Котел

Глава 13 Разоблачение

21 МАРТА, ВИСМАР, ГЕРМАНИЯ

Ванс почувствовал запах моря сразу же, как только выбрался из арендованного им "ауди". Он начинал ненавидеть этот запах.

Его не готовили к подобным поручениям ни в детстве, проведенном в богатом квартале одного из городов Коннектикута, ни во время обучения в одной из привилегированных частных школ, ни в период предварительной подготовки к службе в ЦРУ Германия стала его первым оперативным назначением, а поручение объездить рыбацкие деревушки – его первым заданием. Вот уже третью неделю молодой офицер разведки двигался на запад вдоль Балтийского побережья, стараясь посетить за день две-три рыбацких деревни или небольших городка Разбитые, плохо размеченные дороги превращали даже самый короткий маршрут в утомительное ползание по грязи.

Ужасная погода усложняла задачу еще больше. Полосы черных голых деревьев, лагуны, пляжи и неровные силуэты скал размывались дождями и туманами до такого состояния, что вся окружающая местность казалась одной огромной, плоской, пропитанной водой массой. Март, служивший как бы переходом от зимних снегопадов к весенним дождям, обычно был довольно сухим месяцем, особенно в этой части Германии, отличавшейся меньшим количеством осадков, чем соседние. Но не в этом году. Одна гроза за другой превращали немощеные дороги в настоящие грязевые болота, а залитые асфальтом шоссе делались скользкими и опасными для езды.

Но вытянуть из местных жителей необходимую информацию было еще труднее, чем до них добраться. Десятки лет, проведенных под коммунистическим правлением, привили обитателям этого района стойкую неприязнь к вынюхивающим что-либо незнакомцам, особенно к тем из них, которые с трудом разговаривали на неторопливом и нечетком местном диалекте. Литературный немецкий Ванса был для рыбаков проявлением высокомерия или же доказательством берлинского воспитания, или, что еще хуже, выдавали в нем пронырливого, хитрого чиновника. С введением высоких тарифов и ограничений на ввоз иностранных товаров, на северном побережье Германии вновь стали заниматься контрабандой. А контрабандисты имели шанс выжить только как следует держа язык за зубами. Очень немногие люди вообще соглашались поговорить с Вансом, не говоря уже о том, чтобы помочь отыскать интересующий его рыболовный траулер среди множества кораблей, пришвартованных по всему побережью.

Тем не менее, Ванс постепенно учился на собственных ошибках. Сначала он заходил в каждую пивную и бар на берегу, надеясь подслушать там обрывок местной сплетни и установить нужные контакты. Но вместо этого не получал ничего, кроме тяжелых бессмысленных взглядов, похмелья от чересчур большого количества выпитого пива и нарастающего отвращения к маринованной селедке в сметане. Теперь же, наученный горьким опытом, Ванс сначала прочесывал пристань в поисках нужного судна или хотя бы чего-нибудь похожего на него. Затем, вооружившись названием конкретной посудины, он начинал разыскивать ее владельца, ссылаясь на загадочное "деловое предложение", которое намерен ему сделать. И еще он перестал притворяться немцем. По иронии судьбы, жители балтийского побережья гораздо больше доверяли иностранцам с их контрабандным товаром и готовностью платить наличными, чем собственным соотечественникам.

"Но все равно, – с горечью думал Ванс, – конечный результат оставался тем же. Никакого результата. От дохлого осла уши. Дырка от бублика". Он видел большие судна, маленькие посудины, старые развалины, едва державшиеся на плаву, новенькие, только что с конвейера рыбацкие катера, снабженные мощным мотором и современными навигационными приборами. И ни один из кораблей не был тем траулером, который сфотографировал в акватории Гданьска спутник КН-11.

Ванс тяжело вздохнул, распрямил ноющую спину и подергал за ручку дверцы, чтобы убедиться, что запер машину. В Висмаре насчитывалось около шестидесяти тысяч жителей, он был явно крупнее большинства городков, которые пришлось обследовать Вансу. А где больше народу – там больше преступлений. Вансу же очень не хотелось привлекать к себе внимание полиции, заполняя протокол по делу об угоне. И уж конечно не хотелось представлять бухгалтерам ЦРУ, печально известным полным отсутствием у них сочувствия к агентам, счет за украденную машину, взятую напрокат.

С болтающейся на плече камерой Ванс отправился вдоль береговой линии С одной стороны мерно покачивались на волнах стоящие на якорях траулеры и лодки. С другой стояли пустые старые склады. На некоторых строениях до сих пор красовались "шрамы", оставшиеся от рейдов союзников в конце Второй мировой войны.

Ванс был почти один на огромном пространстве. Очевидно, ни у кого из рыбаков Висмара не нашлось дел, достаточно важных и срочных для того, чтобы выходить на пробирающий до костей сырой ветер. Даже верфи, единственное по-настоящему важное место во всем городе, сегодня пустовали. Все было заперто, и только несколько бездомных кошек бродили по полусобранным корабельным корпусам.

Ванс отошел от машины метров на сто и остановился поближе к воде, разглядывая небольшое судно, стоящее на якоре. Требовалось сделать неимоверные усилия, чтобы заставить себя внимательно исследовать объект. За последние несколько дней Ванс изучил их столько, что рыбацкие посудины стали сниться ему по ночам. Глаза его остановились на одном из траулеров, двинулись дальше, затем вернулись опять. Что-то в этой посудине показалось Вансу смутно знакомым. Квадратный штурвал? Или то, что ее корпус был обвязан старыми канатами? Он уже видел это судно в одной из гаваней? Или?..

У агента ЦРУ перехватило дыхание. Он по-прежнему не сводил взгляд со старого, тронутого ржавчиной судна. Не может быть! Ванс стал шарить в одном из карманов дождевика в поисках эскизов, которые возил с собой. Держа набросок в руках, Ванс прошелся чуть дальше вдоль берега, желая посмотреть на корабль с другого ракурса.

Набросок явно совпадал с тем судном, что качалось на волнах перед Вансом. Даже в тусклом угасающем дневном свете сходство было очевидным, не оставляющим сомнений. Ванс постарался разобрать название судна. "Ведьма". Название было таким же уродливым, как и само судно.

Ванс сфотографировал корабль с нескольких точек. Фотоэкспертам ЦРУ будет достаточно сравнить эти снимки с теми, которые сделал спутник, чтобы идентифицировать судно. Не то чтобы у Ванса были какие-то сомнения. Он точно знал, что нашел загадочный траулер, замеченный на рейде Гданьска.

Неожиданно Ванс почувствовал, что не в силах справиться с охватившим его волнением. Он повернулся на каблуках и заспешил прочь из гавани, оглядываясь по сторонам в поисках ближайшей забегаловки, которую посещали местные рыбаки. Кто-нибудь обязательно должен знать, чем занималась в ближайшее время эта "Ведьма" и кто ее владелец.

По сравнению с разваливающимися безлюдными верфями сам городок Висмар выглядел более привлекательно. На востоке в небо вздымался шпиль массивной церкви из красного кирпича, возвышаясь над остроконечными крышами. В южной части города, около огромного городского рынка виднелись руины еще двух разбомбленных церквей.

Наконец Ванс нашел пивную, которую искал. Она располагалась в одном из старейших городских зданий. "Старый швед" был построен около шести веков назад, и его солидный возраст выдавали низкие потолки, узкие двери и закопченные деревянные балки. Звон пивных кружек и грубые мужские голоса привели его прямо в помещение бара.

Он вошел через узкую дверь. "Старый швед" был полон народу.

Моряки, владельцы траулеров и другие горожане занимали все кабины, столики, высокие табуретки у стойки, да и каждый квадратный сантиметр свободного пространства. Густой дым, поднимавшийся от трубок и сигарет, скрывал дальние углы крохотной комнаты. Глаза Ванса тут же начали слезиться.

Как только он перешагнул через порог, все сидящие в баре тут же уставились на него. В одну секунду в шумном, заполненном народом месте воцарилась тишина. Ванс спустился по каменным ступенькам и подошел к стойке бара.

– Пиво, пожалуйста, – Ванс постарался заставить свой безукоризненный немецкий звучать с американским акцентом.

Бармен несколько секунд внимательно глядел на незнакомца, прежде чем поставить перед ним полную кружку пива. Ванс хорошо знал, что означает этот взгляд. Он ясно говорил: мы здесь не особенно любим незнакомцев, тем более иностранцев. Ванс не обратил внимания на недружелюбие бармена и молча отхлебнул пива.

– У вас здесь какое-нибудь дело, уважаемый?

