Котел

Глава 20 Назначенная встреча

7 ИЮНЯ, ШТАБ 7-й БРОНЕТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ, ЛЕГНИЦА, ПОЛЬША

Маленькая деревушка Легница Польская имела бурную и многовековую историю. В 1241 году герцог Генрих Благочестивый и его польские и силезские рыцари были раздавлены здесь копытами монгольских коней, хлынувших из восточной Великой Степи. В память о неудачливом герцоге бенедиктинские монахи воздвигли здесь монастырь, но их вытеснили немцы во времена Реформации. Столетие спустя монахи возвратились и построили новый монастырь напротив старого. Но бенедиктинцам не везло. В следующем веке прусский король прогнал монахов и передал оба здания под Военную Академию. Одним из ее выпускников был Пауль фон Гинденбург, последний Главнокомандующий германской армией в первой мировой войне, тот самый, кто провозгласил Адольфа Гитлера канцлером Германии.

Теперь Легница временно приютила передовой командный пункт наступающих немецких войск. Вокруг по периметру оборонительных порядков расположились мотострелковые части, батареи противотанковых ракет "Милан" и подразделения противовоздушной обороны. Поляки не смирились с поражением и постоянно тревожили победоносные германские войска, атакуя транспорты с амуницией и продовольствием, наблюдательные посты, и даже осмеливались нападать на боевые соединения. Требовалась постоянная готовность к отражению атаки – ночью опасность возрастала вдвойне.

Вилли фон Силов задержался на минуту, прежде чем проследовать за полковником Бремером в штабную палатку. С начала войны он проводил в замкнутом пространстве бригадного штабного бронетранспортера М577 от восемнадцати до двадцати часов в сутки. Он составлял новые оперативные планы в зависимости от стремительно меняющейся обстановки. Теперь он наслаждался редкой возможностью выпрямиться во весь рост, вдохнуть свежий воздух, хотя и пахнущий дизельным топливом, потом и пороховым дымом. Зарево пожаров освещало небо на юге. Оттуда доносились приглушенные расстоянием выстрелы и взрывы. Тяжелая артиллерия 3-го корпуса крупнокалиберными снарядами стирала в порошок наспех возведенные польские укрепления в районе дорожного узла близ города Явор. На западе тоже полыхал пожар. Это горела деревня, в которой днем шел бой. Все живое, что могло двигаться, покинуло ее, и огонь, став хозяином положения, разгулялся вовсю.

Фон Силов слышал также непрерывный гул моторов. На юг и на восток по магистралям, обтекающим Легницу, продолжали движение потоки военных машин. Шесть дивизий, наступающие на фронте всего в пятьдесят километров, нуждались в огромном количестве транспортных средств для снабжения, и все дороги в тылу, включая лесные просеки, были буквально забиты техникой. Они напоминали ручьи, переполненные половодьем, по которым текла "кровь войны" – дизельное топливо, боеприпасы, продовольствие. Казалось, что земля не выдержит тяжести и расползется под этим давящим грузом.

Военная стратегия вступала в противоречие с реальными возможностями. Он тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, и вошел в палатку. Командир бригады стоял в центре освещенного тусклой лампочкой пространства, окруженный группой офицеров. Вилли с трудом пробрался сквозь толпу и встал рядом с ним. В палатке находились все три командира танковых бригад, начальники их штабов, а также пехотинцы, артиллеристы.

Генерал Карл Лейбниц, вероятно, решил собрать на это ночное совещание командиров и высших офицеров всех подразделений дивизии. Мотивы, которыми руководствовался генерал, были понятны. События прошедшего дня развивались не по плану, разработанному накануне войны. С каждым часом ситуация все больше не соответствовала прогнозам. 7-ая танковая дивизия да и все другие подразделения Конфедерации должны были получить новые инструкции и тактические задачи, составленные на основе вновь полученных данных о положении и состоянии войск – своих и противника.

Все офицеры вытянулись по стойке "смирно", когда Лейбниц шагнул под полог палатки.

– Вольно, господа! Не будем тратить время на формальности. Я позволю себе начать.

Он тотчас же обратился к картам, развешанным справа и слева от него. Рукой его начальника штаба на них были уже нанесены позиции немцев и поляков на этот час Генерал громко и четко, короткими рублеными фразами обрисовал обстановку.

– "Летняя молния" не смогла решить основную задачу – окружить и ликвидировать 4-ую и 11-ую дивизии польской армии. Им удалось оторваться от наших войск, которые не проявили достаточной оперативности. Быстрота передвижений всех подразделений дивизии оказалась ниже планируемой в каждый контролируемый отрезок времени.

Все согласно кивнули. Несмотря на усилия, предпринятые командованием дивизии, 7-ая танковая затянула свой марш через лесные массивы В немецкие когти угодили лишь самые неповоротливые польские части, всего несколько рот пехоты на устаревших бронетранспортерах и разрозненные танки Т-55. Наиболее мобильные подразделения ушли с позиций прежде, чем замкнулось кольцо окружения. "Стальные челюсти" – такой термин использовали стратеги ЕвроКона – щелкнули впустую, захватив в пасть лишь воздух, пропитанный запахом пожаров, да несколько покинутых жителями деревень.

– В результате командование корпуса изменило план действий 7-ой танковой...

Генерал показал на карте ряд красных стрелок, как будто струйка крови вылилась на карту и потекла сначала на север мимо Легницы, потом по дуге на восток и снова на юг.

– Мы развернем дивизию на северо-восток, используя грунтовые дороги... – он показал их на карте, – выйдем к мосту через Тихо Воду и Кавице.

Генеральская указка задержалась у маленькой деревушки. Здесь в Одер впадал, отмеченный еле заметной голубой извилистой линией, приток.

– Далее мы двигаемся в юго-восточном направлений на Срода-Слазка и Каты-Вроцлавска, используя Одер как прикрытие левого фланга.

Генерал искал на лицах офицеров понимание.

– План реален, господа. Если мы будем двигаться быстро, очень быстро, мы обойдем поляков и отрежем их от Вроцлава, прежде чем они успеют вновь отступить.

"Что? – Вилли опешил. – Какой идиот в штабе корпуса придумал эту игру в догонялки?" Не отдавая себе отчета, какие это может иметь для него последствия, Вилли шагнул вперед и приблизился почти вплотную к карте.

Его поведение обратило на себя внимание генерала.

– У вас есть возражения, фон Силов?

Все взгляды теперь были прикованы к нему.

– Да, герр генерал. – Вилли поборол в себе внезапно возникшую робость. – Герр генерал! Этот мелкотравчатый полуманевр не кажется мне продуманным, это полумера, которой мы не добьемся значительного успеха. Как только поляки поймут наши намерения, им не доставит труда, подтянув локальные резервы, атаковать нас на марше или преградить нам путь, заставив развернуть в линию походные колонны. Мы понесем потери и упустим время. В результате мы втянемся чуть ли не в рукопашный бой, утратив наше преимущество в дальнобойности артиллерии и ракет.

– А что вы предложите взамен? – тон генерала ясно выдавал его желание иметь альтернативный план. Ему самому не нравилась вся эта затея малореального обходного маневра.

Фон Силов постарался придать своему голосу как можно больше уверенности.

– Я предлагаю двинуться на север в обход Ковице и перейти Одер до того, как поворачивать на восток. Имея реку как прикрытие с правого фланга, мы оставим Вроцлав у себя глубоко в тылу. Если 3-й корпус проделает аналогичный маневр на южном направлении, в наших руках окажется значительная территория и такой крупный населенный пункт, как Вроцлав.

Лейбниц молча уставился на карту. В палатке воцарилась напряженная тишина. Фон Силов почувствовал, что его уверенность в себе улетучивается. Генерал отрицательно покачал головой.

– Подполковник! Приказ есть приказ! Его отдал лично генерал Монтан. Может быть, у него не хватило времени и квалифицированных оперативников для составления иного плана, который был бы для нас более приемлем... Вы меня поняли, подполковник?

