшим. Даже не столько физически, сколько морально: на его лице буквально читалось желание оказаться где угодно, только не здесь. Эмма прекрасно его понимала, разделяя его желание. Но ещё острее она ощущала, насколько важен исход их миссии. После всего, что они пережили, отступление было бы хуже смерти.

— Мы прорвались сквозь разведотряд и последовавший за ним линкор, — сказала она. — А что дальше? Мы просто будем плыть по реке, до самого её конца? Как мы найдём полковника? Откуда мы знаем, что он вообще рядом с рекой?

Валентайн усмехнулся, показав свои идеальные белые зубы. Эмма мысленно призналась себе, что капитан ей нравится. Но только внешне. Он казался воплощением идеализированного представления о герое из древних писаний. Как Адам, защищавший невиновных, или Святой Энтони, пожертвовавший собой во время преследований верующих, давший другим шанс сбежать и основать новую церковь. Вот только его действия, его слова и помыслы никак не вязались с внешностью святого. Из-за этого контраста Эмма испытывала к нему большее отвращение, чем если бы он казался обычным человеком.

— Как мы его найдём? Очень просто. Он сам найдёт нас.

— Что?

— Ты ведь сама сказала, Коннели: раз он действительно работает против Первого Города, то в самую последнюю очередь он захочет видеть нас в живых. Либо он начнёт присылать людей, которые приведут к нему, либо же сам придёт за нами. Вот и всё.

— А что если он просто оставит нас в покое? — скептически спросила Эмма. Тут её похлопал по плечу шаман:

— Мы уничтожили разведотряд и вывели из строя линкор. Кроме того, что кодекс воина требует мести, есть ещё один момент — они знают, что мы идём по реке и никуда не можем свернуть. Пока что. Намного дальше река начинает разветвляться.

— Как сильно?

— На семь рукавов. Союз попытается заблокировать реку до того, как мы уйдём дальше. Нас ждёт ожесточённое сопротивление. Наверняка они попытаются стянуть туда побольше сил, так что это будет очень сложно. Я не уверен, что мы сможем прорваться.

— А у нас есть другие варианты?

— Боюсь, что нет.

— Даже если реки разветвляются, что с того? Они потеряют нас из виду, но и мы не найдём полковника, верно? А к тому моменту война, может, и закончится.

— Пять из этих рукавов ведут к Карасу, — Насиф цыкнул. — Конечно, они могут сосредоточить оборону у самой столицы. Но они не могут держать столько сил только для того, чтобы ждать нас. Не забудьте, что первенцы продвигаются. И продвигаются быстро. Солдаты нужны, чтобы отбросить их как можно дальше от столицы. Если мы правильно всё поняли, и полковник помогает Союзу против Первого Города, то у сааксцев есть все шансы на победу. А победа не подразумевает глухой обороны. Поэтому, рано или поздно, Союзу придётся нами заняться.

— И полковнику тоже, — добавил капитан. — Так значит, самое главное для нас сейчас — это разобраться с возможной блокадой?

— Да, именно так, капитан. Дальше по реке есть небольшая деревня. Я не уверен до конца, но думаю, что нам там могут помочь. Тамошние жители недолюбливают Союз. Возможно, там мы сможем узнать что-то важное о ходе войны и общем положении дел.

— Хорошая идея, — ответил Валентайн. Задумавшись, он сказал: — Хорошо, давайте-ка пока сделаем привал. Марцетти, останови катер. Мне нужно кое-что сделать.

Сказав это, капитан удалился в трюм. Эмма посмотрела на Насифа, но он лишь пожал плечами. Марцетти остановил «Катрину», сел рядом с Эммой и закурил.

— Где твой помощник? — спросила она.

— Он пока что в трюме, ждёт, когда я напечатаю ему новую одежду, — ответил Томми. — Ты бы видела, сколько крови на нём было, когда он вернулся.

— Он часто её меняет? Почему же он всегда выглядит так, будто ходит в обносках?

— Да потому что он отказывается надевать что-то ещё, — огрызнулся Марцетти. — Он принёс с собой схему этого дурацкого древнего мундира. Сюда он пришёл в обычной униформе. Став моим помощником, он попросил распечатать ему костюм из схемы. Даже несмотря на то, что размер слишком большой, он отказывается менять его, сколько я ни просил. Я ему угрожаю каждый раз, что не буду печатать новый, потому он застирывает каждый костюм до дыр. И каждый раз потом уламывает меня распечатать тот же самый. И так раз за разом. В итоге, имеем, что имеем.