Ванс поднял глаза. Заговоривший с ним был коренастым краснолицым мужчиной. Грязные полосы на его коричневом шерстяном свитере говорили, что он либо был механиком, либо очень неаккуратно ел, а может быть и то, и другое.

– Я ищу хозяина лодки, – ответил Ванс.

– Правда? – Свинячьи глазки толстяка почти исчезли, когда он широко улыбнулся. – Что ж, вы пришли туда, куда нужно. Правда, ребята?

Тишина, царившая в баре, казалось, взорвалась раскатами хохота.

Ванс, смущенно улыбаясь, подождал, пока они успокоятся.

– Я имел в виду конкретный рыболовный траулер "Ведьму" Хочу поговорить с ее капитаном о срочном... фрахте.

Собеседник Ванса явно решил говорить от имени всех собравшихся. Он снова ухмыльнулся.

– Так вы о лодке старого Хаммеля? Тогда вы опоздали.

– Действительно?

– Да. Кто-то уже опередил вас. Положил холодные монетки прямо в горячую лапу этого старого пердуна. – Толстяк показал пальцем в сторону своей пивной кружки. – И, конечно, старина Хаммель поспешил сбыть с рук свое плавучее недоразумение, прежде чем они успели передумать. И с тех пор никто его не видел.

– Мне этот негодяй тоже должен! – пробормотал один из рыбаков.

– Как и половине города. Но покупателям потребовалось бы намного больше денег, чем стоит эта лодка, если бы они решили заплатить его долги. – Толстяк допил оставшееся в кружке пиво и взглянул на американца. – Может, это был кто-нибудь из ваших конкурентов? – С хитрым видом спросил он.

– Может, – Ванс постарался произнести это как можно более спокойным тоном. Затем пожал плечами. – Эти чертовы шведы всегда тут как тут.

Толстяк с усмешкой покачал головой.

– Они не были шведами, приятель. – Он обвел рукой бар. – Мы все здесь очень хорошо их знаем.

Агент ЦРУ понимающе кивнул. В одном из справочников, в котором он читал о Висмаре, говорилось, что эта территория была зоной шведского влияния, если ему не изменяет память, вплоть до тысяча девятисотого года. Он упомянул шведов специально, чтобы подвести разговор к национальному вопросу.

Ванс хотел тут же спросить, кто конкретно купил траулер, но в последнюю секунду осекся. Вытягивать из этих рыбаков нужную информацию было все равно, что ползти по минному полю. Нельзя двигаться слишком быстро.

– Вы наверное хотите еще кружечку? – Он поднял свою, вопросительно глядя на толстяка.

Тот удовлетворенно улыбнулся.

– Спасибо.

Ванс огляделся в поисках бармена и нахмурился. Того нигде не было. Он испарился во время их разговора, оставив вместо себя помощника, который выглядел явно встревоженным. Возможно, бармен ускользнул, чтобы не наливать еще кружку пива американцу. Ну и черт с ним! Он со стуком опустил на стойку пустую кружку, чтобы привлечь внимание помощника.

– Пожалуйста, еще пива. Одну кружку для меня, остальные – для этих добрых людей.

Последняя фраза принесла молодому агенту еще несколько дружелюбных улыбок.

Понадобилось еще несколько порций пива и примерно полчаса, чтобы вновь привести разговор к новым хозяевам "Ведьмы".

– Кто они? Они французы. И вряд ли хотели бы, чтоб мы об этом узнали. Секреты, а? – Толстяк потер ладонью нос и подмигнул. Затем вытер рот тыльной стороной ладони и снова потянулся к кружке. – Темные лошадки, а, ребята?

Товарищи закивали в знак согласия.

– А вы в этом уверены? Я имею в виду, в том, что они французы?

– Абсолютно уверен. – Толстяк поморщился. – "Лягушатники", у которых слишком много денег и слишком мало здравого смысла, если вас интересует мое мнение.

– Да? А почему?

– Кто еще додумался бы отдать Хаммелю все деньги за лодку и бросить ее после первого же рейса?

Ванс сам приложился к кружке пива, чтобы выиграть время и успокоиться. Это было именно то чего он ждал.

– Рейса?

– Да. В прошлом месяце. – Немец опять ухмыльнулся. – Так и думал, что вас это заинтересует. Может, они отправились в эту маленькую поездку, чтобы вернуться с несколькими ящичками виски, за которые не уплачена пошлина? Или других роскошных товаров, а?

Агент ЦРУ неопределенно кивнул, слушая лишь в пол-уха предположения моряков по поводу секретного груза "Ведьмы" в прошлом месяце. Он обдумывал, как спровоцировать посетителей бара выдать следующий кусочек ценной информации. И надо ли ему вообще копать или же лучше вернуться в Берлин?

"В Берлин", – решил он наконец. Хотя все собранные им доказательства подкреплялись лишь словами, их было достаточно, чтобы гарантировать, что более опытные и квалифицированные специалисты проведут здесь настоящее расследование. Он сузил поле поисков до одного конкретного рыболовецкого траулера в одном конкретном рыбацком городке. Это было достаточно хорошо. Как только Америка и Великобритания наполнят этот городишко толпами квалифицированных криминалистов, дело приобретет слишком широкую международную огласку, чтобы французам и немцам удалось что-то утаить.

И все же, лучше он сначала позвонит и сделает предварительный доклад по телефону. До Берлина далеко, а его начальникам потребуется время, чтобы собрать подобающую случаю команду. Ванс осторожно выбрался из компании рыбаков, все еще обсуждавших достоинства и недостатки контрабандной торговли спиртным и другими продуктами.

Бармен успел вернуться за стойку, лицо его было по-прежнему сердитым.

– Здесь есть телефон? – спросил Ванс.

– В конце коридора, – мужчина показал пальцем в сторону двери, через которую только что вошел. – Рядом с ванной.

Американец кивнул. Он положил на стойку бара пачку новеньких марок.

Пожалуйста, еще по одной порции для моих друзей, – попросил он и, жизнерадостно помахав морякам рукой, отправился к телефону.

Как он и предполагал, шеф отделения велел ему вернуться обратно сегодня же вечером, а по возможности и раньше. Его фотографии танкера могли оказаться делом первой важности как для Вашингтона, так и для Лондона.

Вансу понадобилось гораздо больше времени, чем он рассчитывал, чтобы распрощаться со своими новыми друзьями.

Завсегдатаи "Старого шведа" явно не хотели упустить этот источник дармовой выпивки. Наконец ему удалось освободиться, пообещав вернуться после "коротких переговоров с партнерами по бизнесу".

Выйдя на воздух, Ванс увидел, что на город успели опуститься сумерки. Он поежился. Что ж, по крайней мере, пока он был в баре, успел кончиться дождь Ванс застегнул молнию дождевика, засунул руки в карманы и направился к машине. Сознание его слегка туманилось от выпитого пива и волнующего чувства собственного успеха. Несмотря на все препятствия, встретившиеся на пути, он отлично выполнил свое первое задание.

Ванс так никогда и не увидел лиц двух мужчин, приближавшихся к нему сзади по темной аллее.

Один из двух французских агентов наклонился над телом американца и опытной рукой обшарил его карманы Второй вложил два пальца в рот и тихонько свистнул, просигналив таким образом водителю небольшого фургона, стоящего за углом. Сделав это, он тоже присел на корточки рядом с телом.

– Он мертв?

– Нет Я только слегка приложил его по затылку. – Человек, стоящий на коленях, поднялся на ноги.

Пошли, – В руках он держал ключи от машины, взятой на прокат Вансом.

Фургон, подъехав, остановился рядом с ними. Из открывшейся боковой дверцы выскочили двое мужчин. Работая очень быстро, они подняли с тротуара лежащего без сознания агента ЦРУ и втащили его внутрь. Фургон тронулся еще до того, как они, вскочив внутрь, успели захлопнуть дверцу.

Когда задние огни фургона скрылись из виду, старший группы сказал своему помощнику:

– Хорошо. Ты знаешь свое дело. Заплати бармену то, что мы ему обещали. Затем отгони машину американца к месту встречи. Мы обыщем ее там.

– А вы?

– Я прибуду вслед за тобой. Сначала мне надо связаться с директором и сообщить ему о нашей маленькой неприятности. – Он нахмурился, представляя себе, как должен звучать его доклад Парижу. Глава ГДВБ не любил, когда концы оставались лежать на поверхности.

23 МАРТА, БЕРЛИН

Ричард Штрозиер, шеф отделения ЦРУ в Берлине, долго глядел прямо перед собой, прежде чем мрачно кивнуть.