Фон Силов в душе разразился проклятиями. До сих пор этот француз, командующий немецким корпусом, полагался на своих подчиненных и доверял им составление стратегических и тактических планов. От мысли о том, что теперь ему придется претворять в жизнь бессмыслицу, придуманную самолично Монтаном, Вилли почувствовал неприятный холодок в спине.

Лейбниц вновь возвысил голос.

– Господа офицеры! Рассвет в 4.15. К этому времени – полная готовность к выступлению. Заправить полные баки. Полный комплект продовольствия и боеприпасов. Когда мы выйдем в тыл противника, у нас возникнут сложности со снабжением – надеюсь, только на первых порах.

Он отыскал взглядом командира разведбатальона.

– Танки майора Лауэра первыми начинают движение... Макс, выбросьте из памяти все слова, оставьте только одно – скорость. И повторяйте все время: скорость, скорость, скорость!

Фон Силов чувствовал себя школьником, которого в присутствии одноклассников выдрали за уши.

8 ИЮНЯ, РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ БАТАЛЬОН 7-й ТАНКОВОЙ БРИГАДЫ, ОКРЕСТНОСТИ КОВИЦЕ

Шестьдесят танков "Леопард-1", бронетранспортеров "Лухс" и транспортеров "АРЧ" молотили гусеницами и колесами еще не созревший хлеб на польских полях. Пыльный шлейф тянулся за ними. Последнюю неделю дождей не выпадало, и земля высохла.

Майор Макс Лауэр выплюнул сгусток черной слюны, освобождая рот от набившейся туда пыли. Кожаной перчаткой протер стекла защитных очков.

Он не отрывал пристального взгляда от изрытой ухабами грунтовой дороги, стелющейся далеко за горизонт, пытаясь обнаружить первое строение деревеньки под названием Ковице. Она открылась впереди, когда его командирский танк оказался на вершине пологого холма, возвышавшегося слегка над скучной польской равниной. Шпиль деревянного невысокого костела торчал над крышами домов всего на расстоянии двух километров. Река, обрамленная кудрявой зеленью, разделяла деревню пополам. Мост еще не был виден, но при скорости, с которой мчались вперед танки разведбатальона, они окажутся возле него через пару минут.

Он услышал в наушниках искаженный радиопомехами голос.

– "Бродяга-1"! Вызываю "Бродягу Чарли-1"!

Командир роты "В" торопился передать донесение.

– Группа машин движется к населенному пункту. Справа по берегу реки...

Лауэр направил бинокль в ту сторону. Сначала он увидел только густое желто-коричневое облако пыли, взметаемой гусеницами и колесами. Потом сквозь пыль начали проступать зеленоватые пятнышки – начало длинной цепочки, тянущейся от самой Срода Слазка. Пятнышки перемещались с большой скоростью. Цепочка в поле зрения все удлинялась.

Новое донесение прозвучало в радионаушниках. Это докладывал наблюдатель из передовой машины.

– ...Колонна разведывательных машин БРДМ и танки Т-72. Общая численность около роты.

Черт побери! Они нарвались на польский разведотряд. Получилось так, что их маршруты пересеклись. И поляки окажутся у места раньше них.

– Говорит "Бродяга Чарли-1"! Наблюдаю противника. Идти на сближение?

Выполняя команды, танки и колесные бронемашины роты сошли с дороги и, перевалившись через неглубокий кювет, устремились по вспаханному полю, расходясь веером и атакуя левый фланг польской колонны. Если они остановят поляков и заставят их перестроить боевой порядок, немецкий батальон сможет выиграть гонку за обладание Ковице.

Он включил микрофон.

– Всем "Бродягам"! Говорит "Бродяга Чарли-1"! Приказываю занять Ковице. Безостановочно, полный вперед!

Вдали прогремело танковое орудие. "Леопарды" роты взялись за дело. Они били по врагу прямой наводкой – 105-миллиметровыми снарядами. Секундой позже к грому пушек прибавился свирепый рев скоростных 20-миллиметровых пушек, установленных на колесных машинах.

Черный дым смешался с дымным облаком. Попадание! И не одно, а несколько сразу! Загорелся ведущий БРДМ-С, взорвался и превратился в огненный факел. Загорелся следующий за ним бронетранспортер. Превращенный в решето 20-миллиметровыми снарядами, подбитый БМП был сброшен с дороги и, выпустив шлейф черного дыма, заметался по полю. Горящие фигурки посыпались из его нутра, размахивая руками, падая и, наверное, крича от боли. Один из танков Т-72 сполз с дороги и застыл на месте. Его башня на десяток метров отлетела в сторону.

Но большинство польских машин, лавируя между останками погибших, упорно стремилось к Ковице.

В ярости Лауэр выругался. Эти мерзавцы за рекой слишком расхрабрились.

Что-то просвистело над башней его "Леопарда". Взрывная волна сорвала с него черный шлем вместе с наушниками. Он согнулся, ударившись лбом о край люка, и вновь выругался. Польский Т-72, развернув башню, послал на ходу снаряд в его "Леопард". К счастью, сделанные еще в СССР 125-миллиметровые пушки редко поражали цель даже с расстояния пятнадцати сотен метров.

Он с азартом руководил действиями батальона, позабыв, что сам находится в зоне обстрела. Майор нырнул в люк и опустился на свое командирское сиденье. Он схватился за рычаги управления пушкой и повернул массивную танковую башню вправо. Приникнув к окуляру перископа, он искал танк, который только что выпустил по нему снаряд. Вот он! Силуэт вражеской машины, приземистый, словно вжатый в землю, с приплюснутой башней и с чудовищно длинным орудийным стволом, шевелился в дыму и пыли, пробираясь по пшеничному полю.

– Стрелок! Танк – десять делений вправо.

– Есть, пойман! – сообщил стрелок. Он располагался впереди командирского сиденья. Его голова касалась колен майора.

– Готов! – доложил заряжающий. Противотанковый кумулятивный снаряд, предназначенный для стрельбы из главного орудия. "Леопард" скользнул на свое место.

– Огонь!

Орудие выстрелило. Отдача бросила тяжелый "Леопард" влево. Металлическая стрела, составленная из различных сплавов, обутая в стальной башмак, или, как его называли танкисты, "сабо", подталкиваемая энергией порохового заряда, начала пробираться к выходу из тоннеля орудийного ствола. Вырвавшись на свободу, "сабо" стало стремительно удаляться от танка, на лету превращаясь из объемистого, округлого, вращающегося в воздухе предмета в реактивный снаряд меньших размеров, но обладающий убийственной бронебойной мощью. Облако дыма и пламени, вылетевшее из ствола, на мгновение закрыло обзор, но танк неуклонно продолжал свое движение и пробил эту завесу.

Т-72, невредимый, по-прежнему маячил в окулярах! Промах!

– Стрелок! Уточнить прицел!

Дымный фонтан, смешанный с пылью, вырос над землей перед неприятельским танком. Т-72 прошел сквозь него и остался целым. Только осколки исхлестали его броню. Опять промазали!

– Снаряд пошел! Готов!

– Огонь!

Еще вспышка и звуковой удар. Снова пелена дыма и огня. Когда "Леопард" вынырнул из нее, Лауэр увидел, что неприятельский танк вздрогнул, словно наткнувшись на стену. Снаряды и топливо внутри его железной скорлупы взорвались от детонации. Взметнувшееся пламя вытолкнуло вверх черную громаду башни.

Он похлопал стрелка по мокрому от пота плечу.

– Браво, сержант! Ищи новую цель.

Он снова распахнул люк и высунул голову наружу. Занятый уничтожением вражеского танка, он утратил контроль за общей картиной боя и теперь хотел вновь овладеть ситуацией.

Его "Леопард" почти достиг Ковице.

Виднелись домишки, крытые черепицей, огороды. Гусеницы лязгнули о булыжник мостовой. Авангардные части уже заняли окраину городка. Немецкие танки и колесные машины, сметая все жалкие преграды, маневрировали, вновь выстраиваясь в колонну, чтобы двигаться дальше к мосту.