— Какая глубокая мысль, — пробормотал Насиф.

— Заткнись, синегубый, — лениво бросил Томми, затягиваясь сигареткой. Шаман закатил глаза:

— Скажи мне, почему ты меня так ненавидишь?

— Потому что ты из того типа жоп, которые думают, будто их дерьмо не воняет. Сколько ты капитану ни строй глазки, он всё равно будет воспринимать тебя как врага. Свою смуглую шкуру ты не отмоешь. Ты сааксец, был и всегда им будешь. Даже если ты нам помогаешь сейчас, не значит, что мы должны к тебе как-то по-другому относиться. Знаешь что? Наверное, в этом и дело. Я ничего не имею против синегубых. Вы убиваете нас, мы убиваем вас. Это нормально, всегда так было. Но меня бесит то, что ты прикидываешься, будто ты не такой, как они. Будто ты выше остальных. Будто ты понимаешь, чего не понимают другие. Но на деле ты так же сильно ненавидишь первенцев. Это твоя натура. Ты просто не можешь нас не ненавидеть. Днями и ночами ты на этом катере лежишь и думаешь, что бы было, если бы ты перерезал нам глотки и просто вернулся бы к своим. Только проблема в том, что своим ты не нужен. И даже если ты убьёшь нас, это ничего не изменит. Потому ты и продолжаешь играть в этот спектакль, в этакого благородного дикаря, со своим кодексом чести, который морально и этически выше тупых завоевателей!

Насиф дёрнулся, но прежде, чем он встал, Томми уже достал пистолет. И приставил его к своей голове.

— Да, он заряжен, — с непонятной гордостью сказал рулевой. — Давай, ударь меня. Я выстрелю первым. Посмотрим, как вы сумеете провести этот катер без рулевого. Уж поверьте, «Катрина» вас не послушает. Не так, как она слушает меня.

— Ты сошёл с ума, — произнесла Эмма. Марцетти покачал головой и опустил пистолет:

— Сошёл ли? После всех твоих слов о том, что только ты можешь изменить лицо Первого Города? Нет, я-то как раз в порядке. А вот что не так с вами, люди? Зачем вы вообще здесь? Вы что, действительно верите в святость этой миссии? В то, что мы должны остановить полковника от сотрудничества с Союзом, чтобы спасти Первый Город? Или же мы просто едем устранять косяк короля, который решил отправить в экспедицию самого ненавистного военного за всю историю Синдиката? Сама подумай, на месте Карла Лоуренса ты действительно бы думала, что Эймс тебя будет слушать? Что он ничего не предпримет, не попробует взять ситуацию в свои руки? Наверное, нужно быть очень тупым, чтобы верить в подобное. И всё же, король сделал то, что сделал. А сейчас мы едем расхлёбывать его дерьмо. Ради Синдиката, который ненавидит нас всех. Вот ты, Эмма. Ты ведь не просто так оказалась во Вне. Ставлю десятку, что виноват наш любимый всеми король. А ты, синегубый? Твой народ уничтожают, а ты лишь киваешь своей маленькой головой и просишь ещё? Тот тупой громила-иммигрант, которого тоже выкинули за порог, как только он себя плохо повёл? Какого чёрта мы это делаем? Объясните!

Эмма выпалила:

— Почему ты думаешь, что дело в тебе, да и вообще в нас? Мы своё уже отработали. Мы строим будущее, которое сами не увидим. Да, нам могут дать шанс начать всё с начала. Но мы здесь не за этим. Мы здесь, чтобы удостовериться, что мир не станет хуже, чем он был. Выиграет ли Синдикат или Союз, не важно. Важно лишь, что без нашего участия решения примут без нас. А теперь подумай, какая реальная власть у короля? Что он может сделать сам? Это всё вера в силу. По отдельности, никто и ничего не может сделать. Но люди боятся его потому, что ему подчиняются другие люди. Гвардейцам кажется, что без Карла им будет хуже всего, потому им только и остаётся, что сражаться. Люди верят, будто власть — это огромная пирамида. Вынь один кирпич, и всё начнёт сыпаться. Но это не так. Власть — это всего лишь ведро с мусором для утилизатора. Его выбрасывают, только когда оно заполнится. Или же начнёт сильно вонять. Совсем без ведра не можем. И мы знаем, что оно будет полным и, если не повезёт, будет обязательно вонять. И всё же, ничего лучше мы не придумали.