– Да. Это он. Ванс.

Он отвел взгляд от искалеченного тела, стараясь побороть приступ тошноты.

– Вы уверены? Черты лица так сильно изуродованы!

Американец в упор взглянул на стоящего перед ним капитана немецкой полиции.

– Да, черт возьми, я уверен!

– Очень хорошо, герр Штрозиер Я вам верю. – Еще один немец, в штатском, сделал знак стоявшим рядом служителям морга, одетым в белые халаты. – Закройте его.

– Что случилось?

– Машина разбилась около Висмара. Два дня назад. Дороги в ту ночь были очень опасными. Мокрыми и скользкими. – Капитан полиции пожал плечами. Его явно утомил этот случай, казавшийся обычным дорожным происшествием. – И у него было алкогольное отравление.

– Дерьмо!

Второй немец вздохнул.

– Верьте во что хотите, герр Штрозиер, но заключение патологоанатомов однозначно. У вашего Ванса в крови обнаружено достаточно алкоголя, чтобы свалить слона. И очевидцы в Висмаре видели его пьющим незадолго до происшествия. – Он развел руками. – Так что же еще могло случиться?

Штрозиер поморщился. Он знал офицера немецкой разведки Гельмута Зиглера достаточно долго, чтобы понять, что, видимо, кто-то из вышестоящего начальства велел ему притворяться глупее, чем он был на самом деле.

– А что с его личными вещами?

– Они здесь, у нас, – ответил полицейский, протягивая Штрозиеру запечатанный пластиковый мешочек. – Если распишетесь за них, то можете забрать с собой в посольство.

Штрозиер высыпал содержимое мешочка на ближайший столик. Бумажник. Расческа. Перочинный ножик. Фотоаппарата не было. Штрозиер поглядел на Зиглера.

– Я хочу посмотреть на обломки машины.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему?

Зиглер виновато улыбнулся.

– Въезд в район Балтийского побережья ограничен, герр Штрозиер. У нас возникли там большие проблемы. Уличные беспорядки. Забастовки. В связи с этими обстоятельствами мое правительство приняло решение не допускать в этот район иностранных граждан до тех пор, пока мы не сможем гарантировать их безопасность.

Ну, конечно. Штрозиер просто потерял дар речи от нахлынувшего на него гнева.

– Мой посол будет протестовать, Гельмут, – произнес он наконец. – И очень резко протестовать.

– Разумеется, – Зиглер повернулся к не сводящему с него глаз полицейскому. – Я думаю, здесь у нас все, капитан. Не могли бы вы предупредить моего шофера, чтобы он готовил машину?

– Сию минуту.

Штрозиер и Зиглер наблюдали, как он выходит из комнаты. Когда дверь за капитаном закрылась, Штрозиер с сердитым лицом обернулся к офицеру немецкой разведки.

– Хорошо, и что же, черт побери, здесь происходит? Господи Иисусе, ведь парня убили, и вы прекрасно это знаете!

Зиглер печально кивнул.

– Я это знаю – Он показал рукой на тело Ванса. – Поверьте мне, Ричард, это не наша работа – Немец понизил голос. – Я не знаю, на что там наткнулись ваши люди, но, очевидно, это что-то весьма и весьма опасное. Приказ закрыть для въезда района Висмара действительно исходит не от правительства. А откуда-то еще выше.

– ЕвроКон?

На худощавом лице Зиглера отразилось самое настоящее отвращение.

Секретариат внутренних дел. – Он покачал головой. – Будьте осторожны, Ричард. И держите ваших людей подальше от этого городка, если хотите сохранить их живыми. Эти французские негодяи и глазом не моргнут, чтобы убить того, кто встал у них на пути.

Вернувшись в посольство, Штрозиер обнаружил, что его ждет майор Казимир Малиновский.

Низенький худощавый офицер польской разведки был назначен наблюдать от имени своего правительства за ходом расследования катастрофы на "Северной звезде" на немецкой территории.

– Итак? – Он вопросительно взглянул на Штрозиера. – Это именно то, чего вы опасались?

– Да. А возможно и еще хуже. – Шеф берлинского отделения ЦРУ устало покачал головой. – Я не знаю, в каком направлении нам двигаться дальше. Мы знаем, что бомбу подложили французы. Мы знаем название траулера, который использовали для этой работы. Черт возьми, мы даже знаем, что они убили беднягу Ванса именно потому, что ему удалось это раскопать. Но у нас нет никаких доказательств.

– Может, для этого достаточно фотографий, сделанных со спутника, – предположил Малиновский.

– Вряд ли, – пожал плечами Штрозиер. – Кроме того, я сомневаюсь, что Вашингтон станет пускать в ход эти снимки, не имея достаточных подтверждений. Все, чего они этим добьются, это покажут нашим врагам, как хорошо развита служба слежения из космоса.

– Значит, ваши начальники ничего не могут сделать? – голос польского офицера был злым.

– Нет. Да. Возможно. – Штрозиер потер лоб. – О, господи! Я и сам не вижу, что они могли бы сделать. Не имея фотографий Ванса и доступа в этот чертов Висмар, мы уперлись в тупик.

Светло-голубые глаза Малиновского потемнели от гнева.

– Возможно, это так. А возможно, и нет. – Он, однако, не потрудился объяснить, какой смысл вкладывает в эти слова.

28 МАРТА, МИНИСТЕРСТВО ТОРГОВЛИ, МОСКВА

Эрин Маккена совершала свой обычный рейд по одному из оплотов русской бюрократии, когда заметила первые признаки надвигающейся беды.

– Говоря прямо, госпожа заместитель министра, "Ханивелл" не собирается вкладывать деньги в переоснащение Тульского завода, не получив гарантий того, что ваше правительство не собирается снова национализировать его. – Эрин очаровательно улыбнулась, чтобы хоть немного смягчить жесткий смысл своих слов. – Кто станет ставить на стол серебро, зная, что среди гостей есть воры?

– Да, вы правы, – заместитель министра торговли выглядела встревоженной. Постоянно изменяющееся отношение военного правительства к частной собственности сводило на нет все ее усилия оживить иностранные инвестиции и международную торговлю Каминов и его товарищи, казалось, не понимали, что их политические игры имеют весьма конкретные экономические последствия Бизнесмены не могли и не хотели вступать в долгосрочные финансовые отношения без каких-либо гарантий, что их инвестиции будут в безопасности от противоречивых действий правительства.

Эрин внимательно рассматривала свою собеседницу. Взять под свой контроль намерения правительства России относительно Тульского электронного завода было важно по двум причинам. Во-первых, американская фирма, о которой шла речь, уже владела сорока девятью процентами основных фондов завода – это было многомиллионное вложение капитала. А одной из важных частей прикрытия Эрин была обязанность помогать американским компаниям прокладывать себе путь сквозь сети противоречивых законов и инструкций, учитывая интересы конкурирующих Российских министерств. Но вторая причина была гораздо более важной. Детали персональных компьютеров, которые производились в Туле, можно было использовать как в гражданских, так и в военных целях. И планы правительства наложить руку на этот завод почти неопровержимо доказывали, что русские собираются перевооружаться.

Заместитель министра наконец решилась:

– Я могу заверить вас, мисс Маккена, что... – Резкий стук в дверь не позволил женщине договорить. – Да, в чем дело?

В кабинет заглянул ее помощник по специальным вопросам.

– Могу я несколько минут переговорить с вами, госпожа Остракова? Это очень срочно.

– Хорошо, Виктор. – Галина Остракова поднялась из-за стола. – Вы извините меня?

– Пожалуйста, – ответила Эрин.

Дверь за двумя русскими захлопнулась, и Эрин осталась в кабинете одна. Она скользнула глазами по столику, на котором заместитель министра держала свой компьютер. У Эрин буквально зачесались кончики пальцев от горячего желания заглянуть в секретные файлы этой машины. Но она преодолела искушение. Ведь Эрин обещала Баничу держаться в стороне от оперативной части работы разведчика. Это была та плата, которую потребовал Алекс за то, чтобы позволить пусть даже очень талантливому "любителю" разгуливать по улицам города и по коридорам министерств.

Заместитель министра вернулась в свой кабинет с весьма напряженным и очень испуганным видом.

– Мисс Маккена, я вынуждена просить вас покинуть кабинет. Немедленно. Боюсь, что наша встреча закончена.

У Эрин все похолодело внутри. Что это? Еще одна чистка внутри министерства? Или что-нибудь похуже? Она встала.

– Тогда, может быть, я могу посетить вас завтра? Или вам будет удобнее какое-то другое время?