Он мысленно приказывал им, просил, умолял их поторопиться! Все решала скорость. Они должны были во что бы то ни стало оказаться на противоположном берегу раньше поляков. Краем глаза он заметил клубок белого дыма, вылетевшего из окошка одного из домов у реки. Сгусток пламени материализовался из дыма и стал приближаться к его "Леопарду" на высоте не более метра над землей.

– Ракета!

Водитель резко бросил танк в сторону, обрушив стену ближайшего домика. Лауэр лихорадочно искал кнопку, пускающую в ход установку дымовых маскировочных гранат, но его рука скользнула мимо из-за толчка, который вышиб его из сиденья и ударил лбом о панель управления. В следующую секунду главное орудие танка выстрелило, и новый толчок отбросил Лауэра назад.

Вражеская противотанковая ракета с надрывным свистом пролетела рядом и врезалась в мостовую всего в нескольких метрах от "Леопарда". Тянувшийся за ней провод управления опутал командирский танк как свидетельство, что он был на волосок от гибели от прямого попадания. Только мгновенная реакция водителя и снаряд, посланный главным орудием и взорвавшийся возле вражеского "гнезда", заставили польского стрелка, управляющего траекторией ракеты, растеряться на мгновение и упустить цель.

Другие танки, обнаружив ракетную установку, открыли огонь и обрушили град снарядов на одноэтажный домик, где прятался истребитель танков. Строение разлетелось на куски, взметнувшись оранжевым пламенем. Кувыркаясь в воздухе, обломки когда-то обитаемого дома вспыхнули и, разгораясь все ярче и ярче, упали в реку. Пожар продолжался и на воде. Столб песка и обломков вырос словно из-под земли рядом с "Леопардом", соседним от Лауэра. Второй снаряд угодил "Леопарду" в боковую броню. Внутри танка раздался взрыв. Пополз черный дым. 125-миллиметровый снаряд был пущен из пушки Т-72, высунувшей свое жерло из-за дымков на том берегу реки. Польский танк сразу пропал из виду до того, как немцы смогли бы открыть ответный огонь.

Голос командира роты "В" ворвался в наушники, перекрывая усиленный эхом треск пулеметов и грохот танковых пушек.

– "Бродяга Чарли-1"! Говорит "Бродяга-1". Двигаюсь по мосту. Я...

Связь прервалась. К своему ужасу, Лауэр увидел поднявшийся над дальними крышами Ковице еще один столб черного дыма.

– "Бродяга Чарли-1"! "Бродяга-1" горит. Мост блокирован! Повторяю. Мост блокирован!

Майор чертыхнулся. Несмотря на потери в технике, слишком много польских танков и бронемашин уже ворвались в Ковице, и Лауэр со своим батальоном не имел достаточно сил, чтобы справиться с ними, столкнувшись лоб в лоб. Расположив в домах и среди садов противотанковые ракетные установки и пехотинцев с пулеметами, поляки превратили занятую ими часть Ковице в смертоносное осиное гнездо.

Разведбатальон 7-й танковой дивизии проиграл гонку. Лауэр сплюнул и взялся за микрофон.

– "Бродяга-дельта". Говорит "Бродяга Чарли-1". Спешить пехоту у моста. Отсечь огнем подступы к мосту!

Рота "Дельта" состояла из трех пехотных взводов. Покинув бронетранспортеры и окопавшись, рота имела бы больше шансов сохранить личный состав. Легкая броня колесных машин не могла уберечь солдат от прямых попаданий снарядов или ракет.

– Всем "Бродягам"! Отступить на полтора километра к западу!

Один за другим командиры "Бродяг" по цепочке подтвердили получение приказа.

Майор был взбешен, но понимал, что свой гнев он расходует впустую. Расклад сил был не в его пользу. Выковыривать поляков из Ковице – это совместная задача пехоты, танков и тяжелой артиллерии. У Лауэра не было достаточно пехоты. Дивизионная артиллерия находилась где-то в пути. А в открытую идти со своими "Леопардами"-1С против Т-72С было бы самоубийством. Верный способ превратить танковый батальон в пыль да еще развеять эту пыль по ветру.

Он решительно мотнул головой. Пусть 19-ая бригада в полном составе штурмует Ковице. У нее есть возможности для этого. Когда Бремер и его люди вступят в бой, Лауэр намеревался двинуться к югу вдоль реки и искать подходящее место для переправы своих "плавающих" танков. Если ему не удастся найти достаточное мелководье, чтобы они смогли пройти по дну, придется ждать, пока дивизионные саперы соорудят понтонный мост через Тихо Воду.

Молниеносный удар 7-й танковой не удался, и ее передовой отряд начал отход. Надсадный рев моторов сменился ровным, постепенно стихающим, по мере удаления от польских позиций, рокотом.

19-АЯ МОТОПЕХОТНАЯ БРИГАДА, ВИЛКОВО

Вилли фон Силов, лежа на животе в поросшей травой ложбинке, наблюдал, как артиллерия долбит польские окопы, укрытые в лесной полосе. Тридцать шесть 155-миллиметровых гаубиц стреляли безостановочно. Вместе с комьями земли и щепками взлетали на воздух останки человеческих тел.

Штабной передвижной пункт и другие командные машины расположились за гребнем небольшой высотки позади него. Они были тщательно замаскированы и защищены земляными брустверами. Солнце превратилось в красный шар, который все ниже опускался за линию горизонта на западе.

Полковник Георг Бремер выпрыгнул из штабной машины, пробежал несколько шагов вверх по склону высоты и упал на землю рядом с фон Силовым. Он только что провел сеанс связи со штабом дивизии и корпуса.

– Безумие! Они все-таки сошли с ума, Вилли! Когда полячишки утерли им нос, не дав себя окружить, их озарила свежая гениальная идея! Лобовой атакой мы выбьем поляков из Вроцлава и тем самым победно закончим войну!

Фон Силов мрачно выслушал эту печальную новость. Все, что предлагало, а, точнее, приказывало высшее командование, противоречило усвоенной им с первого класса обучения в кадетском корпусе германской военной доктрине – три фактора, ведущие к проигрышу в сражении, и три – к победе. Штурм в лоб одного отдельного оборонительного пункта – это потери в живой силе, ресурсах и, главное, упущенное время. Обход с флангов, охват, и продвижение авангарда вперед – путь к победе.

Оставив половину своей армии на границе с непредсказуемой Россией, поляки не могли на всем западном фронте выдержать давление дивизий ЕвроКона. И бросить в атаку на самый мощный участок польской обороны всю технику и всех людей, вместо того, чтобы проникать, где угодно, в пустое от польских войск пространство, было глупостью, достойной только презрительной насмешки со стороны настоящих профессионалов. Правители Конфедерации, уподобившись страусам, прячущим голову в песок при малейшей угрозе, отметают всякую мысль о длительной войне. Два-три дня промедления – это уже гибель всех их великих замыслов. Им нужна немедленная капитуляция Польши.

– Значит будем атаковать? – спросил Вилли, заранее зная ответ.

Бремер молча кивнул. Говорить и обсуждать что-то не хотелось. Не хотелось и думать о том, что им предстоит делать в ближайшем будущем. Оба офицера использовали все аргументы, убеждая высшее командование предпринять новый марш-бросок для охвата польских частей, блокирующих дорогу в районе Срода Слазка. Но генерал Монтан отверг все их доводы, желая добиться победы немедленно и любой ценой. Их дивизионный командир, генерал Лейбниц уступил давлению со стороны высокопоставленного французского полководца – свежеиспеченного Наполеона.

Обстрел внезапно прекратился. Уши не привыкли к такой тишине. Но это продолжалось недолго.

Двенадцать штурмовых вертолетов РАН-1, ощетинившись стволами пушек и остриями противотанковых ракет, подобно летающим ящерам из "Затерянного мира", появились в небе неизвестно откуда и на максимальной скорости, низко над землей, на ходу выстраиваясь в линию, устремились к лесной полосе. Сверкающие ленты серебристой фольги пышным цветком распускались за каждой машиной, сбивая с толку локаторы противника.