Томми очень внимательно посмотрел на неё, а затем захохотал:

— Это самая тупая вещь, которую я когда-либо слышал. Господи! Ты серьёзно веришь в то, что говоришь?

— Она права, — произнёс Насиф. — Но только в том, что без веры ваш король — никто. Здесь, за стенами вашего Города, что такое его власть? Что он может сделать?

— Ох, не знаю. Приказать этому придурку Валентайну убить нас? — Томми ощерился, показав свои страшные зубы. Шаман покачал головой.

— Капитан — всего лишь орудие чужой воли. Власть короля распространяется на него только потому, что он возвращается в его владения. Вы тоже хотите вернуться в Первый Город. И всё же, владеет ситуацией не король, а мы. У нас здесь больше власти, чем у него. И мы диктуем условия. И когда полковник окажется у нас в руках, мы будем делать выборы, не он. Осознаёшь ли ты это?

— Не Карл Лоуренс творит историю, — сказала Эмма. — А мелкие, серые люди, вроде нас. Мы властелины этого пространства.

Пожевав губу, Томми убрал пистолет.

— Но что мы можем сделать? Только спасти его или убить. Что так, что этак, ситуация не улучшится. А если убьём его, так нас шлёпнут следом. Король всё равно останется у власти.

— Есть вариант, о котором я тебе говорила.

— Неужели ты думаешь, что это что-то изменит? — скривился Томми. — Ты с ним поговоришь — и Первый Город станет лучше? Я соглашался с тобой, потому что это казалось забавной идеей. Но сейчас это выглядит глупее некуда.

— То, что я сказала, не просто глупая самоуверенность. У меня есть рычаги, из-за которых полковник меня послушается.

— Да? — зевнул Томми. — И какие же?

Стоило Эмме раскрыть рот, как из трюма показалась голова Валентайна:

— О чём вы это шушукаетесь, детки? — протянул он.

— Думаем, как будем прорывать блокаду, — быстро нашёлся Насиф.

«А ведь если подумать, это единственная проблема, которая должна нас заботить, — пронеслось в голове Эммы. — Если мы не сумеем пройти дальше, какой толк в наших рассуждениях? Когда нас потопят, будет уже не до полковника. И точно не до судьбы Города».

— И к чему же вы пришли?

— Что прорывать её в лоб — тупейшая затея, — выпалил Томми. — Когда мы дрались с разведотрядом, нам, по сути, ничего не угрожало. А сейчас? Если там будут корабли с крупными калибрами, достаточно будет одного выстрела — от нас даже каркаса не останется.

— У меня есть соображения на этот счёт, — сказал Валентайн, поднялся на палубу и присел рядом. — Никто мяса не хочет?

— А мы что, дальше не пойдём? — с подозрением спросил Томми. Капитан покачал головой.

— Остаёмся здесь до завтра. Кто хочет мяса?

Все разом отказались.

Остаток дня они провели в молчании. Марцетти всё смотрел куда-то вдаль и шевелил губами, словно беседуя сам с собой. Насиф чистил винтовку, капитан опять лёг на палубу и уснул. Эмма хотела разбудить его, спросить, как же они прорвут блокаду, но передумала. Поужинав зелёной бурдой из утилизатора, она вернулась в каюту Томми и улеглась спать. После того раза иммигрант в себя больше не приходил. Хоть дыхание его и пульс стали ровнее, всё равно он нескоро сможет принять участие в бою.

На следующее утро её разбудили крики, раздающиеся с палубы. Наскоро умывшись, она побежала вверх по лестнице. Облокотившись на поручни борта, капитан и команда смотрели на горизонт. Встав рядом, Эмма протёрла глаза. Томми подал ей бинокль:

— Вон там, — он указал на маленькую чёрную точку вдали. Эмма посмотрела в бинокль.

Это был большой боевой катер, в два раза больше «Катрины», с двуствольными орудиями, способными в два счёта расправиться даже с самым крупным кораблём. Конечно, линкору бы они большого вреда не причинили, но, судя по словам шамана, линкоры их и не ждали. Эмма также рассмотрела торпеды, лежавшие вдоль бортов, и крупнокалиберные пулемёты. Грозная посудина — и она быстро приближалась к ним.

— Это сааксцы? — спросила Эмма у капитана. Тот лишь ухмыльнулся:

— Нет. Это наше подкрепление.