– Нет, я... – Галина Остракова заметно колебалась. – Я не уверена, что смогу еще раз встретиться с вами. Пожалуйста, свяжитесь чуть позже с моим помощником.

Это наверняка чистка аппарата. Должно быть, Каминов снова решил прочесать министерства, освобождая их от реформаторов и других нежелательных элементов. Тем не менее, у Эрин было весьма странное чувство Действительно, заместитель министра была испугана, но казалось, что она больше боялась ее, Эрин, чем кого-то еще.

Чувство что что-то не так, усилилось, когда, выйдя из министерства, Эрин увидела Майка Хеннеси, стоящего около одной из посольских машин. Эрин предпочитала ездить на метро, потому что часто это оказывалось быстрее и не привлекало ненужного внимания.

К тому моменту, когда Эрин вышла из вращающихся дверей министерства, Хеннеси уже успел распахнуть дверцу "линкольна"

– Что случилось? – встревоженно спросила Эрин.

Майк покачал головой.

– Я точно не знаю. Только что позвонил Алекс, велел встретить вас и срочно привезти в посольство.

– А он ваш босс?

– Да, он мой босс, – кивнул Хеннеси, включая зажигание.

Весь путь до посольства они проделали молча.

На лице Алекса Банича отразились одновременно облегчение и удивление, когда он увидел, что Эрин добралась до посольства так быстро.

– Я думал, Хеннеси труднее будет вытащить вас оттуда, – признался он, выбираясь из единственного кресла в ее комнате.

– Возможно, так и было бы, если бы я не успела к тому моменту провалить один из своих лучших контрактов. – Эрин нахмурилась. – Что-то случилось, да?

– Да, – Алекс поглядел на Эрин, в глазах его все еще читалась тревога.

– Еще одна чистка?

Банич покачал головой.

– Нет, – он поглядел на часы. – Пошли. Сейчас начнется выпуск новостей. Тебе необходимо его увидеть.

Банич повел девушку вниз по коридору в небольшой конференц-зал, в котором стоял телевизор.

Он включил новости "Си-эн-эн", которые передавали каждый час, на середине предложения Диктор обвинял правительства Франции и Германии в организации разрушительной катастрофы танкера, перевозившего жидкий газ, произошедшей в прошлом месяце. Затем представитель польского правительства заявил, что в небольшом городке Висмаре недавно был убит агент ЦРУ, что явилось частью попытки германского правительства заблокировать следствие по делу "Северной звезды".

Эрин ошеломленно присвистнула. Вот это новости так новости! Но как связать их с тем, что произошло с ней в Министерстве торговли?

Девушка повернулась к Баничу.

– Что...

Он кивнул в сторону телевизора:

– Смотрите дальше.

"Когда представителя польского правительства попросили предоставить доказательства по предъявленным обвинениям, он заявил, что по данным американской разведки, переданными из Москвы, существует прямая связь между французской экономической помощью России и эмбарго на нефть и газ, поставлявшиеся в Польшу. Высокопоставленные источники из разведывательного управления Польши подтвердили это заявление..."

О, черт! Ничего удивительного, что Остракова и ее помощник глядели на нее с таким подозрением. Поляки разрушили ее прикрытие!

"...Очевидной реакцией на эти заявления явились нападения разгневанной толпы на консульства ЕвроКона в Варшаве, Гданьске и Кракове. Полиция, вооруженная слезоточивым газом и водометами подавила уличные беспорядки, в результате которых пострадало несколько десятков человек. Пытаясь восстановить гражданский мир, примат Римской католической церкви в Польше призвал народ к спокойствию".

Эрин отвела взгляд от ужасных картин беспорядков на экране. Она чувствовала себя совершенно разбитой, мысли путались. И должно же это было случиться именно в тот момент, когда начала наконец приносить результаты работа, проделанная в течение нескольких месяцев! Банич сочувственно смотрел на девушку.

– И что же теперь будет? Русские вышлют меня?

Банич покачал головой.

– Сомневаюсь Ваше выдворение из страны только даст нам возможность привезти на это место кого-то, о ком они не знают. Зачем же рисковать, когда можно просто усилить наблюдение за вами?

Эрин кивнула. Принимая во внимание логику русских, это явно имело смысл. Но тут же ей в голову пришла другая, еще более мрачная мысль.

– А как же люди, от которых я получала информацию? Что будет с ними?

Банич, как всегда, ответил ей прямо. Обман и лицедейство он применял только имея дело с врагами своей страны.

– Они в опасности. Ищейки российского правительства восстановят каждый шаг, сделанный вами со дня прибытия в Москву. И каждый, с кем вы контактировали, автоматически попадает под подозрение. А если разведка русских найдет доказательства, что они давали вам информацию? – Уголки рта Банича поползли вниз. – Шпионаж и государственная измена по-прежнему являются в этой стране тяжкими преступлениями, которые караются смертной казнью.

Эрин с трудом сдерживала слезы. Все это было в десять раз хуже самого страшного из ее ночных кошмаров. Из-за нее оказались в опасности люди которые ей доверяли.

Банич нежно коснулся ладонями пылающих щек девушки.

– Это не ваша вина, Эрин. Вы не сделали никакой ошибки. – Он вздохнул. – Все дело в расстояниях, которые преодолевает собранная нами информация. Увы, случаются утечки. Иногда случайные. Иногда преднамеренные. Иногда в силу необходимости. Иногда из прихоти кого-нибудь стоящего выше по служебной лестнице. Но всегда страдают люди.

Алекс смахнул слезу, покатившуюся по щеке Эрин.

– И если вы будете обвинять во всем себя, ничего от этого не изменится.

Эрин едва слышно вздохнула. Знал ли Алекс Банич, какое влияние оказывает на нее его присутствие?

– И куда же мне теперь идти?

– Вам надо лечь на дно. Старайтесь по возможности не покидать территорию посольства Вы должны это сделать. Федеральная служба контрразведки, конечно, не то, чем было когда-то КГБ, но многие их агенты не стесняются в методах. Они могут попытаться напасть на вас. Или использовать вас для расправы с кем-нибудь другим – например с каким-нибудь реформатором, неугодным Каминову.

– А что же будет с моей работой?

Банич понимающе кивнул.

– Это действительно проблема. Хеннеси, я и остальные попытаемся взять на себя часть ваших обязанностей, но нам будет очень трудно. У вас по-прежнему есть ходы в государственную компьютерную систему?

– Думаю, да. Если только они не сменили пароли и коды доступа. – Эрин немного успокоилась и к ней вернулась способность думать и планировать что-то на будущее – Но даже в этом случае не исключено, что их агенты безопасности оставили какие-то "дыры", через которые я смогу туда влезть.

– Хорошо, – Алекс отошел от девушки, на глазах становясь более официальным и озабоченным. – Хорошо, Маккена. Нас потрепали, но мы все еще сражаемся. Определитесь относительно доступа к компьютерным сетям и сразу же сообщите мне о результатах. А мне надо составить рапорт в Лэнгли. О'кей?

– О'кей.

Эрин смотрела, как Банич идет по коридору, снова закованный в броню вежливого безразличия. Но только что она видела, как он ненадолго приподнял маску. В помешанном на своей работе агенте ЦРУ все-таки было что-то человеческое. И Эрин это нравилось.

29 МАРТА, БУДАПЕШТ

Десятиэтажное блочное здание, построенное при прежнем, коммунистическом правительстве Венгрии, выглядело каким-то потрепанным даже сразу после его заселения. Теперь же, после нескольких десятков лет, в течение которых за зданием не следили, его нельзя было назвать иначе как убогим и ветхим.

Поднявшись на седьмой этаж, полковник Золтан Храдецки протиснулся между велосипедами, прикрепленными цепями к перилам, и продолжал свой путь по грязному, тускло освещенному коридору. Осыпающиеся некрашеные бетонные стены и кислый, противный запах, какой всегда бывает в помещениях, где живет слишком много народу, красноречивее всяких слов говорили о том, в какой удручающей обстановке нищеты и отчаяния жили беднейшие граждане Будапешта.

Храдецки остановился у квартиры 7-Е и оглядел коридор. Все двери были закрыты. Полковник пришел сюда в гражданской одежде, но обитатели здания все равно попрятались по своим клеткам "Наверное, у них нюх на полицейских", – мрачно подумал Храдецки. Что ж, возможно, и ему скоро придется вырабатывать в себе подобные качества.