Несколько белых дымовых струек взмыли над лесом. Поляки использовали ручные ракетные установки американского производства "Стингер" или их советский аналог СА-14С. Фон Силов, затаив дыхание, следил за их полетом. Ракеты прошли мимо цели, запутавшись в "павлиньих хвостах" фольговой защиты.

Ответом на атаку "Стингеров" стал ракетный залп всех двенадцати РАН-1. Сотни реактивных снарядов посыпались на лес. За каждым тянулся коричневый дымовой след, тут же отбрасываемый в сторону мощным турбулентным потоком воздуха от винта вертолета. Лесная полоса была мгновенно прошита огненными стежками взрывов.

Продолжая выпускать позади себя кажущуюся нескончаемой, серебристую фольговую ленту, вертолеты развернулись обратно на запад. Этими стреляющими "ящерами" управлял один мозг, одна воля.

Эта воля бросила в бой новую стаю чудовищ. Четыре "Торнадо" с утопленными крыльями, по сигналу военно-воздушного диспетчера, прошлись вдоль лесной полосы с севера на юг, перпендикулярно к трассе вертолетного рейда. Четырехсоткилограммовые бомбы вываливались из их нутра, из отверстий в крыльях и фюзеляже, как градины при грозовом ливне.

"Торнадо" завершили разворот, когда польские зенитки ЗСУ-23 начали отбарабанивать свою дробь. Прошитый этой смертоносной швейной машинкой, один из "Торнадо" тотчас же потерял управляемость, закрутился в штопоре и врезался своим хищным носом в польскую землю. Взрыв, крохотный пламенный шарик, и конец пилоту и его сверхзвуковой машине. Три других "Торнадо" исчезли из виду также мгновенно, как появились.

Из-за падающей с неба вертолетной фольги лес теперь стал похож на рождественский елочный базар. Когда танец воздушных призраков прекратился, Вилли увидел, во что превратилась линия обороны поляков. Среди праздничного серебристого убранства черным дымом горели танки, пылали ярким пламенем расщепленные деревья.

– Как вы считаете, сэр? Авиация сделала свою работу? – спросил Вилли.

Бремер молча поднялся с земли, отряхнул с мундира приставшие травинки. Секунды прошли, пока Вилли дождался ответа начальника.

– Дыра есть! Просунем туда голову.

Они оба сбежали с высотки. Их команды тотчас же разнеслись через радиосвязь...

Экипажи "Леапардов" сорвали с брони маскировочное покрытие. 19-ая бригада приготовилась к прыжку. Каждый раз, когда его подразделение выполняло приказ, сердце Вилли фон Силова наполнялось гордостью. Он наслаждался зрелищем двенадцатиметровых "Леопардов"-2 и артиллерийских самоходок АПС со 120-миллиметровым стволом, начинающих свое движение так изящно, как балерины в когда-то виденном им балете в берлинском Штадт-Холле. Его "детеныши" рванулись со старта. Предохраняя их от поражения, перед ними выросла защитная преграда артиллерийского огня. Ни одно вражеское орудие не обладало "зрением", способным проникнуть сквозь эту сплошную стену взорванной и взметнувшейся в воздух земли, металла и кусков обожженной древесины. Эта стена двигалась впереди танков, и так будет продолжаться, пока гусеницы "Леопардов" не пройдут по головам поляков.

Фон Силов посмотрел на уплывающий за горизонт солнечный диск. Они не успеют пробить дырку достаточного диаметра, чтобы хлынуть туда широким потоком. Вроцлав продержится еще несколько часов, и генерал Монтан будет дергаться в своем кресле от нетерпения и ярости. Многое может измениться за это время. Танки остановятся, ожидая дозаправки топливом, наступающие войска вытянутся в неподвижную колонну, беззащитную против атаки с воздуха. Каждая минута промедления давала возможность противнику собрать силы для контрудара.

10 ИЮНЯ, 11-Й ИСТРЕБИТЕЛЬНЫЙ УДАРНЫЙ ПОЛК ВРОЦЛАВ, ПОЛЬША

– Поручик! Поручик! Лейтенант!

Тадеуш Войцик вырвался из кошмара ночных видений. Кто-то тряс его за плечо. Он медленно возвращался в реальность. Потребовалось время, чтобы мозг его перевел польские слова на привычные английские, чтобы пробудиться, вскочить и отрапортовать по-польски.

– Есть, пан подхорунжий.

За последние пять суток он провел в воздухе почти сто часов. Четыре-пять боевых вылетов за дежурство. Нервная система исчерпала все ресурсы, организм пилота начал давать сбои.

Светящийся циферблат часов показывал 3.04. Снова в бой.

Он сам, Тадеуш Войцик и его летчики, совершали на глазах всего мира смертельный цирковой номер – танец на лезвии бритвы. Причем нельзя было допустить, чтобы это лезвие разрезало тебя или ты свалился с него в пропасть. Ты должен был остаться в живых, а твой самолет – неповрежденным. А враг – один, второй, третий – должен быть убит и, распавшись в воздухе на мельчайшие кусочки, найти себе могилу в польской земле. Умереть легко, остаться живым трудно. Но каждая машина, каждый пилот – это величайшая ценность, это знак того, что Польша живет.

Восьмерых вражеских летчиков Тадеуш похоронил в польской земле. С отличным салютом, какого они были достойны! "Торнадо", "Фалкрумы" и французские "Миражи" вместе с неизвестными ему коллегами по воздушному пространству нашли себе последний приют на польских просторах. Он надеялся, что пилоты умерли быстро и безболезненно, не успев выброситься с аварийными парашютами. Польские крестьяне были круты на расправу, и на земле их ждало то, что не приснится ни в каком страшном сне.

Плеснув в лицо холодной водой, он прошел через штабную комнату, где в углу мерцал экран постоянно включенного телевизора. Диктор "Си-эн-эн", как всегда скучно и монотонно, сообщал последние новости. Краем уха Тэд поймал фразу: "...Варшава и Прага просят оказать им немедленную военную поддержку..."

"Кого просят? Кто откликнется? Америка, Англия?.. Две толстозадые проститутки... Пся крев! Мы остались одни, но Польша еще не сгинела!"

Слишком раздражающе-равнодушным был тон диктора для летчика Тадеуша, в чьем сердце пылал пороховой заряд.

Быстро, одним рывком, он застегнул молнию летнего комбинезона, ударом ноги распахнул дверь и нырнул во тьму, окутывающую аэродром. Ни фонарика, ни лампочки нельзя было зажечь. "Стервятники" со своими инфракрасными сонарами только и ждали малейшего проблеска света, чтобы выпустить по обнаруженной цели тепловую ракету. Все ремонтные работы проводились, как в "пещерное" время. Слишком громкий удар молотка или тлеющий огонек сигареты мог спровоцировать прыжок хищника.

Из-за постоянных налетов в светлое время суток день ничем не отличался от ночи. Дым от пожаров заволакивал небо и прятал от них солнце. "Игл" Тадеуша Войцика, его "Орел" сохранился чудом. Может быть, Божья Матерь была на их стороне и, проливая слезы, молилась за них обоих – за летчика и его самолет.

Последние вражеские налеты обработали взлетные полосы, уничтожили четыре самолета на земле и два, успевших подняться в воздух, чтобы защитить свой аэродром.

К счастью, русские строили когда-то пусть грубо, но надежно. Стены подземных бункеров треснули, осели, но сохранили жизнь многим офицерам. Земляное покрытие улетучилось от удара взрывной волны, обнажился голый бетон, но жизнь в бункере не прекращалась. Продолжали действовать некоторые приборы. Для еды и сна тоже нашлось место, разумеется, до первого прямого попадания.

Смертельно рискуя, наземные службы тут же заливали быстросхватывающимся бетоном рваные дыры на взлетной полосе. Это была бригада "камикадзе". Их шанс выжить был также мал, как у пилотов. Личный состав таял, как снежный сугроб на жарком солнце.