Несмотря на то, что после ухода из кабинета Барты мысли полковника приняли четкое направление, ему понадобилось немало времени, чтобы найти нужного человека. Хотя Владимир Кушин был хорошо известен в городе, ни в одном телефонном справочнике не было его координат. А среди двух миллионов столичных жителей мог затеряться даже очень известный человек особенно с помощью своих друзей и сподвижников.

Итак, потратив две недели на то, чтобы пробить брешь в стене притворного неведения и откровенного нежелания отвечать на его вопросы, Храдецки решился предпринять более рискованные более открытые шаги. Вот почему он пришел сюда, в квартиру, которую занимала жена Кушина. Официально они с мужем расстались и как раз сейчас разводились. Но у него были сведения, что и разъезд и предполагаемый развод были лишь дымовой завесой, намеренно создаваемой для того, чтобы уберечь женщину от полицейского преследования и постоянной слежки. И Храдецки собирался на этом сыграть.

Он постучал в дверь.

– Госпожа Кушина?

Дверь немедленно отворилась.

– Я – Мара Кушин.

Храдецки кивнул. Фото, которое он видел в полицейской картотеке, полностью соответствовало увиденному – моложаво выглядящая женщина, довольно полная, имеющая двоих детей-подростков.

Полковник не видел смысла скрывать свое имя.

– Я – полковник Золтан Храдецки из Национальной полиции.

Жена Кушина побледнела, затем взяла себя в руки. Она спокойно кивнула головой. Должно быть, эта женщина привыкла к подобным неприятностям.

– Могу я войти?

На секунду во взгляде женщины проскользнуло удивление. Полицейские редко бывали так вежливы. Женщина отступила в глубь грязного убогого жилища и застыла, скрестив руки на груди.

Храдецки перешагнул через порог и захлопнул за собой дверь. Он не хотел, чтоб чьи-нибудь любопытные уши подслушали то, что он собирался сказать.

Золтан не стал спрашивать женщину о том, где находится ее муж. Даже если она и знала об этом, то последний человек, с которым хотела бы поделиться информацией – полковник полиции.

– Я здесь неофициально, – сказал Храдецки. – У меня есть важная информация для Владимира Кушина. Очень важно, чтобы мы могли встретиться и поговорить.

– Но я не знаю...

– Конечно, вы не знаете. – Храдецки покачал головой. – Все, о чем я прошу, это передать ему мою записку – где бы он ни был.

Храдецки вручил женщине конверт с кратким изложением информации, полученной от Белы Силвануса, а также список общественных мест, где он в определенное время будет ждать в течение ближайших трех дней возможности вступить в контакт. Когда женщина взяла конверт, полковник почувствовал, как напряглись его мускулы. Он сделал это. Теперь он был замешан во всем, что произойдет дальше. Визит к Барте еще мог сойти за неудачную попытку бюрократического маневрирования. А контакт с активным членом находящейся вне закона венгерской оппозиции уже нельзя было объяснить ничем.

1 АПРЕЛЯ, ПЛОЩАДЬ ГЕРОЕВ, БУДАПЕШТ

Храдецки сидел на скамейке в парке, закрыв глаза и подставив лицо долгожданному весеннему солнышку. Он изо всех сил старался не давать волю нервам, что было не так просто. Это свидание у здания Музея изящных искусств было последней из трех возможностей выйти на него, указанных в записке, переданной Маре Кушиной. Неужели оппозиция решила проигнорировать его предложения считая его агентом-провокатором? Или, что еще хуже, записка попала не в те руки? Немецкий представитель Европейской Конфедерации Релинг и его венгерские помощники с каждым днем все больше укрепляли и усиливали разведывательный аппарат. Возможно, они уделяли деятельности Храдецки гораздо больше внимания, чем он предполагал.

Золтан внимательнее пригляделся к заполнявшим площадь людям, пытаясь определить, не является ли кто-нибудь из них агентом, приставленным за ним следить. Затем он пожал плечами, почти улыбаясь при мысли о собственной быстро развивающейся паранойе. Даже если за ним ведется слежка, как он определит это? На огромную площадь под крылатой статуей архангела Гавриила, возвышающейся на тридцатиметровой колонне приходили сотни служащих из близлежащих офисов, чтобы на свежем воздухе съесть принесенный с собой завтрак. Выбирая это место для контакта, Храдецки мыслил скорее как полицейский но не как конспиратор.

Он уже хотел подняться и уйти, когда молодой человек с атлетической фигурой сел рядом на скамейку. Не глядя в сторону Храдецки, он открыл пакет с ланчем и положил что-то на скамейку между ними.

– Думаю, вы это уронили, полковник.

Золтан поглядел вниз. Перед ним лежал конверт, который он передал жене Кушина. Он взял его.

– Да, я.

– Хорошо. – Молодой человек едва заметно улыбнулся и предложил полковнику яблоко. – Тогда начнем.

Храдецки принялся за яблоко, в то время как его безымянный собеседник начал забрасывать его довольно трудными вопросами. Как он относится к разным режимам, правившим в Венгрии? Чем занимался на последнем месте работы? С чем связана его теперешняя работа? И, что гораздо важнее, почему он хочет встретиться с Владимиром Кушиным?

Для любого прохожего они выглядели как двое друзей, решивших перекусить под лучами долгожданного весеннего солнца. Но полковник полиции прекрасно понимал, как обстоят дела на самом деле. Это был своего рода карантин – оппозиция проверяла его, прежде чем подпустить поближе к Кушину.

Храдецки сам провел достаточно допросов, чтобы понимать, чего добивается его собеседник и зачем ему это нужно. Молодой человек был умен и подозрителен. И общаться с ним можно было единственным способом – быстро и прямо отвечать на все вопросы.

Хотя ведущий допрос обычно в какой-то степени выдает себя теми вопросами, которые задает, то, что спрашивал молодой человек, было настолько конкретно и четко, что Храдецки не мог сделать никаких выводов ни о собеседнике, ни о группе, которую он представлял. Судя по его фигуре, стрижке и некоторым выражениям, Храдецки мог предположить, что, возможно, его собеседник – бывший армейский офицер.

Молодой человек быстро закрыл сумку с ланчем, поднялся и произнес:

– Пока этого достаточно. Я должен доложить обо всем своему начальству.

Храдецки тоже поднялся, и они как ни в чем ни бывало направились к ближайшей станции метро, смешавшись с другими служащими, возвращающимися в свои офисы. У полковника тоже были вопросы, но он понимал, что молодой человек не станет на них отвечать. Тем не менее, он решил попробовать.

– Пожалуйста, скажите Куш.

Молодой человек бросил на него такой уничтожающий взгляд, что Храдецки немедленно осекся.

– Пожалуйста, передайте вашему шефу, – поправился Золтан, – что времени у нас немного.

Молодой человек угрюмо улыбнулся.

– Мы уже очень давно пытаемся объяснить это таким, как вы. – Затем он, казалось, немного рас слабился. – Если вы действительно тот кем хотите казаться, то вы можете очень помочь нам, полков ник. Однако человек может говорить все, что угодно, но поступки всегда говорят больше, чем слова.

Он передал Золтану Храдецки листок бумаги на котором было написано одно единственное имя.

– Достаньте полицейское досье этого человека и приходите через два дня в то же время в кафе "Сент рал Эттерем". Вас устраивают условия?

Храдецки утвердительно кивнул.

– Хорошо. – Несколько секунд молодой чело век стоял, молча наблюдая за толпами людей, спускающихся вниз по лестнице в метро. Затем он снова поглядел на Храдецки.

– И будьте более осторожны в будущем. Я шел за вами всю дорогу от министерства, и это было гак же просто, как волку выслеживать раненого оленя. В следующий раз вместо меня может оказаться кто-то, настроенный куда менее дружелюбно. – Парень улыбнулся собственной шутке.

Храдецки покраснел, но кивнул. Хотя манеры молодого человека и были весьма нахальны, но по существу он был прав. Придется научиться всем мерам предосторожности, необходимым людям, живущим вне закона.

Через два дня Золтан Храдецки сидел в наполненном людьми кафе "Сентрал Эттерем", потягивая из чашки крепкий черный кофе. Локтем он прижимал к столу конверт из коричневой бумаги, в котором на этот раз лежало полицейское досье.

Храдецки нахмурился. Снять копию с секретного досье оказалось почти до смешного просто. Этому вполне способствовали перегруженность персонала и несовершенство делопроизводства. Любой офицер имел доступ к этой информации в обычном порядке. Весь фокус состоял лишь в том, чтобы снять копию, не привлекая внимания и не оставляя никаких записей в регистрационных журналах.