Радовало одно – каждый воздушный рейд обходился ЕвроКону недешево. Вроцлав и его ПВО не превратились в молчаливого мальчика для битья. Американские "Хоуки", ракеты "Патриот" и зенитки советского производства достойно проявили себя в бою. Аэродром был засыпан кусками металлолома, оплавленного, обгоревшего. Остатки приборных панелей фиксировали застывшими стрелками мгновения свершившейся трагедии. Смерть страшна, но, когда погибает враг, сердце пляшет от радости. Там, внизу, в потрескавшемся от ударов бомб бункере, его товарищи глотают из бумажных стаканчиков в кафетерии холодный кофе, вряд ли шутят, больше молчат, бережно сохраняя остаток сил и думая не о своей смерти, а о гибели такого же, как они парня – вражеского пилота. Бог зачем-то наделил нас чувством ненависти, агрессивностью, желанием уничтожить себе подобного, убить такое же человеческое существо. Но не нам рассуждать о Божьих намерениях!

Разведывательная служба растерялась и не знала, где "стервятники" пополняются топливом и боезапасом. В пунктах, занятых противником, могли быть расположены их зенитные батареи и тепловые ракеты "земля-воздух". Смертельный удар мог быть нанесен отовсюду.

Тадеуш, ощущая запах пищи из кафетерия, подавил в себе желание наесться до отвала бутербродами с ветчиной перед почти неминуемым расставанием с жизнью. Он уже достаточно долго играл в "кошки-мышки" со смертью. Шансов, чтобы выжить, оставалось все меньше.

Ночью был отдан врагу Костомлоце – пригородок Вроцлава. Офицер разведки, поведав эту новость летчикам, тут же опустил голову, пряча глаза. Видеть их лица, ощущать их отчаяние и ярость – он был неспособен выдержать это. Остальную часть доклада он пробормотал себе под нос.

– Чем ближе они продвинулись, тем более они уязвимы. Но армейское командование не уверено, что город продержится долго. Ваша задача – нанести как можно более ощутимый урон силам ЕвроКона.

Может быть, открыть шампанское, взметнуть пробки в потолок и произнести тост за талант наших стратегов?

Двадцать пять километров – противник под носом – стукни его и беги, как в мальчишеской уличной драке?

– Напоминаю – наша тактика – это затяжка времени. Наши друзья защитят нас, но дайте им время!

Чертов пропагандист! Со времен коммунистического правления ничего не изменилось. Тогда сверху сыпались слова о близком светлом будущем, теперь о том, что Америка и Британия нам помогут.

Слова, слова, слова – и тогда, и сегодня, а немцы тем временем пашут танками польские поля, жгут хлеба и леса, гусеницами вдавливают в землю останки его товарищей по оружию.

Они хитры, опытны и отлично подготовлены, а мы – новички, верим в словесную шелуху.

10 ИЮНЯ, 5-Я МЕХАНИЗИРОВАННАЯ ДИВИЗИЯ, СРОДА СЛАЗКА, ПОЛЬША

Немцы опять начали "молотьбу". Мерзкий ядовитый дым отравил чистый, предрассветный воздух. Фрицы сыпали снаряды на поляков, только что занявших позиции во внешнем оборонительном кольце Вроцлава.

Генерал-майор Ежи Новачик нашел себе надежное укрытие в высокой траве между двух скрещивающихся автомобильных магистралей.

Немцы били настолько точно по выбранным целям, что генерал оказался в "мертвой зоне". Мертвецов, раненых и обожженных, он за последнее время навидался предостаточно. А польские сгоревшие танки и бронемашины были ему даже дороже людей. Он чувствовал, что с каждым погибшим танком убывает его вера в себя. Только что он совершил невозможное – проделал безумный марш-бросок и преградил путь наступающим немцам. Как в крестовых походах, как при Грюнвальде в 1410. Железо против железа! Храбрость против грубой силы! Но у вражеской стороны всего было больше – снарядов, ракет, мазута, локаторов, радаров, компьютеров – всей этой "нечисти". А сверху поляков атакуют летающие "ящеры". Время обратилось вспять! Опять чудовища, опять торжество грубой и безмозглой силы. Бог устроил на польской земле Армагеддон! Будь проклят Бог! Вряд ли искалеченные бойцы, которых вытаскивают с поля сражения рискующие жизнью санитары, верят, что Бог им поможет. Ничего не осталось, никакой веры ни во что, ни в кого! Нет! Вера только в себя, в свою способность всадить пулю в тело врага, убить его прежде, чем он убьет тебя...

КАБИНА "ОРЛА", АЭРОДРОМ БЛИЗ ВРОЦЛАВА

Вернувшись в Польшу всего за несколько недель до вторжения, Тадеуш не успел навестить могилы своих деда и бабушки. Они вдосталь хлебнули лиха в годы второй мировой войны и коммунистического правления. Пусть земля им будет пухом! Но мать и отец Тадеуша были еще живы. Неужели им придется пить из той же горькой чаши?

Ночью пришла от них телеграмма, профильтрованная через все секретные службы в поисках вражеского шифра. А там был только один вопрос, один вскрик души – бежать из Варшавы, куда глаза глядят – в болота, в леса, или ждать смерти в разбомбленном городе? На Варшаву накидывали петлю и Суворов, и Паскевич, и Гитлер, и Рокоссовский с Жуковым, а теперь еще генерал Монтан.

ВОЗДУШНОЕ ПРОСТРАНСТВО НАД ВРОЦЛАВОМ, "ОРЕЛ" ТАДЕУША ВОЙЦИКА

Взлетев и завершив разворот, Тадеуш направил свою трудноуправляемую из-за опасного груза машину на север, а потом, чуть наклонив крыло, влево, на восток. Голубая лента Одера, такая же голубая в реальности, как на географической карте, служила ему ориентиром и напоминала о том, что жизнь бесконечна, что река будет течь и после его смерти, и все, что сейчас происходит, "к чертям собачьим", никому не нужно.

Тадеуш Войцик прочертил в воздухе большую дугу, такую же, как пропахали в польской земле немецкие танковые подразделения, обходя Вроцлав. Тридцать минут полета обеспечивали ему запас топлива. За это время он мог успеть расплющить в лепешку заготовленный немцами хитроумный замок и выбить им побольше зубов. Как когда-то, в детстве, в мальчишеской драке!

Поверхность речной воды Одера сверкнула так, что на мгновение ослепила его. Немецкие истребители, если они поднимутся ему навстречу, будут иметь сверкающую реку за спиной. Она им не помешает. Неужели польская земля – реки, и озера, – предадут своих защитников? Он слегка изменил курс. Теперь река не так уж блестела. Сонная, привольно раскинувшаяся, как спящая женщина в постели, она была нежна и прекрасна. Неужели он в последний раз видит все это? Неужели ему осталось жить всего несколько минут? Жить только для того, чтобы, нажав нужные кнопки, окутать эту ласковую землю дымом пожара и самому почти тотчас погибнуть, рассеявшись на молекулы от удара вражеской ракеты.

На экране дисплея появились две темные точки. Две ракеты SAM уже летят, чтобы поразить его. Он отбросил самолет влево. Тяжело нагруженная машина вяло повиновалась. Но зато он нес на себе порядочный запас "смерти". Чтобы отомстить немецким ублюдкам.

Тадеуш вспомнил, как он в последний раз смеялся. Это случилось, когда офицер разведки бодро закончил свой доклад.

– Если мы потеряем Вроцлав, 11-й полк передислоцируется в Варшаву и будет защищать нашу столицу.

Все тогда поперхнулись, кто бутербродом с ветчиной, кто кофе, кто, у кого было, глотком виски...

Вот тогда, после этого конфуза, Войцик вдруг получил специальное задание.