Теперь, когда досье было у него, Храдецки позволил себе задуматься, зачем именно оно понадобилось людям Кушина. Судя по документам, человек, которым они заинтересовались, был активистом демократического движения – давним оппонентом как старого, коммунистического, так и теперешнего военного правительства. Возможно, оппозиционерам потребовалось узнать, насколько пристально следит за этим человеком полиция. Или, может быть, у них уже есть копия именно этого досье и они только хотели проверить, принесет ли он такую же.

Как бы то ни было, это задание конечно же было проверкой как его готовности сотрудничать, так и доступа к нужной информации. Пока Храдецки не доставит им информацию, о которой его просили, Кушин и его соратники будут считать его не больше, чем простым болтуном. Если же он доставит недостоверную информацию, они спишут его со счетов как подсадную утку А если бы его схватили при попытке добыть необходимые сведения, тогда они бы поняли, что он не годится для конспиративной работы.

Храдецки беспокойно заерзал на стуле. Столько лет полковник стоял на страже закона и правопорядка. И вот теперь оказалось так легко нарушить и то, и другое. И неважно, что для этого была весьма веская причина.

Полковник покачал головой. Его личные чувства в этом случае не имели значения. Он должен хранить верность своей стране – Венгрии, и только ей, а не одной из правящих в ней клик. И уж конечно не группке генералов, состоящих на жаловании у Франции и Германии. Освободить нацию от их бульдожьей хватки – задача не для слабонервных. Настало время действовать.

Тот же блондин, с которым встречался Храдецки в прошлый раз, опустился на пустой стул напротив.

– Здравствуйте, полковник. Вы принесли то, о чем я просил?

Храдецки подвинул через стол конверт и подождал, пока молодой человек быстро заглянул внутрь и вернул его обратно. Он казался довольным.

– Следуйте за мной.

Не произнеся больше ни слова, молодой человек встал и вышел из кафе. Храдецки следовал на расстоянии. Они немного покружили по людным улицам Будапешта, проверяя, нет ли слежки. Путь их закончился возле небольшого жилого здания в одном из наиболее фешенебельных районов города.

Они прошли через задний ход, миновали два лестничных пролета и оказались у двери без таблички. Молодой человек в последний раз окинул взглядом коридор и три раза постучал в дверь. Когда дверь открылась, он пропустил вперед полковника полиции.

В обставленной со вкусом гостиной их ждали два человека. Один из них, который казался намного старше своих товарищей, встал и негромко произнес:

– Я – Владимир Кушин.

Человек, стоящий перед Храдецки, был бледным и худым, почти анемичным. Одежда его выглядела какой-то неопрятной, но скорее не от того, что за ней плохо ухаживали, а от того, что очень долго носили. Хотя Кушину было лишь слегка за пятьдесят, волосы его были абсолютно седыми, а изборожденное глубокими морщинами лицо добавляло ему лет десять. Зима, проведенная в тюрьме, тяжело отразилась на нем.

Во время недолгого посткоммунистического флирта Венгрии с демократией, Кушин был выборным лидером одного из районных советов. Когда пришло к власти правительство национального спасения, в котором преобладали военные, его арестовали по обвинению в какой-то непонятной "агитации" Полковник знал, что это означало Кушин слишком усердно и слишком громко жаловался на новые декреты чрезвычайного правительства.

И хотя Кушин был достаточно видным политическим деятелем, чтобы найти сторонников в западных средствах массовой информации, это не избавило его от сфабрикованных обвинений и шестимесячного тюремного заключения. Генералы отпустили его только тогда, когда решили, что сила Кушина осталась в прошлом – теперь это просто слабый измученный человек, не способный стать угрозой их власти.

Они жестоко просчитались.

Даже болезнь и заключение не остановили этого человека. Способность Кушина раскапывать информацию о нарушении гражданских прав, французском и немецком экономическом и политическом влиянии и других запрещенных темах, была одной из причин, почему Храдецки решил обратиться именно к нему.

За месяцы, прошедшие с тех пор, как Венгрия вступила в Европейскую Конфедерацию, голос Кушина стал звучать еще громче. Памфлеты и статьи в нелегальных газетах за его подписью призывали покончить с милитаристским правлением и немедленно выйти из Конфедерации. Кушин более всех других напоминал фигуру политического лидера разрастающейся венгерской оппозиции.

Сейчас этот человек обернулся к блондину, сопровождавшему Храдецки.

– Проблемы?

– Никаких. Я не увидел ничего настораживающего, и мои ребята по-прежнему на своих местах.

Кушин увидел озадаченное выражение лица Храдецки и пояснил:

– Это – Оскар Кирай, полковник. Он и несколько его друзей присматривают за мной.

Так оно и было. Полковник полиции с возросшим интересом изучил своего провожатого. Похоже на то, что Кирай был шефом службы безопасности Владимира Кушина. Возможно, эти люди были организованы гораздо лучше, чем он думал.

Владимир Кушин жестом указал ему на смежную комнату. На вид это была небольшая спальня, временно превращенная в кабинет и библиотеку. Кушин сел и указал Храдецки на второй стул. Кирай встал за спиной шефа, поближе к двери.

– Могу я взглянуть на досье, которое вы показывали Оскару?

Храдецки протянул ему коричневый конверт, а также отдельный сверток, в котором лежали все документы, полученные от Белы Силвануса. Он кивнул на копию полицейского досье.

– У вас есть опасения, что это фальшивка?

Кушин покачал головой.

– Если это фальшивка, боюсь, что у вас нет будущего.

Кушин сверкнул глазами в сторону Кирая. Храдецки неожиданно почувствовал, как зачесались руки. Но он заставил себя сохранять спокойствие. Если эти люди захотят убить его, он не сможет помешать. Лидер оппозиции быстро пробежал глазами досье, улыбнулся и открыл другой конверт.

Седые брови Кушина резко поползли вверх, когда он увидел содержимое конверта.

– Это потрясающе, полковник Храдецки. Из вас получился бы первоклассный разведчик.

Полковник внутренне содрогнулся, и это, видимо, как-то отразилось на его лице, потому что Кушин поспешил добавить:

– Но нам вы, разумеется, нужны не для этого. Лидер оппозиции откинулся на спинку стула.

– Итак, полковник, чего же вы хотите? Зачем вы меня разыскивали? – Он взвесил на ладони стопку приказов о реорганизации и увольнениях. – Только для того, чтобы передать мне все это? Или же для чего-то большего?

Храдецки вздохнул, понимая, что наступил момент истины – он стоит на пороге того, чтобы превратиться из прожектера, сочувствующего реформам, в настоящего революционера.

– Я начал все это в надежде остановить выполнение приказов этого Релинга. Чтобы в работе национальной полиции вновь появился хоть какой-то здравый смысл. Теперь я уже не думаю, что это может случиться. Не при теперешнем правительстве.

– Вы правы, – согласился Кушин с непроницаемым выражением лица. – Релинг и деятели вроде него – только симптомы другой, более тяжелой болезни. Эти немецкие и французские сатрапы заражают нашу страну, так как наши собственные генералы считают, что им необходима поддержка Конфедерации, чтобы удержаться у власти. Эти солдафоны не понимают одного – их так называемые союзники очень быстро становятся их хозяевами. И нашими тоже.

– Да. Я это понимаю. – Храдецки с трудом скрывал нетерпение. Несмотря на то, что Кушин выражался точно и ясно, он все же был политиком. А политики любят поговорить. – Но что мы можем сделать, чтобы остановить это?

– Кроме публикации слезных жалоб, хотите вы сказать? – Кушин тихонько рассмеялся. – Очень многие люди, подобно вам, полковник, готовы были принять правительство национального спасения, но не Европейскую Конфедерацию. И мы намерены собрать под свои знамена эту новую волну недовольных. Мы хотим расширить нашу организацию. И завербовать некоторых полицейских офицеров, которые значатся в переданном вами списке, было бы весьма полезно.

Голос Кушина сделался вдруг жестким, более решительным.

– И если французы и немцы вынудят нас к этому, мы будем бороться.

В глазах и голосе Кушина была такая сила и уверенность, что Храдецки почувствовал, как начинает кипеть его собственная кровь. Ему хотелось действовать, а не сидеть в этом кабинете.

– И что же должен буду делать я?

– Вы – профессиональный командир, полковник, человек, владеющий искусством управлять людьми и усмирять толпу. И мы используем эти ваши качества в своих целях. – Кушин наклонился поближе к Храдецки. – Очень скоро мы соберем примерно десять тысяч человек и выступим с маршем к зданию Парламента с требованиями провести реформы. И вы поможете нам организовать этот марш протеста.