– Ешь, ешь, – сказал ему незнакомый сержант секретной службы, державшийся с таким достоинством, что можно было догадаться, что он по чину, по крайней мере, полковник. Расстелив на пластмассовом столике карту, он умудрился примостить рядом два подноса со стандартным рационом. Для себя и для Войцика. Пока они второпях поглощали пищу, карта покрывалась жирными и кофейными пятнами.

– В Легнице теперь их штаб. К твоему самолету прикрепили четыре ракеты. Ударь по центру! Если уцелеешь, остаток сбрось на дорогу... Твой маршрут рассчитан нашими компьютерами...

Он протянул листок бумаги с отпечатанной колонкой цифр.

Тадеуш завел оба двигателя. Бронированный ангар затрясся, автоматически управляемые двери разъехались в стороны, освобождая ему выход на свободное пространство. Вибрация всех конструкций убежища могла разрушить все то, что осталось, или дать врагу сведения, что на земле еще копошится что-то живое. Поэтому буксирная машина, как можно скорее, вытащила его самолет на только что отремонтированную взлетную полосу.

Летчик и наземный водитель были оба смертниками. Поэтому их прощание было коротким и дружеским: "Встретимся на том свете".

До опасного предела заполненный авиабомбами и ракетами "Игл" Тадеуша был похож на японский "камикадзе", когда-то ужаливший Пирл-Харбор. Он был опасен и для врагов, и для друзей. Его спешили вытолкнуть прочь от себя.

Он оставил позади себя две бесполезно выпущенные немцами ракеты. Через двадцать секунд он пролетит над Вроцлавом, через тридцать – над Срода Слазка. Последняя сводка сообщала, что этот городок пока еще не занят немцами. Но, как обычно, сведения устарели, может быть, на несколько минут, но эти минуты на войне и решают судьбу пилота.

Едва Войцик подлетел к предместьям Срода Слазка, приборы оповещения о вражеской атаке ожили. Он повернул голову и справа от себя увидел два поднявшихся над землей столба дыма. Две управляемые ракеты "земля-воздух"!

Очередной рывок влево дался ему с трудом. Самолет был слишком тяжело загружен. Что-то случилось с управлением. Машина была не так послушна, как прежде. Может быть, металл и микротранзисторы так же устали, как и человек. Он нажал все кнопки выброса антирадарной защиты. Пусть SAMи всласть побегают за воздушными привидениями. Первую их парочку он обманул, второй тоже утрет нос. Тадеуш направил самолет вниз, почти в штопор. Такого маневра немецкие самоуправляемые "умники" никак не могли предугадать. Они же все-таки летающие роботы, не способные мыслить творчески. Заостренный клюв "Орла" едва не вонзился в землю, сделал немыслимый поворот и вновь направил свое жало параллельно земной поверхности. Самолет мчался над бетонным автобаном, как скоростной автомобиль. Альтиметр показал "ноль" высоты, еще полдюйма, и он черкнет брюхом по бетонным плитам. Он поднял нос F-15 вверх и сам задрал голову. Летчик и его самолет слились в одно целое.

Его руки – его крылья, его ноги – его шасси, его радары – его глаза. Он забыл, что он человек. Он стал машиной, напичканной бомбами и ракетами. Прозрачная кабина истребителя могла вращаться на все триста шестьдесят градусов по окружности. Тадеуш мог обозревать окружающее пространство. Убийцы притаились везде, но он, Тадеуш Войцик, им не по зубам. Он сам вот-вот задаст им жару.

Компьютер подсказал ему, что заранее отмеченная цель зафиксировалась в его мозгу с поправкой на скорость перемещения "Орла" в воздушном пространстве.

Крошечный хутор, несколько яблонь и вишен, маленький огород – там враг. Огонь!

Он направил туда два "Спарроу" и триста килограммов бомб. За вишенками и яблоньками прятались два "Леопарда", доверху заполненные горючим и боеприпасами. От них осталось одно лишь воспоминание. Жаль только, что немцы успели нажраться польских яблок!

Как послушный робот, Тадеуш на секунду включил связь с землей и передал службе разведки свежие данные – Сроде Слазка занята противником.

Отступающие польские части уничтожили все переправы, но немецкие саперы мгновенно соорудили понтонные мосты через узкую речушку. Тратить оставшийся боезапас на эту мелочь Тадеуш не посчитал нужным. Немцы слишком споры на работу. Они восстановят переправу минут за десять. Истраченная ракета обойдется Польше дороже.

Войцик решил ударить по скоплению техники на западном берегу реки. Если он превратит этот кусок польской земли в свалку немецкого металлолома – его жизнь не будет потрачена впустую. Он воздвигнет "железный вал" на пути новоявленных механизированных "крестоносцев".

"Я, наверно, сошел с ума, – подумал Тадеуш. – Я ощущаю себя птицей, такой же, как мой "Орел", с таким же заостренным носом, как его клюв. Я уже больше не человек, я – реактивный истребитель-штурмовик".

Он опустил голову, уткнувшись носом в приборную панель. "Игл" тоже точно под таким же углом склонил свой "клюв", стремясь к земле. Стрелка альтиметра упала вправо со ста метров до двадцати. Ни один пилот никогда за всю историю авиации не выполнял подобного трюка.

Что творилось внизу с этими, обосравшимися напоследок немцами Тадеуша не волновало. Он скинул еще полтонны бомб и взмыл в небо.

"Я жив! Я жив!" – Сердце его стучало, мозг и двигатели самолета работали синхронно. Все небо пело вместе с ним победную песню.

Провода высоковольтной линии едва не задели его фюзеляж. Хорошенькая была бы вспышечка! Но теперь он – хозяин в небе! Компьютер напомнил ему, что у него остался еще боезапас и две не-уничтоженные мишени только и мечтают сгореть как можно скорее. Не отдавая себе отчета – жив он или мертв, Войцик направил F-15 на новую цель. Теперь он превратился в персонаж фильмов ужасов – "летчик-привидение", неуязвимый мститель. Но враг был непобедим. У него, как у сказочного дракона, вырастали все новые и новые головы.

ПВО ЕвроКона быстро засекла цель. Экраны локаторов "Орла" погасли. Выпущенный в воздушное пространство фольговый "мусор" ослепил Тадеуша, а шесть ракет, как гончие собаки, чующие любое тепло, любое изменение температуры в его теле и в двигателе самолета, начали рыскать по небу в поисках добычи.

Но он, Тадеуш, не хотел быть жертвой. Он был охотником. Синюю ленточку реки перерезала понтонная переправа. Замаскированная зелено-желтыми пятнами, словно травка и песочек, там скопилась громада бронированной техники. Самолет Войцика, преследуемый "гончими псами" промчался над переправой, освободившись еще от одной порции бомб. "Баба с возу – мужику легче", – так, кажется шутили русские летчики. Он обрушил бомбовый удар на полоску шириной метров в пятьдесят и длиной меньше километра.

Он ясно себе представил, что там творилось у него за спиной. Этого кусочка польской земли больше не было. Земля перемешалась с металлом. Что ж, с годами природа возьмет свое, и там снова будет цветущий луг, песчаный пляж и ребятишки будут с визгом плескаться в реке.

Серии взрывов позади себя он, разумеется, не услышал. Каждая сброшенная им бомба могла уничтожить один танк или одну самоходку и изрешетить осколками все живое, что находилось поблизости. Приборы показывали, что "Игл" полегчал на три тонны, но все пространство на земле, все дороги были заполнены немецкой и французской техникой. Избавившись от хвоста из шести преследующих его противовоздушных ракет, Тадеуш обрел хладнокровие и уверенность в своих силах. Как много, оказывается, в человеческом организме резервов. Программа, заложенная в компьютер еще на аэродроме, выдала ему очередное задание. Он вновь наклонил клюв "Орла" вниз и нажал кнопки пулеметной и пушечной стрельбы. Он не видел и не слышал, но ощущал, как его бронебойные пули и 20-миллиметровые снаряды прожигают сталь и убивают людей, скрывшихся за броней. Он методично давил змею, ползущую по дороге на Вроцлав.