Лидер оппозиции снова сел. Теперь в глазах его был холод, взгляд как бы фокусировался на каком-то отдаленном горизонте, невидимом Храдецки.

– А что потом, хотите вы спросить? – Кушин печально улыбнулся. – Потом мы посмотрим, как далеко готовы зайти эти сумасшедшие из Парижа и Берлина.

5 АПРЕЛЯ, ЗАСЕДАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО СОВЕТА БЕЗОПАСНОСТИ, БЕЛЫЙ ДОМ

Новости из Европы были печальными.

– Стягивание французских и немецких войск к польским и чешским границам явно продолжается, господин президент. Фактически, они даже стали действовать быстрее. Все пограничные районы быстро становятся одной большой пороховой бочкой – Генерал Рид Галлоуэй, председатель Комитета начальников штабов, стоял за кафедрой прямо перед огромным, во всю стену, видеомонитором. Тот факт, что первый солдат Америки делал свой доклад, обращаясь лично к президенту, лишний раз доказывал, как глубоко взволновали его события по другую сторону Атлантики. Глубокие морщины на его лице, обычно выражавшие оптимизм, подтверждали его озабоченность.

Росс Хантингтон разделял пессимистические настроения генерала. Вне себя от гнева после введения оплаченного французами нефтяного эмбарго и взрыва "Северной звезды", Польская, Чешская и Словацкая республики порвали все дипломатические связи со странами Европейской Конфедерации. И так как Франция потребовала детального расследования по предъявленным ей обвинениям, Британия и Норвегия отозвали из Парижа своих послов для "консультации" Общественность Соединенных Штатов ждала от своего правительства тех же шагов. То, что началось как политический и экономический кризис, очень быстро начинало приобретать также и военный аспект. Росс несколько раз сжал в кулак левую руку, надеясь таким образом отвлечься от тяжести в груди.

Галлоуэй выделил несколько объектов на мониторе, пользуясь специальным ручным контроллером, чтобы обозначить те части, которые казались ему особенно важными. На некоторых фотографиях видны были самолеты, стоящие в ангарах. На других ряд за рядом красовались танки и другие бронемашины, расставленные на полях возле небольших городков и деревень.

– Все эти фотографии, сделанные со спутника, показывают, что ЕвроКон стягивает огромное количество авиации и наземных войск на свои новые базы в восточной Германии. И, что особенно важно, они даже не считают нужным скрывать эту глобальную передислокацию.

– Неужели? – Президент наклонился в кресле.

Галлоуэй энергично закивал головой.

– Да, сэр. Моим коллегам из ЕвроКона известны циклы вращения по орбите всех наших спутников. Если бы они хотели держать перемещения войск в тайне, то передвигали бы технику в те часы суток, когда наши спутники "слепы" – и прятали бы машины под камуфляжными сетками в те часы, когда спутники могут снимать. Мы все равно рано или поздно заметили бы движение, но не так быстро и не так легко.

– Итак, это преднамеренный политический маневр для оказания давления на поляков и чехов, а не предварительная подготовка к военным выступлениям?

– Вот именно, господин президент. – Председатель Комитета начальников штабов погасил монитор и включил на полную мощность освещение в зале. – Но наши союзники не могут использовать эту возможность, а ведь их открыто вынуждают ответить на провокацию.

– Хотя поляков до сих пор волнуют отношения с Россией, но их ничуть не меньше беспокоит ЕвроКон. К настоящему моменту они переместили к германской границе четыре из девяти активно действующих дивизий, и еще две у них в резерве. А когда я беседовал сегодня утром с их министром обороны, генералом Староном, он сообщил мне, что президент намерен отдать приказ об активизации резервных дивизий. Аналогичные шаги намерены предпринять чехи и словаки.

Хантингтон почувствовал, что тяжесть в груди усиливается. Новости были очень плохими. Призыв военнослужащих запаса, которых надо было оторвать от их привычных гражданских занятий, был, безусловно, дорогостоящим мероприятием. Тот факт, что три малых европейских державы даже задумались о подобном шаге в период жестокого экономического кризиса, указывал на их серьезную обеспокоенность.

Галлоуэй грустно покачал головой.

– Десятки тысяч солдат в полной боевой готовности по обе стороны границы, авиационные патрули в обстановке, приближенной к боевой, – это место становится по-настоящему взрывоопасным, конфликт может произойти в любой момент.

– Очень плохо, – президент повернулся на стуле в сторону Харриса Термана. – Какие-нибудь новые дипломатические события, о которых мне необходимо знать?

– Нет, сэр. – Голос госсекретаря звучал несколько виновато. – Ни на одном направлении никто не шагнул больше чем на дюйм.

– Хорошо, господа. Мне нужен ваш совет. Что конкретно могу я предпринять по этому поводу? – Президент постучал ручкой по столу. – Генерал? Джон? У вас есть идеи?

У министра обороны был задумчивый вид.

– Комитет начальников штабов и я считаем, что надо продолжать и даже усилить военную помощь Польше и остальным странам, господин президент. Мы могли бы задействовать оснащение наших резервных частей.

– Послать еще танки? – У Термана был вид человека, в которого только что ударила молния. – Генерал Галлоуэй абсолютно прав. Весь этот район напоминает сейчас военную базу. Так чем же можно помочь, ввозя новое оружие?

Лусиер продолжал, обращаясь к президенту и не глядя на остальных.

– Оружие само по себе не начинает войну. Гораздо важней взаимоотношения и намерения сторон.

Хантингтон молча кивнул. Педантичный коротышка министр обороны на сей раз был абсолютно прав. Слишком много внимания уделяется паритету в военной технике. Если следовать этим странным правилам, то программу перевооружения для завоевания Европы Адольфа Гитлера можно считать дестабилизирующим фактором не в большей степени, чем усилия союзников, направленные на обуздание нацистского диктатора.

– ЕвроКон очевидно считает поляков и остальные республики слабыми в военном отношении. И поэтому думают, что на них можно оказывать давление е позиции силы. Те, в свою очередь, знают, что большая часть техники, находящейся на вооружении у этих стран, устарела. Чтобы компенсировать это, необходимо повысить боеспособность армии, держать ее в постоянной боевой готовности. Когда у вас не хватает техники и людей, особенно важно, чтобы каждый танк, самолет и каждый солдат, имеющийся в вашем распоряжении, был готов к бою. – Лусиер взглянул поверх толстых очков в черепаховой оправе на госсекретаря. – Предполагаемая слабость, а не сила Польши, Чехии и Словакии провоцирует Францию и Германию на подобное поведение. Таким образом, увеличив сейчас военную помощь, мы достигнем одновременно двух целей. Во-первых, дадим понять руководителям ЕвроКона, что мы разгадали их блеф. Во-вторых, это придаст полякам и чехам уверенности в себе. Чем больше у них будет уверенности в том, что они могут отразить неожиданное нападение ЕвроКона, тем больше вероятность, что они отведут от границы какую-то часть своих сил и не будут постоянно поддерживать состояние боевой готовности.

Вслед за выступлением Лусиера наступила тишина. Президент сидел нахмурившись, явно все еще не зная, какую же линию поведения выбрать. Он окинул взглядом собравшихся.

– Если я одобрю дополнительную военную помощь, какова предполагаемая реакция ЕвроКона?

– Париж и Берлин будут в ярости, – Терман по-прежнему выглядел несчастным. – Они считают всю восточную Европу своим задним двором, поэтому наращивание военных поставок наверняка будет расценено как преднамеренная провокация.

Президент медленно кивнул, все еще хмурясь.

– Но насколько далеко они зайдут, Харрис? – Он взглянул через стол на госсекретаря. – Давайте рассмотрим худший вариант. Рискнет ли ЕвроКон перейти под этим предлогом к открытой военной конфронтации?

– Вряд ли, господин президент, – ответил на его вопрос Галлоуэй. – Они пытаются запугать поляков и остальных, а вовсе не начать войну с ними.

– Но ЕвроКон так просто не остановится, – предостерег Хантингтон. – Франция и Германия слишком сильно хотят включить Польшу и остальных в зону своего влияния, чтобы легко сдаться. Можно не сомневаться, что последуют самые горячие протесты. – Он сделал паузу. – Возможно, эти протесты будут сопровождаться дальнейшими санкциями против нас или наших союзников.

Президент и остальные члены Совета безопасности закивали в знак согласия. Хотя американцы не располагали достаточно надежными доказательствами, чтобы сделать дело достоянием общественной гласности, все присутствующие в зале заседаний знали, что секретные службы ЕвроКона ответственны как за взрыв танкера, перевозившего жидкий газ, так и за убийство офицера американской разведки, раздобывшего информацию по этому делу. И никто не удивился бы, если бы со стороны ЕвроКона последовали новые провокации. Президент посмотрел через стол на директора ЦРУ.

– А что скажете по этому поводу вы, Уолт? Смогут ваши службы по борьбе с терроризмом противостоять подобной угрозе?

– Да, господин президент, – уверенно ответил Куинн. – Я знаю, нет такой системы обороны, в которой не было бы слабых мест. Но теперь, когда мы точно знаем, с чем именно имеем дело, у нас гораздо больше возможностей противостоять секретным операциям, запланированным против нас.

Галлоуэй поспешил поддержать Куинна.

Не считая кораблей, используемых в качестве эскорта, мы можем поместить на каждый корабль или танкер, отправляющийся в Балтийское море, специальную команду из подразделений "Дельта" и 6-го батальона – В глазах генерала горел огонь. – А если на борту будут эти ребята, я могу поручиться, что любой сукин сын, который попытается заложить на корабль бомбу, немедленно отправится в преисподнюю.

Хантингтон смотрел, как его старый друг молча взвешивает свои возможности, прежде чем принять решение. Подвергать риску еще больше американских кораблей, американских солдат, американских граждан – перспектива не из лучших. Но альтернативы – случайное развязывание войны в результате возросшего напряжения на границе или франко-германский контроль над всей Европой – казались еще более удручающими.

Наконец президент выпрямился.

– Хорошо, мы увеличим поставки военного снаряжения и поддержим наших друзей, если возникнет такая необходимость. – Он обвел взглядом сидящих за столом. – Есть возражения или комментарии?

– Да, господин президент. – Очевидно, Харрис Терман еще не был готов сдаться окончательно. – Прежде чем послать в Польшу новую партию военной помощи, нам следует по крайней мере убедиться, что другие европейские страны правильно понимают наши намерения. Массированные военные поставки без каких-либо объяснений наверняка приведут к непониманию наших мотивов. Мы не должны подвергаться подобному риску.

– Согласен. И что же вы предлагаете?

– Что ж... – госсекретарь вертел в руках трубку, явно в замешательстве. – Думаю, полезно будет сделать заявление. Или, может быть, вам имеет смысл переговорить с французским послом. Он представляет здесь ЕвроКон.

– Нет, – глаза президента сузились. – Я не стану встречаться с представителем правительства, которое приказало убить американских граждан и разрушить американскую собственность.

Остальные члены Совета безопасности согласно загудели.

Тогда, может быть, я мог бы пригласить посла на...

Президент снова покачал головой.

– Я не хочу никаких официальных контактов на высшем уровне, Харрис. Не сейчас, когда эти люди продолжают финансировать подпольную войну против нас.

– Тогда как же нам связаться с ЕвроКоном, господин президент?

– Неофициально. Неофициально и через заднюю дверь, господин госсекретарь.

Выражение раздражения на лице Термана только подтвердило то, о чем давно подозревал Хантингтон. Шеф госдепартамента гораздо больше заботился о своем собственном положении внутри кабинета, чем об эффективности американской внешней политики. Но если президент не хотел передавать свое послание через дипломатов, оставался только один путь и только один посланник.

Увидев, что президент повернулся в его сторону, Хантингтон выпрямился, надеясь скрыть таким образом усталость.

– Что вы на это скажете, Росс?

– Да, сэр, – твердо произнес он. – Я готов снова отправиться в путь.

10 АПРЕЛЯ, ПОЛИГОН 5-Й МЕХАНИЗИРОВАННОЙ ДИВИЗИИ, ОКРЕСТНОСТИ ГАЖЕКА, ПОЛЬША

Генерал-майор Ежи Новачик стоял лицом к востоку, глядя на небольшой островок леса у самой немецкой границы. Он прикрыл глаза рукой от встающего над горизонтом солнца. Генерал-майор боролся с искушением вновь взглянуть на часы. Если он продемонстрирует свое волнение, это только усилит нервозность офицеров.

Птицы, испуганные неожиданным шумом в глубине леса, поднялись в воздух, хлопая крыльями. Пора.

Четырнадцать танков Ml выехали из леса, двигаясь на высокой скорости сплошной линией. Из-под гусениц высоко в воздух разлеталась грязь. Сквозь открытые люки Новачик видел в каждой башне очертания шлемов танкистов.

"Хорошо", – подумал он. Командиры танков сидят наверху, рискуя получить в голову осколок или пулю снайпера, пока они оглядывают территорию в поисках врага. Искушение сидеть в безопасности внутри зашитой в броню машины всегда было очень сильным, но при закрытых люках танковые экипажи были практически слепы и глухи, особенно при движении через лес, что очень часто оказывалось причиной их гибели.

Когда танки выехали из леса, Новачик услышал, как один из офицеров отдал приказ перейти к активным действиям.

В пятистах метрах от движущихся танков появились вдруг как из-под земли картонные мишени. Некоторые из них изображали "Леопарды"-2, другие – бронемашины типа "Мардер". Как и другие офицеры польской армии, генерал считал, что нет смысла выставлять мишени, изображавшие врага вообще. Надо придавать им очертания конкретных потенциальных противников.

Не успела появиться последняя мишень, как танки отреагировали на приказ. Башни начали поворачиваться вправо, давая возможность наводчикам прицелиться из 105-миллиметровых пушек. При этом вся танковая цепь продолжала двигаться на север со скоростью около шестидесяти километров.

ХЛОП! Один из танков выстрелил, исчезнув на несколько секунд в клубах дыма из ствола собственной пушки. Когда он снова стал виден, остальные танки стали стрелять один за другим, отправляя в цели снаряд за снарядом.

Звуки канонады едва успели достигнуть ушей генерала Новачика, когда танки прекратили стрельбу. Они развернулись и опять цепью поехали на сей раз в западном направлении.

Новачик поднял бинокль, наводя его на то место, где стояли мишени. Фантастика! Все макеты были сбиты – лежали на развороченной снарядами земле.

– Учения закончены, господин генерал.

Новачик дружелюбно улыбнулся молодому офицеру, организовавшему это представление.

– Я вижу, Хенрик. Очень впечатляюще.

Он действительно так считал. Танки Ml могли дать фору в смысле точности стрельбы на марше Т-72 и Т-55, которыми была оснащена его дивизия. К сожалению, в 5-й механизированной дивизии все еще было недостаточно американских танков и бронемашин, чтобы оснастить хотя бы один танковый батальон. Судя по донесениям, дополнительные поставки американского вооружения были уже в пути, но польский генерал понимал, что вряд ли может рассчитывать на скорое получение этой техники. Если намеренно или по недоразумению враги развяжут войну, ему придется отражать атаки все той же смесью разношерстной техники и комбинациями разных тактических приемов.

Новачик повернулся к стоящему рядом с ним невысокому темноволосому американскому офицеру.

– А что вы думаете, майор?

Майор Билл Таки провел в Польше уже шесть месяцев. Он довольно быстро усваивал язык.

Хорошее исполнение, сэр. Ваши солдаты учатся пользоваться новой техникой едва ли не быстрее, чем я успеваю их обучать.

Очень рад это слышать Новачик внимательнее пригляделся к стоящему перед ним американцу японского происхождения Он старательно работал с Новачиком и его людьми, абсолютно уверенный в том, что где-то, когда-то им пригодятся полученные от него знания.

На плечах молодого человека красовались погоны бронедивизии, прозванной "Адом на колесах" Это свидетельствовало о том, что Таки принимал участие в операции "Буря в пустыне". Когда он улыбался, на правой стороне его лица появлялся едва заметный шрам, тянущийся от щеки к глазу Генерал-майор испытывал странное чувство, имея под началом человека, участвовавшего в настоящей войне, в то время как сам он всю жизнь лишь командовал учениями Американцы вроде Таки работали в польской армии и авиации, стараясь слить американскую технику и тактику со старой, советской в некое единое целое, которое должно было служить интересам Польши.

Сопровождаемые остальными офицерами подразделения и другими наблюдателями, Новачик и Таки направились по грязному развороченному полю обратно, туда, где стояла колонна "ГАЗов" и "Хамви". Ступая по хлюпающей земле, Новачик думал, можно ли сравнить молниеносную войну среди пыльных бурь и горящей нефти, в которой принял участие Таки, с войной на фоне этого мягкого, зеленого пейзажа. "Здесь война будет более-кровавой, – мрачно подумал он. – Намного более кровавой".