Почувствовав, что он сделал все, что мог сделать один человек – один против целой вражеской армады, Тадеуш решил подумать и о себе, о том, как спастись и спасти свой самолет.

Он был хитер. "Поляки вообще все хитрецы!" – подумал он. Выполнив почти гибельный для любой летательной машины, немыслимый разворот, он ушел в северном направлении на двадцать пять километров, а потом повторил тот же трюк, бросил свой "Игл" на юго-восток. Пусть их ракетчики сойдут с ума. Они не могут и их компьютеры тоже не могут мыслить так же быстро, как он.

Он снизил скорость для экономии топлива. Чтобы дотянуть до Вроцлава, ему оставалась всего одна минута полетного времени. На экране локатора перестала бушевать буря. Приборы показывали полный штиль... И тут же засветился вновь сигнал тревоги. Вслед за этим экран опять стал показывать "страшное кино". Две точки, вырастая стремительно в размерах, пожирая разделяющее их расстояние с жадностью доисторических чудовищ, вновь появились перед ним. Тадеуш мгновенно обследовал их тепловым лучом и узнал старых приятелей. Два сверхновых истребителя ЕвроКона шли к нему навстречу. Пилоты, наверное, улыбались, потому что видели его так же ясно, как он их. Когда он инстинктивно, нажатием рычага увеличил скорость до предела, до того самого смертельного предела, когда реактивный двигатель сожжет последний запас горючего, а пилот превратится в тяжеленный гранитный монумент от перегрузок, он не подумал, что идет на таран. Он просто испытал дикую жажду встретиться наконец с врагом лицом к лицу. На такой скорости радар не поспевал за действиями пилота. Но, может быть, их радары тоже запоздают? Сейчас противник нажмет кнопку "пуск" и ракеты полетят ему навстречу. Но никакой электронный мозг не опередит его. Ракеты проскочат мимо, а пока они повернут, учуяв его тепловой след, пройдет еще несколько десятых долей секунды. Еще одна порция защитного фольгового "мусора" вылетела позади его самолета. Пусть позабавятся, поохотятся их "ищейки". Но ему не удалось обмануть противника – ни скоростью, ни защитным хвостом. Экран показывал, что французские управляемые ракеты шли прямо на него. Тэд знал, что полетный ресурс французских ракет "Мика" всего полсотни километров. Они не рассчитаны на то, что вражеский пилот проскользнет мимо них и им придется разворачиваться и догонять его.

Тадеушу пришлось делить свое внимание между экраном локатора, дающим ему представление о приближении смертельно опасных объектов, и другим локатором, предупреждающим о том, что земная поверхность находится в угрожающей близости. Он опустился так низко, что радары французских истребителей неминуемо потеряют его, смешав вместе с наземными объектами в одну хаотичную картинку. Его собственные экраны покрылись пляшущими пятнами. Человеческий мозг уже не мог фиксировать молниеносное появление все новых и новых объектов на экране. Но все-таки кое-что Тэд успел уловить.

Цель возникла на экране. Она увеличилась в размерах. Ее мгновенно обрисовал черточками квадратик. Поймана! Тадеуш нажал на кнопку с тем же чувством, с каким азартный охотник нажимает на курок своего любимого, бережно лелеемого ружья. Направив ракету на цель, Тэд тотчас же рванул рычаг управления на себя, и реактивный двигатель поднял его самолет вертикально вверх. Как свеча, почему-то обращенная пламенем вниз, "Игл" набирал высоту. Технические возможности такой машины, как F-15, были безграничны. Казалось, что она пренебрегает всеми законами элементарной физики. Мощь ее двигателей давала ей право полностью хозяйничать в воздушном пространстве. "Спарроу" с ревом направился к цели, а Тэд вынырнул из звуковой волны и на мгновение насладился тишиной.

Радарный поисковый луч зафиксировал первую цель и теперь ловил вторую. Одновременно со звуковым и зрительным сигналом, оповещающим, что цель поймана, Тадеуш нажал на боевой спуск. Еще один "воробей" отправился в путь. Его радары теперь управляли сразу двумя "Спарроу". Дымные хвосты от выпущенных ракет на мгновение окутали его прозрачную кабину. Он поднялся еще на сотню метров и вновь очутился в "чистом" небе. Его взгляд обшаривал прозрачный воздух. Истребители ЕвроКона находились где-то на полтора километра выше его. Секунда – две и "Спарроу" сольются с ними в огненной вспышке.

Как мучительно долго тянется время. Цели с экрана исчезли – ни взрыва, ни вспышки. Маневр, противорадарный занавес, фольговый "хлам" – все это сбило с толку "Спарроу". Они ушли куда-то вниз. Бесполезным мусором они свалятся на землю, может быть, разрушая и убивая что-то совсем неповинное, не ведающее, что смерть падает с неба.

Оба "Рафаля" растворились. Сколько бы Тэд не наносил ударов в пустоту остриями своих радарных антенн, он не мог ничего отыскать в воздушном пространстве... Их способность к маневру, заложенная величайшими европейскими умами в конструкцию самолета, превзошла все таланты, все полетные качества F-15. Самое страшное было то, что они могли находиться теперь где угодно, даже висеть у Войцика на хвосте.

Опять вспыхнул над приборной панелью сигнал тревоги – атака справа. Белая черта тянулась по серой плоскости экрана дисплея, фиксируя приближение ракеты. Тэд бросил свою машину сразу на четыре деления влево, опять выбросил защитный фольговый хвост и начал метаться в воздухе, чтобы ракета противника как можно скорее исчерпала свой топливный ресурс, а управляющий ею вражеский электронный мозг сам запутался в своих маневрах.

Зажатый в прозрачном гнездышке своей кабины, Тадеуш взирал на бешено вертящийся вокруг него мир – землю, небо, облака... Голубизну небесного пространства прочертили две белые линии – след полета выпущенных им "Спарроу". Одна ракета ушла куда-то совсем далеко, и след ее растворился в воздухе, вторая взорвалась на глазах, превратившись в грязно-серую тучу. Хотя оба пуска не поразили цель, Тадеуш все-таки был доволен. Взрыв "Спарроу" заставил пилотов "Рафаля" истратить нервную энергию и энергию своего двигателя на дополнительный маневр.

Самолет Тэда тряхнуло с такой силой, что летчик решил – больше он уже никогда не соберет себя в одно целое из разлетевшихся по воздуху частиц. Однако он был еще жив. Только адская боль в голове и полная неподвижность. Может быть, сломана шея и позвоночник? Как будто каменная глыба ударилась сбоку в его "Игл". Самолет, оставшись без управления на самом трудном вираже, тотчас же стал падать вниз. "Но человека убить не просто", – подумал Тадеуш. Его пальцы шевельнулись. Повинуясь им, рычаг управления сдвинулся с места, и клюв "Орла" вновь стал задираться вверх. Встречный воздушный поток опять подхватил железную птицу. Свершилось чудо – небо вновь оказалось наверху, а земля – внизу. Хоть бы удалось продержаться секунды две-три в нормальном горизонтальном полете, он бы смог тогда немного прийти в себя.

Тэд попытался чуть пошевелить головой. Кажется, она, несмотря на боль, еще держалась на шее. Глаза тоже видели. Экран дисплея был девственно чист. "Рафали" словно испарились. Может быть, французских пилотов срочно отозвали для отражения более опасной угрозы, чем подбитый самолет Тэда, оставшийся почти без горючего, боеприпасов и с полумертвым летчиком за штурвалом.

Тадеуш медленно, очень медленно скользнул взглядом по приборам. В первую очередь, он определил свое местонахождение. Локаторы и визуальное наблюдение показало, что горизонт чист. До аэродрома было всего двадцать километров. Основные топливные емкости уже опустели. Тэд включил подачу топлива из аварийного запаса. Повреждения нарушили обтекаемость самого самолета и снизили его скорость, но для того, чтобы долететь и совершить посадку, горючего должно было хватить. В последние секунды ему придется перейти на свободное планирование, но, если приборы исправны, он сбережет и самолет, и свою жизнь.

Он проверил сохранность оборудования. Навигационная система полностью вышла из строя. Датчики углового наклона и высоты, вероятно, тоже, так как их стрелки застыли намертво, показывая какие-то немыслимые цифры. Зажигание боковых двигателей не включалось, работал только хвостовой. Какие-то осколки проникли внутрь механизмов. Ему повезло, что не произошло короткого замыкания в электрических цепях. Бог великодушно не позволил ему сгореть заживо.

Он чуть прибавил скорость. Стрелка показателя уровня топлива в аварийном баке стремительно стала падать. Это означало, что в баке есть пробоина, через которую под давлением улетучивается горючее. Плохо! Очень плохо! Сократить время полета, понадеявшись на Бога и на всем известное русское "авось, пронесет", или наоборот, снизив скорость, уменьшить давление и тем самым уменьшить расход и утечку топлива? Вопрос жизни и смерти, на который он был не в состоянии ответить.

Он вызвал по экстренной связи пункт управления полетом аэродрома во Вроцлаве, требуя подготовить для него аварийную посадку.

Торопливые, сбивчивые фразы наземного диспетчера ворвались в его уши, как пулеметная очередь.

– "Зебра-1"! Бери курс на Лазы. Мы под обстрелом артиллерии...

Диспетчер тяжело дышал в микрофон. Отдельные его слова заглушались взрывами.

– ...пожар в пункте управления. ПВО не действует. Батареи SAM вышли из строя. "Зебра-1" – Вроцлав закрыт. "Зебра-1"!

"Если ты сейчас запаникуешь – тебе конец!" – подумал Тэд. Усилием воли он унял дрожь в пальцах, в ногах, во всем теле. Надо мыслить, действовать, надо успеть принять какое-либо решение. Как могло случиться, что враг очутился так близко от аэродрома? Что это? Полный разгром или только тактический просчет командования?

Но сейчас это его не касалось. Лазы были в ста пятидесяти километрах к востоку. Ему туда не попасть. Самолет вот-вот развалится на куски, а топливные баки пусты.

– От маневра отказываюсь. Иду на посадку. Нет горючего. Машина повреждена. Не знаю, сколько продержусь в воздухе. Срочно освободите полосу для посадки.

Тэд не стал докладывать о собственной контузии. На земле творился ад. Такой же, как в его голове, раскалывавшейся от боли. Он не был ранен в какую-то часть тела, он не истекал кровью, но все его жизненные центры постепенно умирали так же, как умирал и его самолет. Может быть, он убьет себя и избавится от мучительной боли, получив в награду легкую смерть, сажая на землю свой искалеченный F-15.

– "Зебра-1"! Разрешаю посадку. Полоса свободна. Берегись воронок и трещин. Удачи тебе, "Зебра"!

Тэд двумя щелчками микрофона подтвердил прием информации. Теперь он полностью сосредоточился на управлении поврежденной машиной. Неимоверных усилий ему стоило, чтобы она раньше времени не клюнула носом. Сканер чудом заработал, и Тэд обозрел окрестности.

Он знал весь район Вроцлава назубок, но сейчас не видел аэродрома. Грязно-бурая туча заволокла поверхность земли в этом направлении. Локатор показывал на экране мутное пятно, непрерывно меняющее свои очертания. Долгая и суровая практика научила летчика полагаться на свою интуицию, на сверхчутье птицы, возвращающейся к своему гнезду. Может быть, и на этот раз интуиция не подведет.

Он оказался ближе к земле ровно на пятьдесят процентов от нормы, установленной правилами и техническими возможностями самолета, когда, наконец, разглядел такую родную серую бетонную ленточку. И три таких родных, желанных, зеленых огонька вспыхнули сбоку от полосы, заботливо оберегая жизнь пилота и его истребителя. Он начал выправлять машину, но самолет вновь занесло влево. Правая половина его умницы-машины не повиновалась воле пилота и импульсам собственного электронного мозга. Страшно было себе представить, что творилось там, какая каша из осколков тела самолета, обрывков проводов – остатков его нервной системы.

Но Тэда выручили одновременно резкий маневр вправо и предельно малая скорость умирающей машины.

В момент приземления Войцик уже понял, что его 11-го истребительного полка не существует. Нет и наземных служб, нет в живых никого, кто только что называл его ласковым именем "Зебра" и зажег ему спасительные зеленые огоньки. Два снаряда рухнули откуда-то с неба и добавили еще больше дыма и огня в адскую кухню.

Приземление было неожиданно нежным. Ветер оторвал от Тэда в сторону гарь и вонь, и летчик вдохнул чистый воздух. Он "съел" всего лишь половину посадочной полосы, избежав всех повреждений покрытия. Вероятно, ветер, польский ветер, как и польский Бог, помогли ему.

Но гостеприимство родной земли было обманчивым. Металл и бетон терлись друг о друга, вступив в борьбу, грозящую пожаром. Остатки самолета кидало из стороны в сторону и, наконец, в сопровождении целого снопа огненных искр, вынесло на участок, куда уже падали вражеские снаряды. "Игл" сначала метался по посадочной полосе, теперь он вспахивал травяное поле между полосами, беспомощный против любого попадания вражеского снаряда. Смешно! Воздушный хищник превратился в подранка, в жалкого птенца. Тэд крутил свою машину, как мог, стремительно, вспахивая немыслимые головоломные круги, раня польскую землю, оставляя на ней глубокие борозды. Земляной фонтан взрыва, как гейзер, вырос у него прямо перед носом. Тэд рванулся в сторону, загасил взрыв комьями взрытого им польского чернозема. Силы инерции его машины еще хватало, чтобы бешено крутиться, уклоняясь от падающих снарядов, а нервной силы у Тэда, когда он коснулся родной земли, было больше, чем у Антея.

Но и инерция, и энергия все-таки кончились. "Игл" застрял во вспаханной им земле. Тэд рванул рычаг и освободился от прозрачного колпака кабины. Запахло травой и дымом пожарищ. Аварийный выброс пилота не сработал. Тэд не забыл выхватить из ящика бумаги – полетные карты и листки с расчетами компьютеров – перекинул ноги через борт кабины, спустился на родную землю и, с трудом передвигаясь, начал петлять, как заяц, преследуемый гончими собаками. Его раскаленный после вынужденной посадки самолет был отличной мишенью для тепловых радаров противника.

Он мечтал хоть о каком-нибудь укрытии. Он был одинокой фигуркой на огромном поле, обозреваемом неизвестно каким количеством враждебных зорких глаз.

Такой родной и до боли знакомый "ГАЗ-69", подпрыгивая на ухабах, несся ему навстречу.

Водитель, тоже знакомый ему парень, выскочил на ходу. "Газик" застыл с распахнутой дверцей, пробуксовывая колесами в размокшей земле. Водитель протянул руки, чтобы обнять Тэда или поддержать его.

Тэд чуть кивнул головой. Сержант понял, что надо быть осторожным. Дружеские объятия могли принести смерть.

Он распластал руки, подсаживая Тэда.

– Нам надо торопиться!

Тадеушу показалось, что с неба сыплется черный дождь, вернее, град. Каждая черная градинка, касаясь земли, взрывалась. Огонь охватил то место, где остался его самолет, его путь от самолета тоже прочертился огнем.

Сержант одной рукой по-прежнему управляя "газиком", другой сорвал из гнезда огнетушитель. Им предстояло пробиться сквозь стену пламени. Но то, что сделал сержант в следующую секунду, было для Тэда самым ужасным. Расположенный в хвосте "газика" огнемет выпустил пламенную струю и сжег его "Орла". Сверхсовременная воздушная птица не должна была попасть в руки врага. Ни один ее кусочек. Это означало, что танки ЕвроКона находятся уже совсем близко.

– Вас доставят в первую эскадрилью... – сказал сержант.

– 11-го полка? – Спросил Тэд.

– Полков нет. Есть только одна первая эскадрилья... – ответил сержант.